Последовало ошеломленное молчание. А потом осторожный вопрос:
— Ты там, случаем, не перепила?
— Нет, уж поверь, пока еще нет. Ты мне нужен. Так что пошевели задницей и двигай сюда, да поскорее. Если можешь, попроси Рэйчел тебя перенести.
— Не надо, я и на машине доеду. А вот Рэйчел пошлю к тебе. Она, по крайней мере, сможет позаботиться о тебе до моего прибытия.
Любопытно: Рэйчел явно ничего не рассказала ему ни о нашем с ней разговоре, ни о той трепке, которую задал ей Ашан. Но, с другой стороны, он ведь всего лишь простой смертный, а она джинн, а даже лучшие из них не считают нас равными. Вдобавок он не был ее хозяином, она не находилась ни у кого в рабстве.
— Джо? — послышался его голос в трубке, и в этот миг я ощутила энергетический всплеск, услышала хлопок, словно открыли бутылку шампанского, и по другую сторону кровати материализовалась Рэйчел. Она не улыбалась. Смотрела на меня полыхающими золотом глазами со своего рода циничным интересом.
— Долго тебе досюда добираться? — спросила я.
— Два часа, — ответил он. — Ты там того, береги задницу. Тут, знаешь, вокруг тоже не только одни веселые щенята.
Клик. Он отсоединился.
Я положила трубку на постель, медленно встала и встретилась взглядом с Рэйчел, стоявшей сложив руки на груди и выставив бедро. Ее голова склонилась в сторону, многочисленные тонкие косички шелестели, как шелк.
— Надо же, — промолвила она, — а Ашан-то, смотрю, дал маху. Я думала, тебе куда как хуже пришлось.
— Если он появится снова, ты собираешься меня защищать?
— Нет.
— А как насчет Джонатана? Насчет того, чтобы не подпустить его ко мне?
— Не смеши меня.
— Отлично. Стало быть, ты явилась посмотреть, как из меня дерьмо вышибать будут. Ну, спасибо за помощь.
— Я оказываю услугу Льюису. Из чего вовсе не следует, будто я собираюсь оказывать услуги тебе.
Она принялась рассматривать свои ногти, которые, надо думать, нашла достаточно острыми: они походили на сверкающие отточенные лезвия. Впрочем, ее внезапно переместившийся на меня взгляд был почти столь же тревожащим.
— Для особы, находящейся в твоем положении, ты выказываешь удивительную неблагодарность.
— Благодарность за что? За то, что ты спровоцировала драку, а потом свалила, оставив меня один на один с Ашаном?
Я ощутила запоздалую волну паники, но вместе с ней всколыхнулся и мой старый приятель гнев.
— Тут одно можно сказать: чем меньше от тебя «помощи», тем лучше. Для всех.
— Я тут не по твоей просьбе, — указала она и, плюхнувшись на мою кровать, покачалась на матрасе. — Занимайся своими делами, Белоснежка. Меня караулить не надо, это тебе няньки требуются. Но заранее предупреждаю, что если я понадоблюсь Льюису, то брошу тебя без промедления. Поняла?
Да чего тут было не понять. Один черт, я мало что могла поделать, вздумай она болтаться по моей спальне, примерять мои шмотки и вообще вредничать, точно так же, как и реши она посреди схватки смыться подобру-поздорову. Это была, мягко говоря, далеко не самая надежная поддержка, какую мне доводилось получать.
Так или иначе я собрала жалкие остатки своего достоинства и решила, что, пожалуй, мне не помешает подкрепиться, да и созерцать Имона с Сарой всяко лучше, чем провести пару часов под насмешливым, загадочным взглядом джинна.
— Смотри, чтобы ничего не случилось с Дэвидом, — предупредила я ее, кивнув в сторону прикроватной тумбочки.
Лицо ее застыло.
— Да уж поверь мне, — промолвила она, — за этим я прослежу.
С тем я и отбыла за стол, предвкушая обед на новых тарелках.
Сара дожидаться меня не стала: они с Имоном уже сидели за столом, глядя друг на друга. Между ними горели свечи. Верхний свет она выключила, так что у них получился своего рода романтический островок в море тьмы. Очень мило.
Я задела угол кушетки, выругалась и разрушила эту идиллию. Сара бросила на меня страдальческий взгляд, при этом ее рука с вилкой замерла на пол-пути к безупречно подведенным губам, в то время как я опустилась на стул рядом с Имоном и развернула свою салфетку, сложенную на манер оригами, в виде лебедя. Еще одна штуковина из программ Марты Стюарт: у простой смертной, которой приходится работать, просто нет времени научиться делать такие вещи.
Вино было прохладным и имело приятный, терпкий вкус, салат похрустывал, а винегрет она соорудила такой, что я, хоть убей, не понимала, как можно сварганить нечто подобное в домашних условиях. Сара запросто могла бы быть шеф-поваром, а не статусной домохозяйкой.
— Ты с Дэвидом говорила, да? — спросила вдруг Сара, и я от неожиданности чуть не выронила вилку. — Ну, по телефону.
— А.
Я ткнула в ломтик томата и, поскольку серебряный столовый прибор показался мне непривычно тяжелым, присмотрелась к нему: так и есть, все новое, как и тарелки. Мой неоплаченный долг на глазах становился все весомее, что никак не относилось к остатку средств на карте.
— Ага, — соврала я. — Он немного прихворнул, но сейчас ему уже лучше.
— Сара сказала мне, что он музыкант, — подал голос Имон, слегка приправив свой салат черным перцем. Что показалось мне совсем не лишним. Я последовала его примеру.
— Он певец, — ответила я, поскольку решила, что это в случае чего позволит объяснить отсутствие в пределах досягаемости каких-либо музыкальных инструментов. — Поет в группе.
— Я их слышал?
— Это вряд ли.
Будучи вежливым человеком, Имон на стал развивать эту тему дальше, а вернул свое внимание Саре, которая прямо-таки таяла под его взглядом. Улыбка у него, я не могла не признать, и впрямь была приятная.
— День сегодня прошел прекрасно, Сара, — промолвил он. — Я даже не предполагал, что Форт-Лодердейл столь интересное место.
— Это была ознакомительная прогулка, — отозвалась она, однако румянец на щеках и блеск в глазах навели меня на мысль, ограничились ли они при знакомстве с красотами Форт-Лодердейла стандартным набором туристических достопримечательностей или добавили к этому еще какую-нибудь забаву, благо заднее сиденье у арендованного Имоном автомобиля имелось. — Большое спасибо за все. Это было замечательно. Обед — это наименьшее, что я могла сделать.
— Осторожно, — промолвил Имон, и его голос понизился до звучания, которое я могла классифицировать только как мурлыкание, — если кормить меня таким образом, я просто не смогу уйти.
Его глаза, обращенные к ней, светились так, словно кроме нее и на свете никого не было. Она подмигнула ему.
Мне вспомнилось ощущение, которое я испытывала в средней школе, глядя, как моя старшая сестрица, будучи во всеоружии, разила мальчишек наповал одним легким щелчком своих ноготков с безупречным маникюром. Да, ощущение то же самое: чувствуешь себя маленькими дополнительными колесиками на велосипеде любви, которому они уже не нужны. Я даже подумала о том, не стоит ли мне прибрать салат и отправиться доедать его в спальню, в компанию Рэйчел, которая пусть и заставляет меня чувствовать себя противной козявкой, но, по крайней мере, не донимает необходимостью разводить церемонии.
— Можно здесь остаться, комната найдется, — промолвила я, отправляя в рот зелень. Сара отблагодарила меня потрясенным взглядом. Нет, мы определенно вернулись в школьные времена. Страдалица Сара, хулиганка Джо и бедолага Имон, угодивший между ними.
Другое дело, что Имон вовсе не являлся страдающим гормональной неуравновешенностью тинейджером: лишь потянулся через стол, чтобы наполовину наполнить вином опустевший бокал моей сестры, и с улыбкой отозвался:
— И то сказать, прекрасная комната. Мне нравится.
К счастью, прежде чем я успела сморозить что-нибудь еще, с холодными закусками было покончено, и Сара стала подавать макароны. При этом она флиртовала с Имоном, а я старалась делать вид, будто ничего не замечаю. Не самая приятная роль.
Приготовленный сестрой цыпленок «примавера» был невероятно вкусным, но я проглотила его, не смакуя, пренебрегая всеми правилами кулинарного этикета. Сара, ясное дело, съела около трети своей тарелки и объявила, что ей хватит. Имон помог ей убрать со стола, закатав рукава, что позволило ему продемонстрировать мускулистые предплечья: при этом порой терся возле нее так близко, что в некоторых частях света одно это уже было бы сочтено за ухаживание. Когда они стояли у раковины, я присмотрелась к ним. Судя по языку тела, Имон чувствовал себя… уютно. Как на своей территории. При этом его тянуло к ней, и он неосознанно, словно под воздействием гравитации, вторгался в ее личное пространство. Сквозь плеск воды до меня доносились обрывки их разговора.
Потягивая вино, я наблюдала за тем, как он подался к ней еще ближе, чуть не касаясь губами шеи, и глубоко вздохнул. Обалдеть, до чего чувственно.
— «Булгари омниа», — произнес Имон своим чарующим голосом, столь ясным и теплым.
— Ты разбираешься в парфюмерии? — спросила Сара и обернулась к нему. Его лицо находилось прямо у нее за плечом, достаточно близко для поцелуя. Никто из них не отстранился.
— Немного, — ответил он. — Мне довелось заниматься химией, ну а парфюмерия, как ее раздел, всегда меня интересовала. Кстати «Омниа» разработана на основе черного перца, ты это знала?
— Неужели? — Сара вытерла руки полотенцем и развернулась к нему полностью. — А что там есть еще?
— А десерт будет?
Сара заморгала, удивленная столь неожиданной сменой темы, но отошла в сторону и сняла крышку с подноса, полного тарталеток, покрытых коричневой глазурью. Крем-брюле. О господи, да у меня в жизни не было ничего, позволявшего выпекать подобные штуковины. Впрочем, надо полагать, теперь есть. Может, заодно и пароварка найдется?
Имон издал низкий горловой звук, подобный которому, клянусь, мне доводилось слышать только в особо интимные мгновения, взял одну из тарталеток и впился в нее зубами, не сводя при этом взгляда с моей сестры.
— Замечательно, — пробормотал он.
— Не разговаривай с набитым ртом.
Судя по тому, какой последовал обмен улыбочками, это была какая-то их личная шуточка. Он протянул тарталетку ей. Она откусила кусочек, тоже не отрывая глаз от него.
— Рассказать тебе об этих духах? — спросил он.
— Расскажи.
Его улыбка сделалась еще шире, превратившись в нечто ангельское и одновременно призванное растопить женское сердце как масло.
— Всякое парфюмерное изделие имеет основу, главные ноты и вспомогательные. Как я уже говорил, «Омниа» создана на основе черного перца. Главными нотами служат чай, корица, мускат и индийский миндаль. Экзотическая комбинация. Тебе все это очень подходит.
Сара выглядела очарованной.
— А что там со вспомогательными нотами?
Он откусил еще кусочек тарталетки.
— Индийское дерево, сандал и шоколад. — Последнее слово он произнес так, словно оно было неприличным. — Аромат такой, что так бы и съел.
— Откуда ты знаешь, что это съедобно?
— Это что, приглашение?
Я закатила глаза, встала и сказала им:
— Я буду в своей комнате.
Они, похоже, этого даже не заметили. Удалившись к себе, я заперла за собой дверь и плюхнулась на кровать, чувствуя, как ускоренно бьется мое сердце. Достали они меня своим флиртом: эта парочка годилась в олимпийские чемпионы по секс-прелюдии. Правда, я подозревала, что несколько раньше они уже перешли к основному процессу, миновав предварительную стадию. Возможно, не единожды, что и не диво, при этаком-то гормональном буйстве.
Оглядевшись и не обнаружив никаких признаков Рэйчел, я не удивилась. Возможно, она пребывала в невидимости, хотя не исключено, что решила проверить, как там Льюис. Не обращая внимания на нее или на ее отсутствие, я сняла обеденное платье, натянула низко сидящие брюки и короткий топ, после чего открыла окно, впустив свежий океанский бриз. Ощутив лицом его холодок, я вдруг почувствовала себя как в ловушке. Мне захотелось наружу. Я взглянула на часы — до оговоренного времени встречи с Льюисом оставалось тридцать минут.
Мне пришло в голову, что лучше не маяться ожиданием, а сэкономить немного времени, выйдя ему навстречу, тем паче что у меня мы вряд ли чувствовали бы себя комфортно, учитывая, что в соседней комнате Имон с сестрицей «познают» друг друга в библейском смысле. Приняв решение, я надела кроссовки, туго зашнуровала и, приоткрыв дверь спальни, осторожно выглянула.
Имон с Сарой целовались на кухне, привалившись к холодильнику. Он держал ее голову в ладонях, запустив пальцы в волосы, она обнимала его за шею, и, черт возьми, выглядели они здорово.
Я заморгала, раздумывая, стоит ли говорить им, что отправляюсь на пробежку, потом решила не ломать кайф, тем паче что им явно не было до этого дела.
Прихватив ключи, права и сотовый, я сунула все это в карман штанов, застегнула его на «молнию» и выскользнула наружу.
Уже на лестнице, по пути вниз, телефон зазвонил. Я вытащила его, открыла, но, прежде чем успела ответить, оттуда донесся такой треск статического электричества, что я непроизвольно отдернула трубку от уха. Однако услышала, что кто-то в ней зовет меня по имени.
Я прижала телефон обратно к уху и ответила:
— Слушаю. Кто это?
— Льюис.
Голос буквально тонул в помехах: потом треск выровнялся, сменившись глухим фоновым ревом. Поток транспорта? Возможно, если он гонит, как на состязаниях «Индианаполис-500».
— Планы меняются. Встречаемся на берегу, напротив твоего дома.
— Где именно?
— Мы тебя найдем.
Он отключился. Я попыталась перезвонить, но ответа не получила. Во всем этом хорошо было одно: то, что я облачилась в спортивную одежду. Это давало возможность убить двух зайцев: и встречу провести, и совершить пробежку.
Сбежав по оставшимся ступеням и оказавшись снаружи, я увидела, что белый фургон детектива Родригеса так и стоит припаркованный напротив моего дома, с выключенными огнями. Ну и хрен с ним, решила я, пусть себе любуется, но если вздумает снова ко мне цепляться, рискует нарваться. Я нынче не в том настроении, чтобы подставлять щеку.
Поставив правую ногу на ступеньку, я, для растяжки, дотянулась до кончиков пальцев, потом подтянула ногу обратно и уже собралась сменить ее, когда мой взгляд упал на окно моей квартиры.
В нем вырисовывались лишь тени, но и этого было достаточно, чтобы понять: Имон снимает с Сары платье.
— Занавески задерните, идиоты! — вырвалось у меня, хотя, если вдуматься, кто я такая, чтобы их порицать? Мой первый серьезный сексуальный опыт с джинном имел место не где-нибудь, а в ванне, можно сказать, прямо в фойе отеля. Так что, возможно, эксгибиционизм — это наша семейная черта.
Я сконцентрировалась на растяжках, а когда размялась и разогрела мышцы, потрусила через парковочную площадку, лавируя между машинами. При выходе с нее мне пришлось задержаться у светофора, пропуская проносящиеся мимо автомобили, и тут, совершая бег на месте, я вдруг ощутила рядом постороннее присутствие.
Детектив Родригес бегом на месте не занимался, просто стоял. В то, что я просто решила потренировать сердечную мышцу, он явно не верил. Это можно было понять.
— Собралась куда-то? — осведомился детектив.
— Точно — задумала сплавать в Англию, похитить драгоценности короны, спрятать их на борту «Титаника», а потом нанять Джеймса Кэмерона, чтобы он их для меня оттуда достал. А что, есть возражения? У меня все расписано.
Я не прекращала бега. Во мне пульсировала ярость. Пропади он пропадом, только его мне сейчас не хватало!
— Послушай, я скоро вернусь. У меня просто пробежка. Слышал, наверное, что некоторые люди совершают пробежки. Правда, эти люди не живут в фургонах и не выслеживают тех, кто совершает пробежки.
Родригес улыбнулся. Он тоже переоделся, или с самого начала был в спортивной одежде: темно-синих, полицейского цвета тренировочных штанах с походившими на форменные лампасы белыми светоотражающими полосами и синем поло с надпись «ДПЛВ» (Департамент полиции Лас-Вегаса) на груди.
— У меня и в мыслях не было мешать твоей тренировке, — заявил он. — Просто решил сам поупражняться.
Я продолжала бег на месте, дожидаясь зеленого света, и как только он зажегся, припустила через улицу и дальше, на пляж. Родригес, ясное дело, последовал за мной.
— Остался бы лучше, — крикнула я ему через плечо. — Я из-за тебя темп сбавлять не собираюсь.
И прибавила скорости, чувствуя под ногами мягкий, ненадежный песок. В лицо мне веял свежий, теплый бриз, пахнувший сумерками и морем. Как всегда, даже в это время дня на побережье прогуливались люди, романтические парочки фотографировались на фоне прибоя, несовершеннолетние пили пиво или, если на это им не хватало храбрости, потягивали из банок кока-колу, хотя вид имели явно поддатый.
Скоро должна была подтянуться ночная смена, ребята постарше и покруче, любители пляжного секса и всяческих непристойностей. Мастера ночного серфинга, которые всегда меня озадачивали: зачем, занимаясь опасным спортом, делать его еще опаснее?
Когда я оглянулась, напрягать зрение мне не пришлось: детектив Родригес, пусть далеко не юный и вдобавок отягощенный всей той едой, которую поглотил во время слежки, не отставал: бежал легко, уверенно, укоротив шаг, чтобы подстроиться под меня. Раньше я этого не замечала, но он оказался мускулистым. Не таким, как те перекормленные стероидами качки с распирающими мышцами, которых можно каждый день видеть на пляже, но тренированным, ловким и сильным.
Впрочем, с его силой я уже успела познакомиться, в доказательство чего могла предъявить синяки. Правда, зла на него за это у меня, как ни странно, не было.
— Ты в хорошей форме, — сказал он.
— Отвяжись, — бросила я.
На этом наше общение на время прервалось. Я поднажала. Он упорно не отставал. В конце концов я утомилась от такой гонки и, поддерживая ритмичный, равномерный темп, пораскинула мозгами насчет того, как бы от него избавиться.
Минут через десять мы поравнялись с незаконно заехавшим сюда внедорожником: в кузове с откинутым задним бортом сидели трое тинейджеров, сильно смахивавших на молодых бешеных волков. Родригес на бегу окинул их таким полицейским взглядом, что они напряглись и попытались сделать вид, будто нас не замечают.
— Надвигается шторм, — заметил Родригес.
Конечно, столкновение джиннов взбудоражило эфир, однако я чувствовала отдаленно и приглушенно, что они уже восстановили порядок. Шалтай-болтай все-таки не разбился так, что его уже не собрать.
— Нет, думаю, прояснится.
Он в качестве аргумента указал кивком в сторону моря. Я взглянула в том направлении и увидела слой темных облаков, залегавших так низко над водой, что в сгущавшихся сумерках они были почти невидимы. Я рефлекторно вознеслась в эфир, точнее, попыталась, и тут же столкнулась с давлением, показавшим, что для этого я еще недостаточно сильна. Все же преодолев его ценой немалых усилий, я огляделась в Сверхвидении, в то время как мое тело продолжало, механически переставляя ноги, размеренный бег по пляжу.
Не сказать, чтобы мне это так уж много дало. С одной стороны, мое эфирное видение было затуманенным, нечетким, словно мне требовалась процедура лазерной коррекции внутреннего зрения. С другой стороны, дистанция восприятия сократилась с почти бесконечной до чего-то раздражающе человеческого. Я едва различала горизонт, не говоря уж о том, что там происходит. Энергию я воспринимала, да, но какого рода? Шторм естественного происхождения? Или побочное следствие разразившейся у меня под окном схватки джиннов, исправить которое Хранителям так и не удалось? К сожалению, возможно было и то и другое. Я даже не могла определить, насколько это опасно. Возможно, все ограничится шквалом, который принесет скоротечный дождь и оставит после себя раздосадованных туристов.
Я вернулась в тело. Не то чтобы это было мое решение, просто не хватило сил, чтобы оставаться в эфире, и я просто рухнула обратно с быстротой запущенной с высоты ракеты, и в результате этого падения зашаталась, споткнулась и шлепнулась.
Правда, тут же поднялась, выплевывая песок, дезориентированная, разозленная. Детектив Родригес тоже прервал свой бег, но руки мне не предложил.
— Черт побери! — буркнула я, отряхиваясь. Он не вымолвил ни слова, просто дожидался, когда я побегу дальше. Пляж вспыхивал белыми искорками: угасающий свет дня отражался в кристалликах кварца. Волны прибоя, мощные и упругие, с плеском набегали на берег, вспенивались и откатывались обратно. Мое все нараставшее раздражение наконец прорвалось слепящей вспышкой ярости, и я развернулась к нему, сжимая кулаки.
— Послушай, оставь меня в покое. Я хочу побыть одна, это ты понимаешь? Я никуда не убегу.
— Я не упущу тебя из виду, — ответил он. — Буду следить за тобой до тех пор, пока ты не расскажешь мне все, что я хочу узнать про Квинна.
«Беги! — сказала я себе. — Просто беги и выброси все из головы!» Прекрасный совет. Я бы и рада ему последовать, да только мозг не переставал работать, что заметно сказывалось на выработке эндорфинов. Я хотела, чтобы поскорее появился Льюис. И уже начинала всерьез подумывать о том, чтобы отделаться от детектива Родригеса. Эта идея начинала казаться мне все более и более привлекательной, потому что он уже довел меня до крайности.
Только вот справлюсь ли я с ним? Родригес продолжал бежать рядом со мной без малейшего напряжения, и сам непринужденный автоматизм его движений указывал на высокую степень тренированности. Скорее всего, он меня запросто вобьет по уши в землю и не вспотеет.
Родригес на бегу бросил на меня уничтожающий взгляд, и я честно ответила на свой вопрос — «нет». Мне с ним не справиться, во всяком случае, не прибегая к способностям Хранителя, а с этим у меня нынче тоже худо. Их явно недостаточно, и уж тем более недостаточно для того, чтобы растрачивать по такому поводу.
— Чего ты копам не позвонила? — спросил он. — После той истории на телестудии.
— Ты имеешь в виду твое несанкционированное нападение?
Он, похоже, смутился. И буркнул:
— Ты меня разозлила.
— Не парься, ты не первый малый, который применял ко мне физическое воздействие. — При этих словах я усмехнулась, хотя юмором тут и не пахло. — Твой партнер занимался этим задолго до тебя.
— Все, что я хочу, — это узнать правду.
— Ничего подобного. Ты хочешь узнать, что твой драгоценный Квинн погиб как герой, и тут я тебе, приятель, ничем помочь не могу.
Он промолчал. Мы бежали, ветер трепал мои собранные в хвост волосы, прибой набегал и откатывался, словно в такт бьющемуся сердцу мира. Я начинала потеть: пот выступал на спине и между грудей, затекая под лифчик. Ахиллесовы сухожилия уже отчаянно ныли, вот что значит расслабиться. Я велела им заткнуться и поднажала сильнее. На побережье, словно толстое влажное одеяло, опустилась ночь, духоту которой несколько умерял продолжавший дуть с моря бриз. Согласно моему внутреннему будильнику, оговоренные тридцать минут уже прошли. Льюиса видно не было, но, судя по голосу, у него там тоже проблемы, так что он может и опоздать. В крайнем случае позвонит.
Если он, конечно, в сознании. И если ему не приходится сражаться за свою жизнь.
— Что тебе сделал Квинн? — спросил Родригес.
У меня вырвался резкий вздох.
— Я уже говорила.
— Ты назвала его насильником и убийцей.
— Опять ты за свое.
— Ты ведь жива. Так что жертвой убийства явно не стала.
Ответа на это не требовалось, и я продолжала бежать молча, пока Родригес вдруг не схватил меня за запястье и резко дернул. Я рухнула на песок. Рядом шумел и плескался, обдавая нас колючими брызгами, прибой.
Выражение его лица мне было не разглядеть. Я поднялась в эфир, для чего мне, кажется, пришлось преодолеть всю тяжесть мира, откуда увидела его в виде расплывчатого оранжевого пятна. У меня нынче не было возможности вникнуть в его чувства, каковы бы они ни были, но даже в свои лучшие времена мне редко доводилось видеть ауру обычного человека, характеризующую его в определенном смысле столь четко и однозначно. Насколько я могла доверять своему восприятию, детектив Родригес, возможно и являвшийся в других отношениях далеко не ангелом, не был убийцей и не имел склонности отворачиваться от правды.
— Тебе досталось от Тома, — сказал он.
— Еще как.
— А доказательства есть?
— Откуда?
— Так почему я должен тебе верить?
Я всмотрелась в него сквозь тьму.
— Да потому, что ты уже знаешь что-то, во что тебе не хочется верить. Правда? Ты знаешь, что он не был тем чудесным парнем, каким казался тебе все эти годы. Ты, кажется, говорил, детектив, что тебе от меня нужна только правда. Ладно, будет тебе правда. Я тебе ее выложу, здесь и сейчас. Получай и проваливай. Ты готов выслушать?
— Я для того сюда и явился, — ответил он. — Слушаю.
И я ему рассказала. Без Ма’ат и джиннов, конечно, что усложняло дело, но костяк событий изложила верно. Я прибыла в Лас-Вегас, чтобы помочь другу, нарвалась на Квинна, и он устроил мне сущий кошмар. И пытался не дать мне открыть правду.
Когда я закончила, Родригес склонил голову, посидел, уставив немигающий взгляд во тьму, и спросил:
— Он действительно мертв?
— Да. Я была там и видела все своими глазами. Но тебе никогда не удастся привлечь никого за это к суду, а если ты будешь продолжать свои попытки, то только навредишь тем людям, которым пытаешься помочь. Я ничего не знаю про жену Квинна, но если она хороший человек, ей вряд ли будет легче жить, когда она узнает, что ее муж таким не был. Пусть все остается, как есть.
— Я могу привлечь тебя за соучастие в убийстве офицера полиции, — промолвил Родригес бесстрастным, лишенным какой-либо окраски голосом.
— Это ты только говоришь, детектив. Я такой перспективы на горизонте не вижу.
Я попятилась на шаг.
— Мне жаль, что с Квинном так вышло, правда. Поначалу он мне тоже нравился, а уж чего мне стоила вся эта история, ты даже представить себе не можешь.
Он отпустил меня, и я побежала обратно, в том направлении, откуда мы явились, по старым следам, с бьющимся сердцем убегая от воспоминаний. Постепенно физическое напряжение помогло раствориться внутреннему беспокойству, разогнало сомнения, страхи, боль. Я была здорова, я была жива и на настоящий момент владела ситуацией.
Если Родригес действительно хотел от меня именно того, о чем он говорил, то сейчас, должно быть, возвращался к своему фургону, размышляя об услышанном. Возможно, он включит ноутбук, сверит мои слова с имеющимися у него сведениями, сопоставит время, факты, чтобы проверить, нет ли у Квинна алиби. И убедится, что я говорила чистую правду. После чего отправится восвояси, оставив меня в покое, благо чего-чего, а проблем, в том числе связанных с угрозой для жизни, у меня и без него хватает.
Избавление хотя бы от одной мороки пробудило во мне осторожный оптимизм, но тут вдруг песок под моими ногами размягчился, раздался, и я провалилась вниз, исчезнув так же мгновенно, как если бы развеялась облачком дыма.
Интерлюдия
Когда шторм приближается к островам, он нарастает, перемещаясь со скоростью пятнадцати миль в час, но сейчас он уже столь огромен, что увеличение скорости мало что значит. Все, оказавшееся на его пути поглощается, способствуя его усилению. Ветровая волна, катящаяся впереди, такова, что ее мощь сглаживает океанские валы, порождая маслянистые вспучивания, уходящие, одно за другим, к самому горизонту. Медлительные уплотнения служат индикатором того, какая взрывная сила в действительности накоплена в этих тучах.
В природе не существует ничего столь же могучего, неодолимого и разумного, как ураган.
Тучи прорывает яростным ливнем. Здесь, над океаном, нет возможности измерить уровень выпадающих из плотных свинцовых облаков осадков, однако все находившееся на поверхности и поглощенное мерцающей черной завесой шторма уже никогда более не будет увидено. Сила бури такова, что убивает рыбу даже под поверхностью моря. Позади не остается никаких обломков, все оказавшееся на его пути взбивается, как в маслобойке, измельчается, переваривается и усваивается. Шторм уходит, оставив после себя приглаженное, придавленное, онемевшее от потрясения море. Но вода снисходительна, ведь она быстро залечивает свои раны.
Суше так не везет.
Своеобразные, похожие на ленты, вздутия катятся по направлению к земле с немыслимой быстротой, едва приподнимаясь над поверхностью, но стоит им достигнуть мелководья, как они взметываются, с ревом пробуждаясь для безумства. Волны с ошеломляющей силой обрушиваются на камень, песок, на все живое. Они набегают одна за другой, каждая ужаснее предыдущей, повергая в ужас своей чудовищной яростью. Усилившийся ветер с корнями вырывает вековые деревья.
Когда шторм приближается к первому из островов, взбухание поверхности приводит к повышению уровня моря более чем на двадцать футов, так что значительная часть суши оказывается затопленной.
Пережить это не способно ничто.
Это больше, чем смерть.
Это легенда.
Глава пятая
Я провалилась сквозь рыхлый, не оказывавший сопротивления песок вертикально вниз и, пролетев некоторое расстояние, приземлилась на какую-то плотную поверхность с мощным толчком, отдавшимся, через ноги и позвоночник, в черепе таким ощущением, будто взорвалась граната. Я подалась вперед, шаря вслепую руками, и нащупала что-то вроде камня. Да, похоже, камень. Провалилась я глубоко, хорошо еще, что кости целы.
Чьи-то руки ухватили меня за плечи и рванули назад, выведя из равновесия. Я вскрикнула, замахала руками и, крутанувшись, вслепую нанесла удар. Попала, причем, судя по отдаче, приложилась основательно. Нападавший, кем бы он ни был, охнул и разжал хватку. В этой проклятой подземной дыре царила кромешная тьма, и для меня в этом не было ничего хорошего. В пещерах и подземельях я чувствовала себя неуютно, мне уже довелось пережить в пещере настоящий кошмар, и сейчас я чувствовала нехорошее напряжение в желудке.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |