Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова 37 страница

Что касается преодолимого физического принуждения, а также пси­хического принуждения, которое, по мысли законодателя, всегда пре­одолимо (ч. 2 ст. 40 УК), то применительно к ним в статье сделана от­сылка к институту крайней необходимости (ст. 39 УК), следовательно, они признаны частными случаями данного обстоятельства. Таким об­разом, положения ст. 40 УК, относящиеся к физическому преодоли­мому и психическому видам принуждения, лишены какой-либо спе­цифики, а сами эти обстоятельства должны рассматриваться в рамках института крайней необходимости.

Необходимость включения в гл. 8 УК нормы об исполнении прика­за или распоряжения (ст. 42) также вызывает сомнения. Смысл данной нормы состоит в том, что лицо, выполняющее обязательные для него, не являющиеся явно незаконными приказ или распоряжение, не совер­шает преступления. Ответственность за причиненный вред возлагается на лицо, отдавшее приказ. Это не что иное, как «посредственное причи­нение вреда». Согласно уголовному закону исполнителем преступления, в частности, признается лицо, совершившее его «посредством исполь­зования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, предусмотренных... Кодексом» (ст. 33 УК). Другими словами, лицо, отдавшее приказ или распоряжение, является исполнителем, а выполнивший обязательные для него приказ или распоряжение — «посредственным причинителем вреда», своеобразным «орудием» совершения преступления.

Что касается явно незаконных приказа или распоряжения, то от­ветственность за их выполнение не исключается и наступает на общих основаниях. При этом данная ситуация при соответствующих услови­ях также должна рассматриваться с точки зрения института соучастия: лицо, отдавшее явно незаконный приказ или явно незаконное распо­ряжение, признается подстрекателем, а выполнившее такой приказ или такое распоряжение — исполнйтелем. Оледовательно, исполнитель явно незаконных приказа или распоряжения не вправе ссылаться на обстоя­тельство, исключающее преступность деяния. Таким образом, норма, предусмотренная в ст. 42 УК, не привносит ничего нового по сравне­нию с уже существующими положениями уголовного закона.

В зарубежном уголовном праве в качестве обстоятельств, исклю­чающих уголовную ответственность, выделяются, наряду с «традици­

онными» необходимой обороной и крайней необходимостью, согласие потерпевшего на причинение вреда, исполнение закона, выполнение профессиональных обязанностей, реализация своего права, юридиче­ская ошибка и некоторые другие.

В некоторых государствах согласие на причинение вреда рассматри­вается в связи с имеющимися там случаями убийства по мотиву состра­дания неизлечимо больных лиц, испытывающих тяжелые физические или психические страдания (эвтаназии).

Эвтаназия легализована в Голландии и Бельгии. В уголовных ко­дексах ФРГ, Швейцарии, Польши, Австрии, Дании существует норма об ответственности за убийство по просьбе потерпевшего или из состра­дания к нему. В этом случае уголовная ответственность более мягкая.

В России эвтаназия в любой форме запрещена и считается убийством (ч. 1 ст. 105 УК). Запрет для медицинских работников прибегать к актив­ной и пассивной эвтаназии прямо установлен Федеральным законом от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЭ «Об основах охраны здоровья граждан в Рос­сийской Федерации»¹. Однако в истории России был период, когда убий­ство по мотиву сострадания вовсе не наказывалось. Так, УК 1922 г. включал норму об освобождении от уголовной ответственности за данное преступ­ление. Согласно примечанию к ст. 143 названного УК «убийство, совер­шенное по настоянию убитого из чувства сострадания, не карается». Через полгода норма была исключена, вероятно, из-за трудностей доказывания действительной воли убитого. В настоящее время совершение преступ­ления по мотиву сострадания может быть учтено судом в качестве смяг­чающего обстоятельства при назначении наказания (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК).

О согласии на причинение вреда в принципе можно говорить лишь применительно к тем преступлениям, в которых потерпевшим является физическое лицо (не государство, не общество, не коммерческая орга­низация и т.п.). Поэтому нельзя говорить о «согласии» какой-либо ор­ганизации на причинение ей экономического ущерба в случае совер­шения в отношении нее, например, мошенничества.

В случае причинения смерти, тяжкого или средней тяжести вреда здо­ровью человека согласие потерпевшего на причинение указанного вре­да не влияет на квалификацию содеянного. Если же причиняется легкий вред здоровью или наносятся побои, это дело частного обвинения и уго­ловное преследование будет зависеть от воли потерпевшего. Таким обра­зом, согласие на причинение физического вреда может иметь «оправды­вающее» значение только для незначительного повреждения здоровья.

Что касается хищений, совершаемых в отношении физических лиц, то согласие на причинение вреда будет означать отсутствие самого пре­ступления («изъятие» вещи с согласия собственника нельзя считать хи­щением, так как при хищении имущество выбывает из владения собст­венника против его воли).

В 2003 г. ст. 122 УК была дополнена примечанием, согласно которому лицо освобождается от уголовной ответственности, если другое лицо, по­ставленное в опасность заражения либо зараженное ВИЧ-инфекцией, было своевременно предупреждено о наличии у первого этой болезни и добро­вольно согласилось совершить действия, создавшие опасность заражения. В связи с этим примечанием некоторые юристы сочли возможным гово­рить о введении в наше уголовное право института согласия потерпевшего на причинение вреда в таком ограниченном варианте. Однако необходи­мо иметь в виду, что законодатель в данном случае говорит лишь об «осво­бождении» от ответственности, а не об ее «исключении», тем самым при­знается, что содеянное содержит признаки состава преступления, однако по вышеназванным причинам нецелесообразно привлечение виновного лица к уголовной ответственности. Конечно, употребление законодате­лем императивной формы «освобождается от уголовной ответственности» фактически означает невозможность ее возложения при согласии потер­певшего на совершение с ним действий, создающих опасность заражения ВИЧ-инфекцией. Но все же такие действия — преступление.

Что касается исполнения закона, то большой необходимости вклю­чения этого обстоятельства в систему рассматриваемых обстоятельств нет, поскольку в России существует презумпция правомерности при­нимаемых и исполняемых законов. Такое обстоятельство необходимо тогда, когда закон может содержать положения, противоречащие инте­ресам личности, общества и государства, и лицо, исполняющее закон, способно причинить вред правоохраняемым интересам.

Сказанное справедливо и для такого обстоятельства, как выполнение профессиональных обязанностей. Их надлежащее осуществление не спо­собно причинить уголовно наказуемый вред. Врач, выполняющий свои профессиональные функции надлежащим образом и ампутирующий но­гу пациенту во избежание гангрены, не причиняет вред, он лечит, спасает жизнь пациента. Поэтому нет необходимости в его оправдании ссылкой на выполнение профессиональных обязанностей. Если же он забыва­ет в брюшной полости пациента хирургические инструменты и больной умирает, то подобная ссылка ему также не поможет, поскольку ссылать­ся можно лишь на правомерно осуществляемую деятельность.

В некоторых правовых системах, например Франции, уголовная ответственность исключается в случае юридической ошибки. Однако во Франции введение этого обстоятельства было связано с настоящей «инфляцией» уголовного законодательства, т.е. значительным увели­чением числа законов, своевременное ознакомление с содержанием которых не всегда возможно по объективным причинам. Наряду с УК в этом государстве действует большое количество некодифицирован- ных уголовных законов. Уголовно-правовые нормы включаются в иное отраслевое законодательство. Их можно обнаружить, например, в До­рожном кодексе и в Кодексе о здравоохранении. В России ситуация иная: все вновь принимаемые уголовные законы подлежат обязатель­ному включению в текст УК, что облегчает их изучение и применение (подробнее о видах юридической ошибки и их значении см. гл. XII на­стоящего учебника «Субъективная сторона преступления»).

Сказанное позволяет сформулировать следующие выводы:

Обстоятельства, исключающие преступность деяния, представля­ют собой систему условий, при которых деяние, внешне напоминаю­щее преступление, в действительности таковым не признается. В рас­сматриваемых обстоятельствах отсутствуют все признаки преступного деяния, указанные в ч. 1 ст. 14 УК. Не все обстоятельства, исключаю­щие преступность деяния, оцениваются законодателем как обществен­но полезные, а только два из них — необходимая оборона и причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление. Дополнение существующей системы новыми обстоятельствами, исключающими преступность деяния, по высказанным выше соображениям, не пред­ставляется необходимым.

§ 2. Необходимая оборона

Институт необходимой обороны имеет давнее происхождение. Как отмечает Н.С. Таганцев, «признание права обороны от грозящей опасности присуще всем законодательствам на всех ступенях развития»^[497].

В Законах XII таблиц (Древний Рим) говорилось: «Если совершив­ший в ночное время кражу убит на месте, то пусть убийство его будет считаться правомерным» (табл. VIII, 12). По существу речь идет о необ­ходимой обороне: посягательство в ночное время обладает повышенной опасностью, совершается неожиданно, в присутствии собственника, «ответное» убийство осуществляется на месте преступления, а не спустя какое-то время (в этом случае следует говорить о мести, а не о защите).

Уже средневековые юристы рассматривали необходимую оборо­ну как неотъемлемое право, вытекающее из самой природы человека. Эта идея поддерживалась представителями теории естественного пра­ва (Г. Гроций, С. Пуффендорф и др.). Данная концепция нашла свое отражение в законодательстве. Так, в Кодексе для Западной Галиции 1797 г. содержалось положение, согласно которому «право защищать себя и ближних принадлежит к числу прирожденных прав»^[498].

В 1866 г. в работе, посвященной необходимой обороне, А.Ф. Кони отме­чал, что «в силу стремления к самосохранению человек старается избежать опасности и принимает все меры к ее отвращению; он имеет на это право, и притом право, которое должно быть рассматриваемо как прирожденное»^[499].

Таким образом, право на необходимую оборону издревле рассматри­валось как важнейшее субъективное право каждого человека.

В России первоначально право самозащиты охватывалось поняти­ем частной мести. Впоследствии отдельные положения об обороне бы­ли включены в Русскую Правду. В Соборном уложении 1649 г. нормы об обороне были разрознены и располагались в различных главах. Вме­сте с тем признавалась необходимая оборона широкого круга объектов: жизни, здоровья, целомудрия женщин, имущества, жилища. Оборонять можно было не только себя, но и других лиц. В качестве условия право­мерности обороны называлось ее соответствие нападению. В Артикуле воинском 1715 г. институт необходимой обороны не получил должного развития. Однако уже в Уложении о наказаниях уголовных и исправи­тельных 1845 г. законодатель вновь вернулся к обстоятельной регламен­тации этого обстоятельства. Основные принципы такой регламентации были сохранены и в Уголовном уложении 1903 г., согласно которому не считалось преступлением «деяние, учиненное при необходимой обо­роне против незаконного посягательства на личные или имуществен­ные блага самого защищавшегося или другого лица».

В современной юридической литературе отмечается, что «естественное право обороны» регламентировано в Конституции РФ (ч. 2 ст. 45)^[500]. Однако данное конституционное положение закрепляет право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Это принципиальное положение не относится только к необходимой обороне. Защита своих прав и свобод может осуществляться и вне рамок необходи­мой обороны, например путем обращения в суд, путем превентивных мер, не имеющих ничего общего с необходимой обороной. Кроме того, необхо­димая оборона относится к защите не только собственных прав и свобод, но и прав и свобод другого лица, общественных и государственных инте­ресов. Таким образом, конституционная норма лишь частично охватывает право необходимой обороны — самооборону, защита же других интересов регламентируется УК. Итак, необходимая оборона — институт уголовно­го права. В других отраслях российского права необходимая оборона так­

же находит свое отражение, однако ее понятие и условия правомерности лишь воспроизводят те, что предусмотрены уголовным законом.

Понятие необходимой обороны определено в ст. 37 УК, согласно ко­торой не является преступлением причинение вреда посягающему ли­цу в состоянии необходимой обороны, т.е. при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов об­щества или государства от общественно опасного посягательства, ес­ли это посягательство было сопряжено с насилием, опасным для жиз­ни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угро­зой применения такого насилия (ч. 1).

В ч. 2 приведенной статьи, помимо этого, указывается, что защита от посягательства, не сопряженного с насилием, опасным для жизни обо­роняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой приме­нения такого насилия, является правомерной, если при этом не было до­пущено превышения пределов необходимой обороны, т.е. умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства.

На основании приведенных законодательных положений необходи­мую оборону можно определить как правомерную защиту личности, обще­ства и государства от общественно опасного посягательства путем причи­нения вреда посягающему лицу.

Институт необходимой обороны имеет ярко выраженную гуманисти­ческую направленность и служит в первую очередь защите прав потерпев­ших. Защита от общественно опасных посягательств общественно полезна и способствует пресечению таких посягательств. Вместе с тем необходимая оборона является субъективным правом, а не обязанностью лица, подверг­шегося посягательству, поскольку связана с определенным риском для него.

Правом на необходимую оборону могут воспользоваться в равной сте­пени все лица независимо от их профессиональной или иной специаль­ной подготовки и служебного положения. Для некоторых должностных лиц пресечение Общественно опасных посягательств, в том числе пре­ступлений, является профессиональной обязанностью. К таким лицам относятся сотрудники полиции, органов государственной безопасности, сотрудники таможенных и налоговых органов и др. Правовой основой Для их деятельности служит специальное законодательство. Так, соглас­но Федеральному закону от 7 февраля 2011 г. № З-ФЗ «О полиции»¹ на ее сотрудников возложена обязанность «пресекать противоправные деяния, Устранять угрозы безопасности граждан и общественной безопасности» (ст. 12). Вместе с тем обязанность этих субъектов пресекать общественно опасные посягательства не означает обязанность этих лиц подвергать се­бя смертельной опасности. Такая обязанность не может быть возложена ни на кого. Поэтому для названных лиц условия правомерности необхо­димой обороны те же, что и для остальных граждан. Предъявление к их защитным действиям повышенных требований недопустимо.

Праю на необходимую оборону существует независимо от имеющейся возможности избежать общественно опасного посягательства, например путем бегства или уклонения от посягательства, либо возможности обра­титься за помощью к другим лицам или органам власти (ч. 3 ст. 37 УК)^[501].

В нарушение закона российские правоприменители нередко при­знают, например, убийством, совершенным при превышении пределов необходимой обороны, такое лишение жизни посягающего, при кото­ром у оборонявшегося имелась возможность избежать посягательства или причинить менее серьезный вред.

Так, К. была осуждена по ч. 1 ст. 108 УК. Суд в приговоре констатировал, что К., увидев в руках С. нож, могла реально опасаться за свою жизнь. Одна­ко, вырвав из его рук нож, К. не попыталась покинуть квартиру или предот­вратить конфликт иным путем, менее опасным для жизни С., а из чувства не­нависти, сознательно допуская возможность причинения смерти, нанесла ему со значительной силой удар ножом в жизненно важную часть тела — грудь, причинив повреждение сердца, от чего он скончался на месте преступления.

Президиум Мосгорсуда признал такой вывод суда ошибочным и указал, что согласно ч. 3 ст. 37 УК право на необходимую оборону принадлежит лицу независимо от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти. Как видно из материалов дела, К. находилась наедине с С. в закрытой комнате, в отсутствие соседей по коммунальной квартире. Он был в состоянии алкогольного опья­нения, вел себя агрессивно, подошел к К., держа нож на уровне ее груди. Она, понимая, что для ее жизни существует реальная угроза, защищаясь, вырвала нож и нанесла им С. удар в грудь. Следовательно, действия К. соответствова­ли характеру и степени общественной опасности посягательства. Поэтому ее осуждение за убийство при превышении пределов необходимой обороны не­обоснованно. Дело было прекращено за отсутствием состава преступления^[502].

Необходимая оборона называется необходимой потому, что она имеет вынужденный характер. Обороняющийся поставлен в необходимость защищать свои права или права других лиц, интересы общества или го­сударства самостоятельно — в отсутствие защиты со стороны государ­ственных органов.

Уже в действующем УК институт необходимой обороны неодно­кратно изменялся. Эти изменения происходили в 2002, 2003 и 2006 гг. Некоторые из них в юридической литературе подвергаются обоснован­ной критике, о чем будет сказано в дальнейшем.

Условия правомерности и общественной полезности необходимой обороны в теории уголовного права традиционно делятся на две груп­пы: относящиеся к посягательству и относящиеся к защите.

Условия, относящиеся к посягательству. А) Посягательство должно иметь характер объективно общественно опасного. В прежнем законо­дательстве употреблялся термин «нападение», который является более узким, чем термин «посягательство», и предполагает только насилие, применяемое к личности. Выражением «посягательство» охватываются и другие виды причинения вреда правоохраняемым интересам. Нельзя, например, считать нападением кражу и другие ненасильственные фор­мы хищения, а посягательствами они, безусловно, являются.

Объективный характер опасности посягательства означает ее оценку без учета субъективных признаков. Правомерна защита от действий яв­но невменяемых или малолетних лиц, совершающих общественно опас­ное посягательство, несмотря на то, что их действия преступлениями не считаются и такие лица не могут быть привлечены к уголовной от­ветственности. Пленум Верховного Суда СССР в действующем поста­новлении от 16 августа 1984 г. № 14 «О применении судами законода­тельства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общест­венно опасных посягательств» разъяснил судам, что «под общественно опасным посягательством... следует понимать деяние, предусмотренное Особенной частью уголовного закона, независимо от того, привлечено ли лицо, его совершившее, к уголовной ответственности или освобожде­но от нее в связи с невменяемостью, недостижением возраста привле­чения к уголовной ответственности или по другим основаниям» (п. 2)¹.

В период действия прежнего уголовного законодательства требова­лась особо щадящая защита от действий явно невменяемых и малолет­них. Однако такое требование законодателем не предъявляется.

Уголовный закон не допускает причинение вреда при защите от мало­значительного деяния, не обладающего общественной опасностью. По­этому, допустим, убийство лица, совершающего малозначительную кра­жу (на ничтожную сумму при направленности умысла на хищение иму­щества именно на эту сумму), нельзя считать убийством, совершенным при превышении пределов необходимой обороны — привилегированным составом убийства. Это простое убийство, и ответственность за него на­ступает на общих основаниях.

Не допускается также защита от правомерных действий, например от действий сотрудника полиции, осуществляющего обоснованное за­держание преступника, или от акта необходимой обороны, если при этом не превышаются ее пределы. В то же время защита от превыше­ния пределов необходимой обороны и от превышения мер, необходи­мых для задержания лица, совершившего преступление, возможна, по­скольку такое превышение общественно опасно.

В теории уголовного права не сложилось единого мнения по вопро­су о том, возможна ли защита от неосторожного преступления и защи­та от бездействия. Так, В.П. Ревин полагает, что необходимая оборона от бездействия, например уклонения от уплаты налогов, невозможна. Более того, необходимая оборона «правомерно применима лишь к дей­ствиям общественно опасного характера, имеющим умышленную фор­му вины»^[503]. Сходную точку зрения высказывают и другие авторы.

Вместе с тем российский уголовный закон подобных ограничений не содержит, поэтому следует признать допустимой защиту и от обще­ственно опасного бездействия, и от неосторожных действий. Правда, в этих случаях реализовать необходимую оборону может быть затрудни­тельно. Средства защиты должны быть адекватны посягательству и осу­ществляться своевременно. Так, если какое-либо должностное лицо бездействует и это способно причинить вред охраняемым уголовным правом интересам, то оборонительное действие здесь может состоять только в принуждении лица к выполнению своих обязанностей, при этом нельзя нарушить установленные пределы необходимой обороны.

В случае с неосторожностью еще сложнее, так как до наступления общественно опасных последствий неосторожное преступление не име­ет места, в случае же наступления указанных последствий необходимая оборона невозможна: вред уже наступил. Однако гипотетически необ­ходимая оборона возможна и в этом случае.

Допустим, какой-либо гражданин наблюдает, как рабочий вот-вот сбро­сит строительный мусор с верхнего этажа строящегося дома вниз, где игра­ют дети. Местоположение гражданину позволяет ему видеть и детей, и ра­бочего. Рабочий же детей не видит и самонадеянно рассчитывает на то, что его действиями вред никому причинен не будет. Если при попытке сбросить мусор гражданин причинит рабочему вред, бросив камень, сильно толкнув, ударив, — налицо необходимая оборона от неосторожного преступления.

Таким образом, защитное действие возможно при реальной угрозе не­осторожного посягательства и может быть только умышленным. Одна­ко возникает вопрос: какой вред следует признавать соразмерным угро­зе совершения неосторожного посягательства, а какой — превышением?

Если исходить из того, что необходимая оборона возможна от объектив­но общественно опасного поведения (без учета вины), то при угрозе причи­нения смерти в результате неосторожности следует признать допустимым причинение смерти посягающему. Но это не согласуется с общественной опасностью неосторожных действий. Само по себе неосторожное преступ­ление всегда менее опасно, чем при прочих равных условиях, в частности, при одинаковом размере причиненного вреда, умышленное преступление.

Заметим, что при угрозе неосторожного посягательства характер последствий и их точный размер оценить невозможно. Как определить в нашем примере, какой вред угрожает детям: легкий, средней тяжести, тяжкий вред здоровью или смерть, а может быть, вредные последствия вообще не наступят. Легкомыслие как форма вины предполагает пред­видение абстрактной возможности наступления общественно опасных последствий, следовательно, субъекту преступления последствия его действий не представляются как реальные, а лишь как абстрактно воз­можные, которых он старается избежать. Подытоживая сказанное, еще раз отметим, что в силу отсутствия запрета необходимая оборона воз­можна и от неосторожного посягательства, которое, как и умышлен­ное, обладает общественной опасностью, однако практическая реали­зация права на защиту в этом случае встречает серьезные препятствия.

В связи с изменениями, внесенными в УК в 2002 г., обществен­но опасное посягательство, дающее основание для реализации пра­ва на необходимую оборону, делится на два вида: опасное для жизни и неопасное для жизни.

Понятие опасного для жизни вреда раскрывается в Медицинских кри­териях определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью че­ловека, утвержденных Министерством здравоохранения и социального развития РФ 24 апреля 2008 г.¹ К опасному для жизни вреду, создающему непосредственную угрозу для жизни человека, относятся, например: про­никающие в полость черепа ранения головы, в том числе без повреждения головного мозга; перелом свода или основания черепа; ушиб головного мозга тяжелой степени; ранения в шею, проникающие в просвет глот­ки или гортани; проникающие ранения в брюшную полость; переломы крупных трубчатых костей; повреждения позвоночника; ожоги большой площади тела; острая кровопотеря и др. К неопасному для жизни вреду относятся все иные виды вреда здоровью человека, включая тяжкий вред здоровью, неопасный для жизни в момент причинения (например, по­теря какого-либо органа, утрата органом функций, неизгладимое обезо­браживание лица и пр.), а также средней тяжести и легкий вред здоровью.

Норма о необходимой обороне оказалась поделенной на две части: 1) в первой установлены правила обороны для случаев посягательств, пред­ставляющих опасность для жизни (ч. 1 ст. 37 УК), 2) во второй — для пося­гательств, не представляющих такой опасности (ч. 2 ст. 37 УК). По смыслу закона в первом случае обороняющийся может причинить «любой» вред посягающему, поскольку о пределах необходимой обороны здесь законо­датель не говорит. Во втором случае нужно эти пределы соблюдать.

Представляется, что деление института необходимой обороны на два вида необоснованно. Вероятно, рассматриваемые изменения уголовно­го закона были продиктованы стремлением законодателя облегчить для обороняющегося условия защиты: последнему не нужно тщательно вы­бирать средства и способы защиты, если его жизнь или жизнь другого лица, оборонять которую он, согласно уголовному закону, имеет пра­во, поставлены в непосредственную опасность. Однако на практике де­ло обстоит иначе. В результате внесенных в УК изменений положение обороняющегося не только не улучшилось, а, напротив, усложнилось. Сказанное подтверждается следующими примерами.

Группа молодых людей, гуляя по парку, остановили прохожего и попро­сили у него закурить. Тот ответил отказом, его стали избивать. В этот мо­мент он должен решить: вред, который ему причиняется, опасен для жиз­ни или только для здоровья? Если только для здоровья — причинять смерть нельзя. Таким образом, лицо, подвергшееся нападению, в экстремальных, неожиданных для него обстоятельствах должно оценивать угрозу: представ­ляет ли она опасность для жизни или нет.

Другой пример. Грабитель останавливает прохожего и задает «классиче­ский» вопрос: «Кошелек или жизнь?» Как должен в этом случае поступить обороняющийся? Может ли он причинить смерть посягающему, раз сло­во «жизнь» прозвучало, или он должен оценивать реальность такой угро­зы, а для этого учитывать наличие у преступника оружия, серьезность вы­сказанных слов и т.п.?

Представим сходную ситуацию. Находящийся в состоянии сильного ал­когольного опьянения гражданин, еле держащийся на ногах, подходит на улице к незнакомцу, берет его за лацканы пиджака и говорит: «Убью!» Прямое высказывание угрозы убийством прозвучало, и, если при этом прохожий совершит ответное действие и нанесет сильный «боксерский» удар в жи­вот посягающему, результатом которого будет смерть пьяного граждани­на, мы вынуждены будем признать, что это правомерное причинение вреда.

Думается, что действующая редакция нормы о необходимой оборо­не ухудшает положение обороняющихся, с одной стороны, поскольку обязывает лицо, подвергшееся посягательству, оценивать опасность угрозы для жизни. На практике это может привести к тому, что пре­ступник окажется в более выгодных условиях, чем обороняющийся. С другой стороны, прямо высказанная угроза убийством, при отсут­ствии реальности ее осуществления, дает право на «беспредельную» оборону без учета обстоятельств, которые в других случаях обороняю­щийся должен был бы учесть (физические способности посягающего, его возраст, состояние здоровья, время суток и пр.). Как представляет­ся, понятие пределов необходимой обороны сохраняет свое значение и для защиты от посягательства, опасного для жизни.

Б) Общественно опасное посягательство должно быть наличным. На­личность посягательства означает его определенные временные рамки: посягательство уже началось либо существует реальная угроза того, что оно вот-вот начнется, либо оно еще не завершилось. Разумеется, ждать «первого удара» не следует, однако превентивная, упреждающая защита не правомерна. Если опасность угрожает лишь в будущем, можно при­бегнуть к иным способам защиты, обратившись, например, в правоохра­нительные органы, поменяв дверь в квартире или дверной замок и т.д., — в зависимости от ситуации. Наличность посягательства отсутствует в слу­чаях превентивного причинения вреда, когда, например, в дачно-садовых домиках устанавливают самострелы, капканы, оставляют яд в холодиль­нике с целью обезопасить себя и свое имущество от похитителей.

В некоторых случаях момент окончания посягательства не ясен для обороняющегося, поскольку посягающий, например, продолжает вы­сказывать угрозы или совершать какие-либо иные действия (пробу­ет встать, размахивает руками, не выпускает из рук орудие), не будучи в действительности способным причинить сколько-нибудь серьезный вред. В этом случае подвергшийся посягательству считается действую­щим в состоянии необходимой обороны. Пленум Верховного Суда СССР в упомянутом выше Постановлении 1984 г. разъяснил, что «состояние необходимой обороны может иметь место и тогда, когда защита после­довала непосредственно за актом хотя бы и оконченного посягатель­ства, но по обстоятельствам дела для оборонявшегося не был ясен мо­мент его окончания. Переход оружия или других предметов, использо­ванных при нападении, от посягавшего к оборонявшемуся сам по себе не может свидетельствовать об окончании посягательства» (п. 5).

Дата добавления: 2015-10-21