— Un bien-aime? — повторила Мередит, лишь бы что-нибудь сказать.
— Известный человек. Уважаемый, — объяснила женщина на английском.
Ну конечно. Вполне очевидно.
— Спасибо, — смущенно улыбнулась Мередит. — Я не догадалась.
Женщина постояла еще минуту, затем отвернулась. Колокол зазвонил настойчивее — пронзительные гудящие удары. Толпа расступилась, когда четверо мужчин вынесли закрытый гроб. За ними шел молодой человек в черном, с копной каштановых волос. Наверняка моложе тридцати. Он был бледен, на скулах желваки, словно он с трудом владел собой.
Рядом с ним шел мужчина постарше, тоже в черном. Мередит округлила глаза, узнав водителя голубого «пежо». Этот держался с полным самообладанием.
Мередит устыдилась своей недавней обиды.
Неудивительно, что он говорил так резко.
Она проследила короткий путь гроба от дома священника к церкви. Туристы из кафе напротив встали, когда траурная процессия проходила мимо. Студенты примолкли и постояли, сложив перед собой ладони, пока мужчины и женщины медленным шагом проходили в церковь.
Дверь за ними захлопнулась. Колокол перестал звонить, оставив лишь эхо в вечернем воздухе. Все сразу вернулось к норме. Заскрежетали ножки стульев, люди поднимали бокалы, поправляли салфетки, закуривали сигареты.
Мередит заметила, что по главной улице в южном направлении проехала машина. За ней еще несколько. Значит, проезд наконец расчистили. Ей так хотелось скорее в отель.
Она отошла от стены здания и увидела теперь не отдельные подробности, а вид целиком. И узнала. Фотография юного солдата, ее предка, была сделана здесь, на этом самом месте, между зданием с проходом к Понт Вьё, между рядом платанов и лесистым склоном, видным между домами.
Мередит порылась в сумочке, вытащила конверт и достала снимок.
Точь-в-точь.
Только на восточной стороне площади появилась вывеска «Бед энд брекфаст», а в остальном тот же вид. Как раз здесь в 1914 году стоял, улыбаясь в камеру, солдат, уходящий на войну. Ее прапрадед, как твердо верила Мередит.
С новой верой в успех заданной самой себе задачи она пошла к машине. Она провела здесь всего час и уже кое-что обнаружила. Нечто определенное.
Глава 30
Мередит включила мотор и проехала через площадь Де Рейн, взглянув мимоходом на место, где был сделан снимок, словно надеялась увидеть силуэт давно умершего предка, улыбающегося ей из-под деревьев.
Очень скоро маленький городок остался позади, и она выехала на неосвещенную трассу. Деревья представали странными, подвижными очертаниями. Редкие строения, дома или сараи, надвигались на нее из темноты. Она локтем закрыла замок двери и услышала успокоительный щелчок механизма.
Она ехала не торопясь, следуя по маршруту, указанному на карте в брошюре. Чтобы не скучать, включила радио. Тишина вокруг казалась абсолютной. Наверху бескрайнее небо, освещенное одними звездами. По сторонам темная громада леса. Никого живого, ни лисицы, ни даже кошки.
Мередит нашла дорогу на Сугрень, отмеченную в брошюре, и свернула налево. Ей приходилось протирать глаза — она слишком утомилась, чтобы вести машину. Кусты и телеграфные столбы у обочины словно дрожали и раскачивались. Пару раз ей почудилось, будто кто-то идет по краю дороги, освещенный сзади ее фарами, но поравнявшись с тем местом, она видела только дорожный знак или часовенку.
Она старалась сосредоточить взгляд, но чувствовала, что не в состоянии двигаться дальше. После такого безумного дня — гадание на Таро, гонка на такси по Парижу, теперешняя поездка, карусель эмоций — силы кончились. Она совершенно вымоталась. Единственное, о чем она могла сейчас думать, — это долгий горячий душ, потом стакан вина и обед. И долгий, долгий сон.
— Господи!
Мередит ударила по тормозам. Кто-то стоял прямо посреди дороги. Женщина в длинном красном плаще с опущенным на лицо капюшоном. Мередит закричала, увидела в ветровом стекле отражение своего искаженного паникой лица. Она крутанула баранку, понимая уже, что столкновения не избежать. Словно при замедленной съемке, почувствовала, как постепенно теряют сцепление с дорогой колеса. Вскинула руку, защищая лицо. Последнее, что она видела: два широко открытых зеленых глаза, уставившихся прямо на нее.
Нет! Никак!
Машину занесло. Задние колеса развернуло на девяносто градусов, ее понесло назад по дороге и остановило в дюйме от кювета. Откуда-то, словно барабанная дробь, раздался гулкий гром, заглушивший в ней все чувства. Только минуту спустя она поняла, что это ее собственная кровь бьется в ушах.
Мередит открыла глаза.
Несколько секунд она просидела, вцепившись в рулевое колесо, не смея выпустить его из рук.
Потом, охваченная ледяным страхом, поняла, что должна заставить себя выйти. Она могла сбить человека. Может быть, насмерть.
Она повозилась с замком и на подгибающихся ногах вышла из машины. В ужасе перед тем, что могла найти, осторожно обошла ее спереди, готовя себя к зрелищу тела, лежащего под колесами.
Там не было ничего. Не зная, что и думать, Мередит недоверчиво оглядела все кругом: справа и слева, и с той стороны, откуда ехала, и впереди, до места, где свет фар растворялся в чернильной темноте.
Ничего. Лес молчит. Ни следа жизни.
— Эй! — крикнула она. — Есть здесь кто-нибудь? Вы в порядке?
Ей отозвалось только эхо собственного голоса.
Ошеломленная девушка присела на корточки и осмотрела передок машины. Никаких следов. Она обошла вокруг, ведя рукой по корпусу, но все было чисто.
Мередит залезла обратно в машину. Она не сомневалась, что видела кого-то. Кто-то смотрел на нее из темноты. Ей не привиделось. Или все-таки?.. Она заглянула в зеркальце, но увидела только свое измученное отражение. Потом из тени проступило истерзанное лицо ее родной матери.
«Я не схожу с ума!»
Она протерла глаза, дала себе еще пару минут собраться с силами и завела машину. Потрясенная случившимся — к счастью не случившимся, — она делала все очень медленно и оставила окно открытым, чтобы продуло голову. Надо немножко проснуться.
При виде указателя к отелю у нее полегчало на душе. Она свернула с дороги на Сугрень и проехала по извилистому узкому проезду, круто взбиравшемуся на склон. Еще пара минут — и перед ней показались две каменные колонны с фигурными коваными воротами между ними. На стене серая каменная табличка:
Ворота с сенсорным датчиком движения медленно отворились, пропустив ее внутрь. Было что-то жуткое в тишине, в шорохе гравия под створками механизма. Мередит задрожала. Лес казался почти живым, дышащим и зрячим. И почему-то недобрым. Она рада была оказаться внутри.
Под шинами хрустело: она медленно въезжала по длинной дорожке между сладкими каштанами, словно выстроившимися в почетном карауле. Лужайки по обе стороны уходили в темноту. Наконец, обогнув крутой поворот, она увидела сам отель.
Даже после всех происшествий этого вечера у нее захватило дух от неожиданной красоты. Элегантное трехэтажное здание с белыми стенами, увитыми огненно-красным и зеленым плющом, блестевшим в свете фар, словно каждый листок был покрыт лаком. Балюстрада на первом этаже и ряд круглых окошек на самом верху, где в старину располагались комнаты слуг… здание было выдержано в идеальных пропорциях — потрясающе, учитывая, что первоначальное поместье уничтожил пожар. Все выглядело совершенно подлинным.
Мередит нашла место для парковки и втащила свои сумки по каменным ступеням. Она радовалась, что добралась целой и невредимой, хотя после случая на дороге все еще сосало под ложечкой. И еще случай на подземной реке…
«Просто устала», — сказала она себе.
Едва вступив в просторный элегантный вестибюль, она почувствовала себя лучше. Здесь пол был вымощен в шахматную клетку черной и красной плиткой, а стены покрывали нежные кремовые обои с зелеными и желтыми цветами. Налево от главного входа, перед высоким подъемным окном, стояли два глубоких, развернутых к каменному камину диванчика с пухлыми подушками. Перед решеткой пышно цвели цветы. Повсюду зеркала и стекло, отражавшие свет из люстр, блеск золоченых рам и стеклянных светильников на стенах.
Прямо перед ней плавно поднималась главная лестница с ярко начищенными перилами, блестевшими в рассеянном свете люстр, а справа нее — конторка, или, точнее, большой деревянный стол на изогнутых ножках. На стенах фотографии, черно-белые и оттенка сепии. Мужчины в военной форме, на первый взгляд скорее наполеоновской, чем времен Первой мировой, дамы с рукавами-пуфами, в широких юбках, семейные портреты, виды старинного Ренн-ле-Бен. Мередит заулыбалась. В следующие несколько дней будет чем заняться.
Она остановилась перед конторкой.
— Bienvenue, Madame.[17]
— Привет!
— Добро пожаловать в Домейн-де-ла-Кад. Вы заказывали номер?
— Да, я Мартин. М-А-Р-Т-И-Н.
— Вы у нас впервые?
— Да.
Мередит заполнила бланк и назвала свою кредитную карточку, третью за один день. Ей вручили план отеля и участка, карту окрестностей и старомодный медный ключ с красной ленточкой и кружком с названием номера: La Chambre Jaune.[18]
У нее вдруг защекотало в затылке, словно кто-то слишком близко подобрался к ней сзади. Она даже чувствовала на шее чужое дыхание. Оглянулась через плечо — никого.
— Желтая комната на первом этаже, мадам Мартин.
— Простите?
Мередит обернулась к портье.
— Я говорю, что ваш номер на первом этаже. Лифт напротив консьержки, — пояснила женщина, чуть заметно улыбнувшись. — Или, если пожелаете подняться по лестнице, сверните от нее направо. Заказы на ужин принимают не позднее половины десятого. Заказать вам столик?
Мередит взглянула на часы. Четверть восьмого.
— Это было бы прекрасно. На восемь тридцать?
— Очень хорошо, мадам. Бар на террасе — в него вход через библиотеку — открыт до полуночи.
— Отлично. Благодарю вас.
— Вам помочь с багажом?
— Нет, спасибо, я справлюсь.
Еще раз оглянувшись на пустой вестибюль, Мередит поднялась по лестнице до внушительной площадки первого этажа. Взглянув с нее вниз, она заметила кабинетный рояль, загнанный в тень под лестницей. Неплохой инструмент, если судить по виду, но вот место для него выбрано странное. Крышка была закрыта.
Проходя по коридору, она улыбалась, читая названия комнат вместо номеров.
— «Покои Анжуйских», «Голубая комната», «Бланш Кастильская», «Генрих Четвертый».
Отель поддерживает свое историческое реноме.
Ее комната оказалась почти в самом конце. С радостным предвкушением, какое всегда испытывала, впервые входя в новый номер, Мередит повернула тяжелый ключ, толкнула дверь носком туфельки и щелкнула выключателем.
И широко улыбнулась.
Посреди комнаты красовалась огромная кровать красного дерева. Комод, шкафчик и две тумбочки блестели тем же глубоким красным оттенком. Открыв двери шкафчика, она обнаружила в нем мини-бар и телевизор с дистанционным управлением — все заботливо убрано с глаз.
На бюро лежали глянцевые журналы, путеводитель по отелю, меню услуг в номере и брошюрка с историей заведения. На маленьком деревянном стеллаже, пристроенном поверх бюро, подборка старых книг. Мередит пробежалась глазами по корешкам — обычные триллеры и классика, путеводитель по какому-то Музею шляп в Эсперазе, пара книг по истории края.
Она прошла через комнату к окну и открыла ставни, вдохнув вкусный аромат влажной земли и ночной свежести. Темные лужайки протянулись в темноту, казалось, на целые мили. Она сумела разглядеть искусственный пруд, дальше высокую живую изгородь, отделяющую регулярный парк от леса. Удачно, что ее окно выходит на заднюю сторону, подальше от стоянки и хлопанья автомобильных дверей. Правда, под ней была терраса с деревянными столиками, стульями и уличными обогревателями.
Мередит разобрала свои вещи — на сей раз как следует, не оставляя большую часть в сумке, как она поступила в Париже. Белье, футболки и свитера в ящик комода, а нарядные костюмы — в шкаф. Она разложила косметику и зубную щетку на полочке в ванной, а потом испытала в ванне редкостное коричневое мыло «Молтон» и шампунь.
Полчаса спустя, немного придя в себя, она завернулась в большой белый купальный халат, поставила на зарядку аккумулятор и раскрыла ноутбук. Обнаружив, что не может войти в Интернет, она дотянулась до телефона и позвонила портье.
— Добрый вечер, говорит мисс Мартин из Желтой комнаты. Мне нужно просмотреть почту, а связь не устанавливается. Не могли бы вы дать мне пароль или как-нибудь посодействовать? — Прижав трубку плечом к уху, она записала информацию. — О, спасибо большое. Поняла.
Она повесила трубку и, набирая пароль — КОНСТАНТИН, — подивилась совпадению. Соединение установилось сразу. Она отправила ежедневный е-мейл Мэри, уведомив, что добралась благополучно и уже нашла место, где был сделан снимок, и пообещав связаться, когда будут еще новости. Потом она заглянула на свой счет и с облегчением увидела, что деньги от издательства пришли.
«Наконец-то!»
Была пара личных писем, в том числе приглашение на свадьбу от пары приятелей по колледжу в Лос-Анджелесе, от которого пришлось отказаться, и еще на концертное выступление старого школьного друга, вернувшегося теперь в Милуоки. Это приглашение она приняла.
Она уже собиралась выходить, когда ей пришло в голову посмотреть, нет ли каких-то сведений относительно пожара в Домейн-де-ла-Кад в октябре 1897-го. Практически все это она уже прочитала в брошюре отеля.
Тогда она набрала «ЛАСКОМБ».
Тут ей выпала кое-какая новая информация касательно Жюля Ласкомба. Тот, по всей видимости, был историком-дилетантом, специалистом по эпохе визиготов, по местным поверьям и фольклору. Он даже издал в небольшом местном издательстве «Боске» несколько скромных книжечек и брошюр.
Мередит прищурилась. Кликнула новую ссылку, и на экране появилась информация. Известное местное семейство, не только владельцы самого крупного в Ренн-ле-Бен универмага и издательского предприятия, но и родственники Жюля Ласкомба, наследовавшие Домейн-де-ла-Кад после его смерти.
Мередит прокручивала страницы, пока не нашла то, что искала. Кликнула и стала читать:
«Таро Боске — редкая колода, мало используемая вне Франции. Первые образцы этой колоды были отпечатаны полиграфической компанией Боске, расположенной на окраине Ренн-ле-Бен в юго-западной Франции в конце 1890-х годов.
Есть сведения, что она основывается на гораздо более старой колоде, восходящей к XVII веку, но для этой колоды уникальна замена фигур Maitre, Maitresse, Fils и Fille на четыре фигуры совершенно иного типа, отличающихся одеждой другого периода и иконографией. Художник, рисовавший карты Старших арканов, современные первым изданиям колоды, неизвестен».
У нее под рукой зазвонил телефон, и Мередит подскочила, так пронзительно прозвучал звонок в тишине комнаты. Не сводя глаз с экрана, она подняла трубку.
— Да-да.
Из ресторана спрашивали, оставить ли еще за ней столик. Мередит взглянула на часы на экране и поразилась, увидев, что уже без двадцати восемь.
— Вообще-то я бы предпочла, чтобы мне что-нибудь прислали сюда, — попросила она, но услышала в ответ, что обслуживание номеров прекращается с шести часов.
Мередит разрывалась надвое. Сейчас ей никак не хотелось останавливаться — хотя и неизвестно пока, действительно ли она напала на что-то важное. Но и есть хотелось ужасно. Обед она пропустила, а на пустой желудок от нее мало толку.
Что и доказывают бредовые галлюцинации на реке и на дороге…
— Я сейчас спущусь, — сказала она.
Она сохранила страницу и ссылки и вышла из Сети.
Глава 31
— Что за чертовщина с тобой творится? — сердито спрашивал Джулиан Лоуренс.
— Что со мной творится? — заорал в ответ Хол. — Ты еще спрашиваешь: «Что творится?» Что я только что похоронил отца — ничего не значит? Это, по-твоему, пустяки?
Он хлопнул с размаху дверцей «пежо» и зашагал к ступеням, по дороге сорвав с себя галстук и засунув его в карман пиджака.
— Не повышай голоса, — прошипел дядя. — Нам ни к чему еще одна сцена. Хватило той, что ты устроил вечером. — Заперев машину, он последовал за племянником через стоянку служебных машин к заднему входу в отель. — Что за дьявольщину ты разыгрываешь? Да еще перед всем городом?
Издалека они смотрелись как отец и сын, собравшиеся вместе на торжественный банкет. В черных парадных костюмах и куртках, в начищенных ботинках. Ненависть, которую эти двое испытывали друг к другу, проявлялась только в выражении лиц и в стиснутых кулаках Хола.
— Ах вот в чем дело? — выкрикнул Хол. — Вот что тебя заботит! Репутация. Как бы люди чего не подумали! — Он постучал себя по голове. — А тот факт, что твой брат — мой отец — лежит в этом ящике, не проник в твое сознание? Не думаю!
Лоуренс протянул руку и придержал племянника за плечо.
— Послушай, Хол, — сказал он уже мягче. — Я понимаю, что ты не в себе. Все это понимают. Вполне естественно. Но бросаться дикими обвинениями совершенно ни к чему. От этого только хуже. Люди начнут задумываться, не кроется ли за ними что-либо существенное.
Хол попытался стряхнуть его руку. Дядя крепче сжал пальцы.
— Весь город — и комиссариат, и мэрия — все сочувствуют твоей потере. Твоего отца очень любили. Но если ты не прекратишь…
Хол сдвинул брови.
— Ты мне угрожаешь? — Резким движением он вырвал плечо из-под дядиной ладони. — Угрожаешь?
В глазах Джулиана Лоуренса словно открылись ставни. Из-за сочувствия и родственной заботы выглянуло нечто иное. Раздражение и, кажется, что-то еще. Презрение.
— Ты смешон, — ледяным тоном проговорил он. — Бога ради, возьми себя в руки. Тебе уже двадцать восемь, ты не какой-нибудь избалованный школьник!
Он вошел в отель, бросив через плечо:
— Выпей немного и выспись. Утром поговорим.
Хол обогнал его.
— Говорить больше не о чем, — сказал он. — Тебе известно, что я думаю. Что бы ты ни сказал или ни сделал, не заставит меня отказаться от своего мнения.
Он резко свернул направо, направляясь в бар. Дядя постоял, глядя ему вслед, пока стеклянная дверь не разделила их. Потом повернулся к портье у входа.
— Добрый вечер, Элоиза. Все хорошо?
— Выдался очень спокойный вечер. — Она дружелюбно улыбнулась ему. — Похороны всегда утомительны, верно?
Джулиан закатил глаза.
— Вы даже не представляете. — Он опустил ладони на стол между ними. — Почта была?
— Только это, — ответила она, передавая ему белый конверт. — Но в церкви все прошло хорошо, да?
Он угрюмо кинул.
— Насколько может быть хорошо при таких обстоятельствах.
Он взглянул на адрес на конверте, написанный от руки, и медленно расплылся в улыбке.
Ему прислали сведения о визиготской погребальной камере, обнаруженной в Кийяне. Джулиан надеялся, что она окажется связана с его раскопками в Домейн-де-ла-Кад. Раскоп в Кийяне был опечатан, разрешение на работы еще не получено.
— Когда пришло письмо, Элоиза?
— В восемь часов, мсье Лоуренс. Доставлено лично.
Он в быстром ритме простучал пальцами по столу.
— Превосходно. Благодарю вас, Элоиза. Теперь, если я кому-нибудь понадоблюсь, я у себя.
— Хорошо, — улыбнулась женщина, но он уже не смотрел на нее.
Глава 32
К четверти десятого Мередит покончила с ужином.
Она вышла в вестибюль с шахматным полом. Устала до смерти, но запираться в комнате пока не стоит. Все равно не уснуть, слишком взбудоражены мысли.
Она выглянула из входной двери в темноту двора.
Не пройтись ли? Дорожка ярко освещена, но на ней пусто и тихо. Она одернула красный джемперок от «Аберкомби и Фитча» на тонкой талии и отказалась от этой идеи. К тому же ближайшую пару дней будет нечего делать, как только гулять.
Да и не хочется после того, что было…
Мередит отмахнулась от последней мысли.
Из коридора, ведущего к бару на террасе, доносился тихий гул голосов. Она не слишком любила сидеть в барах, но чем отправляться к себе и забираться в постель, уж лучше туда.
Пройдя мимо витрин с посудой и фарфором, она толкнула стеклянную дверь и вошла. Помещение больше походило на библиотеку, чем на бар. Стены до потолка закрыты застекленными стеллажами с книгами. В углу составлены передвижные лесенки, чтобы добираться до верхних полок.
Кожаные кресла стояли вокруг круглых низких столов, как в мужском загородном клубе. Атмосфера была спокойной и уютной. Две пары, семья и несколько одиночек.
Не увидев свободного стола, Мередит придвинула табуретку к стойке. Положила брошюру и номерок с ключом и взяла карту вин.
Бармен улыбнулся:
— Coctails d'un cote, vins de autre.[19]
Мередит перевернула карточку, прочитала названия вин на обратной стороне, потом отложила листок.
— Quelque chose de la region? — попросила она. — Qu'est ce que vous reccommendez?[20]
[21]
— Blanc.[22]
— Попробуйте шардонне «Домейн Бегюд», — предложил новый голос.
Мередит, не ожидавшая услышать здесь английскую речь, да и вообще не ожидавшая, что с ней кто-то заговорит, обернулась и увидела молодого человека, сидящего на пару табуретов дальше вдоль бара. Места между ними были заняты пиджаком хорошего покроя, небрежно брошенным на табуретки, а его крахмальная белая рубаха с расстегнутой верхней пуговицей, черные брюки и туфли странно противоречили его совершенно подавленному виду. Копна каштановых волос свешивалась на лоб.
— Местные виноградники. Из Сепи, это к северу от Лиму. Неплохое винцо.
Он повернул голову и взглянул на нее, словно желая проверить, слышит ли она, потом снова уставился в стакан красного вина.
Какие голубые глаза.
Мередит вдруг сообразила, что помнит его. Этого самого парня она видела не так давно на площади Де Ренн в похоронной процессии. Почему-то это воспоминание смутило ее. Как будто она украдкой подглядывала за ним, вовсе того не желая.
Она кивнула ему:
— Хорошо, — и обратилась к бармену: — S'il vous plaot.[23]
— Tres Bien, Madame. Votre Chambre?[24]
Мередит показала ему кружок на своем ключе и снова покосилась на парня за стойкой.
— Спасибо за совет.
— Не стоит благодарности, — сказал он.
Мередит поерзала на табуретке, чувствуя себя неловко от неуверенности — завяжется ли между ними разговор. Парень принял решение за нее, неожиданно обернувшись и протянув руку через черную кожу и дерево стойки.
— Между прочим, меня зовут Хол, — сказал он.
Они пожали руки.
— Мередит. Мередит Мартин.
Бармен положил перед ней бумажный кружок, поставил на него бокал, наполненный ароматным вином густого желтого оттенка, и ненавязчиво подсунул рядом чек и ручку.
Остро ощущая на себе взгляд Хола, Мередит попробовала вино. Легкое, чистое, с лимонным привкусом, оно напоминало белые вина, которые Билл и Мэри распивали по особым случаям или когда она приезжала домой на выходные.
— Великолепно! Отличный выбор.
Бармен взглянул на Хола.
— Encore un verre, Monsieur?[25]
Тот кивнул:
— Спасибо, Жорж, — и повернулся так, чтобы сидеть почти лицом к ней.
— Итак, Мередит Мартин, вы американка.
При этих словах он поставил локоть на стойку и запустил пальцы в свои непослушные густые космы. Мередит подумала, что он, пожалуй, не совсем трезв.
— Простите. Какую глупость я сказал.
— Все в порядке, — улыбнулась она, — и вы угадали.
— Недавно прибыли?
— Пару часов назад. — Она отпила еще вина и ощутила, как оно подпустило приятного тумана. — А вы?
— Мой отец… — Он запнулся, его лицо отчаянно перекосилось. — Мой дядя — владелец этого отеля, — закончил он.
Мередит сообразила, что вечером хоронили его отца, и ей стало совсем жалко парня. Она дождалась, пока он снова не поднял на нее взгляд.
— Простите, — сказал он, — сегодня не мой день. — Он допил вино и взял новый стакан, поставленный перед ним барменом. — Вы здесь по делам или отдыхаете?
Мередит показалась, будто она стала участницей какой-то сюрреалистической пьесы. Она знала причину его состояния, но признаться в этом не могла. А Хол, пытаясь завязать легкую болтовню с незнакомкой, никак не мог взять нужный тон. Паузы затягивались слишком надолго, мысли у него разбегались.
— И то и другое, — ответила она. — Я писательница.
— Журналистка? — живо спросил он.
— Нет. Я работаю над книгой. Над биографией композитора, Клода Дебюсси.
Мередит заметила, что искра в его глазах погасла и он принял прежний понурый вид. Она ожидала иной реакции.
— Здесь красиво, — быстро заговорила она, обводя взглядом бар. — Ваш дядя давно владеет этим заведением?
Хол вздохнул. Мередит заметила, с какой злостью сжались его кулаки.
— Они с моим отцом купили его в 2003-м. Потратили целое состояние, приводя его в порядок.
Мередит не могла придумать, о чем еще заговорить. Он, прямо сказать, не облегчал ей задачу.
— Папа приехал сюда насовсем только в мае этого года. Хотел получше вникнуть в дела… он… — Хол сбился, у него перехватило дыхание. — Он разбился в автомобильной катастрофе четыре недели назад.
От облегчения, что теперь все сказано, Мередит взяла руку Хола, не успев даже сообразить, что делает.
— Мне так жаль…
Мередит увидела, как чуть расслабились его плечи. Они посидели молча, рука в руке, потом она мягко высвободила руку, под предлогом что захотела взять стакан.
— Четыре недели? Так долго…
Он взглянул на нее.
— Там все не просто. Много времени заняла экспертиза. Тело вернули только на прошлой неделе.
Мередит кивнула, гадая, в чем могло быть дело. Хол молчал.
— Вы здесь живете? — спросила она, стараясь снова оживить разговор.
Хол покачал головой.
— В Лондоне. Банковские инвестиции, хотя я еще начинающий бизнесмен. — Он помешкал. — Вообще-то мне хватало. Даже до сих пор. Работал по четырнадцать часов в день без выходных. Много зарабатывал, а тратить не успевал.
— У вас здесь есть еще родственники? Я хочу сказать, в этой части Франции?
— Нет. Только англичане.
Мередит помолчала, прежде чем спросить:
— И что же вы думаете делать дальше?
Он пожал плечами.
— Вернетесь в Лондон?
— Не знаю, — сказал он. — Сомневаюсь.
Мередит снова пригубила вино.
— Дебюсси… — внезапно проговорил Хол, как будто только теперь осознав ее слова. — Со стыдом признаюсь, что я о нем понятия не имею.
Мередит улыбнулась, охотно поддерживая слабую попытку пошутить.
— Вам это и ни к чему, — сказала она.
— А какая тут связь с этими местами?
Мередит рассмеялась.
— Самая косвенная. В августе 1900 года Дебюсси в письме одному из друзей писал, что посылает свою жену Лилли в Пиренеи поправляться после операции. Читая между строк — после аборта. До сих пор никто не подтвердил и не опроверг эту информацию — и, если Лилли сюда и приезжала, то, конечно, ненадолго — в октябре она опять была в Париже.
Он высоко поднял брови.
— Возможно… Теперь в это трудно поверить, но в то время, насколько я знаю, Ренн-ле-Бен как курорт пользовался большой популярностью.
— Пользовался, — согласилась Мередит, — особенно у парижан. И в частности потому, что не специализировался на одном заболевании: другие источники известны были лечением ревматизма или, как Ламало, в основном сифилиса.
Хол поднял бровь, но не поддержал темы.
— Знаете, вы, кажется, не жалеете усилий, — заметил он после паузы. — Проделать такой путь из-за недостоверного упоминания, что здесь побывала Лилли Дебюсси? Это так важно?
— Честно говоря, нет, совсем не важно, — призналась Мередит, удивляясь собственной решимости, как будто истинные мотивы, которые привели ее в Ренн-ле-Бен, вдруг стали совершенно прозрачны. — Но это была бы оригинальная деталь исследования, никем еще не затронутая. Очень важно, чтобы книга не повторяла предыдущие. — Она помолчала. — К тому же это интересный период в жизни Дебюсси. Лилли Тексьер было всего двадцать четыре года, когда она с ним познакомилась. Она работала манекенщицей. Через год они поженились — в 1899-м. Он часто посвящал свои работы друзьям, любовницам, коллегам, а имени Лилли не посвящена ни одна пьеска или песенка. — Мередит отдавала себе отчет, что ее понесло, но она увлеклась собственной темой и уже не могла остановиться. Она склонилась к собеседнику. — Как мне видится, Лилли была рядом с ним в переломные годы, приведшие к первому представлению единственной оперы Дебюсси, «Пеллас и Мелизанда», в 1902-м. С тех пор его судьба, его имя и положение упрочились. Лилли была рядом с ним, пока он этого добивался. По-моему, это о чем-то да говорит.
Она умолкла, чтобы перевести дыхание, и заметила, что Хол впервые с начала их разговора улыбнулся.
— Простите, — сказала она виновато. — Я не заметила, как меня занесло. Ужасная привычка вести себя так, будто каждого интересует то же, что и тебя.
— По-моему, это здорово, когда ты чем-то так увлечен, — спокойно возразил он.
Поймав перемену тона, Мередит подняла на него глаза и встретила твердый взгляд его голубых глаз и, к своему смущению, почувствовала, что краснеет.
— Мне больше нравится вести поиски, чем писать, — быстро сказала она. — Копаться в документах. Бдения над старыми счетами и газетными статьями и письмами, попытки воскресить мгновение, моментальный снимок прошлого. Тут все дело в контексте, в том, чтобы натянуть на себя прошлое, другое время и место, но уже с преимуществом того, что известно потомкам.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |