Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак 16 страница



 

Чиновники и начальственные дамы в замешательстве переглянулись. Надо было бы поставить директора на место, но не перед телекамерами же. Главный районный начальник не зря носил свой дорогой костюм. Он величественно кивнул и сказал, как резолюцию поставил:

 

– Под вашу ответственность.

 

Уже в своем кабинете Павел Сергеевич наконец дал волю чувствам. Впалыча он сразу отправил домой («Пусть сами за свои художества отвечают») и всыпал от души всем за всё чохом: за споры с учителями, несанкционированные флешмобы, драки с одноклассниками (Молчун даже не моргнул) и одноклассницами (Юля собиралась было возразить, но Димка одернул: «Потом!»)… Отвел душу и проворчал:

 

– Все свободны! Кудрявцев, останься!

 

Когда Птицы, ободряюще подмигивая Женьке, вытолкались в коридор, Павел Сергеевич почти мирно спросил:

 

– Кудрявцев… Вам что, в 34-й школе не читали лекции о… хм… семье и браке? Не учили использовать… защитные средства?

 

Женька изумленно смотрел на Павла Сергеевича. А тот, в порыве озорства, открыл ящик стола, доверху набитый презервативами, зачерпнул горсть и протянул Жене:

 

– Держи! И больше не залетай!

 

Женя автоматически сунул подарок в карман и пробормотал:

 

– Да я и не залетаю…

 

– А эта… Вика твоя? Ее отец мне тут целую трагедию разыграл. Мол, ты к нему пришел, просил руки дочери, которая в интересном положении, – тут в голосе директора зазвучала надежда. – Или он соврал?

 

– Да! То есть нет… То есть… У нас с Викой ничего не было, но она сказала, что… у нее ребенок будет…

 

– От тебя?!

 

– Нет… от кого-то другого. А я тогда решил, что как она одна? Вот и пошел просить руки… А она оказалась не беременная…

 

У Женьки пылали щеки. Теперь, когда он рассказывал историю своего сватовства вслух, понимал, как по-идиотски она выглядит со стороны.

 

Павел Сергеевич подпер рукой голову и произнес с неизбывной тоской:

 

– Какие вы все придурки в вашей 34-й. Гении – а придурки.

 

И вдруг улыбнулся чему-то своему.

 

– Хотя знаешь, я ведь примерно так на своей супруге и женился. И ничего. Душа в душу. Двое детей, – директор перехватил удивленный Женькин взгляд и строго добавил. – Только это на втором курсе университета было, а не в десятом классе! Все, свободен.

 

Женька хотел было уже идти, но вспомнил о подарке и торопливо выложил его на стол директору. Не удержался и спросил:



 

– А зачем вам столько?

 

– Да это акцию проводили, – устало ответил тот. – «Стоп-спид». Надо было среди старшеклассников раздать, но знаю я, чем все кончилось бы… Надувать бы начали, воду наливать… Слушай, Кудрявцев, иди уже, а?

 

Когда дверь за Женей закрылась, Павел Сергеевич подумал: «Скорее бы четверть началась. С этими каникулами до инфаркта недалеко».

 

А на следующий день Женьке позвонила безумная дама из фонда Костевича:

 

– Евгений! Очень хорошо, что вы взяли трубку! Это было гениально! Это был флешмоб, да?! Отличная идея!

 

Вы так хотели привлечь внимание к проблемам исторического наследия? Браво! Я уже кинула клич по нашим активистам, мы собираемся устроить костюмированную свадьбу Костевича и Анны! Вы приглашены! Хотя знаете что? Вы это все и организуете! У вас есть симпатичная девушка? Вот она пусть будет Анной! А Костевичем – вы! Вот у меня перед глазами его карандашный портрет… да вы с ним одно лицо! Ну, что вы молчите?

 

– Здравствуйте, – только и смог выдавить из себя Женька.

 

– Вот и отлично! – завтра жду вас с друзьями в 11–00 в нашем музее. Дорогу найдете? Хотя что я говорю! Наш музей ведь переехал в здание вашей бывшей школы! До встречи, не опаздывайте.

 

Из всего это сумбура Женька понял только то, что их старую школу теперь точно не снесут.

 

Чтобы выветрить трескотню энергичной дамы, он отправился погулять, благо погодка стояла солнечная, хотя и прохладная. И почти сразу увидел Вику. Она брела вдоль дома с видом сомнамбулы. Женька подавил искушение нырнуть назад в подъезд и окликнул:

 

– Вик! Привет!

 

Она вздрогнула, словно очнулась, и повертела головой:

 

– Ой… А чего я сюда забрела? Привет!

 

– Задумалась, наверное.

 

– Ага…

 

Теперь Женька должен был спросить «О чем?», но не спросил. Он был занят – с интересом рассматривал Викино лицо. Левый профиль, которым она к нему все время сидела. И солнце так красиво подсвечивает. И весна. И не цепляет. Совсем.

 

Пауза слишком затянулась, и Вике пришлось брать инициативу в свои руки.

 

– Я о тебе думала. Ты вообще… молодец. Взял и пошел к моим родителям.

 

Женя улыбнулся.

 

– Руку попросил, – продолжила Вика. – Очень благородно.

 

– Да глупо, – наконец подал голос Женька, – хоть и благородно. Я же в тебя тогда был влюблен.

 

Вика вздрогнула. «Был влюблен» прозвучало просто и без надрыва. Был – а теперь нет. Она даже обижаться не стала, опустила голову и пошла домой. Женька смотрел ей вслед и любовался: «Она красивая. Фигура. Ноги… А чего это она в юбке и с голыми ногами? Вроде не по погоде. И ноги синие… Сколько ж она тут меня поджидала?»

 

Очень захотелось догнать, утешить, сказать что-нибудь приятное, но Женька не стал. Он чувствовал себя легко и свободно, как на той городской олимпиаде, когда полчаса мурыжил последнюю задачу – и вдруг нашел решение. Он еще тогда подумал: «Как просто! Что ж я, дубина, сразу не догадался!?»

 

Дама из фонда Костевича была, как обычно, излишне оптимистична. В здание школы музей так быстро не мог переехать, но вся ее бешеная энергия была направлена в этом направлении.

 

– А все-таки жаль школу, – вздохнула Кошка.

 

Птицы сидели в кабинете у Впалыча и пили чай с плюшками.

 

– Главное, Воронько не посадят, – сказал Дима.

 

Все они час назад вернулись с открытого заседания суда по делу спонсора их бывшей школы. Доказывали, что никаких денег через школу никто не отмывал.

 

– Мне выдали деньги перед поездкой, я их и тратил, – оправдывался учитель физкультуры, – а как я вам за них отчитаюсь, если у меня половина трат наличкой и мимо кассы? То сторожу заплати, то за кемпинг, то спасателям. Как они мне чек в горах выдадут? А последние деньги мы оставили леснику на корм медведям.

 

– Каким медведям? – не выдержал судья.

 

– Большим таким, – развел руками физрук, – бурым. Там заповедник, а год голодный. А они вымирают.

 

– Но зачем?! – изумился судья.

 

– Дети попросили… – пожал плечами физрук. – Они такие красавцы – эти медведи. Мы в бинокль за ними наблюдали.

 

Учительница биологии Ольга Петровна честно притащила с собой кучу чеков, но никак не могла с ними разобраться.

 

– Вот это, кажется, мы опарышей покупали…

 

– Опарышей? – судью передернуло.

 

– Ну да, для опытов по генетике… Нет! Это не опарыши! Это бамбук! Мы тогда замеряли скорость роста и даже устроили чемпионат… А вот качественный корм для морских свинок только на рынке нашли, поэтому без чеков, но зато вот фотографии. Это Нюша, она почти килограмм весила, пришлось разрабатывать специальную диету и комплекс физических упражнений. Вот, смотрите!

 

Еще больше запутывал картину главный обвиняемый гражданин Воронько. На все вопросы судьи он монотонно отвечал:

 

– Учителя ни при чем. Это все моя вина…

 

Адвокат весь на мыло изошел, дергал своего подопечного за рукав, пытался влезть с уточняющими комментариями – и допрыгался до того, что в середине процесса Воронько прилюдно заявил, что будет защищать себя сам. Впрочем, линия защиты у него не поменялась, он по-прежнему твердил: «Это все я».

 

Бедный судья не рад был, что ему попалось это дело. Судить группу энтузиастов с горящими глазами, которые вместо показаний периодически срываются на рассказы то о путешествиях, то о чудо-приборах, то о мировых чемпионатах, то о книгах, которые выписывались из-за границы для индивидуальных проектов пятиклассников, было невозможно. По закону все должны были отвечать. За разгильдяйство же нужно отвечать! Но, во-первых, уголовным делом тут и не пахло, во-вторых, по-человечески осудить их было нельзя. И вся судейская команда понимала, что весь свой опыт им придется потратить на то, чтобы максимально смягчить приговор.

 

– Ну почему? Почему вы не нашли нормального опытного бухгалтера? – с тоской спросил судья у Воронько.

 

– Потому что в сказках нет такого персонажа, – вздохнул спонсор, – а я хотел сказку. А все эти опытные бухгалтеры такие зануды…

 

Словом, когда в перерыве судье позвонили из мэрии и намекнули, чтобы он не очень-то лютовал («Там дети вон какие самоотверженные, за школу горой. По федеральному каналу показывали, вы в курсе?»), он с неизъяснимым облегчением пообещал, что приговор будет максимально мягким. Вплоть до отсутствия состава преступления.

 

Когда Воронько выходил из зала суда, по его лицу было понятно, что он сам не верит в произошедшее. Какой-то смешной штраф за все его художества? Но прийти в себя не дали налетевшие репортеры:

 

– Как вы расцениваете результат?

 

– Будете ли подавать апелляцию?

 

– Правда ли, что вы купили судье остров в Эгейском море?

 

– Кто ваш покровитель в Кремле?

 

Бывший подсудимый уже собирался коротко и от души объяснить «креветкам пера», что не собирается выслушивать их безумные вопросы и тем более отвечать на них, но осекся. За частоколом микрофонов он заметил лицо сына. Воронько-младший смотрел на него… как-то странно. Раньше у него такой задумчивости в глазах не наблюдалось.

 

Раздвинув толпу, Петр Сергеевич молча ухватил Никиту и поволок к машине. Камеры защелкали, как клювы стервятников.

 

Уже в салоне Воронько-старший сказал:

 

– Извини, что пришлось тащить. Заклевали бы… Тебя домой?

 

Никита кивнул, не сводя с отца странного взгляда. Тот занервничал:

 

– А ты вообще чего тут? Решил приговор послушать?

 

– Не только. Я на всех заседаниях был… кроме первого.

 

Петр Сергеевич вздохнул:

 

– Да, опозорил я тебя… Извини… Просто, понимаешь…

 

– Понимаю, – неожиданно перебил его сын. – Ты крут.

 

Воронько-старший закашлялся от неожиданности.

 

– Понимаешь, пап, – сказал Никита, – я думал, ты жлоб. Подставляешь всех и кидаешь. А ты всех вытаскивал.

 

– Так я же… – сквозь кашль просипел отец, – правда, сам виноват… всех втянул… А надо было над ними экономиста поставить…

 

– Ага, – усмехнулся сын, – и тогда был бы нам и Памир, и Париж, и лаборатория, как в МГУ…

 

Петр Сергеевич уже смеялся сквозь кашель.

 

– Точно…

 

– Короче… я, типа… тобой горжусь…

 

Воронько-старший был даже доволен, что никак не может справиться с кашлем, потому что не понимал, как нужно отвечать в таких случаях. А Никита уже и сам злился на себя и вдруг с чувством принялся колотить отца по спине. Колотил долго, и Петр Сергеевич взмолился:

 

– Все! Все! Прошло!

 

Они молчали до самого дома Ворона, глядя в противоположные окна машины. Напоследок отец спросил:

 

– А чего ты вообще решил на суд пойти?

 

Никита пожал одним плечом и вылез из машины, не попрощавшись. Не хотелось рассказывать, как однажды к нему заявился этот стремный пятиклашка Артем и строго сказал: «Ты должен быть на суде. Твой отец ведет себя… правильно. Я бы хотел такого отца». После чего ушел, не обращая внимания на злые крики Ворона в спину. Как будто знал – придет, никуда не денется.

 

Женька с Молчуном шли по улице и ели леденцы. Петушков на палочке. Очень вкусных, малиновых.

 

– Говорят, – сказал Женька, – раньше только такие и были. Никаких тебе чупа-чупсов или сникерсов.

 

Молчун кивнул.

 

– А теперь мало кто их вкус знает. Жалко.

 

Молчун согласно вздохнул.

 

– Слушай! – загорелся Женька. – А давай накупим леденцов и начнем всем детям дарить! Просто так, в честь хорошего настроения!

 

Молчун полез за кошельком, но вдруг замер. Женька проследил его взгляд.

 

Возле скамейки рыдал карапуз лет пяти. Его утешала, присев на корточки, бабушка. Сидела она спиной к Женьке и Молчуну, но по голосу было понятно: бабушка добрая, прямо из сказки.

 

– Егорушка, ну-ну-ну… Не больно же совсем! Только кожу чуть-чуть поцарапал!

 

Егорушка протестующее взвыл и сунул бабушке в лицо свою ладошку, на которой с трудом можно было различить микроскопическую ссадину.

 

– Сейчас кровь пойдё-о-о-от!

 

– Не пойдет, солнышко. Мы сейчас домой вернемся, я зеленочкой смажу…

 

– Щипать будет!

 

– А я подую!

 

Егорушка посопел, не нашел новых поводов для огорчения и принялся выть просто так, по прежнему поводу.

 

Молчун решительно подошел к карапузу и вручил ему своего петушка. Егорушка схватил леденец без размышлений, а вот бабушка встрепенулась:

 

– Ой, маленький мой, тебе же нельзя, у тебя же аллергия выскочит!

 

Женька хотел успокоить, объяснить, что петушок натуральный, почти без красителей, но тут бабушка повернулась к ним, и слова застряли в горле.

 

Это была Злыдня. Женька и Молчун только что не зажмурились от ужаса.

 

Но Елена Ивановна хоть и смотрела на них, видела только Егорушку:

 

– Спасибо вам, детки… – и она снова повернулась к внуку. – Егорушка, давай вернем…

 

Егорушка только слегка сдвинул брови, но этого оказалось достаточно.

 

– Хорошо-хорошо! Только давай договоримся: маме не скажем, ладно? Мама наругает меня…

 

Молчун и Женя осторожно, чуть ли не на цыпочках, отошли. Впрочем, Злыдня, гроза школ и управлений образования, даже не заметила этого.

 

Завернув за угол Женька только головой помотал, приходя в себя. А Молчун предложил:

 

– Давай купим леденцов. Раздавать будем всем. И детям, и бабушкам.

 

Кошка стояла перед дверью Элиной квартиры уже минут двадцать. Переминалась с ноги на ногу и отчаянно трусила. Она не боялась сигануть с пятиметровой вышки в шесть лет, она вышла на ковер против чемпионки мира по карате, она осталась одна на необитаемом острове на три дня. Тогда было не страшно. А сейчас к горлу подкатывался противный комок, как только она подносила руку к звонку.

 

И если бы не соседка, которая вышла из соседней квартиры, Юлька бы проторчала там еще неделю. Как минимум.

 

– Девочка, ты сюда?

 

– Да, – вздохнула Юля.

 

И, пока не передумала, позвонила в дверь.

 

Звонок отозвался у нее в позвоночнике. Дверь открыла Элька. Под пристальным взглядом соседки она придала лицу нейтральное выражение и махнула рукой, мол, заходи. И только когда они оказались в квартире зашипела:

 

– Зачем ты приперлась?

 

– Я пришла извиниться.

 

– Не верю. Ты врешь! Ты все время врешь!

 

– Да, – тихо сказала Кошка.

 

Элька подозрительно уставилась на Юлю.

 

– Я не хотела… – начала та, поняла, как по-детски это звучит, и поправилась. – То есть хотела… Уф-ф-ф…

 

Эля хлопала глазами. Кошка решила начать заново.

 

– Я же умею манипулировать. Нас учили. Я главной стать хотела… но не для себя! Понимаешь, я хотела стать главной, чтобы вы все… чтобы вас повести к добру.

 

– Куда? – Эля уже не знала, верить ли своим ушам.

 

– К добру… – Кошка почувствовала, что краснеет.

 

От смущения она, наверное, сорвалась бы и наговорила кучу гадостей, но Элька вдруг фыркнула, прикрыв рот рукой:

 

– К добру! Нуты вообще!.. Нуты…

 

Юля смотрела на хохочущую Эльку и вдруг вспомнила, как сама когда-то хохотала над Денисом. А он стоял с таким лицом… которое, наверное, сейчас было у нее самой. То есть и на душе у него было так же противно, как и у нее сейчас? Кошка опустила глаза и с трудом закончила:

 

– Сволочь я была.

 

Элька перестала хохотать так же резко, как и начала:

 

– Почему «была»?

 

– Да… наверное… Но я пришла, чтоб сказать тебе, что сделаю все, чтоб исправить…

 

– Тогда сделай так, чтоб я тебя больше никогда не видела. Окей?

 

Юля дернулась, затравленно кивнула и вылетела из квартиры.

 

Аня поглощала очередную булочку, испеченную теть Катей.

 

– Ешь, ешь, – смеялась Полина. – Мама еще и шпечет!

 

– Кушай, кушай, – улыбался дядь Дима. – Революционерка наша.

 

– Я не революционерка! А – Аня! – облизываясь, заявила Анюта.

 

– Если б ты слышала, что про тебя говорили на родительском собрании, – вздохнула теть Катя. – Надо было мне давно к вашей Анастасии Львовне присмотреться. Просто удивительно, каких она страхов навыдумывала!

 

– Ага! – подтвердила Анечка. – Одному мальчику она сказала, что всем расскажет, что он описался в первом классе. А одной девочке, что ее будут бить ремнем… Но с чего она взяла, что вы можете…

 

Тут Аня сбилась, чтобы не произносить страшное слово «умереть».

 

– Наверное, это я виноват, – вздохнул дядя Дима, – Я на первом же собрании попросил ее Катю не беспокоить, и, если что, звонить сразу мне. А чтобы не задавали лишних вопросов, сказал, что тебе волноваться нельзя.

 

– Твоя б воля, ты бы меня в целлофан завернул, – буркнула тетя Катя.

 

– И как мы теперь будем учиться? – притворно вздохнула Аня. – Никто теперь не боится, родители возмущаются…

 

– Уходит Анастасия Львовна! – радостно заявила тетя Катя. – Она нам на собрании сказала, что ее давно звали куда-то на повышение, а она все боялась детей оставить. А теперь ей поступило такое предложение, от которого она не может отказаться.

 

– Понятно, – вздохнула Аня, – сбежала. Теперь она будет не детей, а учителей пугать.

 

А потом подумала и добавила:

 

– Жа-а-алко…

 

– Чего тебе жалко? – удивилась Полина.

 

– Не чего, а кого! Мне учителей жалко. Их же защитить некому!

 

Дима первый раз в жизни видел плачущую Кошку. Он бестолково топтался рядом, не зная, с какой стороны подойти, не зная, что делать и что сказать.

 

А она ревела, как маленькая, вытирая слезы ладошками.

 

– Я понимаю, я это заслужила, я должна уйти раз обещала. И я уйду. Тут рядом школа есть, я туда переведусь.

 

Тут Юля прерывисто вздохнула.

 

– Только там не будет Впалыча, и опять будут все чужие. И Жени не будет, и Анечки, и тебя… Как же я без вас? Как же я без тебя?

 

Диме хватило секунды на то, чтобы чуть не утонуть в Кошкиных слезах. Его руки сами собой обняли, прижали, сердце тут же ухнуло и остановилось. «Сейчас убьет!» – молнией пронеслось в голове.

 

Но Кошка и не думала никого убивать. Она самозабвенно ревела, уткнувшись лицом в Димкин свитер.

 

– Если ты уйдешь, я уйду с тобой, – тихо сказал Дима. – Как же я без тебя?

 

Кошка на секунду замерла у Димки в руках, а потом зарыдала с новой силой.

 

– Какая же я ду-у-у-ра, – провыла она.

 

А Дима только прижал ее к себе покрепче. Он был совершенно, безусловно и неприлично счастлив.

 

Четвертая четверть

 

 

Анечка вскочила с кровати и начала судорожно собираться.

 

– Мааам, – закричала она, – где мои колготки?!

 

– На стуле.

 

– А! Вот они! А где мой завтрак?

 

– На столе.

 

– А! Нашла! А где моя куртка?

 

– Не нужна тебе куртка, теплынь на улице! И куда ты так несешься, тебе до первого урока еще час.

 

– Какой час, у нас последний звонок на носу! Нам еще репетировать и репетировать. И мне еще к олимпиаде готовиться и у нас турнир по шашкам в начальной школе! Короче, дай мне быстрее яблоко, я побежала.

 

– Аня, а ну сядь быстро! Поешь как человек!!!

 

– МАМА! Я ХОЧУ В ШКОЛУ!!!

 

Постскриптум

 

 

События, описанные нами в книгах, имеют обыкновение сбываться. Мы не специально, так само получается. После «Время всегда хорошее» изобрели телефоны, которые сворачиваются в трубочку. После «Гимназии № 13» в одноименной минской гимназии завелся большой кот, а после «Москвеста» в Москве появился памятник голубям.

 

Мы клянемся, что этот памятник придумали вместе с трогательной историей про голубей и понятия не имели о его существовании. А уж о том, что он стоит во дворе той самой церкви, мы и представить себе не могли… До сих пор с трудом верим в его существование, несмотря на то, что сходили, сфотографировались с ним. С ними. С голубями.

 

Так вот, «Я хочу в школу!» мы писали с тайной целью. Мы подумали: раз наши книги сбываются, то и эта сбудется. И наши дети будут просыпаться с утра и бежать в школу, как на праздник. И учиться им будет интересно.

 

А пока мы этого ждем, вокруг книги уже начали происходить настоящие чудеса. Наша тест-читательница Катя Садова (а тест-читатели – это такие специальные читатели, которые читают книгу в рукописи) принесла нам письмо Анны Ордынцевой Сергею Костевичу.

 

Она все сделала так, как описано в книге.

 

И мы совершенно не удивимся, если выяснится, что жена одного из декабристов на самом деле не жена ему…

 

Хотя… Наверное, для одной книги чудес будет многовато. Пусть лучше наши дети будут хотеть в школу! Это наше самое заветное авторское заветное желание.

 

Евгения Пастернак и Андрей Жвалевский

 

Текст письма:

 

Милый друг мой, Сереженька, благодарю тебя всем сердцем своим и душой за заботу твою обо мне и моих любимых родственниках. Молюсь за дорогу твою трудную в край далекий, пусть будет она доброй и безгорестной, благословляю тебя всей душой свой любящей! Дай Бог, чтобы добрался ты без нашествий сил злых, живым и невредимым. С тех пор как держу письмо твое в руках своих, радости моей конца нет. Слава и благодарение Господу за тебя, Сереженька Афанасьевич! Однако я не могу совершить то, о чем ты меня просишь, друг мой сердешный! Всемогущий людей создавал добрыми и самоотверженными, значит Господь одобрит деяние мое, и не посчитает тебя клятвопреступником. Я благодарю тебя за все старания твои, но молю – не совершай глупостей разнообразных, ведь я уже в дороге, и препятствовать этому или нет – решит лишь Господь Бог!

 

Любящая тебя

А. Ордынцева

 

 

. A. Q. (часто задаваемые вопросы)

 

 

Рукопись этой книги (как и прочие наши рукописи) прошла через горнило обсуждения нашими любимыми тест-читателями. Некоторые их замечания мы учли, некоторые проигнорировали, но кое-что придется пояснить отдельно.

 

В каком городе дело происходит? В любом городе России. Скорее всего, это не Москва и не Питер. Точнее сказать не можем, потому что не знаем.

 

Как отбирали детей в 34-ю школу? Вопрос не кажется нам принципиальным, но раз народ интересуется, попробуем ответить. Точная процедура нам неизвестна, но можем предположить, что педагоги 34-й школы обходили окрестные учебные заведения и занимались «охотой за головами». Они, наверное, заходили прямо во время уроков, слушали и наблюдали. Выбирали не отличников, а самых неординарно мыслящих. Старались «выудить» кандидатов помоложе, первоклассников. А может быть, начинали еще раньше, с детских садов и всяких развивающих курсов. Кого-то, как Молчуна, находили прямо на улице. Кто-то, как Ворон, приходил в 34-ю школу после нескольких лет учебы в школе «обычной».

 

Что это за убийство Анечки в самом начале книги? Наши герои играли в «Мафию» – психологическую ролевую игру, в которую сейчас играют и по телевизору, и в компаниях, и в школах. Суть состоит в том, что среди честных людей заводятся несколько мафиози (тайком, чтобы честные ни о чем не догадались). А затем все вместе решают, кого убить… Ой нет, так еще непонятнее. В общем, найдите в интернете правила этой увлекательной игры – и попробуйте в нее поиграть.

 

Где Анечка нашла провод от монитора? Для многих тест-читателей школьного возраста этот вопрос стал чуть ли не главным. Давайте рассуждать логично. Провода от детей прячут обычно кто? Родители. Значит, они должны выбирать места, в которые (как считают взрослые) дети заглянут в последнюю очередь. Что это за место? Подумайте сами, куда вам меньше всего хочется забраться. Книжная полка? Аптечка? Папины инструменты? Мамина косметика? Вот там и ищите!

 

Существовал ли декабрист Костевич? В истории с декабристами мы намешали реальных персонажей с вымышленными. Например, в Иркутске действительно был губернатором Николай Николаевич Муравьев, а вот Ордынцевы и Костевич – плод нашей фантазии. Хотя в последнее время наши фантазии все чаще воплощаются в реальность.

 

За что судили Воронько-старшего? Папа Ворона оказался под судом вовсе не из-за истории с 34-й школы. У него есть более серьезный бизнес (не важно, какой именно), с которым и возникли проблемы. Что-то с налогами или финансовые нарушения. Из-за своего бизнеса Петр Сергеевич и попал в такую сложную ситуацию. А школа… школу просто добавили «до кучи». Якобы с ее помощью Воронько-старший отмывал деньги.

 

Что такое ПМС? Женский организм живет, подчиняясь месячному циклу. И бывает так, что у женщины раз в месяц на пару дней необоснованно портится настроение. Это явление называется ПМС – предменструальный синдром.

 

Что означают психологические термины, встречающиеся в книге? Например, Молчун говорит Жене: «Скрытая агрессия. Лучше, чем страх. Но все равно плохо». Это он имеет в виду не просто «агрессию» и «страх», а особые состояния человека – эмоциональные тона. Существует шкала эмоциональных тонов, названная по имени психолога, ее составившего, – шкала Хаббарда.

 

Вы можете находиться в любом из этих тонов, проскакивая от одного к другому. Главное, чтоб ваш хронический тон был выше 2.0. Потому что настоящая жизнь начинается выше этого тона.

 

А еще время от времени упоминаются «психотипы». Это тоже из психологии, точнее из соционики. Считается, что каждый человек относится к одному из шестнадцати психологических типов. Перечислять их все не будем, кому интересно – почитайте в интернете. Главное, запомните: нет психотипов «хороших» или «плохих», есть сочетающиеся между собой и не сочетающиеся. Некоторые натуры с гибкой психикой (например, Анечка) могут легко менять свой психотип в зависимости от обстоятельств.

 

А вообще, психология – очень интересная и полезная наука. Не случайно в 34-й школе ей уделяли так много внимания.

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru: http://royallib.ru

 

Оставить отзыв о книге: http://royallib.ru/comment/gvalevskiy_andrey/ya_hochu_v_shkolu.html

 

Все книги автора: http://royallib.ru/author/gvalevskiy_andrey.html

 

 

Примечания

 

Внучка одной из сестер, Мария, вышла замуж за Морозова. Почитать про нее вы можете в «Правдивой истории Деда Мороза».

 

Костевич Сергей Афанасьевич. Декабрист. Объект гордости жителей города, в котором происходит действие. Полностью выдуманный персонаж.

 

 


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.065 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>