Тем не менее и тот и другой американские военные шаги вызвали весьма эмоциональный отклик в Соединенных Штатах. Начались дебаты, перешедшие границы чисто военно-стратегических вопросов. Камбоджа быстро стала неотъемлемой частью фундаментальной вьетнамской проблемы. Политика администрации являлась отражением стратегии; критика сосредоточивалась на моральной обоснованности войны как таковой. Этот подход вдобавок отразил неспособность нации проникнуть в глубину сущности и непримиримости революционной идеологии. Есть все доказательства тому, что «красные кхмеры» стали идеологическими фанатиками еще во времена своего студенчества в Париже в 50-е годы. Они были преисполнены решимости вырвать с корнем и стереть с лица земли существующее камбоджийское общество и воплотить на практике своего рода безумную утопию путем уничтожения всех, даже в самой малой степени затронутых «буржуазным» образованием10. Предположение о том, будто их превратило в убийц поведение Америки, имеет под собой точно такое же моральное основание, как утверждение, будто холокост был вызван американскими стратегическими бомбардировками Германии.
Цель этих страниц — не поиск окончательного суждения по тем вопросам, по поводу которых страсти достигали подобного накала и по ходу дела породили собственную культовую литературу. Но Америка обязана отдать себе отчет в том, что, независимо от окончательных суждений по поводу мудрости американских тактических решений применительно к Камбодже, трагические обстоятельства сложились так, что Убийцами являлись «красные кхмеры», а камбоджийцы платили кровавую дань за раскол в американском обществе. Критикующие сделали невозможным для Америки содействие камбоджийскому правительству в его усилиях противостоять натиску «красных кхмеров», не осознавая того, что устранение Америки повлечет за собой кровавую бойню, коль скоро они выступали за прекращение помощи и добились этого. Последующие события, безусловно, потрясли их до глубины души. И все же их недооценка тех, кто сотворил геноцид, не вызвала у них раскаяния даже задним числом — в гораздо большей степени они были увлечены осуждением собственных соотечественников.
Общество проверяется тем, может ли оно поступиться своими разногласиями в стремлении к общей цели и способно ли оно осознать, что различные сообщества
Дипломатия
способны сделать рывок вперед благодаря примирению, а не конфликтам. Америка в Индокитае этого испытания не выдержала.
Раны, однако, оказались столь глубоки, что мир принес мало радости. Каким бы ни был шанс того, что соглашение станет инструментом национального исцеления, шанс этот стал значительно меньше вследствие трехмесячного перерыва между первоначальной договоренностью и подписанием документа и, что самое главное, вследствие бомбардировок самолетами В-52 района Ханоя во второй половине декабря 1972 года. Хотя ущерб гражданским лицам и имуществу был минимален, ш-никшая в результате этого вспышка антивоенных демонстраций, заставившая та-писать соглашение 27 января 1973 года, вызвала в первую очередь ощущение усталости и тягостное чувство.
Ибо протестующих, в свою очередь, не успокоило принятие Ханоем америка условий мира. Они опасались того, что, если сохранится выдвинутое Никсоном во тие «почетного мира», Америка вновь сможет подвергнуться искушению взять н выполнение очередной интернациональной сверхзадачи, отвратительным сим которой и стал Вьетнам. И потому они встретили мирный договор с тем же и мом, с которым они взирали на ход военных действий и дипломатическую Д ность. Каждый из критиков утверждал свое: и то, что соглашение является поли ^ ским фокусом, и то, что те же условия были достижимы четыре года назад, и то, ^ оно представляет собой предательство по отношению к Тхиеу, — невзирая ^ факт, что требование свержения Тхиеу было центральной темой движения стор ков мира в течение многих лет. е, va.
Ничто не было дальше от истины, чем утверждение, будто бы соглашени^ ноем было заключено, чтобы повлиять на общенациональные выборы Никсон считал заключение соглашения перед выборами минусом; его на выборах было бесспорным, и его положение могло лишь пошатнуться в обсуждения условий мира". Но, что бы ни полагали критики, он не хоте предвыборные.соображения стояли на пути заключения соглашения МН° обещанного американскому народу, как только будут приняты условия, администрацией. т ад-
Один из наиболее широко распространенных мифов относительно пол ^^ министрации Никсона во Вьетнаме — будто Никсон бессмысленно продл ^ ^е четыре года, поскольку четырьмя годами ранее можно-было договориться ^^^e условиях. Утверждение это пренебрегает всеми известными фактами, ис v ^^ данные показывают, что Америка быстро согласилась на урегулирование, цамИ в предложенные ею условия, до того постоянно отвергавшиеся северовьет продолжение этих самых четырех лет, были приняты. крахов
Само собой, американские усилия в Индокитае в 1975 году ОКОНЧИЛИпйтуляЦйЯ' который мог произойти гораздо раньше, если бы целью Америки была еЛЙ
Но ни администрация, ни американский народ никогда не стремились ^ во время избирательной кампании 1968 года все кандидаты на пост презид ^ за компромисс, а не за капитуляцию. В 1972 году кандидат, настаивавший ляции, был забаллотирован намертво. При данных обстоятельствах читател лать вывод, оглядываясь назад, действительно ли в 1969 году капитуляыи
Вьетнам: окончательный уход; Никсон
желанной целью, Ничто в политической кампании 1969 года не намекало на то, что американский народ или политические партии приветствуют подобный исход.
Муки с подписанием Парижских соглашений не окончились. Стоило войне завершиться, как начались споры по поводу права Америки силой обеспечивать выполнение соглашения. Не было ни одного из руководящих деятелей администрации Никсона, кто бы не сомневался в рискованности заключенного соглашения. Мы дошли до края возможных уступок, как всегда утверждал Никсон. А домашние неурядицы не оставляли администрации пространства для маневра.
Тем не менее мы с, Никсоном, наряду со многими из высших должностных лиц администрации звена, полагали, что военные и экономические условия соглашения позволят Южному Вьетнаму противостоять вполне реальному нажиму со стороны Севера, при условии, что Северный Вьетнам будет выполнять ту часть соглашения, которая воспрещала возобновление инфильтрации. Никсон, однако, всегда отдавал себе отчет в том, что нарушения вполне возможны, причем такого масштаба, которому нельзя будет ни противостоять, ни оказать сопротивление без содействия со стороны Америки. Он был готов способствовать Вьетнаму присоединиться к международному сообществу при помощи программы экономического содействия. Но если все это не сработает, то никогда не отвергалась возможность использования воздушных сил для обеспечения выполнения соглашения, причем как в умах представителей администрации Никсона, так и в публичных речах.
Когда настал конец войны, администрация со скрежетом зубовным приготовилась к испытанию силой, которое, исходя из опыта, наверняка предстояло на стадии претворения соглашения в жизнь. Мы твердо верили, что у нас есть право — более того, обязанность — защищать соглашение, ради которого умерли 50 тыс. американцев. В противном случае любое мирное соглашение с Соединенными Штатами было бы юридическим эквивалентом капитуляции. Условия, не поддающиеся защите, равносильны сдаче. Если нации не позволено действовать, чтобы обеспечить претворение в Жизнь условий мира, то гораздо лучше в таком случае отступиться честно и открыто. Никсон и его ведущие советники бесконечное число раз12 объявляли о своем намерении защищать соглашение — к примеру, 3 мая 1973 года, когда Никсон выступал с ежегодным отчетом по вопросам внешней политики: «Такого рода курс [всеобъемлющие нарушения] поставит под угрозу с таким трудом достигнутый мир в Индокитае. Он чреват риском возобновления конфронтации с нами...13 Мы заявили Ханою как в частном, так и в официальном порядку, что мы не потерпим нарушений соглашения»14.
Повторилась привычная схема предшествующих пяти лет. Возможно, ничем не запятнанный, только что переизбранный президент мог бы настоять на периодических решительных мерах военного характера, потребных для реализации соглашения. Но когда над президентом уже нависла тень «уотергейта», для этого не оставалось ни малейшей возможности. Даже несмотря на то, что тысячи северовьетнамских грузовиков двигались по «тропе Хо Ши Мина», что почти 50 тыс. северовьетнамских военнослужащих проникли во Вьетнам, а Ханой в вопросе, касавшемся американцев, пропавших без вести, стоял неколебимо и хранил по этому поводу вызывающее молчание. Противники политики, приведшей к заключению соглашения, настаивали на том, что
Дипломатия
Никсон не обладает полномочиями по принудительному обеспечению претворения этого соглашения в жизнь, сколь бы серьезно оно ни нарушалось. А раз так — что это, как не односторонний уход, к которому они все время призывали. В июне 19В года Конгресс отказал в дальнейшем выделении фондов для «прямой или косвенной поддержки боевых действий вооруженных сил Соединенных Штатов в Камбода, Лаосе, Северном Вьетнаме и Южном Вьетнаме или в связи с ними» после 15 августа, включая воздушную разведку15. В июле 1973 года стало ясно, что у программы экономического содействия Северному Вьетнаму поддержки в Конгрессе не будет.
Мирное соглашение, как, впрочем, и ни одно соглашение подобного рода, не могло претвориться в жизнь само собой. Северный Вьетнам все еще ставил пе задачу обеспечить объединение Вьетнама под его руководством, и клочок подписанный в Париже, не в состоянии был повлиять на изначальные планы Парижские соглашения избавляли Соединенные Штаты от непосредственн участия в военном конфликте во Вьетнаме, но срок существования, отпуше Южному Вьетнаму, зависел от американской поддержки. Решать, продолжать Индокитае политику в рамках стратегии сдерживания уже после ухода американ войск, обязан был Конгресс. А решение его оказалось отрицательным.
Ухудшалось даже экономическое содействие Южному Вьетнаму. В 1972 году гресс проголосовал за оказание помощи на сумму в два миллиарда долларов, году эта сумма была уменьшена до 1,4 миллиарда долларов, а в 1974 году прои3соб. сокращение наполовину, хотя цены возросли в четыре раза. В 1975 году Конгре суждал выделение завершающего ассигнования на эти цели в размере 600 мил ^ долларов. Камбоджа была отрезана целиком, причем под предлогом сохранени веческйх жизней — так эвфемистически было названо оставление страны на пр ^ судьбы, что выглядело мрачной шуткой в свете последовавшего геноцида. В ^^ Камбоджа и Южный Вьетнам с интервалом в две недели были захвачены нистами, что положило конец американским, но не индокитайским душевны ^ Американский идеализм, в значительной степени явившийся душой сложи ^_ после войны мирового порядка, победил себя своим же собственным оружие ■ ^ ре президента полагали Вьетнам жизненно важным с точки зрения американ ^ ^ опасности. Два президента от различных партий отождествляли честь Амер ^ ностью слову, данному тем, кто на нее положился. Никсон выиграл выборы ^сси. с подавляющим перевесом голосов именно на базе подобного утверждения. HflMy(ческой американской манере обе стороны, участвовавшие в дебатах по ^
преподносили свои цели и задачи как моральные аксиомы и никогда не в были перебросить мосты через разделяющую их пропасть. эту т
Даже по прошествии двадцати лет американские общественные споры ^^ так и не обрели объективной перспективы, и стороны скорее готовы пер е111Ила вину друг на друга, чем учиться на опыте. Победа коммунистов быстро!" авОй один из вечных споров вьетнамской эры: был или нет призрак mMM^°axeii0 по-бойни после захвата власти коммунистами просто-напросто плодом вооор литиков, искавших предлог для продолжения войны. аВитгЛи пе'
Само собой, в Камбодже геноцид действительно имел место. Новые пр ребили по меньшей мере 15% своего населения. Во Вьетнаме до этого
Вьетнам: окончательный уход; Никсон
И все же сотни тысяч южновьетнамцев были согнаны в «лагеря перевоспитания», иными словами, в концентрационные лагеря. В начале 1977 года коммунистические власти признавали наличие 50 тыс. политических заключенных, в то время как большинство независимых наблюдателей утверждают, что истинная цифра приближается к 200 тыс.. Что же касается так называемого Фронта национального освобождения Южного Вьетнама (ФНО), который на протяжении целого десятилетия воплощал для Запада чуть ли не знамя коалиционного демократического правительства, победоносные северовьетнамцы четко и ясно дали понять, что их истинные планы не имеют к этому никакого отношения. В 1969 году ФНО был реорганизован в так называемое «Временное революционное правительство Республики Южный Вьетнам», или ВРП. В июне 1975 года, через два месяца после падения Сайгона, на заседании «кабинета» ВРП было принято решение о восстановлении в ограниченном масштабе банковской системы Южного Вьетнама; были организованы консультативные комитеты для облегчения управления страной, в которые среди прочих вошли некоммунистические политические деятели, находившиеся в оппозиции к Тхиеу; ВРП установило дипломатические отношения с восемьюдесятью двумя странами.
Однако Ханою меньше всего хотелось бы иметь независимый Южный Вьетнам, пусть даже коммунистический; поползновения в сторону «Югославской модели» следовало пресечь в зародыше. Решение «кабинета» было немедленно аннулировано, консультативные комитеты лишились какой бы то ни было роли, а послы ВРП так никуда и не были направлены. Управление Южным Вьетнамом оставалось в руках местных военных комитетов, управлявшихся севёровьетнамской коммунистической партией и военными властями. В июне 1975 года ханойские лидеры и пресса начали широковещательную кампанию в пользу скорейшего объединения страны — то есть официальной аннексии Юга, — которое и было завершено в течение года17.
Хотя в строгом смысле этого слова единственными выпавшими костяшками домино оказались Камбоджа и Лаос, антизападные революционеры во множестве других районов земного шара приободрились. Сомнительно, пошел бы Кастро на интервенцию в Анголе или Советский Союз — в Эфиопии, если бы Америка не ощутила, что потерпела поражение в Индокитае, деморализована «уотергейтом», и не ушла бы после этого в себя. Одновременно с достаточным основанием выдвигалось утверждение, что если бы Южный Вьетнам пал в начале 60-х, то заранее продуманный коммунистический переворот в Индонезии, почти удавшийся в 1965 году, мог бы привести к свержению правительства и породить еще одну стратегическую катастрофу.
Во всяком случае, Америка заплатила за свою авантюру во Вьетнаме такую цену, которая была несоизмерима с любыми благоприобретенными выгодами. Совершенно ясно, что столь крупная ставка на достижение весьма туманно очерченных целей была ошибочной. Америка в первую очередь оказалась вовлеченной в войну потому, что безоговорочно применила принципы-аксиомы своей удачной европейской политики к региону с диаметрально противоположной политической и социально-экономической ситуацией. Вильсонианский идеализм исключал культурную дифференциацию, в то время как теория коллективной безопасности утверждала, что, поскольку безопасность неделима, то, если выдернется хотя бы одна нить, распустится вся ткань единого международного порядка.
Дипломатия
Слишком идеалистичная, чтобы строить собственную политику, исхода из принципов национального интереса, и слишком сосредоточенная на требованиях, предъявляемых войной всеобщего характера к стратегической доктрине, Америка оказалась не в состоянии справиться с незнакомой стратегической проблемой, где перше» политические и военные цели. Пропитанная верой в универсальную привлекательность собственных ценностей, Америка в огромном смысле недооценила препятствия, стоящие на пути демократизации в обществе, сформированном конфуцианствомуШ«народ сражался за политическую самобытность, очутившись в самом центре надаю посторонних сил.
Возможно, наиболее существенным и уж конечно наиболее болезненным резулвр-том войны во Вьетнаме было выпадение костяшки домино в виде сплочения амер • канского общества. Американский идеализм породил как у официальных лиц, Ш их критиков ложное представление о том, будто бы вьетнамское общество моя» относительно легко и быстро преобразовано в демократию американского типа.-
столь оптимистический прогноз рухнул и стало очевидно, что Вьетнам от демократ весьма далек, разочарование было неизбежным. Существовало еще одно отаЯ _ ложное представление касательно сущности военной проблемы. В отсутствие кр риев для суждения официальные лица часто страдали непониманием ее суШН0.у потому неверно ставили вопросы. А когда эти официальные лица утверждали, У^ видят свет в конце тоннеля, то большинству из них и вправду это казалось, ни расходились с реальностью их оценки, обманывали-то они в первую себя.
Дело всегда заключается в том, что те вопросы, которые доходят до высшего уровня, неизменно являются весьма сложными; простые, не bi ^ споров вопросы решаются на более низких уровнях государственного управле_^ средством консенсуса. И все же, как только решение принято, политический ^ независимо от степени охватывающего его лично сомнения, целиком и п ^ обязан этому решению следовать; и потому внешняя видимость уверенности, ^^ рой преподносится это решение, часто бывает обманчивой. Более того, sm ф впечатления зачастую усугубляются вечной тенденцией бюрократов преувели ^ ственные достижения.
Вывести на свет преднамеренные искажения сути дела со стороны исполни ветви нашей власти является критически важной функцией средств массово маши и Конгресса. Не существует оправданий для заведомых искажени j^^ ществуют весьма малые основания для утверждения, будто главные цеЛйбВаСТЙ довВ' претерпели негативные изменения из-за так называемых «пробелов в оол ^ ^^ рия*. Америка вступила во Вьетнам с развернутыми флагами; никто ее туд* ^дацЛ дил с заднего хода. Конгресс был целиком в курсе степени вовлеченности емдеНие ежегодно голосовал за соответствующие ассигнования. Возможно, само ^а -уберечь новую нацию от захвата ее коммунистами и выглядит наивно, но все не вытекает, что следует нападать на фундаментальные ценности Амер которых и возникли общенациональные дебаты. е на
Это горестное противостояние продолжает затуманивать суть того, ч ^^ мом деле произошло в Индокитае, отчего создался интеллектуальный ваку
Вьетнам: окончательный уход; Никсон
тивший период свыше двух десятилетий, на который пришлась деятельность четырех администраций от обеих политических партий. Америка только тогда выздоровеет после Вьетнама, когда начнет извлекать из этого рвущего душу и сердце опыта уроки в духе внешнеполитического консенсуса обеих партий.
Урок первый заключается в том, что прежде, чем Соединенные Штаты примут на себя обязательство принять участие в боевых действиях, они должны получить четкое представление о характере угрозы, с которой придется столкнуться, и о целях, которые реально можно будет достигнуть. Они должны обладать четкой и ясной военной стратегией и недвусмысленно определить для себя, что именно явится успехом в политическом плане.
Урок второй заключается в том, что, если Америка принимает на себя обязательство предпринять военные действия, альтернативы победе не существует, как заявлял генерал Дуглас Макартур. Растерянность нельзя преодолеть нерешительными действиями; продолжительное выжидание наносит удар по терпению американского народа и, следовательно, ослабляет его волю. Поэтому требуется тщательная разработка сущности политических целей и характера военной стратегии для их достижения еще до того, как будет принято решение вступить в войну.
Урок третий заключается в том, что демократическая страна не может вести серьезную внешнюю политику, если соперничающие внутриполитические течения не будут проявлять хотя бы минимальную сдержанность по отношению друг к другу. Если победа над внутренними оппонентами становится единственной целью политики, то исчезает моральное единство. Никсон был убежден, что наивысшим долгом президента является защита национальных интересов, даже если это идет вразрез с мнением самых страстных инакомыслящих внутри страны, — скорее всего именно в подобных случаях. И все же Вьетнам показал, что президенты не могут вести войну одними лишь средствами, находящимися в распоряжении исполнительной власти. Перед лицом бурных демонстраций, при наличии резолюций Конгресса, постепенно подталкивающих к одностороннему выводу вооруженных сил, а также из-за враждебности средств массовой информации, Никсону следовало обратиться к Конгрессу в самом начале срока пребывания на посту президента, обрисовать свою стратегию и потребовать ясного и недвусмысленного одобрения своей политики. А при отсутствии подобного одобрения он должен был бы запросить голосования по поводу прекращения войны и тем самым вынудить Конгресс принять на себя всю полноту ответственности.
Как уже упоминалось ранее, Никсон отверг подобный совет, ибо чувствовал, что история никогда не простит ему ужасающих последствий того, что он считал добровольным отказом от ответственности, возложенной на исполнительную власть. Это было честное — причем в высшей степени моральное и интеллектуально верное — решение. Но в американской системе сдержек и противовесов бремя, принятое на себя Никсоном, не положено нести одному человеку.
В период войны во Вьетнаме Америка вынуждена была смириться с существованием предела своим возможностям. На протяжении почти всей истории страны американская исключительность порождала чувство морального превосходства, подкрепляемого материальным изобилием нации. Но во Вьетнаме Америка оказалась вовлеченной в войну, ставшую морально двусмысленной, где материальное превос-
Дипломатия
ходство Америки в основном не имело ни малейшего отношения к делу. Совершенные, как на картинке, семьи, удостаивавшие своим появлением телевизионные экраны 50-х годов, являлись группой культурной поддержки высокоморальных ] Даллеса и рвущего душу идеализма Кеннеди. Обманутая в своих чаяниях, обратилась к поискам душевных сил и выступила против самой себя. Бесспорно, ни одно общество не проявило бы сходную с американской уверенность в изначальном своем моральном единстве и не пошло бы столь решительно на раскол, не сомневаясь в том, что способно вновь объединиться. Ни один другой народ не повел бы себя столь самоотверженно, рискнув пойти на разрыв, чтобы затем дать сигнал духовному единению.
С точки зрения непосредственного результата внутриполитическая драма представляла собой по жанру трагедию; однако в долгосрочном плане душевная боль становилась той ценой, которую Америка обязана была заплатить, с тем чтобы соотнести свое стремление к моральному совершенству, вдохновившее так много начинании Амер ки, с потребностями международного окружения, менее восприимчивого и ол многопланового, чем когда-либо в прошлом.
Опыт Вьетнама оказался прочно впечатан в американское общественное сознан ^ в то время как история, похоже, приберегла для себя наиболее наглядные уро№ ле периода мучительной рефлексии Америка возродила уверенность в себе, а о ский Союз, несмотря на внешне монолитный облик, заплатил смертельную для цену за моральное, политическое и экономическое перенапряжение. После экс сионистского рывка Советский Союз очутился в тенетах противоречий и н рухнул. иС.
Эти события наводят на довольно ироничные размышления о природе уро ^ тории. Соединенные Штаты вошли во Вьетнам с целью поставить преграду то ' они сочли руководимым из единого центра коммунистическим заговором, и п к ли поражение. Из этого поражения Америки Москва сделала вывод, которо ^ опасались сторонники «теории домино»: что историческое соотношение сил ^ лось в ее пользу. В результате она попыталась осуществить экспансию в Ием. ^ голу, Эфиопию и, наконец, в Афганистан. Но по ходу дела она обнаружила, ^ ^ политические реальности точно так же влияют на коммунистические обшест > ^ на капиталистические. На деле же, будучи менее эластичным, советское ооШ8 пытало перенапряжение, породившее не катарсис, как в Америке, но распад ' ^
Остается вопрос, двигались бы события в том же направлении, если бы в0. просто оставалась пассивной и предоставила исторической эволюции само ^ стоять коммунистическому вызову. А вдруг такое самоустранение создало ь убежденности в неизбежной победе коммунизма, которого было бы достато задержать, а может быть, и остановить крах Советов? мо5!сет
Каким бы ни был чисто академический ответ, государственный деятель ^ счесть самоустранение принципом политики. Возможно, он обучится уМе^1олаГать-ственную веру в свои достижения и делать поправку на непредвиденное; но ^ ^ ся на неизбежность краха грозного противника означало бы следовать по ^ ^ дарующей утешение миллионам потенциальных жертв и превращающей прин литических решений в головоломное интуитивное гадание.
Вьетнам: окончательный уход; Никсон
Душевная боль Америки по поводу Вьетнама явилась дополнительным свидетельством моральной обеспокоенности, которая сама по себе является подходящим ответом на все вопросы касательно этической важности американского опыта. По прошествии сравнительно короткого отрезка времени американцы восстановили свое самоуважение в 80-е годы. А в 90-е годы — свободные народы вновь повсеместно обращаются к.Америке за руководством в деле строительства совершенно нового мирового порядка. И теперь они больше всего опасаются не самоуверенного вмешательства Америки в мировые дела, но, как и раньше, ее от них самоустранения. Вот почему горечь воспоминаний об Индокитае должна послужить напоминанием о том, что американское единство — это одновременно и долг перед миром, и надежда мира.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Внешняя политика
как геополитика;
дипломатический
треугольник Никсона
/Для Никсона тягостный процесс ухода Америки от Вьетнама свелся в итоге к пр<^ блеме сохранения места Америки в мире. Но даже в отсутствие подобного моральн ^ чистилища на повестке стояла бы серьезная переоценка характера американок внешней политики дня, ибо эпоха почти абсолютного превосходства Америки
Внешняя политика как геополитика; дипломатический треугольник Никсона
мировой арене подходила к концу. Ядерное превосходство Америки сходило на нет, а экономическому ее превосходству бросали вызов динамично развивающиеся Европа и Япония, причем каждый из этих регионов был в свое время восстановлен при помощи американских ресурсов и находился под защитой американских гарантий безопасности. В конце концов Вьетнам подал сигнал, что настало время пересмотреть роль Америки в мире развивающихся стран и найти какую-то приемлемую платформу между самоустранением и перенапряжением.
По ту сторону барьера для американской дипломатии открылись новые возможности, поскольку появились серьезные трещины в том, что на протяжении «холодной войны» выглядело как коммунистический монолит. Сделанные Хрущевым в 1956 году разоблачения жестокостей сталинского правления и советское вторжение в Чехословакию в 19.68 году ослабили идеологическую привлекательность коммунизма для остальных районов мира. В еще большей степени этому послужили претензии Москвы на лидерство над всем коммунистическим движением, подрываемые расколом между Китаем и Советским Союзом. Все эти события указывали на возникновение пространства для дипломатического маневра.
На протяжении двадцати лет вильсонианский идеализм позволял американским руководителям осуществлять свою глобальную роль с миссионерским рвением. Но Америка конца 60-х годов, очутившаяся в тупике Индокитая и разрываемая внутренними конфликтами, требовала более сложного и богатого нюансами определения своей международной роли. Вильсон руководил страной, которая была новичком в международных делах, зато уверена в своей способности заниматься плотно и тщательно любой проблемой вплоть до ее окончательного решения; Никсон получил в наследство общество, охваченное разочарованием, при том, что будущее этого общества зависело от способности обрисовать для себя достижимые долгосрочные цели и преуспеть в достижении этих целей, не поддаваясь внутренним сомнениям даже в Условиях прямой конфронтации с противником.
Ричард Милхауз Никсон унаследовал страну, находящуюся в состоянии, близком к гражданской войне. Относясь с глубочайшей подозрительностью к истэблишменту и соответственно став объектом недоверия со стороны множества его представителей, °н тем не менее твердо придерживался убеждения, что ведущая демократическая страна мира не может ни отказаться от лежащей на ней ответственности, ни уйти от предначертанной ей судьбы. Немногие президенты были столь сложными личностями, как Никсон: застенчивый, но решительный; неуверенный в себе, но твердый и непреклонный; не доверяющий интеллектуалам, но в глубине души склонный к раздумьям; нередко безапелляционный в своих заявлениях, но терпеливый и дальновид-.ный в области стратегического планирования. Никсон очутился в положении руководителя Америки в переходный период от гегемонии к лидерству. Неуступчивый и чаще всего неспособный создать атмосферу личного обаяния, Никсон тем не менее сдал при самых трудных обстоятельствах тяжелейший экзамен на лидерство, переместив свое общество из уже известного мира в мир, до того времени неведомый.., Ни один из американских президентов не обладал большими познаниями в международных делах. Никто из них, за исключением Теодора Рузвельта, так часто не ездил за границу и не проявлял столь неподдельного интереса к пониманию точек зре-
Дипломатия
ния других руководителей. Никсон не занимался систематическим изучением истории, как это делали Черчилль и де Голль. Он просто запомнил кое-какие сведения о прошлом страны и собирал рудиментарные факты, относящиеся к тем или иным обстоятельствам, причем мог обходиться и без этого. И все же он обладал невероятными способностями схватить самую суть политического динамизма той или иной страны, привлекшей его внимание. А его понимание геополитических реалий было поистине замечательным. Подход Никсона к внутриполитическим вопросам был по временам омрачен амбициями и личной неуверенностью. Но когда дело доходило до внешней политики, его могучий аналитический ум и исключительная геополитическая интуиция были всегда жестко сфокусированы на обеспечение американских интересов.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |