— И я рад этому: в нем есть логика.
— Посмотрим.
— Как хочешь.
— Но... я надеюсь, Сехунни, что ошибаюсь.
— Я в этом уверен.
Мать развернулась на каблуках и, хлопнув дверью, ушла.
Сехун бросил ей вслед книгу. Та ударилась о дверь и со шлепком рухнула на пол. Сехун смачно выругался, поднялся и, размяв затекшие ноги, побрел за книгой: он не успел ее просмотреть.
Она раскрылась посредине, одна страница загнулась. Сехун разровнял ее ребром ладони и замер, выхватив из текста строчку: «Жители долины реки Нил поклонялись ему задолго до времени основания Рима...». Великая река. В древности их было несколько: Тигр, Евфрат, Инд, Ганг, Хуанхэ и Нил. На их берегах зародились первые цивилизации. Цивилизации, которые поклонялись звездам.
Сехун прочел абзац с самого начала.
«Многие древние культуры, — говорилось в нем, — придавали особое значение Сириусу. Жители долины Нила поклонялись ему задолго до времени основания Рима. По наблюдениям гелиакического восхода Сириуса египетские жрецы точно предсказывали начало разлива Нила. Календарным годом в Древнем Египте считался период между двумя гелиакическими восходами Сириуса...».
Сириус.
Сехун вернулся к книгам. Вытащил из средины стопки толстый, распухший от времени том и, найдя нужное место, начал читать с жадностью бедуина, набредшего на колодец с чистой водой.
«Современное название Сириуса происходит от написания Sirius — латинской транскрипции греческого Σείριος («яркий», «блестящий»). С древности Сириус называли Пёсьей звездой (как и Процион).
Согласно греческой мифологии, звездой Сириус стала собака Ориона или Икария. В «Илиаде» (XXII 30) Гомер называет её «Псом Ориона»...».
Сехун рухнул ничком на пол и рассмеялся, глядя в потолок. Густые тени тянули из углов длинные, тощие руки, шевелили пальцами, сжимали их в кулаки и пытались ухватиться за край запыленных багет. В окно, отвлекая на себя внимание, постучали первые капли дождя. Вскоре они обсели стекло как мошкара — сливовую косточку, и в отдалении послышались грубые, басовитые раскаты грома.
Сехун любил грозу: она приносила облегчение.
Он сел, потянулся к столу и, нащупав реле, включил лампу. Уже знакомый желточный свет разлился по столу и небольшому прямоугольничку пола перед ним.
Кай опять загадал звезды и, кажется, Сехун знал еще один ответ. Три сестры — это Альфа Центавра.
Сехун пролистал пухлый учебники и нашел все, что его интересовало.
«Альфа Центавра, — писал автор, — звёздная система в созвездии Центавра. Состоит из трёх компонентов: тесная двойная система α Центавра А и α Центавра B (близнецы) и невидимый невооружённым глазом красный карлик Проксима Центавра (сестричка в красном платье)».
Сехун лег на живот, уперся подбородком в книгу и опустил взгляд на залитый светом кусочек пола.
Открылись и закрылись входные двери, в гараже поднялись ворота и завелся двигатель «Форда». Зашуршали по мокрому асфальту шины. Родители и вправду уехали.
Сехун устало вздохнул и прикрыл глаза. Вспомнил о Кае. Интересно, как пахнет его кожа под дождем? Напрягся, пытаясь вообразить это, но ничерта не получилось. Он не мог представить его тело, не мог увидеть, как дождевые капли катятся по его щекам. Он хотел прикоснуться к нему, почувствовать его кожу под ладонями. Какая она будет? Гладкая и нежная или шершавая, загрубелая? Понравится ли ему жаться к нему, целовать плечи и умолять не останавливаться? Станет ли он стонать, когда его член окажется в нем или будет больно? И какой он? Большой, с темной головкой и проступающими под кожей венами или...
Сехун шумно втянул воздух и ударил кулаком об пол. Он не должен думать о члене Кая, потому что... он не должен о нем думать!
Он в отчаянии застонал и накрыл голову руками. Все это так непонятно. Он запутался в мыслях, которые не имели определенной формы, заблудился в чувствах, которых не знал. На секунду захотелось, чтобы случившееся оказалось сном, от которого он вот-вот пробудится, но стоило вспомнить голос Кая, его шумное дыхание, смех, жалящее, по-особенному пикантное «я хочу попробовать тебя на вкус», и он передумал. Нехотя разлепил глаза, сел, собрал книги и, бросив их на стол, повалился на диван.
Дождь не думал прекращаться. Шуршал листьями, звенел стеклами, рокотала в водостоке. Гроза бушевала над домом.
Сехун замерз, но подняться наверх и взять что-то теплое не захотел. Плотнее укутался в кофту и закрыл глаза. Сон мигом завладел сознанием, окутывая его муторной темнотой.
Его разбудил раскат грома. Так ему показалось. За окнами ревело, шумело, лило. Ветер бесновался как прокаженный. Где-то в стенах плакали призраки. Сехун поежился и ощутил горячее и нежное у виска. Дыхание и губы.
— Фак. — Выдохнул коротко и услышал приглушенный ненастьем смех. По спине побежали мурашки. Он шевельнулся, но получилось плохо: его сдерживал вес человеческого тела. Кай крепко сжимал его бедра коленями и продолжал водить приоткрытым ртом по лицу.
— Я знал, что ты обрадуешься, — от его шепота бросило в жар. — Ты замерз, — добавил он и губами тронул уголок сехуновского рта. Сехун беззвучно застонал и повернул голову так, чтобы поймать их.
Губы у Кая казались мягкие, пухлые, и целовать их было одно удовольствие. Кай позволил ему вести, послушно открыл рот и лениво скользнул языком по его языку.
Сехун вспомнил, что у него есть руки и пустил их в ход.
Плечи у Кая были широкие, руки под тканью рубашки — сильные, а бока — узкие. Он изгибался под ладонями как кошка, терся, ластился; ноги подрагивали от напряжения, дыхание сбилось. Пальцы — такие же горячие, как и весь Кай — то гладили шею, то путались в волосах, причиняя сладкую боль. Сехун держал глаза открытыми, но ночь была на стороне Кая. Он ничего не видел, но безошибочно определял, когда Кай улыбается. Темнота становилась мягкой и теплой, и сердце билось быстрее.
Сехун задыхался его близостью. Голова шла кругом, и он решил, что спит. Ему было нечего терять, и он порывисто сел. Кай ойкнул и вцепился в его плечи мертвой хваткой. Задрожал. Это было заразно. Сехун облизал губы; руки, сжимавшие бедра Кая, подрагивали. Сехун поднял одну и погладил Кая по щеке. Тот повернул голову и поцеловал его ладонь.
— Как ты обошел охрану? — Спросил Сехун. Говорил он надломлено, сипло.
— Секрет, — ответил Кай и, поймав его руку, принялся осыпать ее жалящими поцелуями: от кончиков пальцев до запястья и обратно.
— Вдруг они решат осмотреть дом?
— Не решат.
— Я сплю?
— Не похоже, — Кай рассмеялся. — Для спящего ты слишком болтливый.
И возбужденный, добавил Сехун.
Кай это явно заметил. Что не удивительно: он сидел у него на бедрах.
— Ты подумал над моим предложением?
— Ты здесь для этого?
— Не совсем. Но я могу изменить планы. Хочешь?
Сехун застонал. Боже, да! Очень.
— Но у меня мало времени, так что ничего особенного мы делать не будем, — добавил тише. Голос виноватый, разочарованный.
— Почему нет? — Сехун тоже перешел на заговорщицкий шепот, хотя их вряд ли услышат: гроза разошлась не на шутку. — Мы можем сделать это по-быстрому...
— Можем, но не станем. Я не хочу, чтобы тебе было больно.
— Но...
— Ты сейчас договоришься, что мы вообще ничего не будем делать.
— Я замолкаю.
— Хороший мальчик.
— Пожалуйста, без слащавостей.
— Как скажешь, — Кай поймал его нижнюю губу, прикусил слегка и всосал в рот. Сехун издал звук, за который было стыдно. Он хотел Кая так сильно, что едва не рыдал от отчаяния.
Кай целовал неторопливо, исследуя каждый уголок рта, а Сехун запустил руки под его рубашку. Кожа оказалась гладкой, мучительно-горячей. Мышцы то напрягались, то расслаблялись. Кай был подтянутым, но не слишком мускулистым. Скорее, изящным. И гибким. Умопомрачительно гибким.
Он приподнялся, обхватил лицо Сехуна ладонями и долго дышал ему в губы, не целуя. Смотрел на него сквозь безумный, грохочущий полумрак и молчал.
— Почему я? — выдохнул Сехун.
— Это все звезды…
Когда Кай уже стоял перед ним на коленях, выделывая с его членом поистине невероятные вещи, Сехун понял, что знает ответ на загадку. Это было оглушительное озарение, за которым последовал не менее оглушительный оргазм. Сехун, наверное, вырвал у Кая приличный клок волос и с минуту не мог вспомнить собственное имя. Кай урчал сытым котенком и целовал его живот. Липкие губы и проворный язык оставляли за собой едва различимые следы.
Сехун виновато гладил его по голове и пытался выровнять дыхание.
— Вау... — выдохнул он, когда к нему вернулся голос, и почувствовал, как Кай улыбается. — Это было...
—...круто? — Кай поцеловал его пупок, и Сехун невольно вздрогнул.
— Очень.
— Я рад, — Кай поднялся с колен. Погладил бедра Сехуна и, склонившись к нему, шепнул на ухо: — Ты сладкий...
Комментарий к части
Автор уезжает, и там, где он будет, интернета нет, поэтому он не знает, когда сможет выставить продолжение. Фик дописан, но не отредактирован. Автор надеется, что сделает это к моменту появления интернета))
Глава 6. Гость из прошлого
Родители вернулись к завтраку и тут же заперлись в кабинете. Блюмквист и Спенсер составили им компанию. Сехун сидел в библиотеке, лениво водил по тетрадному листу карандашом и украдкой поглядывал на телефон. Теперь он знал, что не ошибся с ответом. Сириус и Альфа Центавра были одними из ярчайших звезд на небосклоне. Между ними находился Канопус, получивший название от кормчего Менелая, а замыкал цепочку Арктур. Имя звезды происходило от древнегреческого Арктурус, что означало «Страж Медведицы». По-арабски Арктур называется Харис-ас-сама — «хранитель небес».
Не нужно быть провидцем, чтобы предвидеть, каким окажется следующий вопрос. По неясным для Сехуна причинам Кай решил воскресить его детское увлечение. Это настораживало, но не пугало. После вчерашней ночи он не мог бояться Кая. Он знал вкус его губ и как сладко он мурчит, когда доволен, и это знание доводило до исступления.
Сехун беспрестанно думал о случившемся и пришел к выводу, что игра затеяна ради него. Из-за него. Для него. Сехун не знал, зачем, но доверял Каю. Назвать его плохим парнем язык не поворачивался, и то, что он может оказаться в тюрьме, пугало до чертиков. Сехун ловил себя на мысли, что готов расстаться с Вероникой, если это спасет Кая от пожизненного заключения.
Он зажмурился. Тупая головная боль стала неизменной его спутницей. Бросил карандаш, подтянул колени к груди и, уткнувшись в них лицом, шумно выдохнул. Его морозило. Он не хотел, но не мог не думать о будущем Кая. Внутри все переворачивалось, сжималось, каменело, когда он представлял, что...
— О боже, — он застонал и накрыл голову руками. Сцепил пальцы в замок и с силой надавил на затылок. Хрустнуло.
Сехун не хотел, чтобы Кай оказался в тюрьме. Не хотел, потому что он не заслужил. Не хотел, потому что тогда его не будет у Сехуна. Он боялся остаться один.
Окрик матери застал врасплох. Сехун дернулся как ужаленный и огляделся по сторонам.
— Сехун, поднимись в кабинет! — она кричала с лестницы
Он нехотя встал, спрятал тетрадь в бюро и, прихватив телефон, поднялся в кабинет. В коридоре было темно, но в приоткрытую дверь просачивался дымчато-гранатовый свет.
Сехун заглянул в комнату и увидел Спенсера. Агент стоял, широко расставив ноги, руки заведены за спину, голова высоко поднята. Солдатская выправка.
Сехун вошел и встал у телевизора. Тот посмотрел на него лупоглазо, пыльно вздохнул и вернулся к рутинному не-существованию.
— Явился, — прошипела мать. Она сидела в кресле с журналом в руках. Пальчики, усеянные бриллиантами, подрагивали. Сехун ненавидел ее безвкусные побрякушки так же сильно, как и одеколон, которым обливался отец. Стоило вспомнить об этом, и в носу засвербило. Сехун потер его тыльной стороной ладони, но стало еще хуже. Он решил отвлечься и спросил:
— Ну и что вам надо?
— Бумага и папки справа. До вечера сделаешь коллаж, — не глядя бросил отец. Его внимание было приковано к столу. Блюмквист попеременно тыкал то в один его угол, то в другой пальцем и что-то негромко говорил. Сехун прислушался, но слов не разобрал.
— Клей возьмешь в комнате Никки. — Добавил отец.
— Зачем?
— Ты знаешь другой способ клеить бумагу?
— Зачем мне вообще это делать?
— Так надо.
— Кому?
— Ну не мне же? — Отец поднял голову. Впервые в жизни Сехун не смог прочесть на его лице ни единой эмоции.
— Что случилось?
— Ничего. Пока.
— То есть?
— То есть, мы ничего не знаем. Понимаешь? Прошло шесть дней, а мы там, откуда начали. Этот парень... — отец посмотрел на детектива; тот дернул плечом и носом уткнулся в столешницу, —...он хитрее, чем мы думали.
— Это я уже понял.
— Он обходит наши ловушки, словно знает, где мы их расставили.
— Думаешь, кто-то сливает информацию?
— Может быть.
— У тебя есть другое объяснение? — Сехун задал этот вопрос и себе. Кай минимум трижды побывал в их доме и не попался. Это наталкивало на различные — вплоть до абсурда — мысли.
— Или у него есть сообщник из нашего окружения, или он сам — свой, или... или он — гребаный Тони Старк!
— Слишком ловко для Старка, — высказался Блюмквист. — Он как призрак: проходит сквозь стены и не оставляет следов.
— С чего вы решили, что он был здесь?
— С того, что записка с новым заданием лежала вот на этом столе! — Рявкнул отец и ударил кулаком о стол.
— И никаких отпечатков?
— Естественно.
— А ваши люди? — Сехун посмотрел на Блюмквиста.
— Ничего. Никто не входил в дом, никто не выходил. Он словно...
— …невидимка? — Подала голос мать.
— Именно. Причем, наглая. И безмозглая, — отец нахмурился.
— С последним я бы поспорил, — не согласился Сехун, и Блюмквист его поддержал.
— Идиот, — сказал он, — не смог бы проделать подобный трюк.
— Значит, идиоты работают на правительство!
Спенсер кашлянул, но ничего не сказал.
— Круто. У вас дюжина баранов против гения.
— У нас, — поправила мать.
— Меня, пожалуйста, в это не втягивайте.
— Тебе плевать на Никки?
— Нет. Но вряд ли что-то изменится, если еще и я начну плясать под его дудку, — Сехун удивлялся своему лицемерию, но это оставалось внутри. Снаружи он был до безобразия невозмутим.
— Попытка не пытка.
Сехун хмыкнул, поджал губы и, прихватив бумагу и папки, вышел из кабинета.
***
Ругаясь сквозь зубы, он размотал-таки рулон, закрепил строптивые углы книгами и раскрыл первую папку. В лицо пахнуло стариной. Под картонной обложкой — потертый фотоальбом с золоченой отделкой. На первых страницах — черно-белые, местами пожелтевшие снимки, сделанные задолго до его рождения. Семь лет назад он держал его на коленях и рассказывал Лухану историю своей семьи. Фотографии были сделаны в Корее и казались волшебными. По крайней мере, Сехуну. Лухан слушал с интересом, тыкал пальцем то в одного человека, то в другого, и Сехун менторским тоном рассказывал семейные предания, услышанные от прабабки.
Где-то с десятой страницы начинались цветные карточки; лица четкие, узнаваемые. Чаще всего это были отец с матерью, тетки, их мужья-американцы и красивые дети с медовой кожей, глазами-полумесяцами и русалочьими волосами.
Сехун задерживался на каждом лице, рассматривал его, словно видел впервые, вынимал фотографию и клал на пол рядом с бумагой.
Он перебрался на двенадцатую страницу, когда от парадного позвонили. Тяжелые шаги Лейлы эхом прокатили по дому. Двери открылись; Сехун услышал голоса. Один из них тут же узнал: Тао. Тот что-то прочирикал, Лейла рассмеялась и в следующий миг каблуки ее легких туфель застучали по ступенькам.
Сехун выбрался в коридор и через гостиную прошмыгнул в холл.
Тао и Чанёль мялись на пороге. Цзытао первым заметил Сехуна, но тот прижал палец к губам и поманил друзей за собой. Те переглянулись и пошли за ним.
Сехун запер дверь в тот миг, когда в холл спустилась мать. Позвала Блюмквиста и вместе с ним заторопилась к библиотеке. Сехун послал их искать похитителя. Они на удивление послушались.
— И как продвигается дело? — Нарушил тишину Цзытао. Огляделся по сторонам, заметил альбомы, но ничего не сказал.
— Никак. Он морочит им головы. На этом все.
— Никаких предположений?
— О, этого хоть отбавляй. А смысл? — Сехун дернул плечом и вернулся к оставленным на полу фотографиям.
— Что это? — Чанёль плюхнулся рядом и потянулся за раскрытым альбомом. Перетащил себе на колени и, полистав, посмотрел на Сехуна.
— Одно из требований. Ему захотелось коллаж из наших семейных снимков.
— Оу... — рот Ёля сложился в морщинистую букву «О».
— Странный тип, — рассмеялся Тао. Смех у него был каркающий и немного раздражал. — Дай мне, — ловко увел альбом. — Мы поможем.
— Как хочешь, — Сехун не возражал.
— А ты чем занимаешься? — спросил Чанёль, разделив фотографии на три кучки. Ему достались детские снимки Сехуна, и теперь библиотеку наполняло его дебильное гыканье. Длинный палец упирался в карточку и из глубины горла раздавалось визжащее «голый Сехунни, голый Сехунни». Сехун мысленно линчевал его, но Чанёль отчего-то не умирал.
— Читаю, — Сехун ответил на вопрос и прижал к листу фотографию. Пальцы склеились, черные разводы тянулись от одного угла к другому.
— Ты не читаешь, — пропел Тао, беря из стопки снимок. — Вау...
— Снова голый Сехунни? — Чанёль перегнулся через коллаж, чтобы взглянуть на фотографию.
— Лучше.
— Голая госпожа О?
— Извращенец.
— Еще лучше, — палец уперся в середину снимка. Чанёль занырнул под руку Цзытао. Присвистнул.
— Да что вы там увидели? — в голову закралась мысль, что его разводят, но любопытство взяло верх.
Не отрывая зада от пола, Сехун дополз до Тао, пристроил подбородок на его плече и посмотрел на фотографию. Загородный дом тетки Сучен. До рождения Вероники он проводил у нее каникулы. Место идеальное: озеро, хорошая еда и полная свобода. У тетки было двое детей: Тэмин и Джинки.
Сехун нашел их на снимке. Джинки влез на бревно и казался выше, чем есть на самом деле; Тэмин, обняв девятилетнего Сехуна за плечи, сидел на корточках и улыбался так, словно выиграл самый крутой велосипед в мире. Рядом с Сехуном, на земле, сидела девчонка с разбитыми коленями. Он забыл ее имя, но помнил, что она жила по соседству. За их спинами маячили трое подростков, мать Сехуна и мужчина с седыми висками. Он служил у Ли то ли садовником, то ли шофером.
Палец Тао уперся во второго слева парнишку. Солнце светило в глаза, и он щурился. На нем были лишь шорты, плечи и грудь загорели. Волосы мокрые, липнут к щекам.
— Кто это?
Сехун сощурился, всматриваясь в лицо. Сердце забилось быстрее. В изломе рта, в том, как он улыбался, было нечто сладко-знакомое. Разум мог забыть, но тело помнило.
— Слушай, он похож на твою мелкую, — заметил Чанёль и посмотрел на Сехуна. Тот подался к фотографии одновременно с Тао.
— Кстати, да, — выдохнул последний и тоже посмотрел на Сехуна.
Густые волосы, смуглая кожа, тяжелый подбородок и глаза с огоньком. В позе — вызов...
Сехун вырвал фотографию из рук Тао. Сердце вот-вот остановится.
— Не может быть...
В комнате стало зябко.
— Не может быть, — повторил глухо и вспомнил губы, которые так беззастенчиво целовал прошлой ночью. Полные, мягкие — ох, черт! — вкусные.
— Ты его знаешь? — Тао насторожился; Чанёль поерзал на месте.
— Я не помню его имени, но, — Сехун облизал губы. «Кай, его зовут Кай», — кричало все в нем, — они с Ник действительно похожи…
— Интересно, как твоя мама это объяснит, — рассмеялся Цзытао; Сехун обернулся к нему, открыл рот, чтобы ответить, но зазвонил телефон. Он лежал на полу, у альбома. На дисплее светилось долгожданное «Номер не определен».
Глава 7. Качели
Сехун прикрыл за собой дверь. Молочный свет позднего утра заливал задний двор, шелестели мокрые листья, трава хранила запах дождя. Небо нахмурилось; за отсыревшей калиткой бродил ветер.
Сехун спустился с крыльца и прошел по каменной дорожке к качелям. Вероника любила это место. Соседский пес Плуто — тоже.
Телефон неумолимо вибрировал в руках, и Сехун нажал на вызов.
— Не смей садиться на качели — они мокрые, — сказал Кай вместо приветствия. Сехун дернулся и завертел головой.
— Где ты?
— Дома.
— Но как...
— Секрет.
— Кай...
— Что?
— Ты меня пугаешь.
— Прости.
— Прощаю.
Пауза. Что-то изменилось: Сехун чувствовал это кожей.
— Что-то случилось? — прошептал он и сжал цепь, на которой раскачивались качели. Она была холодной и мокрой. Казалось, дождь здесь не прекращался вечность.
— Не знаю. А что-то случилось? — Голос Кая был таким же странным, как и все остальное.
Сехун сильнее стиснул пальцы, прикрыл глаза. Сердце окаменело. Желание увидеть Кая было невыносимым. Сехун не мог поверить, что скучает, но скучал. Безумно.
— Я хочу тебя увидеть...
Тишина длилась с полминуты. Сехун считал звенья цепи; тело распадалось на части. В любом случае, именно так он себя чувствовал.
— Я не смогу прийти, — наконец сказал Кай. — Очень, очень хочу, но не могу...
Сехун запрокинул голову. Заморгал, когда частички неба посыпались в глаза.
— А если я приду? — спросил, зная ответ.
— Не сегодня.
— Ладно.
— Не обижайся.
— Поздно.
— Сехун...
— Не нужно было вчера приходить.
— Знаю.
— Мудак.
— Это я тоже знаю.
— Тогда зачем пришел?
— Ты знаешь.
Сехун провел ладонью по лицу. Начал моросить по-осеннему холодный дождь. Тяжелые тучи собрались над головой: казалось, вот-вот повалит снег.
— Зайди в дом: не хочу, чтобы ты простудился.
— В доме нас могут услышать.
— Здесь тоже.
— Мне здесь нравится.
— Не упрямься.
— Это уж мне решать.
— Не груби... — промурлыкал, задабривая.
Похолодало. Сехун обнял себя одной рукой за плечи, но не помогло. Холод шел изнутри. Что-то в нем замерзало, отмирало и исчезало с каплями дождя, уходящими в землю.
— Ты же понимаешь, что это не может продолжаться вечно? — Сехун не узнавал себя. Впервые в жизни ему хотелось реветь из-за другого человека. Из-за того, как нежно он к нему относится.
— Скоро все закончится.
— В смысле?
— В прямом.
Сехун впился в цепочку так, что металл заскрежетал о металл.
— Объясни, пожалуйста, что это значит?
— Все будет хорошо.
— Для кого?
Кай помолчал секунду.
— Для нас.
— «Нас» — это?..
— Я, ты и Вероника.
— Мои родители?
— М-м, им вряд ли это понравится.
— Что ты задумал?
— Я? Ничего. Я сделал все, что должен был.
— Мне не нравится, как это звучит...
— Да уж, звучит жутковато, но на самом деле все не так уж плохо. Правда. Никто не пострадает. Обещаю.
— Почему я должен тебе верить?
Кай тяжело вздохнул:
— Не знаю. Но мне бы хотелось, чтобы ты верил.
— А мне бы хотелось увидеть Веронику.
Кай замолчал на добрую минуту.
Сехун считал дождевые капли и слушал, как Кай дышит. Пожалуй, это идеальное сочетание.
— Хорошо.
Сехун порывисто выдохнул.
— «Хорошо» что?
— Ты увидишь Веронику.
— То есть... что? когда?
— Сегодня вечером.
— Но...
— Знаешь старую часовню неподалеку от площади?
— Ту, что в парке?
— Да.
— В восемь, у центрального входа. Не опаздывай.
— Но как быть с...
— Я что-нибудь придумаю.
— Но...
— Ты должен мне доверять.
— Но...
— Ответ на загадку?
— Сириус, Альфа Центавра, Канопус и Арктур. Кай, я...
— Загляни под вазон с петуньями, что справа от двери.
— Кай...
— В восемь.
— Кай...
— Хватит! — Кай впервые повысил на него голос. В нем слышались гнев, раздражение и боль. Он дышал часто, шумно, а Сехун — и вовсе перестал.
— Прости, — они выдохнули это одновременно и тут же рассмеялись.
— Сехун, — Кай первым прервал смех, — ты должен кое-что мне пообещать?
— Что?
— Без глупостей.
— Обещаю.
— И сделаешь все, что я скажу?
— Уже.
Сехун знал, что Кай улыбается. Боже, как он хотел это видеть...
— Время, Сехун.
— До вечера?
— До вечера.
***
— Мы уже решили, что тебя похитили, — сказал Чанёль, когда Сехун вернулся в библиотеку. Пока его не было, друзья закончили коллаж. Места на бумаге было немного, и часть фотографий не влезла. Среди них — и та, что привлекла их внимание.
— Почему ее не вклеили? — Сехун кивком указал на снимок.
— Тао не захотел.
— Почему?
— Потому что один мой друг едва кончил, ее рассматривая. Кто он?
— Кто?
— Шоколадочка, — ответил Чанёль. Улыбались даже его уши. Жуткое зрелище.
— Я не уверен, что это он.
— Но он есть?
— Я бы так не сказал.
— То есть? — Тао и Чанёль слаженно подались вперед.
Сехун сел на пол между ними, взял в руки фотографию.
— Я недавно видел похожего человека, но было темно, так что не стану утверждать наверняка.
— На случайного прохожего так не реагируют, — Тао многозначительно дернул бровями. Сехун сделал мину. Хватало того, что от Кая ничего не скроешь. Пускать в душу еще и этих двоих не хотелось.
— Просто... он похож на Ник, а все, что связано с ней, вызывает у меня двоякие чувства. Понимаете?
Тао и Чанёль переглянулись. От былой веселости и кокетства не осталось и следа.
— Забудь, — Чанёль похлопал Сехуна по плечу. — Тао подумал, что ты завел себе...
— Это ты подумал! — взревел Тао, не дав Ёлю договорить.
— Нихрена, — Чанёль вызывающе сложил руки на груди.
— Я сказал, что Сехун странно себя ведет, а ты предположил, что это из-за парня на снимке!
— На что ты ответил, что они, должно быть...
— С ума сошли?! С чего вы решили, что я вообще по мальчикам?!
— А что, нет?!
— А что, похож? — Сехун решил не отвечать прямо. Признаваться, что они правы, не хотелось, но и отрицать было стыдно. Перед Каем.
Тао и Чанёль обменялись взглядами и дружно кивнули:
— Да.
— Чем?
— Всем, — ответил Тао. Чанёль выразился точнее:
— Во-первых — все твои друзья геи, во-вторых — ты один из самых горячих парней в школе, но у тебя до сих пор нет девушки, и в-третьих, — переглянулись, — мы подслушали твой разговор.
Комментарий к части
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |