- Тогда все кончится! – воскликнула Линда, просияв. – И Джим Ренни завалится, как… как продыряв-ленный воздушный шар «Мейси»[340] на День благодарения.
- Миленько, – заметила Джеки Веттингтон. – Если бы такое показывали по телевизору, я, возможно, в это даже поверила бы.
- Фил? – позвал Энди. – Фил!
Ему пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным. Бонни Нанделла с «Искуплением» на мак-симальной громкости как раз пели «Моя душа – свидетель». От всех тех их всхлипов «ву-ву» и «вуа-е» у него немного дурманилось в голове. Сбивало с толка даже яркое освещение внутри радиостанции РНГХ; пока он не оказался под здешними люминесцентными светильниками, Энди не представлял себе, в какой полумгле находится теперь весь Милл. И как сильно он успел к нему привыкнуть.
- Мастер?
Нет ответа. Он взглянул на телеэкран (канал Си-Эн-Эн с отключенным звуком), потом через длинное окно посмотрел в помещение студии. Там тоже горели лампы, и работало все оборудование (от этого ему стало немного жутко, хотя Лестер Коггинс как-то объяснял ему с огромной гордостью, как всем здесь руко-водит компьютер), но не было видно никаких признаков Фила.
Вдруг Энди ощутил резкий запах пота, застарелого, прокисшего. Обернулся – а вот и Фил, стоит за ним вплотную, словно только что вынырнул из какой-то дыры в полу. В одной руке он держал что-то похо-же на пульт управления гаражными воротами. Во второй – пистолет. И пистолет этот было нацелен Энди в грудь. Костяшка того пальца, который обнимал спусковой крючок, побелела, а дуло слегка дрожало.
- Привет, Фил, – поздоровался Энди. – То есть Мастер.
- А что ты здесь забыл? – спросил Мастер Буши. От него сильно несло дрожжевым запахом пота. Джинсы и майка с логотипом РНГХ на нем были невыразимо грязными. Ноги босые (спишем на это его бесшумное прибытие) и заляпанные грязью. Волосы в последний раз он мыл, наверняка, год назад. Или еще раньше. Хуже всего выглядели его глаза, налитые кровью, беспокойные. – Давай, говори мне быстро, ты, старый хер, потому что иначе больше никому, ничего и никогда не сможешь рассказать.
Энди, который только недавно чудом избежал смерти от розовой водички, воспринял угрозу Фила спокойно, даже чуть ли не благодушно.
- Делай все, что тебе захочется, Фил. То есть Мастер.
Мастер изумленно поднял вверх брови. Глаза его смотрели осовело, но заинтересованно.
- Чего?
- Абсолютно.
- Зачем ты здесь?
- Я принес плохую весть. Мне очень жаль.
Мастер подумал над этими словами, потом улыбнулся, показав остатки зубов:
- Нет плохих вестей. Христос скоро возвращается, это такая хорошая весть, которая пожирает все плохие. Это Хорошая Весть – Бонус Трек. Ты согласен?
- Согласен, и скажу на это аллилуйя. На беду (или к счастью, сам не знаю; ты можешь сказать, что скорее к счастью), твоя жена уже находится рядом с Ним.
- Чего?
Протянув руку к пистолету, Энди опустил его ствол вниз. Мастер не пошевелился, чтобы ему поме-шать.
- Саманта умерла, Мастер. Мне грустно об этом говорить, но она укоротила себе жизнь этим вече-ром.
- Сэмми? Мертва?
Мастер бросил пистолет в корзину «ИСХОДЯЩИЕ ДОКУМЕНТЫ» на ближайшем столе. Однако га-ражный пульт он продолжал держать в руке, которую все же опустил; пульт не покидал его руки в течение последних двух дней, даже во время его невероятно нечастых периодов сна.
- Мне так жаль, Фил. То есть, Мастер.
Энди пересказал обстоятельства гибели Саманты, как он их сам понял, завершив утешительным со-общением о том, что с «дитем» все хорошо. (Даже в отчаянии Энди Сендерс оставался личностью, для которой переполовиненный стакан является полуполным.)
Мастер отмахнулся от благополучия Малыша Уолтера гаражным пультом.
- Она завалила двух свиней?
Энди замер.
- Фил, они были офицерами полиции. Замечательными людьми. Я уверен, она обезумела, но все равно некрасиво было так делать. Тебе нужно взять свои слова обратно.
- Что ты сказал?
- Я не позволю тебе называть наших офицеров свиньями.
Мастер подумал.
- Ой-ой-ой, лес-сад, я свои слова беру назад.
- Благодарю тебя.
Мастер наклонился с высоты своего довольно значительного роста (это было похожим на то, как де-лает поклон скелет) и заглянул в лицо Энди.
- Скромный бравый мазефакер, да?
- Нет, – честно сознался Энди. – Мне просто все равно.
Кажется, Мастер заметил что-то, что его убедило. Он схватил Энди за плечо.
- Браток, ты в порядке?
Энди взорвался плачем и упал жопой на офисный стул прямо под плакатом, который предупреждал: ХРИСТОС СМОТРИТ КАЖДЫЙ КАНАЛ. ХРИСТОС СЛУШАЕТ КАЖДУЮ ЧАСТОТУ. Опершись головой о стену под этим довольно зловещим лозунгом, он рыдал, словно наказанный, за безразрешения съеденное варенье, ребенок. К этому привело всего лишь одно слово – браток; это вообще не ожидаемое обращение – браток.
Из-под менеджерского стола Мастер извлек и себе стул и теперь рассматривал Энди с любопытст-вом натуралиста, которому повезло среди дикой природы наблюдать какое-то весьма редкое животное. Через некоторое время он произнес:
- Сендерс! Ты пришел сюда для того, чтобы я тебя убил?
- Нет, – ответил Энди сквозь всхлипы. – Возможно. Да. Не могу сказать. Но все в моей жизни пошло прахом. Погибли мои жена и дочь. Я думаю, так Господь наказывает меня за продажу того дерьма…
Мастер кивнул.
- Да уж, может, и так.
- …и я ищу ответ. Или избавление. Или еще что-то. Конечно, я также хотел сообщить о твоей жене, это важно – делать правильные поступки…
Мастер похлопал его по плечу.
- Все хорошо, браток, ты правильно сделал. Я тебе признателен. С нее не было много толка на кухне, и по дому она управлялась не лучше, чем свинья в куче навоза, но она умела потрясающе трахаться, ко-гда была обдолбанной. Что она имела против тех двух синяков?
Даже в своей глубокой скорби Энди не имел намерения озвучивать тему обвинений в изнасиловании.
- Наверное, это из-за ее волнения от Купола. Ты знаешь о Куполе, Фил? Мастер?
Мастер вновь взмахнул рукой, очевидно, утвердительно.
- О мете ты сказал вполне справедливо. Торговать им – это неправильно. Позорно. И напротив, про-изводить его – это воля Божья.
Энди опустил руки и вперился в Мастера припухшими глазами.
- Ты так считаешь? Потому что я не уверен, что это тоже правильно.
- А ты когда-нибудь пробовал?
- Нет! – вскрикнул Энди. Для него это прозвучало так, словно Мастер вдруг спросил его, не имел ли он когда-нибудь сексуальных отношений с кокер-спаниелем.
- Ты принимаешь лекарства, прописанные тебе доктором?
- Ну…да, обычно… но…
- Мет – это лекарство, – Мастер торжественно посмотрел на него, и тогда еще и ткнул Энди в грудь пальцем ради дополнительной аргументации. Ноготь на пальце у него был обгрызен до кровавой мозоли. – Мет – это лекарство. Повтори.
- Мет – это лекарство, – произнес Энди довольно примирительно.
- Это правильно, – Мастер встал. – Лекарство от меланхолии. Это из Рея Брэдбери. Ты когда-нибудь читал Рея Брэдбери[341]?
- Нет.
- Вот он, сука, это голова. Он все понимал. Он написал такую охуительную книгу, аллилуйя. Идем за мной. Я изменю твою жизнь.
Первый выборный Честер Милла посмотрел на мет, как жаба на насекомых.
Позади шеренги варочных аппаратов стоял обшарпанный старый диван, там-то и сидели Энди с Мастером Буши под картиной, которая изображала Христа на мотоцикле (название: «Твой невидимый по-путчик»), передавая друг другу трубку. Во время горения мет смердел, как трехдневная моча из незакры-того ночного горшка, но после первой, пробной, затяжки Энди убедился, что Мастер был прав: торговля этим, возможно, дело Сатаны, но сам продукт – от Бога. Мир перед ним прыжком сфокусировался в изы-сканную, деликатно трепетную картинку, которой он никогда раньше не наблюдал. Мощным всплеском по-высилась частота сердцебиения, кровеносные сосуды на шее набухли, превратившись в пульсирующие кабели, у него зачесались десна и яйца зашевелились как когда-то в юности. А что еще лучше всего пере-численного – бремя, которое давило своим весом ему на плечи и дурманило мозг, исчезло. Он чувствовал себя способным горы свернуть и вывезти на тачке.
- В Эдемском саду росло дерево, – произнес Мастер, передавая ему трубку. Кудряшки зеленого дыма вились с обеих ее концов. – Дерево Бога и Зла. Ты сечешь тему?
- Да. Это из Библии.
- Спорим на твой дикий шланг. И на том Дереве росло Яблоко.
- Точно. Точно. – Энди вдохнул дыма лишь немного, чисто хлебнул. Ему хотелось больше – хотелось заглотнуть его весь, – но он боялся, что, если даст себе волю, его голова взорвется, сорвется с шеи и нач-нет летать по лаборатории, как ракета, выбрасывая бешеный огонь из обрубка.
- Плотью того Яблока есть Истина, а кожурой того Яблока есть Метамфетамин, – объявил Мастер.
Энди посмотрел на него.
- Удивительно.
Мастер кивнул.
- Да, Сендерс. Так и есть, – он забрал трубку. – Хорошая штука, не так ли?
- Удивительная штука.
- Христос возвращается на Хэллоуин, – сказал Мастер. – А может, несколькими днями раньше; не мо-гу точно сказать. Хэллоуиновский сезон уже начался, ты же понимаешь. Ведьмин, сука, сезон. – Он пере-дал Энди трубку, и показал рукой, в которой держал гаражный пульт. – Ты это видишь? Вверху, в конце га-лереи? Выше дверей складской части?
Энди присмотрелся.
- Что? Тот белый оковалок? Глина, что ли?
- Это не глина, Сендерс, – улыбнулся Мастер. – Это Тело Христово.
- А что это за провода оттуда тянутся?
- Сосуды, через которые течет Кровь Христова.
Энди подумал над этой концепцией и пришел к выводу, что она просто блестящая.
- Хорошо, – он еще немного подумал. – Я люблю тебя, Фил. То есть Мастер. Я рад, что пришел сюда.
- Я тоже, – ответил Мастер. – Слушай, хочешь, покатаемся? У меня здесь где-то есть машина, кажет-ся, но самого меня немного кумарит.
- Конечно, – кивнул Энди и встал. Мир на какой-то миг – пару секунд, поплыл, но потом стабилизиро-вался. – Куда ты хочешь поехать?
Мастер ему рассказал.
Джинни Томлинсон спала за стойкой рецепции, положив голову на журнал «Люди»[342] – Бред Питт и Анджелина Джоли возятся среди волн в прибое на каком-то сексапильном островке, где официанты пода-ют тебе напитки с воткнутыми в них зонтиками. Когда что-то разбудило ее без четверти два утром среды, подняв голову, она увидела, что перед ней стоит призрак: высокий сухоребрый мужчина с вваленными глазами и волосами, которые торчат во все стороны. На нем была майка с логотипом РНГХ и джинсы, ко-торые едва не сползали с его постных бедер. Сначала она подумала, что ей снится кошмар о ходячих мертвецах, но потом ощутила его дух. Никакой сон не мог так гадко смердеть.
- Я Фил Буши, – произнесло явление. – Я прибыл за телом моей жены. Я хочу ее похоронить. Покажи-те мне, где она.
Джинни не спорила. Она отдала бы ему все тела, только бы от него избавиться. Она провела его мимо бледной Джины Буффалино, которая застыла возле госпитальной тележки, тревожно смотря на Мастера. Когда тот обернулся, чтобы взглянуть на нее, она отшатнулась.
- У тебя есть хэллоуиновский костюм, детка? – поинтересовался Мастер.
- Д-да…
- И кем ты будешь?
- Глиндой[343], – ответила девушка. – Хотя, думаю, едва ли я поеду на вечеринку. Она будет в Мотто-не.
- Я наряжусь, как Иисус, – произнес Мастер. Он пошел вслед за Джиной, грязный призрак в полу-сгнивших кедах «Конверс»[344] с высокими голенищами. А потом он обернулся. Улыбающийся. – И я такой обдолбанный.
Мастер Буши вышел из больницы через десять минут с замотанным в простыню телом Сэмми на ру-ках. Одна ее босая нога – розовый лак потрескался на ногтях – кивала и подмахивала. Джинни придержала для него двери. Она не посмотрела, кто сидит за рулем автомобиля, который урчал на холостых оборотах на разворотной площадке, и Энди этим вяло утешился. Он подождал, пока она зайдет назад в больницу, и только тогда вылез и открыл заднюю дверцу машины для Мастера, который, как для человека, который выглядел, натянутой на арматуру из костей, кожей, на диво легко управлялся со своей ношей. «Вероятно, – думал Энди, – мет также дарит силу». Если так, то его собственная уплывала. Снова на него наползала депрессия. И усталость тоже.
- Все хорошо, – сказал Мастер. – Поезжай. Но сначала дай мне это.
Он отдавал на хранение Энди гаражный пульт. Теперь Энди отдал его назад.
- В похоронный салон?
Мастер посмотрел на него, как на сумасшедшего.
- Назад на радиостанцию. Туда Христос придет в первую очередь, когда Он вернется.
- На Хэллоуин.
- Правильно, – кивнул Мастер. – А может, и раньше. Между прочим, ты поможешь мне похоронить это Божье дитя?
- Конечно, – ответил Энди, и тогда испуганно: – Может, нам можно немного покурить перед этим?
Мастер засмеялся и хлопнул Энди по плечу.
- Понравилось, не так ли? Я знал, что тебе понравится.
- Лекарство против меланхолии, – произнес Энди.
- Твоя правда, браток. Твоя правда.
Барби на топчане в ожидании рассвета и того, что тот принесет. В Ираке он приучал себя не волно-ваться о том, что впереди и, хотя не овладел полностью этой технологией, все-таки к какой-то степени в ней продвинулся. Наконец, существовали только два правила для жизни в страхе (он приходил к выводу, что полное преодоление страха – это миф), и повторял их мысленно, лежа, ожидая.
«Мне нужно принимать те вещи, которые не могу контролировать.
Мне нужно превращать недостатки в преимущества».
Второе правило означало экономию всех имеющихся ресурсов и тщательное планирование их ис-пользования.
Один ресурс он спрятал в матрас: его швейцарский армейский нож. Нож был маленьким, всего два лезвия, но даже менее длинного хватит, чтобы перерезать человеческое горло. Ему чрезвычайно повезло, что он сумел его сохранить, и Барби это понимал.
Какие бы ни были здесь прежде правила оформления новых визитеров, поддерживаемые Говардом Перкинсом, все пошло кувырком после его гибели и повышения Питера Рендольфа. Потрясения, которые переживал город в течение последних четырех дней, любой полицейский участок могли сорвать с катушек, думал Барби, но не только в этом было дело. Дело было в Рендольфе, который был и глуповатым, и не-далеким, а всякая бюрократическая структура, которая основывается на субординации, имеет тенденцию равняться на того, кто ее возглавляет.
Они его сфотографировали, и пальцы ему они откатали, но прошло целых пять часов, прежде чем Генри Моррисон (с выражением усталости и отвращения на лице) сошел вниз и остановился в пяти футах от клетки Барби. Намного дальше от безопасного расстояния.
- Что-то забыли, не так ли? – спросил Барби.
- Выверни карманы и выкинь все в коридор, – сказал Генри. – Потом сними штаны и продвинь их через решетку.
- Если я это сделаю, получу ли я что-то попить, не хлебать же мне из унитаза?
- О чем это ты говоришь? Джуниор относил тебе воду. Я сам видел.
- Он подмешал туда соли.
- Конечно. Точно, – однако Генри произнес это как-то сникший. Возможно, где-то там, в глубине, еще сохранился мыслящий человек. – Делай, как тебе приказано, Барби. То есть Барбара.
Барби извлек все, что было у него в карманах: кошелек, ключи, монеты, небольшую пачку купюр, ме-дальон Св. Христофора, который он носил с собой, как амулет счастья. К тому времени швейцарский нож уже давно был спрятан в матрасе.
- Вы можете продолжать называть меня Барби, когда будете набрасывать мне на шею петлю перед повешением, если хотите. Не это ли задумал Ренни? Повешение? Или расстрел?
- Не разглагольствуй, а давай-ка сюда штаны через решетку. Рубашку тоже.
Он это произнес тоном городского крутого парня, но Барби подумал, что вид Генри имеет еще более неуверенный, чем всегда. Это было хорошо. Это было начало.
В подвал спустилось двое новых копов-ребятишек. Один держал в руке газовый баллончик, второй – электрошокер.
- Не помочь ли вам, офицер Моррисон? – спросил один из них.
- Нет, но вы можете постоять там, возле подножия ступенек, понаблюдать, пока я здесь управлюсь, – ответил Моррисон.
- Я никого не убивал, – произнес Барби спокойно, но со всей искренностью, на которую только был способный. – И, кажется мне, вы это понимаете.
- Я понимаю, что лучше тебе заткнуться, если не хочешь попробовать электроклизму.
Генри порылся в одежде, но не приказал Барби опустить трусы и раздвинуть ягодицы. Обыск запо-здалый и неполноценный, но Барби добавил ему несколько очков за то, что он вообще это сделал – пото-му, что никто больше об этом не вспомнил.
Закончив, Генри закинул джинсы – с опустошенными карманами и конфискованным ремнем – назад через решетку.
- Могу ли я получить назад мой медальон?
- Нет.
- Генри, ну подумайте сами. Зачем мне…
- Заткнись.
Генри отправился прочь, едва не оттолкнув с дороги двух копов-ребятишек, со склоненной головой и личными вещами Барби в руках. Юноши пошли следом, правда, один перед тем задержался и, оскалился на Барби, провел себе пальцем по горлу.
С того времени он оставался сам, делать было нечего, только лежать на топчане, смотря на щель окошка вверху (матовое, рифленое стекло, армированное проволочной прошивкой), ждать рассвета и ду-мать, на самом ли деле они будут его притапливать[345], или Ширлз это просто от себя навыдумывал. Ес-ли отважатся, то, судя по тому, насколько они ловки в оформлении постояльцев, они его действительно могут утопить.
И еще он думал, не посетит ли его кто-нибудь до рассвета. Кто-то с ключом. Кто-то, кто подойдет достаточно близко к решетке его камеры. Имея нож, он не считал бегство полностью невероятным, но по-сле наступления рассвета оно таким станет. Вероятно, ему следовало бы попробовать это сделать, когда Джуниор передавал ему сквозь решетку стакан соленой воды… вот только Джуниор мог бы выстрелить в любое мгновение. Следующего шанса можно ждать долго, но Барби не впадал в отчаяние. Пока еще нет.
«А кроме того… куда мне убегать?»
Даже если бы у него получилось убежать и исчезнуть, он вывалил бы на своих друзей кучу бед. По-сле «энергичного опрашивания», проведенного такими копами, как Мэлвин и Джуниор, Купол может пока-заться самой меньшей из проблем. Большой Джим теперь на коне, а когда такие ребята в седле, они име-ют привычку гнать в галоп. Иногда – пока конь под ними не упадет.
Он впал в неглубокий, беспокойный сон. Снилась ему блондинка в «Форде». Ему снилось, что она ос-тановилась, подобрала его, и они как раз своевременно выехали за границу Милла. Она расстегивала пу-говицы у себя на блузе, демонстрируя ему ажурные чашечки своего лифчика цвета лаванды, когда про-звучал чей-то голос:
- Эй, ты там, мудило. Вставай-Просыпайся.
Джеки Веттингтон осталась на ночь у Эвереттов, и, хотя дети тихо спали, и кровать в гостевой комна-те была удобной, она лежала без сна. В четыре утра она, наконец, решила, что должно было быть сдела-но. Она понимала риск; также она понимала, что не успокоится, пока Барби остается в камере под поли-цейским участком. Если бы она была способна сама организовать, хоть какое-то сопротивление или, по крайней мере, просто серьезное расследование тех убийств, думала Джеки, она бы уже начала этим за-ниматься. Однако она знала себя слишком хорошо, чтобы даже не радоваться таким мечтам. Она доста-точно хорошо справлялась с тем, что ей приходилось делать на острове Гуам и в Германии: вытягивание из баров пьяных бойцов, вылавливание самоходчиков или наведение порядка после автоаварий на базе, все это принадлежало к ее рутинным задачам, – но то, что случилось в Честер Милле, находилось вне уровня зарплаты мастер-сержанта. Или штатной патрульной, которая работает в маленьком городке, где коллеги-полисмены называют ее за глаза «Офицер Сиськи». Они думали, она этого не знает, но она-то знала. И сейчас этот сексизм на уровне средней школы был наименьшей из ее забот. Этому должен быть положен конец, и Дейл Барбара – тот человек, которого Президент Соединенных Штатов выбрал для по-мощи этому краю. Даже исполнение воли Главнокомандующего не было здесь главным. Первое правило – не бросать товарищей в беде. Священное, мифологизированное до автоматизма правило.
Начать надо с того, чтобы дать знать Барби, что он не один. Тогда он сможет согласно этому факту строить свои планы.
Когда в пять часов утра вниз в ночной рубашке спустилась Линда, сквозь окна только начал вползать первый свет и проявляться неподвижно застывшие деревья и кусты. Ни дуновения ветерка во дворе.
- Мне нужен какой-то сосуд типа «Таппервер»[346], – произнесла Джеки. – Миска, такая, чтобы была небольшая и непрозрачная. У тебя есть что-то наподобие?
- Конечно, есть. А зачем тебе?
- Мы понесем Дейлу Барбаре завтрак, – сказала Джеки. – Кашу. А на дно положим записку.
- О чем это ты говоришь, Джеки? Я не могу. У меня дети.
- Знаю. Но сама я этого сделать тоже не могу, потому что меня не пропустят туда саму. Если бы я была мужчиной, тогда бы возможно, но с этим оснащением… – она показала на свою грудь. – Короче, мне нужна ты.
- Какую записку?
- Я хочу освободить его завтра ночью, – сказала Джеки голосом, более спокойным, чем свои истинные ощущения. – Во время общее городского собрания. В этой части операции ты мне не будешь нужна…
- Ты не втянешь меня в ту часть!
Линда трепала ворот своей ночной рубашки.
- Не кричи так. Я думаю, возможно, Ромео Бэрпи… если мне получится его убедить, что Барби не убивал Бренды. Мы наденем маски или что-нибудь такое, чтобы нас не узнали. Никто и не удивится, весь город и так уже уверен, что у него есть соучастники.
- Ты сошла с ума!
- Нет. На время собрания там останется горстка людей – три-четыре человека может, и всего два. Я уверена.
- А я – нет.
- Но до завтрашней ночи еще далеко. Он должен подпускать им туман все это время. Все, давай мне миску.
- Джеки, я не могу.
- Можешь, – это произнес Расти, он стоял в дверях, почти грандиозный в своих спортивных трусах и майке «Патриоты Новой Англии». – Настало время рисковать, дети там или не дети. Мы здесь теперь бро-шены на произвол судьбы, и именно мы должны это остановить.
Линда какое-то мгновение смотрела на него, кусая губы. Наконец она наклонилась к одному из ниж-них ящиков.
- «Тапперверы» у меня здесь.
Прибыв в полицейский участок, они увидели, что стойка рецепции пуста – Фрэдди Дентон пошел до-мой немного поспать, – однако в помещении находилось с полдесятка юных офицеров, они сидели без де-ла, пили кофе и вели разговор по-утреннему возбужденно, потому что большинство из них давно уже не поднимались с кровати в такое раннее время в сознательном возрасте. Джеки увидела двух из многочис-ленных братьев Кильянов, местную подружку заезжих байкеров и завсегдатая «Диппера» по имени Лорен Конри и Картера Тибодо. Имен других она не знала, но узнала среди них двух хронических прогульщиков школы, которые также привлекались за мелкие правонарушения, связанные с наркотиками и управлением автомобилем. Новые «офицеры» – самые новые из новых – не были одеты в униформу, вместо этого, у ка-ждого на руке выше локтя был повязан кусок голубой ткани.
Все, кроме одного, были при оружии.
- А вы, девушки, чего пришли сюда так рано? – спросил, прохаживаясь по помещению, Тибодо. – У меня хоть причина есть: кончились болеутоляющие пилюли.
Остальные зевали, словно тролли.
- Принесли завтрак для Барбары, – сказала Джеки. Она боялась взглянуть на Линду, боялась, потому что не знала, какое выражение может увидеть на ее лице.
Тибодо заглянул в миску.
- Молока нет?
- Обойдется без молока, – сказала Джеки, плюя в миску с кашей «Спешл К»[347]. – Вот я только еще добавлю влаги немножечко.
Юноши одобрительно захохотали. Кое-кто зааплодировал.
Джеки с Линдой уже были почти на ступеньках, когда их остановил голос Тибодо.
- А дайте-ка сюда.
Джеки на миг застыла. Увидела себя, как она швыряет миску ему в лицо и бросается наутек. Ее оста-новил простой факт: убегать им было некуда. Даже если бы получилось выбежать из участка, их схватили бы уже на полдороги через Мемориал-Плаза.
Линда взяла миску из рук Джеки и протянула Тибодо. Тибодо посмотрел вовнутрь, а потом, вместо того чтобы проверять кашу на присутствие скрытых посланий, он сам в нее плюнул.
- Мой взнос, – произнес он.
- Минуточку, минуточку, – переполошилась девушка Конри. Стройная, рыжеволосая, с фигурой топ-модели и буяющими прыщами на лице. Говорила она как-то гнусаво, потому что ковырялась в носу, засу-нув туда палец чуть ли не по вторую косточку. – Я тоф хошу тобавть. – Палец вынырнул из носа с большой козой на конце. Мисс Конри положила ее сверх каши под новый взрыв аплодисментов и восклицания: «Ло-ри – повелительница приисков зеленого золота».
- Известно же, что в каждой коробке хлопьев есть какой-то сюрприз, – глуповато улыбнулась она. И положила ладонь на рукоять пистолета 45-го калибра у себя на бедре. У Джеки мелькнула мысль, что ее, такую худенькую, с катушек собьет отдачей, если ей придется из него выстрелить.
- Теперь готово, – произнес Тибодо. – Я с вами, за компанию.
- Хорошо, – сказала Джеки, похолодев от мысли, как близко она была от решения положить записку себе в карман и просто передать ее Барби из рук в руки. Неожиданно риск, на который они отважились, показался ей сумасшествием… однако отступать было уже поздно. – Впрочем, можешь просто возле сту-пенек постоять. А ты, Линда, держись у меня за спиной. Риска нет никакого.
Она думала, что Картер будет возражать, но этого не произошло.
Барби сидел на топчане. По другую сторону решетки стояла Джеки Веттингтон с пластиковой миской. А рядом с ней – Линда Эверетт, сжав обеими руками пистолет, нацеленный дулом в пол. Последним в ли-нии, ближе к ступенькам, стоял Картер Тибодо с волосами, торчащими после сна, в синей форменной ру-башке, расстегнутой на груди так, чтобы было видно повязку на его погрызенном псом плече.
- Поздравляю, офицер Веттингтон, – поздоровался Барби. Слабенький белый свет вползал через прорез, который служил здесь окошком. От этих первых лучей дня жизнь еще больше показалась ему по-хожей на идиотскую шутку. – Я невиновен, это все клевета. Я не могу их даже обвинениями назвать, пото-му что я не был…
- Заткни глотку, – рыкнула Линда из-за плеча Джеки. – Нас это не интересует.
- Сказано тебе, тупица, – зевнул Картер, чухая свой бандаж. – Молодчага, деваха.
- Сядь назад, – произнесла Джеки. – И не шевелёись.
Барби сел. Она продвинула миску через решетку. Миска была маленькая, как раз, чтобы пролезть. Он ее взял в руки. В ней было что-то похожее на «Спешл К». На поверхности сухих хлопьев блестел пле-вок. И еще что-то: большая зеленая сопля, сырая, вперемешку с кровью. И все равно в желудке у него за-урчало. Он чувствовал себя очень голодным.
А также очень оскорбленным, несмотря ни на что. Потому что думал, что Джеки, в которой он, увидев ее впервые, сразу узнал бывшую военную (отчасти благодаря ее стрижке, но главным образом по тому, как она себя вела), все-таки человек получше. Отвращение к нему Генри Моррисона не так его задевало. А вот с этим было труднее. И также и другая женщина – которая замужем за Расти Эвереттом – смотрела на него, словно на какого-то редкого ядовитого паука. А он питал надежду, что хоть кто-то из регулярных офицеров участка…
- Жри, – сказал ему Тибодо от ступенек. – Мы тебе хорошенько сервировали. Правда же, девушки?
- Конечно, да, – поддакнула Линда. Опустив при этом уголки губ. Гримаса мелькнула менее короткая, чем разовый нервный тик, но на душе у Барби посветлело. Он решил, что она прикидывается. Возможно, это просто его пустые надежды, хотя неизвестно…
Она немного отступила, блокируя своим телом Джеки от взгляда Картера… хотя большой потребно-сти в этом и не было. Тибодо сейчас был занят тем, что старался заглянуть себе под край повязки.
Джеки бросила взгляд назад, удостоверившись, что ее никто не видит, и тогда показала на миску, по-вернув руки ладонями кверху и сведя брови: «Извини». После этого показала двумя пальцами на Барби: «Обрати внимание».
Он кивнул.
- Смакуй, хуйло, – произнесла Джеки. – На обед принесем тебе чего-нибудь получше. Какой-нибудь писькобургер.
От ступенек, где уже успел отклеить себе краешек бандажа, проржал Картер Тибодо.
- Если у тебя к тому времени еще останутся зубы, чтобы ими жевать, – добавила Линда.
Барби хотелось, что бы она уже замолчала. Не было в ее тоне садизма, даже злости не слышалось. Голос звучал скорее испуганно, как у женщины, которая предпочитала бы оказаться по возможности по-дальше от этого места. Однако Тибодо, казалось, этого не замечал. Он так же восторженно исследовал свое плечо.
- Идем, – произнесла Джеки. – Не хочу я смотреть, как он будет есть.
- Не сильно сухая еда для тебя? – спросил Картер. Он выпрямился, когда женщины двинулись по ко-ридору между камерами в сторону ступенек, Линда уже спрятала в кобуру пистолет. – Потому что, если так… – он прочистил горло харканьем.
- Как-то переживу, – ответил Барби.
- Конечно да, – сказал Тибодо. – Какое-то время. А потом нет.
Они пошли вверх по ступенькам. Тибодо двинулся последним, ущипнув Джеки за жопу. Она засмея-лась и слегка хлопнула его. Играла она чудесно, не то, что жена Эверетта. Но обе они проявили незауряд-ное мужество. Страшное мужество.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |