Оказалось, еще двое боевиков сидели позади цеха в засаде. Ванечка обнаружил их буквально метрах в двадцати от себя и, выпустив очередь, отпрянул за угол. Полез за гранатой. Граната и отдельно запал лежали у него в кармашке разгрузки. Ванечка ввернул запал и разогнул усики на предохранительной чеке. Протрещала очередь. Пули ударили в стену, со звоном вылетело стекло, с визгом куда-то в сторону ушел рикошет. Ванечка перекатился на другое место и снова открыл огонь, пустив веером длинную очередь. И в кого-то попал, поскольку послышался матерный крик, напоминающий вой раненого животного. Потом Ванечка швырнул туда гранату, подождал разрыва и немедленно, пока не осела пыль, бросился бегом обратно за угол. Больше стрельбы из той точки не было.
Потом Ванечка вернулся в цех за мешки с цементом, где оставался «взломщик».
Появились еще двое. Те шли вообще один за другим по тропинке вдоль бетонного забора. Этих двоих Ванечка свалил одним выстрелом из «взломщика», причем обоих пробило насквозь так, что ошметки брызнули на стену. Следующий выстрел попал в ногу еще одному боевику. Парень рухнул на месте. Ванечка подошел к нему, отшвырнул ногой его помповое ружье, выстрелил в лицо из пистолета. Тот, дернувшись, замер. Еще какое-то время раздавалось хлюпанье утекающей из него жизни.
Был еще один проход на завод — где поваленная плита забора. Там стояли замаскированные камеры наружного наблюдения. На экране было видно, как крадутся еще двое. Смотреть на это было довольно смешно: когда люди считают, что их не видят, происходит что-то вроде пантомимы. Бесшумно рванула МОНка, лишь через секунду долетел звук взрыва, задребезжав стеклами и качнув дом. Камеры тоже дрогнули, и пошатнулись изображения на экранах.
Ванечка взял «взломщика», проверил наличие патронов. Один выстрел еще оставался.
Сосчитали и нападавших.
— Сколько их было всего?
— Одиннадцать.
— Значит, остался только один. И где он?
Из-за угла послышался какой-то шум, затем раздался сдавленный крик, потом оттуда появился Глеб Глебович с окровавленным ломом в руках. Вид у Глебыча был совершенно дикий — чисто кроманьонский человек!
— Пошли таскать! — просипел он.
Трупы брали за ноги, волочили к забору. Всего убитых оказалось одиннадцать человек. Счет сошелся.
— Куда их девать-то? — спросил Ванечка, почесав в затылке.
— Я сейчас самосвал пригоню, — прохрипел Глеб Глебович, глядя на Ванечку одним глазом. Второй глаз даже неизвестно, был ли у него цел: какой-то мясистый комок образовался на этом месте — жутко даже было смотреть, Ванечка с Котом взгляд от него отводили. Да и нос у Глебыча точно был сломан, явно перекосился вбок. Но мужик соображал, хотя и дышал ртом, говорил гугниво:
— Я у себя в Петергофе в больницу сегодня же лягу: скажу, что отхуярили на улице. Вы меня только дотуда довезите. Где-нибудь там недалеко высадите. Выпью немного перед этим.
Скоро подогнал самосвал. Самосвал периодически с шипением выпускал воздух из своих механизмов и казался живым. В кузов с кряхтениями закинули трупы. Сверху навалили песка.
— И куда их? — кивнул на кузов Ванечка.
— В дамбу! Поехали со мной.
Ехать было недалеко. Охранник на въезде даже ничего не спросил — поднял шлагбаум и ушел к себе в будку. Он явно был пьяный.
Трупы скинули и засыпали песком в глубокой щели рядом с бетонной стенкой водопропускного сооружения.
— Прах к праху, — Кот туда еще и ногой сбросил комок глины, поежился. — Весь Петербург стоит на костях.
С залива, поднимая волну, дул сильный ветер. Чайки на песке перебирали лапками боком, с растопорщенными перьями. Из Ораниенбаума как раз вышел последний паром на Кронштадт.
Кот пришел домой около полуночи непривычно тихий, очумевший. Волосы у него стояли дыбом. Он выглядел как летчик сгоревшего самолета.
— Я сейчас усну стоя. Падаю. Еле говорю. Такое ощущение, что камни тяжеленные весь день ворочал, — произнес он, испытывая при этом значительное усилие.
Пока Валентина собирала на стол ужин, он уснул сидя, закинув голову назад. Валентина кое-как отбуксировала его в постель. До утра он так и не проснулся. Руки и ноги его дергались во сне, однако пробудился он в хорошем настроении и снова стал таким, как и прежде. Тут же начал приставать к Валентине, запустил ей под ночнушку руку. Та сначала отнекивалась и отпихивалась: «Дай еще поспать!», но потом все-таки сдалась.
Ванечка же спал аж до вечера. Где-то в доме назойливо трещал отбойный молоток, кулькала вода в раковине, лаяла за стенкой собака, несколько раз звонил мобильный телефон, но он ничего не слышал, словно впал в кому. Пропустил два звонка от Аси.
* * *
Первая мысль, когда водитель-охранник Геннадий вынул конверт с диском из почтового ящика, была что это какая-то рекламная акция. Потом еще подумал, что может быть какая-то информация, распространяемая безумцами про грядущий конец света. Впрочем, это и был конец света — для него лично.
Когда он просмотрел запись, у него было ощущение, что его ошпарили, и он так и сидит ошпаренный да и еще к тому же с опухшими горящими ушами. Он постоянно дотрагивался до них проверить, так ли это.
Главный вопрос был: что теперь делать с Леной? Как ее можно было теперь целовать? Спать с ней?
Наконец, Лена вернулась из магазина, шуршала пакетами, звенела ключами в прихожей, крикнула оттуда: «Я дома!»
— Лена, можно мне тебя спросить об одной вещи?
Он увидел, как она заметно напряглась, что-то почувствовав.
— Скажи, ты мне когда-нибудь изменяла?
Возмущению ее не было предела, он вскипела, но как-то чуть с запозданием:
— Как ты мог такое подумать!? Мы же любим друг друга, а ты мне, оказывается, не доверяешь! Как ты можешь?!
Но вдруг замолчала, будто ее выключили.
Геннадий, уже, было, включив запись, тоже замер и тут же нажал на «стоп», потом вынул диск, вложил обратно в конверт.
— Извини, — сказал он, как прокашлялся, вышел из комнаты на балкон, быстро рукавом вытер подступившие слезы. Взатяг выкурил сигарету до самого фильтра, пока не начала обжигать пальцы. Потом вернулся в комнату. Лена сидела на том же месте и в той же позе, сжав ладони между коленями, очень бледная.
— Что-то страшно болит голова. Извини, — сказал он.
Она ничего не ответила.
— Что-нибудь приготовишь поесть? — спросил он.
Ни слова в ответ. Сумерки постепенно заполнили комнату. Он хотел включить свет, но не решился. Легли в постель, не касаясь друг друга. Оба недвижно лежали и молчали в темноте, как мумии. Нужно было как-то дожить до утра, а там встанет солнце. Потом она сказала:
— Я беременна.
Он хотел спросить: «От кого?», но промолчал. Она ответила сама:
— Это твой ребенок. Можешь даже сделать анализ. Я не против. Я люблю только тебя.
Потом она плакала, не издавая ни звука. Чуть-чуть только подрагивала постель.
* * *
Вдруг позвонил телефон. Ася бросилась в комнату, схватила трубку:
— Алё! Алё! — запыхавшись, закричала она, но это был не Ванечка.
Ася же внезапно почувствовала такую страшную слабость, что вынуждена была сесть. Будто камень положили ей на сердце, и она с этим камнем так весь следующий день на даче и ходила. Под вечер по крыше швейной машинкой застрекотал дождь, а утро было солнечное, сверкало, звенело птичьими голосами. Что-то изменилось — все было по-другому.
Кусок в горло не лез. Аппетит отсутствовал напрочь.
— Ты, случайно, не заболела? — встревожено спросила тетя Валя.
— Я не знаю, — прошептала бледная несчастная Ася.
И только тут Ася вдруг поняла, что влюбилась. И влюбилась по уши, насмерть. Она вышла на двор. На дорожке лежал маленький желтоклювый птенчик. На него уже прицелилась соседская кошка Марта — известная разбойница. Возникла суета. Птенчика стали спасать. Часть Асиной любви досталась и этому крохотному существу. Ей даже на какое-то время стало легче. Быстро просыхала дорожка, влага осталась лишь в трещинах асфальта, расчертив дорожку непонятными рисунками. Потом Ася просто пошла гулять по улицам поселка в сторону залива — в никуда. И никто ей был не нужен, ну, разве что кроме Ванечки. Ах, если бы он вдруг появился!
Вернувшись домой, трясущимися пальцами Ася набрала номер. Ванечка ответил мгновенно:
— Слушаю.
— Прости меня! — Асю бросило в пот.
Ванечка хотел спросить «За что?», но слова застряли у него в глотке. У него вдруг защипало в глазах, и он стиснул зубы. Не мог сказать ни слова, да и не знал, что говорить, только шевелил губами. Немой разговор затянулся.
В этот момент у Аси буквально ручьями по Шекам и из носа потекли слезы. Она сама выключила телефон, бросила его на кровать и зарыдала в голос.
Тетя Вера только качала головой, капала в стакан из флакончика, считая шепотом и сбиваясь. По дому пополз запах валерьянки. Из щелей вылезли коты.
Ася поднялась к себе в комнату. На кровати пискнул забытый телефон. Она схватила его: «У вас 6 непринятых вызовов». «Ванечка!» Ее всю затрясло. Оставаться на даче стало невыносимо, она решила поехать в город.
Ванечка позвонил снова. Она не ответила.
С Асей происходило что-то непонятное.
Спала она плохо. Утром мама, звеня ложками в раковине, осторожно сказала Асе:
— Конечно, Асенька, это твое дело, конечно, Ванечка — мальчик хороший, добрый, однако он пока нигде не учится, служба в армии, это само по себе для мужчины неплохо, но ведь никто из твоих одноклассников не служил, все поступили в ВУЗы, учатся, работают. Иван чем вообще занимается, будет ли учиться дальше? Ты знаешь, кто его родители, друзья? Я тут его случайно видела в городе, он разговаривал с какими-то совершенно ужасными людьми. И был в какой-то жуткой одежде — я сразу его и не узнала. Кто он вообще? Подумай хорошенько. С ним еще был высокий парень с белыми волосами торчком. Он посмотрел на меня так, что я со страху чуть не описалась, честно…
Ася тут же мысленно представила Кота, рожи, которые он умел корчить, и, не удержавшись, фыркнула.
— Что такого смешного я сказала, Асенька? — рассердилась мама. — Все тебе хиханьки да хаханьки! Подумай, это очень серьезные вещи. Ты упоминала, что Иван был на войне. Это очень плохо. Ни война, ни тюрьма не проходят даром. Они оставляют на человеке неизгладимый отпечаток. Тетя Люся работала поварихой в Афганистане по контракту. И тоже натерпелась лиху. Пошли они как-то с подругой за водой на реку, и подруга, которая шла впереди, подорвалась на мине — ее просто разорвало в клочья. Уже три дня оставалось до конца, тетю Люсю посадили в вертолет вместе с ранеными и отправили на базу. Вертолет подбили, а тетю Люсю выбросили с парашютом. Она была легкая, и ее ветром отнесло далеко в сторону. Вертолет пилоты как-то все-таки ухитрились посадить, но когда она добралась до него, все раненые и летчики были убиты, а животы у них распороты и набиты камнями. Там у них официант один работает, так у него после Чечни до сих пор руки трясутся и ночью плохо спит. Ездил он туда с какой-то гуманитарной помощью, и всех их однажды вырезали, а до него как-то чуть-чуть не дошли…
Что-то у них всех сидело в мозгах. Мама знала это также и на примере Леши — мужа близкой подруги Татьяны. После училища Леша три года воевал в Афганистане, и афганское прошлое периодически давало о себе знать запоями и неадекватными поступками. Иногда оттуда, из этого прошлого, появлялись страшные люди. Помнится, как-то к ним в гости приехал Николаша — сослуживец и боевой товарищ — с шрамом через все лицо, без передних зубов. Они с Лешей, конечно, нажрались в хлам, а потом еще и заспорили чуть не до драки то ли по поводу техники укладки парашюта, то ли какой-то другой ерунды, вроде марки пулемета. После этого сидели, обнявшись, орали песни. Ребенок не спал, Татьяна скрежетала зубами, тихо материлась. Угомонились только часа в два. В семь Татьяна распихала Николашу, тот смотрел на нее бессмысленными мутными глазами, заставила его одеться, выпихнула из дома: «Пошел вон!» Леша в это время спал с открытым ртом, храпел, проснулся только к обеду, тут же побежал на кухню пить воду, пил долго и шумно. Узнал про изгнанного Николашу, ругался, рыдал: «Как ты могла, это же мой друг!», потом куда-то ушел, вернулся снова вдребезги пьяный и пил три дня без перерыва. Потом, когда уже окончательно протрезвел, тихо постучал в комнату, где Татьяна кормила грудью Мишеньку, клюнул коротким поцелуем в висок, прошептал: «Прости».
— Да, еще Валера Прохоров постоянно звонит, спрашивает про тебя, звонил-то тебе, а ты не берешь телефон. Он же всегда тебе нравился. Он и мне звонил, тревожился: не поменялся ли у тебя номер мобильного?
— Надеюсь, ты не дала? — всполошилась Ася.
— Не дала, конечно, но сказала, что ты на даче.
— Ну, мама…
— Случайно вырвалось. Но так насчет Ванечки, кто он, чем занимается, чем зарабатывает на жизнь?
— Мам, а ты за папу вышла из-за денег?
— Мы жили в другое время — деньги тогда не имели такого значения, как сейчас. До того, как получили отдельную квартиру, мы десять лет жили вместе с бабушкой и дедушкой. Ты не представляешь, как мы были счастливы, когда получили свою жилплощадь. И вот вы с Катей выросли, и теперь вам скоро понадобится свое жилье. И об этом тоже нужно думать. Я, знаешь, когда думаю об этом, ночами не сплю.
И еще мама сказала:
— Женщины живут для семьи и детей. Все остальное — вторичное и никогда не делает женщину полностью счастливой.
Ася же ни о чем не могла думать, ее лихорадило. Она просто не могла дышать. Нужно было что-то делать, ехать на дачу. Посмотрела в кошельке: денег почти не оставалось. Надо было снова просить у мамы. В этот момент раздался телефонный звонок. Ася вздрогнула до самых пяток, но это оказался Валера. Не виделись с ним с того неприятного вечера в Лисьем Носу, когда его отлупил Ванечка. Валера был в хорошем настроении:
— Привет! Встретимся? Сходим куда-нибудь?
— Я собираюсь ехать в Лисий Нос!
— Я тебя отвезу.
Ася несколько секунд помолчала, потом ответила:
— Ладно.
Через полчаса Валера уже ждал внизу у машины. Поцеловал в щеку. Пахнуло хорошим парфюмом. Был немного возбужден:
— Хочешь посмотреть мою новую квартиру? Там замечательный вид на Неву.
— Твою? — удивилась Ася. — Ладно.
Пахнущая кожей новая «ауди» сочно чмокнула дверью. Звука двигателя почти не было слышно, кондиционер гнал в лицо чистый прохладный воздух. По дороге слушали музыку на «Радио Монте-Карло». До Каменного острова из-за пробки на Ланском шоссе добирались почти час. Наконец въехали на подземную стоянку, оттуда поднялись во внутренний двор с фонтаном и детской площадкой. Дом был совершенно новый. В лифте еще сохранялась защитная пленка, и не все квартиры на площадке были заселены. Квартира на шестом этаже показалась Асе просто огромной, а полностью оборудованная различной бытовой техникой кухня была размером, наверное, раза в два больше, чем Асина спальня. Ася скинула туфли и пошла по полу босиком. Валерина квартира была полностью готова для жизни, но выглядела пока как номер в дорогом отеле — еще не было всяких милых вещичек, мелочей, которые делают дом действительно своим милым домом. Стали заходить во все помещения подряд.
— Если захочешь, это будет твоя личная комната, типа кабинета, тут есть большая гардеробная. — Валера отодвинул огромное до пола зеркало, включил свет: множество галогеновых лампочек вспыхнули на потолке, осветив небольшую комнату с пустыми полками для обуви, одежды и вешалками. Он широко развел руки:
— Извините, мисс, тут пока ничего нет!
Потом зашли в соседнее помещение:
— А это уже мой личный кабинет.
Там пока ничего не было, кроме силового тренажера.
Вошли еще в одну комнату: она была еще совершенно пустая.
— А из этой можно сделать детскую. Когда потребуется.
Ася тут слегка покраснела. Но это не было ей неприятно — напротив.
Потом мельком осмотрели спальню с кроватью размера «кинг сайз», посидели на диване в гостиной, где на стене висела огромная телевизионная панель, а в углах стояли колонки домашнего кинотеатра. Еще была и одна гостевая комната с кроватью чуть меньшего размера.
Понравилась Асе и очень большая ванная комната с огромной ванной, унитазом, биде и даже встроенным в зеркало телевизором. Рядом был еще и просто туалет, но уже без телевизора.
Чай пили на просторном застекленном балконе, сидя в плетеных из ротанговой пальмы креслах. Вид на Малую Неву отсюда оказался действительно замечательный.
Долго пили чай, смотрели на реку, где сначала протащился какой-то маленький кораблик, а потом спортивная лодка-восьмерка с гребцами.
Ожидался и назревал трудный для обоих разговор. Еще помолчали. Асю начало колотить, ей вдруг сделалось холодно. Наконец, Валера, кашлянув, начал:
— Я последнее время много думал. Учеба закончена, надо стабилизировать свою жизнь. Мы довольно давно знаем друг друга. И я понял, что люблю только тебя и дальнейшей жизни без тебя не представляю. У меня есть к тебе предложение: выходи за меня замуж!
Букет белых роз маялся на столе. Откуда-то появилась бархатная коробочка с кольцом и небольшим, но заметным бриллиантом. Камень искрился в лучах красного закатного солнца, давал блики на стены и потолок.
Ася сидела, глядя в чашку на чаинки, потом подняла глаза на Валеру. Валера между тем продолжал:
— Если решишь, поженимся хоть завтра или послезавтра. Утром купим в салоне готовое платье, кольца. Сразу же поедем на Кипр: у отца куплен дом в Ларнаке, сейчас там никого нет, можем жить там сколько угодно.
Ася не отвечала. Она, конечно, ждала такого момента в своей жизни, но думала, что все будет как-то иначе.
— Замуж идти — дело серьезное, как приличная девушка я должна подумать, — наконец выдавила она.
— Ладно, подумай! — неожиданно спокойно согласился Валера. Он вообще-то опасался немедленого и категоричного отказа. Наклонился к Асе через стол. Поцеловал в губы. Ася на поцелуй не ответила, но и не отстранилась.
Какое-то мгновение она даже колебалась остаться или нет. Остановило то, что вот-вот могли прийти месячные, она уже чувствовала тянущую почти боль внизу живота. Получилось бы неудобно для такого события.
В Лисий Нос Ася решила уже не ехать, и Валера отвез ее домой. И двор, и дом показались Асе вдруг ужасно, невыносимо грязными, с признаками тлена и грядущей разрухи. Поддатый сосед в майке курил на лестнице, сплевывал на пол. Дома сразу нарвалась на маленький скандал: родители, оказывается, два часа уехали за город — тоже в Лисий Нос, а сестренка Катя намеревалась устроить вечеринку, и уже прибыл ее противный прыщавый бойфренд Серж. Оставаться в квартире было, понятное дело, невозможно. Ася сказала Кате, что поехала в гости к подруге, сама же отправилась на Васильевский к Ванечке. Вошла в пахнущий сыростью подъезд, где всегда хотелось задержать дыхание и проскочить его побыстрее. Открыл ей по пояс голый радостный Ванечка с синяком под глазом. От него попахивало пивом и соленой рыбой. На этот раз и Ванечкина квартира показалась Асе крохотной, грязной и убогой — буквально нечем было дышать. Понятное дело, никакой гардеробной тут не было и в помине, да и быть не могло. Сели на кухне перекусить. Мяукнула из-под стола Кира, крайне волнованная и возмущенная тем, что без нее что-то едят, задела по ноге хвостом. Ася взяла ее к себе на колени. Кира громко замурлыкала.
— Чего случилось-то? — с некоторой тревогой и напряжением спросил Ванечка. Ася вполне могла выдать что-нибудь неожиданное и в широком диапазоне, типа: от «сегодня мы расстаемся навсегда» до «у нас будет ребенок», или еще что-нибудь подобное. Однако ничего такого Ася не сказала.
— Давай спать. Я себя сегодня плохо чувствую. Ну, сам понимаешь…
Легла в трусиках и ванечкиной футболке. Ванечка ситуацию понял, приставать не стал, легко обнял. Сам сразу же и уснул — словно погрузился в медленно текущую реку.
Посреди ночи он проснулся оттого что затекла рука, и увидел, что Ася не спит, лежит с открытыми глазами.
— Ты чего? — испугался Ванечка.
— Ничего, спи давай! — Ася повернулась на бок и закрыла глаза, будто бы заснула. Губы ее, однако, дрожали, слезинка выкатилась из угла глаза. Ванечка не знал, что и подумать.
Встали поздно. Горячей воды уже неделю как не было. Нагрели большую кастрюлю. Ванечка пошел в ванную мыть голову.
— Тебе полить? — всунулась Ася.
— Бу-бу-бу, — пробулькал Ванечка из своего тазика.
Ася, конечно, специально для смеха налила ему на спину, — он тут же покрылся мурашками — еще и натекло в трусы. Поливать Ванечке отчего-то доставило Асе большое удовольствие.
Потом сходили в кафе, поболтались по городу. Говорили мало. Что-то еще происходило в тот день, чего Ася просто не запомнила.
Потом Ванечка снова куда-то исчез почти на неделю. Между тем пришли, а потом закончились месячные. Все это время одна дурацкая мысль грызла Асю: если они с Прохоровым разбегутся, там, в чудесной квартире на Крестовском острове, неизбежно появится другая женщина, и ее вещи заполнят гардеробную; она будет пить чай на балконе с видом на реку, это будет ее кухня и ее ванная и в детской будет колыбелька с ее ребенком. И для ее машины будет место на подземной стоянке. И это было обидно и жалко терять. Ася понимала, что так думать нехорошо, неправильно, но ничего поделать с собой не могла. А Ванечка все не звонил.
Потом она позвонила Валере, сказала твердо:
— Ты, кажется, предлагал мне замуж? Я согласна!
Валера тут же примчался с огромным букетом роз — штук, наверно, в пятьдесят, или даже больше. Сам весь сиял. Поехали к нему на Крестовский. Ася, наконец, надела кольцо. Отметили помолвку пока что вдвоем. Выпили вина, и так получилось, что переспали. Матери Ася так и сказала, позвонив ей уже в одиннадцать вечера:
— Я останусь у Валеры.
Та даже не нашлась, что и сказать, только промычала что-то невнятное. Потом Ася выключила телефон. Легли, начали целоваться, потом Валера закинул на нее свою холодную волосатую ногу. Обратного пути не было: Рубикон был перейден. Мелькнула мысль: «Что я делаю!» Оба кончили почти одновременно.
Потом Валера лежал рядом потный, довольный, почесывался, спросил вдруг:
— Фамилию будешь менять?
— Еще не решила.
Утром поехала домой. Сразу появилось много дел.
А Ванечка вернулся на следующий день только в девять вечера, принял душ, выпил чаю.
Потом ему стало скучно, и в десять часов он не удержался, позвонил Асе:
— Как дела?
— Мне некогда с тобой разговаривать! — скороговоркой сказала Ася и отключилась.
Ванечка обиделся, сказал себе, что больше звонить ей сегодня не будет.
Однако через полчаса Ася позвонила сама:
— Я была в ванной. Ну, что у тебя нового?
— А ты чего сейчас делаешь?
— Лежу в кровати, смотрю телевизор. У меня тут есть ко-о-шечка, пушистая-препушистая… Зю-зю-зю-зю… Чего звонил-то?
— Просто так… Соскучился.
— А куда сам пропал?
— Работал. Посылали в область. Далеко. Связи не было.
— И чего там делали?
— Да ничего интересного. Все одно и то же. Когда увидимся?
— А я с родителями завтра уезжаю, — после некоторой паузы ответила Ася.
— Куда это? — перепугался Ванечка.
Снова возникла пауза.
— В Турцию, — соврала Ася.
— Когда вернешься?
Еще пауза.
— Через две недели.
— Ага…
— Тебя проводить?
— Не надо.
— Ага…
Еще немного поговорили ни о чем. Потом Ванечка бросил телефон, лег, заложив руки за голову и уставившись в потолок. Что-то было не так. Ванечка расстроился, ему хотелось спать рядом с Асей, он загрустил, но тут же и уснул, обняв подушку. Запах Асиных волос на ней пусть совсем чуть-чуть, но все еще оставался.
У Аси после той ночи на Крестовском появилось внутри и никак не проходило какое-то странное ощущение и только три недели, уже на Кипре, она поняла, что беременна.
Три дня спустя после Асиного отъезда уже довольно поздно сыщики возвращались к стоянке машины мимо какого-то кафе. Глянувший туда случайно через стекло витрины Кот буквально остолбенел: его дражайшая и обожаемая Валентина сидела там за столиком для двоих и, улыбаясь, разговаривала с каким-то молодым человеком. Они пили красное вино, чокались бокалами, что-то говорили друг другу. Валентина то и дело хохотала, закидывая голову назад, сверкая белыми зубами. Она выглядела очень счастливой.
— Ты чего? — удивился Ванечка, сразу не увидевший эту парочку. Потом, наконец, и он рассмотрел. — Ну и что? — только и нашелся сказать. Парень ему был не знаком.
— Это тот самый. Вадик Косарев, сука ебучая! — словно откашлялся Кот.
И тут Ванечка, наконец, понял, о ком он.
— Может, случайно?
— С кем угодно, но только не с ним! Она же должна это понимать! — затрясся Кот. Он уже словно бредил в лихорадке.
— И что будешь делать?
Сам Ванечка совершенно не представлял, что можно сделать в такой ситуации. Разве что ворваться, поскандалить, побить посуду и самого Вадика Косарева. Или же просто уйти и уже потом разбираться дома.
Кот вдруг заметался:
— Сделаем так: будто бы ты случайно тут оказался, подойдешь к ней и поздороваешься. Она ведь точно знает, что ты мне об этом расскажешь. Просмотрим на ее реакцию. Мне-то она говорила, что сегодня поедет ночевать к родителям.
Ванечка так и поступил: взял в баре стакан сока, проходя мимо столика, сказал «Привет, Валентина!» Между тем он с интересом рассмотрел Вадика Косарева, у которого она, как утверждал Кот, когда-то отсасывала. Вадик выглядел очень даже неплохо — уж ничуть не хуже Кота — можно даже сказать, гораздо лучше. Валентина была возбуждена, лихорадочно весела, раскраснелась. Тщательный макияж, маникюр, прическа, платье, туфли на высоких шпильках — все говорило, что встреча эта вовсе не случайна, и девушка к ней долго готовилась.
Валентина что-то оживленно говорившая, узнав Ванечку, мгновенно вспыхнула лицом — буквально запунцовела и замолчала. Потом что-то хотела сказать, но не нашлась. Веселье ее тут же погасло, словно в костер плеснули ведро воды.
— Ладно, не буду вам мешать, — пробормотал Ванечка, чувствовавший себя очень неудобно. — Пока!
Он вышел из кафе, подошел к Коту, который непрерывно затягиваясь сигаретой и выдувая дым, метался из стороны в сторону, как тигр в клетке. Кот тут же кинулся к Ванечке:
— Ну что?
— Да ничего. Как ты сказал, так я и сделал. Просто поздоровался.
— А она?
И тут на Ванечкином мобильнике раздался телефонный вызов. Ванечка посмотрел на дисплей: там обозначилось имя вызывавшего абонента: «ВалентК». Он показал эту надпись напряженно ждущему Коту.
— Отвечать?
— Давай! — побледнел Кот. — Только включи громкую связь.
Ванечка нажал кнопку. Раздался искаженный динамиком Валентинин голос:
— Ванечка? Слушай, пока не говори Андрею, что видел меня. Пожалуйста! Ладно? Я сама ему завтра все расскажу.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |