Генри Киссинджер дипломатия 73 страница

Конец «холодной войны»: Рейган и Горбачев

В сущности, доводы в пользу вооружений среднего радиуса действия были политическими, а не стратегическими и проистекали из той же самой озабоченности, которая двадцать лет назад породила дебаты между союзниками по вопросам стратегии; на этот раз, однако, Америка постаралась развеять европейские страхи. В упрощенном смысле вопрос вновь стоял о том, может ли Западная Европа рассчитывать на ядерное оружие Соединенных Штатов в деле отражения советского нападения, имеющего своей целью Европу. Если бы европейские союзники Америки действительно верили в ее готовность прибегнуть к ядерному возмездию при помощи оружия, расположенного в континентальной части Соединенных Штатов или морского базирования, новые ракеты на европейской земле оказались бы ненужными. Но решимость Америки поступать подобным образом как раз и ставилась европейскими лидерами под сомнение. Со своей стороны, американские руководители имели собственные причины успокоительно ответить на опасения европейцев. Это являлось частью стратегии «гибкого реагирования» и давало возможность избирать промежуточные варианты между войной всеобщего характера, нацеленной на Америку, и уступкой советс.кому ядерному шантажу.

Существовало, конечно, и более замысловатое объяснение, чем просто сублимированное взаимное недоверие участников Атлантического партнерства. И оно сводилось к тому, что новое оружие поначалу будто бы объединяло стратегическую защиту Европы со стратегической защитой Соединенных Штатов. Утверждалось, что Советский Союз не совершит нападения обычными силами до тех пор, пока не постарается уничтожить ракеты средней дальности в Европе, которые, благодаря близости расположения и точности попадания, могут вывести из строя советские командные центры, что позволит американским стратегическим силам беспрепятственно нанести всесокрушающий первый удар. С другой стороны, нападать на американские ракеты средней дальности, оставляя американские силы возмездия нетронутыми, было бы также чересчур рискованно. Достаточное количество ракет средней дальности могло уцелеть и нанести серьезный урон, давая возможность находящимся в целости и сохранности американским силам возмездия выступить в роли арбитра происходящего. Таким образом, ракеты среднего радиуса действия закрывали бы пробел в системе «устрашения». На техническом жаргоне того времени оборона Европы и Соединенных Штатов оказывались «в связке»: Советский Союз лишался возможности нападать на любую из этих территорий, не порождая риск неприемлемой для него ядерной войны всеобщего характера.

Эта «связка» также являлась ответом на растущие страхи перед германским нейтрализмом по всей Европе, особенно во Франции. После поражения Шмидта в 1982 году социал-демократическая партия Германии, похоже, вернулась на позиции национализма и нейтрализма — причем до такой степени, что на выборах 1986 года один из ее лидеров, Оскар Лафонтен, утверждал, что Германии следует выйти из-под объединенного командования НАТО. Мощные демонстрации против развертывания ядерных ракет потрясали Федеративную Республику.

Почуяв возможность -ослабить связь Германии с НАТО, Брежнев и его преемник Андропов сделали противостояние развертыванию ракет средней дальности стержнем советской внешней политики. В начале 1983 года Громыко посетил Бонн и предупре-

23* 707

Дипломатия

дил, что Советы покинут Женевские переговоры по контролю над вооружениями, как только «першинги» прибудут в Западную Германию, — угроза, способная воспламенить германских сторонников протеста. Когда Коль посетил Кремль в июле 1983 года, Андропов предупредил германского канцлера, что, если он согласится на размещение «першингов-2», «военная угроза для Западной Германии возрастет многократно. Отношения между нашими двумя странами также обязательно претерпят серьезные осложнения. Что касается немцев в Федеративной Республике Германии и в Германской Демократической Республике, им придется, как недавно кем-то было GKasaHO I» „Правде"), глядеть друг на друга через плотный частокол ракет».

Московская пропагандистская машина развернула крупномасштабную кампанию ъ(, каждой из европейских стран. Массовые демонстрации, организованньге^азличным, группами-сторонников~мира, требовали, чтобы первоочередной задачей,счкшюс_ ^ pa3opyjcej|H£^_JHe_pa3BepTbmaHHe новых ракет, и чтобьГнёмёдленно был введен j ный мораторий.

Как только казалось, что Германия поддается искушениям нейтрализма, что, нимании Франции, означало национализм, французские президенты старались лать максимально привлекательной для Бонна идею европейского или атланти единства. В 60-е годы де Голль был бескомпромиссным сторонником герм точки зрения по Берлину. В 1983 году Миттеран неожиданно выступил в роли га го европейского сторонника американского плана развертывания ракет средне^ ности. Миттеран защищал этот ракетный план в Германии. «Любой, кто игра ^ деление Европейского континента от Американского, способен, по нашему^ ^^ разрушить равновесие сил и, следовательно, помешать сохранению мира», "t и(1 Миттеран в германском бундестаге20. Совершенно ясно, что для президента французские национальные интересы, связанные с размещением в Герма с№ средней дальности, оказались превыше идеологической общности между ФР ми социалистами и их братьями — германскими социал-демократами. тическо«>

Рейган выступил с собственным планом отражения советского диплом ^ натиска и предложил в обмен на отказ от развертывания^ американских Е-—- Пр6д-дальности демонтировать^советские СС-202'. Поскольку СС-20 явились с деНйе логом для развертывания американских ракет, чем его причиной, то это ПР йТвЛЬ-порождало острейшие вопросы относительно «разрыва связки» между ° поЛЬзу ными системами Европы и Соединенных Штатов. Однако, хотя аргумеНтНОСйТелбН0 «связки» были весьма профессионально-замысловатыми, предложение о_ СоВеты ликвидации целой категории вооружений было понять нетрудно. И поско ^^ ^ переоценили свои возможности и отказались обсуждать какую бы то н сКИМ пра-предложения Рейгана, так называемый «нулевой вариант» облегчил евро ругана вительствам процесс развертывания ракет. Это была убедительная по ед ^ амерл-и германского канцлера Гельмута Коля, который безоговорочно поддеру ^яет спо-канский план. И это доказало, что неустойчивое советское руководс собность запугивать Западную Европу. 0 «устр^6*

Развертывание ракет средней дальности совершенствовало страте ^^ ния»; но когда 23 марта 1983 года Рейган объявил о своем намерении pa^ m1i; тегическую оборону от советских ракет, он уже угрожал стратегическим

Конец «холодной войны»: Рейган и Горбачев

«...Я обращаюсь к научному сообществу нашей страны, к тем, кто дал нам ядерное оружие, чтобы они обратили теперь свой великий талант на дело выживания человечества и всеобщего мира: дали нам средства сделать это ядерное оружие бессильным и устаревшим»22.

Эти последние слова «бессильным и устаревшим», должно быть, бросили Кремль в холодную дрожь. Советский ядерный арсенал являлся ключевым элементом статуса Советского Союза как сверхдержавы. В течение двадцати лет пребывания Брежнева у власти основной целью СССР было достижение стратегического паритета с Соединенными Штатами. Теперь при помощи одного-единственного технологического хода Рейган предлагал стереть с лица земли все, ради чего Советский Союз довел себя до банкротства..

Если призыв Рейгана создать стопроцентно эффективную систему обороны хотя бы приблизится к воплощению в реальность, фактом станет американское стратегическое превосходство. Следовательно, американский первый удар обязательно увенчается успехом, поскольку оборонительная система сумеет сдержать относительно малые и дезорганизованные советские ракетные силы, уцелевшие к этому! моменту. Как минимум, провозглашение Рейганом программы СОИ уведомило советское руководство, что гонка вооружений, которую они столь отчаянно начали в 60-е годы, либо полностью поглотит их ресурсы, либо приведет к американскому стратегическому прорыву.

Предложение Рейгана относительно СОИ затронуло больное место в спорах по поводу американской оборонной политики. До наступления ядерного века считалось бы абсурдом полагать фундаментом обороны страны фактор уязвимости ее населения. Но потом дебаты на тему стратегии приобрели новаторский характер, отчасти даже потому, что стали вестись новыми группами участников. До наступления ядерного века военная стратегия была предметом, которым занимались одни лишь Генеральные штабы, да еще, соответственно, военно-учебные академии штабного профиля, ну и немногие сторонние советчики, в основном военные историки типа Б. X. Лиделл-Гарта. Огромные разрушительные свойства ядерного оружия сделали традиционную военно-экспертную деятельность менее надежной; любой, кто разбирался в современной технологии, мог стать участником игры, а игроками в основном становились ученые-естественники, к которым присоединялось небольшое число представителей иных научных специализаций.

Потрясенные выпущенной ими на свободу разрушительной силой, технические эксперты в большинстве своем убедили себя в том, что политики в значительной степени — люди безответственные, ибо, если дать им хоть малейший шанс превратить ядерную войну в нечто терпимое, у них может появиться искушение развязать ее. Поэтому моральным долгом ученых было предлагать стратегию до такой степени катастрофичную, чтобы напугать даже самого бесшабашного политика. Парадоксальность подобного подхода заключалась в том, что те, которые — совершенно справедливо — полагали себя наиболее озабоченными будущим цивилизации, кончали тем, что выступали в пользу нигилистической военной стратегии гражданского уничтожения.

Ученые, работавшие на оборону, приходили к подобной точке зрения лишь постепенно. Во время первого десятилетия ядерной эры многие из них все еще настаивали на организации обороны против в значительной степени вымышленной угрозы совет-

Дипломатия

ского нападения с воздуха. Глубоко преданные делу предотвращения ядерной войны, ученые, без сомнения, в глубине души считали полезным отвлечение ресурсов отдела создания наступательного оружия и тем самым сокращение возможностей превентивного нападения со стороны Америки. Но после появления у Советского Союза всевозрастающих ядерных возможностей и обретения им достаточной мощи, чтобы опустошить Соединенные Штаты, преобладающее направление консультаций со стороны научного сообщества парадоксально переменилось. С той поры болвшинотво ученых страстно отстаивали доктрину «взаимно гарантированного уничтожения*, которая полагала фундаментом «устрашения» то предположение, что при доотаточно высоком уровне жертв среди гражданского населения ни одна из сторон не начнет ядерную войну.

Появление теории «взаимно гарантированного уничтожения» означало преднамеренный прыжок от рациональности в стратегической теории к обороне, базирующейся на угрозе самоубийства. На практике она давала огромное преимущество, в первую очередь психологическое, той из сторон, которая способна была выдвигат угрозы, заведомо зная, что ее оппонент может отделаться от них, лишь прибегнув всеобщей ядерной войне. В 60-е и 70-е годы такой стороной безоговорочно являл ^ Советский Союз, чьи вооруженные силы обычного типа, как в основном полагали, значительной степени превосходили западные. В то же время подобная стратеги рантировала, что 'ядерная война уничтожит цивилизацию как таковую. Таким о р^ зом, СОИ нашла себе приверженцев, в особенности среди тех, кто стремился и жать невыносимого выбора между капитуляцией и Армагеддоном.

Большинство средств массовой информации и ученых тем не менее прид Р^ вались привычных суждений и выступали против СОИ. Наилучший и наиболее то ^ свод разнообразных оговорок содержится в книге, изданной Гарольдом Брауно, ^ лявшимся министром обороны в администрации Картера и министром ВВС в ЭД ^ страции Джонсона23. Браун положительно относился к исследовательской Р8 ' ' „. утверждал, что СОИ_ещ^^ю^1бът^отошщц.Ш^Шк^- Один из его с ^ ков, Ричард БеттсТвсталТй^у^точку^ зрения, что при любом уровне развертыва ^ ветский Союз найдет способ отвлечь систему обороны наложные, цади* и ^°"° _ь)25, ся ему гораздо дешевлё7^е\Г1Шёрйк¥—^собственно развеРтЫва""е-С()ПрОти-Профессор Университета Джона Хопкинса Джордж Лиска встал насо^р^"лтЯ(воположную точку зрения. Он исходил из предположения, что

обеспечив^ защиту себе, Америка, по его мнению, лишится стимула защ ских сЬюзников1.^1Роберт Осгуд свел воедино все эти критические замечани

2 S^J

с озабоченностью возможным подрывом заключенного в 1972 году усложнения новых усилий по контролю над. вооружениями. Отражая весьма распространенную среди западных союзников, британский ми ^^ странных дел Джефри Хау предостерегал против создания «линии Мажино зопасН0Сти «Для развертывания может потребоваться много лет. Годы и годы не оЛ)Кать и нестабильности не могут служить нам целью. Все союзники должны ^ фуН, действовать на каждом этапе так, чтобы разделять в одном и том же сМЬ а даментальное положение, что безопасность всей территории НАТО неде

обе опоры союза начнут распадаться»

Конец «холодной войны»: Рейган и Горбачев

Это была новаторская и, в долгосрочном плане, деморализующая концепция: ценой сохранения союза является сохранение единой степени уязвимости для всего гражданского населения каждого из союзников. Она также была изначально ошибочной. Ибо, бесспорно, готовность Америки пойти на риск ядерной войны ради своих европейских союзников нарастала почти прямо пропорционально способности Америки защитить свое гражданское население.

На стороне экспертов были всевозможные технические аргументы, но Рейган являлся носителем элементарной политической истины: в ядерном мире руководители, не предпринявшие никаких усилий по защите, своих народов против случайностей, безумных противников, распространения ядерного оружия и целого спектра прочих предсказуемых опасностей, рискуют навлечь на себя гнев и презрение потомков, если несчастье все-таки произойдет. То, что на ранних стадиях исследовательской программы нельзя было продемонстрировать максимальную эффективность СОИ, было заложено в самой сложности проблемы; ни один вид_овужияле-мог-бььДы1Ь4>азрабо-тан при обязательстве^ самого начала соответствовать столь строгим, критериям.

Весьма модный аргумент, заключаюЩийся~втом", чтсГлюбая обор_онительная_си-стема может быть подавлена, если будет полностью отвлечена не по назначению, игнорирует тот факт, что подобное "отвлечение не" срабатывает по нарастающей. До определенного предела СОИ будет работать почти в соответствии с описаниями Рейгана; и лишь потом начнет во все увеличивающейся степени падать ее эффективность. Однако если цена ядерной атаки станет достаточно высока, особенно если нападающий не будет знать, какая из ракет прорвется и к какой цели, степень устрашения возрастет. В итоге оборонительная система, способная перехватывать весьма значительное количество советских ракет, будет еще более эффективной против гораздо более ограниченных атак со стороны новых ядерных стран.

Рейган был глух к большинству технических замечаний критического характера, поскольку предлагал СОИ в первую очередь вовсе не из стратегических соображений. Напротив, он предложил ее как «либеральное» начинание^ имеющее целью ликвидацию ядерной войны как таковой. Президент послевоенного времени, посвятивший себя в максимальной степени укреплению американского военного могущества, включая ядерную

Затасканный средствами массовой информации рейгановский афоризм «Ядерная война никогда не может быть выиграна и никогда не должна начинаться»29 ничем не отличался от заявленных целей радикальных критиков. Но при всем своем дуализме подхода к Советскому Союзу Рейган был до предела серьезен, когда провозглашал и необходимость наращивания военной мощи, и свой пацифизм. Рейган описывал свое отношение к ядерному оружию в своих мемуарах следующим образом:

«Никто не способен „выиграть" ядерную войну. И все же, пока ядерное оружие существует, всегда будет наличествовать риск его применения, а как только первый ядерный заряд будет выпущен на свободу, кто знает, чем это кончится?

И потому моей мечтой становится мир, свободный от ядерного оружия...» 3° Личное неприятие Рейганом ядерной войны подкреплялось его верой в буквальность библейского пророчества об Армагеддоне. Я слышал, как однажды он излагал свои взгляды примерно таким же образом, как описывает биограф:

Дипломатия

«Словно рассказывая сцену из кинофильма, он поведал устрашающий эпизод из описания Армагеддона, когда армия, вторгшаяся с Востока и насчитывающая 200 миллионов человек, гибнет от чумы. Рейган полагает, что „чума" представляет собой пророчество ядерной войны, когда „глаза сожженные выпадают из глазниц, а волосы отваливаются от тела" и т. п. Он верит, что этот текст является конкретным провидческим описанием Хиросимы».

Ни один из участников движения за мир не смог бы осудить ядерное оружие более красноречиво, чем это сделал Рональд Рейган. 16 мая 1983 года он связал заявление о развертывании межконтинентальных ракет MX с выражением самой искренней на- | дежды на то, что этот процесс можно будет обратить вспять и все ядерное оружие окажется ликвидированным:

«Не верится, что наш мир способен существовать при будущих поколениях, коль скоро по обе стороны нацелено друг на друга такого рода оружие, которое может пустить в ход какой-либо идиот или маньяк. Достаточно несчастного случая- и тогда начнется такая война, которая может подвести черту под нашим существованием в принципе»32.

Когда Рейган выдвинул проект СОИ, это было сделано языком столь же страстным, сколь и нестандартным, даже несмотря на то, что этот текст прошел через си бюрократического «процесса проверки», что является уделом всех президентов. Вс У чае если бы переговоры по контролю над вооружениями чересчур затянулись, Амер ка покончила бы в одностороннем порядке со страхом перед ядерной опасность^, приступив к созданию СОИ. Американская наука, как полагал Рейган, сделала ядерное оружие устаревшим33.

На советских руководителей рейгановские призывы морального порядка впе^х ния не произвели, но они обязаны были всерьез принять в расчет американски нологический потенциал и стратегические последствия от введения в действие даже не вполне совершенной системы обороны. Точно так же, как и четырнадиат назад, когда Никсон сделал предложения по ПРО, советская реакция оказалась пр^_ противоположна той, какую предсказывали сторонники контроля над вооружен ^> СОИ помогла отомкнуть двери, преграждающие путь к достижению контроля ^ оружениями. Советы вернулись на переговоры по контролю над вооружениями, рые прервали в связи с проблемой ракет средней дальности. сйЯ10.

Критики утверждали, будто Рейган вел себя цинично, и нарисованные и еМ щие дали мира, избавившегося от ядерного оружия, являются лишь приР

ускоренной гонки вооружений. Рейган, однако, был кем угодно, только не

все

уор руй. Рейган, однако, был к у е

и выражал оптимистическую уверенность любого из американцев, что все H'^^ п0 мое достижимо. И действительно, все наиболее красноречивые его высказы ^ ^ поводу уничтожения ядерного оружия представляли собой вполне спонтан

ления> птп чтобы мо-

Так возник парадокс: тот самый президент, который сделал так многи, ней„ дернизировать американский стратегический арсенал, одновременно внес ^^ ший вклад в потенциальное объявление его незаконным. Противники или буквально воспринимавшие то, что Рейган заявлял публично относительно оружия, а в частном порядке — по поводу неминуемости Армагеддона, мог

Конец «холодной войны»: Рейган и Горбачев

сделать вывод, будто имеют дело с президентом, который в высшей степени неохотно готов прибегнуть к тому самому оружию, на котором была выстроена вся оборонная мощь Америки.

Как часто мог президент повторять свою стандартную фразу «Ядерная война никогда не должна начинаться», прежде чем будет подорвано доверие к реальности ядерной угрозы? Сколько следовало предпринять этапов ядерного разоружения, прежде чем стратегия гибкого реагирования оказалась технически невозможной? К счастью, Советы к тому времени стали слишком слабыми, чтобы подвергнуть испытанию эту потенциальную уязвимость, а тревоги американских союзников уносились ветром по мере ускорения упадка Советского Союза.

То, что Рейган был кем угодно, только не циником, становилось очевидным, как только у него появлялась возможность претворить в жизнь свою мечту о безъядерном мире. Убежденный в том, что устранение из жизни человечества ядерной войны объективно является вопросом столь первостепенной важности, что все разумные люди с ним согласятся, Рейган был абсолютно готов к тому, чтобы действовать вместе с Советским Союзом на двухсторонней основе в отношении вопросов наиболее фундаментального значения без консультаций с союзниками, чьи национальные интересы также этим затрагивались. В наиболее драматической форме это проявилось в 1986 году во время рейгановской встречи с Горбачевым в Рейкьявике. Во время бурных и эмоциональных гонок по пересеченной местности, продолжавшихся сорок восемь часов, Рейган и Горбачев в принципе договорились сократить в течение пяти лет все стратегические силы на 50%, а в течение десяти лет ликвидировать все баллистические ракеты. Рейган тем самым вплотную подошел к принятию советского предложения о ликвидации всех видов ядерного оружия.

В этом смысле Рейкьявик приблизил создание советско-американского кондоминиума, чего уже так долго боялись союзники и нейтральные страны. Если прочие ядерные державы откажутся пойти в ногу с советско-американской договоренностью, они подвергнутся общественному презрению, нажиму со стороны сверхдержав или окажутся в изоляции; если же они согласятся, то получится, что на деле Великобритания, Франция и Китай будут принуждены Соединенными Штатами и Советским Союзом отказаться от статуса независимых ядерных держав, то есть случится то, к чему обремененные ответственностью правительства Тэтчер и Миттерана и китайские руководители даже отдаленно не были готовы.

Рейкьявикская сделка сорвалась в последний момент по двум причинам. На столь раннем этапе своего правления Горбачев просто переоценил имеющиеся у него на руках карты. Он попытался объединить уничтожение стратегических ракет с запретом на испытания СОИ в течение десяти лет, однако неверно оценил как своего собеседника, так и собственную позицию на переговорах. Умный тактик на месте Горбачева предложил бы опубликовать информацию о достигнутом — а именно, о ликвидации ракетных сил — и передать вопрос испытаний систем СОИ на переговоры в Женеве по вопросам контроля над вооружениями. Это наверняка закрепило бы то, что было уже согласовано, и породило бы крупные кризисы как внутри Атлантического союза, так и в американо-китайских отношениях. Оказывая дальнейший нажим, Горбачев столкнулся с обещанием, данным Рейганом еще до начала встречи: не использовать

Дипломатия

СОИ как предмет торга. Когда настойчивость Горбачева еще более возросла, Рейган ответил на это так, как никогда бы не посоветовал специалист в области внешней политики: он просто встал и вышел. Через много лет, когда я спросил у одного из ведущих советников Горбачева, присутствовавшего на переговорах в Рейкьявике, почему Советы не согласились на то, что уже было принято Соединенными Штатами, тот ответил: «Мы предусмотрели все, но нам и в голову не пришло, что Рейган сможет покинуть переговоры».

Вскоре после этого Джордж Шульц произнес продуманную речь, показывающую, почему представления Рейгана относительно ликвидации ядерного оружия на деле соответствуют интересам Запада34. Однако лексикон этой речи, искусно сформулированной в поддержку «менее ядерного мира», демонстрировал, что государственн департамент — болезненно переживающий опасения союзников — еще не встал рейгановскую точку зрения относительно полного устранения ядерного оружия.

После Рейкьявика администрация Рейгана занялась той частью повестки-Д^ встречи, которая была непосредственно реализуема: пятидесятипроцентным wwPm нием стратегических сил, то есть первой стадией всеобъемлющей договоренности сающейся запрещения всех видов ракет. Было достигнуто соглашение об У"^^, нии американских и советских баллистических ракет промежуточной^! дальности в Европе. Поскольку это соглашение не касалось ракетных сил тании и Франции, межсоюзнические споры двадцатипятилетней давности лись вновь. Но в силу тех же обстоятельств начался процесс удаления ядерно' ^ жия с территории Германии, иными словами, процесс ее лотенци ю отъединения от Атлантического союза. От неминуемого превращения в безь ику страну Германия бы выиграла только тогда, когда взяла бы на вооружение п ^ воздержания от первого ядерного удара, что шло целиком и полностью вр ^ стратегией НАТО и развертыванием американских ракет. Если бы «холодна ^ продолжалась, то в результате этого Федеративная Республика стала бы следо ^ лее национально ориентированной, менее союзнической внешней полити > чему британский премьер-министр Тэтчер была столь обеспокоена тендени вития переговоров по контролю над вооружениями. анций. в

Рейган превратил то, что прежде было бегом на марафонскую дис ^ спринт. Его конфронтационный стиль, граничащий с рисковой дипЛОМоЛИдйРова' можно, сработал бы в самом начале «холодной войны», когда еще не коне ^^ ^ лись обе сферы интересов, или сразу же после смерти Сталина. Именно н ^ ^\ да дипломатии настаивал, в сущности, Черчилль, когда вернулся на сВ0Йеше чуВСтв0' году. Но как только раздел Европы был упрочен, а Советский Союз все е ^^ gbl вал себя уверенно, попытка силой навязать урегулирование наверняка сИЛьНей-крупномасштабный раскол в Атлантическом союзе и привнесла бы в не таНИй на шую напряженность; большинство же членов его не желали ненужных и ^ ^^ прочность. В-80-е годы советская стагнация сделала наступательную стра оев0ЛИе на-возможной. Заметил ли Рейган степень дезинтеграции Советов, или его ев ложилось на благоприятные обстоятельства?

В конце концов, не важно, действовал ли Рейган инстинктивно или анализа. «Холодная война» уже не продолжалась, по крайней мере в

Конец «холодной войны»: Рейган и Горбачев

своей части, поскольку давление со стороны администрации Рейгана перенапрягало советскую систему. К концу пребывания Рейгана на посту президента повестка дня переговоров между Востоком и Западом вернулась ко временам разрядки. Вновь контроль над вооружениями стал центральной темой переговоров между Востоком и Западом, хотя больший упор стал делаться на сокращение вооружений и появилась большая готовность к устранению целых классов вооружений. Что касается региональных конфликтов, то тут Советский Союз выступал в роли обороняющейся стороны и лишился в значительной степени своих способностей быть инициатором беспорядков. А раз уменьшалась степень озабоченности вопросами безопасности, то по обеим сторонам Атлантики стал расти национализм, хотя по-прежнему провозглашалось единство среди союзников. Америка во все большей и большей степени стала полагаться на оружие, размещенное на собственной территории или имеющее морское базирование, в то время как Европа расширяла проработку политических вариантов, связанных с Востоком. Но в итоге эти негативные тенденции были перекрыты крахом коммунизма.

Радикальнее всего переменилось то, как политические взаимоотношения между Востоком и Западом стали представляться американской общественности. Рейган инстинктивно накладывал друг на друга идеологический крестовый поход и утопическое стремление ко всеобщему миру, прослаивая их жесткой геостратегической политикой периода «холодной войны», что одновременно импонировало двум основным направлениям американской общественной мысли в области внешней политики — миссионерскому и изоляционистскому, «теологическому» и «психиатрическому».

На деле Рейган был ближе, чем Никсон, к классическим схемам американского мышления. Никсон никогда бы не использовал по отношению к Советскому Союзу выражения «империя зла», но он также никогда бы не предложил ему полного отказа от всего ядерного оружия и не ожидал бы, что «холодная война» может кончиться путем грандиозного личного примирения с советскими руководителями во время одной-единственной встречи. Идеологические устремления Рейгана служили ему защитой, когда он позволял себе наполовину пацифистские высказывания, за которые поносили бы президента-либерала, А его преданность делу улучшения отношений между Востоком и Западом, особенно в период второго срока пребывания на посту, наряду с достигнутыми им успехами, смягчали остроту его воинственной риторики. Остается сомнительным, сумел бы Рейган и далее до бесконечности балансировать на канате, если бы Советский Союз продолжал оставаться крупномасштабным соперником. Но второй срок пребывания Рейгана на посту президента совпал с началом распада коммунистической системы — процессом, ускоряемым политикой его администрации.

Михаил Горбачев, седьмой по счету высший советский руководитель начиная от Ленина, вырос в Советском Союзе, обладавшем беспрецедентной мощью и престижем. И именно ему было суждено председательствовать при кончине империи, создание которой было оплачено столь большой кровью и растратой национального богатства. Когда Горбачев пришел к власти в 1985 году, он был руководителем ядерной сверхдержавы, находящейся в состоянии экономического и социального застоя. Когда же он вынужден был уйти с занимаемой должности в 1991 году, Советская Армия оказала поддержку его сопернику Борису Ельцину, Коммунистическая партия была

Дипломатия

о&ьявлена вне закона, а империя, возводимая на крови всеми русскими правителями, начиная с Петра Великого, развалилась.

Дата добавления: 2015-11-04