Я старательно вписываю в бланк все номера. Хорошо. Что еще? Мое внимание привлекает череда хромированной посуды.
Ого! Нужна посудина для замораживания йогурта. И вафельница. И форма для хлеба, и соковыжималка, и тостер. Я переписываю все номера и с удовлетворенным вздохом оглядываюсь по сторонам. И почему я раньше не составила список? Это же превосходное развлечение! Делаешь покупки, не тратя ни гроша!
Давно надо было выйти замуж.
— Извините? — Девушка с конским хвостом склоняется над ножами. — Вы не знаете, как выглядят ножи для разделки дичи? — И она поднимает какую-то штуковину, которой я никогда в жизни не видела.
— Они… для разделки дичи… думаю… Мгновение мы молча смотрим друг на друга, потом девушка пожимает плечами, бормочет «а, ладно» и записывает номер в свой бланк.
Может, мне тоже понадобятся ножи для разделки дичи. И эти замечательные штучки для резки зелени. И прибор, чтобы делать настоящее крем-брюле.
Не то чтобы я когда-нибудь готовила крем-брюле, но мало ли что. Когда выйду замуж, у меня появятся новые обязанности. Вот я, в фартуке, одной рукой небрежно стряпаю крем-брюле, другой рукой варганю фруктовые десерты, а Люк со своими респектабельными друзьями наблюдают и восхищаются.
— А вы где еще зарегистрировались? — спрашивает девушка, уставившись на сбивалку для белков.
Я в изумлении смотрю на нее:
— Что вы имеете в виду? Разве можно составить несколько списков?
— Конечно! У меня их три. Здесь, в «Уильямс-Сонома» и в «Блумиз».
— Три списка! — Я не могу скрыть возбуждения в голосе.
А если поразмыслить — к чему ограничиваться тремя?
К тому времени, как я добираюсь до квартиры Эдинор, у меня уже назначено составление списков у «Тиффани», «Бергдорф», «Блумингсдейлз» и «Берниз», заказан каталог «Уильямс-Сонома», и еще я составила список в Интернете.
Решить, в какой стране мы женимся, мне было недосуг; в конце концов, сначала — главное.
Когда Элинор открывает дверь, я слышу музыку. Квартира благоухает цветами. Элинор облачена в ниспадающее складками платье, волосы ее выглядят чуть естественнее, чем обычно, и, поцеловав меня, она слегка сжимает мою руку.
— Люк уже здесь, — говорит она, когда мы идем по коридору. — Какие прелестные туфли. Новые?
— Вообще-то… да. Спасибо! — Я кошусь на нее с невольным изумлением. В жизни от Элинор комплиментов не слышала,
— Кажется, вы слегка сбросили вес, — добавляет она. — Вам идет.
От потрясения я застреваю в дверях, и мне приходится прибавить ходу. После всего, что было, Элинор Шерман неожиданно сподобилась проявить по отношению ко мне любезность? Уму непостижимо.
С другой стороны… Если вспомнить, она и под конец вечеринки по случаю помолвки была довольно мила. Сказала, что меня не оказалось в списке по недоразумению, и извинилась.
То есть не совсем извинилась, а пригрозила подать в суд на организаторов вечеринки. Но тем не менее. Она ведь дала понять, что ей это не все равно, верно?
А вдруг я все это время превратно судила об Элинор? И не только я — мы все. Вдруг под этим ледяным обличьем скрывается совсем другой человек? Да! Она ранима и неуверенна в себе, потому и вынуждена ограждать себя защитной оболочкой. И я — единственная, кто разглядел это, и, когда я явлю миру подлинную Элинор, все нью-йоркское общество придет в восторг, и Люк полюбит меня еще сильнее, а люди станут называть меня Девушкой, Преобразившей Элинор Шерман, и…
— Бекки, — врывается в мои мысли голос Люка, — ты в порядке?
— Да, — говорю я, обнаружив, что врезалась в кофейный столик. — Все прекрасно!
Я сажусь рядом с Люком на диван, Элинор предлагает мне бокал холодного как лед вина, и я потягиваю его, глядя в окно на сверкающие огни Манхэттена. Элинор и Люк поглощены какой-то дискуссией насчет фонда, и я, отключившись, грызу соленый миндаль. В грезах я как раз добираюсь до сцены, когда Элинор говорит, обращаясь к заполнившей комнату толпе: «Бекки Блумвуд — не только образцовая невестка, но и бесценный друг», а я скромно улыбаюсь под гром аплодисментов, — как вдруг раздается хлопок, и я вскидываюсь, слегка расплескав вино.
Элинор захлопывает блокнот в обложке из крокодиловой кожи, в котором делала какие-то заметки. Потом откладывает блокнот, приглушает музыку и смотрит на меня в упор.
— Ребекка, — произносит она.
— Да?
— Я пригласила вас сегодня вечером, потому что есть нечто, что я хотела бы с вами обсудить. — Элинор подливает мне вина, и я неуверенно улыбаюсь ей.
— Я слушаю.
— Как вам известно, Люк — весьма состоятельный молодой человек.
— Да. Точно… Полагаю, что так.
— Я говорила со своими юристами… и с юристами Люка… и все мы пришли к единому мнению. Так что позвольте мне дать вам это… — Элинор ослепляет меня улыбкой и протягивает толстый белый конверт, а потом дает точно такой же Люку.
Я беру конверт, и от волнения меня пробирает дрожь. Видали? Элинор уже становится дружелюбней. Совсем как в сериале «Даллас». Наверное, она хочет сделать меня совладелицей какой-нибудь семейной компании или еще чего-нибудь — чтобы принять меня в династию. Точно! И я буду участвовать в переговорах и всем таком, и вместе мы провернем что-нибудь колоссальное, и я стану носить крупные серьги…
Я в возбуждении вскрываю конверт и вытаскиваю толстую пачку листов. Но от первых же прочитанных слов мое радостное волнение развеивается как дым.
Меморандум соглашения
Между Люком Джеймсом Брендоном (в дальнейшем именуемым «Жених») и Ребеккой Джейн Блумвуд (в дальнейшем именуемой «Невеста»)…
Не поняла. Меморандум какого соглашения? Это что…
Это же не…
Не веря своим глазам, я поворачиваюсь к Люку, но он листает страницы с таким же ошарашенным видом, как и у меня.
— Мама, это что? — спрашивает он.
— Простая предосторожность, — роняет Элинор с туманной улыбкой. — Своего рода страховка.
Господи. Брачный контракт! Вот что это такое.
Чувствуя легкую дурноту, я пробегаю контракт глазами. Он занимает страниц десять и пестрит заголовками типа «Наследование имущества в случае развода».
— Страховка — от чего именно? — Голос у Люка ровный, ничего не выражающий.
— Давайте не притворяться, будто мы живем в мире сказок, — чеканит Элинор. — Все мы знаем, что может произойти.
— И что же именно?
— Не прекословь мне, Люк. Ты прекрасно знаешь, о чем я. А учитывая… скажем так, траты Ребекки… — Элинор бросает выразительный взгляд на мои туфли — и какой же униженной чувствую я себя, когда до меня наконец-то доходит, почему она расспрашивала о них.
Ни черта она не любезничала. Запасалась оружием, чтобы напасть на меня.
Ну как я могла быть такой тупицей! Нет у Элинор никакой мягкой сердцевины. Ее просто не существует.
— Давайте называть вещи своими именами, — спокойно говорю я. — Вы считаете, что Люк мне нужен ради денег.
— Бекки, конечно, она так не считает! — возражает Люк.
— Считает!
— Брачный контракт — просто разумный предсвадебный шаг.
— По-моему, у нас в таком шаге необходимости нет, — усмехается Люк.
— Позвольте внести ясность, — желчно произносит Элинор. — Я просто пытаюсь защитить тебя. Вас обоих, — добавляет она не слишком убедительно.
— Вы что, решили, будто я хочу… развестись с Люком и зацапать все его деньги?
«Как ты со своими мужьями проделала», — едва не прибавляю я и сдерживаюсь в последнюю секунду.
— Думаете, я для этого за него замуж собралась?
— Бекки…
— Вам лучше как следует ознакомиться с контрактом…
— Я не намерена с ним знакомиться.
— Прикажете расценивать это как ваш отказ подписать его? — Элинор победоносно улыбается, точно я подтвердила самые жуткие ее подозрения.
— Нет! — говорю я дрожащим голосом. — Не отказываюсь! Я подпишу все, что вам будет угодно! Я не позволю вам думать, будто мне нужны деньги Люка! — Я хватаю ручку со стола и так яростно царапаю свою подпись на первой же странице, что прорываю бумагу.
— Бекки, не будь дурочкой! — кричит Люк. — Мама!
— Все отлично! Подпишу каждую… долбаную… Лицо у меня пылает, перед глазами пелена, я переворачиваю страницы и ставлю подпись снова и снова, даже не глядя на текст. Ребекка Блумвуд. Ребекка Блумвуд.
— Ну а я этого не подпишу, — говорит Люк. — Мне не нужен этот контракт. И уж конечно я не подпишу бумагу, которую никогда в жизни не видел.
— Вот! Готово! — Я бросаю ручку и хватаюсь за сумку. — Думаю, мне пора. До свидания, Элинор.
— Бекки… — произносит Люк. — Мама, чего ради ты это затеяла?
Когда я стремительно выхожу из квартиры Элинор, в голове у меня все еще шумит. Несколько секунд стою у лифта, он так и не подъезжает — и я иду пешком. Меня трясет от ярости и унижения. Она думает, что мне нужны деньги Люка! Считает меня золотоискательницей!
А может, все так считают?
— Бекки! — Перепрыгивая через три ступеньки, Люк мчится следом. — Бекки, подожди! Извини! Я понятия не имел…
Когда мы оказываемся на первом этаже, он хватает меня, прижимает к себе, а я стою, будто окоченев.
— Поверь мне! Для меня это такой же шок, как и для тебя.
— Знаешь… Думаю, тебе стоит его подписать, — говорю я, глядя в пол. — Ты должен защищать себя. Это только разумно.
— Бекки. Это я. Это мы. — Люк мягко приподнимает мне подбородок, и мне не остается ничего другого, как взглянуть в его темные глаза. — Ты рассержена, я знаю. Это естественно. Но ты должна простить маму. Она слишком долго жила в Америке. Брачный контракт здесь норма. Она не хотела…
— Хотела! — Чувство унижения охватывает меня с новой силой. — Именно этого она и хотела! Она думает, у меня есть какой-то план… заполучить все твои деньги и спустить их на туфли!
— Но ведь ты не замышляла такого коварства? — Люк изображает ужас. — А я чуть не попался! Что ж, если ты затеяла такой хитрый ход, может, нам следует составить брачный контракт…
Я выдавливаю улыбку — но мне все еще не по себе.
— Я знаю, что здесь у многих такие контракты. Я знаю. Но все-таки она не должна была… составлять его, даже не посоветовавшись с нами! Представляешь, каково мне было?
— Представляю. — Люк успокаивающе гладит меня по спине. — Я на нее так зол.
— Нет.
— Конечно, да!
— Нет! Ты на нее никогда не злишься! В этом-то и проблема. — Я вырываюсь из его рук, пытаясь не терять самоконтроля.
— Бекки? — Люк смотрит на меня. — Что-нибудь еще случилось?
— Дело не только в этом. Дело… во всем! То, как она захватила всю организацию свадьбы. То, как мерзко, как надменно она вела себя с моими родителями…
— Ей свойственно держаться официально, — отбивается Люк. — Это не значит, что она ведет себя надменно. Если бы твои родители были знакомы с ней ближе…
— А как она использует тебя! — Я знаю, что ступаю на зыбкую почву, но раз уж завелась, то не остановлюсь, пока не выскажу все. — Ты отдаешь ей столько своего времени. Снабжаешь ее персоналом. Ты даже с Майклом из-за нее поссорился. Я просто не понимаю. Ты же знаешь, что Майкл заботится о тебе. Ты знаешь, как близко к сердцу он принимает твои интересы. Но из-за своей матушки ты с ним даже не разговариваешь.
На лице Люка дергается жилка — я задела больное место.
— А теперь она хочет, чтобы мы переехали в этот дом. Как ты сам не видишь? Она просто хочет запустить в тебя когти! Будешь при ней мальчиком на побегушках, и она ни на миг нас в покое не оставит… Люк, ты и так даешь ей слишком много!
— И что в этом плохого? — Лицо Люка напрягается. — Она моя мать.
— Знаю! Но она никогда не интересовалась тобой, пока ты не добился здесь успеха. Помнишь наш первый приезд в Нью-Йорк? Ты из кожи вон лез, чтобы произвести на нее впечатление, — а она палец о палец не ударила, чтобы повидаться с тобой! Но вот ты встал здесь на ноги, у тебя есть имя, есть контакты в прессе, есть деньги, — и вдруг она решила влезть в твою жизнь. Она же использует тебя!
— Это неправда!
— Правда! Просто ты не желаешь видеть этой правды! Ты ослеплен своей матушкой!
— Послушай, Бекки, тебе легко судить, — запальчиво говорит Люк, — у тебя с матерью прекрасные отношения. А я свою почти не видел, пока рос…
— Вот именно! — кричу я, не сдержавшись. — О чем и речь! Да ей тогда насрать на тебя было!
О черт. Вот этого говорить не следовало. Во взгляде Люка мелькает боль, он вдруг становится похож на десятилетнего ребенка.
— Ты же знаешь, что это не так, — произносит он. — Я был нужен маме. Это не по ее вине.
— Я знаю. Извини… — Я притягиваю к себе Люка, но он отстраняется.
— Попробуй хоть раз поставить себя на ее место, Бекки. Подумай, через что она прошла. Оставить своего ребенка — и при этом высоко держать голову. Ей так долго приходилось скрывать свои чувства — не удивительно, что теперь ей нелегко проявлять теплоту. Конечно, она держится несколько натянуто!
Я слушаю Люка — и мне хочется плакать. Он же все это выдумал. Он по-прежнему мальчишка, который перебирает все отговорки мира, лишь бы объяснить, почему мать не приходит к нему.
— Но теперь у нас есть шанс все исправить, — продолжает Люк. — Да, она порой бывает бестактна. Ну и что? Она же старается изо всех сил.
«Это точно, — вертится у меня на языке, — со мной она постаралась на славу».
— Да, пожалуй, — бормочу я вслух. Люк берет меня за руку:
— Пошли наверх. Выпьем еще по бокалу. Забудь о том, что случилось.
— Нет уж! — резко бросаю я. — Я лучше… домой. А ты возвращайся. До встречи!
Начинается дождь. Тяжелые капли стучат по асфальту, срываются с навесов. Холодят мои разгоряченные щеки, оставляют пятна на моих новых, отделанных замшей туфлях. Волосы быстро становятся мокрыми. Но я не замечаю ничего. Я все еще взвинчена из-за недавних событий, из-за буравящего взгляда Элинор, из-за обиды на Люка.
Едва я переступаю порог квартиры, раздается удар грома. Я повсюду зажигаю свет, врубаю телевизор и беру почту. Письмо от мамы. Его я открываю первым. Оттуда выпадает клочок материи; бумага пахнет мамиными духами.
Дорогая Бекки!
Надеюсь, в Большом Яблоке все благополучно!
Такой цвет мы наметили для салфеток. Дже-нис говорит, что нужен розовый, но я считаю, что светло-сливовый будет смотреться прелестно, особенно если учесть, какие мы выбираем цветы. Но скажи, что ты об этом думаешь, ведь невеста у нас ты, дорогая!
Фотограф, которого посоветовал Дэннис, заходил вчера и произвел на нас всех такое впечатление! Папа слышал о нем много хорошего в гольф-клубе, а это немало. Он может делать и цветные снимки, и черно-белые, а в стоимость входит и фотоальбом, — по-моему, очень выгодно. А еще он может сделать из самого удачного снимка головоломку на сто элементов, чтобы разослать в знак признательности всем гостям!
А самое главное — я сказала ему, что у нас есть много твоих снимков у цветущего вишневого дерева. Мы посадили его, когда ты родилась, и я всегда втайне мечтала, как наша малютка Ребекка вырастет и будет стоять под этим деревом в день своей свадьбы. Ты — единственное наше дитя, и этот день для нас значит так много!
К концу письма я плачу. Как я думать могла о том, чтобы выйти замуж в Нью-Йорке! Сама не понимаю, почему я позволила Элинор показывать мне эту дурацкую «Плазу»!
Дома — вот где я хочу сыграть свадьбу. С мамой и папой, с вишневым деревом, с моими друзьями, со всем, что по-настоящему важно для меня.
Вот и принято решение. Завтра я скажу о нем всем.
— Бекки?
Я подскакиваю от неожиданности. Люк стоит в дверях, запыхавшийся, вымокший с головы до ног. Волосы прилипли к голове, дождевые капли все еще стекают по лицу.
— Бекки… прости. Пожалуйста, прости. Я не должен был тебя отпускать. Смотрю — дождь… О чем я только думал… — Он останавливается не договорив, заметив, что у меня все лицо в слезах. — С тобой все в порядке?
— Все замечательно. — Я вытираю глаза. — Люк… Ты меня тоже прости.
Люк долго смотрит на меня, у него слегка подергивается веко.
— Бекки Блумвуд, — произносит он наконец. — Ты самая великодушная… отзывчивая… любящая… Я не заслуживаю…
Он умолкает и подходит ко мне, лицо у него почти яростное от напряжения. Когда он целует меня, капли с его волос падают мне на щеки, смешиваются со слезами, у них солоноватый вкус. Я закрываю глаза и позволяю своему телу расслабиться. Я чувствую, как решителен Люк, обхватывая мои бедра, как он желает меня прямо сейчас, сию минуту, как хочет он попросить прощения, сказать, что любит меня, что сделает для меня все на свете…
Господи, как же я люблю спонтанный секс!
На следующее утро я просыпаюсь довольная и счастливая. Лежу, свернувшись клубком возле Люка, — и в душе я исполнена решимости. Я разобралась в своих желаниях. Теперь ничто не заставит меня передумать.
— Люк? — говорю я, как только он шевелится.
— М-м-м? — Люк поворачивается и целует меня, такой теплый, милый, родной.
— Не уходи. Останься. На весь день.
— Весь день?
— Прикинемся, будто заболели… — Я потягиваюсь на подушках. — Мне и в самом деле нехорошо.
— Правда? А что болит?
— Э-э… живот.
— На вид все прекрасно, — сообщает Люк, заглядывая под одеяло. — И на ощупь тоже… Извини, но справки не будет.
— Зануда.
Я слежу, как он встает с кровати, надевает халат и направляется в ванную.
— Люк! — окликаю я, когда он уже у двери.
— Что?
Я открываю рот, чтобы объявить ему о своем великом решении. Что я намерена выйти замуж в Оксшотте, как мы изначально и собирались. Что я отменяю отель «Плаза». А если Элинор рассвирепеет — ну и на здоровье. И я закрываю рот.
— Так что? — спрашивает Люк.
— Просто… Не переведи весь мой шампунь, — говорю я наконец.
Духу не хватает поднять вопрос о свадьбе. Не сейчас, когда у нас такая идиллия. И потом, Люку все равно, где мы поженимся. Он сам так сказал.
Сегодня я отпросилась с работы из-за дегустации свадебного торта с Робин, но встречаемся мы не раньше десяти. Так что после ухода Люка я медленно брожу по квартире, готовлю себе легкий завтрак и обдумываю, что скажу Элинор.
Главное — говорить прямо. Твердо, прямо, но любезно. По-взрослому и профессионально, как деловой человек, который должен уволить другого делового человека. Сохранять спокойствие и пользоваться фразами типа «мы предпочли иной путь».
— Привет, Элинор, — говорю я своему отражению. — Я должна вам кое-что сказать. Я предпочла пойти по иному пути.
Нет. Решит, что я заделалась лесбиянкой.
— Привет, Элинор, — пробую я еще раз. — Я обдумала предложенный вами свадебный проект. И хотя он обладает многими достоинствами…
Да ну. Просто возьми да скажи. Не обращая внимания на внутреннюю дрожь, я беру трубку и набираю номер Элинор.
— Элинор Шерман не может ответить на ваш звонок…
Ее нет.
Не могу же я просто оставить ей сообщение, что со свадьбой ничего не выйдет. Или могу?
Сумею?
Нет.
Я быстро швыряю трубку — до того, как прозвучит сигнал автоответчика. Хорошо. Что теперь?
Это очевидно. Позвоню Робин. Главное — сказать кому-нибудь, прежде чем будет сделано еще что-то.
Мгновение я собираюсь с мыслями, а потом набираю номер Робин.
— Привет! Уж не свадебные ли колокола я слышу? Надеюсь, что да, потому что это Робин де Бендерн, ответ на ваши свадебно-организационные молитвы. Боюсь, что сейчас я не могу с вами поговорить, но ваш звонок так важен для меня…
Ой, Робин, наверное, уже идет на встречу со мной. Надо звонить туда. Или оставить сообщение.
Но, слушая ее жизнерадостный щебечущий голос, я ощущаю угрызения совести. Робин уже вложила в это столько сил. И я по-настоящему привязалась к ней. Нельзя вывалить правду на нее по телефону. И, внезапно преисполнившись решимости, я кладу трубку и берусь за сумку.
Буду взрослой — отправлюсь в кондитерскую и скажу все, глядя ей в глаза.
А с Элинор разберусь позже.
Если честно, не люблю я свадебный торт. Я всегда беру кусочек, потому что не взять — дурная примета, но от всех этих фруктов, марципана и каких-то штук, смахивающих на кусочки льда, меня слегка мутит. А тут еще предстоящий разговор с Робин. Я так нервничаю, что и думать не могу о еде.
И все-таки стоит мне войти в кондитерскую, как рот наполняется слюной. Комната большая, светлая, с высокими окнами, и в воздухе витает восхитительный, сладкий аромат сахара и масла. На витринах выставлены торты-великаны, в прозрачных коробочках цветочные украшения, а за мраморными столами люди бережно делают розочки из крема и выводят веточки плюща из сахарной глазури.
Пока я мнусь в дверях, какая-то мамаша тащит за собой вдоль кондитерских рядов худосочную девчушку в джинсах и туфлях на высоких каблуках.
— Тебе только попробовать надо! — яростно рычит мать. — Сколько там может быть калорий!
— Мне без разницы! — ноет девица. — Умру, если у меня на свадьбе будет второй размер!
Второй размер!
Я здесь уже давно, но от американских мерок у меня все еще крыша едет. Сколько это в реальной жизни?
Шестой размер.
Ну не так уж и ужасно.
— Бекки! — Это Робин. Кажется, она немного взвинчена. — Здравствуйте! Вы пришли!
— Робин. — От напряжения у меня сводит желудок. — Послушайте. Я должна поговорить с вами. Я пыталась дозвониться до Элинор, но ее… Неважно. Я должна… кое-что сказать вам.
— Несомненно, — рассеянно произносит Робин. — Сейчас мы с Антуаном к вам подойдем, только сначала нам надо выпутаться из кризисной ситуации. — Она понижает голос: — С одним из тортов вышли проблемы. Жуткая неприятность.
— Мисс Блумвуд? — Я вижу седовласого человека с блестящими глазами, в белом поварском одеянии. — Я Антуан Монтиньяк. Кондитьер среди кондитьеров! Быть может, вы уже видай меня в телевизор?
— Антуан, мне кажется, мы еще не до конца уладили проблему с… другим клиентом, — взволнованно говорит Робин.
— Один моментай! — И он отпускает ее мановением руки. — Мисс Блумвуд. Сажайтесь.
— Вообще-то я не уверена, что хочу… — начинаю я. Но и глазом не успеваю моргнуть, как уже сижу на мягком стуле за полированным столиком, а Антуан тасует передо мной фотографии своих творений.
— Я умей сотвори для вас торт, который побивай все ваши мечты, — скромно объявляет он. — Нет картина, неподвластный мой дарований.
— Правда?
Я смотрю на фотографию с громадным шестигранным тортом, украшенным сахарными тюльпанами. Беру другую — здесь торт в виде пяти бабочек. В жизни не видела таких громадин. А украшения!
— Так это все фруктовые торты?
— Фруктовый? Non, non, non! — Антуан смеется. — Это очень английский ремарк — фруктовый торт для свадьба. Вот, например… — он указывает на бабочек, — легкий светлый бисквит, с три наполнитель: жженый апельсиновый карамель, манго, ореховая суфле.
С ума сойти!
— Если вы возлюби шоколад, мы готовь торт эксклюзив из шоколада, самый разный сорт. Антуан придвигает другую фотографию. — А это бисквит из черный шоколад, с шоколадный помадка, белый шоколадный крем и трюфьель, пропитай ликер «Гран Марнье».
Понятия не имела, что свадебные торты так замысловаты. В легком дурмане я перебираю снимок за снимком, разглядывая невероятные кондитерские шедевры.
— Если вы не возлюби традиционный форм, я умей воплоти в торте все, что возлюби ваша душа. Любимый картина… или скульптура… — Он бросает на меня взгляд. — Сумочка от Луи Вуиттона, например…
Торт в виде сумочки от Луи Вуиттона?! Ну, скажу я вам…
— Антуан? Вы не могли бы подойти на минутку? — Робин выглядывает из маленького кабинета справа от нас, и, хоть улыбается, вид у нее весьма смятенный.
— Извиняй меня, мисс Блумвуд, — виновато произносит Антуан. — Давина! Предложийте мисс Блумвуд пробовай какой-нибудь торт.
Улыбчивая помощница исчезает за двойными дверями и тут же возвращается с бокалом шампанского и фарфоровой тарелкой, на которой лежат два ломтика торта и сахарная лилия. Она вручает мне вилку и поясняет:
— Здесь манго, клубника и мандарин, а это — крем-карамель с фисташками и трюфели из кофе мокко. Наслаждайтесь!
Невероятно! Каждый ломтик — с тремя разными наполнителями пастельных цветов. Даже не знаю, с чего начать!
Ладно… Начнем с кофе мокко.
Я отправляю в рот кусочек — и едва не лишаюсь чувств. Вот какими должны быть свадебные торты. Ну почему у нас в Англии таких не делают?
За несколькими глотками шампанского следует лилия со вкусом лимона. Неземное наслаждение! Затем я принимаюсь за второй ломтик, следя, как рядом девушка старательно выводит веточку ландыша.
Знаете, пожалуй, надо купить для Сьюзи здешний тортик на крестины. То есть подарок будет само собой, но вдобавок стоит заказать и торт.
— Вы не скажете, сколько стоят такие торты? — спрашиваю я девушку, расправившись со вторым ломтиком.
— По-разному… — говорит она, поднимая голову. — Как я понимаю, начиная от тысячи долларов.
Я едва не захлебываюсь шампанским. Тысяча долларов? Начиная с тысячи долларов?
За торт?
Интересно, на сколько же я сейчас съела? У меня на тарелке до сих пор лежит долларов пятьдесят!
— Хотите еще кусочек? — Девушка бросает взгляд на кабинет. — Антуан, похоже, задерживается.
— Ну… почему нет? А можно попробовать один из этих сахарных тюльпанов? Так, для ознакомления.
— Конечно, — любезно отвечает девушка. — Что захотите.
Она дает мне тюльпан и веточку миниатюрных белых цветов, и я вгрызаюсь в них со счастливым видом, запивая всю эту королевскую роскошь шампанским.
Затем лениво озираюсь и замечаю крупный, изящный цветок, бело-желтый, с редкими капельками росы. Ото. Выглядит соблазнительно. Я перегибаюсь через вереницу засахаренных сердечек, подхватываю его и едва не отправляю в рот, как вдруг раздается вопль.
— Сто-о-о-ойте! — Парень в белом несется ко мне через всю комнату. — Не ешьте нарцисс!
— Ой! — Я вовремя останавливаюсь. — Извините. Я не знала. Он. какой-то особенный?
— Я делал его три часа, — произносит парень, бережно забирая нарцисс у меня из рук. — С ним все в порядке. — Он улыбается мне, но я вижу, что на лбу у него выступил пот.
М-да. Ограничусь-ка я шампанским. Делаю еще один глоток, верчу головой в поисках бутылки, и тут из комнаты, где закрылись Робин и Антуан, доносятся громкие голоса.
— Это не бывай деяние умысла! Мадемуазель, я не делать вендетт!
— Нет, делать! Да вы меня просто возненавидели! — раздается женский голос.
Затем вступает Робин — произносит что-то успокаивающее.
— Просто одно за другим! — Женский голос звучит еще громче.
Я застываю, не донеся бокал до рта.
Ушам не верю!
Этого не может быть...
— Эту свадьбу как будто сглазили! — визжит клиентка. — С самого начала все вверх тормашками!
Дверь приоткрывается, и теперь отчетливо слышно каждое слово.
Точно. Это Алисия.
— Сначала для нас не находят места в «Плазе»! Теперь эта катастрофа с тортом! И знаете, что мне только что сказали?
— Что? — со страхом спрашивает Робин.
— Главная подружка покрасила волосы в рыжий цвет! Она выбьется из общей картины! Эта безмозглая эгоистичная…
Дверь распахивается настежь, и вылетает Алисия. Острые каблуки грохочут по полу ружейной канонадой. Увидев меня, она останавливается как пораженная громом. Я молча смотрю на нее, и у меня тяжело бухает сердце.
— Привет, Алисия! — Я стараюсь, чтобы это прозвучало непринужденно. — Жаль, что у тебя так вышло с тортом. Кстати, Антуан, этот был восхитителен.
— Что? — тупо бормочет Алисия. Ее взгляд мечется от моего кольца к лицу, снова к кольцу, к туфлям, к сумочке, к юбке — и опять к кольцу. Будто обзор по-манхэттенски в галерее зеркал. — Ты выходишь замуж? — выдыхает она наконец. — За Люка?
— Да. — Я бросаю небрежный взгляд на бриллиантовое кольцо на левой руке и одариваю Алисию невинной улыбкой.
А ведь все не так плохо. Это мне уже нравится.
К тому же я только что сама устроила Алисии обзор по-манхэттенски. А мое кольцо побольше, чем у нее. Не подумайте, будто я сравнивала.
— Ты почему не сказала?
Потому что ты не спросила, вертится у меня на языке, но вместо этого я лишь слегка пожимаю плечами.
— И где же вы поженитесь? — К Алисии постепенно возвращается ее обычная надменность, и я прямо вижу, как она выпускает когти.
— Ну… Так получилось… — Я прокашливаюсь.
Что ж, момент настал. Пришла пора провозгласить истину. Сказать Робин, что я передумала. Я выхожу замуж в Оксшотте.
— Вообще-то…
Давай. Это как пластырь. Чем быстрей рванешь, тем быстрей все закончится. Просто скажи.
И, стоя уже на самом краю обрыва, я совершаю роковую ошибку-поднимаю глаза. Али сия смотрит на меня, как всегда, начальственно и самодовольно. Годы подавленности и приниженности взрываются во мне как вулкан — и сдержаться я не в силах.
— В отеле «Плаза».
Лицо у Алисии дергается так, будто по нему хлопнула натянутая резинка.
— В «Плазе»? В самом деле?
— Это будет довольно мило, — небрежно замечаю я. — «Плаза» — такое красивое место. У тебя не там свадьба?
— Нет, — произносит Алисия, подбородок у нее напрягается. — Нас не могли принять за такой короткий срок. Когда вы записались?
— О… Неделю-другую назад. — Я рассеянно повожу плечом.
Да! Да! Поглядите на ее физиономию!
— Это будет чудесно, — с энтузиазмом присоединяется Робин. — Кстати, утром я говорила с дизайнером. Он заказал двести берез, и еще нам пришлют несколько образцов сосновых иголок…
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |