Вьетнам: на пути к отчаянию; Кеннеди и Джонсон
жестких и непримиримых диктатур в мире, ханойское политбюро никогда бы не согласилось на то, чтобы стать лишь одной из множества политических партий Юга. Ханой не имел ощутимого стимула,к прекращению применения силы; в конце концов, отсутствие проигрыша предопределяло для него победу, а он явно не проигрывал — тем более американская стратегия, четко нацеленная на консервацию ситуации, исключала проигрыш для Ханоя. Предложение Джонсона о проведении всеобъемлющей реконструкции, программа которой будет открыта для всех, включая Северный Вьетнам, провалилось в пустоту. Ханой жаждал победы, а не содействия в деле экономического развития и с характерной для себя самоуверенностью действовал так, как будто у него не было нужды делать альтернативный выбор.
Как только волна американского общественного мнения обратилась против войны, критикующие Джонсона стали обвинять его еще более решительно в создании дипломатического тупика. А поскольку эти обвинения предполагали отсутствие у Джонсона желания вести переговоры, они били мимо цели. Готовность Джонсона начать переговоры была до такой степени очевидной, что граничила с самоуничижением. И это убеждало Ханой, что способность тянуть время может вызвать к жизни еще более выгодные предложения. Джонсон объявлял одну за другой паузы в бомбардировках (в своих мемуарах он насчитывает их шестнадцать), тем самым не оставляя сомнения в том, что Соединенные Штаты готовы в одностороннем порядке заплатить сколь угодно высокую входную плату на переговоры, лишь бы только они начались; Ханой же имел все поводы стремиться сделать эту плату максимально высокой.
Я был лично связан с одной из таких инициатив, которая продемонстрировала как готовность администрации Джонсона вести переговоры, так и исключительное умение Ханоя использовать эту готовность для достижения собственных целей. Мои собственные связи с Вьетнамом возникли постепенно. На протяжении 50-х годов мои рассуждения на тему внешней политики концентрировались на Европе и на ядерной стратегии. В состав администрации Кеннеди входило множество личностей, которыми я восхищался, и я был благоприятно настроен по отношению к ее усилиям, связанным с Индокитаем, не особенно вдаваясь в суть вопроса. Всерьез я стал задумываться по поводу Вьетнама после поездок в эту страну — в 1965 и 1966 годах — в качестве консультанта по вопросам умиротворения при после Лодже. Это дало мне возможность поездить по ряду провинций Южного Вьетнама и подискутировать с так называемыми «провинциальными докладчиками» американского посольства, представлявшими собой группу исключительно способных и преданных делу молодых чиновников иностранной службы, находившихся в различных районах страны. Эти поездки убедили меня в том, что путем следования нынешней стратегии войну выиграть нельзя и что Америке придется вступить в изнурительные переговоры с Ханоем, хотя тогда отчетливого представления о тематике подобных переговоров у меня не было.
Летом 1967 года я присутствовал на одной из так называемых «пагуошских конференций», проводимых учеными, занимающимися вопросами ядерного разоружения. Двое участников конференции, прослышав о моих поездках в Индокитай, обратились ко мне с как будто бы заманчивым предложением. Раймон Обрак, чиновник Всемирной организации здравоохранения, оказывается, познакомился с Хо Ши Мином еще
Дипломатия
в 1946 году, когда вьетнамский коммунистический лидер останавливался у него в парижском доме во время переговоров с Францией. Обрак вызвался поехать в Ханой» сопровождении еще одного ученого, принадлежащего к движению сторонников мира, Герберта Марковича, и лично обратиться к Хо Ши Мину по поводу переговоров, 11 проинформировал Банди, ставшего к тому времени заместителем государствен» секретаря, и министра обороны Макнамару. Они одобрительно отнеслись к поездке при условии, что оба ученых направятся в качестве частных лиц и не будут пытаться представлять официальную американскую точку зрения.
Обрак и Маркович совершили путешествие в Ханой, где были приняты Хо ш Мином. После ритуального осуждения американской «агрессии» Хо Ши Миннам* нул, что Ханой был бы готов к переговорам, если бы Америка прекратила бомбардировки Северного Вьетнама. Май Ван Бо, дипломатический представитель Ханоя в Париже, был назначен на роль лица, осуществляющего официальные контакты. Последовал обмен посланиями, многократно проведенный сложными и реши но недипломатическими процедурными методами. Поскольку Ханой не желая на р мую связываться с Вашингтоном до прекращения бомбардировок, я, как част гражданское лицо, исполнял функции посредника. Даже при данных °^стоятеЛЬЙЧ1||1 Ханой, используя переговорные выгоды до конца, отказывался дать полно своему представителю вести переговоры пусть с неофициальным лицом, но гр нином Америки. Таким образом, послания, поступавшие ко мне из Вашин ■ обычно от министра Макнамары, переходили от меня к двоим французам, а о доставляли их Маю Ван Бо вместе со всеми пояснениями, которые я имел п чия передать. Макнамара жаждал покончить с войной и многократно умапя ^ вырвать у моих невидимых собеседников хотя бы намек, пусть даже косвеннь. торый позволил бы ему защищать дело результативных переговоров.
Я присутствовал на части совещания президента Джонсона со своими с ^ ми, где готовилось окончательное американское предложение. Грустный о • ясно, что Джонсон инстинктивно и от всей души восстает против перерыва в -и(0 дировках. Как обычно, неспособный проводить твердую внешнеполитическую ^ Джонсон все же был в достаточной степени искушен в вопросах политичес ^ ^ на, чтобы усомниться в разумности начала переговоров с односторонней усту ^ все же он отчаянно желал покончить с войной, будучи под обстрелом крити ^ ри страны и. не желая перечить своим советникам, уповающим на дИПЛ° а саИ-конце концов Джонсон сдался. В итоге родилась так называемая «форму ^ Антонйо», разработанная уже после того, как я ушел с совещания, и пред ^ Джонсоном во время речи, произнесенной в городе, по имени которого и формула, 29 сентября 1967 года: дае
«Соединенные Штаты выражают готовность прекратить все бомбардиров д ного Вьетнама с моря и с воздуха, если этот шаг повлечет за собой быстры ^о результативным переговорам. Мы, конечно, исходим из того, что во время (
ров Северный Вьетнам не будет извлекать выгод из прекращения или огр бомбардировок». в
«Формула Сан-Антонио» стала одним из решающих поворотных пункто Америка предложила прекратить военные действия против Северного
Вьетнам: на пути к отчаянию; Кеннеди и Джонсон
конкретное обязательство — в обмен на «результативные» переговоры, пока Ханой не будет извлекать выгоду из прекращения бомбардировок. Никаких критериев определения понятий «результативный» и «выгода» предложено не было. Так что Ханой, продемонстрировав свои возможности манипулировать американскими внутриполитическими дебатами, почти не сомневался в том, что любая попытка прервать паузу, и возобновить бомбардировки вызовет возражения и потребует времени для претворения в жизнь. То, что Ханой «не будет извлекать выгод» во время паузы, безусловно, не означало, что он обязан будет прекратить партизанскую войну, или, в данном конкретном случае, перестать делать что бы то ни было из уже совершаемого; самое большее, подобное условие означало бы, что Ханой не будет заниматься эскалацией стратегии победы.
Для переговорной тактики Ханоя было характерно то, что даже столь одностороннее по характеру предложение наверняка должно было быть отклонено. На деле Ханой использовал это предложение для подстраховки, чтобы защитить претворение в жизнь военных мероприятий всеобщего характера, уже готовых к осуществлению. В считанные дни мой канал с выходом на Ханой закрылся. Северовьетнамцы, сообразив, что цена прекращения Америкой бомбардировок оказалась столь же скромной, сколь и невразумительной, попытались увеличить давление на, Джонсона еще до того, как сесть за стол переговоров и начать обсуждать конкретное предложение. Всего лишь через несколько месяцев начнется наступление в праздник Тэт.
Ханой угадал совершенно верно, что рост тревоги среди американцев не даст им смириться с замораживанием ситуации во Вьетнаме, как это имело место в Корее. И.все же было качественное различие в характере внутренних споров в каждом из этих случаев. Мудрость американского вмешательства в Корее никогда не была под вопросом; разногласия касались лишь мер по обеспечению успеха. Применительно к Вьетнаму первоначально имевший место консенсус самого широкого плана по поводу проводимой Соединенными Штатами политики внезапно рассыпался в прах. В отношении Кореи администрацию критиковали потому, что хотели, чтобы Соединенные Штаты сделали еще больше; альтернативой политике Трумэна была макартуровская стратегия эскалации. В отношении же Вьетнама подавляющее большинство критикующих настаивало на сокращении масштабов американских усилий, а в свое время — на полном их прекращении; разброс точек зрения был огромен: от корректировки американской стратегии до безоговорочного ухода. В Корее, если бы взяла верх оппозиция, противникам Америки пришлось бы очутиться перед лицом гораздо худшей из альтернатив. Во Вьетнаме, как только размер внутренних разногласий стал самоочевиден, Ханой быстро сообразил, что дипломатия проволочек- в сочетании с военным давлением сработает в его пользу. Вину за тупиковые ситуации возложат на отсутствие инициативы со стороны администрации Джонсона, а рост американских потерь приведет к призывам к деэскалации, если не прекращению, войны.
Критика американской политики во Вьетнаме началась в весьма упорядоченной форме и представляла собой разумные вопросы, можно ли вообще выиграть эту войну и каково в ней соотношение целей и средств. 11 марта 1968 года Уолтер Липпман выступил с давно проводимой им критикой теории «сдерживания» применительно к Вьетнаму. Америка, утверждал он, находится в состоянии перенапряжения, а полити-
Дипломатия
ка «сдерживания» разрушает какое бы то ни было разумное соотношение меизд/ займами общенационального характера и ресурсами, при помощи которых их следует разрешать:
«Факт заключается в том, что цели его [Л. Б. Дж.] войны не ограничены: они, похоже, претендуют на умиротворении всей Азии в целом. При столь неограниченных целях не существует возможности выиграть войну ограниченными средствами. А поскольку наши цели не ограничены и беспредельны, нас наверняка, так сказать, разгромят».
Для того, чтобы символически обозначить неприменимость традиционных категорий мышления к Вьетнаму, Липпман сопроводил слово «разгромят» оговоркой «як сказать», тем самым подчеркивая полнейшую несущественность Вьетнама с точк зрения американской безопасности. В этом смысле уход укрепил бы глобальные позиции Америки. „ Подобного рода заявление уже было сделано в 1966 году, когда сенатор Фр Р9 критиковал Соединенные Штаты за то, что они поддались «упоению силой» и пуй «мощь с добродетелью, а бремя ответственности с миссией универсального хар ра»30. За два года до этого Фулбрайт упрекал де Голля за то, что тот «запутывал си цию», предлагая сделать Вьетнам нейтральным. Уже тогда Фулбрайт предупр6 ^ ^ что подобный курс «может породить цепь непредвиденных событий, и о [Франция] не является на Дальнем Востоке ни крупной военной, ни крупной э мической силой, а потому вряд ли окажется в состоянии контролировать со которые может обусловить такого рода инициатива, или даже просто оказыва ^ чительное на них влияние». В 1964 году Фулбрайт видел лишь два «реалистич ^ варианта событий: «расширение конфликта тем или иным спосооо» ^ «возобновление усилий по укреплению мощи Южного Вьетнама, с тем что ь у но вести военные действия в их нынешнем масштабе». Вьетнама Что же произошло всего лишь за два года, чтобы сенатор понизил статус ^ с жизненно важного до периферийного? И почему применительно к действи ^ нистрации Джонсона, по существу, выполнявшей обе рекомендации ФУ ^о употреблен термин «упоение»? Американские руководители, верные своествефуН-нальной традиции, не довольствовались соображениями безопасности в каче ^ дамента для американской помощи Вьетнаму, ибо такой подход рано или по ^ ^ словил бы дебаты по поводу соотношения выгод и понесенных затрат. Есл^цие yCli.
блема состояла во внедрении демократии в Юго-Восточной Азии, нараш ^ иС, лий оказывалось беспредельным, а в смысле возможности своевременного У ключалась всякая логика.
Противники войны шли тем же путем, что и руководители, ведшие ее,, противоположном направлении. Они начинали строить свои умозаключен не практической основе: войну выиграть нельзя, издержки преобладают чаемыми преимуществами, Америка же перенапрягается. Но эти критики, ^^ крИ порождением того же самого американского идеализма, быстро распростр ^ с м0 тику и на моральный план, причем поэтапно: поначалу на том OCHOBaH"W'H0Mi аккУ ральной точки зрения нет существенной разницы между Ханоем и Сайго лК0 ратненько расправлялись с идеологическими причинами войны; затем ис
Вьетнам: на пути к отчаянию; Кеннеди и Джонсон
настоятельное желание Америки продолжать войну как отражение внутренней гнили морального фундамента американской системы. В результате политика, пользовавшаяся поначалу. почти всеобщей поддержкой, превратилась в течение двух лет в символ аморальности всей американской внешней политики, а через некоторое время—в основу для критики американского общества как такового.
В период после окончания второй мировой войны Америке, к счастью, никогда не приходилось делать выбор между моральной убежденностью и стратегическим анализом. Все ее ключевые решения с готовностью оправдывались тем, что они одновременно способствовали распространению демократии и обеспечивали сопротивление агрессии. Южный Вьетнам, однако, даже при наличии самого богатого воображения и отдаленно нельзя было причислить к демократическим странам. Все режимы, последовавшие за дьемовским, чувствовали себя как бы в осаде; южновьетнамские генералы, до того времени малоизвестные широкой публике, совершенно не стремились проверить уровень собственной популярности у избирательных урн. Убедительным аргументом мог бы служить тот довод, будто новые правители Сайгона гораздо менее репрессивны, чем ханойские. Действительно, этот аргумент приводился довольно часто, но его никогда не принимали всерьез. Моральный релятивизм был неприемлем Для нации, привыкшей видеть абсолютную противоположность между добром и злом.
Критики настоятельно утверждали, что если Сайгон не будет полностью соответствовать всем демократическим стандартам в полной мере — что в глубине души они признавали как нечто невозможное, — его следует напрочь выбросить за борт. По ходу дела «теория домино», центральная предпосылка принципа обеспечения безопасности, в течение двух десятилетий лежавшая в основе действий по защите Южного Вьетнама, поначалу была отброшена, а затем высмеяна. В одной из своих наиболее всеобъемлющих работ профессор Йельского университета Ричард Ренфилд сочетал критическое отношение Липпмана к стратегическому перенапряжению с обвинением обеих сторон вьетнамского конфликта в моральной эквивалентности; а потому война оказывалась бессмысленной. Во Вьетнаме, утверждал он, Америка не столько противостоит агрессии, сколько поддерживает силы консерватизма против социальных перемен.
Критики указывали на многочисленные недостатки Сайгона, чтобы продемонстрировать моральную неприемлемость американских усилий. В 1968 году Джеймс Рестон задал вопрос, мучивший множество американцев: «В чем заключается цель, оправдывающая бойню? Как мы спасем Вьетнам, если мы разрушаем его в процессе военных действий?» 33 В 1972 году Фулбрайт объявил, что Джонсон никогда не понимал, «что вопрос заключается не в противостоянии „свободного народа" „тоталитарному режиму", но в противостоянии двух соперничающих тоталитарных режимов; и факт заключается в том, что это не война, вызванная агрессией международного характера, „прямой" или какой-либо иной, но антиколониальная война, перешедшая в гражданскую»34.
Телевидение тогда только-только начало становиться самостоятельной силой. Регулярные вечерние передачи новостей привлекали аудиторию, состоявшую из десятков миллионов человек, то есть гораздо большее количество людей, чем то, которое Даже самый популярный журналист, сотрудничающий в органах печати, способен был
Дипломатия
охватить за всю свою жизнь. А тележурналисты пользовались тем преимуществом, что в их распоряжении находились зрительные образы, на фоне которых и разворачивался непрерывный комментарий программы. Такого рода передачи новостей отражали страсть к драматизации и картинности, что даже с самыми благими намерениями сбалансировать было нельзя, пусть даже только потому, что по техническим причинам оказывалось невозможно показать зверства вьетконговцев в подконтрольных им районах. Ведущий теленовостей превращался в политическую фигуру в том смысле, что лишь президент имел одновременный доступ к подобной широкой аудитории №А но, уж конечно, не столь регулярно.
На протяжении всей послевоенной эпохи американцы откликались на призыв собственных руководителей пожертвовать многим ради оказания содействия отдаленным от Америки обществам. В горниле Вьетнама американская исключительность, иными словами, сыгравшая столь важную роль стимула в послевоенной реконструкции вера в то, что американские ценности обладают универсальной применимостью, обернулась против самой себя и приняла форму морального эквивалента политики «выжженн земли». По мере роста потерь критикующие американскую внешнюю политику пере шли от постановки под сомнение ее эффективности к неверию в ее необходимо i начиная от атак на моральный облик американского союзника во Вьетнаме и конча вызовом моральному облику самой Америки — не только во Вьетнаме, но и в глобальном масштабе.
Особую горечь нападкам на моральное право Америки вести политику глобальн характера придавало то, что в значительной степени эти нападки шли от универси тов и других интеллектуальных сообществ, которые до того времени были предан ми защитниками американского интернационального идеализма35. Вовлеченные Р Кеннеди в процесс принятия решений, многие из интеллектуальных лидеров ^ потрясены, когда убийство президента прервало курс на «новые рубежи», и не шим потрясением для них стало участие их студентов в антивоенных протестах, вия выхода из Вьетнама их более не интересовали; под нажимом со CT°p0HblHHgMi ственных студентов многие из профессоров стали настаивать на односторо безоговорочном уходе.
Бросая вызов основополагающим предпосылкам двупартийной внешней на протяжении двадцати лет, радикальное крыло протестующих по поводу высмеивало антикоммунизм как нечто архаичное: «[Мы] отказываемся быть ^^ мунистами, — заявили двое своего рода паломников, отправившихся в Хано, тон Линд и Том Хейден. — Мы утверждаем, что этот термин утерял все свое к ^ ное содержание, которое когда-то в него вкладывалось. Вместо этого им пол У^ как основной категорией абстрактного мышления, при помощи которой амерченНуЮ| имеют обыкновение оправдывать внешнюю политику, часто не более угон ^ чем изнасилование»36. Даже Ганс Моргентау, глава американских философо, ^ держивающихся принципов национального интереса, перешел на позиции ^_ глашения американской аморальности: «Когда мы говорим о нарушении прав ^ ния войны, мы не должны упускать из виду, что фундаментальным нару даг0 породившим нарушения локальные, является само по себе развязывание п рода войны».
Вьетнам: на пути к отчаянию; Кеннеди и Джонсон
Для лидеров поколения, воспитанного на, по существу, не подвергавшихся сомнению истинах «холодной войны», такого рода всплески были поистине шокирующими. Линдон Джонсон, будучи лично одним из основных создателей формулы послевоенного консенсуса, оказался в растерянности, не зная, как справиться с атакой со стороны мужчин и женщин из ведущих университетов страны, чьего одобрения он жаждал во всевозрастающей пропорции по мере роста неспособности найти общий язык с ними. Дэвид Холберстэм, ставший в 1966 году непримиримым противником войны, сам ранее утверждал, что «Вьетнам является законной составляющей глобальных обязательств [США]...и, возможно, одной из пяти или шести наций в мире, на деле жизненно важных с точки зрения интересов США. И раз эта составляющая важна до такой степени, то заслуживает гораздо большего вклада с нашей стороны».
Джонсон отвечал ссылками на ортодоксальные заявления своих предшественников, начиная от Трумэна и вплоть до Кеннеди включительно. Однако эти истины уже звучали для критиков не только устаревшими, но и не относящимися к делу. Его предложения вступить в переговоры с ханойскими лидерами отвергались, ибо те были весьма искушены и не собирались спускать пар внутренних беспорядков в Америке. Чтобы успокоить надвигающийся вал, Джонсон постепенно менял переговорные позиции, переходя от требования вывода северовьетнамских войск еще до прекращения Америкой боевых действий к «формуле Сан-Антонио» относительно прекращения бомбардировок до начала переговоров; от отказа иметь дело с ханойским прикрытием на Юге — Фронтом национального освобождения (ФНО) до согласия вести беседы с конкретными его представителями и, наконец, к согласию на участие ФНО в переговорах как самостоятельной политической единицы. Он также пытался соблазнить Ханой программой экономической помощи для всего Индокитая. Каждый из этих шагов отвергался Ханоем как недостаточный, а большинством критикующих внутри США — как неискренний. Произошла поляризация предмета внутринационального спора: от победы, для которой отсутствовала стратегия, до ухода, не подкрепленного политически.
Более умеренные критики администрации, к группе которых принадлежал и я, настаивали на компромиссе посредством переговоров. Истинным препятствием к этому был, однако, не Вашингтон, а Ханой. Северовьетнамские коммунисты не для того провели всю свою жизнь в смертельной борьбе, чтобы в итоге с кем-то делиться властью или произвести деэскалацию партизанской войны — наиболее эффективного средства оказания давления. Вьетнамские коммунисты были не более способны, чем ранее Сталин, ухватиться за возможность переговоров, не имеющих под собой фундамента в форме соотношения сил. Надежда на них была столь же нереальна, как на переговоры, предоставленные самим себе ради процесса как такового. Неоднократные заверения Джонсона о том, что он будет вести себя гибко и непредубежденно, представлялись для Ханоя как наивными, так и не относящимися к делу.
По иронии судьбы Америка должна была бы заплатить одинаковую цену как за компромисс, так и за победу. Ханой пошел бы на компромисс только в том случае, если бы ощутил себя слишком слабым, чтобы добиться победы, — иными словами, после того, как он окажется разбит. Америка же готова была демонстрировать умеренность лишь после войны, но не по ходу боевых действий. Все стандартные «решения», предлагаемые как администрацией, так и ее умеренными критиками, де-
Дипломатия
лались неприемлемыми из-за упрямой решимости Ханоя. Перемирие, которое для американцев представлялось желательным способом покончить с бойней, устранило бы, с точки зрения Ханоя, стимул для Америки к уходу. Коалиционное правительство, которое было чуть больше, чем просто фиговый листок на пути к окончательному захвату власти коммунистами, представлялось ханойским лидерам гарантией выживания Сайгона.
Истинный выбор, который предстояло сделать Америке, был не между победой и компромиссом, а между победой и поражением. Различие между северовьетнамиами и американцами заключалось в том, что Ханой верно улавливал, что происходит на самом деле, а то время как и Джонсон, и его умеренные критики не в состоянии были заставить себя смириться с реальным положением дел. Мастера «Realpolitik» в Ханое были убеждены в том, что судьба Вьетнама решится в зависимости от соотношения сил на поле боя, а не за столом переговоров.
Оглядываясь назад, видишь, что, без сомнения, Америке совершенно незачем было платить какую бы то ни было цену за начало переговоров. Ханой принял решение о участии в переговорах еще до американских президентских выборов 1968 года хотя для того, чтобы заставить обе политические партии ориентироваться на переговоры исход войны. Но ханойские лидеры не желали приступать к переговорам, не еде предварительно всех усилий добиться военного перевеса в свою пользу. Инструмен улучшения переговорной позиции стало наступление в праздник Тэт, то есть лунны новый год. Каждый год, включая 1968, на этот период устанавливалось перемирие, не менее 30 января коммунистические силы развернули крупномасштабное насту ние на тридцать южновьетнамских провинциальных столиц. Добившись полне внезапности, они захватили ключевые объекты в Сайгоне, подошли даже к территор посольства Соединенных Штатов и штаба генерала Уэстморленда. Древняя столица пала и оставалась в руках коммунистов в течение двадцати пяти дней.
В военном отношении, как теперь общепризнано, Тэт стал крупнейшим пор нием коммунистов39. В первый раз партизаны вышли из подполья и оказались в чены в непосредственные боевые действия. Решение произвести нападение в о циональном масштабе вынудило их бороться на полях сражений, чего °н
нормальных обстоятельствах всегда избегали. Превосходящая огневая мошь
Америки
смела почти всю партизанскую инфраструктуру, как это и предусматривали уст'^ наставления армии США. На всем протяжении имевших место после этого во^ ^ действий партизаны Вьетконга перестали быть эффективной боевой силой; по сражения велись теперь силами регулярных северовьетнамских войск. ой
В определенном смысле Тэт подтвердил абсолютную правильность америк ^ военной доктрины. Вынужденные разом все поставить на кон, коммунисты ДО участие в войне на истощение, столь желанной с точки зрения американско ^ гии. Возможно, потери их были гораздо большими, чем это приводилось в оф ^ ных сообщениях; а возможно, они рассчитывали на американскую готовнос переговоры, как на собственное спасение. хологй'
Тем не менее наступление в праздник Тэт превратилось в крупную пси ^ ческую победу Ханоя. Можно теперь меланхолично рассуждать, каким бы ст ие событий, если бы американские руководители усилили нажим на северовьетн
Вьетнам: на пути к отчаянию; Кеннеди и Джонсон
главные силы, лишившиеся партизанского щита. Если бы Америка на деле пошла ва-банк, вероятнее всего, Джонсону удалось бы добиться начала переговоров без каких-либо предварительных условий, а возможно, даже безоговорочного прекращения огня. Это подтверждается той быстротой, с которой — менее чем за семьдесят два часа — было получено согласие Ханоя на новое предложение о начале переговоров в сочетании с частичным прекращением бомбардировок на базе «формулы Сан-Антонио».
Однако американским руководителям все уже надоело, и вовсе не потому, что от них отвернулось общественное мнение. Опросы показали, что 61% американцев считали себя «ястребами», 23% — «голубями», причем 70% высказались в пользу продолжения бомбардировок. Группа, потерявшая выдержку, состояла из фигур самого что ни на есть истэблишмента, которые всегда неизменно поддерживали интервенцию. Джонсон созвал совещание руководящих работников предыдущих администраций, в большинстве своем «ястребов», включая таких твердокаменных политиков, как Дин Ачесон, Джон Макклой, Макджордж Банди и Дуглас Диллон. В подавляющем большинстве они рекомендовали прекратить эскалацию и начать демонтаж войны. С учетом отношения Ханоя, которое тогда до конца еще не было понято, это решение должно было стать началом поражения. Честно говоря, я тогда в общем и целом был согласен с группой «мудрецов», и это доказывает, что поворотные пункты гораздо легче распознать в ретроспективе, чем в момент, когда они наступают.
27 февраля 1968 года телевизионный комментатор Уолтер Кронкайт, достигший тогда вершины своего влияния, направил ударную волну на Белый дом, предсказывая неудачу:
«Теперь представляется более очевидным, чем когда бы то ни было, что кровавый опыт Вьетнама, должно быть, окончится тупиковой ситуацией. Лето почти наверняка будет застойным, и это завершится либо настоящими переговорами со взаимными уступками сторон, либо ужасающей эскалацией; но по каждому средству, при помощи которого мы должны будем производить эскалацию, враг в состоянии сравняться с нами...»
Последнее предположение заслуживает большого вопросительного знака; просто-напросто не может соответствовать истине, будто Северный Вьетнам является единственной страной за всю историю человечества, которой безразличен разумный подсчет выгод и рисков. Верно, однако, что у нее гораздо более высокий порог переносимых страданий, чем почти у любой другой страны, но такой порог все равно существует. И последнее, что действительно интересовало Ханой, — это переговоры на основе взаимных уступок. Но все же гипербола Кронкайта содержала в себе основной элемент истины: точка разрыва на прочность у Ханоя была гораздо выше по шкале, чем у Америки.
«Уолл стрит джорнэл», до того момента поддерживавший администрацию, также решил спешно покинуть корабль, задавая риторический вопрос, не превратил ли ход событий «наши первоначальные, вполне понятные и разумные цели в кашу?.. Если практически ничего не остается ни от нации, ни от правительства, то что же тогда следует спасать?» «Джорнэл» полагал: «Американский народ должен подготовить себя к тому, чтобы признать, если он этого еще не сделал, что существует перспектива обреченности вьетнамского дела в целом»42. 10 марта «Эн-би-си» провела специальную
20 Г. Киссинджер <глп
Дипломатия
программу по Вьетнаму, где быстро стал звучать всеобщий рефрен: «Отставляя в сто1-рону все прочие аргументы, надо признать, что настало время, когда мы должны решать, не является ли пустым занятием разрушение Вьетнаму ради его спасения»43. К этому хору 15 марта присоединился журнал «Тайм»: «1968 год довел до нашего сведения тот факт, что победа во Вьетнаме, или даже благоприятное для нас урегулирование, может оказаться просто не под силу величайшей державе мира»44.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |