(Попытка соединения приключенческого и нравоучительного романа) 15 страница

Ребята, получив по хорошей порции энергических ударов, чуть-чуть пришли в себя и смотрели друг на друга с вопросом: «Бля-а, че это было-то?»

– Ну-ка, развязать меня, живо! – приказала Виолетта.

Пацаны безвольно сидели на полу и глазели на Вету, как на НЛО.

– Развяжите руки, недоноски! – повторила Вета, – и не смейте убегать, иначе обещаю: каждому из вас быть импотентом на всю жизнь.

В ее обещание теперь можно было верить, во всяком случае подумать: черт ее знает, а вдруг и правда… Поэтому Чирий подошел к ней, как к шаровой молнии, осторожненько, боком, быстро полоснул ножом по ленте, стягивающей Ветины руки, и быстро отскочил в сторону.

– А теперь отвезете меня домой, – сказала Вета. – Ты, Димочка, золотой мой, отвезешь.

– Не-не, я не могу сейчас, – тихо сказал Дима и был прав.

Действительно – не смог бы сейчас, руль бы не удержал, потому что руки тряслись, в аварию бы еще попал.

– Ладно, – усмехнулась Вета, – давайте деньги, у кого сколько есть. Я на такси поеду.

Дрожащие пальцы извлекли из бумажников купюры, Вета собрала свою заслуженную контрибуцию и, оставив незадачливую банду на полу удивляться, пошла на улицу ловить такси.

Глава 19-я, в которой намерение уехать превращается в необходимость

В этом году школа заканчивалась. Предстоял выпускной бал и белое платье. Детали туалета подробно обсуждались с единственной подругой, которая появилась у Веты за все это время очного и заочного обучения. Единственной, с кем она могла поговорить более-менее на равных. Остальные были еще дети, некоторые испорченные, порочные даже, но все равно дети и дуры. Даже бывшая подружка Анжелика, девушка, о которой можно было бы сказать «мозжечок – с ноготок», даже она рядом с ними могла бы легко сойти за кандидата физико-математических наук. Узок был круг их интересов, страшно далеки они были от Ветиного масштаба. «Иванушки-интернешнл» плюс местная дискотека – вот все, чем жили девочки. У них даже мечты не было, а были смутные, неосознанные желаньица, стратегический смысл которых сводился к тому, чтобы все было успешно, с бабками и по кайфу. А вот у Ветиной новой подруги Лены и амбиции были, и интересная склонность к авантюризму. И внешне она была совсем-совсем ничего себе. Не Виолетта, конечно, но далеко не уродка. Во всяком случае, хорошенькой ее можно было назвать безусловно. В общем, нормальная подруга, дружить с которой было можно не только потому, что больше не с кем.

С ней можно было строить планы на будущее, и никто больше грубо не лез в биографию. Дима-Таксист со своей шпаной больше не появлялись. И, наверное, даже не оттого, что были так уж сильно напуганы Ветиными чудесами. Тут другое. Такому пареньку, как Дима, вообразить всего лишь, что мир многогранен, представить себе и принять, что «есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам» – было решительно невозможно. Таким реальным, земным, другими словами, конкретным и одномерным пацанам впустить в свое сознание что-то необъяснимое – все равно что боксеру Майку Тайсону спеть партию Ленского. Теоретически такое, конечно, возможно, но – не бывает! Диме и его друзьям проще и легче было сказать себе и друг другу, что Виолетта – обыкновенная сумасшедшая, психопатка, а у психопатов всякое бывает, но, по-любому, следует от них держаться подальше. Так что Дима с коллегами исчез, и слава Богу.

А с Леной разговоры шли в очень полезном направлении. В том смысле, что у Виолетты намечалась напарница по путешествию в дальние страны. Говорили как-то о планах на будущее после школы, и Лена вдруг как скажет:

– Вет, слушай, Вет, а поедем за бугор.

– Как? А виза, а деньги? – формально удивилась Вета.

– А-а! Да как-нибудь! – легкомысленно отмахнулась авантюристка Лена.

– Как «как-нибудь»? – спросила Виолетта, – ведь это же не в Кострому путешествие совершить.

– Да, как-нибудь, – повторила Лена. – Главное – выехать, а на месте как-нибудь разберемся.

Лена, надо сказать, родителей уже давно не слушалась. Настолько не слушалась, что те почти махнули рукой на поведение дочери. А в противном случае – одна нервотрепка. Вялые попытки воспитания со стороны отца, дежурные проявления родительской жесткости мгновенно разбивались о неадекватную, атакующую истерику дочери, которая таким образом отстаивала свою независимость. Родителей Лены никак нельзя было назвать – не то что богатыми, но даже состоятельными людьми, а, значит, надеяться на то, что они дадут денег на предполагаемый вояж, не приходилось. На что рассчитывала в таком случае Лена – непонятно, но природный оптимизм, помноженный на склонность к приключениям, внушали ей уверенность в том, что, как бы там ни было, но все равно затея удастся. Причем Лена хотела (а Виолетта про себя это уже давно решила) поехать не куда-нибудь, не в какую-то там страну бывшего Варшавского договора. Ни одна из стран Восточной Европы обеих девочек не устраивала. Они хотели подальше, вот туда, например, где штаб-квартира НАТО, в Бельгию. Бельгия – то, что надо, она подойдет. Все пока носило абстрактные очертания мечты, в принципе осуществимой, но мечты. Но вскоре уже идея-фикс – уехать подальше на Запад – с опасной скоростью начала перерастать у Лены в упертое, иступленное желание не откладывать это дело в долгий ящик и приступить к немедленной его реализации. У Веты был Гамлет, который должен был вскоре приехать и помочь, как всегда, у Лены же не было никого, поэтому желание побыстрее добыть денег отчаянно искало выхода и находило пока только один, самый незатейливый – проституцию. Хотелось только Лене не продешевить, подороже продать свое нетронутое, беспорочное тело. Тот, кто будет у нее первым, должен будет хорошенько заплатить: он же не только девушку покупает, но и право первой ночи, – так деловито рассуждала Лена и усидчиво искала выходы на менеджера по выгодной реализации своей «девичьей чести». Она надеялась найти такого человека, который продаст не только первую ночь, но и далее станет ее директором, администратором, а если по правде и без лишних реверансов называть вещи своими именами, то – сутенером. Ясно, что придется и с ним, но это уже не важно, Лена верила в то, что уже через несколько месяцев деньги на поездку будут собраны. Она верила в свою «звезду» и в свой здоровый дух в своем же здоровом теле.

В строительстве планов пролетели последние недели до выпускного вечера, и за 2 дня до него приехал, наконец, Гамлет Вазгенович. К подъезду подъехал белый «мерс». Как всегда – сюрпризом, без звонка, Гамлет никогда не предупреждал. И не потому, что хотел Вету проверять, а потому что хотел, чтоб был именно сюрприз, праздник, с цветами, шампанским и привезенными из-за границы подарками. Неожиданно, вдруг! Раз – и праздник! Чтобы Вета завизжала от радости и бросилась ему на шею. Гамлет очень любил, когда Вета визжала от радости, это было так по-детски и так приятно. Вета на несколько секунд превращалась опять из великолепной содержанки в ребенка, почти соответствующего своему возрасту.

На следующее утро поехали покупать белое платье для выпускного бала. Шить – времени уже не было, надо было купить, и решили купить в магазине для новобрачных, но чуть-чуть переделать, чтобы не было такого уж очевидного свадебного колорита. Заплатить как следует, и там же в магазине и сделают, будет красиво. Вышло – не просто красиво, а ослепительно. А потом поехали в ювелирный, и после него Вета даже не находила слов, чтобы отблагодарить Гамлета, спонсора своего бесподобного. Впрочем, она знала один способ выразить свою благодарность, всего лишь один, но самый лучший для Гамлета. И, если бы его тем же вечером спросили, что такое счастье, Гамлет, не задумываясь, ответил бы, что вот это оно и есть. Весь свой «женский» потенциал подарила в тот вечер ему Виолетта, и он был счастлив вполне.

Школьный бал шел примерно так же, как уже было однажды у Веты на корабле: под рубрикой «королева и ее подданные». Лена была первой фрейлиной и тоже освещалась лучами Ветиного сияния. Обеим девочкам пришлось понять буквально через час, что, наверное, надо уходить, потому что убожество и серость остального школьного мира были очевидны. Виолетта вызывала у других выпускниц и учителей одно только чувство зависти и таким образом портила им праздник. Она не могла не почувствовать волны злобы и неприятия, шедшие извне, а в таком случае – что за праздник! Надо было уходить. Ее выпускной бал так и не состоялся. Она снова ощутила себя чем-то вроде русалки, угодившей в тесный аквариум, в котором не развернешься и не поплаваешь толком. Чего тут вертеться русалке среди рыбьей мелочи? Хватит! Масштаб не тот и, конечно, надо уезжать куда-нибудь на оперативный простор.

Но пока Гамлет всячески пытался скрасить ее жизнь маленькими радостями. На следующее после бала утро они поехали на рынок. Купить, как выразился Гамлет, «все, что пожелаешь».

На рынке Виолетта желала многого, особенно из фруктово-ягодного меню. Она весело порхала между фруктовых рядов, и в сумку Гамлетовского телохранителя летели – дыня, черешня, малина, черника, клубника, а также все такое, для чего в Москве был не сезон, и что было привезено из Израиля, Узбекистана и других стран с теплым климатом, даже из Чили. И хотя в Москве тоже уже несколько лет в июне стояла душная, влажная, пыльная жара, часто под 40? на солнце, – она почему-то не способствовала росту красивых фруктов. Скорее наоборот – все как-то увядало, все, включая людей, на здоровье и особенно психике которых такая погода сильно отражалась.

Гамлет величественно плыл рядом и расплачивался, не торгуясь, несмотря на то, что некоторых торговцев это даже обижало, ибо процесс веселого торга – может быть, самая интересная сторона их деятельности, а тут этот денежный туз лишает их такого удовольствия. Гамлет не торговался, а только спрашивал у торговца про то, что выбрала Вета: «Хорошая?». Тот, естественно, рассыпался в похвалах своему товару. Тогда Гамлет говорил грозно: «Смотри», и в его «смотри» столько всего было, что каждый торговец предпочитал не рисковать, и подсунуть гниловатый фрукт даже не пытался. Гамлет ни разу не спросил перед покупкой: почем килограмм того-то или того-то. Ему упаковывали фрукты, и он после этого только спрашивал: «Сколько тебе?» И без комментариев отдавал. Все кавказские торговцы проявляли к нему подобострастное уважение. Некоторые пытались даже повеселить. Например, торговец дынями, азартно блестя черными маслянистыми глазами, открыл Гамлету секрет, как получить расположение буквально любой девушки.

– Ты, – говорит, – отрезаешь ей кусочек моей дыни, даешь попробовать, да? Потом спрашиваешь: «Сладкий, да?» Она говорит – да. Тогда ты ей – «А ты еще слаще!» Все! Ноги вверх!

Дивная простота метода удивляла и восхищала. И вот в рыбном ряду, после покупки трех длинных копченых угрей Вета почувствовала странную, необъяснимую пока тревогу. Она стала оглядываться в поисках источника этой тревоги и не сразу нашла. Но нашла. Метрах в 20, почти у выхода, за грубо сколоченным самодельным столиком, покрытым диковинной грязной скатертью с изображением звезд и полумесяца, сидела неопрятная чернявая старуха и остро следила за передвижениями Веты вдоль рыбного ряда, примерно как кошка смотрит на порхающую невдалеке птичку. На ее столике табличка зазывала следующими словами: «Гадаю на картах и по руке». Далее – несколько глуповато: «Предсказываю прошлое и будущее». Ну, с будущим все ясно, но вот зачем предсказывать или угадывать прошлое, когда оно уже прошло, когда в нем уже все состоялось… А-а-а! Понятно. Говоря о прошлом и попадая в правду, гадалка, видимо, хочет сначала изумить и, быть может, даже шокировать клиента. А когда клиент исполнится доверием к ее возможностям, можно будет взять побольше денег и перейти к будущему.

Гадалка наточенным взглядом буравила Ветино лицо, а рядом с ней топтался мужичок неопределенного возраста с длинными волосами, бородатый и рябой, с постоянно и беспокойно двигающимися руками. И он тоже с какой-то злой насмешкой пялился на Вету, будто говорил взглядом: «Давай, давай, порхай пока, уже недолго». Вета поежилась. Причина такого внимания к своей персоне была ей совершенно неясна, но тревогу внушала. Если бы внимание проявлялось со стороны любого прохожего, торговца, милиционера – тогда все нормально, тем более, что к подобным знакам внимания Вета уже привыкла, но тут все было иначе и гораздо опаснее, потому что она попала в фокус интереса людей определенных, от которых она не так давно убежала без оглядки. Угадали они ее, что ли? Или откуда-то узнали? По принципу «рыбак рыбака видит издалека»? Так или иначе это следовало либо немедленно проверить, либо немедленно скрыться. Вета решила выбрать первое, хотя бы для того, чтобы знать – что следует предпринять. Если каким-то способом ее вычислил мамин, так сказать, профсоюз, если даже это произошло совершенно случайно, надо было побыстрее удирать и теперь уж точно – за границу. Спасибо, что Гамлет рядом, а не в отъезде. Вета решительно подошла к гадалкиному рабочему месту, почти оттолкнув рябого мужичка. Гамлет и охранник на минуту потеряли Виолетту из виду, что позволило ей и приблизиться, и спросить прямо и даже агрессивно:

– Что вы на меня смотрите? Что вам надо? Вы меня знаете?

И тут самым худшим опасениям Веты суждено было сбыться.

– Да что ты волнуешься, красавица, – промурлыкала гадалка и улыбнулась всем золотом своих зубов. Потом глянула хитро из-под косматых бровей и лишь только с оттенком вопроса, а, в сущности, вполне уверенно, сказала, – Виолетточка…

– С чего вы взяли? – побелев, прошептала Вета, – меня зовут…

– Виолеттой, – настойчиво и ласково продолжила гадалка. – Ты ведь дочка Елизаветы Васильевны, ага?…

Вета, невнятно мыча что-то, попыталась возразить.

– Не на-а-до от мамки-то отрекаться, нехорошо-оо, грех это, красавица, – назидательно завывала старуха, в то время как Гамлет с охранником уже подходили. – Что ж ты, Виолетточка, мамку-то не жалеешь совсем? – продолжала гадалка, косящая под цыганку, но скорее всего – не настоящая цыганка, что, впрочем, в Ветином положении значения не имело. – Мамка обыскалась тебя по всей Москве, а ты вон где спряталась. Вон с кем, – сказала она, кивнув в сторону подходящего Гамлета.

– Мамка плачет, ищет ее, – вступил в диалог рябой колдунок, – а она блядует тут с новыми русскими, – наградил он Гамлета новой национальностью.

– Помолчи, Трофим, – даже не оборачиваясь к нему, тихо, но угрожающе произнесла псевдоцыганка, и мужичок осекся, замолчал, только беспокойные пальцы продолжали бегать по его засаленному кожаному пиджачку. А потом она сказала, продолжая в упор смотреть на поникшую Виолетту, сказала с неожиданным сочувствием и пониманием, – зря ты все это затеяла, девонька. От нас ведь просто так не убежишь.

«От нас» – сказала она, и Вете стало по-настоящему страшно, она на мгновение почувствовала себя загнанной в угол, из которого только один путь – назад. Но только на миг, потому что назад уж очень не хотелось, а жизненные силы и воля в Виолетте были огромны, сдаваться она не желала ни при каких обстоятельствах, пусть даже они и выглядели абсолютно гиблыми. Однако это вам не шпана на чердаке и не влюбленные приставучие мужчины, тут все посерьезнее. И бороться придется, включая все резервы, в том числе и помощь Гамлета. Но эта старая коряга, эта кикимора конечно же думала, что Вета обречена, что теперь ее можно и пожалеть, потому что – а куда ей деваться. Поэтому она доверительно и даже сочувственно продолжила, чуть наклонив свой монументальный корпус в сторону Виолетты и поправив на могучих плечах черную шаль, усыпанную алыми розами.

– Тебя ведь уже почти нашли, моя хорошая. Приезжал к мамке специальный человек и по фотке твоей определил, что ты где-то здесь. Так что не сегодня – завтра тебя бы все равно нашли.

Подошел Гамлет.

– В чем дело? – спросил он, увидев, что на лице Виолетты не осталось и следа от хорошего настроения, бывшего всего 5 минут назад

– Ничего, – сказала Вета, – постой рядом, пожалуйста, я тебе потом все объясню, ладно?

Гамлет с охранником встали рядом, но с видом, который не оставлял сомнения в том, что в крайнем случае можно и пистолеты достать.

– Вы скажете маме? – быстро спросила Вета гадалку.

– Я должна, – ответила та, но с такой интонацией, что, мол, возможны варианты.

– Гамлет, – тихо обратилась к нему Виолетта, отведя его в сторону на несколько шагов, – дай 100 долларов. Не спрашивай, пожалуйста, дай, я потом все объясню, – повторила она. Затем снова подошла к столику одряхлевшей Земфиры и задала вопрос, намекающий на взаимовыгодное сотрудничество: – Могу я попросить вас кое о чем?

– Можешь, красавица, отчего не можешь? – и мужичку, – Трофим, ну-ка, отойди на дистанцию.

Тот, что-то бурча невнятным матерком, отошел.

– Можете помолчать хотя бы три дня? – попросила Вета, протягивая старухе $ 100.

– Могу и в два раза больше. Целую неделю могу, если денег не пожалеешь, – был ответ.

Проводив взглядом в буквальном смысле слова – исчезающую купюру, Вета вновь обернулась к Гамлету. Тот, уже не удивляясь, дал деньги.

– А Трофиму, – сказала старуха, – чтобы и он помолчал. Он же и без меня может стукнуть.

Пришлось попросить у Гамлета еще 50. Но уверенности в том, что это колдовское отребье, внезапно оказавшееся здесь, эти шестерки магической элиты сдержат слово, – не было ни малейшей.

– Смотри, – сказала Вета старухе, не только уже не боясь, не падая духом, а почти так же весомо и грозно, как Гамлет – базарным торговцам, – Смотри, – повторила Вета, демонстрируя гадалке, что и она в известных вопросах человек не случайный и не последний, – если ты меня наколешь, тебя и Трофима твоего найдут в канаве и не сразу. Когда вы уже разлагаться начнете, ясно тебе? Я об этом специально позабочусь. Помни об этом, – и, взяв под руку Гамлета, быстро пошла к выходу из рыночного павильона.

В машине, разбросав пакеты и вся вибрируя от только что пережитого шока, смешанного со справедливым негодованием, Виолетта поведала Гамлету, с кем она только что встретилась, и чем ей это грозит, что эмиссары колдовского сообщества настигли ее и здесь, на окраине Москвы. Гамлет ведь знал всю предысторию, но, как отпетый материалист, не придавал ей слишком уж большого значения, относя еще тогда, при первом объяснении с Ветой, стремление ее побыстрее убежать из маминого дома – на счет девичьей экзальтации и типичного для женского пола стремления все преувеличивать. Встречу Виолетты с фальшивой цыганкой на базаре Гамлет, честно сказать, тоже не считал чем-то особенным, однако волнение его любимой девушки имело такой накал, лицо ее у столика гадалки вдруг стало таким белым, что Гамлету пришлось за нее испугаться. Но он сохранял пока уверенное мужское спокойствие, которое Вету раздражало.

– Ты не понимаешь! – твердила она, стуча кулачками в переднее сиденье «мерседеса». – Ты плохо понимаешь, что эти люди могут сделать! Тут никакие помощники с оружием не спасут. Они могут и тебя сделать по одной только фотографии и одному твоему волосу. На расстоянии, понимаешь?

Гамлет скептически кивал головой, и Вета чуть не плакала от бессилия убедить его в значимости и возможностях магического братства. Она, конечно, могла бы и сама предметно показать Гамлету, что его материализм – всего лишь разновидность невежества и отказ от желания узнавать что-то новое, и в этом он от Димы-Таксиста недалеко ушел. Она могла бы ему прямо в машине продемонстрировать пару штучек, которые его по крайней мере – удивили бы, но… не желала. Не желала всем сердцем, потому что он должен был все время считать ее прекрасной девушкой, жертвой обстоятельств и злых людей; умной, но все равно наивной, почти ребенком; беззащитной и открытой, той, которую защитить кроме него – некому; временами, с ним в постели, почти развратной, но все равно – школьницей, уязвимой со всех сторон. Поэтому Гамлет должен был чувствовать себя единственным в мире бронежилетом, способным уберечь Виолетту от вражеской пули. А Ветины магические резервы пусть остаются при ней и никак Гамлета не пугают. Все равно истина состоит в том, что он – ее единственная надежда. Никто кроме Гамлета помочь в том, что она задумала, не может, ни у кого из знакомых таких денег нет.

Дима? Дима – шавка по сравнению с Гамлетом. К нему, конечно, можно было бы прийти с повинной головой и даже лечь с ним еще разок, а потом стрельнуть у него денег, но ведь он потом не отвяжется, прилипнет, как пиявка, никакое астральное карате не поможет. А Гамлет, во-первых, миллионер, в долларовом, естественно, эквиваленте, во-вторых, он по-настоящему хорошо относится к Вете и оберегает ее, а быть может, даже любит… да, скорее всего уже любит, и, наконец, третье – Гамлет в курсе всего, что с ней происходило, и чего она опасается; ему уже ничего объяснять не надо, хоть он сейчас и едет рядом, а на лице – скептическая гримаса. Словом, Гамлета не нужно было даже убеждать в степени опасности, ни к чему. Верит он или не верит – не важно, он все равно сделает то, что Вета попросит. И Вета на грани истерики, которая, впрочем, была весьма далека от истерики настоящей, кричала Гамлету:

– Мне надо сваливать отсюда, слышишь?! Он мне дали неделю, но могут и надуть. Мне сегодня же надо уехать из этой квартиры! Куда угодно, а в ближайшее время – за границу, и подальше! – И, припоминая рожденную с подругой Леной и ставшую уже навязчивой идею насчет штаб-квартиры НАТО, – умоляла, настаивала, требовала: – Гамлет, миленький, отправь нас с Леной в Бельгию!

– Почему в Бельгию? – удивился Гамлет, – и кто такая Лена?

– Отправь, отправь, спаси меня, ну, пожалуйста! – зарыдала Вета, спрятав лицо в ладонях, в основном для того, чтобы не было видно, что слез нет. Рыдания есть, а слез нет.

– Да успокойся ты, ради Бога, поедешь, конечно поедешь.

– Правда? – Вета отняла руки от лица и тут же бросилась обнимать Гамлета, вытирая у него за спиной несуществующие потоки слез и, вместе с тем, делая усидчивым трением глаза красными. Потом схватила его руку и стала ее часто-часто целовать.

– Ну что ты, что ты, – гладил Гамлет ее по таким любимым черным локонам. – Это же само собой. Если тебе что-то очень надо – я сделаю, ты же знаешь. Так почему Бельгия?

– У Ленки там знакомые, – сходу соврала Виолетта и, предупреждая следующий вопрос, сказала: – А Ленка – моя ближайшая подруга. В школе подружились. Родители ее ненавидят, а она – их, – продолжала Вета полет своей фантазии. – Она так хочет уехать что готова продаться кому угодно, даже девушкой по вызову готова стать.

Гамлет, будучи человеком быстрого реагирования, уже прикидывал, что можно сделать. Ну, что Вету надо будет сегодня же отвезти в свой загородный дом – это понятно. Спасибо, жена в Ереване, поэтому – не вопрос. Теперь насчет Бельгии. Был один шанс, смешной, но реальный: по приглашению от Олимпийского комитета Бельгии. Гамлет вспомнил свои кое-какие связи в мире спорта. И можно это сделать быстро, только заплатить придется людям в Российском спорткомитете за право девушек временно называться, допустим, – гимнастками. Теперь подруга Лена. Гамлет был благороден, что и говорить, но не настолько, чтобы оплачивать ни с того ни с сего совершенно чужую девушку. С другой стороны, он был человек деловой, а у него, в свою очередь, были деловые партнеры, которых могло бы заинтересовать желание Ветиной подруги продать подороже свое целомудрие и тем самым оплатить поездку.

– Твоя Лена как? – спросил он у Виолетты после трехминутного раздумья, во время которого Вета держала голову у него на коленях, а он все продолжал гладить ее волосы.

– В каком смысле, как? – подняла Вета с его колен свое благодарное лицо.

– Ну, как? Она ничего? Хорошенькая хотя бы? – почти смущенно спросил Гамлет.

– Постой, ты что же, хочешь?… – ревнивым и гневным шепотом спросила Виолетта.

– Да ты что? – засмеялся Гамлет, – мне одной тебя хватит на всю ту жизнь, что мне осталась, – вырвалось у него такое приятное и обнадеживающее признание. – Я лично не хочу. А вот кто-то из моих хороших знакомых может захотеть, а захотев, – хорошо заплатить.

Ветина интуиция подсказала ей, что просить Гамлета дать денег и на Ленину поездку не следует. В иные моменты он проявлял такую жесткость, что было ясно: Гамлет просто так никогда деньги не тратит, а его меценатство и человеколюбие имеет строго определенные (им же) границы. Тем более, что Лена все равно собиралась таким путем добывать деньги. А тут – верняк и сразу. Один, ну два, ну три раза, но с одним! – и все, поехали! Она ведь собиралась потратить на торговлю своим телом целых полгода, а тут можно за одну неделю даже больше заработать, чем если бы сама, без протекции. Вета сразу уловила в рассуждениях Гамлета практический смысл. Действительно, если Ленка так уж хочет – надо отработать. Почему она сама с Гамлетом может, хоть и ничего, кроме благодарности, к нему не испытывает, а Ленка должна так, за ее счет? С какой стати? Так или иначе, план действий был продуман еще в машине, и они поехали на квартиру забрать вещи и оставить записку хозяйке с информацией о том, что Вета съезжает, а возвращать деньги, уплаченные за три месяца вперед, не надо.

Гамлет оказался весьма успешным дилером Лениных прелестей. Среди его знакомых оказалось немало желающих стать первым мужчиной у симпатичной девушки. Вероятно потому, что они в принципе, по жизни во всем старались быть именно первыми; вторые и третьи места на пьедестале успеха их не устраивали, они «в натуре» были лидерами (правильнее «по натуре», конечно, но «в натуре» – как-то современнее, не так ли?). Хотя, тут автор не совсем справедлив, эти граждане все имели по одному, а то и по два высших образования, и в их лексике слов «типа» и «в натуре» попросту не существовало, а теми отморозками, у которых такие слова были в обиходе, они натурально (в смысле – естественно) – брезговали.

Этих-то людей Гамлету удалось в один прекрасный вечер собрать в ВИП-зале казино «Голден Палас». В ВИП-зал кого попало не пускали. В основной, большой зал ходили все, кто способен был без ущерба для своей нервной системы проиграть за ночь полторы-три тысячи долларов. Главное – без оружия, наличие его особенно тщательно, тщательнее даже чем в израильском аэропорту Бен-Гурион, – проверяли крупные стриженые ребята в строгих черных костюмах, белых рубашках и галстуках. Подчеркнутая академичность костюмов никак не могла скрыть устрашающий атлетизм их фигур. Их борцовско-боксерские торсы любому посетителю казино, склонному к скандалу и дебоширству, мягко намекали на то, что в случае чего они могут без особого напряжения нарушить равновесие его тела и даже нанести телу соответствующие воспитательные повреждения, а попросту говоря – вздуть и выкинуть хулигана, нарушающего солидное, респектабельное продвижение больших денег туда-сюда. А на 2-м этаже, над игровым залом располагался ресторан и небольшая эстрада, на которой ежевечерне выступали – либо для игроков, которым уже нечего было терять, либо для обычных гостей – крупные звезды нашего шоу-бизнеса и мелкие звезды – зарубежного. Казалось бы, запредельную роскошь, масштаб и солидность основного зала не может превзойти ничто. Есть места, разумеется, но они далеко, за пределами Российской Федерации, в каком-нибудь Монте-Карло или там, в Лас-Вегасе, но оказывается, можно превзойти и здесь, причем недалеко.

Рядом, за углом, в том же здании располагался ВИП-зал «Аурум», что в переводе с латинского или с таблицы Менделеева, как известно, означает – золото. Вот там уже никого не проверяли, туда ходили постоянные вип-персоны, которых тут знали, которые хотели провести время примерно так же, как за углом, но тихо, можно даже сказать – по-домашнему. Всего 3-4 игровых стола и рядом небольшая гостиная, в которой тоже выступали артисты, заказанные вип-персонами. Артисты выступали для десятка человек, да и те постоянно фланировали от мягких кресел гостиной до игровых столов, затем к бару и обратно, неважно в какой последовательности. При всем этом они тихо переговаривались, делали какие-то свои дела, и артист таким образом был чем-то вроде радио: работает себе, не мешает, а если что-то в его выступлении заинтересует, можно привстать на пару минут с пузатым бокалом, на дне которого плещется что-нибудь изысканное, и немного послушать. Все это могло быть унизительно для хорошего артиста, но, с одной стороны, там все же сидели несколько человек, пришедших специально из-за него, и потому слушающие внимательно и с пониманием, а с другой – артисту делали такое финансовое предложение, отказаться от которого – значило иметь какую-то уж совсем особенную гордость. Действительно, трудно отказаться, если тебе предлагают за час «позора» гонорар, примерно равный твоей трехмесячной зарплате в театре.

Вот в этом тихом месте, опровергающем расхожую поговорку «деньги не пахнут» (ибо все тут было пропитано пыльным запахом огромных денег) и собрались Гамлет с другими серьезными мужчинами, чтобы провести своеобразный аукцион по поводу девушки Лены. Аукцион, который, тем не менее, должен был проходить под эгидой юмора. Как бы шутка, как бы все не по-настоящему, однако результат должен был в перспективе оказаться вполне-вполне реальным. Из женского полу в зале не было никого. Виолетту, которая хотела морально поддержать подругу, на эти оригинальные торги тоже не взяли. По двум причинам. Первое – Гамлет, как уже было сказано, свой персональный бриллиант не показывал никому, так как его зубастые партнеры могли позавидовать, а кое-кто мог бы захотеть и отнять, и тогда деловые и дружеские связи могли быть из-за Веты сильно нарушены. А второе – все, как известно, познается в сравнении, и может так оказаться, что если Вета будет сидеть рядом, то Ленины прелести никто и не купит. Вообще, тут никого не должно было быть – ни жен, ни подруг, они на этом игривом мероприятии, как вы понимаете, были бы совершенно лишними.

Дата добавления: 2015-11-04