Гарри молча слушал. Из «кокона» он давно выбрался, но лежал, как был, в одежде, зачем-то натянув одеяло до подбородка. В полумраке ночника глаза Северуса вновь стали черными, как антрациты в глубине шахты. Гарри осторожно положил ладонь на его грудь и замер.
— Санни работал с детьми, занимался арт-терапией, в частности. Дети его обожали. Знаешь, я никогда не видел человека, который так любил жизнь, как Санни. Он знал, что обречен, с детства знал. Неоперабельный порок сердца, — Северус с досадой смял в кулаке одеяло. — Мне бы его сейчас, этот неоперабельный! Дефект межжелудочковой перегородки и необратимая легочная гипертензия, черт, черт, черт! Пересадка легкого с одновременной коррекцией, сколько раз мне снилось, что делаю ему эту самую операцию, если бы кто-то знал! Если бы ты знал… — прошептал он. — Гарри, извини, я никогда… ни с кем не говорил об этом. Я хотел о другом рассказать.
— Северус, — очень серьезно сказал Гарри. — Ты не спас Санни, но… подумай, сколько других жизней ты сохранил! Ты что, стал кардиохирургом из-за него?
— Отчасти, — Северус погладил его руку, лежащую у него на груди. — Знаешь, какая у него была мечта? Дожить до тридцати лет. И он… был благодарен за каждый прожитый день, за каждый час… Я не знаю никого, кто бы в его возрасте успел сделать так много, как он. Санни написал несколько книг. Хороших книг, замечательных. Еще он рисовал… Я тебе покажу как-нибудь, — Северус вздохнул и притянул руку Гарри себе под подбородок. — Он многим детям помог избавиться от фобий, от навязчивых состояний, от истерик, агрессий…
— Его мечта исполнилась? — тихо спросил Гарри.
— Нет. Он умер в двадцать восемь.
Оба замолчали.
— Зачем ты хотел прыгнуть с моста? — неожиданно спросил Северус.
Гарри с досадой закусил губу.
— Потому что был дурак. Идиот! Я только сейчас, в клинике… стал понимать, каким придурком был. Северус, забудь об этом, я прошу! Может быть, я бы и не прыгнул.
— Тебе так плохо было, маленький кит?
— Я думал — я никому не нужен, и я уже все на свете видел, и все, что видел, это дерьмо, и ничего хорошего у меня не было и уже никогда не будет! Я дурак, Северус, я знаю, что не ценил ничего того, что имел! А Дамблдор… Он научил меня быть благодарным даже за маленькие радости. Он не только плохое говорил, Северус! Эти люди… они ведь мне помогли, и я им все равно признателен. У меня никогда не было столько друзей, мы и вправду были как большая семья, понимаешь?
Северус поправил его одеяло и вздохнул.
— Очень даже понимаю. На свете нет ничего чисто черного и чисто белого. Нет чистого зла и чистого добра… Поэтому говорить про доброго Бога и злого дьявола — бессмыслица. Кстати, про бесов…
— Может, в другой раз про бесов? Расскажи мне про Санни.
Северус поцеловал Гарри в нос.
— Мы же планировали посвятить вечер бесам! А Санни я вспомнил в связи с картинками Гриндевальда. Знаешь, на сеансах арт-терапии Санни просил детей нарисовать Страх. Просто страх. Как он выглядит. И знаешь, что рисуют дети?
Гарри выжидающе слушал.
— Они рисуют разных монстров. Чудовищ. Все эти чудовища — усатые, зубастые, когтистые, волосатые и хвостатые, — похожи на людей, какими монстрообразными бы они ни были. Человек склонен свои страхи превращать в человекоподобных отвратительных существ. Бесы, черти, злые духи — это наши страхи, Гарри. За многими страхами стоит страх смерти. А смерть — то, чего мы не знаем, чего страшимся, чье лицо нам кажется самым отвратительным и жутким… За месяц до смерти Санни нарисовал Сад Смерти. Эта картина у меня висела несколько лет, я помню на ней каждый штрих, каждый мазок… И в углу полотна были слова Оскара Уайльда: «Смерть, должно быть, прекрасна. Лежишь в мягкой сырой земле, и над тобою колышутся травы, и слушаешь тишину. Как хорошо не знать ни вчера, ни завтра, забыть время, простить жизнь, изведать покой. В твоих силах помочь мне. Тебе легко отворить врата Смерти, ибо с тобой Любовь, а Любовь сильнее Смерти». Санни приписал это для меня. Не для себя, понимаешь?
— Он не боялся смерти? — шепотом спросил Гарри. В его сердце, как жало осы, впилась острая и болезненная колючка ревности.
— Боялся. Конечно, боялся, — мягко сказал Северус. — Но видишь ли, дорогой мой кит, когда ты научишься понимать себя, станешь достаточно смелым, чтобы понять природу своего страха, происхождение твоих мыслей, научишься смотреть на вещи глазами путешественника, который пришел в этот мир, чтобы удивляться, восхищаться и пытаться познать природу вещей и явлений, — тебе не захочется тратить время на разрушение себя, потому что страх — это самоуничтожение. Тебе захочется вдохнуть каждый глоток кислорода, который по праву твой, насладиться каждым звуком, который радует слух, съесть каждый сладкий кусок, увидеть все чудеса, которые радуют глаз, и, самое главное… любить, любить… Потому что Зачем мы отправились в этот путь и Кто нас отправил, мы всё равно не знаем, и, быть может, никогда не узнаем… Санни говорил, что никогда не позволит страху уродовать его жизнь, у него нет времени на эти глупости. Сказал, что не даст фобиям отравлять жизнь его детей. Это он про своих пациентов... И то, что пастор Дамблдор учил вас ценить то, что имеете, это разумно, конечно, но он же собственноручно заселял ваши души новыми страхами, которые отравляли ядом всё хорошее в вашей жизни. Поэтому никакой симпатии к его учению от меня не ждите, мистер Поттер. Вот результат учения Дамблдора, — Северус похлопал ладонью по черной истрепанной книге. — Вот они, плоды. Прочитай аннотацию, кит.
Гарри робко развернул книгу. Он помнил, что первая ее часть всегда была скреплена толстой канцелярской скрепкой. «Вам еще рано видеть все тайны ада», — сказал как-то Дамблдор в ответ на вопрос, почему книгу нельзя смотреть сначала.
Первое, что бросилось ему в глаза — черно-белая фотография, печальный светловолосый молодой человек с тонкими нервными чертами, облаченный в одежду англиканского священника.
— Давай вслух, — сказал Северус.
— «Уважаемые читатели, в данной книге представлены работы талантливого художника, Геллерта Гриндевальда, человека сложной и неординарной судьбы, прошедшего тернистый путь страданий и сумевшего выразить себя в искусстве так, что, глядя на его творчество, невозможно остаться равнодушным. С 1990 года Г. Гриндевальд является пациентом психиатрической лечебницы «Тэвисток клиник». Несмотря на тяжесть заболевания (параноидная шизофрения), пациент находится в стабильном состоянии, чему в немалой мере способствует возможность поверять свои мысли и чувства бумаге и полотнам. Г. Гриндевальд обладает бесспорным художественным даром, он прекрасный живописец и график, и каждую из его работ можно смело назвать шедевром. Появлению сборника его работ мы обязаны доктору медицины и психоанализа, господину Д. Маннфреду, изучающему феномен творческой одаренности. Данное издание не рекомендовано для лиц, не достигших совершеннолетия».
Северус многозначительно хмыкнул.
Гарри пролистал книгу, она привычно открылась на странице триста девяносто четыре. С трудом оторвав взгляд от картины, где бесы злорадно вгоняли в зады мужеложцам горящие колья, он покраснел и глянул на ухмыляющегося друга.
— Для Гриндевальда бесы олицетворяют запретные желания. Страх наказания и одновременно мазохистское желание это наказание получить. А что для вас бесы, мистер Поттер?
Гарри нервно поскреб ногтями переплет.
— Чудища из книжки мне просто снились. Но обычно я их по-другому представлял себе… Мне кажется, они невидимые… внутри моего тела, везде, даже в голове. Управляют моими мыслями, гадкими, плохими. Заставляют хотеть того, что грешно и нехорошо… Они вроде как щекочут меня внутри, упрашивают, чтобы я… себя трогал, чтобы смотрел на… м-м… на других парней, чтобы хотел к ним прикоснуться… поцеловать и всё такое… Бесы не дали мне уйти, когда я тебя увидел в ванной, — хрипло прошептал он и опять покраснел.
— Я бы тоже не ушел, если бы увидел вас в ванной, мистер Поттер, — Северус прижал к своим губам кончики его пальцев. — Но мне не повезло. И все же я не теряю надежды, что однажды вы плохо закроете дверь и…
— Глупости, Северус!
— Нет, не глупости. Разве плохо любоваться телом другого человека? Наслаждаться каждой линией, каждым изгибом, каждой впадинкой… Вы так красивы, мистер Поттер, мне просто нечем дышать, когда я на вас смотрю.
— Неправда! — Гарри залился румянцем и попытался отдернуть руку, но Северус опять перехватил его ладонь.
— Ваши «бесы» — это ваша чувственность. Это дар природы, но он превратится в источник мучений, если не позволять себе того, что просит тело и душа… А вы и себя мучаете, и меня, вот он, настоящий грех, мой маленький кит!
— Дамблдор сказал, что это похоть… разврат!
Северус с досадой поморщился.
— Знаете, что такое разврат, милый мой? Это циничное отношение к любви. Если Дамблдор исковеркал собственную жизнь и жизнь своего друга, втоптав в грязь все хорошее, что между ними было, то кто ему дал право делать это с вашей жизнью? С моей жизнью? Вы ему это позволите?
Гарри молча глядел на друга блестящими взволнованными глазами.
— Маленький кит, не мучай себя, — Северус наклонился над ним и коснулся губами щеки, щекоча дыханием. — Кстати, о бесах… Ты заметил, что в Ветхом Завете злые духи служили Богу, а в Новом — резко переметнулись к дьяволу? — прошептал он ему в ухо. — Как вам такое безобразие, мистер Поттер?
Гарри моргнул. Думать сейчас не хотелось.
— М-м… Я не настолько хорошо знаю Библию…
— Вот-вот. Не настолько хорошо знаете, но это не помешало вам поверить на слово тому же Дамблдору. Как можно судить о том, что не изучил досконально, о том, о чем имеешь слабое и поверхностное представление? Мистер Поттер, я согласен на что угодно, готов вместе с вами Библию изучать, лишь бы вы захотели хоть немного проанализировать прочитанное, но вы же не хотите!
— Я не хочу Библию изучать. Не знаю, почему, — жалобно сказал Гарри и прижался крепче к теплому боку дорогого друга. — Тогда… мне казалось это правильно и нужно, а сейчас… Не хочу. Особенно Ветхий Завет. А почему бесы перешли на сторону дьявола?
Он вдруг почувствовал, как ладонь Северуса пробралась под одеяло и легла ему на живот.
— Потому что родилась новая религия, появился новый кудесник, Иисус. В то время среди иудеев была распространена вера в чудеса, в волхвов, в целителей. Многие народы, жившие среди иудеев, верили в нечистую силу. Надо было доказать, что Иисус силен, что новая религия конкурентоспособна, говоря современным языком… Надо было доказать, что Христос побеждает всякое зло, своё ли, чужое ли. В Ветхом завете нет ничего о бесах, есть только духи уныния, блуда, ревности, лжи… И эти духи посланы Богом. Я бы назвал их нашими эмоциями, мистер Поттер, — ладонь Северуса медленно двинулась по его животу и замерла немного ниже пупка. — Но Иисус отделил нечистых от человека, христианство списало на бесов то, что людям свойственно от природы, и теперь пытается всеми силами их «освободить». Вам не кажется, что нечестно и трусливо приписывать свои желания и эмоции кому-то другому? Какой-то сущности, которую никто никогда не видел и не увидит? Почему я должен говорить «Бесы заставляют меня любить этого мальчика», если честней будет сказать «Я люблю… Я хочу этого мальчика… хочу до боли, до умопомрачения!»
Гарри буквально опьянел от голоса — негромкого, мягкого, волнующе-низкого. Рука Северуса на его животе не двигалась, но от ощущения теплой ладони на голой коже он начал мелко дрожать. Он приподнялся на локтях и скользнул вверх по постели, мучимый диким желанием, чтобы рука случайно оказалась хоть на пару дюймов ниже.
Северус подцепил пальцем другой руки его футболку, потянул вверх и, наклонившись, коснулся губами обнаженной груди.
— Не надо… боже, что ты де… лаешь, — Гарри почувствовал, как его сосок очутился между теплыми губами. Горячий влажный язык медленным широким мазком прошелся по бугорку, а рука, которая еще секунду назад грела его живот, скользнула ниже.
Желанная ладонь мягко легла на его грешную плоть.
— Северус!..
— Угу, — нежный ласкающий язык прочертил дорожку от одного соска к другому, пальцы добрались до застежки на брюках и расстегнули, ловко и почти незаметно.
Гарри запустил трясущиеся руки в густые волосы драгоценного друга и бессознательно выгнулся, прижимаясь бедрами к ладони. Коварная рука невозмутимо возлежала на его расстегнутой ширинке, как притворно-спокойный хищник, напряженно караулящий добычу у пещеры.
Пальцы юноши замерли в волосах Северуса.
— Что это, шрам?.. — он сосредоточенно водил пальцами за ухом друга.
Северус поднял голову от его груди, оторвавшись от увлекательного языкового общения с левым соском Гарри.
— Память про обряд экзорцизма, мистер Поттер. Кое-кто активно бесов изгонял… Едва не убил, — Северус просунул пальцы под резинку его трусов.
— О Боже, прости меня, какой я идио-о… ох, не трогай!
— Хорошо, не трогаю, — миролюбиво сказал Северус, убирая руку.
— Нет, нет, то есть да!… ох, еще… Пожалуйста! Ну пожалуйста!
Гарри схватил его руку и прижал к себе, весь дрожа.
Северуса не нужно было упрашивать. Рука охотно вернулась туда, где эскадрон бесов разливал по венам адов огонь.
— Мой хороший… да… О, боже ты мой, — вдруг потрясенно сказал Северус.
Гарри ощутил, как пальцы сомкнулись на его обнаженной, горячей, измученной плоти. Он покрылся мурашками, и в следующее мгновение его бросило в жар.
— Гарри… ты такой… О-о… Ты невероятный, ты!..
Гарри хватал ртом воздух. Он двигался, извивался в крепкой ладони, захлебываясь в ощущениях. Никогда его собственные руки не доставляли такого невыносимого наслаждения, смешанного с обжигающим мучительным стыдом.
Северус откинул одеяло, пытаясь рассмотреть чудесную, крупную, горячую и вздрагивающую добычу в своей руке.
— Н-нет, — Гарри рывком натянул одеяло до подбородка, но вырваться из охватывающих пальцев было выше его сил.
— Хорошо, я не смотрю, я не смотрю, не бойся, мой славный, мой чудный, мой… о-о…
Гарри почувствовал, что вторая рука Северуса скользнула к нему в промежность, расширяя территорию ласк. Сказать «нет» он уже не мог, просто потому, что потерял способность говорить.
Губы Северуса добрались до его уха, трепещущий кончик языка двинулся в путешествие по тонким изгибам ушной раковины. От хриплого прерывистого дыхания в голове окончательно помутилось.
— Нежный мой, чудесный… совсем не маленький кит!..
Гарри комкал пальцами простыню, продолжая толкаться в сжимающую его ладонь, умирая от острого чувства неудовлетворенности — друг мучил его слишком медленно, не притрагиваясь к головке, и только кончики пальцев трепетно касались и кружили вдоль самого краешка. Пальцы второй руки казались горячим шелком, струящимся у него между ног. Это было невыносимо.
Более чем невыносимо.
Теряя голову, захлебываясь дыханием, он забился в сладко мучающей его руке, скуля, как волчонок, тонко и жалобно.
Ладонь охватила его крепче и задвигалась быстрее. Будто прочитав мысли несчастного, пальцы нежно и крепко сжали кольцом скользкую горячую головку. Мука и сладость слились в огненную точку на конце его естества, он попытался что-то крикнуть, но из горла вырвался странный стон, почти визг.
Сладчайшая волна толчков накрыла его так неожиданно и с такой сокрушительной силой, что на мгновение Гарри показалось — он сейчас умрет.
— Хороший мой, да… Да!.. — услышал он, падая, окунаясь в океан облегчения.
Губы друга скользнули по животу, сцеловывая липкое, теплое, грешное семя.
Он оттолкнул его голову ослабевшими руками.
— Северус, ты с ума сошел! Переста.. перестань!..
Губы тряслись, сердце продолжало бешено колотиться в груди. Он чувствовал, будто его уносит течение теплой медлительной реки.
Внезапно Северус схватил в ладони его лицо и развернул к себе.
— Ты слышал голос Дамблдора?
Гарри ответил не сразу.
— М-м… нет.
— Никто, ничто… бесы… не было ничего?
Гарри вдруг ощутил непривычную легкость. Только сейчас он понял, что ни разу не вспомнил о бесах. Он расплылся в улыбке.
— Нет… ничего такого… Северус, ты смешной сейчас, — прошептал он, любуясь взволнованным, растрепанным и чем-то озабоченным другом.
Тот с облегчением вздохнул. В черных глазах смешалась тревога и нежность.
— Вы на меня не сердитесь, мистер Поттер?
Гарри вспомнил жадные губы, собирающие с его живота липкие плоды греха.
— Вы странный, мистер Снейп, — он невольно покраснел.
— Разве? Вы не любите странных, мистер Поттер?
Гарри обнял его за шею, нырнул пальцами в густой шелк волос, отыскивая маленький шрам.
— Больше, чем люблю! Обожаю! Вообще… даже такого слова нет, — вздохнул он.
— Драгоценный мой, — прошептал Северус и прижал его к себе едва не до хруста в ребрах.
Гарри мельком вспомнил о раскаянии, печально вздохнул и затих: каяться, уютно лежа на согнутом локте Северуса и вдыхая запах его тела, было не с руки.
* * *
— Это такая привычка у тебя, всему верить? Я и трезвому Сириусу не верю, а уж пьяному… Еще можно допустить, что кто-то из родственников пострадавших пациентов возжаждал расправы, и то… Может, ему взбрело в голову свести с Люциусом счеты, друзьями они уж точно никогда не были…
Машина свернула на Тули стрит, и Гарри с неудовольствием посмотрел на клинику: сейчас они с Северусом вынуждены будут вновь расстаться.
— А что с этими анализами, разве это не странно? — спросил он. — Мистер Малфой и вправду занимается какой-то синтетической кровью, которая спасет человечество?
Северус расхохотался нехорошим смехом.
— Это он тебе так сказал? Люц, Сальватор Мунди! Какого дьявола ты вообще полез к нему с вопросами! — внезапно разъярился он.
Гарри вспыхнул. Его губы задрожали от обиды.
— Ты со мной так разговариваешь… Конечно, после того, что вчера… Теперь меня можно не уважать, — он отвернулся и уставился в окно.
— Ты о чем? Что ты такое говоришь! — Северус резко затормозил. — Гарри, ты сам понимаешь, что сейчас сказал? Это бред, ахинея, это полная еру…
— Да! Всё, что я говорю — бред, всё, что думаю — чушь! Я — дурак, кретин, болван и идиот! А вчера ты просто хотел проверить, действуют на меня внушения Дамблдора или нет! Проверил и отправил подальше, спать в другую комнату!
Северус впился пальцами в его плечо.
— Гарри, прекрати! Это неправда!… Как тебе вообще такое в голову пришло? Извини, я…
Северус попытался его обнять, но тот дернул плечом.
— О, смотри, Гермиона! — внезапно сказал Гарри. — Я пойду, — он резко распахнул дверь.
Обернувшись, он на секунду встретился взглядом с Северусом. В черных глазах была растерянность и что-то еще, о чем сейчас не хотелось думать. Отступать было поздно.
— В клинике увидимся, — буркнул юноша, вылетел из машины и случайно захлопнул дверь сильней, чем следовало.
— Герми! — крикнул он. Девушка обернулась и махнула ему рукой.
Едва дождавшись светофора, он перебежал дорогу и кинулся к подруге.
— Привет! Здорово, что я тебя встретила, — девушка неожиданно чмокнула его в щеку.
Гарри немного покраснел и обернулся назад. Бентли стоял у обочины, не трогаясь с места.
— Ты куда в такую рань? Ты тут работаешь где-то?
Гермиона расплылась в улыбке.
— Я к вам в гости. В клинику.
Гарри нахмурился.
— К Нимфадоре? — безрадостно спросил он.
— Она позвонила, просила приехать. Сказала, у нее для меня сюрприз.
— Ну да, Люпин вчера в Дублин улетел, отличный сюрприз, — буркнул Гарри. — Это, конечно, ваше дело, но он завтра вернется, ему кто-нибудь расскажет и…
Гермиона взяла его под руку и потащила к центральному входу. Гарри обернулся и увидел, что Бентли медленно сворачивает на парковку для персонала.
— Нет, она меня попросила подойти в одно место, — заговорщическим тоном сказала девушка. — Хорошо, что я тебя встретила, ты мне покажешь. Рентген-кабинет на четвертом этаже, комната четыреста десять.
— Хорошо придумано, — с неудовольствием заметил Гарри, распахивая перед Гермионой дверь и вежливо пропуская ее вперед. — Там ремонт собрались делать, все вывезли, только стол остался и пара каталок.
Гермиона фыркнула.
— Гарри, ты, может, какую-то ерунду про нас думаешь! Стол, каталки… Да я просто хотя бы посмотрю, где она работает, а то, что Ремус уехал… Думаешь, Нимфочка ко мне домой приехать не может?
«О Боже, Нимфочка», — с раздражением подумал Гарри.
— Да ничего я не думаю.
Они остановились у лифта. Гарри оглянулся, втайне надеясь увидеть Северуса, но того не было. Как всегда, в ожидании кабины собралась толпа. Среди незнакомых сотрудников у лифта переминался с ноги на ногу Люциус Малфой в добротном светло-сером костюме. С досадой на лице, трансплантолог безуспешно пытался дозвониться кому-то по мобильному. Потерпев неудачу в очередной раз, он сунул телефон в карман пиджака, повернулся и тут только заметил Гарри.
— Мистер Поттер, — неприятно-сладким голосом поздоровался он.
— Доброе утро, сэр, — подчеркнуто вежливо отозвался Гарри.
В тот же момент его и Гермиону сдавило с боков и буквально внесло в кабину.
— Как у вас тут все рвутся на работу, — придушенно пискнула девушка. — Бедлам эта ваша клиника!
Малфой смерил Гермиону брезгливо-высокомерным взглядом.
— Не волнуйтесь, вам никто не предлагает здесь работать, мисс.
— Почему же, я бы предложил, — хихикнул маленький лысый мужчина, налегая на Гермиону животом.
Кто-то засмеялся.
— А кем работать? — с любопытством спросила девушка.
— У нас санитарок нет. Таких симпатичных, во всяком случае, — сказал лысый. — Одни ребята… А хочется поэзии…
— Девушка, не слушайте его, — перебил какой-то молодой человек. — В морге мерзнуть... Давайте к нам!
— Господи, святые небеса, — пробормотала Гермиона. — Куда это к вам?
— В гнойно-инфекционку, — жизнерадостно предложил парень.
К счастью, в этот момент лифт открылся на четвертом. Господин трансплантолог вылетел первым, задев локтем Гермиону.
— Хам, — в спину ему бросила девушка.
— Герми! — сердито сказал Гарри. — Ты специально к себе внимание привлекаешь, что ли?
Гермиона невозмутимо поправила волосы, собранные в высокий пышный хвост.
— Слушай, что с тобой такое? Ты на себя не похож! Злишься, дергаешься. Расстроенный какой-то. У тебя что-то случилось?
По лицу Гарри прошла легкая судорога.
— Все нормально, — буркнул он. — Идем, провожу в четыреста десятый.
— Значит, это твое рабочее состояние, — хихикнула Гермиона. — Настоящий санитар суров и тверд, как гранит!
Хорошее настроение подруги раздражало. На душе у Гарри стало еще гаже.
В рентген-кабинете он был несколько дней назад. Судя по всему, Нимфадора все продумала: комнатой в дальнем конце коридора не пользовались уже вечность, и Гарри знал, что каждое отделение пыталось отхватить помещение себе. В тяжелой схватке победил профессор Люпин, доказав, что ему жизненно необходим архив.
В сумочке Гермионы тренькнул мобильный. Девушка поспешно вытащила телефон с бегущими по экрану сердечками.
— Уже подхожу, — произнесла она и оглянулась вокруг. — Нет, в коридоре никого.
Она бросила телефон в сумочку и улыбнулась Гарри.
— Вот, тебе сюда, — хмуро сказал он, остановившись перед широкой дверью с поблекшей надписью «Без вызова не входить».
— А меня вызвали! — глуповато хихикнула Гермиона.
В ту же секунду дверь распахнулась. На пороге стояла Нимфадора — взволнованная, растрепанная и настолько не похожая сама на себя, что если б не розово-малиновый цвет волос, Гарри бы ее попросту не узнал.
— Черт! — вдруг выкрикнула медсестра, глядя на Гарри, как на привидение. Она яростно рванула ручку двери на себя, но, к несчастью, тяжелая рентгенозащитная дверь со свинцовой прослойкой внутри не закрылась достаточно быстро.
Через плечо Нимфадоры Гарри успел увидеть стол и лежащего на нем человека. Санитара Поттера будто ударило током.
Без признаков жизни, бледный и бескровный, на столе лежал Драко Малфой.
* * *
Глава опубликована: 30.10.2012
43. Медики шутят. В саду пастора Риддла
— Что это такое?
Оттолкнув Гермиону, Гарри дернул на себя дверь с такой силой, что Нимфадору отбросило к дверному косяку.
Он влетел в кабинет и остолбенел.
Драко лежал с закрытыми глазами, совершенно обнаженный и неподвижный, ни дать ни взять подготовленный к операции пациент. На фоне синего стерильного белья, которым был покрыт стол, тело казалось белым как мел.
Гарри облегченно перевел дух — Драко дышал. Грудь вздымалась тихо и размеренно, судя по всему, парень просто спал. Челка цвета топленого молока растрепалась, губы по-детски приоткрылись. Спящий крестник Северуса напомнил Гарри фарфорового херувима тети Петуньи. На каминной полке в ее гостиной красовалась изящная фигурка: белый фарфоровый ангел сладко спал, прикрывшись крылом. Несмотря на отсутствие крыльев, сходство Драко с теткиным ангелом было налицо, включая фарфоровую бледность.
За спиной раздался лязг закрываемой двери, юноша вздрогнул и обернулся, тут же встретившись взглядом с Нимфадорой Тонкс.
— Гарри, э-э… не волнуйся, это шутка. Просто шутка, — сказала она, нервно крутя в руках моток скотча.
Гермиона застыла, открыв рот и глядя расширившимися глазами на стол с поверженным телом своего давешнего врага.
— Что ты с ним сделала? — с ужасом спросил Гарри.
— Не тыкай мне! — внезапно вышла из себя Нимфадора. — Тебя сюда никто не звал, и не твоего ума дело, что я сделала! То, что заслужил! Ничего страшного! Очухается!
— Я спрашиваю, что с ним, почему он без сознания?! — выкрикнул Гарри, надвигаясь на медсестру.
Нимфадора попятилась.
— Под наркозом отдыхает, принц паршивый! И скажи спасибо, что еще дышит! Таких скотов в тюрьму сажать надо, а он разгуливает, живет себе, поганец, на свободе, подлыми ногами землю топчет! Таких, как он, кастрировать надо и… — она не договорила.
Гермиона одним прыжком налетела на подругу и рванула ее за воротник с такой яростью, что раздался треск.
— А МЕНЯ ты спросила? Я тебя просила о ТАКОМ, говори! Я просила его тут убивать, резать, пытать? Говори, говори, говори! — истерическим голосом выкрикнула она, исступленно терзая ее блузку.
— Солнышко, ты чего, — растерялась Нимфадора, отступая к стене и безуспешно пытаясь оторвать от себя руки подруги. — Я ведь в шутку, для тебя же!
— А это что, тоже шутки?! — Гарри схватил со столика стернотом. — Ты его тут на куски кромсать собралась? Приготовила все, позаботилась!
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |