5.
Часы в гостиной пробили одиннадцать.
- Сколько можно спать, соня? Скоро полдень, - донёсся до Германа бабушкин голос откуда-то из области кухни. - Уже встаю, бабуль.
Наступивший день не грозил абсолютно ничем особенным. День как день. Как тысячи других дней. Только сейчас было самое лучшее время выспаться – сессия в институте наконец-то была сдана. Голова была чистой, словно нераспечатанные белые листы «Снегурочки», небрежно брошенные на письменный стол. Только душа всё ещё никак не могла найти себе места: «Как она там, как моя милая Алечка? Хм… Моя… Да, Гер, а забыть то не получается?! Кого я обманываю? И никак сам себе не признаюсь, что без неё тяжело и больно. Брошу всё ко всем чертям и уеду куда-нибудь подальше… Сяду в поезд и объеду все просторы необъятной Родины. А там неизведанные дали, ширь да гладь. Или с экспедицией махну на раскопки древних цивилизаций. Отпущу усы и бороду, стану таким же изыскателем и посвящу всю свою жизнь только науке. В двадцать пять защищу кандидатскую диссертацию, в сорок стану доктором наук. И забуду обо всём и обо всех разом. И о Ней в первую очередь!» - Долго тебя ещё ждать, внучек? - Всё, всё – иду…
На кухне всё аппетитно фырчало и булькало. Германа ожидали горячие блинчики, манная каша и стакан молока. Он давно отвык от такого заботливого здорового питания, причём ещё утром, когда порой он не успевал дожевать свои нехитрые холостяцкие бутерброды с колбасой и допить неизменную кружечку крепкого чёрного чая.
- Герочка, скорее мой руки и за стол… Завтрак стынет, хлопчик ты мой, - с огромной душевной заботой и сердечным теплом протянула бабушка, когда Герман уже показался в проёме кухни, - совсем осунулся, похудел…- Настасья Фёдоровна всё прекрасно понимала, догадывалась о переживаниях Германа, но виду не показывала и спросить не смела. Крутилась вокруг внука, удерживая себя от любопытства,- Ешь скорее, пока всё горячее… - Бабуль, ты у меня просто чудо, - с игривыми глазами и полным ртом каши Герман сказал Настасье Фёдоровне, и, не успев дожевать блинчик, чмокнул бабушку в щёку и улетел из квартиры, - всё было просто bellissimo как вкусно! - Гер, Гера… Герман!!! Да что ж это такое? Я что - зря готовила? - Всё, бабуль, я побежал. - Куда, ведь все ж экзамены сдал? - Всё-всё-всё… Я буду позже. Пока, бабушка, спасибо за завтрак. - Вот… опять удрал… мой маленьких негодник, - улыбаясь сама себе, Настасья Фёдоровна, по своему, тихонько ворчала, - Да… молодые… всё время куда-то спешат… Но Герман у меня хороший… Эх… Наконец-то влюбился всерьёз мой маленький внучек… И когда только успел вырасти?... А ведь ещё недавно пошёл в первый класс… Успел. Отца Герман не помнил. Он погиб в Афганистане, когда Герман был ещё совсем маленький. О нём напоминал большой портрет в гостиной. На котором почти Германовские глаза смотрели мужественно и героически в самую вглубь каждого приходящего в квартиру человека. Только они были наполнены непреодолимой болезненной грустью и тоской, что всем сразу становилось не по себе. И нехорошие люди долго в доме не задерживались. Герман помнил маму, которая была редкой классической красоты женщина, но после того как пришёл груз двести, она на глазах поседела и постарела притом, что ей было только двадцать девять. Герман помнил, как она украдкой от него плакала по ночам и никак не могла поверить, что мужа больше нет. После похорон мама поставила свечку в церкви на помин души отца, но она не единожды гасла. И Отец Михаил говорил, что надо верить в лучшее, что это послание Божие…Мама была уверена, что отец живой, что произошла какая-то роковая ошибка, случайность. И ждала, ждала, сидя у окна, каждый вечер, что он обязательно вернется: если не сегодня, то завтра обязательно вернется… Она умерла скоропостижно от развившегося на неясной почве рака. Герман остался один у Настасьи Фёдоровны, которая сейчас изредка приезжала в город проведать внука, в котором видела свою единственную оставшуюся крохотную отдушину в жизни. Настасья Фёдоровна в своё время тоже осталась одна, на руках с единственным сыном. Она и подумать не могла, что через определённое время трудную дорогу придётся осилить снова. Этап жизни повторился вновь. Когда то она потеряла своего мужа Анатолия после Великой Отечественной войны, потом сына – в Афганистане… И больше всего на свете она боялась, что может потерять последнюю кровинушку – внука. От того она оберегала Германа насколько могла. Ему не хватало папы, также как и отцу не хватало в своё время деда Германа, но он сумел вырасти достойным наследником своей фамилии. Настасья Фёдоровна редко вспоминала о пережитом, говорила о прошлом сухо и скупо, если и рассказывала что-либо, то только то, что характеризовало членов семьи. Всегда молчала о своих трудностях, которые преодолевала сама, невзирая ни на какие препятствия. И особенно в этих редких душевно заострённых разговорах наедине с Германом, Настасья Фёдоровна сглаживала нечеловеческие моменты зверства войны и жестокого времени. Но ей никогда не удавалось всего этого забыть. Забыть, что такое война на самом деле? Забыть, что такое холод и голод? Забыть, что такое боль и утрата? Все её братья погибли на войне. Старший Иван Фёдорович брал Берлин, но был убит шальной пулей десятого мая, средний – Михаил Фёдорович – погиб, сражаясь за Сталинград, младший - Александр Фёдорович, Сашёк, - погиб в составе штрафной роты на Орловщине… Забыть то, что единственный и любимый муж получил тяжёлое ранение и умер в госпитале у неё на руках через несколько лет по окончании войны… То, что на этих же хрупких руках с маленьким сыном пришлось помотаться по разным городам, семейным общежитиям, коммуналкам… Коммуналкам… В коммунальных квартирах соседи были разные. В основном, отзывчивые и добрые. Но бывали случаи, когда Настасье Фёдоровне встречались люди завистливые, которые, то и дело, шептались за спиной, мол «вот опять пошла наша мать-одиночка. И что только мужики в ней находят – худющая, да и только». Но Настасья Фёдоровна была непреклонной к ухаживаниям окружающих мужчин и бережливо каждый день протирала единственно-уцелевшую фотографию мужа, висевшую в рамке. Конечно, она понимала, что мальчику необходимо мужское воспитание, однако, так повторно замуж не вышла. Её сын – и отец Германа – Александр, названный в честь брата, вырос всё же настоящим мужчиной. Он воспитывался всей коммуналкой и двором. И, тем не менее, не стал ни бандитом, который мог вырасти среди дворовой шпаны, ни маменькиным сынком, так как воспитывался только одной мамой. Возможно, это произошло благодаря тому, что в судьбе Саши большую роль сыграл отставной одинокий морской офицер, вся семья которого в войну погибла… Сначала Сашка прибегал к нему из любопытства хоть глазком взглянуть на модельки кораблей, на его боевые ордена и медали, позже, придя с фонарём под глазом, попросил научить его драться и давать сдачи мальчишкам, - так и началась их дружба…
Но больше никого не осталось… Кроме их двоих: только Настасьи Фёдоровны и Германа. И бабушка мечтала, чтобы в гостиной снова раздался звонкий детский смех, и этот смех был бы счастливым и беззаботным, сливающийся с двумя любящими его сердцами: матери и отца.
6.
Герман торопливо шёл к своему закадычному другу, ещё со времен соседства по коммуналке, Мишке, который разбудил его ни свет ни заря странным смс-сообщением: «Доктор Ватсон, как только соизволишь проснуться, бери ноги в руки и срочно шуруй ко мне на Бейкер-стрит 221б».
Мишка явно что-то затевал. Про везучих людей говорят, что они рождаются в рубашке. А здесь создавалось такое ощущение, что Михаил сразу родился с лупой в одной руке и с картой во второй. Мишку всё время по жизни тянуло и манило ко всяким авантюрам. То он в пять лет отправлялся на Северный Полюс, - посмотреть какой толщины там лёд. Тогда его искали всей коммуналкой по городу, и, в итоге нашли в порту, где Мишка настырно уверял одного из матросов взять его с собой. То в двенадцать – он собирался срочно где-то найти зарытые сокровища, в пятнадцать – он мнил себя Шерлоком Холмсом и Эркюлем Пуаро в одном лице, собирался открыть частное детективное агентство, но ничего из этого, к счастью или сожалению, не вышло. В особенности после странного исчезновения кота бабы Шуры из третьего подъезда. В семнадцать едва не бросил школу из-за первой несчастной любви. В восемнадцать чуть было не женился на весьма импозантной даме старше его на очень и очень неприличный срок. Одним словом, в этом был весь Мишка. Страшно увлекаясь одним делом, он, сам того не замечая, увлекал окружающих. Вот и теперь он явно что-то замышлял. И Герману вновь было любопытно – какая авантюра на этот раз.
- Ты даже не можешь себе представить… Нет. Это – колоссально… Я – гений …- маневрировал руками Мишка в пролете коридора, приветствуя Германа. - Наверно, дружище, ты изобрел вечный двигатель? – ничему не удивляясь, произнес Герман. - Да ну тебя к чертям собачьим, это намного круче!!! – негодовал Мишка, продолжая отчаянно жестикулировать, - я тут наткнулся на любопытную штуку… - В чём суть? - Клад! - Ты опять за старое? - Да нет, ты только послушай!!! Я нашёл письмо своей прабабки, в котором она пишет о том, что существует семейная легенда одной семьи из города С., где она жила в молодости. - Ага, теперь ты у нас в семейные легенды впал, родом своим интересуешься? Ну-ка, ну-ка… - Герман, прекрати иронизировать. Я на полном серьёзе. Дослушай сначала, а потом все комментарии. - Всё… Я нем. - Ну вот, слушай и внимай. Когда моя прабабка жила в этом городе, - она пишет кому-то из своей родни, - что, слышала семейную легенду одной купеческой семьи. Собственно это и главное. В городе О. поднялась на ноги крупнейшая купеческая династия, она владела пивоварней и другим значимым имуществом. Её глава тщательно занимался торговлей в городе, налаживал все новое и новое производство: то в одной сфере, то в другой. Один из его младших сыновей заветам отца не послушал и удрал на Кавказ в поисках доблестной славы и личного дворянства. Там он, сын, поселился в неком городе С., куда вскоре перебралась вся семья после смерти отца семейства. Сын наладил производство пива, кваса, водки. Имелось у семьи и свое имущество. По преданию, на одной из улиц города, как прабабка пишет, названной Александровской, между двумя кварталами есть какой-то знак, который указывает где зарыто золото, серебро и драгоценности, которые в спешке спрятали в период гражданской войны. И вроде это купеческие денежки, а вроде как уже и дворянские. Я понять толком так и не смог. Но вот, что интересно, Герман, один из особняков того времени уцелел и поныне, прямо в начале этой улицы!!! А вот теперь – самое интересное, какая была фамилия этой купеческой семьи?
Но Герман ничего не успел сказать, как мигом Мишка выпалил: - Черкасов!!! Герман уставился на Мишку удивленными глазами, но сказать ничего не смог. - Ты понимаешь, Черкасов!!! Чер-ка-сов!!! – практически пел Миша, нарезая вокруг Германа. - Мишаня, а может это однофамилец? Мало ли по всей России Черкасовых? - Может быть и так, а может быть – ты у нас и есть наследничек, а? Я чувствую, ей-богу, нутром ведь чую, что и твои предки… Твои то оттуда были! Герман, только не отказывайся сразу – нам, по крайней мере, надо туда сгонять, всё проверить, с металлоискателем всё прошерстить, и всё у нас будет в полном ажуре!!! Кстати, надо бы поговорить с Настасьей Фёдоровной. В крайнем случае, выдадим тебя за потомка этой благороднейшей четы, и дело в шляпе….
Дальнейшая Мишкина речь уходила куда-то в пространство, Герман её почти не слышал, точнее сказать, слышал, но всё сливалось на фоне собственных размышлений: «Ну, Мишка и плут. Странное стечение обстоятельств. Может, оно и к лучшему. Уеду на время из города. Встряхнусь и забуду всё. Может, действительно, махнуть на всё рукой, и податься вместе с этим горе-Остапом…в этот неизведанный мир. Поищем. Какие-то странные знаки, указывающие на сокровища. Подумаем. Авантюра так авантюра. Найдем. Возможно, весь этот абсурд и выльется в какое-нибудь приключение»… Но, тем не менее, Герман подумать не мог, что будет дальше, отчего решился отправиться с Мишкой в этот город С. - Нет, ну ты меня вообще слушаешь? Я, конечно, понимаю, что не каждый день твой друг и по совместительству – гений сообщает столь приятные известия. Но ты же меня дальше не слушаешь. Я, видите ли, все силы, когда-то прогулянных лекций по ораторскому искусству, на тебя направляю, чтобы ты решился поехать…Вот так вот всё бросил и решился!... - Мишка, а чем судьба не шутит? Махнем. Всё. Решено. Поехали.
Мишка сначала ушам своим не поверил: вот так быстро ему удалось уговорить Германа… Мишка оторопел, но быстро вернулся в обычное свое состояние, прыгнул на табурет и запел: - Прощай, любимый город… Навеселе Мишка о чем-то вспомнил и почему-то сразу немного скис. - Эх, Остап, что с тобой, неужели передумал, Мишаня??? – не мог понять Герман, что стряслось с новоиспеченным кладоискателем. - Дорогой Ватсон, понимаешь, тут такое дело… Нам просто необходимо взять с собой ещё одного человека…
- Ага, все с тобой ясно, Донжуан. - Герка, ты согласен? - Что с тобой сделаешь, - ты же без женского общества, аки лебедь сизокрылый – помрешь… Друзья продолжали свой разговор, как за стеной послышался какой-то неопределенный грохот. Герман и Михаил, не сговариваясь, рванули на шум. И застали немую сцену:
Всё это время за стенкой Мишкины соседи Константин Филиппович и Евгения Петровна Дурноплясовы со стаканами в руках, приложенными одним концом к стенке, другим к собственному уху слушали и внимали каждому услышанному слову, в отличие от Германа. И, не удержавшись вдвоем на небольшой стремянке, грохнулись своими сухожильными, поджарыми телами вместе со злосчастной стремянкой прямо на пол.
Друзья, увидев эту картину, разразились диким хохотом. А глава семьи шпионов едва встав с пола, пристыжено пытался оправдаться, в то время как его ненаглядная супруга держала оборону и со всем своим вредным видом пыталась одной рукой заткнуть рот мужу, другой вытолкать внезапных гостей из дверей своей комнаты. Этими странными манипуляциями Евгения Петровна ещё больше усугубила ситуацию, доведя молодых людей до смехотворной истерики. Мишка с Германом смеялись до слёз, чем раздражали Евгению Петровну до глубины души. Она напоминала быка в корриде. Гневные глаза заметно увеличились, ноздри носа раздувались все больше и больше. Казалось, ещё немного и она взорвется. И этот момент неожиданно настал. Перепонки ушей всех присутствующих едва не лопнули, когда всю комнату залили децибелы возгласов и диких, умопомрачительных визгов высокого голоса Евгении Петровны.
7.
Едва не свалилась с нагроможденной конструкции: (стол, а сверху стул) Альбина, которая мыла люстру почти под самым потолком, когда в дверь позвонили. Кого-кого, а Мишку узреть на своем пороге она никак не думала. После последней регаты было как-то некомфортно и неуютно. Но Мишке это всё было глубоко до лампочки. Он влетел в квартиру, как Карлсон, бесцеремонно оттолкнув её хозяйку слегка в сторону. Альбина была несколько ошарашена, но виду не показала и последовала за Мишкой в гостиную, совсем не понимая – кто здесь всё-таки хозяин… Мишка, без слов, уселся в кресло-качалку и загадочным взглядом уставился на Альбину. - И так, сессию сдала? - И ты ввалился, чтобы только это спросить? - А вот не надо вопросом на вопрос отвечать, милейшая! Я первый спросил. - Сдала, конечно. И всё же. Мишка, я тебя не первый год знаю, так говори, что опять Да Винчи учудил? - Вот и прекрасно. Бросай эту гнусную уборку, собирай вещи, завтра в час отправляемся. - Друг мой, ты в своем уме? Я понимаю, что ты что-то придумал. Но вот так всё сразу бросить и куда-то лететь???
Мишка подумал про себя, что Герман был посговорчивее. И решил рассказать, в чём было дело. Он вновь начал рассказывать историю, описанную его прабабкой в письме, однако, умолчав при этом о фамилии купеческой династии Черкасовых. Но было и то, что он умолчал Герману и рассказал Альбине. В частности, попросил кольцо Альбины, передававшееся по наследству. Трясся письмом прабабки перед глазами Альбины, он настойчиво просил глянуть на него. Письмо содержало рисунок, ни к чему не обязывающий, расположенный где-то с краю, но привлекший внимание Мишки, так как точно такое же он видел когда-то у Альбины. Кольцо было весьма оригинальным: основой его стала голова единорога, у которого вместо глаза был какой-то голубой камушек, а по кромке с внутренней стороны кольца шла надпись латинскими буквами: «LEONES NON SUNT PAPULIONIBUS MOLESTI». Тщательно осмотрев кольцо, Мишка изрек, что Альбине просто необходимо поехать с ним.
Альбина так и сидела на краю стула с тряпкой в руках. Она вообще немного не понимала: кто и куда приехал, что Мишка и где собирается искать, но решила, что обстановку грустного уныния надо сменить, и это есть хороший шанс что-то изменить, развеяться в конце то концов! - Алечка! Только вот с нами поедет ещё одна барышня, - брякнул Мишка, думая, что потом всё объяснит, - ты не против? Так и тебе не будет страшно со мной, а? - Вот, Мишка, ты - Ловелас! Что ж делать, - пусть присоединяется к поискам. - Договорились! Так же быстро как появился, Мишка, без каких-либо промедлений, испарился в дверях, только крикнув на последок: - Алька, только я тебя прошу – не опаздывай и кольцо не забудь!!!
Мишка шёл домой и думал, что он завтра им обоим скажет… Мысли были разные, но настрой найти сокровища был больше, а без них двоих, как понял уже Мишка, это было невозможно. «Один – наследник, другая – хранительница какого-то странного кольца… Какая-то странная связь, а если ещё и учесть что их по жизни друг к другу тянет. Явно здесь что-то тёмное. Неясное. А, главным образом, таинственное. Хорошо, с этим мы разберемся. Но вот что нам там в первую очередь… как говорится, начнем сначала. И пробьет мой звездный час». И Михаил сумбурно начал обдумывать что они будут делать по приезду. Где остановятся. С чего начнут. Думал о том, что хорошо иметь свой собственный металлоискатель. Но в мечтах и продуктивных мыслях «гений частного сыска» не заметил, что за ним следовали два странных персонажа. Эти два субъекта перебегали от угла к углу фасадов домой, и, когда Мишка привычно завернул в родную подворотню, его голова ощутила удар чего-то очень и очень тяжелого. «Вот тебе и звездный час!» Мишка пришёл в себя и в тот же момент ощутил страшную головную боль. Он сразу лихорадочно начал щупать карманы. Итог был неудивителен: ничего, кроме письма не взяли. Мишка сразу понял, чьих рук это дело - без соседей тут не обошлось. И придя домой обнаружил, что комната соседей пуста, дверь у них была нараспашку, в комнате процветала пустота, и только маленькая форточка назойливо поскрипывала, напоминая меццо-сопрано своей недавней хозяйки. «Ушли, вонючие барракуды», - подумал про себя Мишка и с досады стукнул кулаком по косяку двери, - «Ничего, далеко не уйдут. Да и что они смогут без наследника и хранительницы?» Но всё-таки было весьма неприятно, и тут опять напомнила о себе голова. Собрав свой простенький скарб, всё, что могло пригодиться в этом путешествии, Мишка замкнул комнату, подозрительно оглядевшись по сторонам. Никого не было. Собранные вещи он забрал с собой и отправился на вокзал, где сдал их, на всякий пожарный случай, в камеру хранения. Замкнув свою сумку, он вновь огляделся, и, увидев, что никого нет, подмигнул сам себе и пошёл к набережной. Шёл и весело насвистывал мотив «шаланд». И вдруг неожиданно понял, что теряет ценное время, которое может потратить на беседу с бабушкой Германа: «Уж Настасья Фёдоровна точно должна что-то знать!»
Настасья Фёдоровна открыла дверь и пригласила Мишку пройти: - Заходи, Мишенька, заходи… Герман собирает вещи, и куда вас несёт нелегкая?! - Настасья Фёдоровна, всё будет хорошо, всё будет просто отлично! Кстати, Герман Александрович соизволил вам рассказать суть нашего путешествия? - Рассказал, Мишенька, рассказал. Только я об этом не слыхивала. Да и не стоит вам туда ехать… Ой, Мишенька, что это у тебя кровь на затылке? - Да так, поскользнулся и упал… - Тогда мы тебе сейчас рану то обработаем. И ложитесь спать у нас, Мишенька, а то уже двенадцатый час, давеча какие-то жулики женщину ограбили…
8.
День выдался очень жарким. Солнце уже в десять утра начало прогревать землю и море, которое и без того не успело остыть за ночь. Вокзал был переполнен. Поезда прибывали и снова отправлялись в путь. На перроне, вокруг вокзала, внутри вокзала массу народа составляли таксисты, люди, предлагающие жилье, местные, продававшие фрукты, бабульки, страждущие продать маленькие посаженные в стаканчики пальмочки… И вся эта масса гудела, словно огромный улей. Лишь периодически приятный женский голос объявлял, что «поезд Москва-Сочи отправляется с третьего пути», или «поезд Воркута-Адлер прибывает на первый путь. Нумерация вагонов начинается с хвоста»…
Мишка выглядел очень забавно: авантюрная натура очень кстати сочеталась с перевязанной головой. Но его это ничуть не смущало, а по всему виду возносило (как думал Мишка) к героическим личностям. С гордо поднятой головой он, щурясь, словно Кутузов одним глазом, оставил Германа на перроне, а сам в припрыжку пошёл забирать вещи из камеры хранения.
Альбина тащила, что было мочи свои вещи и думала, что Мишка мог бы и помочь. Оглядываясь по сторонам, она методично пыталась отыскать в толпе этого горе-героя, но не видела ни его, ни возможной новой пассии. Пока Альбина пыталась рассмотреть друга, она неожиданно наткнулась на молодого человека, сидящего на своей сумке: - Молодой человек, ну совесть имейте, вы тут… («не одни» - не успела добавить), просто оторопев от неожиданности. Перед ней на сумке сидел никто иной как Герман. Герман, услышав до боли родной голос, ушам своим не поверил и поднял голову. Эффект внезапности был налицо. Они смотрели друг на друга первые тридцать секунд, вообще ничего не понимая. В их взглядах теплилась какая-то странная надежда: быть может, эта случайность должна была произойти. «Надо же… она не изменилась… Те же глаза, веснушки, губы, волосы…» «Знал бы ты, Гер, как я была не права и как скучаю без тебя…» Но эти взаимные взгляды были мгновенны, и Альбина прошла дальше, а Герман остался сидеть на своей сумке. У обоих был порыв вернуться, но что-то остановило. В этот момент в их сторону бежал Мишка. Как только он поравнялся с ними в метрах пяти, Герман и Альбина одновременно крикнули: - Мишка! Сколько можно тебя ждать?! Мишка добежал до оторопевших во второй раз друзей и с милым взглядом произнес, глядя на Альбину: - Ну, это, конечно, не моя новая пассия, но тоже сойдёт, не правда ли? Друзья ничего не успели ответить, как в суматохе объявили, что их поезд отправляется через три минуты. А они перепутали нумерацию вагонов. - Что происходит, в конце концов? – кричала сквозь шум Альбина. - Я щас всё объясню, только нам надо в вагон попасть – крикнул Альбине и озадаченному Герману Мишка, схватив их вместе, и побежав к «голове» состава… Влетев в свой вагон, пройдя на ходу видавшую всякое проводницу, они остановились в тамбуре, показали паспорта, билеты и чуть не пролетели своё купе. В общей суматохе они всё-таки уселись и переглянулись. Мишка улыбался во все свои тридцать два, сверкая золотой коронкой на пятом зубе. Альбина с Германом были ещё в состоянии шока, но где-то в глубине души им было радостно, что они при столь странных обстоятельствах встретились. - Аферюга, колись давай, почему всей правды не сказал? Мишка лукаво с прищуром улыбнулся, поправил съехавшую от беготни на лоб повязку и изрёк: - А вас обоих иначе не собрать! Один – наследничек, другая – хранительница! Без обоих ничего не склеится. И Мишка вновь, со свойственной ему артистичной манерой, во всех подробностях начал рассказ о письме прабабки с теми фрагментами, о которых раньше умолчал. После того, как он завершил изложение известных ему фактов, воцарилась тишина. Но продлилась она недолго. Дверь купе распахнулась, и пышечка-проводница объявила извечный вопрос: - Бельё брать будем? - Нет, нам всего то восемь часов пути приблизительно, - быстренько прикинул Мишка и вновь улыбнулся, но уже проводнице. - Больно надо мне… Ещё и контуженный какой-то…Лыбу раскатал, гляди, - ворчала под нос работница РЖД. - Это она про меня? – спросил Мишка, когда дверь купе закрылась, - Это… Да вообще… Может, это всего то бандитская шальная пуля… или…или…гм… может, я -спасатель, я спасал девушку и чуть сам в расщелину не упал, а по дороге расшиб голову… И…И…Вообще, может, я гиперновый дизайнер одежды, а она…. - Мишка, да что ты обижаешься? – было спросила Альбина, как из-за двери послышался уже знакомый голос проводницы: - Эй, ты, Пикассо недоделанный, спасатель Малибу сочинского розлива, ты щас у меня все купе драить будешь, поговори мне ещё… - Ой, напугали, я прямо в штанишки наложил… - И тамбур в придачу… (дальше она вставила не очень приличное выражение)
Но тут её кто-то отвлек, и на этом бурная полемика прекратилась. Мишка сидел весь напыщенный, злой и смешной одновременно. Он, пыхтел, поправлял повязку и всё время ворчал: - Это я Пикассо недоделанный? Это ж надо!!! Тоже мне стюардесса по имени Жанна… - Мишка, остынь, а то мы лишимся нашего главного кладоискателя! - … Нашлась мне, генеральша… Всё я буду спать, чтоб эту.. эту…не видеть и не слышать, - сказал Мишка, указывая на дверь, залез вместе с сумкой на верхнюю полку, улегся и, повернувшись к стенке, изрек: - За час до выхода на станции С. разбудите, - хмыкнул носом и уснул от расстройства. А Герман с Альбиной только сейчас поняли, что внезапно остались вдвоем после ухода обиженного Мишки на вторую полку, и, что им о чём-то надо говорить. А разговор не клеился. Сидели и смотрели друг на друга. Молчали. - Так и будете в молчанку играть? – спросонья пробурчал Мишка с верхней полки. - Миша! – опять в один голос оборвали Альбина и Герман. - О, я всё понял, удаляюсь, молчите, голубки мои, дальше, но нам ещё работать вместе…
Они сидели друг напротив друга, и оба ведь понимали, что так оно и есть, но только как себя пересилить, когда столько всего произошло? Как первым сделать шаг? Герман почувствовал, как пересохло в горле, но решил начать первым: - Как дела? – спросил он и сразу же понял, что глупее вопроса надо было исхитриться придумать. - Ничего. Твои как? – глушила Альбина внутри слёзы и прикусила язык, чтобы не разрыдаться. - Ооооо, ну как неродные … - прошёл комментарий сверху. - Ты же спишь? - опять в один голос крикнули друзья. - «Замолкнет муза мести и печали»… Всё, я ни-ни… Герман вытащил телефон и начал писать сообщение, после чего передал его Альбине: «Как бы это банально и глупо не звучало, только бежал я с Мишкой, решив тебя забыть. Пришёл, а тут ты…» Альбина:«Я тоже от тебя бежала, хотя очень ждала чуда, что ты вновь появишься в арке, а тебя так и не было». Герман:«Да, видимо, судьба… И Мишка хорош! Но если бы не он…» Альбина:«Может, он – Купидон?» Герман: «Скорее, авантюрный прохиндей с отличными качествами сводника и добрейшей душой». Альбина: «Знаешь, надо немного прийти в себя после всего». Герман: «Наверно, ты права…» Альбина проснулась от резкой остановки поезда почему-то на коленях Германа. Страшный писк тормозов и скрежета останавливающихся колес неприятно дали по ушам. Герман удержал её сильными руками от удара об стол и падения на пол. Оказалось, что она была в объятиях Германа… Оба слегка смутились и отпрянули. Но в этот момент, когда они это вместе поняли, при этой резкой остановке с верхней полки едва не свалился Мишка. - Аааа, что происходит? – очнулся Мишка в полкорпуса повиснув в воздухе, стукнувшись о соседнее место и без того ушибленной головой… Разгадка этой «остановки по требованию» пришла сразу, как только пассажиры вывалились в коридор и начали любопытно выглядывать из окон. Две сутуловатые фигуры возникли пред поездом и никуда не собирались уходить. Эти два субъекта, а точнее сказать субъект мужского и субъект женского пола, комично переползли со шпал через рельсы и ковыляли теперь параллельно путям, пытаясь влезть в первый же вагон. Примечательно было то, что субъект женского пола чемоданом периодически бил субъекта мужского пола. Начальник поезда орал благим матом. Однако эти два персонажа продолжили своё победоносное, на их взгляд, шествие вдоль вагонов, усердно пытаясь влезть хоть в какой-нибудь из них. Когда они поравнялись с вагоном друзей, Мишка уже был наготове: - Вот вы где, голубчики, а?! Недавняя Мишкина проводница лишь усмехнулась: - Не рейс, а один сплошной сумасшедший дом. Ты то куда собрался, болезный? - Мадам, давайте забудем старые обиды и …, - но закончить фразу Мишке не удалось, как в вагон валились уже известные Константин Филиппович и Евгения Петровна Дурноплясовы. - Ну, что морские котики, нашли-таки местечко для лежбища? Куда путь держим, соседушки? А вещичку, черти коммунальные, вернуть по собственному желанию не хотите ли? - Бааа, да вы ещё и соседи… Вообще, какая-то улица Сезам и Бродвейский мюзикл в одном флаконе, - возмутилась проводница. - Аааа, письма мы никакого не брали, - настойчиво заявил Константин Филиппович и тут же получил под дых от своей великодушной супруги. - Да посмотрите, уважаемая … гм…, - Евгения Петровна резко бросила взгляд на бейджик проводницы, - уважаемая, Екатерина Прохоровна, гляньте на этого иждивенца Родины, мы ж приличные люди, зачем нам надо связываться с дворовой полушпаной… - Ой, ты ж, боже мой, какие мы праведные стали, а?! А как колбасу с котлетами тырить из чужих холодильников это мы завсегда, да, Евгения Петровна? И как просить коньячок от благоверной супруги на время у себя спрятать, а, Константин Филиппович? И я ли после таких закидонов и откровенных краж ещё иждивенец Родины? Проводница явно не знала, что делать дальше: с одной стороны молодой парень – редкостный хамлюга и наглец, его немедленно подбежавшие друзья (вроде приличные люди с виду), с другой - какие-то чудаковатые старички с явно прогрессирующим в настоящее маргинальным прошлым. Но её дилемму разрешил начальник поезда, который только что подбежал к вагону: - Екатерина Прохоровна, что вы с ними церемонитесь? Почему так много народа в тамбуре? Что за суета? Этих двух товарищей ко мне, будем их милиции сдавать… А остальные по вагонам, скоро отправляемся. - Гражданин начальник, - обратился Мишка, - они у меня письмо стащили, они не только поезд остановили, они ещё и воры… - Разберемся, пройдете с нами, гражданин, - сказал милиционер, сопровождавший начальника поезда Мишке, - так, а Анна Каренина и спутник ваш следуйте за мной, - сказал он Евгении Петровне и Константину Филипповичу. И вся масса продвинулась в купе начальника поезда - разбираться. Мишка вернулся раздосадованный: письмо ему вернули, но его «ненаглядной» парочке, оставившей след на голове в ту злополучную ночь, удалось каким-то непостижимым образом улизнуть. Одно обстоятельство его чуть позже порадовало – все пожитки четы Дурноплясовых остались в купе начальника поезда, так что «вражеские силы», - по выражению Мишки, - «остались без бабла и провианта». Тем временем как сами друзья с огромным аппетитом наяривали шуршащую корочкой, ароматную курочку гриль с отварными яйцами, картошкой и помидорами.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |