Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Англия на выезде (England Away) 6 страница



Глава 12

Я рассказываю все это Гарри, пока мы идем по улице. Он смеется.
— Может, поэтому он и женился молодым. Наверное, ему просто надоели все эти шлюхи. Наверное, это не так плохо — жениться на хорошей женщине, обзавестись детьми и начать вести оседлую жизнь. Сложно найти нормальную бабу. Сейчас им нужны только деньги, если у тебя их нет, то ты им и на фиг не нужен.

Черт его знает, где он набрался всей этой романтики. Ебля — она и есть ебля, на мой взгляд, по крайней мере.
— Оседлая жизнь — убогая жизнь, — говорит Марк, услышав Гарри. — Роду пришлось остаться дома с женой, потому что Мэнди хочет сделать новую прическу. Ты думаешь, он не хотел бы поехать в Берлин на футбол? Сейчас он гулял бы с нами по Амстердаму и пыхал, так нет, ему пришлось остаться дома, как какому-то пидору. Ему еще повезло, он хоть иногда появляется. Есть парни, которые женятся, и ты их больше не видишь. Мне не очень нравится Мэнди, она украла у нас друга, но по крайней мере она не ходит за ним и не нудит — сделай то и сделай это.
Не знаю, почему Гарри думает иначе. Может быть, виноват возраст. Он на несколько лет старше меня и Марка. Наверное, с годами вещи меняются. Может быть, он сам этого хочет. Немного романтики. Но это чушь, потому что вокруг столько чикс, какой смысл зацикливаться на одной-единственной? Наверное, мы все об этом задумываемся время от времени, просто все зависит от того, готов ли ты изменить свою жизнь ради женщины. Должно быть, дело в характере, потому что Картер одного с ним возраста, но его к алтарю и арканом не затащишь.
Я замечаю открытый магазин, торгующий всяким говном для туристов — путеводители и прочая чушь. Я захожу и покупаю конверт, пока остальные ждут меня на улице. Продавец выбивает чек. Мы в квартале красных фонарей. Добро пожаловать в Амстердам. В темноте виднеются дома, за залитыми светом витринами сидят девочки в колготках и нижнем белье. Сияют красные неоновые лампы. Все здесь обещает секс. Живой секс. Всему миру. Мы придумываем письмо для Рода, хотим отправить, пока не протрезвели. Он будет жалеть еще больше, что не поехал, когда его получит.
Мы сворачиваем на другую улицу, разглядываем девчонок. В основном черные. Некоторые с восточными чертами лица, немного белых. Они выглядят уставшими, группки мудаков ходят вокруг, Отпускают глупые шутки. Добро пожаловать на наше шоу. Мы — зрители, просто глазеем на проституток. Рядом с нами какие-то мудаки подталкивают молодого парня, он подходит к негритянке, говорит ей что-то, исчезает внутри. Его приятели стоят снаружи, не зная, что делать дальше. Наконец им надоедает ждать, пока его член проверят на прочность, и они уходят. Наверное, в галерею искусств, или церковь. Вообще-то мне здесь нравится. Можно оттянуться, но только не с этими блядьми.
— Никто не хочет попробовать? — спрашивает Харрис.
Мы отрицательно качаем головами. Попозже, может быть.
— Тогда пойдем, выпьем. Снять шлюху можно где угодно.
Пиво пить тоже можно где угодно. Но я понимаю, что он имеет в виду.



Гарри стоял, глядя на девчонок в витринах. Он видел, как Картер и остальные уходят дальше, уссываясь над чем-то; никто даже и не заметил, что его нет рядом. Как тогда, на пароме, никто даже и не заметил бы, если бы он свалился за борт, до Берлина, где Картер начал бы сокрушаться, увидев, что один в номере, но так как одному ему было бы просторней, то он наверняка решил бы не беспокоиться. Хотя они все-таки бухали весь день, так что было естественно, что они не заметили. Они уже начали перешагивать черту, с Томом и тем мудаком, Харрис вел их за «Челси» и Англию, но Гарри не собирался патрулировать улицы Амстердама в поисках кого бы завалить, сейчас, во всяком случае. Он смотрел на шеренги шлюх и, сказать по правде, здесь не было ничего особенного по сравнению с лондонскими чиксами. Он не знал, радоваться этому или огорчаться, он просто шел в противоположном направлении, стараясь создать между собой и остальными приличную дистанцию на случай, если Картер все-таки его хватится. Гарри купил себе еды и пошел дальше мимо сексшопов и сексклубов.
У дверей одного клуба была особенно большая очередь, и Гарри не смог удержаться от смеха, когда понял, за чем они стоят. Он думал, что англичане — единственные, кому приходится стоять в очередях, но здесь была примерно сотня людей, стоявших строго по двое, ожидающих своей очереди, чтобы посмотреть, как совокупляются другие, прямо в дверях натягивающие презервативы. Люди были самые разные: мужчины и женщины разных цветов кожи, всех возрастов и классов, и хотя Гарри не был ханжой, он не ожидал увидеть семейные пары, томящиеся в ожидании живого секса. В основном присутствовали парочки и небольшие компании, но также он видел седовласых родителей с уже взрослыми детьми, прочих родственников, терпеливо ждущих. Он пожалел, что посмотрел в эту сторону. Он почувствовал привкус тошноты во рту. Это было как-то извращенно. Просто неправильно. Он посмотрел на фото в витрине, предлагавшие жесткий секс за дополнительную плату.
Гарри знал, что не смог бы сидеть вот так, окруженный радостными родственниками. Это было почти что как инцест. Он развернулся и пошел прочь, мимо маленьких, неприветливых на вид, расположенных бок о бок заведений, где бутылка шампанского стоит сотню фунтов, а на входе — здоровые ублюдки в смокингах. Он свернул в улочку поменьше. Здесь было лучше. Девочки сидели в цитринах, атмосфера позволяла чувствовать себя спокойней. Какое-то время он стоял, размышляя, потому что ощущал тяжесть в паху и хотел сделать правильный выбор. Он положил глаз на достаточно привлекательно выглядящую блондинку в красном белье. Крупная девушка с красивой фигурой. Гарри подошел поближе, глубоко дыша. Он уже был на полпути к ней, когда вдруг заметил невысокую смуглую девушку. Он остановился, взглянув на нее повнимательней. Она встала, увидев, что он заметил ее. У нее были короткие темные волосы, одета она была в европейском стиле, что выглядело как-то неестественно. Все эти чулки с подвязками выглядят соблазнительно на белых чиксах, но на черных и азиатках смотрятся нелепо. Все равно, дома он таких не встречал. Никогда, еб твою мать.
Он повернулся к девушке, думая о том, кого она видит в его лице. Здорового белого мужика с бритой башкой и прокуренной одеждой, от которого пахнет выпивкой, с полуудолбанными глазами, который на несколько минут скинет свои джинсы, чтобы подвигать в ней членом — туда-сюда, туда-сюда, прижав своим белым момоном ее смуглый живот, и кончить, лежа в луже пота. Вероятно, для нее он — просто еще один пьяный англичанин, выбравшийся отдохнуть от жены и попробовать каких-нибудь грязных штучек. Может быть, только сейчас у нее выпала свободная минутка после обслуживания какого-нибудь французского пидора, который кончил, пару раз дернувшись, и стал требовать назад деньги, потому что его плохо обслужили, и ей пришлось позвать охранника, чтобы выкинуть неблагодарного ублюдка, оставив плохие воспоминания обеим сторонам. Да, так, наверное, все и было, и Гарри колебался, Но когда он наконец решился, она оказалась вполне приветливой и впустила его внутрь, когда он согласился с ценой. Он не знал, дорого это или дешево, он просто кивнул и вошел. Он не собирался торговаться из-за нескольких гульденов. Он же болеет за «Челси», а не за «Тоттенхэм».
В маленькой комнате было тепло, она улыбнулась, попросив дать ей возможность проверить, нет ли у него признаков «тех самых» болезней. Она была профессионалом, но вполне дружелюбным профессионалом. Она расстегнула его джинсы, бегло осмотрев содержимое. В комнате не было ничего восточного, играл диск Стинга. Он не любил такую музыку, но она играла тихо, и он быстро привык. Гарри чувствовал себя беспомощным, пока она занималась всеми этими медикоздравоохраняющими штуками, хоть она и старалась делать все так, чтобы он не чувствовал дискомфорта. Но он не беспокоился, потому что это была необходимая процедура, и она знала, что делает. Он начал снимать джинсы и кроссовки, пока она поправляла подушки на диване, и чтобы чем-то заполнить паузу, он спросил ее, откуда она родом.
Она сказала, что ее зовут Ники, и что она родилась в Таиланде, в деревне неподалеку от лаосской границы. Она всегда мечтала уехать из Таиланда и посмотреть мир, а в Амстердам она приехала вместе с голландцем, с которым познакомилась в Петтайе. Тогда ей было двадцать, а ему уже за сорок. Пару лет он относился к ней хорошо, и даже купил ей квартиру, но потом все изменилось. Он увлекся мальчиками, и она стала ему не нужна. Она не очень-то расстроилась, потому что он был старым, а она молодой, и она не хотела ни от кого зависеть. В Петтайю она приехала в шестнадцать и решила навсегда остаться в Европе. Все девушки мечтали уехать в Европу. В ее деревне царила нищета, а на побережье было полно мужчин с Запада, плативших хорошие деньги, но ей хотелось большего. Европейские мужчины относились к девушкам лучше таиландцев, и к тому же у них было намного больше денег.
Она улыбнулась своей странной улыбкой, и Гарри кивнул, не зная, что ответить. У нее было великолепное тело без малейшего намека на полноту, и внутри она осталась доброй, несмотря на то, что так рано повзрослела. Ники любила Амстердам и ненавидела Таиланд всеми фибрами души, чего он понять не мог, потому что Таиланд представлялся ему чем-то вроде тропического рая. Ее голландец оставил ей денег на пару месяцев, пока она не найдет работу. Они были вместе два года, и это было хорошее время, но сейчас она была свободна и могла делать что ей хочется. Она все делала для него, и он заботился о ней. Покупал ей наряды и водил по ресторанам. Но она никогда не любила его, да и он любил в ней только ее тело и молодость. В общем, ее жизнь была не такой уж плохой.
Да, она жила неплохо, ей нравились белые мужчины, нравился белый цвет кожи. Таиландок всегда привлекала белая кожа. Арабов она ненавидела. Гарри нравилось, как она двигается и как говорит. Он не удержался, чтобы спросить ее, как она стала проституткой, хотя ощущал себя последней скотиной, когда это слово сорвалось у него с губ. Он ожидал, что она скажет «давай, занимайся тем, за чем пришел, время — деньги», тупой лозунг из какого-то идиотского фильма, но она не обиделась и рассказала ему, и тогда он пожалел, что спросил. Она была чертовски красива, и он хотел ее, хотел до потери сознания, хотел сунуть и кончить в лучшую пизду на планете, но то, о чем она рассказала, уничтожило его страсть.
Потому что Ники рассказала ему о своей затерянной в джунглях деревне, в сотню раз беднее всего, что он мог видеть в Европе, рассказала о голоде и болезнях. О своих несовершеннолетних троих братьях и двоих сестрах, о том, что деньги, которые она посылает домой, дают возможность ее семье выжить. Им не важно, что она проститутка, она помогает выжить другим людям. Иначе она просто не смогла бы выжить сама, а ей нравится Амстердам. Она может позволить себе одежду, которая ей нравится, а по ночам она ходит в клубы, где покупает экстази и танцует до утра. Она никогда не вернется в Таиланд. Однажды она выйдет замуж и начнет вести оседлую жизнь. Никому не нравится заниматься любовью за деньги, это что-то такое, что происходит по карме, но она все-таки Счастлива. Ей повезло родиться с внешностью, которая нравится Мужчинам, иначе ей бы пришлось всю жизнь работать на рисовых волях, и как по его мнению, она ничего?
Гарри кивнул, потому что она была ничего по его мнению, но весь этот разговор о братьях и сестрах, живущих в нищете родственниках и умирающих в раннем детстве детях, отнял у него Силы. Всем известно, что Таиланд — страна нищеты. Он сделал ошибку, он отнесся к ней как к человеку, а это неправильно, это ошибка, которую никогда не сделал бы Картер. Картер пробубнил бы что-нибудь, повалил грязную шлюху на кровать и засунул бы сзади, и через тридцать секунд дело было бы сделано. Более того, ему не понадобилась бы проститутка для этого. Ему не было необходимости платить за секс. Хотя чушь все это, Гарри сам себе хозяин, он покорил Ла-Манш, посмотрел мир, познакомился с экзотическими блядьми, проводил время с волосатыми и пил со своими друзьями.
Ники подтолкнула его к кровати, но Гарри думал о девчонках, которых встретил в том баре и о траве, в его голове проплывали образы таиландской деревни и полей, на которых растет дурман. Он был в опиумном раю, окруженный хиппи и сиамскими принцессами, хозяин гарема, и его девиз — секс и наркотики, никакого рок-н-ролла, блядь, и вообще никакой музыки, потому что он выключил CD. Ники погасила большой свет, но он был в небольшом дворце на берегу реки где-то в Бангкоке, где в палатках на суетливых улицах продают рис, хотя на самом деле его окружал Амстердам и туристы, трахающиеся для пополнения своих фотоальбомов. Он придвинулся к Ники, но когда ее рука потянулась к его члену, ей не за что было даже подержаться. Она посмотрела на него и улыбнулась, потом нежно погладила, потом подтолкнула его на спину и начала ласкать ртом.
Гарри лежал и думал об Англии. Он вспоминал The Unity и оставшегося дома Рода, остальных парней, целых и невредимых, своего друга Болти, мертвого и покоящегося под землей, красное месиво вместо головы на его шее и мозги, стекающие в канализационный люк. Он заставил себя остановиться и сконцентрироваться на Ники. Вот перед ним шанс трахнуть настоящее чудо красоты, пускай даже и шлюху, и он попытался напустить немного стали в свой член, но ничего не случилось. Чем больше он пытался вызвать эрекцию, тем мягче все становилось, и таиландские зубки соскакивали раз за разом. Он поднял голову — девушка с маленькой грудью и пиздой, соблазнительными губками и сказочным телом, долгие годы постигавшая науку удовлетворения вкусов самых взыскательных потребителей, не могла добиться ничего. Лучше бы он остался с остальными парнями, и ничего этого бы не было. Во всем виновата эта хипповская шмаль. Никогда не доверяй хиппи. Наверное, уже нет смысла продолжать, чем дальше, тем хуже. Он подумал об Англии, но и это не помогло.
Гарри отодвинулся и одел трусы. Он сказал «извини, слишком много пива, слишком много травы», но Ники ответила, что это неважно, он бы удивился, если бы узнал, как часто это бывает. Он сказал ей, чтобы она оставила себе деньги, это его вина, но он не смотрел на нее, наверное, она и не собиралась их возвращать. Ебаный в рот, если уж он такую женщину не может трахнуть, значит, у него серьезные проблемы. У нее уже был наготове презерватив. Ники рассказала ему несколько забавных случаев из той же серии, И Гарри почувствовал себя немного лучше. Она пыталась подбодрить его, но на самом деле ей, наверное, было все равно. Наверное, так для нее даже лучше, не нужно лежать под еще одним жирным ублюдком. Вероятно, она довольна.
Она спросила, откуда он, и когда он ответил, что из Англии, спросила, любит ли он Королеву. Все любят Королеву, Ники продолжала как ни в чем ни бывало говорить о том, что у таиландцев есть свой король, которого они тоже любят. Он присел на минуту завязать кроссовки, она встала и предложила ему выпить, налила два стакана виски. У нее был небольшой контейнер со льдом, и почему-то она не торопилась выдворить его. Она спросила его, на что похож Лондон, кем он работает и куда собирается после Амстердама. Когда он ответил, что в Берлин, она рассказала ему, что в Таиланде встречалась с человеком из Берлина. Они прожили вместе два месяца в Ко Самуи, а потом он уехал домой, оставив ее беременной в восемнадцать лет. Она надеялась, что он заберет ее с собой, но он уехал, не сказав ни слова, и ей пришлось искать другого. Все девушки из ее бара в Таиланде мечтали уехать в Европу или Америку.
Она сказала, что закончила на сегодня. Она много работала и устала. Она обслужила десять мужчин за вечер, Гарри был как раз номером десять. Он кивнул и поднялся, чтобы уйти, но она предложила ему пойти выпить с ней вместе, и он удивился. Она погладила волосы на его руках и ущипнула за живот. Гарри не знал, как реагировать. Он не знал, то ли так принято, то ли это ловушка, она сказала, что у нее дома есть еще виски и гашиш. Она жила не очень далеко в квартире, которую оставил ей ее бывший бойфренд. Он был добр к ней. Она лукаво посмотрела на Гарри, и он почувствовал, как кровь приливает к члену. Невероятно, он заплатил деньги и не смог ее трахнуть, и тогда он решил — а почему бы и нет, что еще делать этой ночью?
Скоро они уже шли по улицам прочь из квартала красных фонарей, и как только они перешли Амстел, все вокруг стало казаться Другим. Он не знал, куда они идут, он просто радовался тому, что ОН идет, и рядом с ним идет эта женщина. Она взяла его под руку, И ему пришлось напомнить себе, что она шлюха. Она была по-настоящему красива, и все это выглядело абсолютно нереально. Гарри чувствовал себя так, будто снимается в каком-нибудь фильме. Он вспомнил слова Манго, что для таиландок не так важен сам секс, как всякие предшествующие ему церемонии, но он понимал, что Амстердам наверняка многое изменил в Ники. Он не слишком удивился бы, если к нему подошли бы два сутенера и приставили нож к горлу. Но Ники продолжала болтать о виски и гашише и о том, как она любит покупать новую одежду, как она любит музыку и какое говно Таиланд, и Гарри подумал, что, может быть, Манго был прав.
Они сели в такси и вскоре уже были у нее дома. Квартира оказалась небольшой, но уютной, Г’арри присел на диван, пока Ники доставала бутылку «Джек Дэниэлс». Она попросила рассказать про Лондон, и сам не заметив как, он начал рассказывать ей про пабы, про их ночной клуб Blues и как он любит ходить на футбол. Когда он рассказал ей про своего друга Болти, убитого на улице, она с искренним ужасом прижала руку к губам. Гарри рассказал ей, как они вместе росли, вместе снимали квартиру и вообще были как братья. Он не задумывался, о чем говорит, и сейчас эти воспоминания почему-то не вызывали у него боль, как обычно. Может быть, потому, что он все еще никак не мог отойти от шмали, которую выдул с волосатыми, а может, просто потому, что она была ему чужой, и кроме того, была шлюхой, а шлюхи не в счет.
Но это была неправда, Гарри с трудом мог думать о том, что женщина, сидящая рядом с ним — проститутка. Что она обслужила десять мужчин за этот вечер. Что хуй знает какой заразы она могла набраться. Что она просто ебаная шлюха, шлюхи должны отворачиваться, когда ты пытаешься их поцеловать, проституция — ее профессия, она должна выполнять все желания клиента, а если клиент пьян и чем-то недоволен, он может ударить ее и может произойти все что угодно. Но нет, Ники вела себя так, как будто он был ее другом, а не еще одним мудаком с улицы. Все большие усилия ему приходилось прикладывать, чтобы напоминать себе, что она — проститутка, а дунув еще разок, он совсем забыл об этом.
Ники встала и вышла в туалет, Гарри налил себе еще один стакан виски. Он не отказался бы от бутылочки «Хайнекена», но и «Джек Дэниэлс» сейчас было неплохо. Он подумал, где сейчас могут быть остальные парни, но ему и здесь было хорошо. Было еще не поздно, Ники сказала, что ей нравится заканчивать работу пораньше, так она избегала встречи с самыми пьяными клиентами.
Город, где он сейчас находился, назывался Амстердамом, но это могло быть чем угодно. Это была столица мира, потому что он пошел просто трахнуть шлюху, а кончилось все тем, что он сидит на диване и разговаривает с таиландкой откуда-то с лаосской границы. Да, дома такие вещи просто невозможны.
Гарри никогда не был за пределами Европы. Однажды он поедет в Штаты и, кто знает, может быть даже на Дальний Восток. Конечно, это будет не так легко сделать, потому что на это нужны деньги, но некоторые места в мире стоят того, чтобы на них посмотреть. Когда Англия станет частью Европы, сделать это будет легче. Гарри потягивал виски, положив ноги на табуретку. Он поднял голову и увидел полностью обнаженную Ники, и на этот раз он был готов.

 

Глава 13

Мы стоим рядом с горбатым мостиком, аркой перекинувшимся через реку, любуемся окрестностями, думаем, куда подевался Гарри. Маленькие группы англичан бродят вокруг. Сидят на машинах и перилах. Бутылки падают в воду, в которой отражаются неоновые огни сексклубов. Вода зияет черной пропастью среди залитых светом клубов, баров и ресторанов. Хватает мест, где выпить, даже несколько магазинов еще работают, торгуют шмотьем для местных. Мы сидим между двумя барами, пьем и наслаждаемся зрелищем. Сейчас немногим больше десяти вечера, здорово, что бары работают допоздна. Эти два битком. В одном — англичане, в другом — англичане и местные. Может быть, не амстердамцы, просто голландцы. Английский бар поет ПРАВЬ, БРИТАНИЯ, в другом гремит музыка. Правь, Британия с одной стороны и «Firestarter» Prodigy с другой. Звуки сливаются в единое целое, создавая непередаваемый эффект.

— Видели, как уебывали эти вонючие ниггеры? — спрашивает Картер. Он сидит на припаркованном скутере. — Никогда не видел, чтобы люди так быстро бегали. Я думал, что нет никого быстрее итальянцев, но эти типы переплюнули их. Из них можно набрать легкоатлетическую команду. Англичане просто не способны бегать с такой скоростью.
Картер царапает на скутере CFC и England. Говорит о сутенерах, которых мы завалили по дороге сюда.
— Поняли, что к чему, — говорит Марк. — Меня бесит, когда такие пидоры снимают белых баб. Откуда они, как думаешь? Это не турки?
— Марокканцы, — отвечает Картер. — Марокканцы, тунисцы, алжирцы. Что-то в этом роде. Ебаные вонючие ниггеры. Короли Сахары. На средиземноморском побережье полно этих ублюдков, они там держат магазины, кафе. Они не бедные. Думаешь, они вернутся?
— Просто глазам своим не поверил, когда этот пидор ударил девчонку в живот, — говорит Марк. — Как будто это само собой разумеется. Ебаный в рот, каким нужно быть мудаком для этого? Ну ладно, я хорошо зарядил ему, прямо по яйцам, и Том своего вальнул неплохо. Засранцы.
Я согласно киваю. Проституция — вполне естественный бизнес, и незачем избивать рабочих. Я думал, что голландцы разобрались со всем этим. Так они говорят. Так принято считать. Но на самом деле до этого далеко. Можно легально покупать легкие наркотики, но вокруг полно дилеров, продающих героин. Со шлюхами то же самое, думаешь, раз они сидят в витринах, значит, нет сутенеров, но они есть. Подонки просто ушли в тень. Наверное, бабы всегда будут торговать собой, ничего тут не поделаешь, мы живем в рыночной экономике. Парни получают удовольствие, а девчонки — деньги, и все довольны. Пока не появляется какой-нибудь ебучий ниггер и не начинает пытаться захапать бабки. Этим мудакам нет оправдания. Сутенеры — ебаные мрази. Почему-то всегда арабы. Или нефы. Этот турок или кто он там зря ударил бабу. Ему наверняка придется зашивать руку после стараний Харриса, не говоря уже о яйцах. Эти ублюдки понимают только силу. Было бы неплохо совсем отрезать им руки. Они относятся к своим женщинам как к грязи. Око за око, зуб за зуб. Вот настоящая справедливость. Харрис может поставить себе плюс в графе «добрые дела» за сегодняшний вечер.
— Я почти уже договорился с ней о минете за десять гульденов, когда они нарисовались, — говорит Картер. — Это примерно три фунта. Минет за три фунта, представляете? А она ничего, да? Хотя она не голландка. Сказала, что из России. Шикарная блондинка. Минет за десять гульденов. Я без него спать сегодня не лягу.
— Не смотри на меня, — смеясь, отвечает Харрис; шутник, нечего сказать.
— Да я думать об этом спокойно не могу, — не унимается Картер — У нее такие полные губки. Каких-то десять гульденов. Три фунта.
— Да пошел ты, — говорит Марк. — Не говорила она десять гульденов.
— Говорила. Десять гульденов. Я разговорился с ней, и она сказала, что сегодня бизнес не идет, потому что слишком много англичан. По городу ходят слухи, что английские хулиганы бухают в красном квартале, и служащие из офисов боятся сюда идти. Вокруг вроде бы много потенциальных клиентов, но она говорит, что работы мало. Им приходится сбавлять цену.
— Ты говоришь, что она собиралась отсосать тебе за десять гульденов? Я думал, это намного дороже.
— Ну да, но десять гульденов для работающей девушки все-таки лучше, чем ничего. Благодаря этим сутенерам я предстал в ореоле славы. Как вспомню об этом ублюдке... Если я больше ничего не найду подходящего, то пойду к одной из этих чикс в витринах. Конечно, там наверняка будет дороже. Десять гульденов. Ебаный в рот.
Смешно видеть страдания Картера, ведь он же считает себя секс-машиной, так что все это отчасти справедливо. Хотя, наверное, просто еще рано. Удивительно еще, что он собирается платить за это. Человеку с его талантом достаточно просто щелкнуть пальцами, и женщины прибегут целой толпой.
Английский бар начинает снова. За стеклом видны лица, черепа отливают то красным, то синим. Там, должно быть, не меньше сотни рыл. Чем они там только дышат. Стекло запотело, чья-то рука вытирает его. По улицам уходят туристы и голландцы, и я не знаю, какое на них производят впечатление английские парни, глазеющие сквозь окно на Амстердам пьяным взглядом. Принимаются стучать по стеклам, когда мимо проходит более-менее приличная чикса. Смешно смотрится, как чиксы чуть ли не подпрыгивают, с испугом глядя на бар. Наверное, это настоящий ужас для голландцев. Вышли на прогулку и видят берлогу с пьяными англичанами. Тату и бритые головы, глумливые лица, у некоторых на плечах Юнион Джеки и Святые Георгии.
Стекла трясутся, разноцветные вывески напротив то гаснут, то загораются, создавая странный эффект. Черепа причудливо мерцают в темноте. Поют НЕ СДАДИМСЯ, и мы присоединяемся, демонстрируя солидарность с солдатами, сражающимися за Англию. Стекло вибрирует, кто-то барабанит по нему, выбивая лоялистский ритм. На мгновение все взгляды приковываются к стеклу бара, все ждут, что оно вот-вот разлетится вдребезги. Но ничего не случается, рука исчезает, и все возвращаются к мирному пению.
— Почему бы нам тогда не пойти поискать ту чиксу? — спрашивает Марк. — Она бы отсосала всем нам за три фунта за то, что мы спасли их от этих ниггеров. А мне даже за бесплатно, потому что я попал ублюдку по яйцам. Мы прямо рыцари в пустыне, спасаем белых женщин от рабства.
— Шутишь? — отвечает Картер. — Им теперь лучше не высовываться, эти ублюдки обязательно вернутся. Они наверняка отыграются на этих бабах, они еще в больницу попадут.
— Думаешь?
— А кто им помешает? Я не думаю, что полисам есть дело до каких-то двух шлюх, к тому же, может быть, они живут здесь нелегально, кто знает.
— Тогда надо было ублюдкам вообще глотки перерезать, — говорит Марк.
Я вижу, что он начинает нервничать, и пытаюсь успокоить его. Говорю, что у нее, наверное, во рту сломанные зубы, и она могла бы нечаянно отгрызть Картеру член. Марк смеется, и уже Картер выглядит озабоченным.
— Мы найдем кого-нибудь получше, — говорит он. — Минет за пять гульденов на всех. Не волнуйтесь, мы не уедем из Амстердама, пока не трахнем каких-нибудь баб, и это будут не шлюхи.
Я смотрю на бар, в котором играет музыка, там тоже полно англичан, но много и местных. Несколько чикс, но ничего особенного, по крайней мере, так мне кажется отсюда. Стекла в английском баре содрогаются снова. На этот раз звучит БОМБАРДИРОВЩИК ХАРРИСА. ТОЛЬКО ОДИН БОМБАРДИРОВЩИК ХАР-РИСА. В баре несколько скаузерс, их всегда легко узнать по одежде и выражению лиц, плюс небольшая группа «Лидса», которые выглядят как типичные йоркширцы, и когда они смотрят на нас, я думаю, они понимают, что мы из Лондона. Понимают, наверное, что мы — «Челси».
Билли Брайт выходит на улицу, к нему подходит Харрис, они трещат с парнями из Портсмута, единственными из тех с парома, про которых Харрис говорил, что они вернутся. Потом выходят скаузерс со своими бутылками, а один чел из Лидса начинает базарить с Харрисом. Знает, наверное, кто он такой, Харрис смеется над чем-то, и вот уже «Портсмут», «Челси» и «Лидс» вполне мирно беседуют, и тот, кто никогда не ездил за сборной, может в это даже не поверить.
Но так бывает. Это отличный пример. В моей голове проносятся махачи с «Портсмутом» и «Лидсом» за последние несколько лет. Но сейчас есть только Англия, а все остальное не имеет значения. Некоторые вещи не забываются, и некоторые лица никогда не исчезают из памяти. Это все, так сказать, личное. Но здесь все в порядке. Я вижу возвращающихся скаузерс. Марк хлопает меня по плечу, и я оборачиваюсь.
— Давай, твоя очередь, — говорит он.
Я киваю и иду к английскому бару, но, поразмыслив немного, захожу в другой. Там меньше очередь, и потом, там больше женщин. Я подхожу к стойке и заказываю три бутылки. Окидываю бар беглым взглядом. Да, негусто. В основном голимо выглядящие чиксы, пьющие с пьяными англичанами. Я выхожу на улицу и подхожу к Харрису поговорить, но потом вижу, что Марк и Картер с нетерпением поглядывают на пиво. Возвращаюсь к мосту и отдаю им бутылки, какой-то человек спит на земле, завернувшись в Юнион Джек. Кто-то из «Лидса». Двое парней поднимают его, прислоняют к стене, и он остается спать в таком положении.
— Почему бы нам не поехать в какой-нибудь клуб? — спрашивает Картер.
— Да тут кругом одно большое секс-шоу, — отвечает Марк.
— Спокойный клуб. Где можно познакомиться с женщинами. Здесь одни шлюхи и туристы.
Мы смотрим друг на друга — наверное, он прав. Вряд ли мы сможем найти нормальных голландских чикс здесь, где слоняются сотни наших, по большей части в слюни. Куда ни глянешь, повсюду англичане. Мы везде. Харрис и Брайти исчезают внутри, так что мы просто уходим. По дороге я начинаю ломать голову, куда мы, собственно, идем, но Картер говорит, что разузнал про пару местечек еще в Англии.
Идти пешком ломает, и мы ловим тачку. Картер сообщает адрес водиле, большому дружелюбному челу, который ведет себя так, будто знаком с нами с детства. Он знает этот клуб и разворачивается через трамвайные пути. В машине душно, мы опускаем Окна. Водитель говорит, что климат меняется. В этом году дождливый июнь. В воздухе пахнет прохладой, пиво не помешало бы. Через пять минут он высаживает нас у начала пешеходной зоны. Мы расплачиваемся и идем к клубу, и когда мы подходим к дверям, то обнаруживаем совсем не тех вышибал, с какими привыкли сталкиваться у себя в Лондоне. В Blues все отлично, потому что вышибалы наши знакомые, я имею в виду все эти мажорные клубы в Вест-Энде. Вскоре мы уже внутри, там играет вполне пристойная музыка. Это даже не клуб в обычном понимании слова.
Картер, не тратя времени, отправляется за пивом, заговаривает с тремя чиксами, сидящими у стойки. Немного алкоголя, и мы присоединяемся к ним. Плывем по течению. Послонявшись по городу весь день с ебанутыми, чувствуешь себя как бездомный пес. Настало время быть вежливым и приветливым. К счастью, девчонки сами почти в муку, иначе сразу послали бы нас, услышав, какую чушь мы несем. Но они выглядят вполне нормально. Отплясывают под все подряд — от Block Rocking Beats до Babylon’s Burning.
— Завтра у меня день рождения, — кричит мне на ухо одна из них, ее зовут Моника. — Мне будет тридцать.
Выглядит моложе, но я не спорю.
— Моим подругам больше, — улыбается она. — Как думаешь, сколько?
С какого хуя мне это знать? Правда, этого я не говорю. Высказываю предположение, и она смеется, шепча что-то мне на ухо. Потом все они смеются над чем-то и идут танцевать под «Smack My Bitch Up». He так плохо. Марк кивает в такт музыке, говорит, что те ниггеры, наверное, тоже пьют где-нибудь поблизости. Я отхожу к стене с Марком и Картером.
— Никаких проблем, парни, — говорит Картер. — Мы все едем к Монике отмечать ее день рождения. Девчонки сегодня ночуют у нее. Это наша ночь, парни.
Картер самодовольно потирает руки.
— Сегодня каждого из нас ждет минет, — орет он, стараясь перекричать музыку. — Можете сказать спасибо тем сутенерам, что нам помешали. Нам пришлось бы тратить деньги на вонючих шлюх, если бы не эта троица.
Я смотрю на танцующих людей. Девчонки тоже танцуют, поглядывая на нас время от времени. Под Nirvana, потом под Oasis и Black Grape. Они возвращаются, Моника виснет на моей руке и спрашивает, что я предпочитаю — экстази или амфетамины? Мы отходим с Марком и Картером проглотить по таблетке. Она возвращает мне силы, я чувствую себя готовым к дальнейшим приключениям. Готовым раздеть ее прямо здесь. Готовым заебать эту чиксу до потери сознания. Сделать ей лучший подарок на день рождения. Она выглядит жизнерадостной и счастливой, и через пару часов мы уходим.
Вшестером мы идем по пустым улицам. Девчонки поют по-голландски, что звучит как говно. Одни языки ложатся на музыку, другие нет. Английский — пример первого. Французский — второго. Эта их песня ничего не значит для нас. Идти недалеко, и вскоре мы уже поднимаемся по холодным каменным ступеням к Монике домой. У нее большая квартира, одна из ее подруг достает панк-сборник со старыми вещами Stiff Little Fingers, X-Ray Spex и Pistols, a также материалом поновее — Leatherface, Fugazi и Blaggers. Она включает CD, квартиру заполняет музыка, подходит Моника и делает тише. На свету они выглядят похуже, чем в клубе. Их нравственные устои размыты алкоголем, и Моника просто снимает свои черные джинсы. Смеется и говорит, что стало слишком жарко, ее подруга открывает окно. Я мог бы засунуть хоть сейчас, но сдерживаюсь, потому что они с полуобнаженной Моникой разыгрывают застенчивых девочек.
Одна из девчонок достает упаковку лагера. Он холодный и приятный на вкус. Моника включает торшер, выключает большой свет. Картер, смеясь, говорит, что Гарри будет в ярости, когда узнает, что пропустил. Заблудился, наверное, только сейчас нашел дорогу к гостинице и со злости сразу лег спать. Я пью лагер, пытаясь привести в порядок мечущиеся мысли. Я рассказываю девчонкам про Blues и почему-то начинаю говорить о голландско-немецкой границе. Хуй знает, о чем это я. Я замолкаю и сижу, слушая других. Лучше помолчать.
Не знаю, сколько прошло времени, но я замечаю, что Картер и одна из девчонок исчезли. Секс-машина за работой. Я смотрю на кресло напротив, у Марка на коленях сидит чикса. Они целуются, и я тоже, но не с Моникой. Должно быть, она с Картером. А может быть, с Марком. Хуй знает и кого ебет, потому что я встаю и иду со своей чиксой в соседнюю маленькую комнату. Мы заходим, я вспоминаю тот фильм у Йохана в баре. Блонди и ее напарника. Это не Блонди, но тоже блондинка. Я не хочу вспоминать сцены из фильма, я сам знаю, что делать. Я не могу кончить бог знает сколько времени, что для нее весьма неплохо. Наконец я кончаю и падаю на кровать рядом с ней. Она обещает мне минет, как только мы проснемся. Засыпает. Примерно час я лежу, безуспешно пытаясь уснуть. Я надеюсь, что она сдержит свое слово.

Первое, что увидел Гарри, проснувшись, это голову Ники у себя между ног, и ему понадобилась пара секунд, чтобы понять, где он и что происходит. Что он не в Лондоне и не с Картером в гостиничном номере. И когда он все вспомнил, то понял, что является хозяином положения. Он посмотрел вниз, где таиландка самозабвенно занималась своим делом. Вот это жизнь, и он откинулся на спину, наслаждаясь магией Востока, и вскоре оросил ее рот отборным английским семенем. Ники положила голову ему на плечо, и он снова заснул, а когда проснулся, рядом с постелью стояла чашечка кофе, и Ники одевала свое парадное платье. Оно было ярко-желтым и удивительно шло к ее смуглой коже. Она показала ему свои новые босоножки; не зная, что сказать, он промямлил, что они очень красивые. Но она этому очень обрадовалась. Она смеялась и порхала по комнате, и Гарри подумал, какого хуя он вообще здесь делает.
Ночью ему приснился сон. Он лежал на кровати в отеле в Сайгоне — он был главным героем в «Апокалипсис сегодня». Потом он падал с вертолета в «Охотнике на оленей». Он был хозяином древних таинственных джунглей, и он был маленьким испуганным человечком, ненавидимым всеми, с кем участвовал в этой бойне Когда Гарри был маленьким, Вьетнам по телевизору показывали чаще, чем Северную Ирландию. Он все помнил — и убитых выстрелом в затылок, и горящую девочку в напалме, бегущую по дороге. Но вьетнамцы были не в счет, в сюжетах речь шла только о том, сколько американских солдат погибло в войне против Хо Ши Мина.
— Это мой сын, — сказала Ники, сняв платье и босоножки и снова улегшись в постель рядом с Гарри.
Она сунула ему в руки фотоальбом.
— Это мой сын. Он живет у монахов в монастыре Сурат Тани на юге Таиланда. При монастыре есть школа, и там он и живет. Монахи и монахини учат его.
Гарри взглянул на первую фотографию. Короткостриженый мальчик лет четырех-пяти стоял рядом с двумя буддистскими монахами, сидевшими скрестив ноги. На мальчике были коричневые шорты и белая майка, а на монахах — оранжевые одеяния. Самые оранжевые, какие Гарри когда-либо видел. Они были почти бритые, и Ники засмеялась и погладила Гарри по голове, сказав, что их скинхеды ей больше нравятся. Гарри не был скинхедом, но это не имело значения. Он оценил шутку. Ребенок улыбался, и Гарри додумал, вспоминает ли он о своей матери. У одного из монахов были татуировки на шее и руке, и когда он спросил, что они значат, Ники ответила, что традиции татуировок существуют во многих таиландских монастырях. Знак на шее дает защиту; монахи делают тату сами, при помощи меча. Она надеется, что однажды ее сын приедет и останется с ней в Европе. Однажды, когда у нее будут деньги.
Ники подвинулась к нему поближе, подтянув ноги к груди. Ее груди были великолепны. Небольшие, но чудесные. Он заставил себя сконцентрироваться на фотографиях. Ведь она же хочет, чтобы он их посмотрел. На нескольких фото были запечатлены школа и монастырь. Некоторые были отсняты нечетко, расплывались. Потом шли снимки с двумя золотыми Буддами, разными домами, монахами, монахинями и детьми, обычными таиландцами, лесом и залитыми солнечным светом полями. На большинстве фоток был ребенок Ники, и Гарри искоса поглядывал на нее. Ее лицо светилось гордостью за своего сына, и он подумал, что им, наверное, тяжело жить вдали друг от друга.
Гарри чувствовал себя полнейшим мудаком, сидя здесь. Чего она от него хочет? И что получится из ее сына, растущего в сиротском приюте? Сколько раз она вообще его видела? Личная жизнь проституток никого не интересует. Он раньше всегда считал, что они делают аборт, если залетают, но в Азии, наверное, все иначе. Может быть, у них медицина на слишком низком уровне, чтобы контролировать рождаемость. Но он не хотел думать об этом. Он просто хотел весело провести время, и он мог бы бегло перебрать снимки и отвалить, но он не мог просто отбросить их в сторону. Он попытался представить, что сейчас делают остальные парни. Съебнуть и никогда не вспоминать о ней больше. Он был такой же, как Болти. Такой же жирный тугодум. Он не мог заставить себя решиться и продолжал листать альбом, думая обо всяких печальных вещах. Он допил кофе, кофеин несколько приободрил его. Ники вышла привести себя в порядок. Она все делала быстро, и Гарри не мог понять, откуда у нее берутся силы. Несмотря на кофе, он чувствовал себя уставшим и измотанным, а она просто летала по комнате, знает, потому что если не слышать ее смех и не видеть ее улыбку, были бы все основания думать, что у нее чертовски тяжелая жизнь. Что-то должно быть такое, что помогает ей. Она закурила сигарету и снова легла в постель, ничуть не смущаясь своей наготы, и ткнула пальцем в одну из фотографий.
— Это Марк, — сказала она.
Выглядит как обычный европеец, отметил про себя Гарри. Да и что можно сказать о человеке, проведшем большую часть жизни за соблазнением неопытных девушек в стрип-барах и массажных салонах в Петтайе, а потом переключившемся на мальчиков. Слишком уж он ординарный, в самом деле.
— Это мы в Чауэнге, в Ко Самуи, — сказала Ники, перебирая фото с пляжей и со всевозможными видами.
На снимках она казалась вполне счастливой. Везде она была в солнцезащитных очках, везде выглядела сильно загорелой. Он сказал ей об этом.
— В Таиланде лучше быть белой. Чем светлее моя кожа, тем лучше ко мне относятся таиландцы. Но западным мужчинам нравятся смуглые девушки. Европейцы хотят лежать на солнце и загорать, а таиландцы сидеть дома и казаться белыми. Все мы хотим того, чем владеют другие.
Гарри засмеялся, потому что это действительно так. Люди везде одинаковые, куда ни бы ты ни приехал, всегда им нужно то, что есть у других, и они никогда не ценят того, что имеют сами. Как в древние времена — в Англии смуглая кожа показывала принадлежность к низшему классу, в то время как белая кожа говорила о богатстве. Да, многое изменилось, но то, что сказала Ники, было правдой, и вряд ли в других странах иначе. На пляжных фотках она была загорелой и выглядела как европейка или американка. Другие таиландцы могли бы смотреть свысока на нее из-за цвета ее кожи, но на фотках она казалась вполне довольной собой, разгуливая с европейцем и не заботясь о том, что могут подумать какие-нибудь безмозглые пидарасы. Важно было не то, что ее спутник европеец, а то, что у него есть деньги, а деньги одинаково важны для всех — и для бедных, и для богатых. Больше всего люди ненавидят, когда те, кого они считают ниже себя, вдруг добиваются успеха. Гарри подумал о Манго, тот может гордиться собой и своей работой, но тем не менее между ним и коллегами всегда оставалась стена.
Гарри поблагодарил Ники за фотографии, ее гордость была очевидной, ведь это были ее победы. Жизнь — борьба, и она не проиграла в этой борьбе. Она показала на фото из шикарного ресторана:
— Это в Бангкоке, перед тем как мы уехали в Голландию.
На снимке она выглядела и счастливой и печальной одновременно, но это был ее выбор, и Гарри засмеялся, представив, как белые официанты вынуждены прислуживать этой шлюхе и относиться к ней с уважением. Она выросла в богом забытой деревне, прошла школу стрип-баров в Бангкоке и массажных салонов в Петтайе, и тем не менее шла по жизни с высоко поднятой головой (и спермой белых мужчин в своем чреве). Она переместилась в другой мир, оставив своих хозяев резать друг другу глотки. Сутенеры и владельцы клубов не волнуют ее, сидящую в «Бангкок Континенталь» и поедающую суп, крохотная порция которого стоит больше, чем деньги, которые она обычно получала, когда делала минет какому-нибудь грязному извращенцу, мечтающему запустить пальцы в ее задницу, пока она выполняет свою работу. Она выжила, презрев все законы физики. Он снова вспомнил Вьетнам и вьетконговцев, не сдавшихся, несмотря на все бомбы, которыми забрасывали их янки. Крестьян в жалких деревнях, сбивавших В52 из допотопных ружей. Все новейшие технологии уничтожения цивилизованного мира оказались бессильны. Гарри много раз видел это по телевизору, а теперь то же самое он видел здесь. Ники вела свою войну и победила в ней, а этот ресторан был ее медалью.
Ники сражалась против иностранцев, которые стремились использовать ее нищету, больше того, она сражалась против предателей, державших ее в этой нищете и продававших купцам из высокоразвитого мира. Эмоции не давали Гарри покоя. Она использовала систему для своего спасения, и это вряд ли заслуживает особого уважения, но что он может сделать? Таиланд — друг и союзник Запада, идет по пути новейшего империализма, и пока люди в костюмах не зарываются, они могут жить в свое удовольствие. Смешно, потому что хотя Гарри отлично понимал все это, в детстве он всегда хотел быть одним из стрелков на вертолете с автоматом в Руке. Конечно, это было всего лишь естественно, потому что все хотят славы и никто — страданий. Лучше не замечать темных пятен. По крайней мере, она вырвалась оттуда.
— Это наш дом в Амстердаме, — сказала Ники, перебирая фотографии, на которых была запечатлена трехкомнатная квартира.
Она подробно рассказала ему о малейших деталях интерьера, как будто собиралась покупать мебель. Она явно гордилась тем домом, но Гарри это не было интересно. Он хотел есть и не хотел сидеть на месте. Он слушал, не вникая в смысл, и когда она умолкла, спросил, есть ли у нее что-нибудь из еды. Ники снова вскочила, надев майку. Она пошла на кухню, он слышал, как она возится с холодильником, а потом она вернулась с бутербродами. Он все съел и отправился в душ. Он был не прочь трахнуть ее снова, но Ники уже оделась, а настаивать он не осмелился. Он больше не был клиентом. Он не знал, вернуться ли ему в тот бар или пойти еще куда-нибудь. Гарри быстро оделся, попутно выпив еще чашку кофе. Если он вернется, то придется весь день лазить с остальными, не лучше ли погулять с девушкой по Амстердаму. Что здесь особенного. Через несколько часов она уйдет на работу. Ники снова принялась краситься. Одиннадцать часов. Гарри заметил стакан «Джек Дэниэлс» Он сел и закурил, хорошее настроение вернулось к нему. Он повидал мир, теперь он сидел и думал, куда они пойдут, когда Ники вернулась и села рядом с ним на диван, потом подвинулась ближе, достала презерватив из его кармана и протянула ему.

 


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>