Против принятия срочных мер говорило только одно: никто на самом деле не знал, как будет. На дворе стоял 1984 год. И в стране пока ничего не предвещало беды.
И тогда уже все, о чем поведал Никитин - пока было ничем иным, как очередным донесением. Которые стекались в ведомство Карелиуса со всего мира (от забросанных по земному шару агентов). Так же как, впрочем, информация стекалась и в ведомство Громова. И два зама руководителей крупнейших спецслужб мира имели различную точку зрения по данному вопросу. Громов поверил, Карелиус сомневался. Не верил. Он верил только себе. В свою силу. И знал, что ничего подобного тому, о чем рассказал ему Никитин (и докладывали другие агенты) не произойдет. Он этого не допустит. Он, Виктор Степанович Карелиус держит ситуацию под контролем.
Причем он был настолько уверен в своей власти (и распространяемом вокруг контроле), что даже несколько раз уже отклонил предложение возглавить безопасность страны. Его вполне устраивала его нынешняя должность. Как ни странно, но она предусматривала больше возможностей и вносимых вариаций в то же самое управление страной. Он находился не на виду. И это было главное.
Глава 3
Шмеерсон закончил последние выкладки своей теории. Согласно подготовленной им теоретической базе, все, что происходило в последнее время, являлось результатом некогда разработанной им самим же системе. Это была его давнишняя работа. Тогда ему было 22-23 года. Более пятидесяти лет назад. И данные его нынешней работы удивительным образом совпадали с некогда уже имеющимися, существующими.
Однако сейчас перед Альфредом Мойшевичем возник один весьма важный вопрос. Учитывая то, что занимался он выполнением подобной работы внеурочное время, то и оказывалось, что о результатах ее ему было некому докладывать. Это при СССР он бы с радостью доложил обо всем вышестоящему начальству, получив какие-либо блага. Теперь же современные реалии диктовал рынок. А Альфред Мойшевич получал столь мизерную зарплату в своей академии наук, что ему совсем не хотелось делиться полученными данными с руководством. Тем более понимая, что самому руководству это вполне может быть безразличным.
Однако с окончанием работы жизнь Шмеерсона стало неким таинственным образом изменяться. Прежде всего, совсем неожиданно ему значительно подняли зарплату. Та стала, конечно, не такая, как у его коллег на Западе, но одна десятая часть западной у него уже вполне была. А в сравнении с тем, что было - повышение было существенно.
Однако помимо каких-либо социальных выплат, Альфред Мойшевич получил и ряд интересных предложения от известного ведомства. Об этом он, конечно, традиционно предпочитал никому не рассказывать. Но уже становилось понятно, что Шмеерсон рад. Очень рад. Рад прежде всего восстребованности. Тому, что теперь вся его деятельность приобретала более конструктивный характер.
Притом что на самом деле,-- за всеми его исследованиями следили и раньше. И так или иначе - курировали. И тогда отличие заключалось лишь в том, что раньше - не говорили. А теперь - сказали.
Но ведь на самом деле было главное и не это.
Альфред Мойшевич Шмеерсон только что закончил очень важную работу. Выводы по ней для многих людей могли бы сделать жизнь совсем другой. И поэтому Шмеерсон понимал, что не должен просто так отдавать свои результаты. Ведь если предположить, что воспользуются ей люди с нечистой совестью, тогда... Ну, мир не перевернется (Шмеерсон все-таки отдавал себе отчет, что существует ряд сдерживающих факторов, которые со временем способны нейтрализовать имеющиеся выводы), но какое-то время уйдет на обезвреживание врага. И значит... В общем, пока Шмеерсон решил, что этого нельзя было допускать. И надо было, как минимум, найти тех, кому результаты его работы будут более чем необходимы.
Но так вышло, что пока Шмеерсон размышлял в предвкушении ожидавшей его славы, о нем забыли. Все вроде как оставалось по-прежнему. Но его никуда не вызывали. С ним не встречались. И вообще, для него началась своеобразная информационная блокада. В том плане, что он остался один. И перестал получать информацию из внешнего мира. Он ведь был отшельник. Работал исключительно в своей лаборатории. Вход в лабораторию имел отдельный. Ключ был только у него и у руководства. Но руководство давно уже не интересовалось результатами его работы. Уважали его старость? Вполне может быть и так. Ну, или получили распоряжение не вмешиваться,--предположил Шмеерсон, и почувствовал, что это только добавляет ему тревог.
Переживал ли Шмеерсон? Переживал. Переживал, было не то слово. Он вдруг разом почувствовал, что дело попросту совсем плохо. И надо опасаться всего что угодно.
А еще его вдруг стало мучить предательское чувство вины.
--Чертово ощущение,--не раз, бывало, восклицал в сердцах этот человек. Понимая, что в этой ситуации совсем бесправен. Да и все попытки как-то проанализировать и упорядочить разраставшиеся в его душе негативные ощущения, на самом деле ни к чему не приводили. Ни к чему положительному. И все словно бы оставалось по-прежнему.
Хотя Альфред Мойшевич и был уверен в себе. И знал, что он все равно еще раз (если потребуется - не один и не два, а много раз) проанализирует ситуацию, и найдет из нее выход.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 15 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |