|
решение, не ускользнули бы от рысьих глаз Феджина, который, вероятно,
немедленно забил бы тревогу. Но мистер Сайкс, не отличавшийся особой
наблюдательностью и не тревожимый опасениями более тонкими, чем те, какие
можно заглушить неизменной грубостью в обращении со всеми и каждым, а
вдобавок, как было уже указано, находившийся в исключительно приятном
расположении духа, - мистер Сайкс не видел ничего необычного в ее поведении
и в сущности обращал на нее так мало внимания, что, будь даже ее волнение
гораздо приметнее, оно вряд ли вызвало бы у него подозрения.
К концу дня возбуждение девушки усилилось, когда же настал вечер и она,
сидя возле грабителя, ждала, пока он напьется и заснет, щеки ее были так
бледны, а глаза так горели, что даже Сайкс отметил это с изумлением.
Мистер Сайкс, ослабевший от лихорадки, лежал на кровати, разбавляя джин
горячей водой, чтобы уменьшить его возбуждающее действие, и уже в третий или
четвертый раз пододвинул Нэнси стакан, чтобы та наполнила его, когда вдруг
ее вид впервые поразил его.
- Ах, чтоб мне сдохнуть! - воскликнул он, приподнимаясь на руках и
всматриваясь в лицо девушки. - Ты похожа на ожившего мертвеца. В чем дело?
- В чем дело? - повторила девушка. - Ни в чем. Чего ты так таращишь на
меня глаза?
- Что это еще за дурь? - спросил Сайкс, схватив ее за руку и грубо
встряхнув. - Что это значит? Что у тебя на уме? О чем ты думаешь?
- О многом, Билл, - ответила девушка, вздрагивая и закрывая глаза
руками. - Но не все ли равно?
Притворно веселый тон, каким были сказаны последние слова, казалось,
произвел на Сайкса более глубокое впечатление, чем дикий, напряженный
взгляд, который им предшествовал.
- Вот что я тебе скажу, - начал Сайкс, - если ты не заразилась
лихорадкой и не больна, так значит тут пахнет чем-то другим, особенным, да к
тому же и опасным. Уж не собираешься ли ты... Нет, черт подери, этого ты бы
не сделала!
- Чего бы не сделала? - спросила девушка.
- Нет на свете, - сказал Сайкс, не спуская с нее глаз и бормоча эти
слова про себя, - нет на свете более надежной девки, не то я еще три месяца
назад перерезал бы ей горло. Это у нее лихорадка начинается, вот что.
Успокоив себя таким доводом, Сайкс осушил стакан до дна, а затем,
ворчливо ругнувшись, потребовал свое лекарство. Девушка поспешно вскочила,
стоя спиной к нему, она быстро налила лекарство и держала стакан у его губ,
пока он пил.
- А теперь, - сказал грабитель, - сядь возле меня и чтобы лицо у тебя
было как всегда, а не то я разукрашу его так, что ты сама его не узнаешь.
Девушка повиновалась. Сайкс, зажав ее руку в своей, откинулся на
подушку, не спуская глаз с ее лица. Глаза закрылись, открылись снова, опять
закрылись и снова открылись. Он беспокойно повернулся, несколько раз
задремывал на две-три минуты и так же часто вскакивал с испуганным видом,
тупо озирался вокруг и вдруг, в ту самую минуту, когда хотел приподняться,
погрузился в глубокий, тяжелый сон. Пальцы его разжались, поднятая рука вяло
опустилась - он лежал словно в полном беспамятстве.
- Наконец-то опий подействовал, - прошептала ловушка, отходя от
кровати, - но, может быть, теперь уже слишком поздно.
Она проворно надела шляпку и шаль, изредка боязливо оглядываясь, словно
опасаясь, как бы, несмотря на снотворный напиток, не опустилась на ее плечо
тяжелая рука Сайкса; потом, тихонько наклонившись над постелью, поцеловала
грабителя в губы и, бесшумно открыв дверь комнаты, выбежала на улицу.
В темном переулке, который вел на главную улицу, сторож выкрикивал
половину десятого.
- Давно пробило? - спросила девушка.
- Через четверть часа пробьет десять, - сказал сторож, поднимая фонарь
к ее лицу.
- А мне не добраться туда раньше, чем через час, - пробормотала
девушка, проскользнув мимо него и бросившись бежать по улице.
Многие лавки уже закрылись в тех глухих переулках и улицах, которыми
она пробегала, направляясь из Спителфилдс к лондонскому Вест-Энду. Когда
пробило десять, нетерпение ее усилилось. Она мчалась по узкому тротуару;
расталкивая прохожих и проскакивая чуть ли не под самыми мордами лошадей,
перебегала запруженные улицы, где кучки людей нетерпеливо ждали возможности
перейти через дорогу.
- Эта женщина с ума сошла, - говорили прохожие, оборачиваясь, чтобы
посмотреть ей вслед, в то время как она летела дальше.
Когда она добралась до более богатой части города, улицы были
сравнительно пустынны, и здесь ее стремительность вызывала еще большее
любопытство у редких прохожих, мимо которых она пробегала. Иные ускоряли
шаг, словно хотели узнать, куда она так спешит, и те из них, кому удавалось
нагнать ее, оглядывались, удивленные тем, что она мчится все с той же
быстротой.
Но один за другим они отставали, и она была одна, когда достигла цели
своего путешествия. Это был семейный пансион в тихой, красивой улице
неподалеку от Гайд-парка. Когда ослепительный свет фонаря, горевшего у
двери, привел ее к этому дому, пробило одиннадцать. Сначала она замедлила
шаги, словно собираясь с духом, чтобы подойти, но бой часов придал ей
решимости, и она вошла в холл... Привратника не было на обычном его месте.
Она неуверенно огляделась вокруг и направилась к лестнице.
- Послушайте-ка, - сказала нарядная особа женского пола, выглядывая за
ее спиной из-за двери, - кого вам здесь нужно?
- Леди, которая остановилась в этом доме, - отозвалась девушка.
- Леди? - последовал ответ, сопровождаемый презрительным взглядом. -
Какую леди?
- Мисс Мэйли, - сказала Нэнси.
Нарядная особа, которая к тому времени обратила внимание на внешность
Нэнси, ответила только взглядом, выражавшим добродетельное презрение, и
призвала для переговоров с нею мужчину. Нэнси повторила ему свою просьбу.
- Как о вас доложить? - спросил слуга.
- Не к чему называть фамилию, - ответила Нэнси.
- А по какому делу? - продолжал тот.
- И об этом незачем говорить! - возразила девушка. - Мне нужно видеть
леди.
- Уходите! - сказал слуга, подталкивая ее к двери. - Хватит,
убирайтесь!
- Можете вытолкать меня отсюда, но сама я не уйду! - резко крикнула
девушка. - А уж я постараюсь, чтобы вы и вдвоем со мной не сладили. Неужели
нет здесь никого, - продолжала она, озираясь, - кто бы согласился исполнить
просьбу такого жалкого создания, как я?
Этот призыв произвел впечатление на повара, который благодушно наблюдал
эту сцену вместе с другими слугами и теперь выступил вперед, чтобы
вмешаться.
- Доложите-ка о ней, Джо, что вам стоит, - сказала Эта персона.
- Да что толку? - возразил тот. - Уж не думаете ли вы, что молодая леди
пожелает принять такую, как она?
Этот намек на сомнительную репутацию Нэнси вызвал бурю целомудренного
гнева в груди четырех горничных, которые с великим угаром заявили, что эта
тварь позорит свой пол, и решительно потребовали, чтобы ее без всякого
сожаления бросили в канаву.
- Делайте со мной что хотите, - сказала девушка, снова обращаясь к
мужчинам, - но сначала исполните мою просьбу, а я именем господа бога прошу
доложить обо мне.
Мягкосердечный повар присовокупил свое ходатайство, и дело кончилось
тем, что слуга, появившийся первым, взялся исполнить поручение.
- Так что же передать? - спросил он, уже стоя одной ногой на нижней
ступеньке.
- Что одна молодая женщина убедительно просит позволения поговорить
наедине с мисс Мэйли, - ответила Нэнси, - а когда леди услышит хоть одно
слово из того, что та хочет ей сказать, она сама решит, выслушать ли ей до
конца, или выгнать эту женщину, как обманщицу.
- Ну, знаете ли, - вы что-то уж очень напористы, - сказал слуга.
- Вы только передайте эти слова, - твердо сказала девушка, - и
принесите мне ответ.
Слуга побежал по лестнице. Нэнси, бледная, с трудом переводя дух,
стояла внизу, прислушиваясь с дрожащими губами к тем громким, презрительным
замечаниям, на какие не скупились целомудренные служанки; они принялись
расточать их еще щедрее, когда вернулся слуга и сказал, чтобы молодая
женщина шла наверх.
- Что толку соблюдать благопристойность на этом свете? - сказала первая
служанка.
- Медь иной раз ценят дороже золота, хотя ему и огонь нипочем! -
заметила вторая.
Третья удовольствовалась недоуменным вопросом: "Из чего же сделаны
леди?" - а четвертая положила начало квартету: "Какой срам!" - на чем и
сошлись эти Дианы.
Невзирая на все это - ибо на сердце у нее было бремя более тяжкое, -
Нэнси, дрожа всем телом, вошла вслед за слугой в маленькую переднюю,
освещенную висевшей под потолком лампой. Здесь слуга ее оставил и удалился.
ГЛАВА XL
Странное свидание, которое является продолжением событий,
изложенных в предыдущей главе
Жизнь девушки протекала на улицах, в самых гнусных притонах и вертепах
Лондона, но тем не менее она еще сохранила какую-то порядочность, присущую
женщине, и, когда она услыхала легкие шаги, приближающиеся к двери,
находившейся против той, в какую она вошла, она подумала о резком контрасте,
свидетелем которого будет через секунду эта маленькая комнатка,
почувствовала всю тяжесть своего позора и съежилась, как будто ей почти
непосильно было присутствие той, с кем она добивалась свидания.
Но с этими лучшими чувствами боролась гордость - порок самых
развращенных и униженных, равно как и возвеличенных и самоуверенных. Жалкая
сообщница воров и грабителей, падшее существо, исторгнутое грязными
притонами, помощница самых мерзких преступников, живущая под сенью виселицы,
- даже это погрязшее в пороках создание было слишком гордым, чтобы хоть
отчасти проявить чувствительность, присущую женщине, - чувствительность,
которую она считала слабостью, хотя она одна еще связывала ее с человеческой
природой, следы которой стерла тяжелая жизнь в пору ее детства. Она подняла
глаза лишь настолько, чтобы разглядеть, что представшая перед ней девушка
стройна и прекрасна, затем, потупившись, она с притворной беззаботностью
тряхнула головой и сказала:
- Нелегкое дело добраться до вас, сударыня. Если бы я обиделась и ушла,
как сделали бы многие на моем месте, вы об этом когда-нибудь пожалели бы - и
не зря.
- Я очень сожалею, если с вами были грубы, - отвечала Роз. -
Постарайтесь забыть об этом. Скажите мне, зачем вы хотели меня видеть. Я та,
кого вы спрашивали.
Ласковый тон, нежный голос, кроткая учтивость, полное отсутствие
высокомерия или неудовольствия застигли девушку врасплох, и она залилась
слезами.
- Ах, сударыня! - воскликнула она страстно, заломив руки. - Если бы
больше было таких, как вы, - меньше было бы таких, как я... меньше...
меньше...
- Сядьте, - настойчиво сказала Роз. - Если вы бедны или вас постигло
несчастье, я от всей души и всем, чем могу, рада вам помочь. Сядьте.
- Разрешите мне постоять, леди, - сказала девушка, все еще плача, - и
не говорите со мной так ласково, пока вы не узнаете, кто я такая. Становится
поздно. Эта... Эта дверь закрыта?
- Да, - сказала Роз, отступив на несколько шагов, словно для того,
чтобы к ней скорее могли прийти на помощь в случае, если понадобится. -
Почему вы задаете этот вопрос?
- Потому, - сказала девушка, - потому, что я собираюсь отдать в ваши
руки свою жизнь и жизнь других. Я - та самая девушка, которая утащила
маленького Оливера к старику Феджину в тот вечер, когда он вышел из дома в
Пентонвиле.
- Вы?! - воскликнула Роз Мэйли.
- Да, я, сударыня, - ответила девушка. - Я та самая бесчестная женщина,
о которой вы слыхали, живущая среди воров, и - да поможет мне бог! - с того
времени, как я себя помню, и когда глазам моим и чувствам открылись улицы
Лондона, я не знала лучшей жизни и не слышала более ласковых слов, чем те,
какими она меня награждала. Не бойтесь, можете отшатнуться от меня, леди. Я
моложе, чем кажусь, но я к этому привыкла. Самые бедные женщины отшатываются
от меня, когда я прохожу по людной улице.
- Какой ужас! - сказала Роз, невольно отступая от своей странной
собеседницы.
- На коленях благодарите бога, дорогая леди, - воскликнула девушка, -
что у вас были друзья, которые с самого раннего детства о вас заботились и
оберегали вас, и вы никогда не знали холода и голода, буйства и пьянства
и... и еще кое-чего похуже, что знала я с самой колыбели. Я могу сказать это
слово, потому что моей колыбелью были глухой закоулок да канава... они будут
и моим смертным ложем.
- Мне жаль вас, - прерывающимся голосом сказала Роз. - У меня сердце
надрывается, когда я вас слушаю.
- Да благословит вас бог за вашу доброту, - отозвалась девушка. - Если
бы вы знали, какой я иной раз бываю, вы бы я в самом деле меня пожалели. Но
ведь я тайком убежала от тех, которые, конечно, убили бы меня, знай они, что
я пришла, сюда, чтобы передать подслушанное. Знаете ли вы человека по имени
Монкс?
- Нет, - ответила Роз.
- А он вас знает, - заявила девушка, - и знает, что вы остановились
здесь. Ведь я вас отыскала потому, что подслушала, как он назвал это место.
- Я никогда не слыхала этой фамилии, - сказала Роз.
- Значит, у нас он появляется под другим именем, - заявила девушка, - я
об этом и раньше догадывалась. Несколько времени назад, вскоре после того,
как Оливера просунули к вам в окошко, - когда пытались вас ограбить, я,
подозревая этого человека, подслушала однажды ночью его разговор с Феджином.
И я поняла, что Монкс, тот самый, о котором я вас спрашивала...
- Да, - сказала Роз, - понимаю.
- Вот что Монкс, - продолжала девушка, - случайно увидел Оливера с
двумя из ваших мальчишек в тот день, когда мы в первый раз его потеряли, и
сразу узнал в нем того самого ребенка, которого он выслеживал, - я не могла
угадать, о какой целью. С Феджином был заключен договора что, если Оливера
опять захватят, он получит определенную сумму и получит еще больше, если
сделает из него вора, а это для чего-то очень нужно было Монксу.
- Для чего? - спросила Роз.
- Он заметил мою тень на стене, когда я подслушивала, надеясь
разузнать, в чем тут дело, - ответила девушка, - и мало кто мог бы, кроме
меня, улизнуть вовремя и не попасться. Но мне это удалось, и я его не видела
до вчерашнего вечера.
- А что же случилось вчера?
- Сейчас я вам расскажу, леди. Вчера вечером он опять пришел. Опять они
поднялись наверх, и я, закутавшись так, чтобы тень не выдала меня, опять
подслушивала у двери. Первое, что я услышала, были слова Монкса: "Итак,
единственные доказательства, устанавливающие личность мальчика, покоятся на
дне реки, а старая карга, получившая их от его матери, гниет в своем гробу".
Он и Феджин расхохотались и стали толковать о том, как посчастливилось ему
все это обделать, а Монкс, заговорив о мальчике, рассвирепел и сказал, что
хотя он и заполучил деньги чертенка, но лучше бы ему добиться их другим
путем; вот была бы потеха, говорил он, поиздеваться над чванливым завещанием
отца, протащить мальчишку через все городские тюрьмы, а потом вздернуть его
на виселицу за какое-нибудь тяжкое преступление, что Феджин легко мог бы
обделать, а до этого еще и подработать на нем.
- Что же это такое?! - воскликнула Роз.
- Сущая правда, леди, хотя это и говорю я, - ответила девушка. - Потом
Монкс сказал с проклятьями, привычными для меня, но незнакомыми вам, что,
если бы он мог утолить свою ненависть и лишить мальчика жизни без риска для
собственной головы, он сделал бы это, но так как это невозможно, то он будет
начеку, будет следить за превратностями его судьбы, и так как он знает о его
происхождении и жизни - преимущество на его стороне, и, может быть, ему
удастся повредить мальчику. "Короче говоря, Феджин, - сказал он, - хотя вы и
еврей, но никогда еще не расставляли таких силков, какие я расставил для
моего братца Оливера".
- Для брата! - воскликнула Роз.
- Это были его слова, - сказала Нэнси, пугливо озираясь, как озиралась
она почти все время, пока говорила, ибо ее преследовал образ Сайкса. - Но
это не все. Когда он заговорил о вас и о той, другой леди и сказал, что,
видно, бог или дьявол устроили так, чтобы, назло ему, Оливер попал в ваши
руки, он расхохотался и заявил, что даже и это его радует, потому что немало
тысяч и сотен фунтов отдали бы вы, если бы их имели, чтобы узнать, кто ваша
двуногая собачка.
- Неужели это было сказано серьезно? - сильно побледнев, спросила Роз.
- Он говорил на редкость решительно и злобно, - покачивая головой,
ответила девушка. - Он не шутит, когда в нем кипит ненависть. Я знаю многих,
кто делает вещи похуже, но лучше мне слушать их десяток раз, чем один раз
этого Монкса. Сейчас уже поздно, а я должна вернуться домой, чтобы не
заподозрили, по какому делу а ходила. Мне нужно поскорее добраться до дому.
- Но что же я могу сделать? - сказала Роз. - Без вас какую пользу я
могу извлечь из этих сведений? Добраться до дому? Почему вам хочется
вернуться к товарищам, которых вы описали такими ужасными красками? Если вы
повторите это сообщение одному джентльмену, которого я сию же минуту могу
вызвать из соседней комнаты, не пройдет и получаса, как вас устроят в
каком-нибудь безопасном месте.
- Я хочу вернуться, - сказала девушка. - Я должна вернуться, потому
что... как говорить о таких вещах вам, невинной леди?.. потому что среди тех
людей, о которых я вам рассказывала, есть один, самый отчаянный из всех, и
его я не могу оставить, да, не могу, даже ради того, чтобы избавиться от той
жизни, какую теперь веду.
- Ваше прежнее заступничество за этого милого мальчика, - сказала Роз,
- ваш приход сюда, чтобы, невзирая на страшную опасность, рассказать мне то,
что вы слышали, ваш вид, убеждающий меня в правдивости наших слов, ваше
явное раскаяние и стыд - все это заставляет меня верить, что вы еще можете
исправиться. О! - складывая руки, воскликнула пылкая девушка, а слезы
струились у нее по лицу, - не будьте глухи к мольбам другой женщины, которая
первая - первая, я в этом уверена! - обратилась к вам со словами жалости и
сострадания. Услышьте меня и дайте мне вас спасти для лучшего будущего!
- Сударыня, - воскликнула девушка, падая на колени, - милая сударыня,
добрая, как ангел! Да, вы первая, которая осчастливила меня такими словами,
и, услышь я их несколько лет назад, они могли бы отвратить меня от пути
греха и печали. Но теперь слишком поздно, слишком поздно.
- Никогда не поздно, - сказала Роз, - раскаяться и искупить грехи.
- Поздно! - вскричала девушка, терзаемая душевной мукой. - Теперь я не
могу его оставить. Я не могу быть виновницей его смерти.
- А почему вы будете виновницей? - спросила Роз.
- Ничто бы его не спасло! - воскликнула девушка. - Если бы я рассказала
другим то, что рассказала вам, и всех бы захватили, ему, конечно, не
избежать смерти. Он самый отчаянный и был таким жестоким.
- Может ли быть, - вскричала Роз, - что ради такого человека вы
отказываетесь от всех надежд на будущее и от уверенности в немедленном
спасении? Эго безумие!
- Не знаю, что это такое, - ответила девушка. - Знаю только, что так
оно есть и так бывает не со мной одной, но с сотнями других, таких же падших
и ничтожных, как я. Я должна вернуться. Божья ли это кара за содеянное мною
зло, но меня тянет вернуться к нему, несмотря на все муки и побои, и, верно,
тянуло бы, даже знай я, что в конце концов мне придется умереть от его руки.
- Что же мне делать? - сказала Роз. - Я не должна вас отпускать.
- Вы должны, сударыня! И я знаю, что вы меня отпустите, - возразила
девушка, поднимаясь с колен. - Вы не помешаете мне уйти, потому что я
доверилась вашей доброте и не потребовала от вас никаких обещаний, хотя
могла бы это сделать.
- Какая же тогда польза от вашего сообщения? - сказала Роз. - Эту тайну
необходимо раскрыть, иначе какое благо принесет Оливеру, которому вы хотите
услужить, то, что вы мне говорили?
- Среди ваших знакомых, конечно, есть какой-нибудь добрый джентльмен,
который выслушает все и, сохраняя тайну, посоветует вам, что делать, -
сказала девушка.
- Но где же мне найти вас, если это будет необходимо? - спросила Роз. -
Я вовсе не хочу знать, где живут эти ужасные люди, но не могли бы вы отныне
прогуливаться где-нибудь в определенный час?
- Обещаете ли вы мне, что будете крепко хранить мою тайну и придете
одна или только с тем человеком, которому ее доверите? Обещаете, что меня не
будут подстерегать или выслеживать? - спросила девушка.
- Даю вам торжественное обещание - ответила Роз.
- Каждый воскресный вечер в одиннадцать часов, - не колеблясь, сказала
девушка, - если буду жива, я буду ходить по Лондонскому мосту.
- Подождите еще минутку! - воскликнула Роз, когда девушка быстро
направилась к двери. - Подумайте еще раз о своей собственной участи и о
возможности изменить ее. Я перед вами в долгу не только потому, что вы
добровольно доставили эти сведения, но и потому, что вы - женщина, погибшая
почти безвозвратно. Неужели вы вернетесь к этой шайке грабителей и к этому
человеку, когда одно слово может вас спасти? Что за обольщение заставляет
вас вернуться и льнуть к пороку и злу? О, неужели нет ни одной струны в
вашем сердце, которую я могла бы затронуть? Неужели не осталось ничего, к
чему могла бы я воззвать, чтобы побороть это ужасное ослепление?
- Когда леди, такие молодые, добрые и прекрасные, как вы, отдают свое
сердце, - твердо ответила девушка, - любовь может завлечь их куда угодно...
даже таких, как вы, у которых есть дом, друзья, поклонники, все, что делает
жизнь полной. Когда такие, как я, у которых нет никакой надежной крыши,
кроме крышки гроба, и ни одного друга в случае болезни или смерти, кроме
больничной сиделки, отдают свое развращенное сердце какому-нибудь мужчине и
позволяют ему занять место, которое никем не было занято в продолжение всей
нашей злосчастной жизни, кто может надеяться излечить нас? Пожалейте нас,
леди! Пожалейте нас за то, что из всех чувств, ведомых женщине, у нас
осталось только одно, да и оно, по суровому приговору, доставляет не покой и
гордость, а новые насилия и страдания.
- Вы согласитесь, - помолчав, сказала Роз, - принять от меня немного
денег, которые помогут вам жить честно, хотя бы до тех пор, пока мы снова не
встретимся?
- Ни одного пенни! - махнув рукой, ответила девушка.
- Не замыкайте своего сердца, не сопротивляйтесь всем моим попыткам
помочь вам! - сказала Роз, ласково подходя к ней. - Я ото всей души хочу
оказать вам услугу.
- Вы оказали бы мне самую лучшую услугу, сударыня, - ломая руки,
ответила девушка, - если бы могли сразу отнять у меня жизнь, потому что
сегодня я испытала больше горя, чем когда бы то ни было, все думала о том,
кто я такая и что, пожалуй, лучше мне умереть не в том аду, где я жила. Да
благословит вас бог, добрая леди, и да пошлет он вам столько счастья,
сколько я навлекла на себя позора!
С этими словами, громко рыдая, несчастная девушка ушла, а Роз Мэйли,
угнетенная необычайным свиданием, которое походило скорее на мимолетный сон,
чем на реальное событие, опустилась в кресло и попыталась собраться с
мыслями.
ГЛАВА XLI,
содержащая новые открытия и показывающая, что неожиданность,
как и беда, не ходит одна
Ее положение было и в самом деле непривычно тяжелым и затруднительным.
Охваченная непреодолимым и горячим желанием проникнуть в тайну, окутывавшую
жизнь Оливера, она в то же время не могла не почитать священным секретное
сообщение, какое несчастная женщина, с которой она только что беседовала,
доверила ей - молодой и чистой девушке. Ее слова и вид тронули сердце мисс
Мэйли; и к той любви, какую она питала к своему юному питомцу,
присоединилось - такое же искреннее и горячее - стремление привести
отверженную к раскаянию и надежде.
Они предполагали прожить в Лондоне только три дня, а затем уехать на
несколько недель в отдаленное местечко на побережье. Была полночь первого
дня их пребывания в столице. На какой образ действий ей решиться, чтобы
осуществить задуманное за сорок восемь часов? Или как отложить поездку, не
возбуждая подозрений?
С ними приехал мистер Лосберн, который должен был остаться еще на два
дня; но Роз слишком хорошо знала стремительность этого превосходного
джентльмена и слишком ясно предвидела ту ярость, какой он воспылает в
припадке негодования против орудия вторичного похищения Оливера, чтобы
доверить ему тайну, если ее доводы в защиту девушки не поддержит кто-нибудь,
искушенный опытом. Были все основания соблюдать величайшую осторожность и
осмотрительность, а если посвятить в это дело миссис Мэйли, первым
побуждением ее неизбежно будет призвать на совет достойного доктора. Что
касается юридического советчика - даже если бы она знала, как к нему
обратиться, - то об этом, по тем же причинам, вряд ли можно было думать. Ей
пришла в голову мысль искать помощи у Гарри, но это пробудило воспоминание
об их последней встрече, и ей показалось недостойным призывать его назад;
может быть, - при этой мысли на глазах у нее навернулись слезы, - он уже
научился не думать о ней и чувствовать себя более счастливым вдали от нее.
Волнуемая этими разнообразными соображениями, склоняясь то к одному
образу действий, то к другому и снова отшатываясь от всего, по мере того как
перебирала в уме все доводы. Роз провела бессонную и тревожную ночь. На
следующий день, снова поразмыслив и придя в отчаяние, она решила обратиться
к Гарри.
"Если ему мучительно вернуться сюда, - думала она, - то как мучительно
это мне! Но, возможно, он не приедет; он может написать или приехать и
старательно избегать встречи со мной - он это сделал, когда уезжал. Я не
думала, что он так поступит, но это было лучше для нас обоих". Тут Роз
уронила перо и отвернулась, словно даже бумага, которой предстояло стать ее
вестником, не должна была быть свидетельницей ее слез.
Раз пятьдесят бралась она за перо и опять его откладывала, и снова и
снова обдумывала первую строчку письма, не написав еще ни единого слова, как
вдруг Оливер, гулявший по улицам с мистером Джайлсом вместо телохранителя,
ворвался в комнату с такой стремительностью и в таком сильном возбуждении,
что, казалось, это предвещало новый повод для тревоги.
- Что тебя так взволновало? - спросила Роз, вставая ему навстречу.
- Не знаю, что сказать... Я, кажется, сейчас задохнусь, - ответил
мальчик. - Ах, боже мой! Подумать только, что наконец-то я его увижу, а у
вас будет возможность убедиться, что я рассказал вам всю правду!
- Я никогда в этом не сомневалась, - успокаивая его, сказала Роз. - Но
что случилось? О ком ты говоришь?
- Я видел того джентльмена, - ответил Оливер, с трудом внятно
выговаривая слова, - того джентльмена, который был так добр ко мне! Мистера
Браунлоу, о котором мы так часто говорили!
- Где? - спросила Роз.
- Он вышел из кареты, - ответил Оливер, плача от радости, - и вошел в
дом! Я с ним не говорил, я не мог заговорить с ним, потому что он меня не
заметил, а я так дрожал, что не в силах был подойти к нему. Но Джайлс, по
моей просьбе, спросил, здесь ли он живет. и ему ответили утвердительно.
Смотрите, - сказал Оливер, развертывая клочок бумаги, - вот здесь, здесь он
живет... Я сейчас же туда пойду!.. Ах, боже мой, боже мой, что со мной
будет, когда я снова увижу его и услышу его голос!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |