Практикум по арт-терапии . 7 страница

Психоаналитическая модель психотерапевтических отношений, как известно, является исторически наиболее ранней и на сегодняшний день всесторонне разработанной. В той или иной степени на нее опирается значительная часть психотерапевтических подходов, напрямую не свя­занных с психоанализом, но использующих некоторые его достижения. В этом отношении пример арт-терапии весьма показателен: при всем многообразии методологических влияний на арт-терапию психоаналити­ческая модель психотерапевтических отношений является для нее одной из наиболее авторитетных. Эта модель во многом определяет то, что де­лает арт-терапевт в ходе своей работы, а также то, в какой мере и каким образом действуют основные психотерапевтические факторы.

В последние годы для большинства арт-терапевтов роль психоанали­тической модели отношений между клиентом и психотерапевтом повы­шается, что отчасти связано с тем, что арт-терапия все в большей степе­ни интегрирует достижения вербальных форм психотерапии. В системе подготовки арт-терапевтов все больше внимания уделяется психоанали­зу и его различным модификациям. Вместе с тем эта модель имеет опре­деленные ограничения. Ее использование наиболее продуктивно в реше­нии клинических, собственно психотерапевтических задач и, в меньшей степени, — в решении разнообразных проблем в системе образования или социальной сфере.

Применительно к арт-терапии данная модель включает в себя следу­ющие основные положения:

• арт-терапевтическая практика есть особая область проявления переноса и контрпереноса;

• арт-терапевт является активным посредником во взаимодействии клиента с материалом/продуктом его работы.

Понятия переноса и контрпереноса имеют непосредственное отноше­ние к любой психотерапевтической практике, основанной на психодина­мическом подходе, включая и работу арт-терапевта. Эти понятия обозна­чают возникающие в психике клиента осознаваемые и неосознаваемые реакции на личность психотерапевта, с одной стороны, а также возника­ющие в психике психотерапевта реакции на личность клиента — с дру­гой.

Хотя основные представления о переносе и контрпереносе были раз­работаны еще 3. Фрейдом и К. Юнгом, в последние годы они становятся предметом активных дискуссий (Carotenuto, 1977, Fordham, 1979, Mach-tiger, 1984, Newman, 1980, Schaverien, 1987, Ulanov, 1984, Winnicott, 1975). В отличие от ранних психодинамических представлений, рассмат­ривавших перенос и контрперенос как неосознаваемые реакции, значи­тельная часть современных авторов придерживается более широкого их толкования, считая, что перенос и контрперенос затрагивают как осо«знаваемый, так и неосознаваемый уровни психической деятельности клиента и психотерапевта. Д. Холл (Hall J., 1977), например, приводит следующий перечень отношений между пациентом и психотерапевтом, проявляющихся при переносе и контрпереносе:

• отношения между эго психотерапевта и пациента (сознательные отношения);

• отношения между бессознательным пациента и сознательной личностью психотерапевта;

• отношения между бессознательным психотерапевта и бессозна­тельным пациента.

Широкое толкование понятий переноса и контрпереноса подчеркива­ет то, что отношения между клиентом и психотерапевтом являются в первую очередь живым диалогом двух личностей, в котором проявляет­ся все многообразие их человеческих качеств, включая и сознание, № бессознательное. И лишь во вторую очередь они являются коммуника­тивным выражением инструментальных аспектов в деятельности психо­терапевта, то есть того, что связано с той или иной конкретной психоте-рапевтической техникой. В этом смысле можно считать вполне актуаль-. ной мысль К. Юнга о том, что «личности психотерапевта и пациента, вступающих во взаимодействие, бесконечно более значимы для психоте­рапии, чем то, что доктор говорит или делает» (JungC, 1931, р. 73).

При всем многообразии в трактовке понятий переноса и контрпере­носа представителями разных психодинамических школ все они сходят­ся в следующем. Во-первых, в любых психотерапевтических отношени­ях сочетание переноса и контрпереноса уникально, что определяется уникальностью личностей клиента и психотерапевта. Во-вторых, реак­ции переноса и контрпереноса представлены тремя основными категори­ями. Д. Винникотт (Winnicott D., 1975), например, пишет об «аномаль­ном» контрпереносе, обозначающем те реакции психотерапевта, кото­рые основаны на его внутрипсихических конфликтах, «нормальном» контрпереносе, обозначающем индивидуальный стиль работы психоте­рапевта и своеобразие его личности, а также об «объективном» контрпе­реносе, имея при этом в виду те реакции со стороны аналитика, которые отражают своеобразие личности пациента и переживаемого им состоя­ния. Реакции переноса со стороны пациента относятся, главным обра­зом, к первой категории реакций, хотя две другие категории могут так­же иногда проявляться в его отношениях с психотерапевтом.

Кроме того, большинство современных авторов независимо от пред­ставляемой ими психодинамической школы склонны рассматривать пе­ренос и контрперенос как взаимосвязанные реакции, разворачивающие­ся во времени с определенной последовательностью, определяемой глу­биной и богатством коммуникативного взаимодействия между клиентом и психотерапевтом.

Специфической особенностью переноса и контрпереноса в арт-тера­певтической работе-является то, что:

• перенос проявляется не только в эмоциональных реакциях и осо­бенностях поведения и высказываний пациента, но и в его изобра­зительной деятельности и характеристиках создаваемого им об­раза, поэтому предметом для анализа переноса является и то и другое;

• контрперенос вызывается как особенностями поведения и выска­зываний пациента, так и его изобразительной продукцией.

Таким образом, в арт-терапевтической работе перенос и контрпере­нос осуществляются по трем основным каналам коммуникации: кли­ент—материал/продукт (изобразительной деятельности), клиент— психотерапевт, психотерапевт—материал/продукт (изобразительной деятельности клиента). Это придает комплексный характер арт-терапев-тическим отношениям, обусловливает их богатство и многогранность и создает дополнительные возможности для психотерапевтического воз­действия.

Материал/продукт изобразительной деятельности клиента, являясь третьим элементом в арт-терапевтических отношениях, приобретает особую значимость как дополнительный фактор переноса и контрпере­носа. Он становится также специфической областью для проекции пере­живаний пациента, с одной стороны, и для проективной идентификации психотерапевта с переживаниями клиента — с другой, что может иметь как положительные, так и отрицательные последствия для арт-терапев-тического процесса.

Арт-терапевтическая работа затрагивает и так называемый «метафи­зический» аспект переноса и контрпереноса. Он, в частности, связан с тенденцией человека персонифицировать любые формы отношений, включая и взаимодействие с неодушевленными предметами, трансперсо­нальными явлениями и высшими ценностными понятиями индивидов и групп, такими, например, как Бог, жизнь, красота и т. д. Это проявляет­ся в том, что, работая с теми или иными материалами, человек может проецировать на них свой трансперсональный опыт и вышеназванные ценностные понятия в виде образов, имеющих личностные атрибуты тех лиц, с которыми человек был связан, начиная с самых ранних стадий свое­го онтогенетического развития (прежде всего своих родителей). 3. Фрейд считал, что ни одна область человеческого опыта не свободна от влияния бессознательного, и полагал, что в основе веры в Бога лежит феномен переноса на трансперсональное определение Абсолюта наиболее ранних впечатлений субъекта, связанных с фигурой отца. Метафизический ас­пект переноса ярко проявляется и при использовании человеком в сво­ей изобразительной деятельности различных цветов и форм и их комби­наций, которые сами по себе не являются персонифицированными сущ­ностями, но часто выражают для автора те или иные личностные свойства.

Перенос и контрперенос являются особым предметом для анализа и интерпретации. Это относится в первую очередь к тем формам индиви­дуальной работы, которые характеризуются реконструктивной направ­ленностью и имеют дело в основном с пограничными психическими рас­стройствами. В других случаях, как, например, при работе с душевно­больными, пациентами с умственной отсталостью или относительно грубыми органическими поражениями мозга, а также с детьми, перенос, как правило, не интерпретируется. Однако анализ контрпереноса со сто­роны психотерапевта может иметь определенную ценность.

Перенос

Фрейдовское понятие переноса обозначает проекцию ранних детских впечатлений, связанных со стадиями психосексуального развития, на личность аналитика (Freud S., 1910). Иными словами, классический пси­хоанализ исходит из того, что перенос — это бессознательные тенден­ции и фантазии, которые возникают в психике пациента в процессе анали­за в виде серии ситуаций, отражающих его детский опыт общения с наи­более близкими ему людьми, но относящимися уже не к прошлому, а к личности аналитика в настоящем. При этом аналитик как бы заменя­ет наиболее значимых для пациента в прошлом лиц. Это происходит не­осознанно для пациента и затрагивает те эмоционально заряженные пе­реживания, которые нередко связаны с фрустрирующими влияниями на него на разных стадиях психосексуального развития и той психической дисгармонией и симптомами невроза, которые имеются у него в настоя­щем. Образно выражаясь, перенос открывает двери в бессознательное и при адекватной его интерпретации позволяет осуществить реконструк­тивное воздействие на психику пациента. Прошлый опыт обретает для пациента смысл и становится осознанным и контролируемым достояни­ем его личности.

В рамках психоаналитической концепции объектных отношений (М. Клейн, М. Милнер, Д. Винникотт) трактовка переноса приобретает несколько иной характер. Эта концепция оказалась весьма продуктив­ной для теории и практики арт-терапии. Постараемся более подробно ос­тановиться на тех ее положениях, которые имеют отношение к понятию психотерапевтического переноса. В первую очередь имеет смысл уточ­нить содержание термина «объект». Согласно теории объектных отно­шений, этот термин обозначает не материальную вещь, а различные со­держания психики, отражающие тех или иных лиц. «В психологической литературе, — пишет К. Райкрофт, — объекты — это всегда лица, их ат­рибуты либо символы того или другого» (Rycroft С, 1977, р. 100). «Объек­ты могут быть внешними, когда субъект воспринимает их как элементы внешнего пространства, либо внутренними, приобретающими значение внешних объектов» (Rycroft С, 1977). По выражению К. Райкрофта, в этом случае они являются «фантомами» — образами воображения, на кото­рые человек реагирует так же, как на внешние объекты. Это образы, от­ражающие внешнюю реальность, но перемещенные во внутрипсихиче-ское пространство субъекта за счет механизма интроекции и воспринима­ющиеся как элементы этого пространства. Теория М. Клейн получила название «объектная», потому что, в отличие от классического психо­анализа, базирующегося на понятии инстинкта, она хотя и использует его, но признает взаимодействие ребенка с матерью и материнской гру­дью в первый год его жизни наиболее значимым фактором в его психо­сексуальном развитии. По мнению М. Клейн, наибольшую психологи­ческую сложность для ребенка представляет преодоление инстинктив­ной зависимости от матери и ее груди. Младенец фантазирует о них. При этом фантазии являются ментальным отражением его инстинктив­ных побуждений и воспринимаются как реальные объекты. Процесс пси­хического развития ребенка предполагает постепенное осознание им то­го, что мать и ее грудь являются не элементами его внутрипсихического пространства, принадлежащими всецело ему, а самостоятельными сущ­ностями, имеющими независимое от него существование.

Это происходит благодаря параллельно осуществляющимся процес­сам проекции и интроекции. Ребенок постепенно приобретает способ­ность выделять себя из окружающей его внешней среды и формирует свою автономную внутреннюю реальность с многообразием фантазийных отношений между ее элементами. М. Клейн, в отличие от 3. Фрейда, оперирующего понятиями принципа удовольствия и принципа реально­сти, использует понятие внешней и внутренней реальности в качестве важнейших концептуальных определений своей теории. Кроме того, она избегает фрейдовской периодизации стадий психосексуального разви­тия и обращает особое внимание на два основных этапа психического развития, которые ребенок проходит на первом году жизни. Первый этап характеризуется «параноидно-шизоидным» состоянием, когда ребенок переживает двойственные чувства по отношению к матери и ее груди. Их единый образ расщепляется на две части (предмета): плохую и хоро­шую. На одну из них проецируются его чувства любви и наслаждения, на другую часть — чувства фрустрации и гнева. Это предполагает и рас­щепление его инфантильного «Я» на две части, каждая из которых явля­ется носителем взаимоисключающих переживаний. Второй этап харак­теризуется «депрессивным» состоянием. Ребенок постепенно объединя­ет взаимоисключающие переживания, приходя к осознанию того, что хорошие и плохие свойства относятся к одному и тому же объекту — ма­тери, которая имеет независимое от него существование. Это состояние сопровождается чувствами утраты и вины оттого, что ребенок ощущает, будто он в своем гневе разрушил первоначальный хороший объект — грудь. Переживание утраты и вины побуждает его к воссозданию утра­ченного «хорошего объекта» как вне, так и внутри себя. Г. Сегал утверж­дает, что именно «этот импульс к восстановлению ведет к психическому росту» (Segal Н., 1975, р. 800). Этот импульс продолжает играть актив­ную роль и на протяжении дальнейшей жизни, являясь предпосылкой устойчивых человеческих отношений и творчества, а также помогая че­ловеку справляться с психическими дисгармониями на последующих этапах развития. Нечто подобное можно наблюдать и в психотерапевти­ческой работе. «Пытаясь справиться со своими психическими конфлик­тами и тревогами, пациент использует те же способы, которые он ис­пользовал в прошлом. Иными словами, он дистанцируется от аналитика так же, как он дистанцировался от первичного объекта (матери)» (Klein М., 1952, р. 55). С пациентом происходит то же, что происходило с ним в течение первого года жизни. Однако его ранние детские пережи­вания проецируются уже не на мать и ее грудь, а на психотерапевта и материал изображения (если речь идет об арт-терапии), в результате чего негативные чувства становятся менее острыми и постепенно объеди­няются с положительными. «Мой опыт убедил меня в том, — пишет М. Клейн, — что мы можем принципиально помочь пациенту, путем ин­терпретации переноса и его отношений с первичными объектами возвра­щая его в детство... Вновь переживая эмоции и фантазии той поры и осознавая свои отношения с первичными объектами, пациент может ре­конструировать эти отношения на уровне первопричины и, следователь­но, снизить их остроту» (Klein М., 1955, р. 16).

Взгляды М. Клейн на природу и механизм переноса помогают понять то, что создаваемый пациентом образ может содержать чрезвычайно важный материал для анализа ранних детских переживаний. Вместе с тем, в отличие от 3. Фрейда, М. Клейн считает, что перенос не обяза­тельно связан с актуализацией прошлых ситуаций и отношений психо-травмирующего характера, но может отражать всю совокупность психиче­ского опыта пациента — его страхи, любовь, вину, фантазии, отношение к миру, проявляющиеся в контексте «здесь-и-сейчас» психотерапевти­ческих отношений. Такая позиция М. Клейн определялась тем, что она работала с детьми и имела дело с текущими, а не прошлыми пережива­ниями и психическими травмами.

М. Клейн, как известно, разработала игровую технику, являющуюся незаменимым средством для изучения бессознательных процессов ре­бенка. Она полагала, что перенос во многих случаях более ярко прояв­ляется в отношениях ребенка с предметами игровой деятельности, неже­ли с самим психотерапевтом. Это положение имело большое значение для разви/ия представлений о переносе в контексте арт-терапевтиче­ской работы. Оно, в частности, помогает осмыслить тот факт, что образ, являясь зеркалом бессознательных процессов, иногда сам по себе может выступать в качестве инструмента начинающейся психической транс­формации. Как отмечает Д. Шавериен, «иногда рисунок отражает пере­нос. Рисунки такого рода обогащают возможности психотерапии, одна­ко отличаются от рисунков, "воплощающих" чувства пациентов. Когда рисунок "воплощает" чувства и пациент начинает активно взаимодей­ствовать с образом, тогда становятся возможными психические измене­ния посредством самого рисунка. Это напоминает перенос на психотера­певта, но в данном случае в фокусе переноса находится уже сам рису­нок» (Schaverien J., 1987, p. 80).

Теория объектных отношений Помогла также сформулировать поня­тие так называемого «культурного переноса» (Kuhns F., 1983), которое обозначает интеграцию произведения искусства в сознание воспринима­ющей его аудитории. Как отмечает Ф. Куне, «произведение искусства яв­ляется зеркалом, отражающим множество разных смыслов, носителем которых является сознание художника, выражающего себя в объекте или через объект искусства. Оно отражает и сознание зрителя, который реагирует на эти смыслы, аккумулируя сознательные и бессознательные ассоциации, включая и глубоко личные переживания, которые во многом совпадают, но не идентичны переживаниям других зрителей» (Kuhns F., 1983, р. 21).

При работе арт-терапевта с переносом большую роль играет учет фе­номена проекции. Как известно, понятие проекции, введенное Фрейдом, первоначально обозначало неосознанный перенос на лиц и внешние предметы тех переживаний и свойств, носителем которых является сам субъект, по какой-либо причине неспособный принять в себе эти пере_: живания и свойства. Положительным моментом проекции в психотера­певтических отношениях, а также при работе пациента с изобразитель­ным материалом является то, что в результате ее субъективный опыт становится доступным для восприятия в качестве изображенного предме­та или персонажа (например, образа изображения). Как отмечает С. Лан-гер: «Проекция чувств на внешние объекты — это первый шаг к симво­лизации и признанию этих чувств» (Langer S., 1953, р. 390). Хотя не­осознаваемая проекция чувств пациента зачастую является условием символизации и последующего инсайта, решающая роль все же принад­лежит анализу и интерпретации переноса психотерапевтом. Таким обра­зом он старается «возвратить» пациенту принадлежащие ему свойства и переживания и тем самым помочь ему в осознании этих свойств и пе­реживаний. «Соединяясь» с ними, пациент укрепляет и расширяет гра­ницы своего «Я», интегрируя в него те элементы опыта, которые оказа­лись отчужденными от него на этапах психосексуального развития. Кро­ме того, анализ переноса может быть и важным фактором личностного роста. В практике аналитической психологии К. Юнга работа с перено­сом нередко рассматривается как средство индивидуации (Edinger Е., 1957, Fordham М., 1979, Machtiger Н„ 1984).

В юнгианской литературе термин «соединение» тесно связан с анали­зом переноса и имеет два основных аспекта. Один из них отражает про­цесс соединения различных неосознаваемых содержаний психики паци­ента с его Эго-системой, что служит ее укреплению и гармонизации. Второй же аспект отражает объединение Эго с Самостью — сущност­ным ядром психической жизни, что ведет к позитивной реорганизации всей структуры личности и ее психическому росту. Соединение как внутрипсихический процесс осуществляется параллельно с укреплени­ем и развитием отношений между личностью пациента и психотерапев­та. К. Юнг пишет, что процесс соединения «составляет суть феномена переноса, и практически невозможно пренебречь им, поскольку отноше­ния с Самостью являются в то же время отношениями с нашими ближ­ними, и никто не может построить отношения с ними до тех пор, пока не установит отношений с самим собой» (Jung С, 1946, р. 233).

Контрперенос

Как уже отмечалось, термин «контрперенос» обозначает те осознавае­мые и неосознаваемые реакции, которые возникают со стороны психо­терапевта в ответ на особенности состояния, поведения или высказыва­ний пациента. В арт-терапевтической работе контрперенос вызывается также изобразительной продукцией пациента и особенностями создавае­мого им образа. С момента введения понятия контрпереноса Фрейдом его содержание многократно пересматривалось. Известно, что 3. Фрейд считал необходимым сохранение аналитиком некоего бесстрастного со­стояния, при котором он выполняет роль «чистого экрана», наименее искаженно отражающего переживания пациента. Контрперенос нежела­телен, так как мешает этому. К. Юнг писал о контрпереносе в связи с возможностью аналитика подвергнуться негативному психическому воз­действию и травматизации со стороны пациента. Он отмечал, что контр­перенос является одним из основных осложнений аналитической прак­тики, заставляющим прервать психотерапевтическую работу (Jung С, 1931). Вместе с тем, в отличие от 3. Фрейда, К. Юнг полагал, что контр­перенос может играть и положительную роль и что аналитик во многих случаях может им пользоваться как действенным психотерапевтиче­ским инструментом, при том, однако, условии, что он не имеет сколько-нибудь серьезных психологических проблем. Поэтому К. Юнг считал, что психотерапевту целесообразно самому пройти анализ для преодоле­ния собственных психических дисгармоний. Целью при этом является не превращёнт^е-ткгихотерапевта в механический рассудочный инстру­мент, осуществляющий интерпретацию на основе интеллектуальных процедур, но создание таких условий, которые позволяют аналитику справляться со своими чувствами, не выплескивая их наружу, как паци­ент (Heimann Р., 1960).

В той мере, в какой аналитику удается справляться со своими чув­ствами, возможно превращение его в своеобразный «резервуар» (Bion W., 1959), в котором могут накапливаться все новые и новые слои личного опыта пациента, в особенности те из них, которые связаны для него с психотравмирующими, вытесненными переживаниями. Сопоставляя переживаемые им чувства с содержанием ассоциаций пациента, а также особенностями его настроения и поведения, аналитик может опреде­лять, насколько адекватен он в понимании своего пациента.

Следует принять во внимание и то обстоятельство, что большинство пациентов способны довольно тонко различать особенности состояния психотерапевта. Если психотерапевт хорошо справляется с тревогой, это является для пациента важным стабилизирующим фактором. Это же относится и к более или менее очевидным для пациента признакам того, что психотерапевт либо «защищает» себя от тягостных для пациента пе­реживаний, либо прикрывает свою неспособность идентифицироваться с ними маской ложной компетентности и понимания. Как отмечает X. Мактайгер, в психотерапевтических отношениях важно сохранять ба­ланс между переносом и контрпереносом, с тем чтобы, с одной стороны, не разрушить эти отношения, а с другой — сохранить высокую степень взаимной восприимчивости (Machtiger Н., 1984).

Перенос и контрперенос связаны с процессами проекции и интроек-ции, протекающими параллельно. В арт-терапевтической работе интро-екция предполагает идентификацию психотерапевта с переживаниями пациента, основанную на эмпатии, антипатии, симпатии и других аффек­тивных проявлениях, возникающих при восприятии состояния пациен­та, а также продукции его изобразительной деятельности. В последние годы в арт-терапевтической литературе нередко используется термин «проективная идентификация». Он обозначает возникновение в психи­ке аналитика чувств, мыслей или состояний, которые являются содержа­нием психики пациента. «Психотерапевт как бы осваивает внутренний объектный мир своего пациента, выражая для него те внутренние объек­ты, которые связаны с качествами его родителей. При этом психотера­певт может на какое-то время отражать позицию, ранее занимаемую па­циентом» (Bollas С, 1987, р. 5). В контексте арт-терапевтической рабо­ты понятие проективной идентификации приобретает особый смысл, поскольку чаще всего обозначает контрперенос на образ, создаваемый пациентом (Mann D., 1989).

Другим отличием юнгианского понятия контрпереноса от фрейдов­ского является то, что К. Юнг считал, что контрперенос является отра­жением не только личного бессознательного аналитика, но и коллектив­ного бессознательного, а потому имеет определенные архетипические проявления. Взаимодействие пациента и психотерапевта на архетипиче-ском уровне посредством переноса и контрпереноса, по мнению К. Юн­га и его последователей, начинает более активно проявляться после того, как пациент в достаточной степени интегрировал те неосознавае­мые переживания, которые связаны с его биографическим опытом. Лишь после этого отношения пациента и психотерапевта перемещаются в так называемую область «мистического соучастия» (по определению К. Юн­га). Д. Винникотт назвал эту область метафорическим, или потенциаль­ным пространством, в котором пациент и психотерапевт переживают «состояние между фантазией и реальностью» (Winnicott D., 1953). В этом состоянии активизируется «трансцендентная функция» психики и начи­нают проявляться возможности ее гармонизации и исцеления.

Таким образом, контрперенос может включать в себя не только гото­вые формы опыта психотерапевта, но и те, которые возникают и разви­ваются при взаимодействии сторон. При этом и пациент и аналитик яв­ляются партнерами и находятся в эпицентре динамического процесса, захватывающего всю психику обоих его участников, включая и сознание и бессознательное, и ведущего к психическому росту пациента и самого психотерапевта. При этом психотерапевт опирается не только на свои эмоциональные реакции и состояния, но и на продукцию своего соб­ственного творчества, образы воображения и сновидений и т. д. В про­цессе психотерапевтического диалога пациент зачастую преображается, переживая и усваивая предоставляемые ему психотерапевтом психиче­ские содержания и энергию и постепенно раскрывая в себе внутренние ресурсы самоисцеления. Такое понимание феномена контрпереноса со­ответствует данному К. Юнгом определению анализа как динамическо­го процесса, который есть «не простой, прямолинейный метод, каким мо­жет показаться поначалу, но... диалог и дискуссия между двумя людьми, которые вступают во взаимодействие» (Jung С, 1931, р. 3). Для понима­ния контрперейоса в арт-терапевтической работе большое значение име­ют идеи Д. Винникотта о невербальных отношениях мать—дитя. Соглас­но Д. Винникотту, язык является лишь продолжением способности ре­бенка к коммуникации и самоопределению, но не является ведущим в формировании его идентичности. Языку предшествует социализация на невербальном уровне, необходимая для выживания ребенка. Основным же способом коммуникации на невербальном уровне в отношениях мать—дитя является язык материнской заботы. По мнению Биона, эта функция предполагает не только способность к отражению потребно­стей и нужд ребенка, но и их пониманию. Мать отвечает на них своим пониманием и соответствующими действиями, которые не только удовле­творяют те или иные потребности ребенка, но и являются инструментом, позволяющим ребенку лучше осознавать свои потребности, например то, что означает для него чувство голода. Осознанные же потребности превращаются во внутренние объекты ребенка и являются «исходным моментом психической устойчивости» (Segal Н., 1975, р. 135).

Идеи последователей теории объектных отношений о материнской функции психотерапевта, связанной с контрпереносом, перекликаются с мыслями современных последователей юнгианского анализа, которые считают, что в контрпереносе очень велика роль архетипических роле­вых отношений мать—дитя (Carotenuto А., 1977). При этом нередко име-: ется в виду то, что психотерапевт может быть мотивирован потребно­стью реализовать в своей работе либо избыток, либо дефицит материн­ской любви, которые он сам имел в детстве. Архетип матери активно проявляется в контрпереносе и включает любовь, заботу, нежность, с одной стороны, и тревогу, фрустрацию, гнев и властность — с другой. Однако отношениями мать—дитя не исчерпывается ролевое содержа­ние контрпереноса. В нем могут проявляться и иные архетипические ро­левые комплементарные пары, такие как гуру—ученик, спаситель грешник, хозяин—раб, колдун—подмастерье, целитель—пациент, муд­рый старец — дурак и др. Эти пары, как правило, предполагают двустороннюю проекцию, например, когда пациент проецирует на психо-. терапевта роль гуру, а психотерапевт на пациента — роль ученика. Однако данные ролевые содержания контрпереноса осмыслены в арт-те­рапевтической литературе в гораздо меньшей степени, чем ролевые от­ношения мать—дитя. Личность психотерапевта заключает в себе не­ограниченные ролевые возможности, позволяющие использовать контр­перенос как гибкий инструмент психотерапевтического воздействия. Независимо от конкретной формы ролевых проявлений контрпереноса его положительная функция заключается в Tojyr, чтобы быть конструк­тивным элементом в психотерапевтическтготношениях: помогать пси«| хотерапевту лучше понимать то, что переживает его пациент, и созда­вать для него надежную среду, в которой он может заново пережить и> реконструировать старые и раскрыть новые формы опыта, а затем осмыс­лить и сделать их осознанным достоянием своей личности. Основанный на здоровых качествах личности психотерапевта и реализованный в ин­дивидуальном стиле его работы, контрперенос в значительной мере onpe-J деляет перспективу психотерапевтического процесса и его результат.

3. ПРИРОДА И ФУНКЦИИ СИМВОЛА

Понятие символа имеет для арт-терапии принципиальное значение. Это связано с тем, что арт-терапия представляет собой процесс динами­ческой коммуникации, осуществляемой посредством символического

«языка» образов. Кроме того, символы выступают и в качестве моста, соединяющего сознательные и бессознательные элементы психической жизни как пациента, так и арт-терапевта. Используя их в своем изобра­зительном творчестве, пациент достигает все большей интеграции меж­ду этими элементами, с чем связаны многие положительные лечебно-коррекционные и развивающие эффекты арт-терапии.

Дата добавления: 2015-09-29