Я выжидательно смотрю на Люка — но он так и не отрывает взгляда от окна.
— В этой книжке говорится, что мы должны выяснить, что мы за пара, — наседаю я. — Юные Любовники или Осенние Компаньоны?
Люк не слушает. Ладно, поищу примеры повыразительней. На глаза попадается заголовок «Свадьба летней порой» — как раз к случаю.
— «Как летней порой расцветают розы, так расцветает и моя любовь к тебе. Как парят белоснежные облака в вышине, воспарит и любовь моя», — читаю я вслух.
И морщусь. Нет, это вряд ли. Перелистываю еще несколько страниц, пробегаю их глазами.
«Ты провел меня по тернистому пути реабилитации…»
«Хотя ты осужден за убийство, любовь наша будет светить как маяк…»
— Ты только посмотри! — оживляюсь я. — Для влюбленных в высшей школе. «Наши взоры встретились на занятиях по математике. Ведали ли мы, что путь от тригонометрии ведет к матримонии?»
— Наши взоры встретились на многолюдной пресс-конференции, — прерывает молчание Люк. — Ведали ли мы, как расцветет наша любовь, когда я объявил о потрясающей новой серии трастовых фондов, поставляющих в развивающиеся европейские компании мониторинговое оборудование по фиксированным ценам и с дисконтными премиями в течение всего первого отчетного периода?
— Люк…
Ну хорошо. Может, это не лучшее время для обетов. Я закрываю книгу и озабоченно смотрю на Люка.
— Все нормально?
— Абсолютно.
— Волнуешься за Майкла? — Я дотрагиваюсь до его руки. — С ним все будет отлично, честное слово. Ты сам слышал, что он сказал.
Некоторое время мы молчим, наконец Люк поворачивает голову.
— Пока ты была в комнате для посетителей, — медленно произносит он, — я встретил родителей парня из соседней палаты. У него на прошлой неделе случился сердечный приступ. Знаешь, сколько ему лет?
— И сколько? — спрашиваю я с опаской.
— Тридцать три.
— Ты серьезно? Какой ужас! Люк всего на год моложе.
— Он занимается сбытом облигаций, кажется. Весьма успешно. — Люк глубоко вздыхает. — Как тут не призадуматься. Обо всем, что ты делаешь в своей жизни.
— М-да… — Такое чувство, будто я бреду по скорлупе. — Как не призадуматься.
Люк никогда не говорил так. Обычно, стоит мне завести разговор о жизни и смерти — что, прямо скажем, случается редко, — он либо отмахивается, либо обращает все в шутку. И никогда Люк не признавался, что сомневается в смысле своей жизни. Как я хочу подбодрить его — но боюсь, что брякну что-нибудь не то и только добью его.
И вот он снова молча смотрит в окно.
— О чем ты думаешь? — кидаю я пробный шар.
— Не знаю, — после паузы отвечает Люк. — Просто в такие моменты на все смотришь иначе.
Наши глаза встречаются, и на миг возникает чувство, будто я вижу его потаенную суть — то, что обычно скрыто от меня. Люк сейчас мягче, тише — и полон сомнений, как любой другой.
Потом Люк моргает — и будто закрывается крышка объектива. Снова в норме. Деловой. Уверенный в себе.
— Как бы там ни было, я рад, что между нами с Майклом все уладилось, — произносит он и отхлебывает воды из захваченной в дорогу бутылки.
— И я рада.
— Наконец он согласился с моим мнением. Реклама, которую мы получим благодаря фонду, принесет колоссальную пользу компании. Не имеет значения, что благотворительностью занимается моя мать.
— Да, — нехотя бормочу я, — пожалуй.
У меня мет ни малейшего желания беседовать о матери Люка, так что я снова раскрываю книгу клятв.
— А вот послушай, для Вихреподобного Романа: «Мы повстречались час назад, но я уже знаю, что буду любить тебя вечно…»
На Центральном вокзале столпотворение. Люк идет в зал ожидания, а я направляюсь к киоску, чтобы купить леденцов. Прохожу мимо стенда с газетами — и застываю. Погодите. Это еще что?
Я возвращаюсь назад и таращусь на «Нью-Йорк таймс». Прямо наверху, там, где шапки главных тем, — маленькая фотография Элинор.
Хватаю газету и быстро отыскиваю нужную страницу.
Вот и заголовок: «КАК ПОБОРОТЬ УСТАЛОСТЬ МИЛОСЕРДИЯ». И фотография: Элинор, с тщательно выверенной улыбкой, стоит на ступенях какого-то большого здания и протягивает чек мужчине в костюме. Я озадаченно пробегаю глазами текст под заголовком: «Элинор Шерман с боем преодолела апатию, чтобы достать деньги на дело, в которое она верит».
Разве вручать чек на снимке должен был не Люк?
Быстро просматриваю статью — ищу хоть какое-нибудь упоминание о «Брендон Комыони-кейшнс». О Люке. Но вот добираюсь до конца страницы — а его имя так и не появляется ни разу. Будто он здесь и ни при чем.
После всего, что он для нее сделал. Как она могла с ним так поступить?
— Что это?
Я подскакиваю, услышав голос Люка. На миг возникает желание спрятать бомбу под пальто. Но это бессмысленно, верно? Рано или поздно он все равно узнает.
— Люк… — Я колеблюсь, а потом разворачиваю газету так, чтобы он видел.
— Это мама? — Вид у Люка изумленный. — Она мне ничего не говорила. Дай взглянуть.
— Люк… Там нет ни слова о тебе. Или о компании.
С содроганием смотрю, как он шарит глазами по странице, как на лице его проступает ошеломление. День и без того выдался слишком тяжелый — не хватало только узнать, что через тебя перешагнула собственная мать.
— Она тебе хоть говорила, что дала интервью?
Люк не отвечает. Он вытаскивает мобильник, набирает номер и ждет несколько секунд. И огорченно вскрикивает:
— Забыл! Она же в Швейцарии.
Я и сама забыла. Элинор опять поехала «проведать друзей» перед свадьбой, На этот раз на целых два месяца — значит, проделает все по полной программе. Интервью она, видимо, дала перед отъездом.
Я пытаюсь взять Люка за руку — он не реагирует. Один бог знает, о чем он думает.
— Люк… может, есть какое-то объяснение…
— Забудем.
— Но…
— Просто забудем. — От голоса Люка я вздрагиваю. — У нас был долгий, трудный день. Поехали домой.
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ РЕБЕККИ БЛУМВУД
Я, РЕБЕККА ДЖЕЙН БЛУМВУД, сим выражаю свою последнюю волю.
ПЕРВОЕ. Сим я отменяю все прежние волеизъявления и завещания, мной сделанные.
ВТОРОЕ, (а) Я отдаю и завещаю СЬЮЗАН КЛИФ-СТЮАРТ мою коллекцию обуви, все мои джинсы, мою дубленку, всю мою косметику, за исключением помады «Шанель», красную сумочку от Кейт Спейд*, мое серебряное кольцо с лунным камнем и картину с двумя слонами.
(б) Я отдаю и завещаю моей матери ДЖЕЙН БЛУМВУД все остальные мои сумочки, помаду «Шанель», все мои драгоценности, белое ватное одеяло из «Берниз», вафельный халат, замшевые подушки, венецианскую вазу, коллекцию десертных ложечек и наручные часы от «Тиффани»**.
(в) Я отдаю и завещаю моему отцу ГРЭХЕМУ БЛУМВУДУ мои шахматы, все компакт-диски с классической музыкой, которые он дарил мне на Рождество, сумку для пикников от Билла Амберга, титановую настольную лампу и незаконченную рукопись моей книги «Руководство по управлению личными финансами», все права на которую переходят к нему.
(г) Я отдаю и завещаю моему другу ДЭННИ КОВИТЦУ все мои старые номера британского «Вог»***, маникюрный набор, хлопчатобумажную куртку и соковыжималку.
(д) Я отдаю и завещаю моей подруге ЭРИН ГЕЙЛЕР мой кашемировый джемпер, вечернее платье от Донны Каран, все мои платья от Бетси Джонсон и заколки от Луи Вуиттона.
ТРЕТЬЕ. Я завещаю все свое оставшееся имущество, в чем бы оно ни состояло, кроме одежды, найденной в дорожных сумках на дне гардероба****, ЛЮКУ ДЖЕЙМСУ БРЕНДОНУ
* если она не предпочтет новую сумку DKNY с длинными ручками.
** и еще брелок от «Тиффани», который я потеряла, но он должен быть где-то в квартире.
*** плюс все остальные журналы, которые я за это время куплю.
**** от которых надлежит избавиться потихоньку, тайком.
Нелегкое время.
А если честно — жуткое. После этого интервью в газете Люк совершенно замкнулся в себе. О случившемся он не говорит, атмосфера в доме все напряженней, и как с этим быть, я не знаю. Несколько дней назад попробовала купить успокаивающие ароматизированные свечи, но они воняли исключительно стеарином. Вчера занялась фэн-шуй — переставляла мебель, чтобы сделать дом гармоничным. Но Люк вошел в гостиную как раз в тот момент, когда я засандалила ножкой дивана по проигрывателю DVD, так что желаемого эффекта я не достигла.
Как бы я хотела, чтобы Люк доверился мне — как в «Бухте Доусона»[12]. Но стоит мне сказать: «Ты не хочешь поговорить?» — и похлопать по дивану, он, вместо того чтобы ответить: «Да, Бекки, мне надо поделиться с тобой некоторыми переживаниями», или просто не обращает па меня внимания, или торопливо заявляет, что у нас кончился кофе.
Я знаю, что Люк пытался дозвониться до матери, но пациентам в этой дурацкой швейцарской клинике запрещено пользоваться мобильными телефонами. И еще я знаю, что сотрудница, которую перевели в фонд Элинор Шерман, снова трудится в «Брендон Комыоникейшнс». Впрочем, стоило мне заикнуться на эту тему, как Люк ушел от разговора. Будто не мог заставить себя признать случившееся.
Единственное, с чем сейчас все в порядке, — это приготовления к свадьбе. Мы с Робин несколько раз встречались с дизайнером. Его придумки по оформлению зала — просто фантастика! А потом мы еще дегустировали десерты в «Плазе», и я чуть не потеряла сознание от изобилия восхитительных пудингов, и пирожных, и шампанского. Официанты были сама почтительность, и чувствовала я себя как принцесса…
Но если совсем честно — даже со свадьбой все не так чудесно и безмятежно, как следовало бы. Даже когда мне подносили на золоченой тарелке печеные персики с фисташковым муссом и анисовыми бисквитами, чувство вины донимало меня, как солнце, ранним утром забирающееся под одеяло.
Когда я выложу все маме, мне станет гораздо легче.
Не то чтобы мне есть за что себя грызть. Я ведь все равно ничего не могла поделать, пока они были в Озерном крае, верно? Только законченная эгоистка станет отравлять родителям отдых. Но завтра они вернутся. И вот что я сделаю: позвоню маме и очень спокойно скажу, что действительно высоко ценю все, что она сделала, и пусть не считает меня неблагодарной, но я решила…
Нет. Мы с Люком решили.
Лучше не так. Что Элинор любезно предложила… И мы решили принять…
Черт. Внутри все переворачивается при одной мысли об этом.
Ладно, не стоит изводить себя раньше времени. Не собираюсь же я выступить с отрепетированной, напыщенной речью, Гораздо лучше, если все получится спонтанно и непринужденно.
Когда я прихожу в «Берниз», Кристина разбирает вечерние жакеты.
— Привет! Ты подписала для меня письма?
— Что? — рассеянно переспрашиваю я. — Ой, извини. Забыла. Сегодня же подпишу.
— Бекки? — Кристина внимательно смотрит па меня. — У тебя все хорошо?
— Все прекрасно! Просто… сама не знаю. Свадьба…
— Я вчера видела Индию из ателье для новобрачных. Она сказала, ты отложила платье у Ричарда Тайлера?
— Так и есть.
— Но я поклясться готова, что позавчера ты говорила Эрин о платье от Веры Вонг.
Я отвожу взгляд и тереблю молнию на сумке.
— Понимаешь, я присмотрела не одно платье.
— А сколько?
— Четыре… — Вовсе необязательно докладывать о пятом, из «Кляйнфелд».
Кристина заливается смехом.
— Бекки, больше одного платья ты надеть все равно не сможешь! В конце концов придется остановиться на одном-единственном, ты же знаешь!
— Знаю, — произношу я слабым голосом и ныряю в свою примерочную, прежде чем Кристина успевает сказать еще что-нибудь благоразумное.
Первая моя клиентка сегодня — Лорел. У них намечается корпоративный уик-энд, стиль одежды — «небрежный». А по понятиям Лорел, «небрежный» — это тренировочные штаны и футболка.
— Выглядите дерьмово, — объявляет она, едва переступив порог, — Что стряслось?
— Ничего! — Я жизнерадостно улыбаюсь. — Просто я сейчас немного перегружена.
— Разборки с матерью? Что такое?
— Нет… — осторожно произношу я. — А почему вы так решили?
— Это в порядке вещей, — говорит Лорел, сбрасывая пальто. — Все невесты цапаются со своими матерями. Если не из-за церемонии, так из-за цветов. Я в свою запустила чайным ситечком: она без спросу вычеркнула из списка приглашенных трех моих друзей.
— Правда? Но ведь потом все уладилось?
— Мы пять лет не разговаривали.
— Пять лет? — Я смотрю на Лорел расширенными глазами. — Из-за какой-то свадьбы?
— Бекки, свадьбы какими-то не бывают. — Лорел берет кашемировый свитер. — Какая красота.
— Да, — бормочу я рассеянно. А вот теперь мне действительно тревожно.
Что, если мы поссоримся с мамой? Вдруг она по-настоящему оскорбится и объявит, что больше не желает меня видеть? Вот у нас с Люком уже дети, но бедняжки навеки отлучены от бабушки с дедушкой. На каждое Рождество бедные малыши готовят подарки для бабушки и дедушки Блумвудов — просто так, на всякий случай, но подарки так и остаются под елкой, нераспакованные, и мы тихонько убираем их, и однажды самая младшенькая спрашивает: «Мамочка, а почему бабушка Блумвуд нас ненавидит?» — а я сглатываю слезы и говорю: «Дорогая, она не ненавидит нас. Просто она…»
— Бекки? Что с вами?
Я возвращаюсь в день нынешний и обнаруживаю, что на меня с участием смотрит Лорел.
— Вы совсем на себя не похожи. Может, вам стоит отдохнуть?
— Все отлично! Правда. — Я вооружаюсь профессиональной улыбкой. — Вот… юбки, которые я подыскала. Давайте попробуем эту бежевую с белой блузкой…
Лорел меряет то одно, то другое, а я киваю и комментирую невпопад, потому что мысли мои по-прежнему заняты мамой. Кажется, я настолько углубилась в эту неразбериху, что совсем утратила чувство реальности. А вдруг она психанет, когда узнает про чертову «Плазу»? Или не психанет? Как тут угадаешь!
Взять хотя бы Рождество. Я думала, маму сразит то, что мы с Люком не приедем к ним на Рождество, и я целую вечность набиралась храбрости, чтобы ей это выложить. А мама, к моему изумлению, отнеслась к новости вполне безмятежно — сказала, что они с отцом чудесно проведут праздник с Дженис и Мартином и мне не из-за чего беспокоиться. Может, и в этот раз получится так же? Объясню ей все, а она ответит: «Конечно, дорогая, не будь глупышкой и выходи замуж там, где тебе захочется».
Или ударится в слезы, причитая, что я ее обманула, и как я могла, и объявит, что, пока жива, порог «Плазы» не переступит.
— …я получаю по почте. Эта сучка на меня в суд подала! Можете этому поверить? Она подала в суд на меня!
Голос Лорел проникает в мое сознание, и там словно срабатывает сигнал тревоги. Я поднимаю голову и вижу, как Лорел тянется к платью из тонкой материи, — я включила его в вечерние наряды.
— Ей, видите ли, нанесен моральный и физический ущерб! Представляете, каковы нервы у этой твари?
— Лорел! — Я в легкой панике. — А почему бы вам не померить это платье чуть позже?
И беспомощно озираюсь по сторонам: нужно подсунуть ей что-нибудь прочное. Вроде твидового пальто или лыжного костюма. Но Лорел меня игнорирует.
— По мнению ее адвокатов, я препятствую ее основному человеческому праву любить персону, которую она выберет. Она жалуется на немотивированную агрессию с моей стороны. Каково! Немотивированная агрессия! — Лорел запускает ногу в горловину платья так, будто лягает белобрысую пассию мужа. — А я могла не быть агрессивной? Она украла моего мужа. Украла мои драгоценности. Чего она ждала? — Она натягивает рукав на плечо, и я вздрагиваю при звуке рвущейся ткани. — Я заплачу, — добавляет Лорел без паузы.
— Она украла ваши драгоценности? — переспрашиваю я. — То есть как?
— Наверняка я вам говорила. Нет? Вещи стали пропадать с того времени, как Билл повадился водить ее к нам в квартиру. Изумрудная подвеска, доставшаяся мне от бабушки. Пара браслетов. Конечно, я и понятия не имела о том, что происходит, — решила, что это я все теряю. А когда все выяснилось, до меня дошло. Конечно, это она!
— А можно было что-нибудь сделать? — Я ошарашена.
— О да! Я вызвала полицию. Пришли, поспрашивали ее кое о чем, обыскали квартиру. Но ничего не нашли. Как и следовало ожидать. — На губах Лорел появляется странноватая улыбка. — А потом Билл все узнал. Он просто взбесился. Отправился в полицию и сказал… я не знаю, что именно он им сказал. Но в тот же день мне позвонили и заявили, что закрывают дело. Естественно, решили, что я — одержимая местью брошенная женушка. И были правы.
Лорел застегивает пуговицы, неотрывно смотрит на себя в зеркало, и оживление на ее лице угасает.
— Знаете, я ведь все время надеялась, что он опомнится, — тихо говорит она. — Думала, его хватит на месяц. Ну, на два. Потом он на коленях приползет обратно, и я выставлю его, а он приползет снова, и мы поскандалим, но в конце концов… — Лорел вздыхает. — Но нет. Он не вернется.
Наши взгляды встречаются в зеркале, и внезапно меня охватывает негодование.
— Мне нравится платье, — добавляет Лорел уже более бодрым голосом. — Не рваное, разумеется.
— Я принесу другое.
Выхожу из нашего отдела и отправляюсь к вешалкам с платьями. Еще довольно рано, в магазине почти пусто. Но, пока я ищу новое платье размера Лорел, в поле зрения внезапно попадает знакомая фигура. Удивленная, я оборачиваюсь — но фигура уже исчезла.
Странно. Наконец я нахожу платье и подбираю подходящую накидку. Поворачиваюсь — и снова вижу…
Да это Дэнни! Какого черта он делает в «Берниз»? Подхожу ближе. Глаза у него налиты кровью, волосы растрепаны, взгляд дикий.
— Дэнни! (Он подскакивает.)Ты что здесь делаешь?
— Ой! — Дэнни отводит глаза. — Ничего. Просто… пасусь.
— У тебя все нормально?
— Прекрасно! Все прекрасно. — Дэнни косится на часы. — А ты, как я понимаю, в делах по горло?
— Даже выше, — с сожалением говорю я. — Меня ждет клиентка. А то выпили бы кофе.
— Да нет. Все отлично, — бормочет Дэнни, — Ты иди, иди. Попозже увидимся.
Немного озадаченная, я возвращаюсь в примерочную.
Лорел решает купить платье и еще пару вещиц. На прощание она крепко обнимает меня.
— Не позволяйте свадьбе выбить вас из колеи, дорогая. И меня не слушайте. У меня искаженный взгляд на вещи. Я знаю, вы с Люком должны быть счастливы.
— Лорел… — я тоже с чувством обнимаю ее, — вы самая лучшая!
Лорел и вправду замечательная. Попадись мне только этот тупица, ее муж, — уж он у меня получит.
После ухода Лорел я проверяю свое расписание. До прихода следующего клиента целый час, значит, можно слетать в отдел товаров для новобрачных и еще раз взглянуть на мое платье. Определенно, либо это — либо от Веры Волг. Или от Трейси Конноп.
Точно — одно из трех.
Выхожу в зал и останавливаюсь как вкопанная. Дэнни топчется у вешалок с топиками. Чего ради он до сих пор здесь околачивается? Я уже готова позвать его посмотреть мое платье, а заодно пропустить по чашечке капуччино. И тут, к моему изумлению, Дэнни озирается по сторонам, украдкой наклоняется и вытаскивает что-то из своей холщовой сумки. Футболка с блестящими рукавами — на плечиках! Дэнни засовывает ее в ряд шмоток и лезет за следующей.
Я смотрю на него в полном остолбенении. Что он затеял?
Дэнни снова оглядывается, а потом выуживает из сумки маленькую глянцевую табличку и цепляет ее над вешалкой.
Что за чертовщина?
— Дэнни! — Я направляюсь к нему.
— А?! — Дэнни подпрыгивает от неожиданности, потом разворачивается и видит меня. — Господи, Бекки! Тише!
— Ты что вытворяешь с этими футболками? —шиплю я.
— Поставляю сам себя.
— Что значит — поставляешь сам себя? Дэнни дергает головой в сторону глянцевой таблички. Я читаю и не верю своим глазам.
КОЛЛЕКЦИЯ ДЭННИ КОВИТЦА!
НОВЫЙ, ДОСТОЙНЫЙ ВОСХИЩЕНИЯ ТАЛАНТ В «БЕРНИЗ»
— Вешалки не все из «Берниз», — шепчет Дэнни, пристраивая еще две футболки. — Но это, я полагаю, неважно.
— Дэнни…ты с ума сошел! Нельзя просто… взять и развесить товар по магазину!
— У меня нет выбора, понятно? — яростно произносит Дэнни. — Сейчас здесь будет Рэндал, уверенный, что увидит в «Берниз» линию Дэнни Ковитца.
Я в панике смотрю на него.
— Но ты же сказал, что он ничего не станет проверять?!
— Он бы и не стал. — Дэнни втискивает в ряд еще одну вешалку. — Но этой безмозглой дуре, его подружке, во все надо сунуть свой нос. Всю жизнь плевать на меня хотела, а как услышала слово «Берниз», так сразу: «Ой, Рэндал, ты должен поддержать своего братика! Пойди завтра в „Берниз“ и купи какую-нибудь его вещицу!» А я ему: «Ну что ты, не надо». Но ему в голову уже втемяшилось. Мол, заскочу, гляну. Вот я и шил всю ночь как с, цепи сорвавшись…
— Ты все это сшил за ночь? — недоверчиво спрашиваю я и тянусь к одной из футболок. Кожаный шнурок отваливается и падает на пол.
— Что ж, отделка не совсем соответствует моим обычным стандартам, — защищается Дэнни. — Ты их просто не трогай, ладно? — Он пересчитывает вешалки. — Две… четыре… шесть… восемь… десять… Пожалуй, хватит.
— Дэнни… — Я озираюсь и вижу, что Карла, ассистентка, косится на нас как-то странно. — Привет! — бодро восклицаю я. — Я тут… клиенту помогаю… для его подружки…
Карла еще раз окидывает нас подозрительным взглядом и ретируется.
— Ничего не выйдет! — бормочу я, как только она оказывается вне пределов слышимости. — Снимай все это! Тебя бы все равно на этом этаже не выставили!
— Две минуты, — просит Дэнни. — Только две минутки! Он придет, увидит и свалит. Давай, Бекки! Никто же не… — Он замирает. — Вот он!
Точно. Рэндал, брат Дэнни, шествует прямо к нам.
В миллионный раз я задумываюсь, каким образом Дэнни и Рэндал ухитрились произойти от одних родителей. Дэнни гибок и тонок как макаронина и беспрестанно находится в движении. Рэндал же весьма основательно смотрится в двубортном пиджаке и на мир взирает с вечной гримасой неодобрения.
— Привет, Дэниэл. — Он кивает мне: — Привет, Бекки.
— Привет, Рэндал. — Надеюсь, моя улыбка сойдет за непринужденную. — Как дела?
— Вот они! — победно провозглашает Дэпии, отодвигаясь от вешалок и указывая на футболки. — Моя коллекция. В «Берниз». Как я и говорил.
— Вижу. — Рэндал внимательно разглядывает дамские наряды.
Повисает напряженная тишина. Уверена: сейчас он обернется и спросит: ты кому тут мозги полощешь? Но Рэндал молчит — и я, к своему потрясению, осознаю, что он купился с потрохами.
С другой стороны, чему удивляться? В ряду прочих одежек шмотки Дэнни не выглядят неуместно.
— Что ж, поздравляю. Это действительно достижение. — Рэндал неловко треплет брата по плечу и поворачивается ко мне: — Хорошо продаются?
— Э-э… да! Весьма популярны, я бы сказала.
— И за сколько они идут? — Рэндал берет одну из футболок, и мы с Дэнни невольно задерживаем дыхание и в оцепенении смотрим, как он ищет этикетку. Рэндал хмурится: — Тут нет ценников.
— Это потому что… их только сейчас вывесили, — торопливо бормочу я. — Но стоят они… э-э… восемьдесят девять долларов.
— Ясно. — Рэндал качает головой. — Что же, я никогда не разбирался в высокой моде…
— Тоже мне новости, — шепчет Дэнни мне на ухо.
— Но раз продаются — значит, что-то в них есть. Дэниэл, снимаю шляпу. — Рэндал достает следующую футболку, с заклепками вокруг шеи, и таращится на нее в явном замешательстве. — А какую же мне купить?
— Ничего не покупай! — поспешно говорит Дэнни. — Я… сам тебе сошью. В подарок.
— Нет, я хочу купить! Если я не могу поддержать родного брата…
— Рэндал, пожалуйста. — Голос Дэнни срывается от искренности. — Позволь мне сделать тебе подарок. Это самое меньшее, чем я могу отблагодарить тебя за доброту, которой ты одаривал меня все эти годы. Правда.
— Ну, если не шутишь… — Рэндал пожимает плечами и смотрит на часы. — Мне пора. Рад был тебя повидать, Бекки.
— Я провожу тебя до лифта. — Дэнни бросает на меня ликующий взгляд.
Они уходят, а я с трудом сдерживаю нервный смех. Все висело на волоске. Поверить не могу, что мы так легко выкрутились.
— О, только поглядите на это! — внезапно раздается у меня за спиной чей-то голос. — Это новые, да? — Рука с маникюром выныривает из-за моего плеча и хватает одну из футболок Дэнни прежде, чем я успеваю этому помешать. Лайза Фарли — милая, но абсолютно чокнутая клиентка Эрин. Лет двадцати двух, не похоже, чтобы где-нибудь работала, и всегда ляпает первое, что взбредет в голову, ни на миг не задумываясь, а не может ли это кого-нибудь обидеть. Однажды она на голубом глазу спросила Эрин: «А вам не мешает, что у вас рот такой странной формы?»
А теперь она прикладывает к себе поделку Дэнни и одобрительно оглядывает ее. Черт! Надо было их сразу снять.
— Привет, Бекки! — радуется Лайза. — Он, какая миленькая! Я раньше таких не видела.
— Простите, они еще не продаются. Мне надо… их обратно на склад отнести.
Я пытаюсь схватить футболку, но Лайза уворачивается.
— Я только в зеркало посмотрюсь. Эй, Трейси! Что скажешь?
Девушка в ситцевом пиджаке от Диора направляется к нам.
— О чем?
— Эти новые футболки. Классные, да? — Лайза вытаскивает еще одну и протягивает Трейсн.
— Вы не могли бы мне их отдать… — беспомощно лепечу я.
— Потрясная!
И вот уже они в четыре руки проворно шарят среди вешалок, и такого натиска бедные футболки вынести не могут. Швы расползаются, блестки и стразы летят во все стороны.
— Ой, шов разошелся. — Лайза в растерянности хлопает ресницами. — Бекки, они сами упали. Я ничего не дергала.
— Все в порядке, — слабым голосом выдавливаю я.
— Здесь что, все так задумано, чтобы отваливалось? Кристина! — неожиданно зовет Лайза. — Эта новая линия такая прикольная!
Кристина?
Я резко оборачиваюсь, и меня прошибает пот. На пороге отдела персональных закупок Кристина беседует с начальником отдела кадров.
— Какая новая линия? — спрашивает она, оборачиваясь. — А, Бекки.
Вот дерьмо! Надо срочно их переключить.
— Лайза! — в отчаянии взываю я. — Не хотите взглянуть на новые пальто от Марка Джекобса? Только что привезли!
Лайза меня игнорирует.
— Эти новые… как они называются… — Она косится на табличку: — Дэнни Ковитц! Как Эрин могла мне не сказать! Вот гадкая! — И она с шуточным упреком грозит пальцем.
Я в смятении слежу, как Кристина разворачивается, явно насторожившись. Ничто так не заводит ее, как предположение, будто кто-то в ее отделе не является образцом совершенства.
— Извините, я на минутку, — говорит она начальнику отдела кадров и направляется к нам. — О чем Эрин вам не сказала? — любезно обращается она к Лайзе.
— Об этом новом дизайнере! Никогда раньше о нем не слышала.
— Ой! — внезапно вскрикивает Трейси, отдергивая руку от футболки. — Булавка!
— Булавка? — эхом откликается Кристина. — Ну-ка, дайте.
Она хватает разодранную футболку и ошеломленно таращится на нее. А потом видит табличку Дэнни.
Ну я и тупица! Почему я хоть эту ерундовину не сняла?
Кристина смотрит на меня в упор, и от страха у меня по всему телу бегут мурашки. Прежде я ни разу не имела дела с Кристиной. Но я слышала, как она отшивает людей по телефону, и знаю, какой свирепой она бывает.
— Бекки, вам об этом что-нибудь известно? —вежливо спрашивает она.
— Я… — На меня нападает кашель. — Дело в том…
— Понятно. Лайза, боюсь, что произошло маленькое недоразумение. — Кристина ослепляет Лайзу профессиональной улыбкой. — Эти образцы не для продажи. Бекки… вам, думаю, лучше пройти ко мне в офис.
— Кристина… Мне… очень жаль. — Я становлюсь красной как свекла, — Я правда…
— Что случилось? — спрашивает Трейси. — Это почему они не для продажи?
— У Бекки проблемы? — Лайза в смятении. — Ее уволят? Не увольняйте Бекки! Она нам нравится больше, чем Эрин… Ой! — Она зажимает рот руками. — Извините, Эрин. Я не видела, что вы здесь.
— Все в порядке. — Эрин уязвленно улыбается. Час от часу не легче.
— Кристина, все, что я могу сделать, — это извиниться, — смиренно бормочу я. — Я не хотела доставить никаких проблем. И я не собиралась вводить в заблуждение покупателей…
— Если вам есть что сказать, Бекки, то скажете это в моем офисе, — ледяным тоном произносит Кристина.
— Стоп! — раздается мелодраматический выкрик, и, дружно развернувшись, мы видим Дэнни. — Остановитесь! Бекки тут ни при чем! — Он заслоняет меня своим тщедушным телом. — Совсем ни при чем! Если вам нужно кого-нибудь уволить — увольняйте меня!
— Дэнни, тебя нельзя уволить. Ты здесь не работаешь.
— А вы кто? — интересуется Кристина.
— Дэнни Ковитц.
— Дэнни Ковигц. Ага… — Лицо Кристины светлеет. — Так это вы… создали эту коллекцию. И развесили ее у нас?
— Что? Он не настоящий модельер? — в ужасе восклицает Трейси. — Я так и знала. Меня не обманешь. — Она запихивает вешалку обратно в ряд так, будто она заразная.
— Разве это не противозаконно? — расширив глаза, спрашивает Лайза.
— Может, и так, — ощетинивается Дэнни. — А вы не хотите узнать, почему я низведен до уровня преступника? Знаете, насколько это нереально — совершить прорыв в так называемом мире моды? — Он обводит взглядом аудиторию, убеждаясь, что его слушают. — Все, что я хочу, — это донести свои замыслы до людей! Каждую унцию своей жизненной энергии я отдаю работе. Я плачу, я кричу от боли, я выжимаю из себя кровь! Но мир моды не интересуют новые таланты! Кому надо опекать новичка, дерзнувшего идти своим путем?! — Дэнни срывается на крик. — Если меня вынуждают к отчаянным мерам — вправе ли вы осуждать меня за это? Если раните меня — не хлынет ли у меня кровь?
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |