Хотя и до конца убедить себя в этом не мог. Не получалось. Словно бы каждый раз находилось нечто, что каким-то, часто независимым от самого Иншакова, образом вторгалось в его сознание. Собираясь, видимо, установить там какой-то свой, отличный от того, что было раньше, порядок.
Как мог пока Иншаков с этим справлялся. Но уже чувствовал, что будет получаться подобное недолго. Потому как... Да знать бы почему,--подумал Иншаков.- Можно было бы установить какие-то меры противодействия. А так, фактически, пока оставалось только подчиняться каким-то правилам. Следуя откровениям, извлекаемым из-под сознания. Чтобы уже после, в стремлении бросить все, начать отдаляться от всего того, что было с таким трудом домыслено.
--Фактически не стоило обращать на это внимание,--рассудил Иншаков. Во многом он мог уже признаться себе. Никому так не доверяя как себе, Валерий Дмитриевич находил даже какую-то особую радость в своем исповедовании себя. Сон, уже не сон, не только сон становился главным. Имело значение и все, что начиналось после сна. Когда сразу после просыпания начинали приходить удивительные мысли. Мысли, перемешивавшиеся с воспоминаниями из прошлого. Какими-то откровениями из будущего. Иншаков ведь немного видел и свою будущее. Правда, сказать с точностью, чье это будущее, он не мог. Лица все были размыты.
Но по каким-то интуитивно угадываемым моментам Иншаков догадывался, что все это о нем. Ну а если и не все, то уже точно, что многое.
И очень трепетно относился Валерий Денисович к открывавшимся таким образом ему откровениям. Видел в них нечто такое, на что действительно следовало, необходимо было обратить ему внимание. Прежде всего потому, что это будет нужно в первую очередь ему. Как бы то ни было, несмотря на общественный пост, Иншаков по-прежнему личные интересы ставил заметно выше общественных. Общественным он мог отдаваться в рабочее время. В остальном власть принадлежала тому, что было личного. Именно личное формировалось таким образом, чтобы исходя из необходимости совместного существования (самого Иншакова как индивида, и Иншакова как члена общества, социума) проявлять интерес к самому себе. К росту тех благ (духовных и материальных), которые в дальнейшем приведут к еще большему развития способностей психики Валерия Денисовича. К способности делать соответствующие выводы, и принимать необходимые решения. И ничто уже в этом его не должно было отвлекать. А даже наоборот, все должно идти исключительно на благо. На повышение саморазвития и самосовершенствования.
И уже в контексте вышеизложенного принимали действительно особое значение сны Валерия Иншакова. В этих снах он попеременно видел будущее и прошлое. Всякий раз, в каждом сне, удавалось Валерию Денисовичу разглядеть нечто, что на самом деле, догадывался он, имело более чем важное значение. Причем, уже получается, не только в его жизни.
Впрочем, и сама жизнь приобретала другой смысл. И на первый план выходила необходимость переосмысления Иншаковым всего происходящего. Ведь многое до сих пор, несмотря на, иной раз, удававшуюся интерпретацию, оставалось для Иншакова загадочным и интересным. Да и, по сути, если у него получалось как-то раскрыть секрет имеющегося сновидении, это еще все равно почти ничего не означало. Потому как наверняка существовало что-то еще, догадывался Иншаков, что попросту пока не поддалось разгадке.
--Но если бы это только было так,-- с грустью иной раз задумывался Иншаков, и лицо этого уже немолодого человека тогда становилось еще старше. И уже казалось, что ничто не сможет искупить вину, которую, догадывался Иншаков, можно было искупить только страданием. И он страдал. Попадая в такие депрессивные состояния, из которых порой не то что не знал, как выбраться, а и вообще - чувствовал, что погряз в них надолго, если не навсегда. Хотя и то, что не навсегда -- он знал. Ему ведь всегда удавалось выкарабкиваться. А сознание его отпускало. И тогда Валерию Денисовичу Иншакову становилось легче жить.
Правда, иногда случалось так, что сны не снились. В таких случаях через какое-то время к Иншакову подступала тревога. И он уже сам умолял, чтобы все повторилось. Чтобы он заснул, увидев во сне как ему жить. Ведь именно пророческий характер сновидений, как уже сейчас понял Иншаков, притягивал его.
И здесь не было никакой мистики. Какую-либо мистику Валерий Денисович вообще не принимал. Да и какая могла быть мистика у ученого. А Иншаков более чем кто другой мог бы считаться ученым. Науке он отдал последние двадцать пять лет. И в дальнейшем надеялся, что его опыт и знания окажутся необходимыми. С этим и жил.
Глава 3
Иншаков несколько нерешительно вошел в кабинет к Березину.
Высокий, худой, сутулый Березин сидел за своим рабочим столом и пытался собраться с мыслями. Он только что понял, что у него неожиданно исчезли какие бы то ни было толковые мысли. А бестолковые, которые до этого лезли в голову, еще на днях ему удалось усмирить.
--Что? Что случилось,--испуганно поднял глаза на стоявшего рядом с ним, и переминавшегося с ноги на ногу Иншакова.-Что случилось, Валерий Денисович?-допытывался Иншаков, во все глаза разглядывая Иншакова.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 12 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |