Сейчас я хотела бы обсудить необходимость изменить отношение общества и персонала больниц к людям преклонного возраста. Эти изменения входят в перечень принципов, сформулированных доктором И. Миан и приведенных в начале главы. В годы моей арт-терапевтической подготовки, когда я только начинала работать с пожилыми людьми, мне запомнились слова одной из моих сокурсниц: «Я бы никогда не хотела работать со стариками, они мне совсем неинтересны». Помню, как я внутренне возразила ей: «Разве они неинтересны? Как могут быть неинтересны люди, пережившие мировые войны, воспитание детей, работавшие в самых разных отраслях, видевшие стремительное развитие технологии, испытавшие боль и радость, любовь и горечь?» Я была лишена возможности общения со своими бабушкой и дедушкой, но меня всегда привлекали старики. Я заметила, что они способны гораздо естественнее, чем, например, я, выражать свой гнев и недовольство перед тем, кто наделен властью. В то же время они зависят от обслуживающих их специалистов, своих родственников, и это всегда вызывало во мне чувство протеста.
В книге «Психотерапия: введение в психиатрию преклонного возраста» Б. Питт (Pitt В., 1982) перечисляет предрассудки общества, связанные с представлениями о стариках. Эти предрассудки, в частности, включают в себя «пораженчество», доминирование и опекунство. «Пораженчеством» названо распространенное мнение о том, что старику уже нечего ожидать от жизни. Многие врачи подвержены этому предрассудку: за исключением крайних случаев они воздерживаются от лечения стариков. Тем самым имеющиеся ресурсы медицины не задействуются в достаточной степени. Больные старики поступают в основном в специализированные интернаты, а социальные проблемы, связанные со старостью, решаются путем помещения престарелых в отделения неотложной терапии. Соматическим нарушениям, представляющимся врачам более курабельными, там уделяется гораздо больше внимания, чем психологическим проблемам. Физически беспомощные, страдающие тяжелой патологией старики часто помещаются в больницы, где они лишены возможности удовлетворять свои социальные и духовные потребности.
Доминирование проявляется в двух основных формах: первая связана с демонстрацией враждебности и превосходства. Многие специалисты, работающие со стариками, хотели бы видеть очевидные приметы улучшения состояния своих пациентов. Мне неоднократно приходилось замечать это в моих коллегах, представляющих арт-терапию как процесс создания красивых картинок для украшения стен. Если пациенты, занимаясь арт-терапией, не обнаруживают признаков воодушевления и счастья, такие специалисты проявляют явную неудовлетворенность и раздражение. Неудовлетворенность постепенно приводит к враждебности. Им не приходит в голову, что стариков следует принимать такими, как они есть, и не ожидать от них обязательного отражения в рисунках счастливых воспоминаний и чувств. Старики могут быть наполнены горечью и сожалением. Мне бывает трудно убедить моих коллег в том, что старые люди далеко не всегда будут готовы показывать свои работы другим: они, возможно, захотят скрыть их от окружающих или даже уничтожить, поскольку в этих работах отражается их беспомощность.
Сентиментальное умиление и стремление опекать — еще одна, в сущности, глубоко деструктивная форма отношения к старикам (Pitt В., 1982). Она унижает их достоинство и усиливает зависимость от окружающих. Примером этому могут быть случаи, когда кто-либо из персонала дневного стационара, заглядывая на наши занятия, говорил: «Ой, какая красивая картинка! Не могли бы вы нарисовать для меня домик?»
Часто приходится сталкиваться с тем, что разные специалисты, обслуживающие людей преклонного возраста, не координируют своих действий: правая рука не знает, что творит левая. Врач общего профиля, сестра-обследовательница, службы, обеспечивающие стариков продуктами питания, социальный работник нередко никак не взаимодействуют друг с другом. Это ведет к дублированию видов помощи. Когда я работала в одном из дневных стационаров, я, например, обнаружила, что медицинские сестры и специалисты по терапии занятостью вели арт-терапевтические группы, причем иногда собирали их в то же самое время, что и я, либо в те же дни, но в другие часы. Хотя их подход к использованию изобразительных методов отличался от моего, отсутствие контакта между нами не могло не вызвать сожаления. Кроме того, различия между осуществляемыми нами видами художественной работы с пациентами не были достаточно четко обозначены. В результате один из участников моей группы однажды попросил разрешения закричить коллаж, начатый накануне во время занятия в другой группе.
Конечно, так происходит не везде и не всегда, однако на протяжении многих лет работы арт-терапевта я становилась свидетелем того, как мои коллеги, несмотря на супервизии и инструктаж, испытывали определенные затруднения в работе с людьми преклонного возраста. Очень часто, к сожалению, акцент делается на деятельной стороне работы со стариками, а вовсе не на предоставлении им возможности быть самими собой и заниматься тем, чем они хотят, — свободно выражать себя в рисунках в присущем каждому индивидуальном стиле и темпе. Очень важно, чтобы престарелые пациенты следовали своим внутренним потребностям, а не ожиданиям персонала. Лишь при соблюдении этого требования персонал начинал участвовать в работе арт-терапевтической группы, его отношение к арт-терапии менялось, возникало взаимодействие с пациентами (медсестра могла стать, например, и моим ассистентом). Я считаю полезным рассказывать персоналу об истории арт-терапии и моем собственном пути к этой работе, объяснять ее принципы и формы, то, с какими группами пациентов различные варианты арт-терапии могут применяться, какие темы нашли отражение в работах пациентов и какие задачи ставятся при проведении занятий. Я подчеркиваю, что участники группы вовсе не обязательно должны иметь художественные потребности. Это же необходимо оговорить, и начиная работу с группой. Участие медицинских сестер или специалистов по терапии занятостью в арт-терапевтических занятиях на протяжении достаточно продолжительного времени позволяет им лучше узнать пациентов, процессы, происходящие в группе, а также избавиться от своих опасений по поводу того, что групповая работа, не ориентирующаяся на решение «практических задач», может быть неэффективной.
Участие персонала в арт-терапевтических занятиях способствовало улучшению профессионального взаимодействия и устраняло предрассудки и непонимание. Я, в свою очередь, начинала лучше осознавать, что медицинские сестры, клинические ассистенты, социальные работники и другие специалисты слишком погружены в выполнение своих узкопрофессиональных задач и часто не имеют достаточных возможностей для ознакомления с иными формами работы. Когда медики участвовали в арт-терапевтических занятиях, у меня порой возникало ощущение, будто я плыву против течения. Мне приходилось прилагать немалые усилия для того, чтобы изменить их восприятие арт-терапии и убедить в том, что старики нуждаются в определенных формах творческого самовыражения. Когда убеждения достигали цели, рабочая атмосфера заметно менялась и старики начинали чувствовать себя более комфортно и естественно. Уходила тревога, связанная с необходимостью отвечать завышенным ожиданиям персонала.
МИССИС г.
Когда я работала в центре Riverside, в мою группу была направлена миссис Г. Она впервые поступила в дневной стационар — у нее обнаружились депрессивные симптомы, появившиеся после операции на глазах. Миссис Г. перестала общаться с членами своей семьи и друзьями, временами подолгу смотрела в одну точку и крайне неохотно отвечала на вопросы. Параклинические обследования не подтвердили наличия у нее деменции, поэтому был поставлен диагноз депрессивного расстройства.
Обсудив состояние миссис Г., врачи дневного стационара решили использовать в отношении нее сочетание медикаментозного лечения с какой-либо из форм невербальной психотерапии. Из последних предпочтение было отдано арт-терапии, поскольку пациентка была плохо доступна вербальному контакту и даже не смотрела на собеседника. Кроме того, мне сообщили, что муж миссис Г. был неравнодушен к изобразительному искусству и считал его своим основным увлечением.
У меня были опасения, что миссис Г. будет склонна следовать определенным ожиданиям в художественной работе, поэтому я предпочла уступить инициативу ей, обеспечивая необходимую помощь и поддержку в случае необходимости. Я дала престарелой клиентке понять, что она вправе творчески использовать время занятий и имеющиеся возможности по своему усмотрению.
В начале нашей работы я обратила внимание на обусловленный плохим аппетитом низкий вес миссис Г.
Начало работы
Я попыталась структурировать деятельность миссис Г., используя технику «каракулей». На первом занятии пациентка чувствовала себя более свободно, чем на последующих, что было необычно. Лишь постепенно она стала более спонтанной. Я узнала, что миссис Г. в прошлом была педагогом и по своему складу могла быть отнесена к «перфекциони-стам», хотя, очевидно, далеко не все учителя могут быть охарактеризованы таким образом. Словно в подтверждение моего мнения о ней миссис Г. стремилась быть «хозяйкой положения». Я предложила ей использовать технику коллажа, в частности, создать из цветной бумаги какую-нибудь композицию. Она очень тщательно подбирала цвета и форму фигур, организуя их в единый образ. Этот труд занял у нее четыре недели. Затем, когда я предложила ей воспользоваться набором из фигур разного цвета и размера, миссис Г. создала весьма сложную и четко организованную композицию (рис. 3.2). Правая часть изображения напомнила мне светофор с зажженным красным светом, левая же ассоциировалась с движением через ограниченное пространство. За время создания этой работы миссис Г. рассказала мне о своих дочерях, в частности, об их детских годах. Таким образом, впервые за шесть недель встреч она поделилась со мной сведениями о своей семейной жизни.
Развитие
Через восемь недель миссис Г. попыталась взять инициативу в свои руки и принесла транспортир, чтобы рисовать разные формы. После этого она начала составлять из журнальных вырезок «рассказы в картинках». Ей доставляло удовольствие накладывать одну картинку на другую, создавая «трехмерные» изображения. В процессе этой работы она рассказывала мне о своих прошлых зарубежных поездках и увлечениях, ныне оставленных ею (в частности, коллекционирование картинок с изображением флагов, кораблей и лошадей). Она поделилась опасениями относительно своего здоровья и все больше обнаруживающейся зависимости от мужа. Примерно в это время врачи изменили ей лекарственные назначения, и ее депрессивные симптомы заметно ослабли.
По поводу своего рисунка под названием «Рыба, вытащенная из воды» (рис. 3.3) миссис Г. сказала, что она ощущает себя рыбой, выброшенной на сушу, и что в последнее время из-за болезни и определенных затруднений в общении ей трудно принимать гостей.
Рост самоуважения
На протяжении восьми недель пребывания в дневном стационаре и посещения арт-терапевтических занятий самооценка миссис Г. ощутимо повышалась. К концу второго месяца пациентка уже с гордостью говорила о состоявшемся праздновании «золотой свадьбы» и даже решила создать на эту тему коллаж. В свою работу она включила некоторые украшения из праздничного торта, явно имевшие для нее большое значение.
Постепенно к ней возвращались прежние интересы, а ее общее состояние улучшалось. Вскоре она была выписана из дневного стационара,но по ее просьбе еще некоторое время я продолжала с ней заниматься. Она уже не была так насторожена, как раньше, а в ее взгляде появились теплота и юмор. Нередко, задумавшись, она смотрела в пространство, но в этом не было попытки избежать общения.
Теперь она создавала довольно крупные коллажи из журнальных вырезок, которые отличались выразительностью, энергией и яркостью красок (рис. 3.4).
Прежде чем отправиться на отдых, миссис Г. решила завершить курс арт-терапии. На последнем занятии она обняла меня и пожелала всего хорошего, а мистер Г., поджидавший жену в холле, заявил мне, что они собираются вместе рисовать акварельными красками.
ГРУППОВАЯ АРТ-ТЕРАПИЯ
Длительность пребывания пациентов в дневном стационаре различна, поэтому было совершенно естественным вести открытые группы — в них в любое время могли включаться новые пациенты. В такой форме работы обычно трудно обозначить начало, середину и окончание процесса. Но одна группа отличилась от прочих: все восемь ее участников (двое мужчин и шесть женщин) посещали занятия с начала и до конца на протяжении шести месяцев. Я постараюсь описать групповую динамику, не концентрируя внимания на отдельных пациентах.
Начало работы
В самом начале работы обнаружились три женщины, проявившие живой интерес к занятиям изобразительным творчеством и не испытывавшие затруднений в рисовании. Остальные же чувствовали себя напряженно и выражали сомнение в том, что групповая арт-терапия сможет им в чем-либо помочь. Я объяснила группе, что владение художественными навыками не является обязательным, что задача создать «шедевры» не стоит и что я не буду делить рисунки на «плохие» и «хорошие». Я постаралась донести до пациентов' собственное понимание смысла групповой работы — лучше узнать себя и других. Каждый из участников группы (если не считать трех упомянутых мной женщин, решивших, что им предстоит рисовать цветы) слушал меня с довольно напряженным выражением лица. В этих условиях от меня требовалась определенная директивность, по крайней мере, в первые два-три занятия для того, чтобы помочь престарелым пациентам справиться с тревогой.
Я предложила им воспользоваться техниками «изображение имени», «каракули» и «завершение рисунков» как наиболее способствующими снижению тревоги и устранению страха перед рисованием и дающими ощущение большей творческой свободы. «Изображение имени» сопровождалось комментариями вроде этого: «Как, оказывается, здорово изображать свое имя крупно и ярко!» А одна женщина заявила, что раньше никогда не обращала внимания на свое прозвище, которое много лет употреблял ее муж.
Техника «каракули» способствовала оживлению воспоминаний. Другая участница на основе своих каракулей изобразила книгу, заявив, что в последнее время ей стало трудно сосредоточиться во время чтения. Еще одна женщина (в дальнейшем я буду называть ее миссис П.) поделилась своими воспоминаниями о жизни на острове Ямайка. После этого группа решила создать коллективное панно и включить в него изображение ямайского дома этой женщины. Мисс П. руководила рисованием и подсказывала, как выглядит ее дом. Эта работа, несомненно, способствовала сближению участников группы.
Несколько женщин выразили обеспокоенность перспективой помещения в интернат и утраты своих домов, в которых они жили с начала замужества. Никто из них в последнее время уже не мог уследить за своим достаточно большим хозяйством. Один мужчина рассказал о былой работе в торговом флоте и о том, как изменилась его жизнь после возвращения в Бристоль.
Мы обращались к темам семейных отношений (в частности, использовали технику «семейное дерево»), брака (рисуя сцену венчания), детей и внуков. Для отражения чувств и мыслей, связанных с жизнью пациентов в настоящий момент, использовалась техника коллажа. Одна женщина создала «винегрет» из разных материалов и сказала, что он иллюстрирует состояние растерянности, свойственное ей в последнее время. Другая призналась нам, что не может находиться одна дома и поэтому старается больше гулять, но на улице чувство одиночества захватывает ее только сильнее, — во время рассказа она выстраивала коллаж, который в законченном виде отражал радость общения с людьми.
Середина работы
На этом этапе группа сплотилась, пациенты стали чутки к отсутствию того или другого человека на занятии. Меня, например, спрашивали: «Где же Агнес, с ней все в порядке?» Они заботились друг о друге и демонстрировали приверженность совместной работе. В этот период использовалась техника коллективной росписи: каждому отводилась определенная часть общего листа. Я начертила большой круг и разделена его на сегменты — по числу участников группы. Затем я пояснила: каждый может рисовать в пределах своего сегмента что ему заблагорассудится, в центре же круга могут рисовать все. В процессе работы участники внимательно относились к тому, что делают соседи слева и справа, и стремились, чтобы создаваемая ими часть изображения «вписывалась» в общую композицию. Исключением был единственный в тот день в группе мужчина. Он старался работать обособленно и изобразил корабль, на котором плавал в годы своей работы в торговом флоте. Посмотрев на законченное изображение, участники отметили, что каждому удалось сохранить на рисунке свое «Я» и в то же время всем вместе — создать единое целое.
Завершение работы
Через шесть месяцев после начала занятий, когда работа группы подходила к концу, один из участников заявил, что ощущает себя здесь как в родной семье. Три женщины были представлены на клинической конференции, на которой присутствовали разные специалисты. Было признано, что все эти женщины уже готовы к выписке. Кроме того, комиссия сочла целесообразным обеспечить дальнейшую поддержку пациентов, используя возможности социальных центров. Несколько женщин, посещавших эту группу, выразили интерес к продолжению арт-терапевтических занятий, поэтому после выписки из дневного стационара они были включены в новую группу, состоящую из амбулаторных пациентов.
Состав группы заметно изменился, и мной было принято решение закончить работу с ней и начать новую.
Я положила на стол три большие коробки с материалами для коллажа и предложила участникам, разделившись по парам, создать из этих материалов совместную композицию. Один из них обозначил границы рисунка, создав подобие рамки, другой работал в середине (рис. 3.5). Первый заявил, что его действия отражают стремление следовать за вторым, и признал, что никогда в жизни не являлся лидером. В конце занятия участники сказали, что эта работа сблизила их друг с другом. На последней встрече вновь использовалась совместная работа: участники группы обводили на листе каждый свою ладонь, что символизировало акт прощания.
Я попросила группу поделиться впечатлениями от арт-терапевтиче-ских занятий и сказать, чем наша работа отличалась от «рисования цветов» или «создания высокохудожественных произведений», предназначенных для последующего экспонирования или украшения помещений. Одна женщина заявила, что все равно не научилась рисовать и что ее внук рисует даже лучше. Остальные же признали, что теперь чувствуют себя значительно свободнее: они смогли сблизиться с другими людьми и получить удовольствие от то-
 |
За эти месяцы я тоже сблизилась с участниками группы и сожалела о завершении работы.
Как уже было отмечено, вскоре пациенты выписались из дневного стационара и стали получать помощь на базе социальных центров. Одна женщина включилась в работу с новой группой, состоящей из амбулаторных пациентов. Выходя из кабинета, она повернулась и, обращаясь ко мне, произнесла: «Увидимся на следующей неделе, все было здорово!»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Работа с людьми преклонного возраста была непростой, но интересной. Многим старикам было непросто преодолеть определенные сложности в работе, связанные с пониженностью их физических возможностей и эмоциональными проблемами. Однако они смогли увидеть смысл в событиях своей жизни. Словно лосось, плывущий против течения во время нереста, они двигались вверх, к истокам реки...
Структурированные арт-терапевтические занятия оказались для них весьма подходящей формой работы; позволившей выразить мысли и проблемы, связанные с возрастом. По мере того как мне удавалось преодолеть их страх перед рисованием, положительные и отрицательные переживания все более ярко и полно отражались в работах. Участие в арт-терапевтических занятиях вызывало у пациентов чувство сплоченности, и мне было лестно ощущать себя членом этого коллектива.
Поначалу мне было непросто работать рядом с другими специалистами, и это заставляло меня рассказывать им об арт-терапии и регулярно оценивать результаты своей деятельности. Постепенно число пациентов, направляемых на арт-терапию, росло.
Хотелось бы надеяться на то, что подходы к работе с психогериатрическими пациентами будут меняться. На мой взгляд, возможность творческого самовыражения для людей преклонного возраста столь же важна, как забота об их физическом состоянии и помощь в бытовых и социальных вопросах.
ЛИТЕРАТУРА
Mian I. И. Psythiatry of Old Age Strvict. Bristol: Southmead Health Authority, 1985.
Pitt B. Psychogeriatrics — an Introduction to the Psychiatry of Old Age. London: Churchill, Livingstone, 1982.
АРТ-ТЕРАПИЯ И ПРЕСТАРЕЛЫЕ ПАЦИЕНТЫ С ВЫРАЖЕННЫМИ РАССТРОЙСТВАМИ ПАМЯТИ
Анжела Банере
Печатается по изданию: Byers A. Beyond Marks: On Working with Elderly People with Severe Memory Loss//Inscape. Vol. 1.1995.P. 13-18.
Сведения об авторе. Анжела Байере — получила диплом в области искусства и дизайна по керамике. С 1984 по 1985 г. прошла подготовку по арт-терапии при Goldsmith's College (Лондон). В течение ряда лет работает в основном с пожилыми и престарелыми пациентами в Южном округе Лондона и других городах Великобритании.
Данная статья основана на наблюдениях за работой престарелых пациентов с выраженными расстройствами памяти, имеющих склонность к сортировке и организации различных материалов. В ней описывается, каким образом использование материалов и предметов в арт-терапевтической работе может способствовать стабилизации эмоционального состояния пациентов данной группы. Анализируются моменты переноса и контрпереноса.
<...>
Термин «выраженные расстройства памяти» обозначает наличие у человека лишь крайне непродолжительной, кратковременной памяти. В этом случае мысли покидают сознание настолько быстро, что утрачивается логика нормального мышления. Тем не менее многие фрагменты долговременной памяти остаются сохраненными и смешиваются с образами восприятия. Чувства могут возникать и угасать быстрее, чем при нормальной памяти, но их интенсивность остается прежней. Часто человек с такими нарушениями не способен подобрать правильные слова и использует иные определения, из-за чего его речь невразумительна и малопонятна.
Работать с такими пациентами непросто. Высказывания окружающих надолго не удерживаются в их памяти и не осмысляются в достаточной степени. Однако физические объекты, которые можно видеть, обонять или трогать, воспринимаются ими более устойчиво. Если человек утрачивает сознание объекта, он может посмотреть на него, понюхать или потрогать, чтобы вернуть ускользающее понимание. Объект, возможно, активизирует воспоминания и ассоциации, которые могут дольше сохраняться в сознании. Аналогичным образом мазки, линии, цвета и формы могут часто напоминать художнику о мыслях и чувствах, наполнявших его во время создания произведения.
Данные наблюдения, касающиеся работы с престарелыми пациентами, отражены в работе Вилке и Байере (Wilks, Byers, 1992). Там говорится, что «устойчивый характер художественных форм может иметь осо-і бенно конструктивное и стабилизирующее влияние на психотерапевтический процесс в случаях затрудненного осознания клиентом своего "Я"». «Для больного продукт изобразительного творчества выступает в роли элемента определенной системы координат, имеющей постоянный характер» (р. 98). И. Ослер (Osier I., 1990) описывает свою работу с относительно молодым пациентом, страдающим болезнью Альцгеймера, | также снижающей кратковременную память. И. Ослер отмечает, что по мере того как клиент погружается в изобразительную деятельность,^ «происходит концентрация внимания, его уже не отвлекают беспокой-: ные мысли и иллюзии». «Уходят замешательство и тревога» (Osier I., 1990, р. 21). Когда больной смотрит на свой рисунок неделю спустя, «независимо от оценки собственной работы, настроение его меняется, он становится умиротворенным». «И это изменение в настроении связано не просто с воспоминанием о процессе работы над образом, а с чем-то' иным» (Ibid, р. 22).
В арт-терапевтической практике многие престарелые люди с выраженными нарушениями памяти не проявляют интереса к рисованию. Они больше расположены к игре с материалами, что указывает на осо! бый смысл, который имеет для них это занятие. Как и при создании образов, такая деятельность протекает в «пространстве» между пациентом. и арт-терапевтом. В этом процессе можно наблюдать повторяющиеся элементы. Поскольку пациент не в состоянии сохранить образ в своем сознании надолго, его работа не развивается. В нормальных условиях создание образа имеет прогрессивный характер: один мазок или штрих ведет к другому, новым образам и идеям, а в финале процесса может воз-1 никнуть законченное произведение. У пациента же с выраженными рас-, стройствами памяти работа имеет стереотипный характер и продолжа--ется до тех пор, пока психотерапевт не закончит сессию либо пока внимание пациента не будет отвлечено от материалов.
Психотерапевт или группа не всегда воспринимаются пациентом, находящимися за пределами его «Я». Они вплетаются в его работу. Такое
Арт-терапевтическая работа с пожилыми людьми 217
слияние всего и вся вокруг и внутри человека описано Вилке и Байере (Wilks, Byers, 1992). Оно напоминает происходящее с наделенными нормальной памятью пациентами при арт-терапевтическом переносе — психотерапевт с группой воспринимаются ими как давние знакомые, к которым когда-то ощущалась привязанность, и сиюминутные чувства к ним отражаются в создаваемых в данный момент образах. Однако это происходит на сознательном или полусознательном уровне. Клиент понимает, что психотерапевт и группа имеют свою собственную идентичность. Напротив, человек с выраженными расстройствами памяти к подобной дифференциации не способен.
ПРОЕКТ
Меня заинтересовала деятельность пациентов с выраженными расстройствами памяти. Я имела возможность наблюдать ее при самых разных обстоятельствах. С помощью моего менеджера я подготовила проект исследования данного феномена в условиях крупного психиатрического стационара. Целью исследования было изучение особенностей работы с материалами на сессиях, напоминающих сеансы индивидуальной арт-терапии, но с большим разнообразием материалов. Психиатрическая клиника, в которой я работала, предоставила два помещения на полдня каждую неделю в течение шести месяцев для проведения исследования.
Мне было очевидно, что такая работа пациентов больше напоминает игровую терапию, чем арт-терапию, — их деятельность не ведет к созданию законченного продукта творчества. Поэтому я проконсультировалась с драматерапевтом Энн Каттенах, которая подтвердила, что она и другие ее коллеги, работая с пациентам, имеющими выраженные расстройства памяти, пользуются материалами аналогичным образом.
Наши занятия проходили в столовой, в перерывах между приемами пищи, и небольшой комнате, в которой стояли стол и стулья, а также индивидуальные шкафчики персонала. Оба помещения не были специально предназначены для арт-терапевтических сессий, но имели несомненное достоинство: удовлетворительную изоляцию.
Обычно я располагала материалы на столе: разные виды бумаги,, куски текстиля, небольшие пластиковые емкости с пробками и без них, проволоку, шерсть, липкую ленту, оберточную бумагу, карандаш, линейку и ножницы. В дальнейшем я добавила отвертку, куски древесины и сумку с материалами, отобранными из-за их интересной фактуры (камни, губка и т. д.). По возможности я приносила нетоксичную глину для моделирования и тарелку с желе.
Я предлагала пациентам пройти в комнату. Иногда некоторые из них отказывались выйти из коляски, — по-видимому, не понимали, что от них требуют. Мне казалось, что они были не в состоянии осознанно согласиться на наши занятия. В таком случае я помещала некоторые материалы на подносе перед пациентом. Обычно он начинал изучать их. Думаю, условия были далеки от идеальных. Я нередко испытывала затруднения и ощущение открытости, располагаясь напротив пациентов. Однако это их не смущало, поскольку их внутренний мир сливался с окружающим пространством.
Мне удалось поработать с десятью мужчинами и женщинами. В палатах мужчин было меньше, и их родственники реже давали согласие на арт-терапевтическую работу. Из десятерых я выбрала пару женщин и пару мужчин. С каждым я занималась дважды в неделю по 45 минут. Я остановила на них свой выбор, поскольку они более активно реагировали на предложенные им при первой встрече материалы. Чтобы лучше запомнить и понять, что пациенты говорили, когда это было возможно, я записывала занятие на аудиокассету.
РЕАКЦИИ
Миссис С, 82 года, диагноз «болезнь Альцгеймера». На момент исследования пережила ряд тяжелых утрат: смерть родителей, единственных брата и сестры, развод. Пять лет назад умер бывший муж, после чего у миссис С. было отмечено быстрое ухудшение состояния. Больной требовалось некоторое время, чтобы погрузиться в изучение материалов. После этого она полностью уходила в работу: прикрывала объекты кусочком ткани, как бы пряча их, либо заворачивала предметы в бумагу или ткань. Иногда она разглаживала бумагу, проводила много времени, собирая в складки юбку, порой пряча в них рулон липкой ленты, ножницы или свои тапочки. Несколько раз она выразила желание взять липкую ленту для своего сына. Большую часть времени миссис С. что-то говорила, но понять ее было трудно. Я смогла лишь разобрать, что она хотела бы отправиться к своей матери, сыну или брату. Когда ей разрешалось вернуться в помещение, она предпочитала остаться и продолжать манипуляции с материалами. Работа с ними продолжалась у нее от 10 до 30 минут.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |