Руслан поглядел на часы и с удивлением обнаружил, что уже пять минут, как должно было начаться занятие. Он быстро пошел в сторону спортзала, но не удержался и, обернувшись, крикнул:
- Вить, ты пока сгоняй кого-нибудь из учеников за вазелином в аптеку! Дело-то нешуточное!
Витек в ответ прорычал нечто нечленораздельное.
***
На этот раз Юра не пошел в хлебный. Он миновал рынок и свернул к магазину «Огни Чулыма». Там он купил литр водки. Продавщица, женщина лет пятидесяти, полная, с огромным родимым пятном на левой щеке, отпуская товар, только посмотрела на Юру грустным взглядом, но ничего не сказала. Он был благодарен ей за это.
В отделе бытовой химии Юра долго стоял в задумчивости, изучая витрины.
- Вам подсказать что-нибудь? – спросила сидящая за прилавком молоденькая девушка, жующая жвачку. Ей явно не терпелось куда-то отлучиться, и застрявший в отделе небритый мужчина заставлял ее нервничать.
- Лезвия, - подумав, ответил Юра. – Обычные лезвия бритвенные есть?
- Кончились, - закатив глаза, произнесла девица. – Возьмите станок…
- Нет, спасибо, у меня уже есть станок.
- Ну, тогда ничем не могу помочь. Разве что вон, опасная есть.
Юра посмотрел на то место на витрине, куда девушка указывала наманикюренным ногтем и вздрогнул.
- Сколько? – тихо спросил он.
- Двести пятьдесят. Будете брать?
Юра кивнул. Пока девушка, бормоча что-то, протискивалась к нужной витрине, он отсчитал требуемую сумму и положил на фарфоровое блюдце с отбитым краем.
Пасмурный, неприятный день. Резкие порывы ветра. Под ногами сплошная каша. Осень - страшное время, когда умирает сама природа. Умирает, чтобы по весне вновь воспрянуть, не задумываясь о прошлом, не считая ушедших навсегда.
Пока Юра дошел до своего подъезда, он, как ему самому казалось, собрал на свои подошвы чуть ли не половину всего поселка. Туфли стали тяжелыми, они словно тянули его вниз, к этой земле, которая скоро покроется снегом. Поднимаясь по лестнице, Юра думал о долгих, бесконечно долгих зимних вечерах, наполненных только тишиной. Сколько таких вечеров он сможет пережить? Один? Два? Или несравненно больше? А Новый Год? От этой мысли Юра остановился и тихонько завыл, прислонившись к стене. Новый Год… Как радовался Сашка ёлке, дергал ее за лапы и пытался откусить голову игрушечному деду Морозу, стоящему под ней. А Катя в ослепительно красивом платье с блестками, с завитыми кудряшками волос смеется над попытками Юры спасти игрушку. Речь президента (да-да, мужик, конечно, этот год очень много значил для всех нас, и т. д., и т. п.), куранты, шампанское, брызги которого попадают на Катю. И потом он нежно собирал их языком, ведь Сашка уже час как спит в соседней комнате, иначе они не позволили бы себе такой вольности.
- Вам плохо? – раздался женский голос.
Юра открыл глаза и посмотрел на женщину, стоявшую несколькими ступенями выше. Несколько секунд он не узнавал ее, потом в голове словно отворилась некая дверь и пришло воспоминание: это же она, та женщина, чьи руки первыми коснулись его ребенка.
Юра опустил голову и, как мог быстро, прошел мимо женщины. Нашел ключ в кармане и, пытаясь попасть им в замочную скважину, с облегчением услышал удаляющийся звук шагов по ступенькам. Слава Богу.
***
В кухне на столе оставалась полупустая пачка сигарет, и Юра, только раздевшись, поспешил закурить. Заполнив легкие дымом, он достал стакан и, свернув пробку с бутылки, налил в стакан водку. Выпил, закурил. Как будто даже полегчало. Как будто воспоминания отдалились. Юра перевел дух и вытащил из пакета еще одно свое приобретение: коробочку с опасной бритвой. Он взял в руку бритву, открыл ее, осмотрел сияющее лезвие, тронул его пальцем и содрогнулся. Острая, как… как бритва. Нет, - Юра отодвинул от себя зловещий предмет, - никогда он не осмелится бриться этим. Никогда не решится поднести это к своему горлу. Обычные лезвия закончились, здесь их не достать, а поехать в город – все равно, что в другой мир. Как это можно себе даже вообразить?
- Наверное, придется отращивать бороду, - пробормотал Юра. – Только зря потратил деньги, которые мне теперь не нужны.
Алкоголь с никотином погрузили его в какое-то апатичное состояние, в котором не было места ничему резкому, острому, как опасная бритва. Мысли вновь крутились в пределах тесной кухонки, не бросаясь ни в прошлое, ни в будущее. Неожиданно Юра понял, что он может зайти в ту комнату.
Он покрутил эту мысль в голове. Удастся ли ему выдержать? Получится ли? Он залпом допил водку из стакана, потушил сигарету в банке с водой, которая от плавающих там окурков уже приобрела насыщенный коричневый цвет, и вышел из кухни. У двери в комнату Юра стоял около минуты. Он не знал, зачем идет туда, надо ли ему это. Знал только, что теперь он может это сделать. На вопрос «зачем?» ответа не было. Вернее, он был, но так далеко, так глубоко внутри, что извлекать его оттуда совсем не хотелось.
- Я иду, - шепнул Юра и толкнул дверь.
Если где-то в глубине души у него и была безумная надежда увидеть за дверью их, то он не позволил ей вылезти на поверхность. И не испытал жгучего, граничащего с безумием разочарования. Разумеется, комната была пуста. Благодаря стараниям Наташи, она выглядела даже опрятной, хотя до еженедельной уборки Катя не дожила одного дня… Ошарашенный этой мыслью, Юра замер на пороге. Наверное, впервые он, хотя бы мысленно, назвал вещи своими именами. Катя мертва. Саша мертв. Их больше нет. Как объяснял тот полицейский, нет даже их тел. Страшной силы взрыв уничтожил все, пламя сожрало трех человек: Катю, Сашу и неизвестного водителя автомобиля. От автомобиля тоже почти ничего не осталось – только обугленный кузов, вряд ли подлежащий идентификации.
Мертвы…
Юра медленно шел от двери к окну. Слева – кровать, на которой они иногда спали. Действительно редко, потому что кровать Сашки была рядом, а они по пальцам могли бы пересчитать те ночи, когда они просто ложились и засыпали. И те утра, когда они просто вставали и шли завтракать.
Справа – шкаф с одеждой. Когда-нибудь Сашка полюбит прятаться в нем, как и его отец в свое время. Полюбил бы… Уже не полюбит. Ничего и никого.
Уголок школьника и письменный стол, за которым Юра десять лет делал уроки. За которым он написал свое первое стихотворение. Которое послал однокласснице, не подписывая. А на следующий день, в школе, она, смеясь, читала это стихотворение подружкам. Больше Юра никогда не писал стихов.
Аккуратно застеленная кроватка Сашки. Пустая, теперь уже навсегда. Юра коснулся ее бортика и улыбнулся, вспомнив, как Сашка впервые встал в ней. Испугался, замахал ручками, шлепнулся на пятую точку и заревел. И как они, смеясь, утешали его, давали бутылочку с молоком…
Над кроваткой висела икона – изображение Иисуса. Это была идея Кати. Она очень сильно верила в Бога, в отличие от Юры. Катя всегда молилась перед сном, но не делала из этого обряд, не стояла на коленях. Юра привык засыпать под чуть слышный шепот ее молитв. Это звучало так по-детски наивно. И за это он еще больше любил ее.
- Здравствуй, бог, - тихо сказал Юра, глядя на икону. – Узнаешь? Это же я пришел. И почему нам не напиться?
Он рассмеялся, но от звуков этого смеха ему самому сделалось так жутко, что он прекратил. Спаситель спокойно смотрел на Юру.
- Верни их, - шепнул Юра. – Верни, а? Ты же сам понимаешь, что такого не должно было случиться. Это… бред, нелепость. Она ведь так тебя любила! А Сашка… Мы ведь даже не успели его покрестить. Почему ты допустил это?
Юра помолчал. Отвел взгляд, посмотрел в окно, на серый, безрадостный пейзаж, и снова уставился на икону.
- Я не помню никаких молитв, - говорил он. – Но зачем они? Для чего тебе раз за разом выслушивать одни и те же слова? Главное ведь вера, так? И я верю. Я верю в тебя. Верни их, пожалуйста. Я сделаю все, что угодно. Уйду в монастырь, чтобы никогда их больше не видеть. Лишь бы знать, что они живы. Хочешь, возьми меня вместо них, я умру с радостью. Только не молчи, бог. Не молчи!
Но бог молчал. Юра ждал ответа, глядя на икону, но с каждой секундой все острее понимал, что ждет напрасно. Он опустил голову.
- Знаешь, Иисус, - сказал он, - я теперь все понял. Я знаю, зачем купил эту бритву. Может, ты сам вложил ее мне в руки. Что ж, ладно. Но перед этим… Перед этим я должен как следует напиться. Потому что если я струшу, если вырвусь и стану звонить в «Скорую», это будет хуже, чем смерть. Гораздо хуже…
Он повернулся к Христу спиной и медленно вышел из комнаты. Прикрыл за собой дверь. Теперь он понимал, что должен делать.
***
«Привет. Просто пройти мимо и сказать: «Привет»! И улыбнуться!»
Дима набрал полные легкие воздуха и пошел вперед. В паре десятков метров, возле здания газировочного завода, стояли две его одноклассницы: Наташа и Лера. На Наташу Дима почти не смотрел, взгляд его был прикован к такому милому и прекрасному личику Леры. Он знал ее с первого класса. Видел, как она была белокурым ангелочком на новогоднем утреннике. Видел, как в седьмом классе ее волосы стали черными, а привычные платья, блузки и юбки сменили кожаные куртки с заклепками и рваные джинсы. Видел, как спустя год все вернулось на круги своя. Он все это видел, но никогда не испытывал никаких эмоций по этому поводу. Ему было все равно, у него были его обожаемые книги, а на все остальное ему было плевать. Но вот наступил последний, выпускной год. И все изменилось. Дима, как обычно, пришел первого сентября на линейку, и пропал. Он не мог вспомнить ничего. Не помнил даже, кто из его одноклассников таскал на плече первоклашку с колокольчиком. Он просто стоял и смотрел на Леру, как будто впервые увидел. А она ничего не замечала. Болтала с подругами, смеялась, загадочно улыбалась парням…
Осталась всего пара метров, они смотрят. Пора.
- Привет! – выпалил Дима и остановился, словно споткнувшись.
«Какой привет? – мысленно заорал он на себя. – Вы же сегодня утром виделись! Весь день сидели в одних и тех же классах!» Но было уже поздно.
Лера подняла на него удивленный взгляд. Наташа тоже посмотрела на него, потом на Леру, приподняла брови и, кажется, улыбнулась, но спрятала лицо, отвернувшись. Ну да, все, теперь он – посмешище…
- Привет, - низким приятным голосом отозвалась Лера. – Как дела?
Дима машинально приподнял пакет с продуктами.
- Вот, в магазин ходил, - сказал он, мечтая о быстрой и безболезненной смерти.
- А, - кивнула Лера. – Ну, молодец. Ясно.
-Ага, - ответил Дима. – Ну, пока?
- Давай, до завтра.
Он прошел мимо девушек в сторону своего дома. Голова у него разрывалась на части. Там шла война. Половина его разума кричала: «Ты идиот! Если ты и мог сделать свои шансы еще более ничтожными, то ты эту возможность использовал!» А другая половина в ответ пела и ликовала: «До завтра! Она сказала: «до завтра!»».
В таком состоянии Дима и не заметил, как мимо него пробежал Кирилл. В другое время он еще издали бы заметил его и в корне изменил маршрут – Кирилла он боялся до смерти – но сейчас ему было не до того.
- Чего это он? – спросила Лера, проводив взглядом Диму. – Блин, Кирилл прется. Давай отойдем.
Девушки пошли в сторону, противоположную аптеке. Их маневр удался: Кирилл за ними не последовал – видимо, на улицу его выманили закончившиеся шприцы.
- По-моему, все ясно, - улыбаясь, сказала Наташа.
- Ты про что? – Судя по хмурому лицу Леры, она думала о Кирилле.
- Про Диму.
- А-а-а. Зачитался мальчик, да.
- Да брось, Лерка! – Наташа забежала вперед и остановилась перед подругой, заглядывая ей в лицо. – Неужели не чувствуешь?
- Да что мне чувствовать-то? – Лера скривилась. – Объясни!
- Влюбился он в тебя, понятно?
- Чего?!
- Того! Он с первого сентября с тебя глаз не сводит. Кто это из вас еще зачитался – вопрос!
Лера смотрела на Наташу, широко раскрыв глаза.
- Блин, - сказала она. – Вот, блин. Этого счастья еще не хватало.
Впрочем, в ее тоне раздражения было не так много. Чувствовалось, что она как минимум польщена.
- Если пацан ведет себя, как дурак, значит, одно из двух: либо он дурак, либо влюбился. Димка – явно не дурак, - сказала Наташа.
- Ну и что мне с этим делать? – пожала плечами Лера.
Наташа посмотрела на неё с удивлением. Они к этому времени уже дошли до края поселка, развернулись и двинулись обратно.
- Ну, не знаю, - сказала Наташа. – Помоги ему. Видишь, как он стесняется. Попробуй поговорить, улыбайся чаще, а то ты вечно угрюмая, как…
- Нет! – Лера мотнула головой. – Нет, никаких разговоров.
- Лера, но почему?
- Я сказала: нет. Если ты так хорошо его понимаешь, то объясни ему, что я не хочу встречаться с убогим ботаником вроде него.
Наташа замерла.
- Лера, ты что? Ты никогда так не говорила!
- Ну, вот теперь говорю. Если не хочешь, чтобы я ему это сказала, объясни сама.
В молчании они вернулись к заводу и остановились. Лера окинула взглядом площадь, дом культуры, почту.
- Кого мы тут ждем? – спросила Наташа.
- Никого, - отрезала Лера. – Пойдем. Во дворе посидим. У тебя сигареты есть?
Девушки пошли прочь от заводика, пересекли площадь и скрылись за зданием дома культуры.
ГЛАВА 4
ТОЛЬКО ЭТОГО МАЛО
«Сорока-ворона кашу варила, деток кормила…» - вспомнил Юра, разглядывая свою руку. Когда-то давно, когда небо было безоблачно-голубым, мама играла с ним в эту игру, загибая ему пальцы. «Этому дала, этому дала…»
Он сжал ладонь в кулак и увидел, как набухли вены. Разжал пальцы, повернул ладонь тыльной стороной к себе. Гладкие костяшки, длинные, красивые пальцы. Рука человека, который никогда (ну, или почти никогда) не дрался.
Юра опустил руку в воду и откинулся на бортик ванны. Он прикрыл глаза. Торопиться было некуда. Все можно обдумать на тысячу раз. Возможно впервые за последнюю неделю он обрел абсолютную ясность мысли – несмотря на пол-литра водки, выпитые в течение часа. Остаток – еще полбутылки, - стоял на стиральной машинке, возле ванны. Бритва лежала там же.
- Должен ли я жить? – спросил себя Юра. И, подумав, ответил:
- Никому я ничего не должен.
Да, это было так. Он вдруг понял, что на этом свете его уже не держит ничего. Дети? Забудут о нем через год. Не такой уж он замечательный педагог. Руслан? Этот, может, будет помнить и дольше. Стас? У Стаса своя жизнь, они и не общаются почти. Юра усмехнулся, представив, какая гримаса появится на лице брата, когда он узнает, что Юра вскрыл себе вены в ванной. Да, этот определенно переживет утрату.
Было еще что-то, что крутилось у самой поверхности сознания. Наконец имя всплыло: Наташа! Юра покачал головой. Вот ей-то он совершенно не нужен. Он имел глупость дать девочке ложную надежду. Дурацкую надежду. И теперь должен вернуть все назад, пока не стало слишком поздно.
Юра взял с машинки бритву и раскрыл ее. Легкая, блестящая, острая… как бритва. Он перевел взгляд на левую руку, погруженную в воду. Сжал кулак, разжал, сжал снова. «Работаем кулачком, работаем!» - вспомнились ему понукания медсестры из военкомата.
- Пора, - шепнул он, и в тишине ванной комнаты его шепот прогремел, как гром.
Лезвие, послушное его ладони, нырнуло в воду и прижалось к запястью. Поперек. А надо бы вдоль. Вроде, говорят, так наверняка… Но Юру передернуло от этой мысли. Резать вену вдоль… У него просто не хватит воли довести до конца. Уж лучше одним махом вскрыть несколько вен. В воде рана не должна закрыться.
«Работаем кулачком, работаем!»
Он еще несколько раз с силой сжал и разжал кулак на левой руке и с шумом выдохнул. Правая рука судорожно дернулась и Юра почувствовал острую боль. Из-под бритвы, извиваясь, поплыла к поверхности тоненькая струйка крови. «Это не вена, - понял Юра. – Царапина. Продолжаем». Алкоголь делал свое дело. Не было страха, был только какой-то нездоровый интерес. Юра взял бритву покрепче и с нажимом полоснул.
- Боже! – вскрикнул он.
Юра не знал, что напугало его больше – острейшая боль или целое ярко-красное облако рванувшееся из его руки. Он рывком поднял руку и посмотрел на косой надрез из которого струилась кровь. «Жизнь! Это моя жизнь!» - думал он, чувствуя, как все быстрее и быстрее колотится сердце. И чем быстрее оно билось, тем скорее текла кровь. Юра потянулся к ране пальцами правой руки, надеясь как-то соединить ее края, прекратить все это… Но остановился. Закрыл глаза, перевел дыхание. Все получилось. Теперь нужно только мужество дойти до конца. Он опустил начавшую неметь руку в ванную и расслабился. В голове шумело, хотелось спать. Несмотря ни на что – хотелось спать. Юра приоткрыл глаза и увидел, что вода в ванне стала пунцовой. Как интересно… Раньше эта кровь была внутри него, а теперь обволакивает его тело снаружи…
Озадаченный этой мыслью, Юра закрыл глаза. Как же он устал… Теперь, быть может, получится отдохнуть. Воображение нарисовало картину: просторная белая комната. На полу сидит Сашка, одетый в белую майку и белые штанишки. Он играет в белые кубики. На белом диване лежит Катя в белом топике и белых леггинсах. Она манит его, и он идет, идет к ней, понимая, что и сам одет во все безукоризненно белое. Нет пятен крови. Нет боли, нет грязи. Он садится на диван, Катя приближается к нему. Их губы уже почти слились в поцелуе.
Если это и есть смерть, то быстрее, пожалуйста, быстрее! Почему она увернулась? Вспышка – «Лада Приора» влетает в автозаправку и пламя взрыва поглощает две фигурки… Катя жива, Сашка жив, он жив – потому что убил себя. С потолка свешивается белый шар – плафон, источающий белый свет. Но вдруг он наполняется кровью, и белую комнату заливает алым заревом. Становится все темнее, все краснее, все тяжелее дышать…
- Не смей! – это голос Кати. – Даже не вздумай! Забери Источник, пока это возможно.
- Я хочу к вам, - шепчет Юра.
- Ты никогда не будешь с нами, - холодно говорит Катя. – Потому что ты убил нас. Ты убил нас ради Источника. Так иди и забери его. Иначе все это вообще не будет иметь никакого смысла.
Комната погрузилась во тьму. Еще пару секунд Юра слышал, как где-то плачет Сашка, а потом обнаружил, что стоит во дворе дома, полностью одетый. Его легкие заполняет свежий ночной воздух. Юра машинально поднимает левую руку, и в мертвенном свете фонаря видит косой разрез на запястье. Оттуда медленно (очень медленно!) сочится кровь.
- Как я здесь очутился?
Вопрос повисает в воздухе. Голова работает ясно, как никогда. Юра смотрит на себя. На нем его плащ, под плащом – пиджак и сорочка. На нем джинсы и туфли. Когда он оделся? Как он смог сделать это с разрезом на руке? Осененный идеей, Юра проводит ладонью по волосам – они совершенно сухие.
- Как? – шепчет он.
- Иди! – долетает до него откуда-то издалека голос Кати. – Иди, дорогой. Ради всех нас, иди туда.
Юра не знает, куда ему нужно идти, но делает несколько неуверенных шагов. Он чувствует крепость асфальта под ногами, и она прибавляет ему уверенности. Его шаг становится тверже. Он выходит со двора и поворачивает направо. Шаг за шагом. Он идет по аллее и его окружают деревья. Темно и тихо. Ни одной живой души кругом.
- Ночь и тишина, - шепчет Юра. – Я слышу каждую звезду…
И, словно эти строки подталкивают его, он поднимает голову и смотрит на небо. Россыпь звезд. Бесконечно далеких, бесконечно молчаливых. Вот одна движется. «Это спутник», - так говорила мама. И маленький Юра покорно смотрел на маленькую звездочку, которая – спутник. Что бы это ни значило.
Звездочка становится больше, и Юра улыбается. Неужто падает? Нужно загадать желание… У него одно желание, и Юра не боится произнести его, пусть даже и шепотом.
- Верни их! – шепчет он. – Сделай так, чтобы все это было лишь сном. Верни их.
Звезда падает все стремительнее и стремительнее. Строго говоря, это уже не звезда, а нечто вроде метеорита – огромный огненный шар, а за ним – длинный шлейф пламени. Юра чувствует, как воздух теплеет. Он уже на окраине поселка, стоит и смотрит вверх, откуда несется нечто страшное, смертоносное. Откуда-то, словно из-под земли, доносится тоненький, словно бы детский, голосок.
- Убивай, - нежно поет он. – Ты ненавидишь их всех. Убивай. Они – стадо безмозглых баранов. Убивай их.
«Кто мог научить ребенка такой ужасной песне?» - думает Юра.
- Убивай. Все они – мрази, мешающие тебе жить. Убивай их.
Песня становится все громче, шар – все ближе. В какой-то момент Юра чувствует, как жар опаляет его брови. В глубине леса вспыхивают пожары. Сердце лихорадочно бьется, и согнутые пальцы левой руки быстро наполняются кровью. Жизнь вытекает из рук…
С оглушительным ревом гигантский шар пламени падает за деревьями. От грохота взрыва в домах вылетают стекла. Дрожит земля. Ярчайшая вспышка освещает само небо. А в следующую секунду все стихает. Ночь становится еще темнее – погасли фонари. И тишина. Никто не просыпается, не кричит, не матерится. Не слышно воя сирен. Никому нет дела.
Но вдруг Юра замечает какое-то движение слева от себя. Он поворачивает голову и видит девушку редкой, ослепительной красоты. Она идет с той же стороны, с которой пришел он. На ней белая вязаная кофта и юбка чуть выше колен. Юра с удивлением узнает в ней Лену, сестру Руслана. Странно, она ведь парализована. Лена с не меньшим удивлением смотрит на Юру. Она все ближе, уже приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но Юра вдруг срывается с места. Он перебегает дорогу и несется вглубь леса. Дорога эта хорошо ему знакома. Вот овражек, через который раньше были перекинуты две доски – он перепрыгивает его. Справа в свете звезд видна слегка утопленная в лесу скульптура: юноша и девушка держат над головами шар. Каждый год какой-нибудь юный художник подрисовывает парню письку фломастером, каждый год от статуй откалываются куски. А потом все это проходит, словно сам по себе зарастает бетон (ну, или из чего они там сделаны?). Юра помнит.
Он бежит вперед, к катку. Да, он еще помнит те времена, когда каток был катком, когда его заливали, работал прокат коньков, и вечерами там собиралась добрая половина поселка; играла музыка, кружились влюбленные пары… Им с Катей уже не довелось застать такого. Они просто приходили туда зимой, смотрели на большое поле, заваленное непролазным снегом. Все прошло.
По поваленным деревьям Юра понял, что бежит в правильном направлении. Многие деревья еще горели. Жар все усиливался, становясь нестерпимым. «Больше не могу!» - подумал Юра, и понял, что все кончено. Он выбежал на каток. Только теперь это место больше напоминало съемочную площадку фильма «Люди в черном». Практически посередине поля высилась огромная груда искореженного металла, объятая пламенем. Каждые несколько секунд что-то взрывалось – то тут, то там. Летели разноцветные искры.
Юра присел, чувствуя, как силы покидают его. Слишком много ушло крови. Слишком поздно уже что-то менять.
- Что ж, - негромко сказал Юра, - по крайней мере, я умру, увидев крушение инопланетного корабля.
- А может, это наш? Спутник долбанулся?
Юра повернул голову направо и увидел в трех шагах от себя бледного паренька. Он встречал его в Бору, неоднократно. Говорили, что парень плотно сидит на игле.
- Оставь меня! – простонал Юра. Его тошнило, голова кружилась все сильнее.
- Как вы оба здесь очутились? – раздался слева от него еще один голос.
Юра повернулся. Лена. Стояла, широко распахнув глаза, с огромным удивлением глядя то на Юру, стоящего на коленях, то на парня, что пришел вторым.
- За столько лет я.., - начала было Лена, но тут что-то особенно громко взорвалось, и все трое повернулись к погибшему кораблю.
- Что-то идет! – прошипел бледный парень. Казалось, он стал еще бледнее.
Юра практически терял сознание, все расплывалось перед глазами, но даже он видел, как из обломков выбралась высокая фигура, похожая на человеческую.
- Господи, - тихо сказала Лена.
Фигура сделала несколько шагов, остановилась. Юра заметил, как пламя отразилось в огромных черных глазах пришельца. «Сколько же в нем роста? – подумал Юра. – Метра два, наверное. Если не больше».
Очевидно, пришелец заметил троих наблюдателей, потому что двинулся в их сторону. Он ощутимо хромал на одну ногу, но все же двигался очень быстро. Юра отчаянным усилием сконцентрировал зрение и увидел, что шагал пришелец не так, как люди. Его ноги не сгибались в коленях. Они были словно из проволоки – легко гнулись в любом направлении, огибая валяющиеся обломки, сохраняя прямую траекторию движения. Обескровленный мозг Юры отказывался понимать, как происходит это движение. Высокая фигура словно плыла по воздуху, как человекоподобный осьминог, только щупалец было двое, и одно постоянно сбоило – пришелец кренился на один бок. «А может, до катастрофы у него и было восемь ног?» - подумал Юра. Он не испытывал ни страха, ни любопытства. Просто созерцал происходящее, как будто его заставили смотреть скучный фильм с предсказуемым финалом.
Фигура приблизилась к ним на расстояние полутора метров и остановилась. Пришелец был и похож и не похож на тех, что показывали в фильмах. Серо-зеленая голова была покрыта какими-то наростами. Тело не было обнажено, его обтягивала порванная во многих местах серебристая ткань. Через дыры виднелись раны, из которых текла на землю почти бесцветная жидкость.
На вытянутой голове пришельца прорезалось узкое отверстие. Из него донеслись рокочущие, шелестящие звуки. Пришелец пытался что-то сказать.
- Нам тебя не понять, друг, - прохрипел Юра. – Надо было брать с собой переводчика.
Глаза пришельца на миг словно заволокло туманом, он пошатнулся. Потом глаза вновь стали черными, опять появилась ротовая щель.
- Я умираю, - пророкотало существо.
- Боже мой, - прошелестел дрожащий голосок Лены.
Бледный паренек что-то лихорадочно бормотал. Должно быть, молился со сверхъестественной скоростью.
- Я тоже, - вздохнул Юра. – Не бойся, я тебя не оставлю. Ты сейчас, наверное, самое близкое для меня существо. Вместе веселее умирать, ты уж поверь…
- Сохранить, - сказало существо. – Сберечь. Спасти.
- Поздно, - покачал головой Юра. – Уже не…
- Гнев. Ярость. Ненависть. Злость.
- Эту стадию я как-то проскочил.
Пришелец замолчал, словно размышляя над услышанным, потом вдруг качнулся так, что устоял на ногах, только взмахнув руками для равновесия – типично человеческий жест.
- Забрать. Взять! Принять! – прокричал он. Его длиннопалая рука легла на грудь и провалилась внутрь, чтобы мгновение спустя появиться вновь, держа что-то ослепительно яркое, как маленькое солнышко. – Беречь! Хранить! Страх и смерть искать ярость!
В его голосе сквозило такое земное отчаяние.
Пришелец сделал шаг по направлению к бледному парню, стоящему справа от Юры. Тот шарахнулся.
- Убери от меня эту хрень! – крикнул он.
Пришелец не стал его уговаривать. Он шагнул к Лене, протягивая ей сияющее нечто размером с два кулака. Но и Лена отступила, протестующе выставив руки перед собой.
- Хранить, - чуть слышно пролепетал пришелец. – Беречь…
Он медленно повернулся к Юре, еще раз покачнулся, на этот раз припал на согнутую ногу и встать уже не смог.
- Взять, - сказал он, подползая к Юре. – Спасти!
Юра протянул окровавленную руку. Почему бы и нет? – думал он. Раз уж для него это так важно. Но пришелец не положил солнышко ему в руку. Он подполз еще ближе и резким движением вдавил его в грудь Юре. Тот ощутил нестерпимое жжение, распространившееся от груди по всему телу. На какой-то миг он почувствовал, как светится каждая клетка его тела, каждая мысль, каждое воспоминание. И все это сопровождалось дикой, нестерпимой болью.
«Вот и все», - подумал Юра.
- Беречь, - прошептал пришелец и упал на землю перед Юрой. Жизнь определенно оставила его.
В ту секунду, когда жар в теле стал испепеляющим, Юра закричал.
***
- Твою мать! – заорал он и вскочил на ноги. С него ручьями лилась ярко-красная вода. Из зеркала смотрело страшное, дикое, смертельно бледное лицо с абсолютно безумными глазами.
- Ах, ты мразь! – стиснув зубы, прошипел Юра.
Он, не задумываясь, сжал в кулак правую руку и, размахнувшись, ударил в зеркало. Руку пронзила боль, зеркало разлетелось на сотню осколков.
- Я тебе покажу, - шипел Юра, выбираясь из ванны. – Сдохнуть захотел? Давай, щенок, попробуй!
Ноги подкашивались, но какая-то иррациональная ярость тащила Юру за собой. Врезаясь в стены и косяки, он вышел из ванной, добрался до залитой лунным светом кухни, оторвал с петлями дверцу шкафчика с лекарствами, почти повиснув на ней, и смахнул на пол все содержимое.
- Сейчас я покажу тебе, как умирать, говно, - прошептал он, опускаясь на колени.
Бинт он нашел сразу. Оторвал приличный кусок, сложил его в несколько раз и положил на рану. На белом фоне моментально проступили красные пятна, но Юра не обратил на это внимания. Он прижал к руке подбородком край бинта и стал наматывать его на место разреза.
- На вену – повязка, на артерию – жгут, - пробормотал Юра. – Вроде, все правильно…
Он оторвал бинт, заправил его край под плотно намотанные слои и еще раз осмотрел разбросанные лекарства. В глаза бросилась блестящая упаковка таблеток железа, которые Катя пила во время беременности. Юра не стал смотреть на срок годности. Просто разодрал упаковку, уронив на пол оставшиеся семь таблеток, потом собрал их и закинул в рот. Разжевал, проглотил.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |