Иногда Нил беседует по телефону с Китом о прионах и создании вакцины. Время от времени он отвлекается и начинает расспрашивать друга о его сыне: «Он тоже такой? Как Шридеви? Ленивый и неуправляемый? Куда-то сбегает по ночам, а потом весь день спит?» Но Кит отвечает: нет, у него растет отличный парень. Нил очень рад за него, правда-правда, но в глубине души иногда жалеет, что Патрик такой хороший. Ведь иначе можно было бы списать поведение дочери на возраст и не винить во всем болезнь. Надеяться, что когда-нибудь Шридеви повзрослеет.
Иногда после долгого рабочего дня в лаборатории у Нила не остается сил ни на что. Он просто сидит перед телевизором с тарелкой остывшей еды. Чаще всего смотрит исторический канал или «Дискавери»: программы про жестоких диктаторов и предсказания Нострадамуса, про снежного человека или лох-несское чудовище. Передачи, в которых рассказывают, что станет с миром после исчезновения человечества: ведь рано или поздно люди либо вымрут от ужасной болезни, либо погибнут из-за прилетевшего из космоса астероида. Особенно Нилу нравится смотреть про привидения: про дома, замки, пещеры и катакомбы, в которых водятся призраки.
Недавно была одна интересная программа про дом в пригороде Пенсильвании. Странные вещи начали происходить после того, как туда переехала одна семья. Свет мигал и ни с того ни с сего гас. Окна открывались и закрывались. Стакан с водой вдруг сам собой соскакивал на пол. Однажды вечером муж и жена читали в гостиной, и внезапно диван опрокинулся, окна распахнулись, а с улицы донеслось ужасное завывание, настоящий крик баньши. В другой раз муж заметил на стене в ванной пузырек краски, нажал на него пальцем, а оттуда полилась кровь. Наконец хозяева позвали медиума, пышнотелую чернокожую даму в лиловом платье с цветами, некую мадам Серену. Думали, может, в доме поселился демон или он построен на месте индейского кладбища. Но медиум заявила, что во всем виновата их дочь — девчонка-подросток с черными волосами и черными ногтями, которая лечилась от депрессии. В нее вселилась тьма, именно эта тьма и вызывала все те явления. «Дочь вас поглощает» — так сказала мадам Серена.
И теперь, когда Нил сидит в гостиной, освещенной мерцающим светом экрана, и слушает доносящиеся из комнаты Шридеви стенания, или смотрит в туалете на измазанный рвотой унитаз, или ложится вечером в кровать рядом с мрачной молчаливой женой, ему неизменно кажется, что их дочь тоже поглощает своих родителей.
Непонятно, кого в этом винить: инфекцию или лекарство. Лекарство временами кажется хуже самой болезни. В детстве мама поведала ему одну историю. Маленький Нил обычно помогал ей на кухне: становился на высокий стул, чтобы дотянуться, и смешивал пряности, разминал горох или картошку, раскатывал лепешки. А она рассказывала сыну сказки о тиграх, ослах, слонах, волшебных музыкантах, разбитых горшках, о мальчике, у которого на лбу сияла луна, а на подбородке — звезда.
В одной сказке говорилось про деревню, жителей которой донимал шакал: этот страшный зверь пожирал детей, воровал еду, не давал спать по ночам своими завываниями. Крестьяне решили убить его и наняли для этого огромную змею. Змея широко распахнула пасть и проглотила шакала целиком. Еще долго он дергался у нее внутри, медленно перемещался от пасти к брюху и обратно, но наконец затих. И тогда гигантская рептилия обвила кольцом деревенскую площадь и заснула, чтобы его переварить. А жители устроили праздник и плясали на радостях несколько дней подряд. В конце концов топот и громкая музыка разбудили змею, она проснулась и, решив утолить голод, набросилась на крестьян. Так место одного чудовища заняло другое. Точь-в-точь как с его дочерью.
Раньше ликаны в больших дозах принимали сильные транквилизаторы. Самый известный препарат назывался вулфсбейн. А в восьмидесятых на рынке появился люпекс — химический коктейль из нейролептиков, успокоительных и бензодиазипина. С годами состав несколько раз менялся, сейчас эти маленькие круглые таблетки, похожие на крошечные луны, принимают дважды в день: двадцать миллиграммов галоперидола, четыре миллиграмма лоразепама и серебро. Лекарство бесплатно выдают всем зарегистрированным ликанам, и они обязаны его принимать. Требование только одно: пациент каждый месяц сдает анализ крови; если он не пьет лекарство, то попадает в тюрьму. Ограничений по количеству нет, тебе всегда охотно выпишут новый рецепт.
В основном пациенты не злоупотребляют люпексом: препарат постепенно разрушает личность. Но его дочь не такая, как все. Она мешает люпекс с робитуссином, никвилом, судафедом, бенадрилом, запивает его энергетиками, курит с ним траву, глотает его и вдыхает через нос. Кожа у Шридеви сделалась такой тонкой, что порой видно, как сквозь нее, словно сквозь полиэтилен, проглядывают вены. Иногда девушка плачет без всякой причины, рыдает часами. Слезы текут неиссякаемой темной рекой.
Но Нил не рассказывает обо всем этом Августу, когда тот интересуется здоровьем его дочери. Они встретились в гольф-клубе «Дирсталкер», неподалеку от Юджина.
— С ней все в порядке, — отвечает профессор.
— Вот и хорошо. Я очень рад.
День выдался серым, трава влажная после вчерашнего дождя, ботинки промокают, а мячи катятся не так, как надо. Хоть какое-то оправдание, ведь игроки то и дело совершают слайсы и используют дополнительные попытки. На Чейзе джинсы и ветровка, Нил и Август надели брюки и свитера. Гольфмобиль катится по скользкому асфальту, и клюшки бренчат на поворотах. Следом неотступно едет еще один — с двумя охранниками.
Возле восьмой лунки (пять ударов, резкий поворот налево) Август и Чейз берут клюшки с толстыми головками, и их мячи улетают куда-то в лес. Нил же выбирает железную клюшку под номером пять, с плоским крюком, несколько раз уверенно замахивается, а потом несильным точным ударом посылает мяч ввысь. Тот летит по изогнутой дуге, падает и подкатывается прямо к тому месту, где фервей резко поворачивает влево.
— Да вы профессионал, — восхищается губернатор.
— Раньше был.
— И что же вам помешало им остаться?
— Мороженое, — отвечает Нил, похлопывая себя по животу.
Чейз нарочито громко хохочет над этой незатейливой шуткой. Видимо, из-за люпекса. Час назад они встретились на парковке, и Нил достал из багажника коробку с сотней пузырьков, по сто пилюль в каждой. Заказал их себе в кабинет, а не в лабораторию, как обычно, на особые нужды.
Чейз сразу же достал из кармана складной нож, вытащил одну бутылочку и вскрыл защитную пленку.
— Помню, как у моего двоюродного брата внезапно начались головные боли, — сказал он, — я тогда еще совсем ребенком был. Сначала приступы случались время от времени, а потом постоянно, и аспирин уже не спасал. Брата забрали в больницу, когда носом пошла кровь. Оказалось, рак мозга. Неоперабельная опухоль, размером с морскую звезду. Тринадцать лет всего было парню. В конце концов он стал говорить и делать всякие жуткие вещи, все от него шарахались. Такое чувство, что в него вселился какой-то другой человек.
Чейз вытер рукавом автомобильный спойлер, высыпал на него три пилюли и растер их крышкой от бутылочки. Потом вытащил из кошелька кредитку и разделил ею получившийся белый порошок на две дорожки.
— Вот именно так я себя теперь и чувствую. Эта дрянь засела внутри меня. Док, убейте ее.
Скатав трубочкой купюру, губернатор зажал одну ноздрю пальцем, а в другую втянул лекарство. Глаза у него тут же заслезились. Он распрямился и принялся яростно тереть нос. Чихнул, прикрывшись рукавом; хлопнул себя по коленям и осоловело улыбнулся собеседникам:
— Ух ты! Убойная доза.
А теперь они все вместе бродят среди толстых дубовых стволов в поисках потерянных мячей, и под ногами влажно чавкает палая листва. Игроки медленно идут по лесу и внимательно вглядываются в заросли, хотя совершенно ясно: мячей им не найти. Август излагает свой план, которым он очень гордится. Для начала нужно позвонить сенатору Вайдену и сенатору Меркли.
— Я, вообще-то, один раз дал Вайдену в рожу, — признается Чейз, пиная ногой кучу листьев. — Вернее, даже два раза.
— Ничего, он тебя простит. Ведь мы пообещаем нашим разлюбезным сенаторам спонсорскую поддержку предвыборного штаба: «Найк», «Интел», «Лития моторс», «Харри энд Дэвид» и «Элайнс энерджи». «Элайнс энерджи» — ключевая компания. В следующие несколько месяцев сделаем особый акцент на атомной энергетике. А сенат в ответ выделит из федерального бюджета кругленькую сумму Центру исследования лобоса. Он войдет в состав Научно-исследовательского центра инфекционных заболеваний, а возглавит все это наш высокоуважаемый профессор Десаи. Признаться, я рассчитываю, что уже через пару лет у нас будет вакцина. Это ведь вполне возможно, да? Вы же сами мне так сказали.
Нил переводит взгляд на фервей, оценивает угол и высчитывает, куда могли упасть мячи.
— Создать вакцину — не самая большая трудность, — отвечает он, не глядя на Августа. — Трудность в том, чтобы ее применить. В последние несколько лет Американский союз защиты гражданских прав препятствовал работе по созданию препарата.
— Сейчас настали трудные времена. Вся Америка под угрозой. Поймите, нам срочно нужна вакцина.
Отец Нила, профессор психиатрии, был эмигрантом в первом поколении. В детстве Нил по выходным собирал мячи для гольфа: бегал по лесам, прочесывал ямы с песком, обшаривал пруды. В гольф-клубах платили по пять центов за каждый найденный мяч. Смотрители вечно принимали мальчика за мексиканца и называли Хосе. Нил объяснял им, что он индиец. «А где же твои томагавк и перья?» — спрашивали они. «Да не индеец, а индиец». К концу дня его рюкзак был обычно забит мячами. С собой на поиски Нил брал очки и плавки: нырял в грязную зеленоватую воду, задерживал дыхание, пока не начинало саднить легкие и мутиться в глазах. Белые мячики прятались в иле, словно жемчужины.
Нил подходит к кусту рододендрона и замечает под ним белоснежный мяч. Его охватывает знакомая с детства радость: он нашел то, что не под силу найти никому другому. Профессор наклоняется (с некоторым трудом, поскольку мешает объемный живот) и хватает сокровище.
— Думаете, это так просто?
— Ничего подобного, я прекрасно понимаю, что создание вакцины — дело нелегкое. Но у нас обязательно все получится. Мы обеспечим вам необходимое финансирование. — Август протирает очки полой рубашки и внимательно вглядывается в Нила: не нужно ли и его чуточку облагородить? — И поверьте, за ценой мы не постоим.
— Правда?
— Ну конечно. Губернатор станет вашим благодетелем, а вы, в свою очередь, облагодетельствуете его самого — как только создадите вакцину. — На лице главы администрации отпечатались две ярко-красные полоски от очков: они тянутся от ушей к глазам.
Чейз уже ничего не ищет — курит, прислонившись к стволу, взгляд у него остекленел.
— Я нашел то, что вы искали, — говорит Нил, отдавая ему мяч.
Уильямс непонимающе смотрит на него сквозь облако дыма, а потом протягивает вперед обе руки, ладонями вверх, словно в молитве.
Глава 26
Клэр не знает, сколько прошло минут, часов или даже дней. Окон в ее тюрьме нет. Вокруг лишь черный камень и черный песок. Бедная девушка постоянно находится на грани обморока, где-то между сном и явью, тело и ум у нее онемели от холода. Когда она пытается думать, мысли суматошно разлетаются в разные стороны, словно те летучие мыши, что живут здесь в трещинах между сталактитами. В углу стоит ведро, рядом — рулон туалетной бумаги. Руки теперь свободны, но ноги по-прежнему скованы.
— Поверь, мне очень жаль причинять тебе неудобства, — сказал ей дядя, защелкивая кандалы на лодыжках, — но я не уверен, что могу тебе доверять.
Клэр ничего не чувствует: нет ни паники, ни злости, ни страха, только непроглядная чернота — чернота базальтовой глыбы, на которую она смотрит не отрываясь. Пористая поверхность камня изрыта бугорками: целый мир, скрытый внутри другого мира, ну прямо как сообщество ликанов, живущих под землей.
Сколько их здесь — непонятно, может быть, десятки, а может, и того больше. В тоннелях проведено электричество, сверху доносятся голоса, и еду ей несколько раз доставляли разные люди. Значит, это не просто временный лагерь, а целый подземный город. Еду, кстати, приносят ни много ни мало на подносе: фарфоровая тарелка, стакан в подстаканнике, металлические нож и вилка, салфетка. Да и меню соответствующее: оленина с винегретом, курица с рисом и розмарином. Такое не приготовишь на походной кухне.
Клэр в очередной раз просыпается, над ней навис Пак.
— Тебе лучше сюда не ходить, — отважно заявляет девушка.
— Это почему же?
— Неужели забыл — дядя запретил тебе меня трогать.
— Хорош любящий дядя. Надел племяннице кандалы на ноги. Из удобств оставил только ведро.
— А я и не говорю, что он мне нравится.
Улыбка Пака становится еще шире. В холодном голубом свете ламп дневного освещения зубы его кажутся невероятно белоснежными. Он помахивает покалеченной рукой, той самой, где вместо мизинца и безымянного пальца — бесформенные розовые шрамы. Ногти у Пака толстые и пожелтевшие. Проследив за взглядом Клэр, он поясняет:
— Подарочек от твоей тети. Хочешь, расскажу, как это случилось? — И, не дожидаясь ответа, продолжает: — Эта шлюха вечно расхаживает полуголая. Открытые майки и все такое прочее. Хочет, чтобы мужики на нее пялились. Так и напрашивается, чтобы ее пощупали. Ну что же, что хотела — то и получила. Как-то раз я подошел к ней сзади в кухне и по-дружески обнял. Она, если мне память не изменяет, в этот момент резала овощи. Я вел себя очень пристойно: просто положил руки ей на плечи. Хотел помочь расслабиться. Твоя тетя ведь вечно напряжена, как струна. И знаешь, чем она отплатила мне за доброту? Развернулась и без всякого предупреждения саданула ножом. Порезала до кости. Ну, разумеется, я не стерпел оскорбления. И мы с ней маленько повздорили.
Ширинка у него вздувается, взгляд становится отсутствующим. Наконец Пак снова смотрит на Клэр.
— А знаешь, я ведь могу снять с тебя кандалы. Мне это совсем не трудно.
Пак делает шаг вперед, и стены пещеры внезапно сжимаются вокруг девушки.
Все жители убежища носят на поясе рации, и именно в этот момент рация Пака оживает. Кто-то его зовет.
— Что такое? — с отвращением выплевывает он.
Возникли какие-то трудности с доставкой нитроглицерина. Нужна помощь.
— Уже иду, — отвечает Пак, прикусывая антенну.
— Я расскажу обо всем Джереми, — говорит Клэр, просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать, чтобы он не пялился на нее молча.
— Дитя мое, думаешь, твой драгоценный дядюшка здесь главный? Да, ему бы этого хотелось. Очень хотелось бы. Но нет, главный здесь совсем не он. Хотя твой родственничек каждую секунду старается показать мне, какая он важная шишка.
— Тогда кто же здесь главный?
Глаза Пака словно пульсируют, его волосы полыхают белым огнем, лицо лишено всякого выражения.
— Балор.
На четырнадцатый день рождения отец подарил Патрику свой «моссберг». Ореховое цевье, рифленое ложе, голубоватый металл, потертый кожаный ремень. Когда Патрик берет винтовку в руки и вдыхает аромат оружейной смазки, ему сразу же вспоминается Калифорния. Как на рассвете отец приходил к нему в комнату и тихонько будил: «Давай просыпайся». Внизу на кухне уже ждала яичница с беконом. Они надевали ярко-оранжевые жилеты и шляпы. На переднем сиденье грузовика стоял термос с горячим кофе. Пустое шоссе, проселочные дороги, дремучий темный лес; они идут пешком по тропинке, а горизонт только-только окрашивается розовым.
Еще в августе Патрик отправил самому себе на новое место посылку с кое-какими книгами, одеждой и этой винтовкой. Отец то и дело повторял, как славно в Орегоне охотиться, будто Патрик ехал на каникулы.
Теперь «моссберг» лежит в багажнике грузовика, а Патрик втиснулся на заднее сиденье между двумя парнями. Всего их пятеро, за рулем Макс. Джинсы, камуфляж, ярко-оранжевые жилеты. Утром на вопрос Патрика Макс ответил, что они едут охотиться на волков. Сказал, мол, у него есть некоторые соображения по поводу горячих источников. Слишком странное место ликаны выбрали для нападения. Почему не в торговом центре, не в парке, не в церкви? Видимо, наткнулись на купальщиков случайно и решили воспользоваться подвернувшейся возможностью. Атаковали и отступили, дождались, пока снег не замел все следы. А трупы обнаружили только через несколько дней — ищи ветра в поле.
В машине Макс сразу же включает радио. Разговаривать невозможно: из динамиков во весь голос орет какая-то панк-группа под названием «Словаки». Звук электрогитары похож на скрежет ножей, слова сливаются в нечленораздельный вой. У Патрика просто отваливаются уши, и он просит сделать потише:
— Макс? Эй, Макс?
Но тот не отвечает. Может, не слышит? Американцы смотрят прямо перед собой. Гэмбл не в первый уже раз задается вопросом, как его занесло в такую компанию.
Они едут по асфальтированной дороге, потом по грязному и скользкому проселку, засыпанному снегом. Мимо домов, жилых прицепов, сложенных штабелями бревен. Обгоняют трейлеры, груженные обструганными стволами. Сворачивают в угодья лесничества, трясутся по изгибающейся зигзагами, заросшей и разбитой узкоколейке. Деревья здесь растут вплотную к обочине, обледеневшие когти веток время от времени царапают по лобовому стеклу. В конце концов машина подъезжает к тому месту, где на дорогу спустился оползень, и останавливается возле застывшего потока грязи и камней.
— Приехали, — объявляет Макс и выключает зажигание.
Пару лет назад Клэр загорала на заднем дворе у подруги. Неожиданно на нее упала чья-то тень, словно до кожи дотронулись мокрым холодным полотенцем. Девушка открыла глаза и увидела младшего брата Стейси: в одной руке он держал пневматическую винтовку, а в другой — мертвого кролика. Подстрелил в лесу неподалеку от дома. Когда мальчишка кинул кролика в сестру и ее подружку, те возмутились и пригрозили поймать негодника, хорошенько отодрать за волосы и покрасить ему лаком ногти на ногах, чтобы впредь неповадно было. А потом на Клэр что-то нашло: она непонятно зачем взяла у парня винтовку и подошла к ближайшему дереву, в одном фиолетовом бикини. На ветке чирикала малиновка, и девушка выстрелила. Послышался громкий щелчок, птица замертво упала на землю. Брат Стейси восхищенно присвистнул, но Клэр лишь молча подняла птаху. Такая легкая, почти невесомая. Остекленевшие глазки, на клювике темнеет капля крови. Ни разу в жизни еще Клэр не чувствовала себя так мерзко. Она поклялась больше никогда никого не убивать. Правда, уже вечером с удовольствием ела приготовленный отцом стейк. Но все равно при мысли об убийстве ей становилось мерзко: хоть это и часть повседневной жизни, но лучше о таком не думать.
И вот теперь она сидит в пещере и обдумывает, как убить Пака. Хотя не обязательно его, можно и кого-нибудь другого, привередничать Клэр не станет. Пусть только кто-нибудь подвернется под руку. Убить и сбежать. Нужно мыслить ясно. Быть готовой ко всему. Так учила племянницу Мириам.
А еще тетя учила ее трансформироваться. И девушка выпускает на свободу внутреннего волка. Сначала — чтобы испытать свою силу: а вдруг получится перекусить цепь? Потом — просто чтобы скоротать время. Наверное, выходит шумно. И одежда снова порвалась, на лбу кровоточит рана. Она перекатывается по пещере, раз за разом снова принимая человеческий облик, лежит на полу и ждет, пока замедлится пульс и выровняется дыхание. Воспоминания о минутах, проведенных в ином обличье, словно бы погружаются в туман.
Из-за превращений лодыжки в кандалах разбиты в кровь. Но Клэр не обращает внимания. За последние несколько месяцев она хорошо усвоила: знакомую боль переносить легче. Тело превратилось в один большой нерв, омертвевший от горя.
Все ее чувства обострились. Где-то вдалеке шелестят крылья летучей мыши, шкворчит мясо на сковородке, пещера дышит, меняется направление сквозняка. В конце концов в коридоре слышатся шаги, но Клэр узнает о приближении гостя задолго до его появления. Это как тень, промелькнувшая в освещенном окне, словно обрывок разговора, долетевший с противоположного конца шумного бара. Она знает: уже совсем скоро он покажется из-за угла. Подойдет близко. Если это Пак и если удастся дотянуться, она вцепится ему в горло и выцарапает глаза. Убьет его.
Патрик не сразу понимает, чту именно перед ним. Окровавленные куски разбросаны по всей поляне, этакая мешанина из шерсти и обломков костей. А потом замечает в стороне часть позвоночника и голову оленихи. Из мертвого рта выползает жук и пробирается по морде к черному глазу.
Вокруг ни души. Десять минут назад они разделились и отправились прочесывать лес. Совсем, казалось бы, недавно. Налетевший ветер закручивает в маленький смерч покрытые изморозью листья, а потом с шелестом роняет их на землю. Кое-где встречаются сугробы, но снег в основном растаял и превратился в ледяную корку. Нужно ли звать остальных? Но мертвая олениха ничего не доказывает. Это мог быть ликан, но могла быть и обыкновенная пума.
В кармане оживает телефон. Удивительно, в лесу есть связь. Сообщение от Малери: «Я тебя защищала. Но видимо, тебе это ни к чему».
Что она имеет в виду? Патрик решает не обращать внимания, но все-таки посылает в ответ вопросительный знак. Вдруг откуда-то издалека доносится приглушенный треск. Кто-то пробирается сквозь заросли. Гэмбл снимает винтовку с предохранителя и идет на звук. Только бы не наступить на ветку, в обледеневшую лужу, не задеть куст. Через минуту шум стихает, Патрик останавливается и вслушивается, наклонив голову. Снова треск. Целых пять минут он крадется по лесу, то замирая, то снова устремляясь вперед.
Нужно выровнять дыхание. Это ведь может быть кто-то из Американцев. Да вообще кто угодно. Кровь пульсирует в кончиках пальцах. Вот сейчас занавес из веток разойдется в стороны, а на пне, скорчившись, как горгулья, сидит тот самый ликан из самолета, рычит, оскалив непомерно большие клыки. Какие у Патрика против него шансы? Ведь тут некуда спрятаться и некем прикрыться. Хочется бегом припустить к грузовику, и пусть лес сольется в сплошную бурую пелену. Но каждый раз, когда Патрик уже готов сорваться с места, он вспоминает отца. Отец бы не убежал.
Источник таинственного звука больше не двигается с места. Это где-то в тридцати шагах, в овраге. Раздается чуть слышное журчание, всплеск.
И вот Гэмбл на краю оврага, где ветви деревьев изгибаются, словно воздетые вверх руки. На самом дне, прямо в ручье, два больших оленя сошлись в поединке.
Патрик поднимает винтовку и оглядывает сцену сквозь прицел. Рога сплелись, невозможно различить, где чьи. У более крупного зверя из раны под глазом сочится кровь, а еще — из уха и многочисленных царапин на шее. Олени борются в полнейшей тишине, лишь иногда раздается фырканье или всплеск, когда они переступают с ноги на ногу. Их копыта обтекает черная вода, похожая на ежевичное вино. И тут Патрик понимает: они не могут расцепиться, рога слишком тесно переплелись.
Поглаживая курок, он представляет, что эти рога украшают его спальню. Так отчетливо. Они висят над кроватью, вот он входит, включает свет, и на стену ложатся ветвистые тени.
Выстрел. Крупный олень падает замертво. Прозрачная волна вспухает возле его тела, словно гигантский валун, вокруг шеи мигом нарастает пенный воротник. Звери и после смерти остаются связанными. Соперник большого оленя застыл на месте, приникнув к воде, будто собрался вволю напиться.
Снова вибрирует мобильник. Олень теперь никуда не денется, перезарядить ружье еще успеется, так что Патрик читает сообщение. Снова от Малери: «Я знаю правду про твою маму, и Макс теперь тоже».
Мобильник чуть не падает на землю, а Патрик мгновенно забывает про оленя и про все остальное. Сейчас его внимание целиком сконцентрировалось на этом коротком предложении, грудь сдавило, трудно дышать. В голове бешено скачут мысли: Малери, аптека, список фамилий. Но он все равно еще толком не осознал, что именно случилось. Патрик поднимает глаза. С противоположного края оврага на него смотрит Макс. В руке он держит ружье.
Клэр притворяется спящей. Шаги приближаются, слышно чье-то дыхание. Она представляет себе, как Пак подходит ближе, смотрит сверху вниз, теребит молнию на штанах или пряжку ремня. Его белоснежные волосы сияют. В ее жилах вскипает кровь: то самое состояние, которое бывает перед трансформацией. Девушка чуть приоткрывает глаза и смотрит сквозь ресницы. Тень слишком большая. Это не Пак, а тот гигант, что ее похитил; полы черного плаща раскинулись крыльями хищной птицы. Клэр содрогается и хочет закричать.
Но выясняется, что это не великан, а всего лишь ее дядя. Он успокаивающе и чуть испуганно поднимает руки:
— Ну-ну. Все в порядке.
Круглое добродушное лицо, обрамленное каштановыми кудрями. Он выуживает из кармана ключ. Клэр проще было бы его ненавидеть, но сейчас она чувствует облегчение.
— Вот, решил показать тебе окрестности. Но только если пообещаешь не делать глупостей. Обещаешь?
Девушка не отвечает, и Джереми убирает ключ. Тогда она кивает.
— Ладно.
Ноги словно чужие и плохо слушаются. Поэтому Клэр сперва делает несколько наклонов, прыжков и махов, и только потом говорит дяде, что готова.
Песок под ногами шуршит, как бумага. Коридор разветвляется. Потом еще раз. Клэр старается запомнить дорогу: а вдруг удастся удрать. Налево, опять налево. Хоть что-то.
— Это наш дом. — Джереми указывает на лавовые тоннели, на все подземное поселение, надежно укрытое толстым каменным панцирем.
Кое-где стены влажно блестят, в других местах их покрывают белый лишайник или известковые отложения. Джереми и Клэр поднимаются по плоским камням, сложенным в некоем подобии лестницы, и оказываются в огромном зале. Высокий потолок теряется в непроглядной темноте, которую не могут рассеять лампы дневного света. Оттуда свисают похожие на щупальца корни. Джереми хватается за один и повисает на нем, а потом оглядывается на Клэр и улыбается.
— Хочешь попробовать?
Вот еще глупости, не будет Клэр ничего пробовать.
— Ты на меня злишься?
— А ты как думаешь?
— Клэр, поверь, мне и правда очень жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, а не раньше.
Девушка интересуется, кто же в этом виноват. Она до недавнего времени даже не подозревала, что у нее есть дядя. Вообще ничего о нем не знала.
— Я тут ни при чем. Во всем виноваты твои родители. Это они не хотели иметь с нами дела, а не наоборот.
— Я вообще ничего о тебе не знаю, — повторяет Клэр.
— А что ты хочешь узнать?
— О тебе лично — ничего. Лучше скажи: откуда у вас энергия? В смысле, электричество?
— Тебе это интересно? Ну что же, слушай.
И Джереми рассказывает племяннице, что произведенное на гидроэлектростанциях на реке Колумбия электричество закупает Калифорния. В Каскадных горах протянуто множество высоковольтных линий. Нет, конечно, никак невозможно подключиться напрямую к линии напряжением в двадцать пять тысяч вольт. Но по пути к конечному потребителю энергия проходит через целую систему трансформаторов, которые постепенно понижают напряжение. И всего в полумиле от их убежища располагается станция «Пацифи корп», ее трансформатор преобразует напряжение до ста двадцати вольт.
— Вот оттуда мы и берем электроэнергию.
— А что, если на станции узнает об утечке? Вдруг вас поймают?
— Этого не случится. Ведь кое-кто из наших работает на «Пацифи корп». А еще в морском порту, в «Ю-пи-эс», «Нослере», «Юнион пацифик», «Америкэн эйрлайнс» и… — Чтобы перечислить названия других компаний и организаций, Джереми не хватает пальцев на двух руках. — Мы повсюду, — заключает он с улыбкой.
Клэр с дядей проходят через зал, раздвигая свисающие с потолка корни. Кое-где они растут пучками, совсем как волосы. Впереди из ярко освещенной комнаты доносится шум. Но когда они входят, пригнувшись под низкой притолокой, голоса мигом замолкают. Комната круглая, ярдов двадцать в окружности, и потолок ее напоминает купол. На полу в беспорядке переплелись черно-белые провода, на столах громоздятся компьютеры, ноутбуки, принтеры, сканер, мигающий зелеными огоньками модем и радиопередатчик. На стене висят две карты — США и штата Орегон. Обе утыканы разноцветными булавками. На потолке светится, словно звездное небо, белая новогодняя гирлянда.
В комнате десять человек: одни сидят за компьютерами, а другие стоят возле заваленного бумагами стола. При появлении Джереми и Клэр все они поднимают головы и с откровенным любопытством пялятся на девушку. У некоторых лица бледные и опухшие, а у некоторых, наоборот, загорелые и обветренные. Клэр бросаются в глаза страшно нелепые наряды: один парень, например, напялил на себя чересчур большую футболку и штаны из оленьей шкуры, прошитые сухожилиями.
— Какие у нас новости? — спрашивает Джереми.
— Проблема решена, — отвечает один из бледнолицых подпольщиков, одетый в синие джинсы и худи. Он быстро переводит взгляд с Клэр на Джереми. — Груз из Канады запаздывает, но его скоро доставят. На сортировочной станции уже подготовлен грузовик. Он будет ждать нас на ферме в Сэнди. Справимся быстро.
— Тогда давайте поторопимся.
Дальше Клэр уже не слушает, ведь совсем рядом из-под кипы бумаг выглядывают ножницы. Она незаметно облокачивается о стол. Что, если схватить ножницы и вонзить их Джереми в висок? Девушка замечает натянутую между двумя компьютерами паутину, в самой ее середине притаился зловещий паук. Допустим, она сможет ранить дядю, а что дальше? Что делать потом? Ее мигом скрутят. Клэр прячет ножницы в рукаве. Терпение.
Через минуту следом за Джереми она идет по коридору, все стены которого увешаны газетными вырезками. Пожелтевшая бумага трепещет на сквозняке, когда они проходят мимо. «Террор в воздухе» — гласят заголовки. «Сотни погибших», «Страна в ужасе», «Восстание ликанов». Клэр чуть не останавливается, заметив первую полосу «Ю-эс-эй тудей»: из-под заголовка «Чудо-мальчик» на нее смотрит знакомое лицо. Тот самый парень. Патрик.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |