— У вас тут проблемы с джиннами, да?
— Что? — Джон нахмурился. — Нет, нет, никаких.
У него, ясное дело, джинн имелся, у Эллы, насколько я знала, нет. Лишь четыре Хранителя во Флориде обладали магическими помощниками, а всего таких, по последним подсчетам, на всю Северную и Южную Америку было около двух сотен. Пугающе малое число, но стоило подумать о двух сотнях джиннов, решивших убить своих хозяев, как оно начинало казаться пугающе большим.
— Ты о чем вообще толкуешь? Какие проблемы?
— Некоторые джинны вырываются на свободу. А вы что, не слышали?
И снова они переглянулись. Молчаливый обмен посылами, расшифровать которые я не могла.
— Нет, — ответил наконец Джон. — Ничего такого не слышали.
— Но слышали о том, что некоторые Хранители взбунтовались?
Он помрачнел.
— Да. Но не думаю, что нам следует обсуждать эту тему с тобой.
Это он мне, особо не нежничая, дал понять, что я больше не в деле, а стало быть, самые забавные и интересные вопросы не для меня. Ладно — я обвела рукой разгромленный офис.
— Как думаешь, это с тем не связано?
— Сомневаюсь.
— Правда? А что, тут такое сплошь и рядом творится, да?
— Нет, это в первый раз, — встряла Элла. — Я все-таки грешу на малолеток, хотя время не самое подходящее. Но джиннам крушить кабинет нет ни малейшего резона. Правда, если это все же Хранители, то да, у них резон мог и иметься.
— Это могло быть сделано с целью похищения документов? Или их уничтожения?
И опять эта игра в гляделки.
— Вынужден снова указать, — промолвил Джон, — что это не предмет для обсуждения с посторонними. Пол попросил тебя проверить, ты проверила: мы целы и невредимы. Вопрос закрыт, так что можешь идти.
Это звучало обидно. Я долго работала под руководством Джона, и отношения у нас были дружеские. Не то, конечно, чтобы особо уж тесные, но мы общались, бывало, выпивали, судачили о семейных делах, делали друг другу подарки на Рождество. Я ему жизнь свою доверяла: просто невероятно, чтобы вот так, за одну ночь, все переменилось.
Впрочем, стоит ли удивляться, учитывая, сколько всего за последнее время переменилось.
— Джо, пойми, ничего личного, — сказала Элла. — Ты ведь уволилась, хотя мне до сих пор трудно в это поверить. Ты самый преданный делу Хранитель, какого я когда-либо встречала.
— Я была самым преданным делу Хранителем, какого ты когда-либо встречала. И уж поверь мне, раз ушла, у меня были на то причины.
— Ну, знаешь, сейчас не время обсуждать всякие глупые разногласия, — заявила она. — Плохого Боба больше нет, и мы потеряли здесь трех Хранителей. Насколько я слышала, половина старших сотрудников организации или погибла, или выведена из строя, а остальные просто не знают, что в данной ситуации делать. Мы едва-едва удерживаем ситуацию.
Я чуть было не пропустила это завуалированное предложение вернуться мимо ушей, но услышала в нем нечто, заставившее меня насторожиться.
— Что за три сотрудника? — вырвалось у меня. — Плохой Боб понятно, я тоже. А кто третий?
— Элла, — попытался остановить помощницу Джон, но ее уже понесло.
— Мы лишились еще одной сотрудницы двое суток назад. Кэрол Ширер. Погибла в автокатастрофе.
Вполне возможно, опять же устроенной джинном: они имели обыкновение использовать в своих операциях естественные силы. Удары наносились стремительно и наверняка, так что Хранители просто не успевали отреагировать и отдать соответствующие приказы своим джиннам — а без приказа и не будучи в настроении, джинны не выступали в их защиту. Победителем в итоге оказывался Ашан. Возможно, он систематически наносил такие удары то здесь, то там, выискивая слабые места. Не исключено, что Джон уже был намечен к уничтожению, но защищен своим джинном и без приказа. Кажется, у них двоих всегда были прекрасные отношения профессионального характера.
— Жаль, что такое случилось с Кэрол. Но вернуться сейчас я не могу, даже если бы меня приняли. К тому же, честно говоря, толку для вас от моего возвращения было бы мало. У меня имеются некоторые, хм, затруднения.
Джон поднял на меня расфокусированный взгляд, какой бывает, когда прибегают к Сверхвидению, что бы там ни увидел, помрачнел еще пуще и кивнул. Без комментариев. Он понял, какой ущерб мне нанесен.
— Так или иначе спасибо за предложение, — промолвил Джон. Хотя я на самом деле ничего такого не делала.
— Давайте помогу прибраться. Хоть наведу порядок после всего того хаоса, какой устраивала здесь не один год.
Джон согласился не сразу, но рабочие руки ему требовались. Я позвонила Полу и сообщила, что все в порядке. Джон призвал своего джинна — юного красавца с сияющими белыми алмазами глаз — и, пробормотав несколько команд, устранил самые тяжкие повреждения. Я за всем этим, уж поверьте, следила во все глаза… но не заметила ни малейших признаков назревающего бунта. Похоже, они с джинном ладили, как всегда. Я ощущала эту сдержанную доброжелательность — не любовь, даже не дружбу, а скорее хорошее партнерство. Во многих отношениях Джон Фостер являлся образцом того, каким должен быть Хранитель.
Что повергло меня в уныние, напомнив, что я и в лучшие-то времена такой не была. Я была неряшливой, несобранной, взбалмошной. Не могла встроиться в систему, даже когда хотела.
Я помогла Элле в хлопотном деле возвращения папок на полки и, пока занималась этим, поняла, что по большей части они имели отношение к персоналу. Содержали детальные отчеты о нашей деятельности, и приятно было ощутить, что благодаря часам, проведенным за клавиатурой, все это не канет неведомо куда. А то я подозревала, что итоги всех моих нелегких трудов попросту растворятся в эфире и будут поглощены голодными демонами. Или злокозненными вольными джиннами.
Когда я подняла папку этак пятнадцатую, толстенную, битком набитую бумагами, оказалось, что на ней написано мое имя. Я помедлила, оробев, а потом открыла ее. Скрепки и разделители почему-то отсутствовали, отчеты и прочие документы местами скомкались, словно их вынимали, а потом запихивали внутрь в спешке.
Но на самом верху находился приказ, подписанный Полом Джанкарло, исполняющим обязанности Национального Хранителя. Он предписывал держать меня под постоянным надзором для выявления признаков подозрительной активности, связанной с мошенничеством, шантажом и получением прибыли за незаконное управление погодой.
Меня сначала бросило в холод, а потом в жар, да такой, что прожег меня от самой макушки до желудка, где и угнездился. В этом документе Пол фактически обвинял меня в том, что я, сговорившись с двумя другими Хранителями (в том числе с Плохим Бобом), направляла ураганы, шторма и торнадо на специально намеченные участки побережья, где фирма, именуемая «Райское королевство», вроде как занималась строительством дорогих курортных отелей и кондоминиумов, которые систематически, перед самым открытием, становились жертвой стихийных бедствий.
А фирма получала страховку.
Ни одного объекта это «Райское королевство» в строй так и не ввело. Название было мне знакомо, ведь на разрушенную стройку этой компании меня возили. Туда, где погиб отец с ребятишками, а торнадо превратил строящийся отель в развалины.
Я полистала страницы. Фотоснимки убедительно показывали, что стройка изначально велась с нарушениями. Использовались нестандартные, некачественные материалы, не соблюдались строительные нормы в отношении прочности конструкций. Будь эти здания введены в эксплуатацию, они оказались бы смертельно опасны, однако страховые выплаты соответствовали покрытию расходов на строительство безупречных сооружений.
Я раньше знать не знала про это «Райское королевство», но теперь меня начала бить дрожь от ярости и немного — от страха.
Джон вырвал папку у меня из рук, захлопнул ее и, хмуро глядя на меня, передал Элле, которая молча принялась поправлять и разглаживать бумажки.
— Можно задать вопрос: я не должна была увидеть эти документы?
Правда, Элла могла думать иначе: возможно, она намеренно оставила именно эту папку валяться на видном месте, чтобы ее подобрала я.
— Ты же знаешь, я не могу об этом говорить.
— Что же получается: я уже не вправе очистить свое имя?
— Да никто твое имя не чернит, — заявил он и опять скрестил руки. Вид у него был усталый. И седины в его волосах, по сравнению с тем, что я помнила, заметно прибавилось. — Послушай… ну да, ходили разговоры в связи со смертью Плохого Боба. Многие считали, что ты убила его, чтобы заткнуть ему глотку.
— Это была самооборона! — чуть не сорвалась на крик я. Он кивнул, но, судя по позе, оставался при своем мнении.
— Черт побери, Джон, ты мне не веришь? Ты же знал этого ублюдка. Это был жуткий, испорченный старик…
— Он был живой легендой, — мягко указал Джон. — Ты убила легенду. Надо понимать: неважно, что за дерьмо он собой представлял и что за гадости вытворял: этого сейчас никто не помнит. Все помнят его достижения, а не грехи.
«Он мне демона в глотку запихал!» — хотела закричать я. Но не могла. Да и не имело это значения: Джон был прав. Боб в глазах многих являлся лицом неприкосновенным, чуть ли не святым, а я злокозненной стервой, прикончившей беззащитного старика у него же дома. Вне всякого сомнения, махинация с «Райским королевством» была его рук делом: во всем чувствовался его стиль. Надо думать, он вовлек в этот бизнес и других Хранителей, но меня даже не пытался. Уж он-то знал, что я бы на это не пошла.
И вот сейчас я чуть ли не слышала, как он хохочет надо мной в аду. Хотелось верить, что ему там очень жарко, а чтобы охладиться, приходится пить соус «Табаско».
— Ничего об этом не знаю, — заявила я. Джон посмотрел на меня как-то странно, потом повернулся к Элле. Она подняла брови и молчаливым кивком указала ему на дальний конец помещения. Он повернулся и молча пошел туда, где его джинн легкими, плавными движениями пальцев приводил в порядок поврежденный письменный стол. Расщепленные планки соединялись заново, выбоины разглаживались.
— Джон на эту тему говорить не может, — промолвила Элла, — но мне всего пара лет до пенсии и карьеры не делать, так что бояться особо нечего. Так вот, золотце, утверждать, будто ты ничего не знала насчет этого «Райского королевства», не в твоих интересах. Лучше придумай другую историю, да побыстрее.
— Что? Почему?
Она разгладила бумаги из моей папки и принялась закреплять их в скоросшивателе.
— «Райское королевство» принадлежит твоему боссу, Марвину Макларти, Дивному Марвину. Ведущему прогноза погоды.
Она выдержала эффектную паузу.
— Так что не надо говорить, будто ты ни о чем ни слухом ни духом. Он принял тебя на работу без собеседования. Ты должна была знать его до того, как пошла устраиваться на студию.
Ах он ублюдок. Змей! Пудель драный! Я поверить этому не могла. Он казался слишком тупым для таких корыстных махинаций. Выходит, Дивный Марвин инвестировал деньги в мошеннические строительные проекты, действуя рука об руку с Хранителями. Из чего следует в первую очередь, что он о нас знал… и ведь точно, права она. Я послала резюме, и принял он меня практически без вопросов, только увидевшись. Я-то, конечно, приписала это своему несказанному обаянию, но, похоже, за этим стояло нечто иное.
Кто-то порекомендовал ему принять меня. Кто-то, понимавший, что рано или поздно их махинации привлекут к себе внимание и тогда им понадобится козел отпущения. А на эту роль, судя по всем бумагам, лучше всего подходила я.
Если Марвин действовал в связке с Плохим Бобом, это многое объясняло. В первую очередь высочайшую точность прогнозов, которая, должно быть, забавляла Плохого Боба. Надо же, как ловко они все проворачивали, не привлекая внимания Хранителей. А ведь Плохой Боб имел рейтинг куда выше, чем у Джона Фостера, и, кроме того, действительно являлся легендой. Какие могут быть вопросы к легенде?
Только вот Боб Бирингайн предпочел поступиться профессиональной этикой и репутацией в обмен на прекрасный особняк, весомый банковский счет и прочие удобства, которые сулит участие в организованной преступной деятельности. Оно бы и ладно, но… Дивный Марвин? Кто вообще мог подумать, что такой идиот окажется мошенником? Хотя, возможно, в этом-то и была фишка.
Элла смотрела на меня в ожидании ответа. Которого у меня не было.
— Ты веришь, что я не виновата? — спросила я.
— Конечно, верю, Конфетка. Не смеши.
При этом по ее по-прежнему сосредоточенному на мне взгляду чувствовалось, что этот поспешный ответ не был искренним.
Она сказала неправду.
— Если ты и была замешана, нынче-то, черт возьми, вся организация разваливается. Многовато это для любой женщины.
Она по-прежнему не сводила с меня взгляда.
И тут до меня дошло кое-что по-настоящему важное. Со смертью Большого Боба манипуляции с погодой не прекратились, а поскольку себя я из этого уравнения всяко исключала, круг подозреваемых становился весьма и весьма узким.
Это не Джон. Я покосилась на него: он разговаривал со своим джинном. Внимательно слушал то, что тот говорил, не прекращая своих легких, плавных движений.
Ни страха, ни настороженности, ничего такого. Нет, я сердцем чуяла, что Джон Фостер на роль злодея не годится.
Кэрол Ширел я знала не слишком хорошо: может, и она, но судить трудно. И как теперь, после ее гибели в автокатастрофе, это выяснить? Если это была Кэрол…
И что это Элла по-прежнему так на меня смотрит?
— Джон знает? — спросила я.
— О чем?
— Насчет Марвина.
— О, конечно. Поэтому и не стал с тобой говорить. Понимаешь, его это просто убивает: он и рад бы верить тебе, но… черт возьми, Конфетка, он ведь идеалист. Сама ведь знаешь, как Джон все воспринимает. У него нет чувства реальности.
И тут во мне созрело решение броситься в бассейн с аллигаторами.
— Ладно, — промолвила я, понизив голос, как бывает, когда девушки секретничают между собой, — только между нами, я в этом бизнесе не участвовала. Но ты ведь и сама это знаешь, верно? Я о чем — Плохой Боб рассказал мне об этом в то утро, я об этом размышляла, но даже не догадывалась, что все продолжается. А оно ведь продолжается, несмотря ни на что. Верно?
— Ты ведь не думаешь, будто я могу иметь к этому отношение, правда? — промолвила она, моргнув.
Я подняла брови.
По прошествии доли секунды она опустила веки и прошептала:
— Только не сейчас, не при нем.
Хорошо, что я не смотрела ей в глаза: она, наверное, прочла бы в моем взгляде горе. Но Элла ничего не заметила. Повернулась, закончила приводить в порядок бумаги в моей папке, аккуратно скрепила их и вернула на место. Но не все. Сдвинула несколько в мою сторону, сопровождая это кивком, безошибочно означавшим «забери».
Меня мутило, но пришлось изобразить улыбку. Взяв бумаги, я, будто бы между делом, убрала их в свою сумочку. Элла проследила за этим со странной улыбочкой, потом подмигнула и занялась другими папками.
Я испустила глубокий вздох и направилась к Джону и его джинну. Джинн взглянул на меня, точнее, сначала взглянул, а потом пристально всмотрелся полыхающими белым пламенем глазами. Такая замедленная реакция могла бы показаться забавной, тем паче что я не сразу сообразила, в чем тут дело: вроде ничего странного в моем облике не было. И только потом, после первоначального замешательства, до меня дошло, к чему он проявляет такое внимание.
Моя рука непроизвольно легла на живот, как будто таким способом я могла защитить мое дитя, еще не родившегося джинна, от его взгляда.
Он отвел глаза, а я убрала руку и вызывающе вздернула подбородок, словно предлагая ему высказаться. Он лишь поднял брови, так невыразительно, что это едва не вызвало у меня смех, после чего повернулся к Джону и спросил:
— Ну что, с этим вроде бы все?
У него был английский акцент, прямо дворецкий, да и только. Джон вежливо поблагодарил его, и он — пуфф! — исчез. Мне хотелось узнать, как его зовут, но спрашивать было бы невежливо. Предполагается, что когда вы встречаете вместе джинна и Хранителя, джинна вы вообще как бы не замечаете. Впрочем, не думаю, чтобы эта норма этикета была разработана джиннами.
— Прошу прощения, Джон, но мне нужно идти, — сказала я.
Он кивнул и протянул мне руку. Я пожала ее, задержала в своей и, подавшись вперед, легонько поцеловала его в щеку. От него исходил сухой, вязкий запах одеколона и табака.
— Остерегайся, — произнесла я, когда мои губы оказались возле его уха, уронив голос до шепота. — Не доверяй никому.
Пальцем на Эллу я, разумеется, не указывала, ничего подобного, ну а от предостережения в общем смысле никому еще вреда не было. Он слегка отстранился, нахмурился, а потом, собравшись, ответил мне спокойным кивком.
— Сейчас тебе нужно бы поостеречься.
— Тебе тоже, — заявила я и направилась через все еще не прибранную комнату к восстановленной джинном двери.
Конечно, это было никакое не ограбление. Кто-то вломился сюда, чтобы познакомиться с документами, и мое личное дело, в частности, было прочесано очень частым гребнем.
Походило на то, что дело до меня было решительно всем — хорошим ребятам, плохим, таким, про которых я не могла даже сказать, те они или другие. И вообще черт знает кому.
Я начинала серьезно подумывать о том, чтобы прибрать бутылку с Дэвидом и сестрицу и свалить из страны.
Интерлюдия
На острове шторм сначала обдирает вековые деревья догола, а потом, вырвав или сломав стволы, со смертоносной силой обрушивает их на все оказавшиеся на пути возведенные человеком строения. Рушатся стены, разлетаются вдребезги, на щепки и обломки, черепицы, крыши. На таком ветру даже безобидные пальмовые ветви превращаются в смертельно опасный режущий инструмент.
Шторм останавливается, поворачивается и начинает насыщаться.
Смерть приносит прежде всего штормовой нагон, обрушивающийся на сушу не в виде волны, а с постоянным напором, словно кто-то беспрерывно подливает воду. Уровень ее стремительно повышается: в считанные минуты она заполняет дома, и их обитатели, которым негде искать спасения, ибо снаружи свирепствуют губительные ветра, захлебываются и тонут. Некоторые строения, находящиеся дальше от берега, начинают содрогаться, дыша в резонанс со штормом, их стены ходят ходуном, то раздвигаясь наружу, то сдвигаясь внутрь. Каждое такое качание разрушает фундамент, добавляя в него трещин.
Мужчины, женщины, дети и животные в панике покидают эти ненадежные убежища, но едва оказываются снаружи, шторм срывает с них сначала одежду, потом плоть с костей и разрывает их в клочья.
Безжалостная бойня не прекращается: шторм насыщается, насыщается и насыщается. У него нет желания покидать место пиршества: даже когда остров уже ободран до скальной основы, жадные ветра и волны продолжают вылизывать ее, поглощая остатки жизни.
Чернеет обнаженная материковая скальная порода. Гибнут даже водоросли.
Наконец, поглотив последнее дыхание на острове, недавно служившее обиталищем миллионов живых существ, шторм погребает загубленный клочок суши под поверхностью моря и опять приходит в движение, выискивая новую жертву.
И тут появляюсь я.
Глава седьмая
«Что вверху, то и внизу». Сказано в древности, но вполне справедливо и в наши дни. Я подошла к наружным дверям фойе, как раз когда затянувшие небо облака пролились дождем. Дожди во Флориде идут так, словно наверху открывают вентиль: две скорости, потоп и закрытие. Нынче утром вентиль открутили в режиме потопа. Мне оставалось лишь стоять, беспомощно поглядывая то на сплошную серую завесу воды, то на свои туфли, с ужасом представляя, что с ними будет, если я попытаюсь преодолеть не столь уж большое, в сущности, расстояние и добраться через парковочную площадку до машины. Обувка моя явно не была рассчитана на такой ливень, да и прочий прикид, если вдуматься, тоже.
— По крайней мере, это всего лишь дождь, — сказала я себе в утешение. — Могло быть и хуже.
И кто меня за язык тянул — небо тут же прочертила молния, причем так близко, что мне не было надобности использовать способности Хранителя, дабы ощутить выброс энергии. Я его всей кожей почуяла, каждым задрожавшим волоском.
От последовавшего громового раската задребезжало стекло, и по всей парковке с воем заработала сигнализация.
Следующая молния ударила совсем рядом, футах в пятидесяти, причем ветвистый бело-голубой разряд угодил в одну из машин на краю площадки.
Это еще что за чертовщина? Такого не должно быть, кругом полно более высоких объектов, которым и полагается притянуть заряд в первую очередь, но молния повела себя как-то чудно. И злобно.
Отскочив от двери, я прикрыла уши, спасаясь от оглушительного раската, и отчаянно моргала, почти ослепленная жаркой белой вспышкой, дожидаясь, когда восстановится нормальное зрение, и кляня все и вся из-за своей нехватки силы. Сверхвидение сейчас оказалось бы более чем кстати. Но для этого я была слишком слаба, к тому же, когда стихли последние отголоски грома, до меня дошло, что молния угодила в полуночно-синюю, гладкую, обтекаемую машину.
Иными словами, то была «Мона». Моя тачка.
Прошептав ругательство, я заморгала быстрее, хотя — что можно было надеяться увидеть сквозь эту невероятно плотную стену падающей воды! Впрочем, нет, оранжевое свечение не могла полностью скрыть даже эта завеса.
Черт возьми, моя тачка была объята пламенем.
— Джоанн!
Джон Фостер, тяжело дыша от спешки, подскочил ко мне сзади и рывком повалил на пол. Сам он упал сверху, прикрыв меня телом. Конечно, грохнуться с размаху на мраморный пол радости было мало, но я не успела осознать, сильно ли ушиблась, когда снаружи что-то бабахнуло.
На сей раз не молния. Скорее, нечто, сотворенное человеком.
От взрыва окна разлетелись дождем сверкающих осколков, открыв путь настоящему дождю, начавшему поливать мрамор прежде, чем его успело засыпать стеклом. Вдохнув запах горелого пластика и металла, я попыталась подняться, но Джон не дал, надавливая локтем на мои плечи. Он тяжело дышал, я чувствовала спиной, как неистово колотится мое сердце.
— Пусти! — заорала я. — Черт побери, Джон! Пусти!
Наконец он скатился с меня на захрустевшие осколки. Перевернувшись, я увидела, что он получил порезы, но не так уж много. Похоже, до сих пор нам везло.
— Ты в порядке? — спросил он. Я кивнула. — Пошли со мной.
Поднявшись на ноги, Джон протянул мне руку. Я взглянула в сторону парковочной площадки, и если и смогла что-то увидеть, то это полыхавшее вовсю адское пламя. Огонь пожирал уже самое меньше три машины.
Посреди всего этого находился обугленный остов «Випера», прежде известного как «Мона». Больше мне на ней уже никогда не гонять.
Сглотнув, я покрепче перехватила сумочку и взялась за руку Джона.
Он потащил меня из фойе к лестнице, мимо высыпавших туда переполошившихся арендаторов и запоздало встревожившихся охранников. Он припустил вверх, стуча по ступеням украшенными кисточками мокасинами, и мне не оставалось ничего, кроме как поспешать за ним. Судя по заданному темпу, Джон был в отличной форме: впрочем, адреналин — это, пожалуй, лучший стимулятор.
Мы вихрем взлетели по лестнице, одолев все семь этажей и оказавшись перед дверью с надписью: «ВЫХОД НА КРЫШУ: ТОЛЬКО ДЛЯ ИМЕЮЩИХ ДОПУСК». У меня от этой беготни уже ноги горели, однако едва я вознамерилась перевести дух, он схватил меня и потащил к выходу.
— Джон! — вскричала я, заставив его притормозить, прежде чем он успел схватиться за поперечину с предупреждающей надписью «СРАБОТАЕТ СИГНАЛИЗАЦИЯ». — Джон, погоди! Что происходит?
— Ты была права насчет джиннов, — выкрикнул он в ответ. — Надо сваливать, немедленно. Это они!
Ох, черт возьми!
Высвободившись, он дернул за ручку, открывающую дверь, и к общему переполоху добавился еще и сигнал тревоги. В здании уже работала пожарная сигнализация, видимо, огонь с парковочной площадки каким-то манером распространился и на него, а когда дверь на крышу открылась, дождь и ветер мигом ворвались в отверстия с неистовством атакующих футболистов. Я пошатнулась, но Джон схватил меня за запястье и потащил наружу, прямо в этот грозовой хаос.
— Джон, — заорала я, пытаясь перекрыть длящийся отголосок грома, — здесь небезопасно! Молния…
— Заткнись! О молнии я позабочусь!
И ведь правда, он мог. Джон был Хранителем Погоды высочайшего класса, и это как раз была его стихия. Он еще не закончил фразу, а у меня уже пробежала по коже рябь, и даже мои притупленные чувства позволили ощутить нечто, метнувшееся к нам в эфире, словно атакующая змея.
Джон отпустил меня, развернулся и сосредоточил внимание на толстой серебристой стойке в углу крыши.
Ударила молния. Я нутром чуяла, что метила она в нас, но сменила направление, ударила в этот громоотвод. Система грозовой защиты здания, через сеть вмонтированных кабелей, заряд в землю. Разряд был такой, что даже на том месте, где я стояла, меня обдало жаром. Но главное, я чувствовала: нечто нацеливало эту молнию. Направляло ее. И это нечто было гораздо сильнее Джона Фостера.
Разумеется, он чуял все и сам: об этом можно было догадаться по отчаянному, напряженному лицу.
— Бежим!
Джон потащил меня вперед, к следующему бетонному бункеру на крыше. Дверь была открыта: он схватился за нее, чтобы распахнуть шире, и в этот миг ниоткуда ударила еще одна молния.
Джон не был готов к отражению этой атаки, не ожидал ее, да и растратил слишком много энергии на защиту от первого разряда. Этот был столь же силен, если не сильнее. И выпущен с явным намерением поразить нас.
Назвать то, что мне удалось собрать, силой просто язык не поворачивался, но тем не менее я попыталась удержать или отвести направленный на нас мощный энергетический выброс. Вибрирующие, мечущиеся электроны выстраивались по полюсам, образуя цепь. Требовалось от меня не так уж много… да только я и на то не была способна. Выстроить цепь так, чтобы произвести замыкание, так и не удалось: она разорвалась и стремительно распалась.
Хлестал ливень, яростно и злобно завывал ветер. Я чувствовала, что Джон отчаянно пытается спасти нас, ощущала прилив снаружи спасительной энергии, но мы уже не успевали: надежды отвести смертельный разряд не было. Кто бы ни стоял за этой бурей, он твердо вознамерился добиться своего. В отчаянии, уже не надеясь, что от этого будет какой-то толк, мы с Джоном бросились в разные стороны. Я упала на крышу, перекатилась и увидела, как молния поразила его в грудь.
— Нет!
Закричала я, или не закричала, сказать трудно: какой бы звук я ни издала, он потонул в мощном потоке энергии, ударившем в плоть. И в этой яркой вспышке я увидела стоявшего неподалеку в тенях джинна, того самого, с бриллиантовыми глазами. Тихо, спокойно, безо всякого выражения на лице, он созерцал смерть своего хозяина.
Даже не пытаясь помочь ему.
Оставшись фактически в изоляции, без связи со штабом Хранителей, Джон не получил инструкции о том, чтобы заранее отдать своему джинну приказ защищать его. По существу, он и не знал об опасности. А хоть бы и узнал, скорее всего, просто бы в это не поверил.
Джон рухнул без звука, и в ту же секунду разряд с треском погас. Несколько мучительных мгновений я ничего не видела и вслепую, практически наугад, подползла к нему по вымазанной битумом и усыпанной гравием крыше и заключила в объятия. От него исходил жар, а когда мое зрение прояснилось, я увидела черные ожоги на его макушке и ладонях. Брюки испещрили дымящиеся, с обугленными краями дыры. А подошвы туфель расплавились у него на ногах.
Я обожгла пальцы, пытаясь нащупать пульс, но сердце не билось. Оно приняло всю мощь электрического разряда, напрочь, без какого-либо шанса на исцеление, выжегшего нервную систему.
Джинн выступил из теней и подошел туда, где я сидела, скорчившись под хлещущим ливнем, с головой Джона на коленях.
— Ты мог что-нибудь сделать, — отрешенно пробормотала я. — Почему ты ничего не предпринял. Он был твоим другом.
Джинн смотрел на меня сверху вниз: капли дождя не касались его, испаряясь примерно в дюйме от кожи. Он уже начал преображение: спокойный, непритязательный юноша, каким видел его Джон, словно подрос и раздался в плечах. Волосы, ранее каштановые, посветлели до белизны, с переливчатым, опаловым оттенком. Кожа сделалась бледной, как у альбиноса. Скромная рубашка и джинсы трансформировались в богатые, светлых тонов шелк и бархат. Эту, слегка варварскую роскошь одеяния дополнило безжалостное лицо.
— Он не был моим другом, — промолвил джинн. — Хозяин и раб не бывают друзьями. Не может быть доверия там, где нет равенства.
Я закашлялась, чувствуя во рту холод дождя и привкус обожженной плоти. Мне хотелось плакать, потому что джинн был прав. Равенства не было. И то, что мы были добры к джиннам, не делало нас друзьями. Даже то, что мы их любили…
Что сделала я, призвав Дэвида к себе на службу? Разрушило ли это доверие между нами? Сколько времени потребуется на то, чтобы это предательство впиталось в него, разъело его любовь ко мне, обратив ее в яд?
Возможно, то, что в итоге обратило его в ифрита, началось с меня?
— Теперь ты свободен, — прозвучал голос за моей спиной, и я обернулась, моргая из-за заливавшего глаза дождя. Голос сразу показался знакомым — конечно же, то был Ашан безукоризненно-элегантный в своем деловом сером костюме и холодного оттенка галстуке, с глазами того же цвета, что и гроза. И уж разумеется, его не касалась ни одна капля. Он двинулся вперед, и дождь на его пути просто… исчезал. Ашан остановился в нескольких футах от меня, но ни на меня, ни на мертвеца на моих руках не обращал ни малейшего внимания. Его взгляд был устремлен к другому джинну.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |