Карета въехала в ворота, которые тотчас же закрылись перед носом нескольких любопытных.
Человек в парадном платье почтительно приблизился к дверце и слегка дрожащим голосом произнес приветствие по-португальски.
— Кто вы такой? — раздался в ответ чей-то отрывистый голос также на португальском языке, но только безупречно правильном.
— Недостойный правитель канцелярии, ваше превосходительство.
— Прекрасно! Но как вы дурно говорите на нашем языке, дорогой правитель! Ну, а где же здесь вход?
— Здесь, монсеньер, здесь.
— Жалкий прием, — произнес сеньор дон Мануэл, вылезая из кареты и опираясь при этом на своего камердинера и секретаря.
— Простите меня, пожалуйста, ваше превосходительство, — заговорил правитель канцелярии на том же плохом португальском, — курьер вашего превосходительства приехал в посольство только сегодня в два часа с известием о вашем прибытии. Меня тогда не было дома, монсеньер: я отлучался по делам посольства. Вернувшись, я нашел письмо вашего превосходительства и только и успел, что открыть апартаменты; их сейчас освещают.
— Хорошо, хорошо.
— Какое счастье для меня видеть высокую особу нашего нового посла.
— Тсс! Не будем это предавать огласке до получения новых депеш из Лиссабона. Прикажите провести меня в мою спальню: я падаю от усталости. Вы можете переговорить обо всем с моим секретарем, он передаст вам мои приказания.
Канцелярист почтительно склонился перед Босиром, который приветливо отвечал на его поклон и сказал ему любезным, но несколько ироничным тоном:
— Говорите по-французски, сударь. И мне и вам это будет удобнее и приятнее.
— Да, да, — пробормотал правитель, — мне это будет удобнее, так как я должен сознаться вам, господин секретарь, что мое произношение…
— Я это вижу, — с апломбом вставил Босир.
— Я воспользуюсь случаем, господин секретарь, так как вижу, что имею дело с любезным человеком, — торопливо и с жаром заговорил служащий, — итак, я воспользуюсь случаем, чтобы спросить вас: как вы полагаете, не будет ли господин да Суза недоволен мной за то, что я так коверкаю португальский язык?
— Нисколько, нисколько, если вы чисто говорите по-французски.
— Я! — радостно воскликнул секретарь. — Да ведь я парижанин, родившийся на улице Сент-Оноре!
— В таком случае все прекрасно, — сказал Босир. — Как вас зовут? Кажется, Дюкорно?
— Дюкорно, да, господин секретарь, фамилия довольно удачная, если угодно, так как имеет испанское окончание. Вы господин секретарь, знаете мое имя? Это очень лестно.
— Да, вы на хорошем счету, настолько на хорошем, что ваша прекрасная репутация избавила нас от необходимости привезти с собой правителя канцелярии из Лиссабона.
— Тысячу благодарностей, господин секретарь. Какое счастье для меня назначение господина да Суза!
— Кажется, господин посол звонит.
— Побежим.
И они действительно пустились бежать. Господин посол благодаря расторопности своего камердинера уже разделся и накинул на себя великолепный халат. Поспешно вытребованный цирюльник занялся его бритьем. Несколько картонок и дорожных несессеров, довольно богатых с виду, были разложены на столах и консолях.
В камине пылал яркий огонь.
— Войдите, войдите, господин правитель канцелярии, — сказал посол, только что устроившийся около огня в огромном мягком кресле.
— Господин посол рассердится, если я ему отвечу по-французски? — тихо сказал правитель канцелярии Босиру.
— Нет, нет, не бойтесь.
Дюкорно обратился к нему с приветствием по-французски.
— Да это очень удобно; вы прекрасно говорите по-французски, господин ду Корну.
«Он меня принимает за португальца», — подумал канцелярист, не помня себя от радости.
И он пожал руку Босиру.
— Ну, — сказал дон Мануэл, — а ужин будет?
— Конечно, ваше превосходительство. Пале-Рояль отсюда в двух шагах, и я знаю там прекрасного ресторатора, который доставит вам хороший ужин, ваше превосходительство.
— Действуйте так, как будто бы вы заказываете ужин для себя, господин ду Корну.
— Да, монсеньер… а я, со своей стороны, если ваше превосходительство разрешите, позволю себе предложить вам несколько бутылок такого доброго вина с вашей родины, какое ваше превосходительство может найти только в самом Порту.
— Э, так у нашего правителя канцелярии хороший винный погреб? — шутливо заметил Босир.
— Это моя единственная роскошь, — смиренно отвечал добряк, живые глаза, толстые округлые щеки и багровый нос которого только сейчас бросились в глаза Босиру и дону Мануэлу благодаря яркому освещению.
— Поступайте, как вам будет угодно, господин ду Корну, — сказал посол, — принесите нам ваше вино и приходите ужинать с нами.
— Такая честь…
— Оставим этикет… Я сегодня только приезжий и стану послом лишь с завтрашнего дня. А затем мы поговорим о делах.
— Но, монсеньер, позвольте мне позаботиться о своем туалете.
— Ваш туалет великолепен, — заметил Босир.
— Этот туалет для приема, а не для парада, — сказал Дюкорно.
— Оставайтесь в нем, господин правитель, и употребите на хлопоты об ужине то время, которое вы бы потратили на свой парадный туалет.
Дюкорно вышел от посла в восторге и пустился бежать, чтобы его превосходительство мог утолить свой голод десятью минутами раньше.
В это время три мошенника, запершись в спальне, осматривали обстановку и обсуждали программу своих действий.
— Что, он ночует в посольстве, этот канцелярист? — спросил дон Мануэл.
— Нет; у этого плута хороший винный погреб и, видно, есть где-нибудь хорошенькая любовница или гризетка. Он старый холостяк.
— А швейцар?
— От него нам надо будет освободиться.
— Я беру это на себя.
— А остальная прислуга?
— Все это нанятые люди, которых наши друзья заменят завтра.
— Как обстоит дело с кухней и со службами?
— Мертвая пустота! Прежний посол никогда не жил здесь. У него был свой дом в городе.
— Ну, а касса?
— Об этом надо будет спросить правителя канцелярии: это деликатный вопрос.
— Я беру это на себя, — заметил Босир, — мы с ним уже лучшие в мире друзья.
— Тсс! Вот он.
Действительно, Дюкорно вернулся, запыхавшись. Он предупредил ресторатора с улицы Добрых Ребят и захватил из своего кабинета шесть бутылок внушительного вида. Вся его сияющая физиономия выражала подлинное расположение, которым два солнца — натура и дипломатичность — окрашивают то, что киники называют «фасадом человека».
— Ваше превосходительство не сойдет в столовую? — спросил он.
— Нет, нет, мы поедим здесь, запросто, у огонька.
— Монсеньер, я в полном восторге. Вот вино.
— Это топаз чистой воды! — сказал Босир, рассматривая одну бутылку на свет.
— Садитесь, господин правитель, пока мой камердинер не накроет на стол.
Дюкорно сел.
— Когда получены были последние депеши? — спросил посол.
— Накануне отъезда вашего… отъезда предшественника вашего превосходительства.
— Хорошо. Дела посольства в хорошем состоянии?
— О да, монсеньер.
— Денежные дела не запутаны?
— Насколько мне известно, нет.
— Долгов нет? О, не стесняйтесь, говорите. Если бы они были, мы первым делом заплатим их. Мой предшественник такой достойный дворянин, что я охотно готов поручиться за его обязательства.
— Слава Богу, вам не надо будет делать этого, монсеньер. Кредит утвержден три недели тому назад, и на следующий день после отъезда бывшего посла мы получили сто тысяч ливров.
— Сто тысяч ливров! — воскликнули в один голос Босир и дон Мануэл вне себя от радости.
— Золотом, — добавил правитель канцелярии.
— Золотом! — повторили посол, секретарь и даже камердинер.
— Так что, — начал Босир, подавляя волнение, — касса содержит…
— … сто тысяч триста двадцать восемь ливров, господин секретарь.
— Это мало, — холодно сказал дон Мануэл, но, к счастью, ее величество предоставила в наше распоряжение известную сумму. Я вас предупреждал, дорогой мой, — прибавил он, обращаясь к Босиру, — что нам не хватит парижского фонда.
— Но ваше превосходительство приняли на этот случай меры предосторожности, — почтительно возразил Босир.
После столь важного сообщения канцеляриста ликование персонала посольства еще более возросло.
Хороший ужин, состоящий из лососины, огромных раков, дичи и кремов, в немалой степени увеличил веселое воодушевление португальских сеньоров.
Дюкорно, переставший церемониться, ел за десятерых испанских грандов, и показал своим начальникам, что парижанин с улицы Сент-Оноре расправляется с винами из Порту и Хереса так же, как с винами из Бри и Тоннера.
Господин Дюкорно продолжал благословлять Небо за то, что оно послало ему такого посла, который предпочитает французский язык португальскому, а португальские вина — французским. Он был на верху блаженства, которое дает мозгу удовлетворенный и признательный желудок, когда г-н да Суза предложил ему идти спать.
Дюкорно встал, пошатываясь, отвесил неуклюжий поклон, зацепив при этом ничуть не меньше предметов меблировки, чем ветка шиповника цепляет листьев в зарослях, и добрался до дверей, ведущих на улицу.
Но Босир и дон Мануэл не настолько оказали честь посольскому вину, чтобы немедленно погрузиться в сон.
К тому же камердинер должен был, в свою очередь, поужинать после господ, и эту операцию командор проделал со всей тщательностью, следуя примеру господина посла и его секретаря.
План завтрашних действий был составлен, и три сообщника, удостоверившись, что швейцар спит, предприняли прогулку по особняку с целью все обозреть.
ГОСПОДА БЁМЕР И БОССАНЖ
На следующий день благодаря рвению Дюкорно дом посольства вышел из своей летаргии. Столы, папки с бумагами, письменные принадлежности, праздничный вид всего здания, лошади, бившие копытами по мостовой двора, — все говорило о жизни там, где еще накануне все было объято спокойствием смерти.
По кварталу быстро разнесся слух, что важная особа, поверенный в делах, прибыл из Португалии этой ночью.
Этот слух, поддерживая вес наших трех мошенников, был для них вместе с тем источником всевозможных страхов.
Действительно, полиция г-на де Крона и г-на де Бретейля имела большие уши, которыми, без всякого сомнения, не преминула бы в подобном случае незамедлительно воспользоваться, и глаза Аргуса, которые она, конечно, не стала бы закрывать, когда дело касалось господ португальских дипломатов.
Но дон Мануэл заметил в разговоре с Босиром, что, действуя смело, можно помешать любопытству полиции обратиться в подозрения до истечения недели и помешать подозрениям обратиться в уверенность до истечения двух недель. Так что, следовательно, на протяжении десяти дней — если взять среднюю цифру — ничто не помешает действиям их сообщества, которое, чтобы достичь успеха, должно закончить все свои операции менее чем в шесть дней.
Заря только что занялась, когда два наемных экипажа доставили в особняк девять мошенников, которые должны были изображать персонал посольства.
Они очень быстро были устроены, или, вернее, расставлены Босиром. Одного поместили в кассу, другого в архив, а третий заменил швейцара, которого уволил сам Дюкорно под тем предлогом, что тот не знает португальского языка. Таким образом, особняк был занят этим гарнизоном, который должен был защищать посольство от всех непосвященных.
А полиция, по мнению господ, имеющих политические или иные секреты, должна принадлежать к числу наименее посвященных.
Около полудня дон Мануэл, мнимый Суза, завершив изысканный туалет, сел в тщательно вымытую карету, которую Босир нанял на месяц за пятьсот ливров, заплатив за две недели вперед.
Посол отправился в дом фирмы господ Бёмера и Боссанжа в сопровождении своего секретаря и камердинера.
Правитель канцелярии получил приказ отправлять от своего имени, как то делалось обыкновенно при отсутствии посла, все деловые бумаги, касающиеся паспортов, вознаграждений и пособий, но при этом никакие выдачи денег, уплаты по счетам не должны были производиться им без утверждения секретаря. Этим господам хотелось сохранить нетронутой сумму в сто тысяч ливров, которая представляла единственный солидный фонд всего предприятия.
Господину послу было сообщено, что придворные ювелиры живут на Школьной набережной, и около часа дня экипаж остановился у их дома.
Камердинер скромно постучал в дверь, которая была снабжена крепким замком и, точно тюремная, украшена толстыми гвоздями с большими шляпками.
Эти гвозди были искусно расположены таким образом, что образовывали более или менее красивые узоры; и вместе с тем опыт доказал, что ни бурав, ни пила, ни напильник не могли отколоть ни малейшего кусочка дерева, не сломавшись на этих гвоздях.
В ответ на стук открылось узорчатое окошечко и чей-то голос спросил камердинера, что ему нужно.
— Господин португальский посол желает поговорить с господами Бёмером и Боссанжем, — ответил камердинер.
Чье-то лицо поспешно мелькнуло в окне второго этажа, и затем раздались торопливые шаги по лестнице. Дверь открылась.
Дон Мануэл стал высаживаться из кареты, двигаясь с величавой неторопливостью.
Господин Босир вышел первым, чтобы предложить руку его превосходительству.
Человек, который торопливо шел навстречу двум португальцам, был г-н Бёмер собственной персоной. Услышав стук остановившейся кареты, он выглянул в окно, а когда до его слуха долетело слово «посол», поспешил вниз, чтобы не заставлять его превосходительство ждать.
Ювелир рассыпался в извинениях, пока дон Мануэл поднимался по лестнице.
Господин Босир заметил, что старая служанка, крепкая, коренастого сложения, задвигала засовы за ними и запирала замки, которыми в изобилии была снабжена входная дверь.
Когда Босир обратил на это внимание, преднамеренно подчеркнув свои слова, г-н Бёмер сказал ему:
— Прошу прошения, сударь, мы в нашей несчастной профессии подвергаемся таким опасностям, что некоторые меры предосторожности вошли у нас в обычай.
Дон Мануэл остался совершенно бесстрастным; Бёмер заметил это и повторил ему свою фразу, вызвавшую любезную улыбку у Босира. Однако посол по-прежнему ничего не выразил на своем лице.
— Извините, господин посол, — заговорил, несколько растерявшись, Бёмер.
— Его превосходительство не говорит по-французски, — сказал Босир, — и не может понять вас, сударь. Я передам ему ваши извинения, если только, — поспешил он добавить, — вы сами не говорите по-португальски.
— Нет, сударь, нет.
И Босир сказал несколько слов на ломаном португальском дону Мануэлу, который отвечал ему на том же языке.
— Его превосходительство господин граф да Суза, посол ее истинно верующего величества, милостиво принимает ваши извинения, сударь, и поручает меня спросить, находится ли еще в ваших руках прекрасное бриллиантовое ожерелье?
Бёмер поднял голову и окинул Босира проницательным взглядом.
Босир выдержал его, как подобает тонкому дипломату.
— Бриллиантовое ожерелье, — медленно повторил Бёмер, — прекрасное ожерелье?
— То самое, что вы предлагали французской королеве, — добавил Босир, — и о котором услышало ее истинно верующее величество.
— Вы, сударь, — сказал Бёмер, — состоите на службе при господине после?
— Я его личный секретарь, сударь.
Дон Мануэл между тем уселся с видом вельможи и разглядывал расписные простенки довольно красивой комнаты, выходившей окнами на набережную.
Светило яркое солнце, и первые тополя уже выбросили свои нежно-зеленые побеги над водами Сены, еще очень высокими и желтоватыми от недавно стаявшего снега.
Дон Мануэл перешел от осмотра живописи к обозрению пейзажа.
— Сударь, — сказал Босир, — мне кажется, что вы не слышали ни слова из того, что я говорил вам.
— Как так? — спросил Бёмер, несколько ошеломленный резким тоном говорившего.
— Да, и я вижу, что его превосходительство начинает терять терпение, господин ювелир.
— Простите, сударь, — сказал, покраснев, Бёмер, — но я не могу показывать ожерелье без участия моего компаньона господина Боссанжа.
— Ну что же, пригласите вашего компаньона.
Дон Мануэл между тем подошел и с ледяным, довольно величественным видом заговорил по-португальски с Босиром, который во время этой речи несколько раз почтительно склонял голову.
Затем посол повернулся спиной и снова подошел к окнам.
— Его превосходительство сказал мне, сударь, что вот уже десять минут, как он ждет, и что он не имеет привычки нигде ждать, даже у августейших особ.
Бёмер поклонился и дернул шнурок звонка.
Через минуту в комнату вошло новое лицо. Это был г-н Боссанж, компаньон.
Бёмер познакомил его с делом в двух словах. Боссанж окинул взглядом португальцев и затем попросил у Бёмера его ключ от денежного сундука.
«Сдается мне, эти почтенные господа, — подумал Босир, — принимают друг против друга такие же меры предосторожности, как и воры».
Десять минут спустя г-н Боссанж вернулся, неся футляр в левой руке; правую руку он держал под платьем, где Босир явственно рассмотрел очертания двух пистолетов.
— Мы, конечно можем делать вид, что ничего не замечаем, — произнес дон Мануэл важным тоном по-португальски, — но эти торговцы принимают нас скорее за мошенников, чем за послов.
Говоря это, он не спускал глаз с ювелира, чтобы уловить на их лицах малейший признак волнения, в случае если бы они понимали по-португальски.
Но он не увидел ничего, кроме того, что они показали ему: бриллиантовое ожерелье, такое великолепное, что блеск его слепил глаза.
Они с доверием передали этот футляр в руки дона Мануэла, однако тот внезапно разгневался.
— Скажите этим негодяям, сударь, — обратился он к своему секретарю, — что они злоупотребляют данным каждому торговцу правом быть глупым. Они мне показывают стразы, тогда как я у них спрашиваю бриллианты. Скажите им, что я пожалуюсь французскому министру и от имени моей королевы засажу в Бастилию дерзких, которые позволяют себе обманывать посла Португалии!
И с этими словами он резко швырнул футляр на прилавок.
Босиру незачем было переводить эти слова: пантомимы оказалось достаточно.
Бёмер и Боссанж рассыпались в извинениях, говоря, что во Франции обыкновенно показывают только копии украшений, сделанные из искусственных бриллиантов; этого достаточно, чтобы удовлетворить честных людей и не искушать воров.
Господин да Суза сделал энергичный жест и направился к двери на глазах встревоженных ювелиров.
— Его превосходительство поручает мне передать вам следующее, — сказал Босир, — он находит очень прискорбным тот факт, что люди, носящие звание ювелиров французской короны, не умеют отличить посла от негодяя. Его превосходительство возвращается к себе в посольство.
Господа Бёмер и Боссанж обменялись знаками и поклонились, рассыпаясь в новых заверениях своего почтения.
Но господин да Суза, едва не наступив им на ноги, величественно вышел.
Торговцы снова переглянулись в полной тревоге и принялись отвешивать поклоны чуть не до земли.
Босир гордо последовал за своим хозяином.
Старуха отомкнула дверь.
— В португальское посольство, на улицу Жюсьен! — крикнул Босир камердинеру.
— В португальское посольство, на улицу Жюсьен! — крикнул тот кучеру.
Бёмер слышал это из-за двери.
— Дело сорвалось! — проворчал камердинер.
— Дело выиграно, — сказал Босир, — через час эти господа будут у нас.
И карета помчалась точно запряженная восьмеркой лошадей.
В ПОСОЛЬСТВЕ
Вернувшись в посольство, они нашли Дюкорно мирно обедающим в своей канцелярии.
Босир попросил его подняться в помещение посла и обратился к нему со следующей речью:
— Вы понимаете, дорогой правитель канцелярии, что такой человек, как господин да Суза, не совсем обычный посол.
— Я уже заметил это, — отвечал тот.
— Его превосходительство, — продолжал Босир, — желает занять видное место в Париже в кругу наиболее богатых и обладающих изысканным вкусом людей; этим я хочу сказать, что он не может поселиться в этом скверном доме на улице Жюсьен. Поэтому необходимо будет приискать для господина да Суза личную резиденцию.
— Это очень осложнит все дипломатические сношения, — заметил правитель, — нам придется постоянно бегать взад и вперед за его подписью.
— Его превосходительство даст вам карету, дорогой господин Дюкорно, — заметил Босир.
Дюкорно от радости едва не лишился чувств.
— Карету! Мне! — воскликнул он.
— Очень жаль, что пользование ею не входит в ваши привычки, — продолжал Босир, — мало-мальски уважающий себя и достойный правитель канцелярии посольства должен иметь свою карету. Но мы вернемся к этой мелочи в свое время. А теперь надо дать господину послу отчет в состоянии дипломатических дел. Где находится касса?
— Наверху, в самих апартаментах господина посла.
— Так далеко от вас?
— Это мера предосторожности: ворам труднее проникнуть на второй этаж, чем на первый.
— Ворам! — презрительно повторил Босир. — Из-за такой ничтожной суммы!
— Сто тысяч ливров! — воскликнул Дюкорно. — Черт возьми! Видно, что господин да Суза богат. Не во всех посольских кассах лежит по сто тысяч ливров.
— Давайте проверим, — продолжал Босир. — Я спешу вступить в свои обязанности.
— Сейчас же, сударь, сейчас же, — отвечал Дюкорно, покидая нижний этаж.
При проверке все сто тысяч ливров оказались налицо: одна половина была золотом, другая — серебром.
Дюкорно подал Босиру ключ, и тот некоторое время подержал его в руках, любуясь сложным трилистником и замысловатой гильошировкой.
При этом он искусно успел сделать с него восковой слепок и затем возвратил правителю.
— Господин Дюкорно, — сказал он ему, — лучше, чтобы этот ключ был в ваших руках, чем в моих. Пройдемте теперь к господину послу.
Они нашли дона Мануэла наедине с его национальным напитком — шоколадом. Он казался сильно занятым изучением какой-то бумаги, покрытой цифрами.
— Вам известен шифр прежней корреспонденции? — спросил он, заметив правителя канцелярии.
— Нет, ваше превосходительство.
— В таком случае я желаю, чтобы вы были отныне посвящены в это дело, вы меня таким образом избавите от множества разных скучных мелочей. Кстати, как касса? — спросил он Босира.
— В полной исправности, как и все, что находится в ведении господина Дюкорно, — отвечал тот.
— Сто тысяч ливров?
— Налицо, сударь.
— Хорошо. Садитесь, господин ду Корну, мне нужно получить от вас одну справку.
— Я весь к услугам вашего превосходительства, — отвечал правитель, сиявший от удовольствия.
— Государственное дело, господин ду Корну.
— О, я слушаю, монсеньер.
И достойный правитель канцелярии пододвинул свой стул ближе.
— И очень большой важности, — продолжал посол, — так что мне нужны ваши познания. Знаете ли вы в Париже сколько-нибудь честных ювелиров?
— Есть господа Бёмер и Боссанж, придворные ювелиры, — ответил Дюкорно.
— Вот именно к ним-то я и не хочу обращаться, — отвечал дон Мануэл, — я не желаю больше их видеть.
— Они имели несчастье вызвать неудовольствие вашего превосходительства?
— Глубочайшее, господин ду Корну, глубочайшее.
— О, если бы я мог позволить себе нескромность, если бы я мог осмелиться…
— Осмельтесь.
— Я спросил бы, чем могли эти господа, пользующиеся такой хорошей репутацией в своем ремесле…
— Это настоящие ростовщики, господин ду Корну, и из-за неблаговидных действий они потеряют миллион, а может быть, и два.
— О! — с жадным вниманием воскликнул Дюкорно.
— Я был послан ее истинно верующим величеством для переговоров о приобретении бриллиантового ожерелья.
— Да, да, знаменитого ожерелья, которое покойный король заказал для госпожи Дюбарри, знаю, знаю.
— Вы неоценимый человек, вы все знаете. Итак, я собирался приобрести это ожерелье, но раз дело приняло такой оборот, я не куплю его.
— Не позволите ли вы мне сделать некоторый демарш?
— Господин ду Корну!
— О монсеньер, я приступлю к делу дипломатично, очень дипломатично.
— Еще если бы вы знали этих людей…
— Боссанж — мой дальний родственник.
Дон Мануэл и Босир переглянулись. Наступило молчание. Оба «португальца» погрузились в размышления.
Вдруг один из лакеев открыл дверь и доложил:
— Господа Бёмер и Боссанж!
Дон Мануэл быстро встал.
— Выгоните вон этих людей! — воскликнул он гневным тоном.
Лакей собирался выполнить это приказание.
— Нет, выгоните их сами, господин секретарь, — продолжал посол.
— Ради самого Неба, — умоляюще заговорил Дюкорно, — позвольте мне исполнить приказание монсеньера… Я его несколько смягчу, если оно непременно должно быть исполнено.
— Делайте как хотите, — небрежно отвечал дон Мануэл.
Босир приблизился к нему в ту самую минуту, как Дюкорно поспешно вышел.
— Что же? Этому делу суждено сорваться? — спросил дон Мануэл.
— Нет, Дюкорно его поправит.
— Он только его запутает, несчастный! Мы разговаривали у ювелира по-португальски, и вы сказали, что я не понимаю ни слова по-французски. Дюкорно все испортит.
— Я побегу туда!
— Но, может быть, вам опасно показываться, Босир?
— Вы увидите, что нисколько… Предоставьте мне полную свободу.
— Ну, черт побери!
Босир вышел.
Дюкорно нашел внизу Бёмера и Боссанжа, обращение которых с той минуты, как они вошли в посольство, совершенно изменилось в смысле учтивости, по крайней мере, если не в смысле доверчивости.
Они очень мало рассчитывали встретить здесь знакомое лицо и несмело проскользнули в первые комнаты. Увидев Дюкорно, Боссанж радостно вскрикнул от изумления.
— Вы здесь! — воскликнул он и подошел к нему с распростертыми объятиями.
— А, вы очень любезны, — сказал Дюкорно, — признали меня здесь, мой богатый кузен. Потому ли это, что вы встречаете меня в посольстве?
— Правда, — отвечал Боссанж, — простите, что мы так отдалились друг от друга, но не сердитесь на меня и окажите мне услугу.
— Я для того и пришел.
— О, благодарю вас! Вы, значит, состоите при посольстве?
— Да.
— Расскажите мне…
— О чем?
— О самом посольстве.
— Я здесь правитель канцелярии.
— О, прекрасно! Мы хотим говорить с послом.
— Я пришел сюда от него.
— От него? Чтобы сказать нам…
— Что он просит вас как можно скорее уйти из его дома, господа.
Оба ювелира переглянулись, ошеломленные.
— Потому что, — продолжал с важностью Дюкорно, — вы, по-видимому, вели себя неловко и недостойно.
— Выслушайте же нас.
— Это бесполезно, — раздался неожиданно голос Босира, который показался на пороге комнаты с горделивым и холодным видом. — Господин Дюкорно, его превосходительство приказал нам удалить этих господ. Выпроводите же их.
— Господин секретарь…
— Повинуйтесь, — сказал презрительно Босир. — Прошу вас не медлить.
И он удалился.
Правитель взял своего родственника за правое плечо, а компаньона своего родственника — за левое и тихонько стал выталкивать их из комнаты.
— Вот ваше дело и не состоялось, — сказал он.
— Как эти иностранцы обидчивы, Боже мой! — пробормотал Бёмер, который сам был немец.
— Когда человек называется да Суза и имеет девятьсот тысяч ливров годового дохода, дорогой кузен, — сказал правитель канцелярии, — то он имеет право быть каким хочет.
— Ах, — вздохнул Боссанж, — я вам говорил, Бёмер, что вы слишком круты в делах.
— Э, — отвечал упрямый немец, — если мы не получим его денег, так и он ведь не получит нашего ожерелья.
Они были в это время уже недалеко от выхода.
Дюкорно рассмеялся.
— Знаете ли вы, что такое португалец? — сказал он им презрительно. — Знаете ли вы господа, что такое посол? Неужели вы думаете, что он буржуа вроде вас? Не знаете? Ну так я скажу вам. Один вельможа, фаворит одной царственной особы, господин Потемкин, покупал ежегодно к первому января корзину вишен для своей государыни и платил за нее сто тысяч экю, по тысяче ливров за каждую вишню. Это недурно, не правда ли? Так вот господин да Суза купит копи в Бразилии, чтобы найти в них бриллиант такой величины, как все ваши. Он истратит на это свои доходы за двадцать лет. Но что это значит для него? У него нет детей. Так-то.
Он уже закрывал за ними дверь, когда Боссанж вдруг спохватился.
— Поправьте это дело, — сказал он, — и вы получите…
— Здесь никого нельзя подкупить, — отвечал Дюкорно.
И закрыл дверь.
В тот же вечер посол получил следующее письмо:
«Монсеньер!
Лицо, ожидающее Ваших приказаний и желающее повергнуть к Вашим стопам глубочайшие извинения Ваших покорных слуг, находится у дверей Вашего посольства. По первому знаку Вашего Превосходительства лицо вручит одному из Ваших людей ожерелье, которое имело счастье привлечь Ваше внимание.
Удостойте принять, монсеньер, уверения в нашем глубоком уважении и проч. и проч.
— Итак, — сказал дон Мануэл, прочтя это послание, — ожерелье наше!
— Нет, еще нет, — отвечал Босир, — оно будет наше, только когда мы его купим. Купим же его!
— Каким образом?
— Ваше превосходительство, как мы решили, не говорит по-французски… Прежде всего надо спровадить канцеляриста.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |