Он не узнал — я стала другая.
Все на него мы тогда молились.
Он же почти на меня не смотрел.
Был он всегда бесконечно галантным,
Очень воспитанным и элегантным,
И соблюдал он дистанцию строго.
И на сегодняшний день стал прелатом…
Я про стихи говорить с ним хотела
И о любимом мною ребенке.
Он же мне стал намекать про отдых
Где-то со мной в апартаментах.
Отче, я просто не знала, что делать.
Мир для меня просто рухнул, отче.
В ад ему будет прямая дорога.
Как Вы считаете, правда, отче?
В эту минуту священник, внимающий ее исповеди в клетке исповедальни, велел ей говорить потише. А потом стал упрекать, не стихами, а приземленной прозой взволнованного капрала, что «она смертельно грешит, очерняя уважаемого прелата», и что ребенок у нее внебрачный, о чем весь приход знает, а многие прихожане «возмущены ее вольным поведением, и некоторые так прямо называют ее проституткой».
Я Тебе, сыночек, не стану говорить, что у меня в душе относительно этого мудака, так называемого духовника, проснулось — Ты хорошо знаешь свою старую мать, можешь сам догадаться. Глаза женщины в первую секунду наполнились слезами, и я думала, что она сейчас с колен встанет и убежит из храма, но произошло нечто необычное. Она вытерла слезы руками — без каких-либо украшений, в том числе обручального кольца — и спокойно, не выказывая своего унижения, продекламировала дальше:
Знаю, что Бог — он везде и всюду.
Церковь же, знаю, придумали люди.
Бог меня слышит, и правду Он знает,
Знает, что я клеветать не умею.
Я никого очернять не хотела,
Даже про ту мою бабу-соседку,
Что проституткой меня называет,
Слова дурного я не сказала,
Хоть у нее за душою-то много:
Геник приходит к ней в воскресенье,
Фрэнк — тот по вторникам,
В среду — Гжешек,
По четвергам — тот сапожник Антек,
В пятницу — Болка, который пекарь.
А по субботам бывает с мужем.
И ничего — я молчу об этом.
Мало ли — вдруг ей любви не хватает.
И осуждать ее я не буду.
А в воскресенье при всем приходе
Исповедь, после Причастие — что же!
Я же с мужчиной была любимым,
Только одним — много лет прошло уж.
И от любви народился ребенок —
Мой самый лучший, самый любимый.
Это неправда, что он внебрачный!
Мы сочетались браком пред Богом.
Бог был в ту ночь рядом с нами, отче.
Бог — он везде.
Пожалуйста, отче…
Когда я ее это умоляющее «пожалуйста, отче» услышала — слезы сдержать не сумела и зарыдала, а одновременно с этим всю мою злость на этого так называемого священника как рукой сняло. Я почувствовала гордость за эту женщину — как она достойно ему ответила, за всех матерей внебрачных детей. Она, не освященная таинством брака, как когда-то я, родившая двух выблядков, показалась мне более святой и чистой, чем этот формально освященный благодатью восседающий в исповедальне, как на троне, мужчина. Однако надо отдать ему должное — он проявил себя тонко чувствующим человеком. Намек женщины понял моментально, и организм его бурно отреагировал на это: священник стал еще более красным и от злости раздулся весь. Он хотел прервать ее исповедь, без искупления, без отпущения грехов, но в тесном помещении исповедальни вдруг начал задыхаться. Я сама, сыночек, видела, как он с каждой попыткой глотнуть воздуха становился все краснее и как хватал ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. В тот момент женщина вскочила с колен, распахнула дверцу исповедальни резким движением и, крепко схватив духовника за обе руки, выволокла наружу. Вытянула из сумки бутылку с минеральной водой и торопливо приложила к губам священника. И пока он, как карп перед смертью, губами шевелил, пытаясь воздуха глотнуть, а голова его у нее на коленях лежала, она промокала ему лоб чистым носовым платочком и все приговаривала: «Все будет хорошо, отче, все будет хорошо». А две старушки, ожидавшие своей очереди на исповедь, испугались и поспешили выйти вон. И я почти уверена, что в этом приходе и многих окрестных скоро разнесется новость, что «эта бесстыжая проститутка нашего ксендза своей исповедью-то чуть не уморила». А я, сыночек, стала думать: верно ли, что Бог везде? И решила, что все-таки вряд ли оно так. А потом подумала, что будет хорошо, если я с этими мыслями немного посплю — потому что утро, как известно, вечера мудренее и утром все выглядит совсем иначе.
А утром все действительно выглядело в аду иначе. И даже можно сказать, обычным это утро не было. Повсюду плакаты, билборды, бегущие строки «Срочно!» внизу экранов телевизора, ярко-красные заголовки в интернете, возбужденные голоса дикторов по радио… И везде об одном и том же: «ПАПА РИМСКИЙ ПРЕДСТАНЕТ ПЕРЕД УГОЛОВНЫМ СУДОМ В ГААГЕ». Иногда, в зависимости от политической принадлежности СМИ, в конце заголовка стоял вопросительный знак, иногда — нет.
Но что же это за горячая новость? Это какой-то тухляк, который вдруг раскопали и снова пытаются реанимировать в связи с наступлением мертвого дачного сезона? Тоже мне сенсация. В театрах сезон окончен, политики и духовенство на пляжах косточки греют и жир растапливают, нужно же как-то интерес людей подогревать, чтобы они радио слушали, телевизор продолжали смотреть, газеты читать и в интернете на новости кликать. Вот и шарят в пыльных архивах, находят какую-нибудь подтухшую слегка новостишку — и давай из нее сенсацию лепить.
Я об этом читала в феврале 2011 года в интернете. Но никакого волнения, а тем более возбуждения не почувствовала. Потому что эта новость никакая не «горячая», а скорее нелепая и даже опереточная. Сам посуди, Нуша: какие-то два адвоката из Германии со степенями докторов, жаждущие популярности и известности, ни с того ни с сего посылают в Гаагу, прокурору Международного уголовного суда (МУС) толстый конверт с иском, в котором пишут: «Ходатайство о возбуждении уголовного дела против Йозефа Ратцингера, папы римского Римско-католической церкви, по факту совершения им преступления против человечества, по ст. 7 УК МУС».
А потом в трех пунктах раскрывают суть этих «преступлений», пытаясь представить Йозефа Ратцингера, бывшего кардинала, а ныне папу уголовно ответственным за:
1. Поддержку и управление тоталитарным общемировым режимом принуждения, который притесняет своих подданных с помощью угроз, внушая им страх и вредя здоровью.
2. Поддержку сеющего смерть запрета на употребление презервативов даже в условиях угрозы заражением СПИДом и ВИЧ.
3. Создание и поддержку общемировой системы сокрытия и безнаказанности сексуальных преступлений, совершаемых католическими священниками, что является питательной средой для все новых преступлений.
И дальше, после этих трех «залпов» из пушки, направленной в сторону папы, начинается подробное описание «пороха», используемого при выстрелах. Я долго останавливаться на том не буду, захочешь — сам кликнешь вот на эту ссылку www.kanzlei-sailer.de/papst-strafanzeige-201l.pdf, и там, на 59 страницах, найдешь подробности этого юридического курьеза, изложенные на трудном юридическом немецком языке. Но если вчитаться — временами очень забавно. Думаю, профессор Хосе Луис Морено Окампо, прокурор Международного уголовного суда, пережил при чтении иска немало веселых минут. Подозреваю, что он, хоть и юрист, чувствовал примерно то же, что и я, хотя я-то с юристами имела дело исключительно по поводу своих разводов. Эти двое немецких адвокатов ерунду какую-то затеяли. Это все равно что предъявить, скажем, иск владельцу фирмы «Мерседес-Бенц» (я специально немцев в качестве примера беру) в том, что машины, которые изготовляются на его заводах, убивают невинных людей и способствуют невосполнимому загрязнению окружающей среды. А из-за этого загрязнения среды множество людей страдает от болезней и мучительно умирает. Хотя, может, и это недостаточно абсурдно? И надо привлечь к ответу химиков, которые приложили руку и мозги к разработке технологии создания бензина? Или физиков — за формулирование основных правил термодинамики, благодаря которым стало возможным использование автомобильных двигателей? И вот так, по цепочке, звено за звеном, можно дойти до обвинения лесников. Да-да. Они, лесники, заботятся о растительности в лесах. А нефть появляется из растительности. И это не Йозефу Ратцингеру нужно иск предъявлять и даже не его непосредственному начальнику — Господу Богу. Обвинение нужно выдвигать в адрес создателей Ветхого и Нового Заветов. А потом — в адрес всех тех мудрецов, которые на протяжении веков «толковали» Библию так, как было на тот момент удобно и актуально с точки зрения господствующей морали. Это был бы, несомненно, самый крупный иск в истории человечества — и в то же время самый абсурдный. К тому же по этим преступлениям истек срок давности. Согласись, трудновато сейчас вчинить кому-то иск по поводу крестовых походов или костров инквизиции. Намерения плутоватых адвокатов из Германии мне, сыночек, очевидны. Ратцингер для них разменная монета. Цель, в которую они метят — Господь Бог, это Ему они хотели бы предъявить обвинение. Но не могут, потому что Бог не является «юридическим лицом».
Ведь не существует же ООО «БОГ». И постоянного адреса и прописки у Него нет — куда прикажете повестку доставить? Это уже не говоря о том, что ответчика, может, и не существует во Вселенной. А если существует — я Тебе, Нуша, со всей уверенностью, основанной на стопроцентной женской интуиции, скажу: никого Бог не «притесняет с помощью угроз, внушая им страх и вредя здоровью», никакой «общемировой системы сокрытия и безнаказанности сексуальных преступлений, совершаемых католическими священниками» Он точно не создавал и тем более не поддерживает, Бог не считает «использование презервативов грехом» и таким образом не «способствует распространению эпидемии ВИЧ и СПИДа». Мне кажется, Бог на каждом углу в Африке стоял бы и бесплатно эти презервативы раздавал. Ведь для Бога каждый умирающий от СПИДа человек — как Его собственный Сын, Распятый и умирающий на кресте. И я это знаю и чувствую так же точно, как то, что Ты, Нуша, мой сын. Так что этот творческий тандем, «д-р юр. наук Кристиан Сейлер» и «д-р юр. наук Герт-Иоахим Гетцель», адвокаты со своим высосанным из пальца иском зря стараются. А кроме того их демарш против папы римского является плагиатом — в истории такие примеры встречаются, только разве что без конкретных исков и повесток. Вот, к примеру, Мартин Лютер, монах из немецкого Эрфурта, протестант из протестантов, в 1545 году в своих публикациях называл папу римского «слугой дьявола», «настоятелем церкви шлюх», а также «убийцей и отцом всех мошенников» и вообще всячески на него клеветал. Особенно в одной своей работе, на которую я случайно наткнулась в нашей библиотеке. Называется она «Wider das Papsttum zu Rom, vom Teufel gestiftet», на немецком языке, естественно, к тому же на бумаге ужасающего качества. Однако я смогла прочитать, очки помогли. Это я к тому, что если захочешь — сможешь найти оригинал и прочесть у себя в Германии в каком-нибудь архиве. Скорее всего — в Эрфурте, где Лютер подвизался в качестве монаха в монастыре Святого Августина. По каким-то удивительным, скорее историческим, чем юридическим причинам Мартина Лютера со временем стали называть «крупным реформатором Церкви», а вот наших двух жаждущих его славы адвокатов будут, вероятно, называть мелкими сутягами. Для них и этого многовато.
То, что именно немцы подают иск против папы с формулировками о «преступлениях против человечества», для меня является фактом коварства и бездушия, а также доказательством абсолютного отсутствия немецкого патриотизма. Я знаю, что любить Германию и сегодня у многих считается почти неприличным, что Германия до сих пор ассоциируется с грохотом солдатских ботинок и визгом одного чокнутого психопата из Австрии, а также со стонами, доносящимися из застенков и газовых камер. Но, может, пора прекратить им об этом без конца напоминать? Германия свою вину искупила. И Твои дочки, которые чувствуют себя немками, узнают о крематориях и газовых камерах на экскурсиях в концлагеря — равно как и их ровесники, молодые евреи.
Впрочем, я не о том, сыночек.
Я о том, как бьют лежачего. Немецкая католическая церковь как раз лежачая, а эти два адвоката бьют ее по почкам, печени и голове ногами. Им плевать на то, что немецкая церковь практически при смерти. В 2010 году впервые в истории число окрещенных немцев (порядка 170 тысяч) было меньше, чем число тех, кто покинул лоно церкви (180 тысяч). В Германии умирание церкви можно статистически, с немецкой дотошностью и аккуратностью измерить. Крещения регистрирует курия, а случаи выхода из церкви — Налоговая служба (Finanzamt). И курию, и налоговую службу результаты 2010 года, несомненно, огорчили. Но у доктора Ратцингера, по профессии папы римского, они должны были вызвать серьезную обеспокоенность.
Меня удивляет, что ушлые немецкие адвокаты свой иск до сих пор не опубликовали на фейсбуке. Вместе с фотографиями могил умерших от СПИДа в Кении — их, эти могилы, роют вертикально, потому как для обычных могил мест на кладбищах не хватает. И еще музыку на это наложить — лучше всего сакрально-погребальную.
Но это, Нушка, так, к слову. И еще, совсем уж между делом, скажу, что иски против Бога могут только смешить, а те, кто эти иски выдумывает, выглядят идиотами. Бога ни в каком Нюрнберге ни перед каким трибуналом поставить нельзя. И на этом я закончу, а то, если буду продолжать — уж я-то себя знаю, — меня охватит раздражение и злоба в отношении этих мудаков-адвокатов, а их иск и сами они столь нелепы и комичны, что не заслуживают даже моего волнения. Так что теперь окончательный, бесповоротный и безоговорочный Schluss. Эта «горячая новость» — пшик, и подхватили ее с готовностью 17 августа 2011 года только безмозглые придурки от пропаганды. И то скорее оттого, что в конце дачного сезона и отпусков даже огурцы высыхают и становятся горькими. А мне хотелось 18 августа устроить сочельник, отвлечься от забвения, повспоминать, поплакать вволю. Сочельник — это же «день перед», «накануне». Время торжественного ожидания. А в такие дни весь мир и даже ад должны хранить покой и говорить шепотом.
Для меня 17 августа имеет особое значение.
В субботу 18 августа 1956 года Ты, сыночек, перестал быть выблядком.
А они устроили весь этот джаз с иском против папы, нарушили тишину — словно пернул кто громко с кафедры во время причастия. К счастью, к раннему вечеру, еще до первой звезды, которую здесь, в аду, конечно, можно только вообразить, все утихло. И я, мысленно глядя на эту воображаемую первую звездочку на воображаемом Небе, все думала, думала — о жизни моей с Леоном. И о том, как мы до вас жили, и о том, как уже вы с Казичком к нам прибавились. Из своей жизни до Леона я помню немного: эсэсовцев в Гдыни, отплывающий в свой последний рейс «Густлофф», скамеечку в парке, у пруда с лебедями. И все. Потому что Леон мне память о том, что было до него, стер. Хотя о прошлом моем регулярно допытывался. Хотел знать все до мельчайших подробностей: боялась ли пауков, какие цветы мне больше нравятся, люблю ли ходить по росе босиком, ненавижу ли немцев и нравятся ли мне усы у мужчин. Что я ему отвечала — того уж и не вспомню, но вообще-то я всегда говорила правду, так что это и не важно. А потом он меня ошеломил своей нежностью и заботой. Он начал не просто обо мне заботиться — он жил мной. Смеялся моим смехом и грустил моей печалью, боялся моим страхом и желал моими желаниями. И тогда я поняла, Нуша, что я совсем в него не влюблена. Я поняла, что я его люблю — как никого и никогда на свете. И хочу родить ему ребенка, а лучше двоих. И хочу резать для него хлеб, тереть ему спину, укрывать ночью одеялом. Так иногда случается, что приходит к мужчине и женщине Любовь — и все остальные любови, что были до нее и которых не было на самом деле, но которые только грезились — она все их стирает, как не было. И ты хочешь, чтобы человек был только твоим, твоим и ничьим больше. Навсегда.
И так 17 августа я свой двойной сочельник проводила — все вспоминала, вспоминала, и при этом нарушала пост, потому что цедила себе потихонечку — без всякого, кстати, ощущения собственной греховности — красное вино с содержанием спирта выше 13 градусов. Вот ведь чудно: наша с Леоном жизнь мне тогда казалась самым обычным делом, а теперь, просеянная сквозь сито воспоминаний, представляется просто невероятной и удивительной. Это, должно быть, ностальгия и тоска. Ты меня, сыночек, знаешь, Твой отец много чего со мной мог сделать: он меня мог растрогать, разжечь, разозлить, развратить, разленить, разложить на части, растрепать, разнежить, разморозить, растопить, раззадорить, расслабить, распахнуть настежь и иногда рассмешить. Такого глагола с этой приставкой, который Леон не пробовал ко мне применить, в языке днем с огнем не сыщешь. Но в этой его непредсказуемости и заключается главная, до конца не разгаданная тайна. Помимо своей любви он подарил мне то, о чем мечтает каждая женщина: с ним я перестала бояться. Я больше не боялась — ни черных мундиров, ни тонущих судов, ни голода, ни холода, ни вечных мук. Я боялась только, что он однажды после дежурства не вернется домой, потому что он ведь гонял как сумасшедший на этой своей карете «скорой помощи», когда они ехали на вызов. Он был моим опекуном и моим рыцарем. А когда вы с Казиком родились — свои крылья распростер и над вами, почувствовал себя вожаком целой стаи. Но не каким-то там патриархом. Леон, как мне, сыночек, кажется, в жизни руководствовался идеями феминизма. Он был единственным феминистом в нашем большом доме (мне все соседки завидовали). И в трех следующих домах, если идти Подверхней улицей в сторону улицы Красного Креста.
Так же думали почти все женщины, проживавшие поблизости и слышавшие обо мне. Но в четвертом доме проживал с женой некий господин Зиновий Константин Л., который считался образцовым феминистом (тогда, правда, слова этого не употребляли). Образцовым, да. Потому что Зиновий, как и мой Леон, с мнением женщины очень считался и относился к ней уважительно — но стрезва. А все знали, что мой Леон и стрезва феминист, и если выпьет — тоже. По мнению улицы, непьющий феминист — пьющего феминиста лучше и образцовее. А по моему мнению, в этом какая-то катастрофичная (или катастрофическая? уж и не знаю, как лучше сказать-то) ошибка. Некоторые, очень немногочисленные, мужчины обнаруживают в себе склонность к феминизму, когда одурманены алкоголем. Другие — и таких подавляющее большинство — в таком состоянии феминистами быть перестают окончательно и бесповоротно.
А по мне, сыночка, только спьяну феминизм истинный может у мужчины проявиться, искренний и настоящий.
Что-то я в пафос впала, верно, от красного вина… и отца Твоего на пьедестал прямо воздвигаю. А ведь он был нормальным мужчиной, из плоти и крови, из желания. И из многих недостатков, свойственных мужчинам. А иногда бывал невыносимым и глупым, как осел. Такой случай Тебе приведу. Как известно, Леон алкоголя не избегал — это если дипломатично выражаться. И по поводу этой его слабости мы с ним много раз вели громкие и продолжительные дискуссии. Некоторые из них наверняка достигали ваших с Казичком ушей, потому как голос у меня был, если помнишь, весьма звучный. А особенно рьяно мы принялись дискутировать, когда в желудке у Леона обнаружились эти язвы. Алкоголь уж никак не лекарство от язв, это все знают, для этого медицинское образование-то необязательно. Леон этих дискуссий не любил и всеми возможными способами старался от них уйти. И однажды его изобретательность все границы перешла. После дневного дежурства, со свежим всегдашним хлебом в портфеле, вместо того, чтобы, как положено, вернуться сразу домой, он со своими коллегами — водителями «скорой помощи» (такими же пьяницами, как и он) пообщался. Употребили они на троих два литра «Ржаной», да на пустой желудок, который у Леона и так был уже весь в язвах. Опасаясь скандала, Леон подговорил своих трезвых коллег (других), чтобы они его на карете «скорой» к дому привезли. А уже в подъезде нашего дома Леон свой замысел существенно усовершенствовал: уговорил водителя и санитара, чтобы они вынули из машины носилки, принесли к нашим дверям и постучали, а когда дверь, мол, откроется — Леон быстренько на эти носилки ляжет и свернется клубочком, будто от боли: «Ох, Иренка, язва у меня открылась!». Эти дурни замысел признали ловким и убедительным и даже выражали, довольно шумно, удивление изобретательностью Леона. Я их одобрение слышала очень хорошо, потому как стояла, прижавшись ухом к входной двери, привлеченная шумом на лестнице. И тогда я резким движением распахнула дверь и одновременно зажгла свет на лестничной клетке. В тот момент тело Леона, хоть и не полностью, уже находилось на носилках. Что я при этом говорила — пересказывать не стану, иначе придется очень долго извиняться за несдержанность и грубость. Солидарность коллег с Леоном в то же мгновение кончилась — они выпустили из рук носилки и бросились бежать. А Леон оказался внизу, носом в пол. Чего он там бормотал — тоже не стану повторять, да и не помню в точности, хотя знаю, что в его словах преобладали извинения. А вид Леона, который на четвереньках пробирался в спальню через вашу с Казичком комнату, не забуду никогда. Когда наконец добрался до нашего супружеского ложа, как был, одетый и обутый, он вполз под одеяло и накрылся им с головой. Эта сцена так меня развеселила, что я рассмеялась, и вся злость моя улетучилась моментально, а на смену ей пришло — умиление. И когда Леон захрапел, я ботинки и одежду с него сняла, лицо мягкой салфеткой, смоченной в теплой воде, обтерла и, прижавшись к его груди, спокойно уснула. К мошеннической провокации с «открывшейся язвой» мы вернулись в довольно громкой дискуссии два дня спустя, и Леон, как настоящий мужчина, всю вину спихнул на коллег и отсутствие закуски, себя виня лишь в том, что недостаточно сопротивлялся. Я сделала вид, будто поверила, — в очередной раз. Любящие феминистки всегда так делают. Так что сам видишь — до пьедестала Твоему отцу куда как не близко.
После сочельника 17 августа наступал Твой, сыночек, день рождения. Когда Ты был ребенком, Ты его ждал как настоящего Сочельника — из-за подарков, конечно. Баба Марта с самого утра на кухне хлопотала, чтобы приготовить тесто для Твоего любимого сливового пирога и пекарю с соседней улицы отнести, чтобы тот испек (тогда принято так было печь пироги в пекарнях). Бабушка сама к пекарю в день Твоего рождения ходила и немало причиняла ему хлопот, потому как Твое неукротимое обжорство прекрасно знала. Не раз случалось, например, во время печения пасхальных куличей, что короткой дорогой от нашего подъезда до пекарни чуть не треть теста исчезала в Твоем желудке, что было несправедливо по отношению к нашей большой семье. Я в этот день на работу не ходила, и так как отгул мне чаще всего давать отказывались, обычно по политическим мотивам (отказ яйца секретаря партии просвечивать мне не простили никогда!), Леон мне организовывал больничный по форме Л-4, через фельдшеров или настоящих врачей. До обеда я шла в парикмахерскую, закрашивала седину и делала завивку, которая называлась перманентом. Потом возвращалась домой и накрывала стол двумя белоснежными вышитыми скатертями. На стол я ставила вазы с цветами, а на кухне, с бабой Мартой и Леоном, если он был не на дежурстве, мы готовили много вкусной еды, чтобы гости с Твоего рождения ушли сытыми и довольными. Казичек с утра приготовлял Тебе «трон» — это мы немецкий обычай переняли, Geburtstag: самый большой стул в доме украшали ветками. Ты на этом «троне» должен был восседать и принимать поздравления и подарки. Как только раздавался звонок в дверь — Ты бросал все и со всех ног несся к своему «трону» и там ждал гостей. Торт (по финансовым соображениям) бабушка испечь Тебе не могла, поэтому свечки ставили в кучку песка, которую насыпали на тарелку и украшали листиками ивы и лепестками цветов. Я вместе с Тобой их задувала и загадывала желания — и эти желания всегда касались Тебя. Чтобы Ты был здоров, чтобы вырос благородным, мудрым и честным, чтобы сердце выше ума ставил, чтобы женщину хорошую встретил… Но это уж вечером бывало, когда гости собирались вокруг стола и Леон вставал и дрожащим голосом говорил тост, но до конца никогда не договаривал, потому что глаза его наполнялись слезами. А он, когда плакал, становился нем. Но все и так понимали, без слов, что он хотел сказать. И смотрели в этот момент на Тебя. На его Нушку. А он рюмку с водкой ставил на стол, сигарету в пепельнице гасил и подходил к Тебе, а по пути меня из-за стола вытягивал и к себе прижимал. И вот такое романтичное представление каждый год устраивал как в первый раз.
Но это уж вечером было. А до этого я, с не совсем еще натуральной прической, бабу Марту оставляла на кухне одну, а сама отправлялась приводить себя в порядок: надевала новую, купленную специально на этот случай комбинацию, крем «Нивея» подушечками пальцев в лицо вбивала, кроваво-красной помадой красила губы и впихивалась в элегантное платье, усиленно втягивая при этом живот. Леон очень любил, когда у меня на губах блестела красная помада. Платьев у меня было немного, а вот комбинацию всякий раз к твоему дню рождения я покупала новую — больше для Леона, чем для себя, потому что Леон на этих комбинациях был повернут, как фетишист какой, и частенько, уже раздев меня, натягивал мне на голое тело комбинацию или просил, чтобы я сама надела. Теперь-то это называется на французский манер dessous, а тогда — просто комбинация. Я, угадывая вкусы Леона, старалась покупать как можно более прозрачные комбинации. И скажу Тебе, сыночек, меня это очень возбуждало. Чуть прикрытая нагота вносит в отношения мужчины и женщины совсем другой оттенок — о чем Ты и сам знаешь, ибо в этом деликатном смысле на своего отца походишь. Хоть и не вполне — потому как идея связать мне руки порванной комбинацией Леону, к сожалению, в голову не приходила.
Эти наши вечера восемнадцатого августа, с восемнадцатого на девятнадцатое, я очень любила. Мы тонко чувствовали, как нужно разговаривать и о чем. Не только о том, как свести концы с концами, сколько угля закупить на зиму и пора ли делать в квартире ремонт. А о нас, о прошлом, о будущем. О смысле. Когда гости расходились по домам, а вы с Казичком ложились спать, мы вдвоем с Леоном наливали себе из пузатого жбана вина из боярышника и начинали неспешный разговор. Относительно ваших мозгов и так, вообще.
Леон с определенного момента убедился, что никакого отставания от сверстников у вас не происходит, несмотря на все прогнозы врачей. А скорее наоборот. Казичек в школе был отличником несмотря на то, что хулиганил, курил в туалете и воровал вино из стоящей в кладовке бутыли. Я утверждала (про склонность к пьянству), что это все гены — дурная унаследованная мутация из набора хромосом Леона, и была этим обеспокоена. А Леон считал, что Казичек делает то, что и должен делать подросток его возраста, и говорил, что беспокоился бы как раз в том случае, если бы Казичек этого не делал. И это свое убеждение он претворял в жизнь удивительными способами. Например, как-то раз он встретил в прихожей Казичка, тайком накурившегося сигаретами «Спорт» в уборной (да, сыночек, Ты ведь помнишь, у нас была именно уборная — я бы погрешила против истины, если бы сказала «туалет»), Казичек накурился до такого состояния, что голова у него, верно, закружилась и он потерял равновесие (как Ты однажды в Нью-Йорке после марихуаны). Леон, заметив это, тут же принял решение — вынуждена констатировать, что ни со мной, ни с бабой Мартой он его не согласовал и на наши протесты никакого внимания не обратил: своему старшему (на тот момент четырнадцати с половиной лет) сыну — «из заботы о здоровье» — разрешил курить «как положено», то есть официально. И вскоре наша квартира стала напоминать дешевые курильни гашиша, только дыму было еще больше. Дедушка Брунон опасными испарениями из папирос марки «Морские» задавал этой вони тон, Леон приправлял его духом «Экстра крепких» без фильтра, Казичек дополнял своим «Спортом», а я увенчивала этот букет деликатным дымком папирос «Пласке». Иногда, особенно к вечеру, когда после целого дня дым собирался под потолком густыми клубами и превращался в серые тучи — напоминало это, сыночек, баню. Бабушка Марта от этого нашествия никотина расстраивалась: главным образом переживала о накрахмаленных с большим трудом занавесках. Они в течение двух недель из белоснежных становились бронзово-коричневыми, а бабушка такого непотребства, будучи еще довоенной и крепко онемеченной фрау, терпеть не могла. К тому же она утверждала, что наши домашние животные, кот Мурзин и пес Азор, всегда с улицы поскорее домой спешат вернуться, потому как стали никотинозависимыми. Да и Твой, сыночек, маленький рост — а чего уж там говорить, был Ты в определенном возрасте маленьким и невзрачным — баба Марта объясняла влиянием задымленного воздуха, которым Ты дышал. Но уж это очевидная была неправда — достаточно взглянуть на Твоего внушительных размеров брата Казичка, а ведь он не только пассивно, но и весьма активно курил с самой ранней юности.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |