Автор: шахматная лошадка 18 страница

Глава 26.
"Храбрая маленькая Цисси", - подумал Люциус со смесью восхищения и насмешки, расправляя смятую простыню и укрывая спящую девушку. Когда ей действительно было надо, его невеста умела действовать решительно. Отпроситься у директора к убитому горем, осиротевшему жениху - и перед поездкой натереть тело специальной мазью, вызывавшей волшебное свечение кожи и использовавшейся как лёгкий, легальный афродизиак, была способна только слизеринка. Наверное она приехала поддержать Люциуса по совету отца, который одним из первых узнал о смерти старшего Малфоя. Но метод "поддержки" явно был выбран самой Нарциссой. Возможно, таким и было сочувствие в её представлении: неловкий поздний ужин при свечах, во время которого ни ему, ни ей кусок в горло не лез, огромные голубые глаза, тоже фантастически светящиеся в полумраке коридора перед дверью в гостевую комнату, чуть хриплое "пойдём лучше к тебе", струящийся шёлк мантии, без колебаний скинутой под ноги, ослепительная юная нагота, преподнесённая в дар, тихое "да, уверена", трогательно прикушенная губа и напряжённые побелевшие пальцы, вцепившиеся в его плечи… И тревожный взгляд после - "всё хорошо?" Люциус лежал рядом, перебирая её мягкие локоны, пока Цисси не уснула. А потом встал, бесшумно оделся и выскользнул из своей спальни.
В комнате отца горели свечи, и движение воздуха, вызванное открывшейся дверью, поколебало язычки пламени, отчего по стенам заплясали диковинные тени. Люциус осторожно приблизился к отцовской кровати. Эльфы уже переодели своего усопшего хозяина в парадную мантию с приколотым орденом Виклифа второй степени и наложили какие-то свои, специфические чары, позволяющие телу сохраниться в том же виде до похорон, которые должны были состояться послезавтра. После которых Люциус официально будет считаться главой семейства Малфоев. Это казалось какой-то насмешкой. Всё семейство Малфоев состояло из него самого. Даже тётушки из Реймса были двоюродными сёстрами его матери. Так что, на самом деле, всё, что Люциусу давала смерть отца - это власть над собственной судьбой. Которую он уже успел отдать в руки Лорда. В руки полукровки…
- Прости меня, - неожиданно для себя прошептал он вслух, коснувшись сухой и холодной ладони, лежащей поверх траурного крепа.
"За то, что, торопясь обрести свободу от тебя, я навсегда её потерял. За то, что не доверял тебе, думая, что сам распоряжусь своей жизнью лучше. За то, что не справился, подвёл - и себя, и тебя. За то, что не признался сразу. За то, что не успел застать тебя живым. За то, что убежал сегодня. За то, что даже сейчас не могу понять, что я чувствую, зная, что ты больше никогда и ничего мне не прикажешь. Прости, отец!"
Люциус просидел так до утра, когда пасмурный серый свет, пробивающийся из-за неплотно задёрнутых штор, начал мешаться с тусклым мерцанием почти догоревших свечей. Тогда он отвёл назад отцовские седые кудри и поцеловал суровый остывший лоб. Это был его первый и последний сыновний поцелуй - Абраксас Малфой не поощрял подобных нежностей, которые были приняты во многих семьях. Что ж, теперь ему уже было всё равно.
Спустившись в столовую, Люциус потребовал себе завтрак и кофе. Ему по-прежнему совершенно не хотелось спать, поэтому он решил сразу же приступить к намеченным вчера планам. А время отдохнуть перед похоронами ещё найдётся. Призвав письменные принадлежности и кое-какие документы, он погрузился в дела и провёл так несколько часов, вливая в себя чашку за чашкой крепкий ароматный кофе.
Появление Нарциссы застало его врасплох. Люциус поднял голову на шорох и увидел её на пороге столовой - как всегда безупречно-элегантную. Волосы снова были забраны в гладкую причёску, мантия в идеальном порядке - о том, что было ночью, напоминали лишь чуть припухшие губы и что-то неуловимое в глазах. Чем дольше Люциус смотрел на невесту, тем настойчивей его интуиция подсказывала, что что-то не так.
- Доброе утро, Цисси, - он встал из-за стола и приблизился к ней.
И за эти несколько шагов успел подумать, что проведённая вместе ночь почему-то сделала их ещё более чужими друг другу. Раньше между ними не было этой неловкости. Впрочем, может быть это было и естественно - всё-таки до Цисси он имел отношения только с опытными девушками: слизеринка, бывшая на два года его старше, однокурсница с Равенкло и несколько француженок, с которыми он крутил необременительные летние "романы". Так что вдобавок можно было сказать, что Люциус впервые был с девушкой, которой отводилась в его жизни роль гораздо более значительная, чем роль временного партнёра по постели.
Он потянулся поцеловать её в щёку. Это был привычный ритуал, но Цисси недовольно отстранилась, упершись ему в грудь рукой.
- Как поживает твоя грязнокровная подружка? - она скорчила брезгливую гримасу. - И что за будущее ты собрался строить с ней? Теперь, когда твой отец умер, ты думаешь, что можешь так запросто…
- Цисси, дорогая, - прошипел Люциус, чувствуя, как в нём поднимается холодная ярость, - тебя разве не научили не совать свой очаровательный носик в чужую почту? Не думал, что ты можешь пасть так низко.
- Низко?! - её голос сорвался. - Ты смеешь говорить мне что-то о низости после того, как… Я думала, я нужна тебе. А ты у меня за спиной переписываешься с этой грязной девкой! Скажи мне - ты уже спал с ней? И тебе было не противно к ней прикасаться, к мерзкой грязнокровной…
В следующее мгновенье он припечатал её спиной к дверному косяку, сдавив нежную шею, на которой ещё были заметны следы его поцелуев. Нарцисса испуганно пискнула и в глазах её появился настоящий ужас. Она, похоже, осознала, что в данный момент Люциус был действительно способен на что-то страшное.
- Это. Не. Твоё. Дело, - ответил он сквозь зубы и с усилием разжал пальцы, стиснувшие её горло.
Она бочком протиснулась мимо него и обогнула стол так, чтобы он оказался между ними. И только после этого заговорила:
- Не моё дело? Ты связался с грязнокровкой, на глазах у всего Хогвартса обмениваешься с ней письмами… Все заметили! Ты хоть представляешь, как это унизительно? - в её глазах уже стояли слёзы, но Люциуса они не трогали. - Собираешься бросить меня, да? Ради неё?! - он по-прежнему молчал, но Нарцисса завелась от этого только сильнее и вновь повысила голос до крика: - Я не позволю этой дряни занять моё место! Посмотрим, что скажет твой Лорд, когда узнает…
Она поймала его взгляд, в котором, наверняка, сейчас можно было прочитать желание убить, и поспешно начала шарить по своим карманам в поисках палочки. Но Люциус был готов поклясться, что та по-прежнему лежала на прикроватном столике в его спальне. Цисси вечно её везде забывала. И именно эта мысль помогла прогнать застилающую глаза кровавую пелену, напомнив ему, кто перед ним. Всего лишь жалкая, не приспособленная к жизни кукла, которая вдруг испугалась, что с ней перестанут играть, заменив на новую игрушку. Пустоголовая кукла, вздумавшая угрожать ему тем, чего сама ещё не поняла. Которая могла погубить их обоих.
- Ассио палочка Цисси, - спокойно произнёс он, и через пару секунд та прилетела к нему - как и ожидалось, откуда-то сверху. Этот фокус был вообще-то за пределом его возможностей, но магия дома, уже начинавшего признавать его власть, многократно увеличивала волшебную силу хозяина. Люциус небрежно швырнул палочку на стол перед Нарциссой. - Возьми и успокойся. Давай сядем и поговорим.
Не сводя с него недоверчивого взгляда, Цисси тем не менее послушно уселась за стол напротив него.
- Точнее, ты будешь слушать и кивать. Поняла меня? - она заворожённо кивнула, и Люциус позволил себе сухо улыбнуться. В его задачу вовсе не входило запугать её. Он продолжил вкрадчивым голосом: - Цисси, ты раздула проблему из ничего, поверь мне. Прости, что был груб с тобой, просто я терпеть не могу, когда лезут в мои дела, - она вызывающе вздёрнула подбородок. - У нас с Найтли действительно ничего нет и никогда не было. Я всего лишь хотел, чтобы она тоже работала на Лорда. Она отказалась - вот и вся переписка. Но Лорду действительно не надо о ней знать.
- Это ещё почему? - вновь завелась Нарцисса. - Боишься за свою драгоценную грязнокровную подружку? Белла рассказывала мне, как ваш Лорд ненавидит таких, как Найтли…
- Иногда я удивляюсь, - вздохнул Люциус, - как так вышло, что в твоей хорошенькой головке не хватило места для мозгов? Но наверное это потому, что иначе получилось бы слишком совершенное существо… И всё-таки попробуй подумать: что будет, если посеять в магическом обществе сомнение в стопроцентной чистокровности Слизерина? И что ты ответишь, например, Белле или тому же Лорду, когда они спросят тебя, с чего ты взяла, что Шляпа могла вытворить такое? Почему ты вообще в это поверила? Кстати, почему?
Он уставился на неё в упор, наслаждаясь её замешательством.
- Так и скажу, - наконец ответила Нарцисса неуверенным голосом, - что Найтли сама об этом написала.
- То есть ты поддерживала переписку с магглорождённой? Вы, может быть, дружили, что она так с тобой разоткровенничалась? Ну хорошо - вали всё на меня. Но это не сделает картину менее компрометирующей.
- Но ведь мы не знали! - воскликнула она возмущённо. - Ведь ты тоже не знал!
- Так почему же мы сразу поверили в такую неправдоподобную историю?
Нарцисса явно запуталась в его рассуждениях и уже сама забыла, какую точку зрения собралась отстаивать, потому что с тем же возмущением немедленно начала доказывать обратное:
- Почему неправдоподобную? Да с первого взгляда видно, что она не такая, как мы!
- Но мы с ней всё-таки общались… - Люциус получал огромное удовольствие от растерянного вида невесты. Сбивать её с толка было довольно весело.
- Ты общался! - взвизгнула она. - Я никогда бы…
- Так откуда же ты знаешь, что ей можно верить? Вдруг всё от первого и до последнего слова - ложь?
- Но ведь ты веришь! Ты поверил, что она грязнокровка!
- А почему я поверил, как думаешь? - он взял недлинную паузу, чтобы убедиться, что она действительно заинтересовалась. - Потому, что всё, что она написала, и всё, что говорила мне раньше про Лорда, очень похоже на правду. Получается, что он и вправду полукровка. И тщательнейшим образом это скрывает. Как думаешь, понравится ему история про Шляпу, отправившую в Слизерин магглорождённую студентку? Скорее всего, он захочет узнать, что тебе ещё известно про Найтли и её письмо. Или её саму допросит. И непременно выяснит, что мы с тобой прочитали и поверили в то, что его отец - маггл. А что он после этого с нами сделает, поинтересуйся у Беллы.
- Я не поверила… - прошептала Нарцисса, широко распахнув полные ужаса глаза, и Люциус расхохотался.
Впрочем, искреннего веселья в его смехе было исчезающе мало. На самом деле, загоняя Цисси в угол, он понял, что все его рассуждения совершенно справедливы. И разом признал, что Найтли была права во всём - и даже реки крови будут рано или поздно пролиты во имя одержимости Лорда чистотой магического общества. Потому что человек, который умеет столь страстно лицемерить и так вдохновенно лгать, может быть либо расчётливым и жестоким манипулятором, готовым пройти по трупам ради своей цели, либо безумным фанатиком, которому это даже доставит удовольствие.
- Перестань трястись, дорогая, - посоветовал он, отсмеявшись. - Зато это отучит тебя читать не предназначенные тебе письма. Иногда в них можно вычитать такое, чего бы ты предпочла не знать… Но сейчас это уже не исправить. Главное, чтобы ни о чём не узнал Лорд - теперь ты с этим согласна? - она молча кивнула всё с тем же испуганным видом. - Значит, будешь держать свой язычок за зубами, так? Никому - ни слова. Ни подружкам, ни Белле, ни одной живой душе. И особенно осторожна будь с Лордом. Он очень проницательный человек и, если что-нибудь заподозрит, непременно докопается до сути.
- Я не собираюсь беседовать с твоим Лордом, - ответила она слабым голосом.
- Ну что ты, дорогая! - бодро воскликнул Люциус, соглашаясь про себя, что тут есть из-за чего бледнеть. - Тебе непременно нужно с ним побеседовать. Ты же обещала мне поддержку? А я как раз собирался познакомить тебя со своим наставником и покровителем. Ты должна ему понравиться. Только не болтай лишнего и постарайся не встречаться с ним взглядом…
Прозрачные голубые глаза наполнились слезами. Нарцисса не выдержала и всхлипнула, спрятав лицо в ладонях. Люциус обошёл стол и ласково обнял невесту за плечи. А она уткнулась ему в грудь и разрыдалась.

***

Невзирая на отвратительную погоду, попрощаться с Абраксасом Малфоем пришло довольно много волшебников. Когда тело было предано земле, а бесконечный поток ведьм и колдунов, желавших лично выразить соболезнования, иссяк, Люциус подошёл к своему будущему тестю, стоявшему в стороне от могилы под руку с Цисси.
- Ну, сынок, как ты? - формальным тоном задал Цигнус Блэк вопрос, который за сегодня Люциусу пришлось слышать бессчётное число раз.
- Спасибо за беспокойство, - так же формально ответил он. - Могу я забрать у вас Нарциссу на несколько минут?
- Разумеется, мальчик мой, - закивал старик, игнорируя то, как его младшая дочь побледнела и даже невольно попятилась от жениха. - Я вообще надеялся, что ты сам посадишь её на Хогвартс-Экспресс. Но если это неудобно…
- Я с радостью сделаю это, - уверил его Люциус, беря Цисси за локоть. - Можете не беспокоиться.
- В таком случае, я со спокойной совестью отправляюсь домой. Прими ещё раз мои соболезнования. Если тебе в чём-нибудь потребуется помощь…
Уверив главу семейства Блэков в том, что он непременно обратится к нему по любому затруднительному вопросу, Люциус наконец распрощался с ним и повёл заметно дрожавшую Нарциссу к группе, собравшейся вокруг Лорда.
- Ты так замёрзла или всё ещё трусишь? - шёпотом спросил он, наклонившись к Цисси. - Бери пример с сестры - она, например, совершенно не боится.
Белла, раскрасневшаяся и оживлённая, активно участвовала в общей беседе. Было похоже, что она до сих пор так и не заметила, что Рудольфус давным-давно аппарировал с кладбища.
- Люц, пожалуйста… - жалобно ответила Цисси. - Я не готова… Я не могу. Давай в другой раз, а?
- Цисси, возьми себя в руки, - он приобнял её за плечи и зашептал ей в самое ухо: - Наоборот, сейчас самый удачный момент. Твоё волнение Лорд спишет на естественные для сегодняшнего печального дня переживания. Тебе даже не обязательно улыбаться.
Нарцисса обречённо кивнула и позволила подвести себя к остальным.
- Мой лорд, я хочу познакомить вас со своей невестой, - окликнул он Лорда, и тот обернулся, заинтересованно оглядев Цисси с ног до головы. - Дорогая, позволь мне представить тебе моего наставника - лорд Волдеморт. Мой лорд, это Нарцисса Блэк.
- Я польщён, - тёмные глаза заметно потеплели, а губы сложились в приветливую улыбку. Если бы Цисси набралась храбрости взглянуть Лорду в лицо, его вид развеял бы все её опасения. - Люциус, она прелестна.
- Благодарю вас, мой лорд, - голос Цисси слегка дрожал, но в остальном она держалась неплохо. - Я много о вас слышала и давно мечтала о знакомстве.
- Очаровательное дитя! - повторил Лорд и добавил, обернувшись к Белле: - Напрашивается вывод, что древние семейства особо пестовали женскую красоту. Ещё один аргумент в пользу необходимости контроля над вопросами семьи и брака. Совершенство внешнего облика, подобное тому, которое я вижу в женщинах рода Блэков, достигнуто векамитщательного отбора - разве можно сейчас позволить этим прекрасным генам быть разбавленными плебейской кровью?
Он вновь перевёл восхищённый взгляд на стоявших рука об руку Нарциссу и Люциуса, не заметив, как скривилась Белла после его речи. Она скрывала от своего кумира тот позорный факт, что её средняя сестра была помолвлена с магглорождённым. И, скорее всего, собиралась предпринять всё возможное, чтобы не допустить этого мезальянса.
- Пройдёмся, мой юный друг? - предложил Лорд. - Я хотел бы обсудить с тобой пару вопросов. Вы составите нам компанию, прекрасная леди? - он галантно предложил Нарциссе опереться на его руку. Белла явно растерялась, неожиданно лишившись его внимания, но так и не решилась заговорить. Только её тёмные глаза метали молнии. - Друзья мои, до скорой встречи, - простился Лорд с остальными и двинулся по вязовой аллее, которая вела к восточным воротам кладбища, продолжая осыпать Цисси комплиментами.
Люциус тоже торопливо попрощался и поспешил за ними. Краем глаза он заметил, как Макнейр, державшийся в стороне от всех, приблизился к компании слизеринцев, и предположил, что Уолден, Кристиан, Рабастан и Белла наверняка сейчас отправятся куда-нибудь посидеть и выпить. Люциус предпочёл бы уйти с кладбища вместе с друзьями, однако его личные предпочтения в расчёт не шли. У него было время подумать и рассмотреть разные варианты поведения, но всё сводилось к одному - с Лордом надо было вести себя очень осторожно. Теперь, когда он был связан с ним до конца жизни, единственным способом удержаться на плаву и даже возвыситься было безоговорочное подчинение.
- Ну, мой юный друг, как ты? - сочувственно спросил Лорд, когда Люциус догнал его и Нарциссу. - Восхищаюсь тем, как ты держишься. Истинный Малфой. Я не имел чести быть знакомым с твоим отцом, но уверен, что сейчас он бы тобой гордился, - он на некоторое время погрузился в задумчивость. - Ты разобрался со счётом в Гринготтсе?
- Этот вопрос будет решён после того, как я вступлю в наследство, - ответил Люциус, - но проблем возникнуть не должно.
- А, - коротко откликнулся Лорд. - Жаль, что такая задержка. Хотел предложить тебе вложить некоторую сумму в недвижимость.
- У меня есть собственные средства. Их вполне хватит, чтобы купить половину Косого переулка.
- Ну, столько и не потребуется, - улыбнулся Лорд, заметно оживившись. - У меня есть на примете один довольно любопытный дом. Он когда-то принадлежал богатому маггловскому семейству, но это хорошее, старинное поместье. Оно бы идеально подошло для нужд нашей организации. Думаю, лучше всего купить его через какое-нибудь подставное лицо. И организовать "заселение новых хозяев", которые вскоре переедут, потому что их что-нибудь не устроит. Время от времени этот трюк надо будет повторять, тогда большую часть времени дом будет пустовать, готовый к использованию для наших дел, и при этом не вызовет подозрений у местных магглов. Если к тому же распустить о нём нехорошие слухи, то никаких чар ненаходимости не потребуется. А ты сможешь заработать на операциях с его куплей-продажей. Как тебе план?
- Разумеется, мой лорд, я готов заняться этим хоть сегодня. Где находится это поместье?
- Рядом с деревушкой Литтл-Хэнглтон, в графстве Уилтшир. Местные называют его домом Риддлов… - Нарцисса издала сдавленный звук, и Лорд немедленно обернулся к ней. - О, мы совершенно забыли о нашей прекрасной даме и наскучили ей своими деловыми разговорами. Простите, мисс Блэк, - он с видом искреннего раскаяния поднёс её вялую кисть к губам и почтительно поцеловал. - Расскажите лучше, когда планируется ваша свадьба.
- В конце августа, мой лорд, - ответил за невесту Люциус. - После того, как Цисси исполнится восемнадцать.
- Значит, последний год в Хогвартсе? - уточнил Лорд, и она слабо кивнула. - Золотое время… - протянул он мечтательно. - Время надежд и грандиозных планов. Надеюсь, прекрасное дитя, ваши мечты сбудутся. Вы с Люциусом - красивая пара, идеальный пример для всего магического общества. Вы будете блистательными законодателями мод, воплощением и символом обновлённой Британии. Вы оба просто созданы для того, чтобы быть в центре внимания, восхищать и вести за собою…
Пока Лорд рассыпался восторженными эпитетами, Люциус заглянул в лицо Цисси и обнаружил, что она уже позабыла свой недавний ужас, расцветая от сладких обещаний яркой светской жизни, к которой она всегда стремилась. Лорд умел находить для каждого нужные слова. Но для Люциуса его речь имела совсем другое значение. Ему стало очевидно, что даже его союз с Нарциссой был ещё одним пунктом грандиозного плана. А это значило, что Джин, угрожавшая их браку, стояла у Лорда на дороге. Добавить сюда её нечистокровность - и становилось совершенно ясно, что Люциус со своими чувствами едва не подверг её настоящей опасности. Оставалось надеяться, что Нарцисса не проболтается - и одного страха перед Лордом было слишком мало для гарантий. Люциус не должен был больше подавать невесте повода, иначе мстительность её натуры могла взять верх над инстинктом самосохранения.
Дойдя до конца аллеи, они распрощались с Лордом, который взял с Нарциссы обещание прислать ему приглашение на свадьбу, ещё раз выразил соболезнования Люциусу и дизаппарировал. Тогда Люциус привлёк Цисси к себе и поцеловал в лоб.
- Ты прекрасно держалась, дорогая, - искренне сказал он. - И всё прошло замечательно.
Он обнял её для совместной аппарации в Косой переулок, где они перекусили и отправились на Кингз-Кросс. Сажая невесту в вагон Хогвартс-Экспресса, Люциус никак не мог отделаться от воспоминаний о том давнем августовском дне, проведённом вместе с Найтли. И ему начало казаться, что мысли о ней теперь всегда будут с ним: в кафе Флорана, на платформе "9 3/4", в тёмных переходах Гринготтса или в сутолоке маггловского Лондона - везде его преследовали янтарно-карие глаза с золотистыми искрами и горький запах лекарственных трав. Умом Люциус понимал, что когда-нибудь эта боль должна была пройти, что он привыкнет вдыхать другой, сладкий и утончённый запах и видеть рядом другие, небесно-голубые глаза, что эта потеря будет компенсирована высоким положением в магическом обществе, но сейчас все эти утешительные мысли казались ему кощунством. Потому что на самом деле он ни за что не хотел, чтобы развеялась иллюзия постоянного присутствия Джин где-то на периферии его зрения, это ощущение, что, обернувшись, он встретит её внимательный взгляд, полный чего-то недосказанного. Того, что она всё равно никогда бы ему не сказала.

Глава 27.
"Вот и ещё один год прошёл, - думала Джин, разглядывая праздничное убранство Большого зала. - Уже больше двух лет я живу не своей жизнью, но, наверное, не привыкну к этому никогда. А все, к кому я успела привязаться, покидают меня один за другим…"
Как ни тяжело ей было общаться с Фабзом, в то время как безжалостный внутренний голос не уставал напоминать, что ему суждено стать одной из первых жертв приближающейся войны, но осознавать, что уже завтра в Хогвартсе не останется никого из её друзей, повергало в настоящую депрессию. Даже Поппи в этот раз взяла отпуск пораньше, снова собираясь в Аргентину. Она шутки ради звала с собой и Джин, но та сомневалась, что Ксавье будет рад ещё одной гостье. А если бы и обрадовался - это было бы даже хуже. В общем, ехать в Кордову с Поппи Джин отказалась. Впереди было очередное одинокое лето, а затем - новый учебный год, только на этот раз рядом не будет вообще никого из тех, с кем она привыкла общаться. Если не считать Эмми и Гвен.
Обе второкурсницы буквально висели на Джин, отвоёвывая друг у друга её внимание. Они даже в больничное крыло начали попадать с такой частотой, что Джин непременно заподозрила бы, что они это делают нарочно, не будь поводы такими серьёзными. Эмми катастрофически не везло со всякими чудищами. Джин с ужасом думала, что же будет в следующем году, когда та начнёт посещать уход за магическими существами. Девочку кусали даже безобидные фамилиары, но эта мелочь не стоила упоминания, учитывая нездоровую тягу Эмми к самым экзотическим питомцам Хагрида и Кеттлбёрна и к самым агрессивным растениям Спраут. И если с последними она вступала в контакт в основном под присмотром профессора, хоть и с опасным энтузиазмом, то первые влекли её вне рамок учебной программы. Каждая новая выходка Эмми была круче предыдущей. Но самые выдающиеся её подвиги были связаны с "лошадками", как каждый раз объясняла девочка, хлопая честными голубыми глазами. Эти лошадки уже стали любимой присказкой и кошмаром всего педсостава Хогвартса.
Полукровка Эмми каждое лето проводила у бабушки на деревенской ферме, где с огромным интересом возилась с разной живностью, но особой её любовью пользовались лошади. И это светлое чувство она, не сомневаясь ни мгновенья, переносила на любое живое существо, хотя бы отдалённо напоминающее благородного скакуна. В начале года она пробралась в загон к гиппогрифам, "чтобы посмотреть на жеребят". В тот раз больше пострадал Хагрид, вытащивший девочку буквально из-под копыт разъярённых и испуганных животных. Сама же Эмми отделалась лёгким сотрясением мозга. Слишком лёгким, чтобы сделать из случившегося какие-нибудь выводы. Спустя всего полтора месяца она, ни больше, ни меньше, попыталась прокатиться на келпи, о существовании которого в Хогвартском озере до этого случая не подозревал даже Кеттльбёрн. Приручением водяного демона Эмми занималась на виду чуть ли не у всей школы. Просто никто не задумался, зачем малышка Вейнс каждый день ходит на берег, в одно и то же место, и ритмично плещет ладошкой в стылой озёрной воде. До тех пор, пока Эмми не решила перейти к более активной форме общения с очередной "лошадкой". Причём она подошла к задаче с нетипичной для гриффиндорки предусмотрительностью: прочитала о повадках келпи всё, что нашла в библиотеке, приготовила заколдованную уздечку и несколько кусков сахара и отправилась к озеру рано утром, рассчитывая обойтись без свидетелей. На её счастье в замке была ещё одна ранняя пташка - профессор Перкинс, преподаватель ЗОТИ и бывший аврор. Впрочем, Эмми была совершенно не рада его вмешательству и потом до хрипоты спорила, что "лошадка" её уже почти совсем послушалась и не было никакой нужды отпугивать её дурацкими заклинаниями. Кеттльбёрн даже допускал, что она права, потому что уздечка действительно была закреплена как надо - это потом подтвердили приглашённые специалисты, когда измеряли и осматривали келпи для постановки на учёт. Как бы то ни было, эта история закончилась для Эмми купанием в ноябрьской воде и напряжёнными отношениями с профессором Перкинсом до конца учебного года. Которым, кстати, было куда ухудшаться, как выяснилось во время пасхальных каникул, когда девочка отправилась в героический поход за единорогами в глубь Запретного леса. Единорогов она, правда, не нашла, зато познакомилась с кентаврами. Знакомство вышло коротким, так как, почуяв какую-то угрозу, Эмми предпочла драпануть от недружелюбных "лошадок" через кусты. В результате она заблудилась, едва не угодила в гнездо акромантулов, подвернула лодыжку и потом ковыляла по чаще почти сутки, пока её не обнаружили прочёсывающие лес преподаватели. Конкретно - профессор Перкинс, который после этой истории поклялся, что уволится из проклятой школы и ноги его больше не будет ни в одном учебном заведении, где есть риск встретить юных естествоиспытателей, подобных мисс Вейнс. Исцарапанной же нарушительнице назначили отработки до конца учебного года - чтобы не оставалось больше времени на "лошадок". А наблюдать за их исполнением поручили Джин, которую, очевидно, посчитали самой незанятой из всего персонала Хогвартса. И весь май Эмми под её присмотром прилежно подписывала этикетки и вела учёт ингредиентов. Удивительно, но в лаборатории она была аккуратна и исполнительна, ничем не напоминая "мисс ЧП", регулярно ставившую школу на уши. Может быть потому, что зелья её ничуть не интересовали, в отличие от волшебных существ.
Гвен же играла в квиддич, и этим было всё сказано.
За прошедший учебный год Джин уже четыре раза варила для незадачливой охотницы костерост. И это ещё притом, что Гвен пока была лишь запасным игроком и все свои травмы умудрялась получать во время тренировок. Джин перестала удивляться, только когда увидела своими глазами, как эти тренировки проходят. Будь её воля, она бы выгнала сумасшедшую девчонку из команды после первого же "финта", на дилетантский взгляд Джин более походившего на штопор. Но капитан наоборот поощрял "молодое дарование" в её безумных выходках, и мадам Хуч его в этом поддерживала. В общем, непрофессионалам вроде Поппи и Джин пришлось оставить своё мнение при себе, и они имели удовольствие лицезреть Гвен в больничном крыле в качестве пациентки по крайней мере раз в месяц. В остальное же время девочка приходила просто так - чтобы не уступать территорию Эмми. Гвен привыкла считать Джин своей личной собственностью на том основании, что они учились на одном факультете, и не собиралась делить её ни с кем. В том числе и с двумя другими вечными "клиентами" Поппи.
Впрочем, эти двое вовсе не стремились к общению с Джин. Ремус держался довольно отстранённо. Может быть он с помощью своего развитого шестого чувства понял тогда, после Рождества на первом курсе, что, предав только-только зарождавшуюся дружбу со Снейпом, вызвал неудовольствие Джин. А возможно шестое чувство было не при чём - просто она не сумела скрыть разочарования и обиды за своего подопечного. Как бы то ни было, Ремус чувствовал себя неловко в её присутствии, особенно когда его навещали остальные Мародёры.
Снейп, наоборот, как будто начисто забыл события прошлого года. В том числе и то, что раньше, презирая весь окружающий мир, он делал для Джин исключение. То ли она недооценивала роль Малфоя в качестве связующей нити между ними, то ли мальчик просто сильнее замкнулся, но в итоге контакт с ним был совершенно потерян. Из всей школы он продолжал общаться с одной лишь Лили, но и той постепенно становилось не до него. Солнечная жизнерадостная девочка предпочитала проводить время с весёлыми болтушками-одногруппницами и с удовольствием опекала первокурсников. Вечно мрачный Снейп уже явно не вписывался в её школьную жизнь, а дальше наверняка должно было стать только хуже. Но были и приятные перемены: он перестал быть персональной мишенью Мародёров. Джеймс и Сириус на время потеряли интерес к издевательствам над своим главным врагом - великолепной гриффиндорской четвёрке было чем заняться и помимо травли раздражающего их однокурсника. Разумеется, о заключении мира речи не шло, но всё-таки чаще Мародёры были заняты какими-то своими секретными делами, а не охотой на Снейпа. В этом году ему больше доставалось от слизеринцев, которых он, очевидно, раздражал своим неаккуратным видом и несветским поведением. Только Гвен, тоже совершенно не умевшая и не хотевшая сходиться с людьми, но с первого курса добивавшаяся внимания Снейпа, предприняла ещё одну попытку в начале этого года - и он решительно отверг её дружбу. Страдавшей от одиночества и тосковавшей по друзьям Джин было не понять, как можно выбрать такую судьбу добровольно. Порой ей хотелось изо всей силы встряхнуть его и заорать в лицо: "Что с тобой?! Кем надо быть, чтобы так упорно отпихивать от себя всё живое и светлое?" Может быть он своим авгурским чутьём заранее ощущал на себе незримое клеймо ещё неслучившегося, которое предопределит его безрадостный одинокий путь? Или не верил в надёжность протянутых рук? Думать об этом иногда было больнее, чем о предстоящей войне.
И Джин не думала. Погружалась с головой в пёструю круговерть школьных будней, увлечённо ставила эксперименты, восстанавливала физическую форму. Учебный год, прожитый в подземельях не мог не сказаться отрицательно на её состоянии. И дело было даже не в отсутствии солнца, а в том, что под носом у Беллатрис нечего было и думать проводить утренний комплекс упражнений, с которого она привыкла начинать день во время учёбы в Академии. Та и без того косилась подозрительно на охранные чары, которые Джин накладывала на свою кровать перед сном. И наверняка считала свою соседку сумасшедшей. Переехав же после выпуска обратно в больничное крыло, Джин с облегчением вернулась к прежнему образу жизни. Майлдфевер, должно быть, был бы ею доволен. Мыслей о том, что его гораздо больше порадовало бы, займись она своей личной жизнью, вместо того, чтобы готовить себя к военному ремеслу, Джин тоже старалась избегать. Что толку было поедом себя есть из-за вещей, которых она даже не могла изменить? По крайней мере пока она жила среди людей, с которыми ей так или иначе приходилось пересекаться в будущем. Вести полноценную жизнь она могла, лишь уехав из Англии подальше. "Например, в Париж", - ехидно напоминал внутренний голос.
С его стороны это был чистый садизм. Потому что, даже если Париж и был когда-то вариантом - безумной ворованной мечтой - то теперь уже точно можно было не опасаться за свой моральный облик. Всё возвратилось на круги своя. Малфой, похоронив отца, вернулся в Университет и теперь, по слухам, умудрялся как-то сочетать управление делами и учёбу. Но, где бы он ни находился, не реже раза в неделю знакомый пёстрый филин опускался на слизеринский стол. Наверное поэтому Джин ненавидела завтракать в Большом зале. Хуже, чем торжество в глазах Нарциссы, по-хозяйски шипевшей на Суллу, который вечно норовил своими когтищами испортить её дорогую мантию, были любопытствующие и даже сочувственные взгляды окружающих. То первое эффектное появление малфоевского филина запомнили все, и теперь всем было интересно, какой будет реакция Джин. Но ускоренный курс слизеринской сдержанности не прошёл для неё даром, поэтому только один человек во всём Хогвартсе мог похвастаться тем, что действительно знал, что она чувствовала по поводу переписки Малфоя со своей невестой. Джин выдала себя всего раз, и ей до сих пор было стыдно вспоминать этот случай.
Узнав, что Нарцисса отправляет Суллу отдыхать в Совиную башню, Джин решилась навестить его. Она даже раздобыла с помощью Майси кусок мюнстера, желая скрасить филину тяготы пребывания в птичьем общежитии, которое он действительно ненавидел. Но то ли Малфой дал Сулле новые инструкции, то ли тот сам был обижен на Джин за её последнее, ноябрьское послание - но он так и не спустился к ней за угощением. Даже взглядом не удостоил. И вот тогда Джин заплакала - впервые за много месяцев - по-настоящему заплакала, со слезами и всхлипами. В таком виде её и застала профессор Макгонагалл, поднявшаяся в башню чтобы отправить какое-то письмо. Сколько она стояла там, наблюдая за своей бывшей студенткой, а ныне коллегой, было неизвестно. В какой-то момент Джин просто оказалась в её мягких осторожных объятьях и позволила себе по-детски уткнуться носом в знакомый, щекочущий запах мела и кошачьей мяты и наконец оплакать все свои прошлые и будущие потери. До сих пор она старательно избегала лишнего общения с деканом Гриффиндора, почти что убедив саму себя, что безупречная и требовательная Макгонагалл, бывшая её кумиром на младших курсах, теперь совершенно чужой ей человек. Разве ей могло быть дело до рыдающей в Совиной башне слизеринки? Но профессор терпеливо дождалась, пока Джин наревелась всласть и перестала судорожно шмыгать носом, а потом сказала одну-единственную фразу: "Ты поступила правильно, девочка". Наверное, если бы Джин не была так эмоционально опустошена, ей бы показалось унизительным то, что, судя по всему, причина её слёз довольно очевидна. Но в тот момент она была благодарна Макгонагалл за прямоту и, пусть немного нетактичную, но искреннюю поддержку. Они расстались, так ничего больше и не сказав друг другу, и потом Джин утешалась тем, что профессор, по крайней мере, её не осуждает. "Интересно, что бы она тебе сказала, если бы знала, что ты не стала отбивать у Нарциссы жениха лишь из соображений невмешательства в прошлое?" - пытался злорадствовать внутренний голос, но рефлексировать ещё и по поводу своего нравственного несовершенства у неё не было душевных сил.
К счастью, пытка Нарциссой должна была закончиться уже сегодня. И Джин надеялась, что может быть, когда замок опустеет, она наконец перестанет сожалеть о своей вынужденной правильности. А также ждать - вопреки здравому смыслу и собственным представлениям о порядочности - что однажды пёстрые крылья вновь захлопают над её головой.

Дата добавления: 2015-11-04