Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Моей матери, Барбаре Мосс, за первое пианино 10 страница



— Не шампанское?

Изольда с улыбкой пояснила.

— Он тебя дразнит. Это «Бланкетт де Лиму» — не шампанское, но местное вино, почти того же вкуса. Только слаще и легче, и лучше утоляет жажду. Я успела к нему пристраститься.

— Спасибо, — сказала Леони, принимая стакан. — Я начала читать брошюру мсье Бальярда. И не заметила, как прошло время, а Мариета уже стучится ко мне в дверь и говорит, что десятый час.

Анатоль рассмеялся.

— Так скучно, что ты над ней уснула?

Леони покачала головой.

— Совсем наоборот. Захватывающее чтение. Как видно, Домейн-де-ла-Кад — или, вернее, место, которое теперь занимают дом и имение, — издавна было сердцем местных легенд и суеверий. Привидения, дьяволы, рыскающие в ночи духи… Самая распространенная история описывает свирепого черного зверя — оборотня-демона, который в дурные времена бродит по округе, похищая детей и скотину.

Анатоль и Изольда переглянулись.

— Мсье Бальярд пишет, — продолжала Леони, — что по этой причине многие местные названия намекают на нечто сверхъестественное. Он упоминает озеро у горы Таб, которое называется озером Дьявола и считается входом в самый ад. Если в него бросить камень, на поверхность поднимается облако сернистого газа, и это вызывает жестокую бурю. И еще есть история, относящаяся к лету 1840 года, когда стояла необычная засуха. Отчаявшись дождаться дождя, один мельник из деревни Монсегюр забрался на гору Таб и бросил в озеро живого кота. Животное отбивалось и царапалось, будто в него черт вселился, и так разозлило дьявола, что тот наслал на горы два месяца непрестанных дождей.

Анатоль прогнулся, обхватив руками спинку кресла. В очаге потрескивал и шипел добрый огонь.

— Какая суеверная чушь, — одобрительно сказал он. — Я готов пожалеть, что подсунул тебе эту книжонку.

Леони надулась.

— Можешь смеяться, но в таких рассказах всегда есть доля правды.

— Хорошо сказано, Леони, — поддержала Изольда. — Мой покойный супруг очень интересовался легендами, связанными с Домейн-де-ла-Кад. Особенно страстно он увлекался визиготским периодом, но они с мсье Бальярдом порой допоздна засиживались, толкуя о самых разных предметах. Иногда с ними сиживал и кюре из соседней деревушки, Ренн-ле-Шато.

Перед глазами Леони на мгновение предстало видение: трое мужчин, собравшиеся у огня, — и ей подумалось, что Изольде, верно, обидно было, когда ее так надолго забывали.



— Аббат Соньер, — кивнул Анатоль. — Габиньо говорил о нем сегодня по дороге от Куизы.

— Притом надо сказать, — продолжала Изольда, — что Жюль всегда держался осторожно в обществе мсье Бальярда.

— Осторожно? Как это понимать?

Изольда повела тонкой белой ладонью.

— О, возможно, «осторожность» не слишком точное слово. Скорее, почтительно. Я сама точно не знаю, что хочу сказать. Он питал большое уважение к возрасту и познаниям мсье Бальярда, но в то же время несколько трепетал перед его ученостью.

Анатоль наполнил бокалы и позвонил, чтобы принесли новую бутылку.

— Говорите, этот Бальярд — местный житель?

Изольда кивнула.

— Он постоянно живет в Ренн-ле-Бен, хотя есть дом и где-то в другом месте, в горах Сабарте, кажется. Он необыкновенный человек, но держится особняком. О своей прошлой жизни говорит весьма уклончиво, а круг его интересов чрезвычайно широк. Не говоря о местном фольклоре и обычаях, он еще и знаток истории альбигойской ереси. — Она негромко хмыкнула. — Жюль однажды заметил, что готов поверить, будто мсье Бальярд сам участвовал в иных из тех средневековых сражений, так живо он их описывает.

Все улыбнулись.

— Теперь не самое удачное время года, но, может быть, тебе захочется побывать в некоторых разрушенных замках вдоль границы, — предложила хозяйка Леони. — Погода позволяет.

— Я бы с огромным удовольствием.

— В субботу я посажу тебя рядом с мсье Бальярдом, так что ты сможешь вволю расспрашивать его про демонов, поверья и мифы горцев.

Леони кивнула, вспоминая повествования мсье Бальярда. Анатоль тоже примолк. В комнату, незаметно для беседовавших, проник новый настрой. Теперь слышалось только щелчки длинной стрелки на часах да треск поленьев в камине.

Взгляд Леони невольно устремлялся к окну. Шторы были опущены на ночь, но за ними явственно ощущалась темнота. Всего лишь ветер свистел в закоулках здания, а казалось, сама ночь бормочет, призывая из леса древних духов.

Леони взглянула на тетю, прекрасную в этом мягком освещении и такую неподвижную.

«Неужели и она чувствует?»

Лицо Изольды оставалось безмятежным, черты бесстрастными. В глазах не было печали о покойном супруге. Не заметно было в них и тревоги или страха перед тем, что могло скрываться за стенами дома.

Леони опустила взгляд на белое вино в своем стакане и допила последний глоток.

Часы отбили половину.

Изольда, сказав, что начнет писать приглашения на субботу, удалилась в свой кабинет. Анатоль взял с подноса широкую зеленую бутылку с бенедиктином и заявил, что посидит еще и выкурит сигару.

Леони поцеловала брата на ночь и вышла из гостиной. Она прошла по коридору немного нетвердой походкой. Ее одолевали впечатления этого долгого дня. Что-то было приятно, что-то интриговало. Как это тетя Изольда сумела догадаться, что «Жемчужины Пиренеев» — любимые конфеты Анатоля? Как легко им было втроем. Леони предвкушала приключения и обдумывала, как станет, если позволит погода, исследовать дом и парк.

Ее ладонь уже лежала на перилах, когда она заметила, что крышка рояля искушающе откинута. Черные и белые клавиши ярко блестели на свету, словно недавно отполированные. Черное сияние дерева окружало их.

Леони не была опытной пианисткой, но клавиши так и манили ее к себе. Она проиграла гамму, арпеджио, взяла аккорд. У инструмента был нежный звук, мягкий и точный, словно его постоянно настраивали и ухаживали за ним. Она дала пальцам волю ложиться, куда им хочется, проиграв минорное арпеджио — ля, фа, до, ре — обрывок мелодии, коротко отозвавшийся в тишине зала и затихший. Грустный, навевающий воспоминания, радующий слух.

Пробежала пальцами вверх по октавам, потом поднялась в спальню.

Шли часы. Она спала. Дом полнился тишиной, комната за комнатой погружались в молчание. Одна задругой гасли свечи. За серыми стенами, за лужайкой, за озером тихо стоял под белой луной буковый лес. Все было тихо.

И все же…

 

 

Часть IV

РЕНН-ЛЕ-БЕН

Октябрь 2007

 

 

Глава 28

 

 

Ренн-ле-Бен

Понедельник, 29 октября 2007

Самолет, в котором летела Мередит, коснулся земли в Тулузе, в аэропорту Бланьяк, на десять минут раньше назначенного времени. К половине пятого она взяла заказанную заранее машину и расплатилась за выезд со стоянки. В теннисках и синих джинсах, с большой сумкой на плече она выглядела совсем студенткой.

На кольцевой дороге в вечерний час пик движение было сумасшедшее, как в игре «Угон автомобилей», только без стрельбы. Мередит крепко вцепилась в баранку, машины теснили ее со всех сторон. Она включила кондиционер и приникла взглядом к ветровому стеклу.

Когда она выбралась на автостраду, стало спокойнее. Она расслабилась настолько, что включила радио. Нашла программу с классической музыкой и сделала звук погромче. Все как обычно: Бах, Моцарт, Пуччини и даже немного Дебюсси. Автострада шла почти прямо на Каркассон, свернув только через тридцать минут езды, чтобы описать петлю через Мирепуа и Лиму. В Куизе она свернула налево к Арку, десять минут вилась зигзагами и снова ушла вправо. К шести часам взволнованная предвкушением Мередит въезжала в городок, о котором так давно и много думала.

По первому впечатлению Ренн-ле-Бен ей понравился. Он казался гораздо меньше, чем она ожидала, а главная улица — правда, «главная» звучало с некоторой натяжкой — была так узка, что тут едва могли разъехаться две машины, но во всем этом было какое-то очарование. Даже пустота улиц ее не встревожила.

Она проехала уродливое каменное здание, за ним — симпатичный парк, отгороженный от дороги перильцами с табличкой «Jardin de Paul Courrent»[13] и указателем на стене: «Le Pont de Fer».[14] Внезапно нога ее резко нажала на тормоз. Машина остановилась, в последний момент избежав столкновения с бампером голубого «пежо», остановившегося впереди.

Она оказалась последней в короткой колонне машин. Мередит заткнула радио, нажала кнопку, открывающую окно и высунулась посмотреть, что происходит. Впереди небольшая группа рабочих собралась у желтого дорожного знака: «Rout barree».[15] Водитель «пежо» вышел из машины и направился к рабочим. Мередит подождала, но когда еще пара водителей оставили свои машины, последовала их примеру, тут же столкнувшись с первым, возвращавшимся к своему «пежо». Ему было немного за пятьдесят, седина на висках, чуточку полноват, но подтянутый. Привлекательный мужчина, держится самоуверенно. Внимание Мередит привлекла его одежда. Очень строгий костюм, черный пиджак, брюки, галстук и начищенные до блеска ботинки.

Она бросила взгляд на номер машины. Оканчивается на II. Местный транспорт.

— Что случилось? — спросила она по-французски, поравнявшись с ним.

— Дерево упало, — отрезал он, даже не взглянув на нее.

Мередит разозлилась, получив ответ по-английски. Не так уж заметен ее акцент!

— Они не сказали, насколько это затянется? — в тон ему спросила Мередит.

— Не меньше получаса, — ответил он, забираясь в машину. — По здешним представлениям о времени это может обозначать и три часа. Или до утра.

Ему явно не терпелось уехать. Мередит шагнула вперед и придержала ладонью дверцу.

— А объезда здесь нет?

На сей раз он соизволил на нее взглянуть. Глаза голубой стали, очень прямой взгляд.

— Если вернуться в Куизу, оттуда через холмы мимо Ренн-ле-Шато, — сообщил он. — Вечером это займет не меньше сорока минут. Я бы подождал. В темноте легко сбиться. — Он бросил взгляд поверх ее головы, потом перевел глаза на лицо. — Теперь, с вашего позволения…

Мередит покраснела.

— Благодарю за помощь, — кивнула она, отступив на шаг.

Он припарковался у тротуара, вылез и зашагал по улице.

— Не из тех, с кем стоит заводить знакомство, — пробормотала она про себя, сама не понимая, чем он ее так взбесил.

Кое-кто из водителей умудрялся в тесноте развернуться на месте и уезжал в обратную сторону. Мередит задержалась. Как бы резко ни говорил тот тип, совет мог быть вполне здравым. Нет смысла блуждать по холмам.

Она решила осмотреть городок пешком. Отъехала к обочине и припарковалась рядом с голубым «пежо».

Мередит не знала точно, действительно ли ее предки родом из Ренн-ле-Бен или молодой солдат в 1914-м снялся здесь случайно. Но этот снимок был одной из немногих ниточек, оказавшихся у нее в руках. Почему бы сразу не начать поиски?

Она потянулась через сиденье за сумочкой — страшно было подумать, что ее ноутбук могут украсть, — и проверила, заперт ли багажник, куда она бросила большую сумку. Убедившись, что машина в порядке, она сделала несколько шагов по направлению к главному входу в термальный курорт.

На дверях висело большое рукописное объявление, что курорт закрыт с 1 октября до 30 апреля 2008 г. Мередит несколько раз перечитала надпись. Она почему-то не сомневалась, что они работают круглый год. Не додумалась заранее созвониться.

Она постояла немного, засунув руки в карманы. В окнах темно, видно, что в здании совершенно пусто. Хоть она и признавалась себе, что поиски следов Лилли Дебюсси отчасти лишь предлог, чтобы сюда попасть, но на курорт возлагала немалые надежды. Старые отчеты, фотографии конца века, когда Ренн-ле-Бен был одним из моднейших курортов в этих местах.

Теперь, перед закрытой дверью — даже если за ней и есть доказательства, что летом 1900 года Лилли присылали сюда для поправки здоровья, — она об этом не узнает.

Возможно, удалось бы убедить мэрию — или кого там еще — впустить ее внутрь, но надежда слабая. Досадуя на себя, что не продумала все заранее, Мередит повернулась и пошла по улице. Справа от здания водолечебницы начиналась пешеходная дорожка, аллея Рейнских купален. Мередит прошла по ней к берегу, застегнув куртку от поднявшегося резкого ветра. По дороге попался большой плавательный бассейн — без воды. Пустынная терраса выглядела запущенной. Выщербленные голубые плитки, расщепленные доски, отмытые когда-то до розового цвета, сломанные белые пластиковые поручни для отдыха. Трудно поверить, что бассейном не так давно пользовались.

Она шла дальше. Берег реки тоже выглядел пустынным, без следов человека, вроде мусора, оставленного компанией старшеклассников, развлекавшихся здесь ночью. Даже в грязи у берега не было следов колес. Тропинку ограждали металлические перильца, погнутые и жалкие на вид: в одном месте над деревянной лавочкой висела ржавая перекрученная корона из решетчатых обручей. Глядя на остатки крючков, Мередит догадалась, что в свое время она поддерживала навес от солнца.

Она по привычке, покопавшись в сумочке, вытащила камеру, повозилась с настройкой при плохом освещении и сделала пару кадров, без особой уверенности, что они выйдут. Она попробовала представить себе Лилли, сидящую на такой скамеечке в белой блузке и черной юбке, под скрывающими лицо широкими полями шляпы, мечтающей о Дебюсси и о Париже. Попробовала представить себе солдатика со снимка, прогуливающегося по берегу, может быть, под ручку с девушкой, но картинки не складывались. Неподходящее место. Все здесь было заброшено, все в упадке. Мир ушел дальше.

Загрустив невесть с чего о воображаемом прошлом, которого не знала, Мередит медленно пошла вдоль берега. Она вслед за изгибом реки сделала широкий крюк к плоскому бетонному мосту и приостановилась, не зная, идти ли дальше. Противоположный берег был шире и явно менее посещаемым. Неблагоразумно бродить по незнакомому городу, особенно если у тебя в сумочке дорогой ноутбук и камера.

К тому же темнеет.

Но Мередит словно что-то тянуло вперед. Любопытство, решила она, дух авантюризма. Ей хотелось узнать подноготную города. Прочувствовать дух места, существующего уже сотни лет, а не просто повидать главную улицу с современными кафе и машинами. А если окажется, что ее с городом связывает что-то личное, не хотелось иметь повод думать, что она даром потратила короткое время, отпущенное ей на знакомство. Прихватив ремешок сумочки, висящей на плече, она прошла через мост.

На дальнем берегу реки была иная атмосфера. Мередит сразу ощутила долговечность этого места, мало затронутого людьми и изменчивой модой. Грубо вырубленные, изломанные склоны холмов поднимались прямо над ней. В сумерках разноцветные листья кустов и деревьев принимали сочные оттенки зеленого, бурого и медного цвета. Казалось бы, привлекательный вид, но что-то в нем было не так. Он казался плоским, словно бы истинный характер места скрывался за нарисованной декорацией.

В густеющей октябрьской темноте Мередит осторожно пробиралась между разросшимися кустами, травяными кочками и мусором, наметенным сюда ветром. Вверху через мост прошла машина, луч от фар пробежал по серой скальной стене — здесь гора вторгалась в самый город.

Потом звук мотора смолк и снова стало тихо.

Мередит шла по тропинке, пока можно было. Она уперлась в черное устье тоннеля, уходившее под дорогу, пробитую в горном склоне.

Какой-то водоотвод?

Опершись ладонью в холодный кирпич облицовки, Мередит нагнулась и заглянула внутрь, почувствовав, как влажный поток воздуха из-под арки дохнул в лицо. Вода, зажатая в узком тоннеле, бежала здесь быстрее. Белые хлопья бились о кирпичные стены там, где поток огибал зубцы камней.

Вдоль стены тянулась узкая приступочка — только-только устоять.

Соваться туда — не особенно умно.

Но она уже пригнула голову и, ведя рукой вдоль стены, чтобы не потерять равновесия, шагнула во мрак. Ее сразу встретил запах сырости, брызг, мха и лишайника. Приступка через несколько шагов стала скользкой, но она продвигалась на шаг, еще на шаг, еще чуточку дальше, пока аметистовые сумерки не стали слабым отблеском и она не потеряла из виду берега реки.

Пригибая голову, чтобы не стукнуться о закругленную стену тоннеля, Мередит заглянула в воду. Плеснула мелкая рыбешка, протянулись по течению пряди расчесанных струей водорослей, кружево белой пены собралось складками вокруг камней и выступов стены.

Убаюканная белым шумом и движением воды, Мередит склонилась ниже. Взгляд ее стал рассеянным. Под мостом было мирное, потайное, секретное местечко. Здесь легко было вызвать прошлое. Вглядываясь в струи, она без труда вообразила босоногих мальчуганов в брючках до колен и кудрявых девочек с шелковыми ленточками в волосах, играющих в прятки под этим старым мостом. Ей даже послышалось эхо голосов взрослых, окликающих с дальнего берега.

«Что за черт?»

На долю секунды Мередит померещилось взглянувшее на нее лицо. Она прищурилась. Почувствовала, какой глубокой стала тишина. Воздух пустой и холодный, словно из него вытекла жизнь. Сердце стукнуло не в лад, все чувства обострились. Каждый нерв натянулся до предела.

«Это просто мое отражение…»

Велев себе не давать воли фантазиям, она снова заглянула в неровное зеркало воды.

Теперь сомнений не осталось. Из-под поверхности на нее смотрело лицо. Не ее отражение, хотя Мередит улавливала в нем собственные черты, а девушка с распущенными длинными волосами, колеблемыми течением — современная Офелия.

И тут глаза под водой вдруг медленно раскрылись, взглянули на нее, и Мередит встретила их ясный прямой взгляд. Глаза как зеленое стекло, и в них — все переливы водных струй.

Мередит закричала. Отскочила в ужасе, чуть не потеряла равновесия, в последний момент нащупала за спиной надежную твердость стены. Заставила себя взглянуть снова.

Ничего.

Ничего там не было. Ни отражения, ни призрачного лица в воде, просто искаженные очертания камней и плывущих по течению обломков. Просто вода, плещущая о камни, изгибающая в танце водяные травы.

Теперь Мередит отчаянно рвалась прочь из тоннеля. Осторожно, оскальзываясь, она дюйм за дюймом выбралась наружу. Ноги у нее дрожали. Сняв с плеча сумочку, она плюхнулась на сухую кочку и подтянула колени к подбородку. Над ней скользнули два луча — фары машины, выезжающей из города.

«Вот так это начинается?»

Величайшим страхом в жизни Мередит была болезнь, от которой страдала мать. Что, если однажды она проявится в ней? Призраки, голоса, видения и звуки, недоступные никому другому.

Она глубоко задышала: вдох-выдох, вдох-выдох.

«Я — не она».

Мередит дала себе еще несколько минут, потом встала. Причесалась, содрала слой слизи и водорослей с подошв теннисок, подхватила тяжелую сумку и вернулась на тропу.

Ее все еще трясло, но главное, она не могла простить себе, что так попалась. Она воспользовалась привычной, давно изученной техникой: призвала добрые воспоминания, чтобы вытеснить дурные. Теперь вместо болезненного воспоминания о плачущей Жанет она услышала в голове голос Мэри. Обычная материнская воркотня. Всякий раз, когда она являлась домой промокшая, с разорванными на коленках брюками, исцарапанная и в синяках, ее встречала Мэри. Мэри беспокоилась, что Мередит бродит где-то одна, что сует свой нос куда не надо — все как обычно.

Как всегда, как всегда.

Ее захлестнула тоска по дому. Впервые за две недели, проведенные в Европе, Мередит по-настоящему захотелось свернуться в уютном надежном кресле с книжкой в руках, закутавшись в лоскутное одеяло, сшитое для нее Мэри, когда она в пятом классе целый семестр не ходила в школу. Домой! Нечего бродить в одиночку, искать ветра в поле в забытом углу Франции!

Замерзшая и несчастная, Мередит взглянула на часы. Сотовый не ловил сигнала, но время показывал. Всего-то пятнадцать минут, как она вышла из машины. Плечи у нее поникли. Вряд ли дорогу уже расчистили.

Чем возвращаться по аллее Рейнских купален, она пошла обратно по проулку на задворках выстроившихся вдоль реки домов. Отсюда ей видна была нижняя часть бассейна, нависающая над дорожкой и подпертая стальными мостками. Под этим углом яснее вырисовывались очертания старого здания. В тени блеснули зеленые глаза крадущейся кошки. Мусор, клочки бумаги, пустые бутылки — ветер гонял их и сваливал в груды кирпичей и проволоки.

Река свернула направо.

На дальней стороне Мередит увидела арочный спуск, уводящий в речную долину с высоко расположенной улицы прямо на прибрежную тропу. Загорелись уличные фонари, и ей видна стала старуха в цветастом купальном костюме и купальной шапочке, лежащая лицом вверх в окруженной кольцом камней воде. Ее опрятно сложенное полотенце осталось рядом на дорожке. Мередит сочувственно поежилась, по тут же заметила, что от воды поднимается пар. Рядом со старой женщиной вытирался полотенцем худой загорелый старик.

Мередит восхитилась их героизмом — она бы не решилась на подобное холодным октябрьским вечером. Как же это было, когда Ренн-ле-Бен был процветающим курортом? Купальни с подъемниками, дамы и господа в старомодных купальных костюмах, входящие в горячую целебную воду, слуги и сиделки ждут здесь же, на берегу.

Не складывается. Как в театре, когда занавес опущен и огни погашены. Тот Ренн-ле-Бен слишком далек и недоступен воображению.

Узкая лесенка без перил вела к пешеходному мостику из выкрашенного в голубой цвет металла, связывающего левый и правый берега. Она вспомнила табличку указателя: «LE PONT DE FER» — Железный мост. Как раз там она оставила машину.

Мередит повернула туда. Обратно к цивилизации.

 

 

Глава 29

 

 

Как и подозревала Мередит, проезд еще не открыли. Ее наемная машина стояла на том же месте, за голубым «пежо». Следом пристроилась пара других.

Она прошла мимо сада Поля Куррена и дальше по главной улице на свет фонарей, оттуда свернула налево по очень крутой дорожке, уходившей, казалось, прямо в склон холма. Дорожка привела на стоянку автомашин, на удивление забитую для такого маленького городка. Мередит прочла информацию на доске объявлений для туристов. Там объяснялась дорога к местным достопримечательностям и дорога по полям к соседней деревушке, Ренн-ле-Шато.

Дождя не было, но в воздухе повисла сырость. Все казалось приглушенным и подернутым дымкой. Мередит побрела дальше, заглядывая в переулки, которые вроде бы никуда не вели, посматривая на ярко светящиеся окна домов, и наконец снова вышла на главную улицу. Прямо перед ней оказалась мэрия с красно-бело-синим «триколором», трепещущим на вечернем ветру. Повернув налево, она вышла на площадь Де Ренн. Здесь Мередит постояла немного, проникаясь атмосферой. Справа очаровательная пиццерия с деревянными столиками на улице. Заняты из них были только два — оба англичанами. За одним мужчины обсуждали футбол и Стива Райха, а женщины — одна черноволосая, с короткой стильной стрижкой, другая со светлыми волосами до плеч, третья с каштановыми кудрями — распивали бутылку вина и болтали о последней работе Иэна Ранкина. Второй столик окружили студенты. Эти ели пиццу и пили пиво. На одном из парней была синяя кожаная куртка с заклепками. Другой толковал о Кубе темноволосому приятелю, у ног которого стояла невскрытая бутылка «Пино Грижо», а мальчик помоложе других что-то читал. Единственная в компании девушка, симпатичное существо с розовыми прядками в волосах, рассматривала площадь сквозь рамку из сложенных ладоней, выбирая кадр. Мередит, проходя мимо, улыбнулась, вспомнив своих студентов. Девушка заметила и улыбнулась в ответ.

В дальнем углу площади Мередит заметила стену с единственным колоколом над крышами зданий и сообразила, что нашла церковь. Она прошла по вымощенному камешками проходу к часовням Сен-Сельс и Сен-Назар. Одинокая лампада горела под непритязательной аркой, открытой всем стихиям на север и на юг. Еще здесь стояли два стола, пустые и неуместные на вид.

На церковной доске объявлений говорилось, что церковь открыта с 10 утра до сумерек каждый день, кроме праздничных и дней венчаний и похорон. Но, толкнув ручку, она убедилась, что дверь заперта, хотя внутри еще горел свет.

Мередит взглянула на часы. Половина седьмого. Может, всего на минуту и опоздала.

Она повернулась кругом. На противоположной стене — памятная доска с именами жителей Ренн-ле-Бен, павших в Первой мировой войне.

A ses gloreux Moris.[16]

«Бывает ли смерть славной?» — задумалась Мередит, вспоминая солдатика со старого снимка. Или вот ее родная мать уходит в озеро Мичиган, набив карманы камнями. Стоила ли того жертва?

Она подошла поближе, прочла алфавитный список с начала до конца, понимая, что искать в нем Мартинов бесполезно. Бред. Мэри знала не так уж много, но она сказала Мередит, что Мартин — фамилия матери Луизы, а не ее отца. Да и в свидетельстве о рождении указано: «отец неизвестен». Но Мередит точно знала, что ее предки эмигрировали из Франции после Первой мировой, и после долгих розысков почти не сомневалась, что солдатик на фотографии — отец Луизы.

Ей нужно было узнать имя.

Ее взгляд зацепило имя Боске на мемориальной доске. То же имя, что у колоды карт в сумке, оставленной в багажнике. Может, родственник? Вот и это надо проверить. Она шагнула вперед. В самом низу списка необычное имя: Сен-Луп.

Рядом с доской каменная плита в память Анри Буде, кюре прихода с 1872 по 1915 год, и черный металлический крест. Мередит задумалась. Если ее неизвестный солдат отсюда родом, Буде мог его знать. Городок ведь маленький, и даты более или менее сходятся.

Она списала все подряд: первое, а также второе и третье правило исследователя — записывай все. Никогда не знаешь заранее, что окажется существенным.

Под крестом были выбиты знаменитые слова императора Константина: «In hoc signo vinces». Мередит не раз натыкалась на эту фразу, но сейчас она направила ее мысли по иному пути. «Сим знаком победишь», — пробормотала она, пытаясь поймать ускользающую мысль, но безуспешно.

Она прошлась по крыльцу мимо главного входа в церковь и дальше, на кладбище. Прямо перед ней оказался еще один военный памятник, те же имена с одним-двумя новыми и с изменениями в написании, словно один раз почтить их жертву показалось недостаточным.

Поколения мужчин: отцов, братьев, сыновей, все эти жизни…

Мередит медленно брела по усыпанной гравием дорожке вдоль церкви. Памятники, могилы, каменные ангелы и кресты вырастали по сторонам. Временами она останавливалась прочитать надпись. Многие имена повторялись — поколение за поколением местных семей, увековеченные в граните и мраморе — Фромиляж и Соньер, Денарно и Габиньо.

На дальнем краю кладбища, над речным обрывом, Мередит остановилась перед каменным мавзолеем со словами «Род Ласкомб-Боске», выбитыми над металлической решеткой.

Она нагнулась и в последних отблесках дня разобрала даты рождений и браков, объединявших Ласкомбов и Боске при жизни и — теперь — в смерти. Ги Ласкомб и его жена погибли в октябре 1864-го. Последним из рода Ласкомбов был Жюль, скончавшийся в январе 1891-го. Последняя из ветви Боске, Мадлен, дожила до 1955-го.

Мередит выпрямилась, ощущая странное покалывание под затылком. Дело не только в колоде Таро, навязанной ей Лаурой, и в совпадении имени — в чем-то еще. Что-то с датами. Что-то, что она увидела, но не обратила внимания.

И тут до нее дошло: слишком часто всплывал 1891 год. Она отмечала эту дату, потому что для нее она имела особое значение. Эта дата стояла на листке с нотами. Она видела перед глазами название и цифры так ясно, словно держала листок в руках.

И это еще не все. Она перебрала в уме все увиденное на кладбище и вспомнила. Не только год — повторялась конкретная дата.

Всплеск адреналина погнал Мередит едва ли не бегом вернуться к могилам, отыскивая там и здесь надписи и убеждаясь, что ошибки нет. Память ее не подвела. Она достала записную книжку и принялась переписывать даты смерти, повторявшиеся у разных людей три, четыре раза.

Все умерли 31 октября 1891 года.

 

 

У нее за спиной зазвонил маленький колокол на звоннице.

Обернувшись, Мередит заметила огни в церкви, а подняв голову, увидела высыпавшие на небе звезды. Слышались и голоса, глухое бормотание. Открылась церковная дверь, голоса зазвучали громче, потом дверь снова захлопнулась, заглушив звук.

Она той же дорогой вернулась к крыльцу. Деревянные столы на козлах уже не пустовали. Один был завален цветами — букетами в целлофане, растениями в терракотовых горшках. На втором лежало толстое красное сукно, а на нем — большая книга соболезнований.

Мередит не устояла перед искушением взглянуть. Под сегодняшним числом значились имя и даты рождения и смерти: «Сеймур Фредерик Лоуренс: 15 сентября 1938 — 24 сентября 2007».

Она сообразила, что вот-вот, несмотря на поздний час, начнутся похороны. Чтобы не мешать, она поспешно отступила на площадь Де Ренн.

На площади за это время стало людно. Кругом, негромко переговариваясь, толпились люди разного возраста. Мужчины в джемперах, женщины в светлых платьях, нарядные детишки. Как сказала бы Мэри — лучшие воскресные костюмы.

Остановившись в тени пиццерии, не желая, чтобы ее приняли за зеваку, Мередит смотрела, как скорбящие на несколько минут скрываются в доме священника, затем выходят и направляются к книге соболезнований. Казалось, здесь собрался весь город.

— Вы не знаете, что там? — обратилась она к официантке.

— Похороны, мадам. Un bien-aime.

Худая женщина с короткой темной стрижкой стояла, прислонившись к стене. Она не двигалась, но глазами так и стреляла по сторонам. Когда она, закуривая, подняла руку, Мередит заметила широкие красные шрамы у нее на запястьях.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.028 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>