Экономическая теория марксизма 5 страница

19. Миф о тенденции к уменьшению трудовых затрат

Марксова модель инвестиционного процесса подразумевает отказ от его жутких про­рочеств неминуемого краха капитализма. Эти пророчества были основаны на его убеждении в том, что в техническом прогрессе господствует трудосберегающая тен­денция, сводящая на нет норму дохода и на капитал, и на труд. В ортодоксальной теории увеличение капиталовооруженности одного рабочего при данной агрегирован­ной производственной функции не может вызвать понижение удельных величин прибыли и заработной платы. Но технический прогресс может привести к такому превратному результату при специфических обстоятельствах, особенно из-за его необратимости. У Маркса технические усовершенствования неразрывно связаны с увеличением капиталовооруженности одного рабочего, и поэтому проблема становит­ся еще более сложной, чем в ортодоксальной теории. По Марксу, "страсть к накопле­нию" выражается в основном в нововведениях трудосберегающего характера; норма заработной платы должна оставаться низкой, для того чтобы поддерживать прибыль на высоком уровне, но борьба за еще более высокую прибыль уничтожает свою собственную цель.

Этим "парадоксом накопления" окрашен весь Марксов анализ законов движения капитализма. Поистине, такое противоречие ставит точку на всех противоречиях. Самым простым возражением было бы сказать, что на самом деле ничего подобного не случилось, Однако допустим, что это могло бы случиться. Каким должен был бы быть окружающий нас мир, для того чтобы это произошло? Рассмотрим доводы, согласно которым накопление капитала в течение долгого времени не может вызывать уменьшение норм прибыли и заработной платы. Во-первых, падение нормы прибыли сдерживает рост сбережений, и не обязательно потому, что оно негативно влияет на готовность сберегать, а скорее потому, что лишает возможности делать это. Так как все сбережения в марксистской системе происходят из прибыли, то по мере того, как сокращаются предпринимательские сбережения, то же самое происходит и с инвести­циями, а сама система стабилизируется на уровне более низких темпов роста, что возвращает норму прибыли на прежний уровень. Во-вторых, если капитал вкладыва­ется непременно в трудосберегающие усовершенствования, то соотношение капитал - выпуск должно возрастать. Это означает более высокую долю амортизации и про­центных платежей в совокупных издержках с вытекающей отсюда необходимостью

экономно использовать капитал — нововведения становятся все менее трудосберега­ющими, и заработная плата начинает расти. Подобным же образом "страсть к накоп­лению" влечет за собой хронический избыточный спрос на капитал; вытекающие отсюда трудности в финансировании, выражаясь в виде возрастающей кривой пред-

ЛОЖСНИЯ доступных для фирмы фондов, должны держать капиталистов в постоянном

поиске возможностей экономить капитал. Наконец, трудосберегающие технические нововведения означают, что рост производительности на человеко-час труда сосредо­точивается на конечных стадиях производства. Все изменения в отраслях средств производства, приводящие к снижению издержек, высвобождают капитал для эконо­мики в целом — они снижают цены на машины и оборудование и вызывают замеще­ние труда капиталом. Поэтому, если технические нововведения в экономике в целом имеют тенденцию к экономии труда, они должны быть сконцентрированы в отраслях, производящих потребительские блага. Отсюда цены на потребительские товары па­дают быстрее, чем цены на машины, а это как раз стимулирует замещение дорогого капитала дешевым трудом. Норма замещения труда падает, резервная армия уже не увеличивается и заработная плата растет. Может случиться, что масштабы взаимоза­меняемости факторов производства настолько ограничены, что описанный механизм не срабатывает. Но в рамках высокоразвитой многоотраслевой экономики трудно поверить, чтобы данные факторы производства долго оставались в целом невосприим­чивыми к пригодным для использования технологиям.

Идея о том, что инновационный процесс как таковой представляет ответную реакцию на давление со стороны рынка, вполне достойна гения Маркса, который, как можно по праву утверждать, первым ее сформулировал. Резюмируя, отметим, что если технический прогресс идет широко и повсеместно, но в то же время вызывает падение нормы прибыли на капитал, то это может означать, что факторосберегающая направленность инноваций не совпадает с относительной редкостью факторов произ­водства. В экономике, где капитал представляет наиболее дефицитный фактор, устой­чивая тенденция к трудосберегающим усовершенствованиям обязательно приводит к понижению прибыли, которую каждый индивидуальный производитель надеется получить от нововведения, — именно так обстоит дело у Маркса. Если же более дефицитным фактором выступает труд, как в развитых экономиках Запада, то тен­денция к капиталосберегающим усовершенствованиям подобным же образом приво­дит к снижению дохода на капитал. Возможно, причиной отсутствия у технических нововведений сколько-нибудь четко выраженной тенденции, является то обстоятель­ство, что сама долговременная структура инноваций есть результат последовательной адаптации к различным темпам роста предложения производственных факторов, отражающимся в относительных ценах. Производители в условиях совершенной кон­куренции сталкиваются с кривыми предложения факторов неопределенной эластич­ности, т. е. факторные цены им даны. Поэтому может показаться, будто рынок с совершенной конкуренцией не побуждает к "соответствующим" факторосберегаю-щим инновациям. Но кривые предложения факторов смещаются во времени, а в статической теории конкурирующей фирмы не содержится ничего, заставляющего нас отрицать, что фирмы в состоянии приспосабливаться к непрерывным сдвигом кривых предложения факторов. Другими словами, производители просто эмпириче­ским путем научатся избегать неприятностей, внедряя такие мероприятия, которые позволяют сберегать относительно дефицитный фактор.

Маловероятно, чтобы подобный механизм реагирования действовал достаточно гладко — об этом и свидетельствуют экономические циклы. На данном достаточно приближенном и обобщенном уровне нельзя не считаться с возможностью возраже­ний [см. гл. 11, раздел 25]. И все же точка зрения о том, что рациональное, оптимизи­рующее поведение предотвращает возможность любого резко выраженного перекоса в техническом прогрессе в течение длительного времени, правдоподобна сама по себе и подтверждается историческими свидетельствами. Эта идея, как мы уже показали, действительно восходит к Марксу. Но марксистская экономическая наука предлагает не более чем урезанную теорию факторосберегающих инноваций. Говорится, что

изменения в факторных ценах оказывают влияние на выбор новых технологий, но трудосберегающие и капиталосберегающие инновации трактуются на основе различ­ных подходов. Ведь Маркс признавал, что падение нормы прибыли заставит предпри­нимателей экономить на основном и оборотном капитале. Неумение считаться с последствиями подобных тенденций представляет фатальную слабость марксистской теории накопления капитала. Это нашло отражение в такой теории экономического роста, где инвестиционная активность иссякает не потому, что было слишком мало трудосберегающий инноваций, а потому, что их было слишком много. Подобный вывод трудно подтвердить в любой конкурентной экономике, и со всей ясностью была доказана его несостоятельность применительно к опыту развитых капиталистических стран. Ошибка Маркса—в непризнании того, что труд может оказаться относительно дефицитным фактором. И именно по этой причине, а не в силу каких-либо серьезных логических ошибок ему не удалось достаточно верно описать историческую эволю­цию капитализма ^и.

20. Обнищание рабочего класса

Теперь, после того как мы избавились от пугала одновременного падения норм при­были и заработной платы, мы можем скорее расправиться и с большей частью других вековых предсказаний Маркса — таких, как возрастание амплитуды циклических колебаний в экономике, увеличение объема хронической безработицы, уменьшение возможностей для капиталовложений на внутреннем рынке, а также с законом абсо­лютного и относительного "обнищания" пролетариата.

Последнее из названных предсказаний, однако, стоит рассмотреть по существу. Маркс никогда не отрицал, что реальная заработная плата при капитализме может повышаться. Он решительно подчеркивал, что относительная доля труда будет умень­шаться, но в действительности никогда не употреблял выражения "относительное обнищание". Представление о том, что он сформулировал теорию растущей нищеты рабочего класса — это уже марксистский фольклор. Доктрина об абсолютном обни­щании на самом деле есть вопрос о качестве, а не количестве. Маркс говорил не о материальной бедности, а о "пауперизации" и о растущей "нищете" и "умственной деградации" рабочего класса; в его представлении "по мере того, как происходит накопление капитала, положение рабочего класса, независимо от того, высока или низка его заработная плата, обязательно будет ухудшаться". Предположительно Маркс имел в виду идею Смита о том, что механизация устраняет спрос на квалифи­кацию и низводит рабочего до механической единицы. И тем не менее, тот факт, что заработная плата не увеличивается вместе с ростом производительности труда, явля­ется элементом доктрины об абсолютном обнищании. Несомненно, Маркса бы удиви­ло, что при капитализме относительная доля труда упорно возрастала в течение столетия и дольше.

Последователи Маркса предложили несколько толкований тенденции роста уров­ня жизни при капитализме, два из которых мы рассмотрим более подробно. Во-первых, существует популярное мнение, будто заблуждение Маркса имело политический, а не экономический характер, и это мнение наиболее полно представлено в книге "Современный капитализм" Дж. Стрэчи (1956). Книга начинается с того, что постули­руется постоянство относительных долей. Затем задается вопрос о том, как это можно согласовать с осознанными акциями перераспределения дохода в пользу труда, пред­принятыми за последнее столетие: фабричное законодательство, законы о минималь­ной заработной плате, расширение сектора социальных услуг, прогрессивный подо­ходный налог, рост налогов на наследство, добровольное перераспределение крупных состояний через общественные фонды и, наконец, рост профсоюзов. И все это было сделано, замечает Стрэчи, чтобы сохранить существующие относительные доли неиз­менными и слегка уравновесить распределение личных доходов. Разве это не показы­вает, что Марксов анализ основных тенденций капитализма был правильным? Конеч­но, Маркс недооценивал экономические последствия появления профсоюзов и изби-

рательных прав рабочих. Но если исключить сильное противодействие государства и рабочих организаций, кто станет сомневаться в том, что основная тенденция заработ­ной платы — колебаться вокруг прожиточного минимума — будет заявлять о себе снова и снова?

Не говоря уже о том, что подобная аргументация объясняет факты только чудес­ным влиянием двух взаимно противодействующих сил, в таком взгляде на веши есть нечто, существенно чуждое духу марксизма. Это нечто предполагает, что распределе­ние продукта между капиталом и трудом есть в принципе вопрос политических переговоров о тарифах заработной платы, что конкурентное давление на рынке труда ве оказывает влияния на ставки заработной платы и что "норма эксплуатации" не подчинена никакому общему правилу. Если так, тогда теория, претендующуя на описание законов движения капитализма, должна была бы предложить анализ пере­говорного процесса, который в данном аспекте имеет для системы такое же сущест­венное значение, что и экономическая тенденция к сохранению прожиточного мини­мума заработной платы. Именно Маркс, более чем любой другой автор, утверждает очевидность того, что профсоюзам никогда не сделать большего, чем притупить фун­даментальное противоречие капитализма. В контексте марксизма неправомочно при­тягивать профсоюзы, как deus ex machina, для спасения неверных предсказаний Мар­кса. Можно было бы понять буржуазного экономиста, проводящего жесткую линию раздела между экономическими и политическими силами; но если марксизм является тем, на что он претендует, — наукой об обществе, — то мы не можем согласиться с представлением, будто заработная плата определяется действием экономических сил, которым профсоюзы могут "противостоять" или "противодействовать". Профсоюзы вовсе не случайные институты. Они порождены силами, присущими самой природе капитализма. Зрелую капиталистическую экономику без профсоюзов почти так же трудно себе представить, как и капитализм с отрицательной ставкой процента. Мар­ксисты, идя по стопам самого Маркса, довели до степени утонченной науки игру со смещением уровней рассуждения в ходе доказательства: в данный момент нечто является "абсолютным законом", в следующий момент это уже "противодействующее обстоятельство", для одной цели это "имманентная экономическая тенденция", для другой - "политическая случайность". Марксистское учение о профсоюзах и государ­ственном вмешательстве при капитализме все еще не написано.

Второй и не менее популярный довод сводится к тому, что высокий уровень жизни рабочих в развитых странах каким-то образом возможен благодаря эксплуатации колониальных народов. С этим аргументом почти невозможно разобраться, так как его смысл не вполне ясен. Ленин как-то неопределенно высказывался о "рабочей аристократии" на родине, принимающей участие в дележе империалистической сверхприбыли, но избыточный доход от заграничных капиталовложений не настолько превосходил доход от внутренних, чтобы убедительно объяснить увеличение реаль­ной заработной платы в 3 раза за последнее столетие. Более того, если принять сказанное за чистую монету, то это означало бы, что рост уровня жизни в развитых странах сопровождается снижением уровня жизни в колониях. И. Кущинский, гер­манский марксист, доказывал, что закон абсолютного обнищания имеет обязательную силу не для отдельных стран, а скорее для всей рабочей силы, занятой в рамках данного капиталистического общества, как дома, так и за границей. Он провел ряд статисти­ческих исследований с целью подтвердить этот тезис, но после нескольких неубеди­тельных работ оставил свою затею.

Тем не менее, этот общий довод не может быть так просто отброшен. Его можно интерпретировать в том смысле, что безработица в крупных капиталистических странах представляла бы еще большую угрозу, если бы не было империализма. В конце концов Великобритания с 1870 до 1914 г. инвестировала за границей почти половину своих внутренних сбережений, проценты и дивиденды от которых достиг­ли Vio величины ее национального дохода. Разве перевод столь значительных сбере­жений не должен был облегчить потенциальное дефляционное давление на внутрен­нем рынке и стабилизировать национальный доход? Но ошибочно предполагать,

будто сбережения, переведенные за границу, могли бы вообще существовать в отсут­ствие экспорта капитала — заграничные капиталовложения, стимулируя экспорт, порождают прибыль, а следовательно, и сбережения в такой же мере, как это проис­ходит и с внутренними капиталовложениями. Не будь заграничных инвестиций, национальный доход Великобритании, несомненно, увеличился бы не столь быстро, но то же самое относится и к внутренним накоплениям. Более того, большая часть заграничных капиталовложений в лучшую пору империализма эпохи Эдуарда ни в коей мере не уравновешивала внутренних сбережений; их основная масса была обус­ловлена реинвестициями нераспределенной прибыли от прежних инвестиций. Та­ким образом мы позволим себе не согласиться с идеей о том, будто благосостояние британского рабочего было достигнуто за счет индийского крестьянина или афри­канского горняка.

21. Экономический империализм

Если марксизм все еще продолжает существовать, то скорее благодаря марксистской теории империализма, чем какому-либо иному аспекту марксова учения. Марксист­ская теория империализма есть нечто большее, чем просто теория, которая пытается объяснить повышение уровня жизни трудящихся при капитализме. Это теория сущ­ности внешней политики капиталистических государств и фактически теория эконо­мического развития, которая рассматривает разрыв между бедными и богатыми стра­нами с точки зрения динамики заграничных капиталовложений капиталистических стран. Эту концепцию развил в полной мере уже не Маркс, а Ленин, тем не менее никакая дискуссия относительно прогнозов Маркса не может быть достаточно полной, если теорию империализма не принимать во внимание совсем.

Мы должны начать с допущения о том, что история колониализма не составляет нравоучительного чтения — едва ли может быть таковым история навязывания ино­странного господства. Но речь не об этом. Под "империализмом" подразумевается здесь внешняя политика, которая стремится к политическому и экономическому контролю над отсталыми территориями с целью обеспечить для метрополии сферу применения свободных сбережений и избытка промышленных товаров в обмен на стратегические сырьевые ресурсы. Марксистская теория предполагает, что закрытая капиталистическая экономика, безусловно, страдает от хронически недостаточного эффективного спроса, от основных диспропорций, которые можно выправить только открытием внешних рынков. Поэтому империализм, а именно прямая или косвенная эксплуатация отсталых территорий, составляет неотъемлемое свойство любой разви­той капиталистической экономики. Таким образом, мы должны поставить вопрос: может ли закрытая капиталистическая экономика развиваться в принципе неограни­ченно на основе собственных ресурсов? Если да, то устранение империализма вовсе не означало бы конца капиталистической системы. И если аргументация Маркса достаточно обоснована, тогда отсюда следует, что только социалистическое общество может в принципе покончить с империализмом. Вопрос заключается не в том, скажем, было ли британское господство в Африке разорительным или благотворительным, но в том, происходил ли грабеж Черного Континента только для того, чтобы поддержи­вать капитализм в Англии; и не в том дело, практиковали или нет Соединенные Штаты долларовую дипломатию в Латинской Америке с помощью своей морской пехоты, а в том, может ли экономика свободного предпринимательства способствовать увеличению доходов в Карибском бассейне или Юго-Восточной Азии, не ввергая себя в экономическое самоубийство. Произвольное обращение с фактами со стороны Ле­нина и его последователей слишком часто бросается в глаза, но что нас больше интересует, так это выводы, которые они отсюда делали.

В основе всего Марксово видение капитализма, подверженного тенденции хрони­ческого недопотребления. Сам Маркс говорил о колониях как о деле прошлого — в его время было сказано, что Британия преобрела свои колонии "в припадке безумия" — и в своем главном исследовании не принимал во внимание внешнюю торговлю. И тем не менее, Маркс (а в этом отношении также Джон Стюарт Милль) утверждал, будто

экспорт капитала противодействует падению нормы прибыли в стране, ибо он обеспе­чивает отток избыточных сбережений. Отсюда нетрудно было дойти до утверждения о том, что неспособность с выгодой распорядиться товарами и капиталом у себя дома неизбежно приводит к империалистическим авантюрам. Теорию империализма в целом Ленин нашел в готовом виде у немецких последователей Маркса. Он перенял ее без какой-либо критической проверки, в своем упоре на заграничные капиталовло­жения ловко комбинируя притяжение высоких прибылей в отсталых регионах и отталкивание низких прибылей в странах позднего капитализма.

В отсталых странах прибыли, как правило, высокие, так как здесь недостаточно капитала, цена на землю относительно низка, а сырье дешево. Возможность экспорта капитала создается по мере вхож­дения большого числа отсталых стран в международные капиталистические отношения; главные железные дороги там или уже были построены, или только строились, элементарные условия для промышленного развития были подготовлены. Необходимость экспорта капитала является результа­том того факта, что в небольшом числе стран капитализм уже "перезрел" и (в силу отсталости сельского хозяйства и обнищания масс) капитал не может найти "выгодных" мест своего вложения" [В.И. Ленин Империализм как высшая стадия капитализма. Гл. 4.].

Каким образом внутренние рынки могут расширяться безгранично, как бы спра­шивает себя Ленин, если непрестанный трудосберегающий технический прогресс сдерживает рост заработной платы как раз тогда, когда жадное стремление к меха­низации и накоплению капитала убивает благоприятные возможности для инвести­рования? Такова разновидность концепции недопотребления, которую можно выя­вить как у Маркса, так и у Ленина. Но, как мы видели выше, закрытая капиталисти­ческая экономика в состоянии расширяться без ограничений; даже Маркс допускал что постепенное "расширенное воспроизводство" вполне возможно. Согласившись с тем, что закрытая капиталистическая экономика теоретически может развиваться по траектории сбалансированного роста, мы еще не разобрались с положением о тяге к высоким прибылям. Разве перспектива получения сверхприбылей в бедных стра­нах не вызовет отток капитала из богатых стран? Подобного рода рассуждения были a priori привлекательны в те дни, когда заграничные капиталовложения составляли существенную долю совокупных инвестиций. Однако они не объясняют, как мы уви­дим ниже, почему заграничные капиталовложения имеют именно данную структуру и почему поток капиталов в отсталые регионы был столь ограниченным даже в XIX столетии. Эти рассуждения не помогают также истолковать то общеизвестное наблю­дение, что внутренние сбережения развивающихся стран часто придерживаются или экспортируются в развитые страны: если коэффициент окупаемости капиталовложе­ний здесь действительно столь высок, как утверждают, тогда что препятствует появ­лению туземных капиталистов?

Но вопреки распространенному убеждению доход с капитала, как правило, выше в экономике, изобилующей капиталами, чем в развивающихся странах, так как в развитых странах капитал вкладывается не столько в обрабатывающие, сколько в базовые отрасли, транспорт и энергетику. В отсутствие развитой инфраструктуры -автомобильных и железных дорог, гаваней, доков, плотин и энергетических установок - потенциально высокую прибыль с капитала в бедных странах получить невозможно. Ленин рассуждал так, будто инфраструктура, которую он называл "элементарные условия для промышленного развития", в отсталых странах уже существовала. Но в тех случаях, когда это действительно было так, например в Канаде и Аргентине, эти страны недолго оставались слаборазвитыми.

При прочих равных условиях инвесторы предпочитают вкладывать свой капитал у себя дома, а не за границей. Тот факт, что капитал все же экспортировался, означает, что заграничные капиталовложения сулили более высокую норму прибыли по сравне­нию с капиталовложениями на внутреннем рынке. Однако, если принять во внимание рискованность капиталовложений за границей и высокую вероятность срыва догово­ров, то получаемая надбавка к прибыли была обычно более скромной, чем это можно было ожидать. Конечно, сверхприбыли и неожиданные крупные удачи случались, но и потери не были необычным явлением. В целом сомнительно, чтобы прибыль от

заграничных капиталовложений в XIX в. превосходила выручку, получаемую на внутреннем рынке, более чем на 2-3%.

Ни одна из версий экономического империализма, будь то вариант отталкивания или притяжения прибылей, не выдерживает серьезного анализа. Будучи слабой в теоретическом отношении, книга Ленина, тем не менее, превозносилась за то, что содержала сжатый обзор фактов из истории империализма. Но ленинское толкование фактов еще более сомнительно, чем его теоретические рассуждения, и его можно охарактеризовать только как полное непонимание типичной схемы заграничных капиталовложений в лучшую пору империализма. Здесь мы не будем затрагивать убежденность Ленина в том, будто современный империализм характеризуется рос­том монополий и участием инвестиционных банков в деятельности торгово-промыш­ленных предприятий. Финансовый капитализм, как его определяет Ленин, никогда не учреждался в Великобритании, которая в свое время была самой крупной из всех империй, а в Германии и Америке он большей частью исчез после первой мировой войны. Примерно с 1914 г. мы не имеем также убедительных свидетельств долговре­менной тенденции к возрастающей концентрации промышленности. Эти вопросы и не касаются сути дела. Картина заграничных капиталовложений, которую дает Ленин в своей книге, представляет капитал, экспортируемый в отсталые, производящие сырье страны в условиях прямого политического контроля со стороны крупных де­ржав; этот капитал концентрируется почти исключительно в добывающей промыш­ленности и приносит непомерную норму прибыли узкой группе инвесторов в метро­полии; при этом в качестве сопутствующего признака выступает преднамеренный демпинг избыточных поставок на ограниченные колониальные рынки. Не будет пре­увеличением сказать, что все это не более чем элегантная выдумка. Ленин признавал, например, что большая часть капиталов Франции за границей была вложена в России, а не во французских колониях, тогда как капитал Германии был размещен главным образом за пределами незначительных германских владений в Африке. Он настаивал на том, что "главной сферой вложений британского капитала являются британские колонии", тогда как на самом деле более половины заграничных активов Британии в течение десятилетий до 1914 г. содержались за пределами Британской империи. Но даже в пределах самой империи, в Канаде, Австралии и Новой Зеландии, едва ли представляющих собой разительные примеры разрушительного воздействия импери­ализма, эти активы составляли лишь половину британских капиталовложений, и только в Австралии и Новой Зеландии было инвестировано больше, чем в Индии и во всей Африке. Вне империи львиная доля британского капитала приходилась на Сое­диненные Штаты и Аргентину. Вместо потока капиталов в направлении густонасе­ленных Китая или Индии, где капитал был дефицитен и труд дешев, % заграничных капиталовложений Британии с 1870 по 1914 г. направлялись в так называемые реги­оны недавнего заселения, поощряемые и сопровождаемые одновременно миграцией порядка 60 млн. человек. Отличительная особенность движения капиталов в класси­ческую эпоху империализма была как раз в том, что капитал и труд вместе переме­щались из Старого Света в Новый — поразительный факт, совершенно игнорируемый в марксистской литературе. Подобным же образом вместо отсталых стран с их "киша­щими миллионами", представляющих благоприятную почву для демпинга избыточ­ных товаров, большая часть британского промышленного экспорта направлялась в "регионы недавнего заселения", вслед за капиталом и рабочей силой.

Преимущественная направленность на извлечение сырья и сельскохозяйственной продукции для экспорта в промышленные страны, — что очень часто представляется как типичная схема заграничных капиталовложений при империализме, — играла небольшую роль в период до 1914 г. Спрос на иностранный капитал был большей частью обусловлен разработкой проектов социального развития. К началу первой мировой войны только 25% британских капиталовложений за границей представля­ли, строго говоря, "колониальный" тип инвестиций в сельское хозяйство, промышлен­ность и добычу полезных ископаемых. Доля правительственных займов и прочих государственных капиталовложений во Франции и Германии была даже выше, чем в

заграничных капиталовложениях Великобритании, и в каждом отдельном случае более половины всех капиталов, вложенных за границей, были размещены в других европейских странах, притом что в соответствующих колониях было инвестировано менее 10% совокупных капиталовложений.

То обстоятельство, что лишь малая доля капитала направлялась в густонаселен­ные страны и что большая его часть вкладывалась в государственные облигации, приносящие фиксированный процент, или же в ценные бумаги, прямо обеспеченные определенными правительственными инстанциями, может показаться неожиданным только для тех, кто оказался во власти ленинской концепции иностранного капитала, безжалостно эксплуатирующего туземную рабочую силу. Даже сегодня на развитые страны, такие как Канада, Великобритания, Франция, Германия и Австралия, вместе взятые, приходится почти половина всех прямых капиталовложений США за грани­цей. Предпочтение американских инвесторов в пользу относительно развитых и род­ственных в культурном отношении экономик есть факт, который трудно подогнать к ленинской теории. И все же достояно ясно, что в направлении международных пото­ков капитала огромную роль играли мотивы безопасности и предотвращения риска. Нажимая на перспективу сверхприбылей от эксплуатации колониальной рабочей силы, марксистская теория империализма ничего не может объяснить в той картине вывоза капитала, которая наблюдалась в XIX в. и наблюдается сегодня.

Случай Соединенных Штатов всегда, как известно, представлял особые неудобст­ва для марксистской доктрины. Колонии Америки в Тихоокеанском бассейне не имели особого значения с точки зрения экономики, и даже Латинская Америка, ее главная сфера влияния, никогда не оттягивала на себя столько американских капиталов и товаров, сколько британские доминионы. Американские заграничные инвестиции в настоящее время составляют еще меньшую долю совокупных внутренних накопле­ний капитала, чем это было в прошлом. После второй мировой войны чистый вывоз частного долгосрочного капитала из Америки, включая реинвестированную прибыль, в среднем никогда не превышал 5% всех валовых частных капиталовложений на внутреннем рынке США, при этом прибыль от заграничных капиталовложений со­ставляла лишь около 1-2% национального дохода страны. Было подсчитано, что если бы Соединенные Штаты сегодня экспортировали капитал в размере, эквивалентном, по реальному доходу на душу населения величине экспортированного капитала из Соединенного Королевства в начале этого столетия, то общий объем американских заграничных капиталовложений был бы в 20 раз больше, чем сейчас; ежегодно Сое­диненные Штаты ссужали бы за границей сумму, вдвое превышающую все, что было выдано по плану Маршалла. Даже если мы к прямым и портфельным инвестициям за границей добавим все заграничные государственные займы и субсидии, а также рас­ходы на содержание военных баз за пределами страны, мы получим среднегодовую сумму около 10% национального дохода. Соединенных Штатов для почти всего после­военного периода. Возможно ли, чтобы эти относительно малые затраты обеспечивали жизненно важный выход для избыточного капитала, без которого американская эко­номика не могла бы существовать, как любят утверждать марксисты? В лучшем случае эти суммы не выдерживают сравнения с заграничными капиталовложениями в лучшие времена империи Эдуардов. Это наводит на парадоксальное заключение о том, что чем дальше развивается капитализм, тем меньше он нуждается во внешних рынках сбыта.

Дата добавления: 2015-10-21