Серия «Учебники, учебные пособия» 6 страница

В самом тотемном культе прежде всего бросается в глаза система тотемных табу — запретов на употребление в пищу тотемного животного или причинения ему какого-либо вреда. В крайнем своем проявлении это приводило к уходу за тотемом, пусть даже бесполезным в хозяйственном отношении (гремучая змея), как за домашним животным. Интересно, что действовало и обратное правило: считалось, что тотемные животные не должны нападать на тех представителей человеческого рода, с которыми они находились в тотемном родстве. Если же ничего не подозревавшее животное нарушало этот запрет, то жертву нападения (останься она жива) немедленно изгоняли из тотемного коллектива как не принадлежащую к нему по крови. Тотемные табу были вполне понятны людям и соблюдались не менее строго, чем запрет на убийство или нанесение увечий человеку. Но при этом они могли маскировать, быть может, и не полностью осознаваемый самими людьми рациональный хозяйственный мотив: поддержание экологического, пищевого равновесия в среде обитания тотемного коллектива.

Другой разновидностью тотемных табу можно считать требование ритуального употребления тотема в пищу, проводившегося, как правило, в строго определенные праздничные дни в сопровождении большого количества специальных обрядов. Понятно, что поедание животного выполняло функцию приобщения к той сверхъестественной силе, которой оно якобы обладало. Наряду с этим преследовалась и другая цель: убиваемое животное, соблазненное оказанными ему почестями и поклонением, не только не обидится на неблагодарного потомка, но и возьмется выполнить для него какую-нибудь важную миссию в ином мире (см. текст 2.2).

Тотемные табу надолго пережили сам тотемизм и сохранились в более развитых религиях, в частности в форме определенных запретов на употребление «нечистых» видов пищи. В этом случае от страха перед убиением животного как кровного родственника осталось только поддерживаемое религиозной традицией чувство опасения или отвращения к нему.

Особое место среди обрядов почитания и умилостивления тотема принадлежало обряду «размножения тотема» и «умножения еды». По описанию долго живших среди аборигенов Австралии исследователей Спенсера и Гиллена, выполнялся этот обряд в начале сезона дождей, когда после засушливого и голодного времени начинался расцвет растительной и животной жизни. Племя, до тех пор разбитое на мелкие группки, которые бродили в поисках еды в пределах племенной территории, собиралось вместе. В племени, чьим прародителем считался длиннорогий жук, церемония «размножения тотема» начиналась со сбора гнилых ветвей, в которых жили тотемные насекомые. Потом аборигены спускались в тотемную пещеру, где находилась большая глыба кварцита, окруженная теми же камнями, но меньших размеров. Эти камни олицетворяли самку жука и ее детенышей. Предводитель участников тотемного культа ударял по глыбе деревянным корытом, служившим для сбора жуков, а другие участники культа — ветвями. Свои действия они сопровождали распеванием гимнов, в которых самку жука призывали нести много яиц. После этого действие переносилось последовательно на каждый из мелких камешков. Далее предводитель церемонии брал один из камешков и ударял в живот каждого участника церемонии, приговаривая: «Да будешь ты есть много пищи!» Религиозный ритуал «размножения тотема» завершался трапезой, во время которой его участники поедали запрещенные для них в другое время личинки длиннорогого жука.

Сущность обряда «размножения тотема» заключалась в признании единства размножения тотемного вида животных и тотемной группы людей. Дух-тотем, который жил в центре тотемного святилища, должен был войти и в утробы женщин, и в утробы животных, обеспечивая в одно и то же время разрастание тотемного рода и количества еды для него.

Весьма характерными были для тотемизма и разнообразные обряды уподобления тотему, особенно широко применявшиеся при обряжении покойных членов тотемного коллектива: соответствующая раскраска тела, одевание шкуры тотемного животного или перьев птицы-тотема, прическа «а ля тотем». Встречались и более экзотические приемы: выбивание или подпиливание верхних зубов, чтобы они стали похожими на клыки своего тотема. Повсеместную популярность имели ритуальные пляски, в которых танцоры подражали движениям животных.

Важно отметить, что тотемизм был не только религиозным верованием, но и важнейшим социальным институтом в жизни древних людей. Таким образом, мы сталкиваемся с той самой нерасчлененностью жизни и культа, которая была отмечена как одна из особенностей первобытных форм религии. По своей сути тотем персонифицировал коллективное начало, которое многократно превосходило возможности отдельно взятого человека, и в экстремальных условиях жизни первобытных людей составлял основное условие их сугубо биологического выживания: рождались и умирали члены рода или племени, но сила тотема оставалась неизменной.

Итак, в чем же заключались социальные функции тотемизма?

Во-первых, тотем был необходим для личностной идентификации каждого человека в те времена, когда отсутствовали семейно-брачные отношения и система именования в привычном для нас виде. Поэтому европейцы, столкнувшиеся в конце XVIII — начале ХІХ вв. с племенами, стоявшими на первобытной ступени развития, имели полное право удивляться, когда на вопрос «Кто ты такой?» местные жители отвечали «Я — кенгуру», «Я — личинка комара». Недаром многим тотемным ритуалам и культам был присущ эзотеризм — ограниченность круга их участников.

Во-вторых, тотем выполнял экономические функции разделения территории для хозяйственной деятельности и кооперации людей в ее использовании.

В-третьих, тотем регулировал брачные отношения внутри племени. Племя делилось на несколько больших тотемных групп, внутри которых был запрещен брак. Однако сохранялась возможность вступать в брачные связи с членами различных тотемных коллективов внутри племени, чем обеспечивалось сохранение и чистота племенного генофонда.

Но не только потому, что тотемизм всегда был коллективным верованием, в то время как фетишизм — преимущественно индивидуальным, его следует считать более зрелой формой первичной религии. Ведь центральная фигура тотемизма «тотем» — одновременно и реально существующее животное, и абстрактное понятие для обозначения фантастического существа, полуживотного, получеловеческого происхождения, которое живет в особом мире и сталкивается с земным миром только в исключительных случаях. К тому же идея сопричастности смертного человека к бессмертному тотему предшествовала позднейшим представлениям о бессмертной душе как своеобразном «ядре» вероучения в более развитых религиозных формах.

Немаловажно и то, что практика изображения тотемных животных сыграла не последнюю роль в развитии мирового искусства, поскольку человек считал нужным создавать изображения своего тотема, чтобы приблизить его к себе. Такие изображения делались не только на внешних предметах, но и на теле самого человека (откуда берет начало искусство татуировки).

В условиях распада родового строя первобытности тотемные верования изживают себя, перерастая одновременно в антропоморфные культы природы, стихий, животных, где этим объектам поклонения придается уже человекоподобный облик. Позже элементы тотемизма вошли во все религии. Особенно ощутимо его влияние в индуизме, где многих животных (например, корову) чествуют как священных. Пережитки этой первобытной формы религии можно видеть и в образах кентавров из греческой олимпийской мифологии.

2.4. АНИМИЗМ. ПЛЕМЕННЫЕ КУЛЬТЫ

Анимизмом (латин. anima — душа) называется вера в самостоятельное сверхъестественное существование души и духов, как своеобразных «двойников» человека, животных, растений, явлений природы. Автором этого термина был один из наиболее выдающихся этнографов и историков культуры ХІХ в. Эдуард Тайлор (1832—1917), который посвятил анимизму большую часть своей книги «Первобытная культура» (1871). Вскоре термин «анимизм» получил такое широкое распространение, что в религиозной статистике многих стран появилась графа «анимистические религии» или «анимисты». Анимистами называли последователей наиболее древних религиозных верований и культов, которые так и не приняли ни одну из мировых религий.

Хотя современная наука не разделяет убеждения Э. Тайлора в том, что именно анимизм был исходной формой всех других религий, его исследования, посвященные анимизму, и доныне сохраняют высокую степень научной актуальности.

Э. Тайлор был уверен, что отправной точкой для анимизма послужили размышления древнего человека над двумя группами биологических, т. е. самых животрепещущих для него вопросов: 1) что составляет разницу между живым и мертвым телом; и 2) в чем заключается причина бодрствования, сна, экстаза и болезни.

В результате, считал Э. Тайлор, появилось представление о личной душе: «Душа есть тонкий, невещественный человеческий образ, по своей природе нечто вроде пара, воздуха или тени. Она составляет причину жизни и мысли в том существе, которое она одушевляет. Она независимо и нераздельно владеет личным сознанием и свободой своего телесного обладателя в прошлом и в настоящем. Она способна покидать тело и переноситься быстро с места на место. Большей частью неуловимая и невидимая, она обнаруживает также физическую силу и является людям спящим и бодрствующим, преимущественно как фантазм, как призрак, отделенный от тела, но сходный с ним. Она способна входить в тела других людей, животных и даже вещей, овладевать ими и влиять на них»21.

Да и сам человек, как правило, наделялся не одной, а несколькими душами одновременно. Каждая из этих душ имела четко определенные функции: одна отвечала за жизненные, физиологические процессы в организме, другая — за мыслительные операции, третья выступала носителем того, что принято называть личностью человека. Только триединство этих душ обеспечивало полноценное человеческое существование.

Как бы то ни было, наука ХХ—ХХІ вв. еще не нашла удовлетворительного объяснения тем ощущениям, которые человек испытывает на грани между жизнью и смертью и которые очень напоминают верования различных народов о наличии человеческой души и потусторонней жизни: «Человек умирает, и в тот момент, когда его физические страдания достигают предела, он слышит, как врач признает его мертвым… Он замечает, что обладает телом, но совсем иной природы и с совсем другими свойствами, чем то физическое тело, которое он покинул. К нему приходят души других людей, чтобы встретить его и помочь ему. Он видит души уже умерших родственников и друзей, и перед ним появляется светящееся существо, от которого исходит такая любовь и душевная теплота, какой он никогда не встречал. Это существо без слов задает ему вопрос, позволяющий ему оценить свою жизнь, и проводит его через мгновенные картины важнейших событий его жизни, происходящие перед его мысленным взором в обратном порядке... Несмотря на свое нежелание, он, однако, каким-то образом воссоединяется со своим физическим телом и возвращается к жизни»22.

Потом представления о человеческой душе стали переноситься на окружающий человека мир. Сначала люди воображали, что человеческие души могут приобретать вид птиц, иногда — животных и растений. Здесь мы в очередной раз имеем дело с тесным переплетением анимистических и тотемных верований, хотя тотемные образы были нужны людям не сами по

себе, а как вместилища для духов. В эпоху преобладания конкретно-чувственного мышления представления о душевных нематериальных двойниках человека были еще слишком абстрактными и нуждались в реальных наглядных образах, каковые незамедлительно были обнаружены в виде животных и растений, также считавшихся наделенными духовным началом. Затем нуждалось в понятном и доступном объяснении сходство между многими родителями и детьми, передача некоторых характерных особенностей внешности человека (бородавки, родимые пятна) по наследству.

На подобные перевоплощения считались способными чаще всего души людей, которые чем-то выделялись при жизни: наиболее ловкие охотники и воины, вожди, старейшины, знахари, кузнецы. Развитие этого верования привело к возникновению веры в переселение душ, с которой можно встретиться во многих религиях, особенно индуизме.

Еще позже люди начали одухотворять и неживые явления — камни и горы, реки и озера, солнце и звезды. Это было необходимо для древних людей, во-первых, для того чтобы объяснить себе причины всех естественных явлений целиком удовлетворительным для себя образом, а во-вторых — приписать духам все хорошее и плохое, что случалось с ними в течение всей жизни. Непосредственной же причиной появления такого рода анимистических воззрений могло быть и своеобразное толкование первобытными людьми целого ряда акустических и оптических явлений: эха, шумов, теней и т. п. Они представлялись им убедительнейшим свидетельством не только существования у человека души, но и наличия подобных нетелесных двойников буквально у всего на свете.

Это уже стадия позднего анимизма, или полидемонизма, который непосредственно предшествует появлению веры в бога. Отголоском этой стадии в развитии анимизма стали образы русалок, водяных, фей, гномов, нимф в фольклоре (см. текст 2.3).

В анимизме не сформировался универсальный культ, но он стал собирательным названием для большого количества обрядово-культовых практик. Рассмотрим в качестве примера некоторые настолько распространенные и известные анимистические культы, что они вполне могут претендовать на статус самостоятельных форм первобытной религии.

Погребальный культ. Корни этого культа усматривают в погребениях 40-тысячелетней давности ближайших предков современного человека — неандертальцев. Наиболее известны открытие 1908 г. в пещере Ле-Мустъе во Франции, где в неглубокой ямке был похоронен неандертальский юноша 16—18 лет, рядом с которым лежали каменные орудия труда и куски жареного мяса (что удостоверяется наличием пережженных костей), а также находка в гроте Тешик-Таш (Узбекистан) фрагментов черепа и нижней челюсти 8—9-летнего ребенка, окруженных рогами горного козла.

Возникновение данного культа связывается со времен З. Фрейда с двумя полуинстинктивными побуждениями человека — стремлением и избавиться от умершего, и сохранить его возле себя. Сосуществование этих противоречивых побуждений просматривается в определенной неразберихе, сопровождающей погребальные обряды и обычаи у разных народов в значительно более поздние времена: то покойника стремились похоронить как можно ближе к дому, то устраивали захоронения в самых труднодоступных местах, то плакали по нему, то наоборот — выражали траурные чувства смехом и аплодисментами, носили в качестве траурных то черные, то белые одежды.

Значительно позднее в рамках погребального культа сформировался комплекс особых анимистических верований.

Первоначальной разновидностью погребальных верований стала вера в «живого мертвеца», которая заключалась в наделении мертвого сверхъестественными свойствами, в том числе способностью к физическому воскрешению. Как правило, в число кандидатов в «живые мертвецы» зачислялись недруги или враги, люди, которые умерли безвременно вследствие несчастных случаев, колдуны и шаманы. Считалось, что после смерти они способны всячески вредить людям, вызывать стихийные бедствия. Из-за этого издавна применялись специальные погребальные обряды для потенциальных «живых мертвецов», их хоронили отдельно от остальных. Предохранительным средством при погребении будущего «живого мертвеца» было причинение увечий умершему. Чего только ни делали с ним — связывали, забивали шипы в пятки, ломали позвоночник, отрубали кисти рук и ступни ног, выкалывали глаза, сжигали тело, даже съедали его. И все это совершалось не из-за нецивилизованности, а по наивной вере в то, что увечье тела приведет к аналогичному повреждению его двойника — души. По сути дела в соответствии с подобными рассуждениями, которые в то время выглядели архаическими пережитками, нужно было вогнать осиновый кол вампиру прямо в сердце (кстати, существует немало археологических подтверждений этого обычая, в том числе и в нашей стране) (см. текст 2.4).

Среди прочих погребальных верований наибольшее значение для дальнейшей эволюции религии имели:

а) вера в бессмертие души умершего, которая после смерти тела способна покидать свою телесную оболочку и вести целиком самостоятельное существование;

б) вера в потусторонний мир и загробное воздаяние.

Вопреки конкретно-чувственному характеру мышления людей примитивного общества, их представления о «том свете» не отличались конкретностью: души могли оставаться на земле среди людей; найти себе на земле какое-то очень отдаленное место на западе, на пути к которому нужно преодолевать множество препятствий; обустроиться на постоянном месте проживания под землей, на небе и даже выше (Луна, Солнце, звезды).

При всем при этом в верованиях различных народностей о потустороннем мире неизменно повторялся общий мотив: загробная жизнь считалась простым продолжением обычной земной жизни. И в другом мире человек занимался обычными для себя делами (конечно, с поправками на культурные различия: североамериканский алгонкин охотился на оленя, камчадал ездил на санях, африканский зулус разводил коров), общался с родственниками и друзьями еще из прош-лой жизни, пользовался обычными предметами, даже имел собственную семью. В общем картина иной жизни отличалась от картины жизни в посюстороннем мире разве что небольшими признаками идеализации: ранения, увечья, болезни тела могли исчезнуть, зверя, рыбы всегда было более чем достаточно, погода всегда была на удивление хорошей, в распоряжении душ имелся немалый выбор развлечений (танцы, музыка, пение).

Древние верили — все, что приносило богатство и почет в посюсторонней жизни, будет давать то же самое и в жизни потусторонней. Другими словами, посмертная участь человека практически никак не ставилась в зависимость от степени праведности или греховности его земного пути.

Появление разнообразных погребальных ритуалов также объясняется первоначально искренним проявлением чувств. Дескать, сперва люди, не руководствуясь никакими отчетливыми убеждениями, в порыве аффекта бросали на труп умершего или на погребальный костер различные вещи и еду; затем, когда эти действия были освящены традицией, они стали повторяться по ритуалу, а в конце концов люди начали постепенно осмысливать эти свои действия в духе развивающихся религиозных представлений: умерший требует свои вещи, он, как и живой, нуждается в еде и питье и неравнодушен к внешним проявлениям скорби по нему. Вследствие этого уже в первобытном обществе возникают все те погребальные обряды, которые потом будут воспроизводиться (хотя, понятно, значительно видоизмененными) и в высших формах религии:

1. Принесение сопровождающих даров и жертв, в том числе человеческих.

2. Зажигание надмогильных огней (вечный огонь, свечи). Этот обряд объяснялся одновременно потребностью совершить очистительную церемонию, пожелать умершему скорейшего воскрешения и в придачу наделить вещью, незаменимой для хозяйственного обихода в будущей жизни.

3. Проведение погребальных пиров, игр и воинских состязаний — тризн; такого рода погребальные обряды могли иметь и непрямое назначение. Поскольку на них расходовалась значительная часть имущества покойного, таким образом вознаграждался труд участников погребальных церемоний (они же строители погребальных сооружений), а также в условиях разрушавшегося равенства членов первобытных коллективов восстанавливалась социальная справедливость, ставился заслон передаче и накоплению не заработанного личными усилиями богатства.

4. Соблюдение посмертного траура и запретов (ношение одежды особого вида и цвета, раздирание одежды, отрезание волос, нанесение себе ран, громкие причитания и восхваления покойника, посты, запрещение вступления в брак на протяжении определенного промежутка времени).

Последний вид погребальных обрядов также объяснялся довольно просто. Покойник, внешне похожий на бездыханный труп, полагали древние, на самом деле все видит и слышит, живет полноценной жизнью, а потому нуждается, помимо прочего, и в общении с близкими ему людьми.

Культ предков. Этот культ по праву считается одним из наиболее древних в истории человечества — некоторые исследователи связывают с ним женские изображения позднепалеолитической эпохи (15—12 тыс. лет до н. э.), найденные в сотнях различных мест от Франции до Сибири. Считается, что они олицетворяют «хозяйку очага», покровительницу и прародительницу целого родового (матриархального) коллектива. Скорее всего, именно из этого

образа сформировалось представление о Матери-Земле, как одном из самых первых и самых почитаемых впоследствии божеств.

Дальнейшее формирование культа предков связано уже с патриархальными земледельческими обществами.

Культ предков основывался на вере в то, что умершие предки помогают своим живым родственникам в земном мире (охраняют территории, скот, посевы людей от земных врагов и преступных замыслов злых сил, влияют на погоду с целью сделать ее благоприятной для будущего урожая, возбуждают плодовитость земли), а взамен требуют осуществления для них постоянных обрядов задабривания в виде регулярных приношений жертвенной еды и питья (см. текст 2.5).

На ранних стадиях культа предков наибольшим уважением пользовались недавно умершие. Ручательством за авторитет таких предков выступали их выдающиеся личностные качества, о которых еще не успели забыть благодарные потомки. Отзвуком подобных представлений можно считать и народные поминальные обряды, которые чаще всего совершаются в ближайшее время после смерти человека. Такой близкий предок считался обязанным выполнять пожелания, более того — требования своих потомков, которые имели в своем распоряжении действенный (на их собственный, конечно, взгляд) арсенал магических средств сверхъестественного влияния на все, с чем они сталкиваются.

Тогда же получил распространение обычай ритуального убийства старейших членов кровнородственного коллектива. Он распространялся не только на стариков, немощных и бесполезных в хозяйственном плане, но и на мужчин в полном расцвете сил. Происходило это потому, что люди, длительность жизни которых заметно превышала среднюю в то время (30 лет), уже не вписывались в гармоничную картину окружающего мира. Они становились в глазах окружающих промежуточным звеном между различными генерациями рода — теми, которые живут сейчас, и теми, которые уже прекратили земное существование. В принципе их смерть носила добровольный характер, поскольку старики ощущали свою ненадобность родственникам. Но обставлялась она как религиозный ритуал чрезвычайного жертвоприношения, который имел место в наиболее затруднительные для кровнородственной общины времена — эпидемий, засухи, неудачных войн. С дальнейшим развитием общества подобный обычай превращался в пережиток, потому что старейшины приобретали большое значение как носители бесценного для коллектива жизненного опыта.

Со временем чествование было постепенно перенесено на более отдаленных предков — мол, чем дальше отстоит предок от живых, тем меньше он подвержен магическим манипуляциям и, следовательно, тем более могуществен. На самом деле такого предка попросту помнили очень смутно, что создавало благоприятные условия для человеческого воображения, которое наделяло его сверхъестественными качествами. Этим предкам уже нельзя было приказывать, их нельзя было обижать или запугивать, их можно было только покорно просить, сопровождая просьбу щедрыми подарками.

Выделение среди общего числа умерших привилегированной группы «предков» было закономерным итогом переворота в социальных отношениях доклассового общества в виде появления среди формально равноправных членов кровнородственного коллектива кучки родовых старейшин, сосредоточивших в своих руках распорядительные функции в этом обществе. Их уважали при жизни, а теперь начинали почитать после смерти.

Когда процессы превращения архаического общества в раннеклассовое и формирования институтов государства углубились еще больше, предки приобрели исключительное значение для освящения власти и правителя. Именно происхождение от богов или героев, чьим подвигам посвящались многочисленные мифы, санкционировало (легитимировало) превосходство одного человека над другим. Во многих ранних обществах именно предки правителя считались действительными руководителями. Они как будто следили за соблюдением законов, обычаев и запретов, регулярным и правильным выполнением обрядов и ритуалов, а в случае необходимости карали виновных: насылали болезни на людей и скот, задерживали дожди и вызывали природные катаклизмы. Волю предков олицетворяли, конечно, главы больших семей из нескольких поколений родственников. Их рассматривали как лиц, приближенных к потусторонним силам, им подчинялись как сверхъестественным силам.

На первый взгляд понятно, что образ уважаемого предка возникает на основании представлений о бессмертии человеческой души и жизни после смерти. Но он содержит в себе и несколько других религиозных наслоений. Кроме анимистической идеи души, в нем нетрудно увидеть отзвуки веры в «тотемных предков». Каждая из этих составляющих оставляет свой след в сложном образе: идея души умершего предка поддерживает человекоподобие,

индивидуальную определенность уважаемого предка, идея тотемного предка, наоборот, придает данному образу оттенок потусторонней отдаленности.

По мере оформления в общественном сознании стойкой идеи бога, «духи предков» постепенно теряли свое ведущее положение и превращались в слуг, посланцев верховных духов и божеств. Наиболее консервативными элементами культа предков, которые сохранились в практически неизменном виде и на высших этапах религиозной эволюции, оставались родовые (семейные) святилища, алтари и почитание разнообразных семейных реликвий и святынь.

Важным религиозным культом первобытности считались также обряды инициации, т. е. «посвящения во взрослую жизнь», в основе которых лежала, правда, в зачаточном виде, идея переселения души, прижизненного умирания и воскресения в другом облике. Особенностями этих обрядов можно считать: а) обязательность для определенного возраста; б) наличие сопровождающих обряд физических и моральных испытаний; в) изоляцию на время инициации; г) посвящение в обычаи, верования и моральные законы племени23 (см. текст 2.6).

Подводя итог рассмотрению анимизма, заметим следующее. Появление анимистических воззрений стало значительным шагом вперед на пути развития религии. Анимистические воззрения оказались первой попыткой человека раздвоить мир, который он до сих пор воспринимал чувствами как неразрывно связанное единство естественного и сверхъестественного.

2.5. МАГИЯ. ТАБУ

Начиная разговор о магии (греч.  — волшебство) — совокупности обрядов и действий, связанных с верою в возможность сверхъестественного влияния на окружающий мир, следует указать на спорные моменты, которые сохраняются пока в оценке этого явления. Они касаются, с одной стороны, вопроса о происхождении магии, а с другой — вопроса о ее сущности и соотношении с религией.

В соответствии с теорией происхождения магии по «ассоциации идей» Джеймса Фрейзера, выдвинутой им в книге «Золотая ветвь» (1923), магическое мышление основано на двух законах, свойственных первобытному мировоззрению с его конкретно-чувственным отношением к природе и миру в целом — как живому существу с человеческими чувствами и мыслями. Это:

1)«Закон подобия» — подобное производит подобное, или следствие похоже на свою причину. Из первого закона, считал Дж. Фрейзер, маг делает вывод, что он может осуществлять любое желаемое действие путем простого подражания ему: имитируя гром и молнию, можно вызывать дождь.

2) «Закон заражения» — вещи, столкнувшиеся друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии и после прекращения прямого контакта. На основании этого закона, по утверждению Дж. Фрейзера, он приходит к заключению, что все то, что он делает с предметом, окажет влияние и на лицо, соприкасавшееся с этим предметом: манипулируя с обрезками ногтей или волос человека, можно воздействовать и на его сознание24.

При этом Дж. Фрейзер был убежден, что магия и религия несовместимы друг с другом по крайней мере по трем основаниям:

1. В основе магии, так же как и современной науки, если и лежит какая-то вера, то только исключительно вера в одинаковость естественных явлений, которые подчиняются механическим законам. Религия же допускает сверхъестественное нарушение естественного порядка вещей и процессов.

2. Религия основывается на вере в одушевленные божественные явления, наделенные сознанием и личностью, а магия оперирует бездушными вещами или безликими силами.

3. Религия — просит, магия — заставляет25.

В результате в своем фундаментальном исследовании «магии и религии» Дж. Фрейзер пришел к следующему выводу: «поступательное движение человеческой мысли, насколько мы можем составить представление о нем, шло от магии через религию к науке»26.

Другая известная теория происхождения магии принадлежит английскому этнографу Брониславу Малиновскому (1884—1942). Она известна как психологическая теория происхождения магии. Под действием сильного эмоционального переживания человек формирует яркий образ желаемой цели, который отныне направляет все осознанные и неосознанные действия, считал Б. Малиновский. Так, «влюбленный, страстно вожделеющий к недоступной или нерасположенной к нему красавице, видит ее в своем воображении, взывает к ней, умоляет и требует ее благосклонности, ощущая себя ее избранником, прижимает ее к своей груди в своих мечтах». В этом случае замещающая деятельность для человека обладает всей ценностью действия реального, которое осуществилось бы, не возникни непреодолимые

препятствия. Когда наступает разрядка и человек вновь обретает душевное спокойствие, ему начинает казаться, что это спокойствие стало результатом его воображаемых усилий27. В любой подобной ситуации, которую человек оказывается неспособным изменить, ему оставалось только имитировать желательный результат, чтобы достичь его хотя бы в мечтах.

Дата добавления: 2015-10-21