Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации 44 страница

1402 Марочко В. I. «Торгсин»: Золота цша життя украшських селян у роки голоду (1932-1933). Украшьский кторичний журнал. 2003. № 3. стр. 90-103.

1403 Именно в Узбекистане располагался «штаб» Торгсина в Сред­ней Азии, поэтому архив Узбекистана включает и материалы по Туркмении, Таджикистану, Киргизии и Каракалпакии.

1404 Широков А.И. Дальстрой: Предыстория и первое десятилетие. Магадан, 2000; Nordlander David J. Magadan and the Economic

History of Dalstroi in the 1930s // Gregory Paul R. and Lazarev Valery, eds. The Economics of Forced Labor: The Soviet Gulag. Stanford, 2003.

1405 Мозохин Олег. ВЧК-ОГПУ. На защите экономической безо­пасности государства и в борьбе с терроризмом. М., 2004. В книге «За фасадом "сталинского изобилия"» я использовала ма­териалы ЭКУ ОГПУ для анализа рабочего снабжения, частного предпринимательства и «черного» рынка. Однако в моем иссле­довании архивные материалы ОГПУ/НКВД были хоть и важ­ным, но не основным источником информации.

1406 Дипломатические отношения между Советским Союзом и США были установлены в ноябре 1933 г.

¹⁴⁰⁷ Среди них федеральные: посольства, «Вигеаи of mines»,
«Director of the Mint»; а также частные: «American Bureau of
Metal Statistics».

¹⁴⁰⁸ Специальные работники посольства отслеживали информацию
в советских публикациях, в официальных выступлениях руко-
водителей страны и отрасли, собирали «оброненные» сведения
в неофициальных и частных беседах, просили поделиться ин-
формацией американских граждан, работавших в советской зо-
лотодобывающей промышленности, когда те заходили в посоль-
ство по своей надобности, обменивались данными с
посольствами других стран. Но даже работавшие долгие годы в
советской золотопромышленности американские инженеры не
знали общих объемов золотодобычи страны Советов.

1409 NARA. Decimal file 861. 6341/53. Memorandum «The Russian
Gold Industry; its Organization and Operations with Particular
Reference to the Gold Output in the Period 1913-1931 and to its
Plans for Future Development*; 861.6341/101. Memorandum
«Gold Production in the Soviet Union in 1937 and 1938».

14Ю Термин «Холокост» используется для обозначения системати­ческого преследования и массового истребления нацистами ев­реев в период 1933-1945 гг. Среди историков нет согласия в том, относить ли к жертвам Холокоста помимо евреев и людей других национальностей, пострадавших от репрессивных режи­мов, но в данном случае создатели видеоархива Института Фонда Шоа посчитали вправе включить в эту группу евреев, переживших голод в Украине в 1932-1933 гг.

Торгсин как феномен сталинизма

¹⁴¹¹ При Сталине понятие «сталинизм» существовало в СССР в значении творческого развития коммунистической идеологии. Провозглашалась триада преемственности: марксизм, лени­низм, сталинизм.

¹⁴¹² Заметьте, ни одно из этих слов в русском языке не имеет формы
женского рода!

1413 Arendt Hannah. The Origins of Totalitarianism. N.Y., 1951.

¹⁴¹⁴ Одним из лучших исследований «тоталитарной школы», в силу
богатства фактологического материала, является книга М. Файн-
сода. (Fainsod Merle. Smolensk under Soviet Rule. Cambridge,
Mass., 1958.)

¹⁴¹⁵ Теоретические построения Арендт также порой противоречили
здравому смыслу: в фатальной погоне за тотальным мировым
господством сталинизм не только приносил в жертву интересы
личности и национальные интересы своей страны, но и свой
собственный режим. В конечном итоге осуществление главной
цели тоталитарного режима - установление тотального контро-
ля над населением Земли - означало смерть тоталитаризма, так
как, согласно Арендт, он мог существовать только в атмосфере
нестабильности и хаоса.

¹⁴¹⁶ В распоряжении историков «тоталитарной школы» был так на-
зываемый Смоленский архив - документы Смоленского обкома
ВКП(б), захваченные немцами при оккупации Смоленска в
1941 г., а затем оказавшиеся в США. Другими источниками,
доступными западным исследователям в те годы, были интер-
вью советских эмигрантов и публикации в советской прессе.

¹⁴¹⁷ Поскольку в 1970-е и львиную долю 1980-х гг. негативная ар-
хивная информация о сталинском времени была засекречена,
«ревизионисты» вначале «открыли» социальную поддержку ре-
форм Сталина. Только с рассекречиванием российских архивов
появились работы о сопротивлении и неповиновении режиму.
Пример такой динамики дает сравнение ранних работ Шейлы
Фитцпатрик и Линн Виолы с их более поздними работами:
Fitzpatrick Sheila. Education and Social Mobility in the Soviet
Union 1921-1934. Cambridge, UK, 1979; Idem. Stalin's Peasants:
Resistance and Survival in the Russian Village after
Collectivization. N.Y., 1994; Viola Lynne. The Best Sons of the
Fatherland: Workers in the Vanguard of Soviet Collectivization.
N.Y., 1989; Idem. Peasant Rebels under Stalin: Collectivization and
the Culture of Peasant Resistance. N.Y., 1996; Idem. The Unknown
Gulag: The Lost World of Stalin's Special Settlements. N.Y., 2007.

¹⁴¹⁸ О судьбе и значении «ревизионизма» см. новую статью Шейлы
Фитцпатрик и материалы ее журнального обсуждения:
Fitzpatrick Sheila, Revisionism in Retrospect // Slavic Review.
Vol. 67. No. 3 (Fall 2008). О критическом осмыслении вклада
«ревизионистов» в изучение сталинизма, а также преемствен-
ности научных школ в изучении этого феномена и критике «нео-

тоталитаризма» см.: David-Fox Michael. On the Primacy of Ideology. Soviet Revisionists and Holocaust Deniers (In Response to Martin Malia) // Kritika. Vol. 5. No. 1 (Winter 2004). Эта статья представляет интерес особенно потому, что Дэвид-Фокс анализирует дебаты между представителями «тоталитарной школы» и «ревизионистами» в сравнении с изучением фран­цузской революции и нацизма в Германии, выявляя показатель­ные совпадения и различия научных школ.

¹⁴¹⁹ Подробный анализ результатов архивной революции для изуче-
ния российской истории см.: Davies R.W. Soviet History in the
Gorbachev Revolution. Bloomington, 1989; Idem. Soviet History in
the Yeltsin Era. L., 1997; Viola Lynne. The Cold War in American
Soviet Historiography an the End of the Soviet Union // Russian
Review. No. 61 (January, 2002). Критическое мнение о том, что
исследователи преувеличивают значение и достижения архив-
ной революции, высказал Стивен Коткин: Kotkin Stephen. The
State - Is It Us? Memoirs, Archives, and Kremlinologists//
Russian Review. No. 61 (January, 2002).

¹⁴²⁰ В российской историографии сталинизма «ревизионизм» не
был явлением лишь молодого поколения. Возможность крити-
ческого обсуждения советской истории 1930-х гг. позволила
именитым советским историкам старшего поколения откры-
то выступить с ревизией официальной истории. Особая роль
здесь принадлежит В.П. Данилову. Его более ранние работы
1960-х гг. следует считать предтечей российского «ревизиониз-
ма» периода архивной революции начала 1990-х.

¹⁴²¹ Slezkine Yuri. Arctic Mirrors: Russia and the Small Peoples of the
North. Ithaca, 1994; Kotkin Stephen, Magnetic Mountain.
Stalinism as a Civilization. Berkeley, 1995.

¹⁴²² По сути, «постревизионисты» тоже были ревизионистами, так
как выступили с пересмотром идей существовавших научных
школ. В научной литературе «постревизионистов» также име-
нуют «постмодернистами». Осознавая условность любых обоб-
щающих названий, я все же предпочитаю говорить о «постреви-
зионизме», так как историки нового поколения, хотя и
испытали сильное влияние идей постмодернизма, вряд ли мо-
гут считаться «постмодернистами» как таковыми. Об этом см.:
Mironov Boris. Has Postmodernism Come to Russia? Comments
on the Anthology «American Russian Studies» // Kritika. Vol. 4.
No. 1 (Winter 2003).

1423 Борис Николаевич Миронов характеризует смену научных на-
правлений в изучении российской истории как тезис («тота-
литарная школа») - антитезис («ревизионисты») - синтез

(«постревизионисты»). Он справедливо отмечает, что речь идет не о делении историков, а об изменении их взглядов во времени: историки, чьи более ранние работы принадлежали к «тотали­тарной школе» или «ревизионизму», в своих новейших иссле­дованиях в той или иной степени также испытывают влияние постмодернизма. В этом Миронов спорит с Майклом Дэ­вид-Фоксом, который в одной из своих статей классифициро­вал не исследования, а исследователей по их принадлежности к тому или иному поколению («отцы»-«дети»-«внуки»). При та­кой классификации историки старшего поколения, которые на­чали публиковать свои работы в 1950-1960-е гг., несмотря на последующее изменение их взглядов, так и остаются в числе приверженцев «тоталитарной школы». Дэвид-Фокс позже сог­ласился с замечаниями Миронова. Mironov Boris. Has Postmodernism Come to Russia?; Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Антология. Под ред. М. Дэ­вид-Фокса. В 2 т. Самара, 2000-2001; David-Fox М. On the Primacy of Ideology.

Исследования последних лет отмечены активным возобновле­нием интереса историков к роли идеологии в феномене стали­низма. Тогда как ветераны советологии остаются на позициях «тоталитарной школы» периода «холодной войны» (Service R., Comrades!: A History of World Communism. Cambridge, MA, 2007), «постревизионисты» в изучении роли идеологии и поли­тики в становлении и природе сталинизма учитывают выводы новой историографии конца XX - начала XXI в. (см. например.: Priestland D. Stalinism and the Politics of Mobilization. Ideas, Power, and Terror in Inter-war Russia. Oxford & N.Y., 2007). Дэ­вид-Фокс в ранее цитированной статье отметил новый подход к изучению идеологии, который предложили «постревизионис­ты»: необходимость ее изучения не только как набора офици­альных доктрин, а на уровне восприятия идеологии обществом и индивидуумом. По сути, речь идет о появлении нового на­правления исследований, которое можно назвать исторической идеологией. David-Fox М. On the Primacy of Ideology. Историографический анализ «постревизионизма» в изучении российской истории см.: Американская русистика; Mironov Boris. Has Postmodernism Come to Russia?; Kotkin Stephen. Modern Times: The Soviet Union and the Interwar Conjuncture// Kritika. Vol. 2. No. 1 (Winter 2001); Viola Lynne. The Cold War in American Soviet Historiography and the End of the Soviet Union // Russian Review, 61 (January, 2002). Статья Б. H. Миронова и сборники антологии «Американской русистики» не ограничи­ваются историографией сталинизма, а включают новейшие за­

падные исследования российской истории XVIII-XIX вв. Кро­ме того, их авторы рассматривают вопрос о том, в какой мере российские историки испытали влияние постмодернизма и можно ли говорить об интеграции современных западной и рос­сийской историографии.

М. Дэвид-Фокс видит одно из главных отличий «постревизио­низма» от предшествующих ему научных направлений в кон­цептуальном плюрализме. С его точки зрения, «тоталитарная школа» и «ревизионизм» сводили причинность лишь к одному фактору: первая научная школа изучала российскую историю через призму идеологии и политики, вторая - через влияние со­циальных сил, тогда как «постревизионизм» допускает сущест­вование многопричинности и отрицает примат какого-либо од­ного фактора. Дэвид-Фокс считает, что «постревизионизм» впервые в историографии истории России привел к расцвету многомерных концептуальных подходов. С этим мнением мож­но согласиться только на уровне сравнительного обобщения, ведь идеология и политика, которые изучала «тоталитарная школа», представляют разные предметы анализа и каждый име­ет свои собственные теоретико-методологические подходы. Что касается «ревизионизма», то, действительно, общество для него представляло главный предмет изучения, но методы его иссле­дования у «ревизионистов» различались. Не стоит также забы­вать, что «постревизионисты» получили гораздо более богатое научное наследство, чем историки «тоталитарной школы» или «ревизионисты». В целом историографический анализ Дэвид-Фокса страдает идеализацией «постревизионизма»: его критика ограничивается одним предложением (David-Fox Michael. On the Primacy of Ideology. P. 101).

Имеется в виду заинтересованность масс в построении нового общества и их вовлеченность в этот процесс. Идея о том, что сталинизм представлял попытку преобразова­ния, модернизации, звучала и раньше, но скорее как модерниза­ции отсталого типа. (См.: Lewin Moshe. The Making of the Soviet System: Essays in the Social History of Interwar Russia. N.Y., 1985). В «постревизионизме» видна тенденция отказаться от са­мого термина «модернизация», как продукта политизированной теории периода «холодной войны». Вместо этого исследователи предпочитают говорить о процессах развития современности («modernity»). Так, в понимании Коткина, «modernity» - это реальный тип современного общества, сложившийся в период между мировыми войнами XX в. и отмеченный развитием мас­совых процессов. В этом смысле Коткин говорит о множестве реально существовавших разновидностей современного общее ­

тва («modernities»). «Модернизация» же, в его понимании, явля­лась теоретическим построением. Коткин считает, что теория модернизации, которая появилась в период «холодной войны», преследовала идейно-политические цели: она противопоставля­ла развитие парламентской демократии и рыночной экономики традиционным (читай отсталым) формам организации общес­тва и служила альтернативой марксистскому видению общес­твенного развития «от феодализма через капитализм к комму­низму». Теория модернизации была ориентирована на развивающиеся страны «третьего мира». Она была призвана по­казать им, как коммунизм нарушил естественный исторический процесс, и указать правильное направление развития. Kotkin Stephen. Modern Times. P. 157.

Одним из таких исключений, например, являются работы исто­рика старшего поколения Моше Левина, которые показали эта-тизацию социальных институтов, то есть их ассимиляцию госу­дарством. Но, по Левину, вмешательство государства в дела общества было разрушительным, сеявшим хаос, в то время, как «постревизионисты» видят в государственном вмешательстве не только репрессии, но и прогрессивную созидательно-форми­рующую силу.

Коткин, например, считает, что параметры повседневной жизни определялись планами и намерениями государства. Люди жили и действовали в рамках системы, определенной решениями власти. Поэтому важно рассматривать повседневную жизнь не саму по себе, а в контексте «большой политики». Иными слова­ми, люди были активными игроками, но играли они на поле, па­раметры которого определялись решениями власти. Stephen Kotkin. Magnetic Mountain. P. 21-23.

Идея о том, что репрессивные режимы могут выполнять про­грессивную миссию (и наоборот), является центральным тези­сом огромной историографии теоретических исследований о современном государстве. Из новейших исторических исследо­ваний о рациональности социализма, например, писали Сергей Журавлев и Юкка Тронов в статьях «Власть моды и Советская власть: история противостояния» // Историк и художник. 2006. №1; 3; 2007. №1; Они же. Красота под контролем государства: особенности и этапы становления советской моды // Soviet and Post-Soviet Review. 2005. Vol. 32. No. 1.

В книге показано, что в период карточной системы первой по­ловины 1930-х гг. государство, не имея достаточных ресурсов, отказалось кормить всех и выбрало только тех, кого считало важным для осуществления своих стратегических планов. Ие­рархия государственного снабжения во многом определялась

вовлеченностью людей в индустриальное производство: инже­неры и рабочие, занятые на ведущих промышленных предприя­тиях, должны были получать лучшие пайки (не считая пра­вящей элиты). Уменьшением или полной остановкой государ­ственного снабжения власть наказывала своих реальных и мнимых врагов.

¹⁴³³ Хотя, как было показано в заключении «Торгсин - имя нарица-
тельное», с точки зрения руководства страны, клиенты Торгси-
на с их «мещанскими» ценными накоплениями относились не к
революционной эпохе современности и грядущему будущему, а
ушедшему времени капитализма в истории России. Этим отчас-
ти объясняется «эксплуататорская» миссия Торгсина и нерав-
нозначность обмена ценностей на товары.

¹⁴³⁴ До выхода книги «За фасадом "сталинского изобилия"» су-
ществовали лишь исторические исследования «черного» рынка
брежневских 1970 - 1980-х гг. См.: Gregory Grossman, ed., The
Second Economy in the USSR and Eastern Europe: A Bibliography//
Berkeley-Duke Occasional Papers on the Second Economy in the
USSR. 1990. Vo. 21.

1435 «Черный» рынок был частью более обширной сферы так назы­ваемых неформальных отношений, которые выходили за рамки подконтрольных государству, включая и многие некриминаль­ные институты, такие, как блат, например.

1436 Чередование фаз «красных атак на капитал» и допущения рын­ка было прекрасно показано в работах Бирмингемской школы и особенно Роберта Дэвиса. (Davies R.W. Crisis and Progress in the Soviet Economy, 1931-1933. L. 1996; Idem. The Soviet Economy in Turmoil, 1929-1930. Cambridge, Mass. 1989.) Однако старшее поколение экономических историков сталинизма уходит, а молодых - не видно.

¹⁴³⁷ Карл Маркс не оставил стройной теории социализма. В наброс-
ках его идей можно найти взаимоисключающие положения о
грядущем рае для пролетариата. Тем не менее в марксизме есть
несколько основополагающих положений, которые отцы-осно-
ватели высказывали относительно последовательно, и одно из
них - неприятие рынка, капитала. Таким образом, согласно
марксизму, рынок - это институт капиталистического строя.

1438 о влиянии плановой экономики на развитие рынка в СССР см. также: Hessler Julie. Culture of Shortages: A Social History of Soviet Trade, 1917-1953.

1439 Можно согласиться с Холквистом в том, что общее развитие СССР не было аномалией, то есть отклонением от «столбовой дороги» мирового прогресса, но в советском опыте тем не менее

было много аномалий. Одной из них, на мой взгляд, стало ги­пертрофированное развитие силовых структур, собиравших ин­формацию о населении, а также и то, что просветительская мис­сия государства по созданию нового общества и нового челове­ка обернулась массовым истреблением своих граждан. Holquist Peter. Information is the Alfa and Omega of our Work: Bolshevik Surveillance in its Pan-European Context // Journal of Modern History, 69 (September, 1997).

¹⁴⁴⁰ В этой статье Коткин пишет, что XX в. стал временем мобили-
зации народных масс и что в период между мировыми войнами
все ведущие страны мира, включая СССР, переживали схожие
процессы развития массового производства и массового потреб-
ления, массовой культуры, обширных программ социальной за-
щиты, вовлечения масс в политику и др. Kotkin Stephen.
Modern Times.

1441 История повседневности стала постоянной рубрикой в ежегод-
нике «Социальная история», который издает РОССПЭН. См.
также: Советская социальная политика 1920-х - 1930-х годов:
Идеология и повседневность. Отв. ред. П. Романов и Е. Ярская-
Смирнова. М., 2007; Андреевский Г.В. Повседневная жизнь
Москвы в сталинскую эпоху. 1920-1930-е. М., 2003; Журавлев
СВ. «Маленькие люди» и «большая история». Иностранцы
московского Электрозавода в советском обществе 1920-х -
1930-х гг. М., 2000; Fitzpatrick Sheila. Everyday Stalinism.
Ordinary Lives in Extraordinary Times: Soviet Russia in the 1930s.
N.Y., 1999; Общество и власть. Повествование в документах.
Отв. ред. А.К. Соколов. М., 1998; Stephen Kotkin, Magnetic
Mountain; и др.;

¹⁴⁴² Barnes Сох Randi. The Creation of the Socialist Consumer:
Advertising, Citizenship and NEP. Ph. D. dissertation. Indiana
University, 1999; Idem. All This Can be Yours! Soviet Commercial
Advertising and the Social Construction of Space, 1928-1956 //
Dobrenko Evgeny, Naiman Eric, eds. The Landscape of Stalinism.
The Art and Ideology of Soviet Space. Seattle, L., 2003; Барнз P.
Общественная психология в США и СССР в 20-30-х годах в
свете теории потребления // Вопросы истории. 1995. № 2;
Gronow Jukka. Caviar with Champagne. Common Luxury and the
Ideals of the Good Life in Stalin's Russia. Oxford, 2003; Hessler
Julie. A Social History of Soviet Trade; Osokina E. Consumi //
Dizionario Del Comunismo, Robert Service and Sylvio Pons, eds.
Giulio Einaudi Esitore: Turin, 2006; Randall Amy E. The Campaign
for Soviet Trade: Creating Socialist Retail Trade in the 1930s
Ph.D. dissertation, Princeton University, 2000; Idem. Legitimizing
Soviet Trade: Gender and the Feminization of the Retail Workforce

in the Soviet 1930s // Journal of Social History. Vol. 37. No 4 (Summer 2004); Idem. «Revolutionary Bolshevik Work»: Stakhanovism in Retail Trade // Russian Review, 59 (July, 2000); и др.

Универсальные процессы, развивавшиеся в мире торговли в XX в., включали, например, рост торговой сети и числа круп­ных магазинов, усовершенствование техники торговли, расши­рение ассортимента товаров и рост уровня потребления, инди­видуализацию вкуса, а также его унификацию, что вело к сглаживанию классовых, этнических и региональных различий в сфере потребления и др.

Большинство исследователей, однако, противопоставляют нэп и сталинские 1930-е гг. с точки зрения отношения государства к сфере потребления. Так, Рэнди Барнз на основе анализа рекла­мы выявила отличия подходов к потребительской культуре пе­риода нэпа и 1930-х гг. По ее мнению, в рекламе нэпа было больше революционности (классовый подход, идея полезности для общества, связь потребления с производством и т.д.), в то время как в 1930-е гг. реклама следовала западным канонам и стилю. Другой американский историк советской торговли Эми Рэндалл в своей диссертации также противопоставляет 1920-е и 1930-е гг. Она считает, что в период нэпа государство сделало немало для дискредитации розничной торговли и вещизма (consumerism), а в середине 1930-х гг., провозгласив развитие розничной торговли и культуры потребления важной частью построения социализма, вынуждено было их реабилитировать. Коткин также отмечает, что до середины 1930-х гг. руководство страны относилось с подозрением к обществу потребления, провозглашая своей целью построение общества производите­лей (industrial modernity), а не общества потребителей (consumer modernity).

Поражает время появления лозунга культурной социалистичес­кой торговли. В январе 1931 г. в СССР ввели карточную систе­му на основные продукты питания и продовольственные това­ры. Страна семимильными шагами двигалась к массовому голоду. Избранные (государством) группы населения получали скудные пайки из закрытых распределителей, в то время как большинство населения было оставлено на произвол судьбы. И именно в это время руководство страны говорит о культурной торговле! Хесслер не объясняет, чем было вызвано появление этого лозунга в такой драматический момент. Коммерчская торговля открылась летом 1929 г., когда прави­тельство выделило фонд сахара для продажи по повышенным ценам. Ассортимент коммерческих магазинов затем пополнился

всеми основными товарами. Первые образцовые универмаги появились летом 1933 г., с началом отступления массового го­лода. К середине 1930-х гг. «культурная социалистическая тор­говля» - как оаазис «доступной роскоши» - ограничивалась горсткой крупных показательных универмагов в столицах. Так, к концу 1935 г. в стране было всего лишь восемь всесоюзных об­разцовых универмагов, которые обеспечивали 3% розничной промтоварной торговли (Hessler Julie. A Social History of Soviet Trade. P. 205.)

¹⁴⁴⁷ Начало этой традиции положили работы Льва Троцкого и аме-
риканского социолога Николая Тимашеффа. (Троцкий Л.Д.
Преданная революция. М., 1991; Timasheff N. The Great Retreat:
The Growth and Decline of Communism in Russia. N.Y., 1946.)

1448 д_Жу_ЛИ Хесслер считает, что одобрение советским руководством ценностей потребительского общества в середине 1930-х гг. было своего рода продолжением революции, ведь она обещала рабочим лучшую, обеспеченную жизнь. Она отмечает, что прин­ципы рыночной (капиталистической) торговли не были чем-то новым ни для советского руководства, ни для общества -частная торговля существовала в России до революции и в 1920-е гг., во время нэпа. По ее мнению, новым в потребитель­ской политике 1930-х гг. были не сами рыночные (капиталисти­ческие) принципы торговли и потребления, перенесенные в со­ветскую систему, а их демократизация: сталинизм в потреб­лении и материальной культуре означал, что теперь каждый трудящийся мог купить предметы роскоши, доступные на Запа­де только буржуазной элите.

1449 Вместе с тем исследователи показали, что заимствование прин­ципов и техники торговли у Запада не мешало советскому руко­водству критиковать западное общество потребления. Для того чтобы показать некапиталистическую природу социалистичес­кой торговли и социалистического общества потребления, про­паганда подчеркивала значение контроля народных масс над торговлей, а также идею общественной и личной пользы торговли.

1450 общий сравнительный анализ развития программ социального обеспечения в ведущих странах мира в период между мировы­ми войнами см.: Kotkin Stephen. Modern Times.

¹⁴³¹ Подробно об этом см.: Gronow Yukka. Caviar with Champagne.

¹⁴⁵² См., например: Fitzpatrick Sheila. Becoming Cultured: Socialist Realism and the Representation of Privilege and Taste//Idem. Cultural Front: Power and Culture in Revolutionary Russia. Ithaca, N.Y., 1992; Volkov Vadim. The Concept of Kul'turnost// Fitzpatrick Sheila, ed. Stalinism: New Directions. N. Y., 2000;

Dunham Vera. In Stalin's Time: Middle-class Values in Soviet Fiction. Durham, N.C., 1990. Джули Хесслер тоже придержива­лась этой точки зрения, но позднее изменила свое мнение. См.: Hessler Julie. Cultured Trade: The Stalinist Turn towards Consumerism // Fitzpatrick Sheila, ed. Stalinism: New Directions. На ноябрьском пленуме ЦК в 1934 г., провозглашая отмену кар­точек и переход к «открытой торговле», Сталин также сказал: «В чем смысл всей политики отмены карточной системы? -Прежде всего в том, что мы хотим укрепить денежное хозяй­ство... вовсю развернуть товарооборот, заменив системой товарооборота нынешнюю политику механического распределе­ния продуктов. Мы стали на почву товарооборота. Вот основ­ной смысл предпринимаемой нами реформы». РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 2. Д. 536; Оп. 10. Д. 127. Л. 48-59.

ТАБЛИЦЫ

Скупка золота Госбанком за 1921-1928 гг.

Годы	Скуплено весового золота*, в Т	Российская золотая монета, в млн руб. по номиналу
у населения	в районах добычи	скуплено у населения	продано населению
1921-1.10.23	5,9	1,4		^^ ^**#*
1923/24**		U	8,4	5,6 v
1924/25**	0,97	8,4	11,4	10,5
1925/26**	0,4	9,9	2,0	32,1
1926/27**	0,4	4,1	1,7	0,02
1.10.27-1.3.28	0,3	1,1	0,4	-
Итого	11,4	26,6	27,5	59,6

Примечания:

В материалах Госбанка существуют расхождения между текущими годовыми рас­четами золотоскупки и обобщенными отчетными показателями за весь период нэпа. В большинстве случаев эти расхождения незначительны. Наиболее сущест­венным является расхождение данных о скупке золотых монет за период 1921-1.10. 1923 гг. Так, в соответствии с черновиком «Отчета по операциям скупки драгоцен­ных металлов», было куплено монет на сумму 1,9 млн руб. В таблице приведены наиболее поздние итоговые расчеты марта 1928 г. Данные округлены.

Источник: Справка «О движении золота в российской монете старого чекана за время с ноября 1921 г. по 1 марта 1928 года» и приложение к ней «Золото весовое и золото в инвалюте». Документы из архивного фонда Госбанка СССР до сих пор находятся на спецхранении.

* Скупка у населения включает украшения, бытовое золото и лом. Добытое золото представляет скупку Госбанка у государственных золотодобывающих предприятий, частных старателей и организаций.

** Хозяйственные годы, отсчет по которым велся с 1 октября. *** За неимением возможности разделить покупку золота у населения и покупку в районах добычи за время с 1 января 1923 г. до 1 октября 1924 г., таковая отнесена к покупке у населения.

**** В том числе, за ноябрь-декабрь 1921 г. скуплено монет на 60 тыс. руб.; за ян­варь-сентябрь 1922 г. скуплено монет на 1, 2 млн руб., продано на 2,2 млн руб.; за октябрь-декабрь 1922 г. скуплено монет на 0,6 млн руб., продано на 2,6 млн руб., за январь-сентябрь 1923 г. скуплено монет на 1,7 млн руб., продано на 6,6 млн руб.

Дата добавления: 2015-11-04