- Я тебя просто придушу, - закончил Бедетти свою фразу и отпустил его воротник, зато схватил обеими руками за шею, так что кончики пальцев сомкнулись на ней сзади, и буквально приподнял, а Олли, от неожиданности выдохнув весь спасительный воздух, подавившись, встал на носочки, цепляясь за его руки.
Все ехидство, которое было у него во взгляде, превратилось в злобу, но медленно деградировало до ужаса и паники, за чем Бедетти с интересом наблюдал.
За деревом, ближе к кустам раздавалось почти синхронное пыхтение и постанывание Мориса, который не мог сдержаться, фантазируя на полную, и целовал удобно подставленную шею Остина, с закрытыми глазами видя вместо нее совсем другую. Олли опомнился, разглядев сквозь обозленную гримасу перед своим лицом привычную физиономию смазливого труса. Бедетти слабо было его по-настоящему задушить. Дело было даже не в том, что «слабо», а в том, что он был для этого слишком вменяемым, слишком умным, как бы ни хотелось его считать тупым. Поэтому оставалось расслабиться и притвориться, что с него уже хватит.
Это была кармическая участь Олина, и он это начал понимать еще лет в пятнадцать. Несмотря на всю ту гордость, которую в нем давили, душили, топтали, пытались вырвать с корнем родители, он рос не тряпкой, как они мечтали, но и не смог стать неприступным, как хотелось бы ему самому. Гордость жила и цвела, но стоило ее стиснуть кому-то, кто чуть-чуть сильнее, Олли предпочитал сдаться и отделаться с меньшими потерями банальной хитростью.
Притвориться раздавленным гораздо проще, чем сопротивляться по-настоящему, когда обстоятельства еще и складываются против.
Он закатил глаза, закрыл их и будто совсем расслабился, окончательно потеряв сознание. Бедетти от неожиданности чуть не позволил ему рухнуть на землю, а привлечь внимание Остина и Мориса теперь уже даже сам Николас не хотел. Останавливать их было слишком поздно, а разругаться в пух и прах со всеми из-за какого-то там Чендлера он точно не мечтал.
Старосту он кое-как прижал коленом к дереву, придерживая руками за плечи, как вдруг услышал сдавленное бормотание за деревом.
- Н…н…Ник… о…черт возьми… Ник…Ни-и-ик… пожалуйста… пожалуйста… только не… Н… - беспорядочно, не в силах закончить фразу правильно, звал Морис, уверенный в том, что уж кто-кто, а тот, кого он исступленно зовет, его ни за что не услышит.
На Остина накатила не только волна подступающего оргазма, но и волна смущения, потому что не отпускало чувство, будто он занимается этим с чужой подружкой или вроде того. То же, что это вообще был парень, да еще и привычный Грэйсли, ситуацию усугубляло. Не говоря о том, что звал он тоже одноклассника. С которым Остин тоже спал около суток назад.
Морис цеплялся за него так, как Бедетти бы цепляться и в голову не пришло. Он просунул руки под руками Остина и обнимал его спину, царапая плечи, целовал в шею, довольно громко повторяя это дурацкое имя ему почти в ухо. Одна нога была задрана к плечу, а вторая – просто закинута Остину на пояс и постоянно соскальзывала, падая и стуча подошвой кеда о землю.
Остин поймал себя на том, что отодвигаться не хотелось просто до смерти, столько восторга и нежности редко могли показать даже девчонки, и он понял наконец, что значит держать в объятиях по-настоящему отдающегося человека того же пола. Не отпускало чувство, что если он отодвинется хотя бы немного, Морис почувствует себя брошенным, отвергнутым и униженным.
Отодвинуться Остина теперь не заставило бы ничто.
Он даже заметил, что ни разу не укусил, как Бедетти, даже практически не оставил засосов, только целовал в шею или левое плечо, отчего руки одноклассника сильнее сжимались у него на спине, а короткие ногти впивались в плечи.
Бедетти уже не хватало нервов, а ненависть, взметнувшаяся внутри по отношению к бессознательному старосте, затмила все. Если бы не его убогие угрозы, Николас не пропустил бы момент, когда еще можно было остановить ублюдка Дэнли и надавать затрещин приятелю за его непроходимую тупость.
Остина он теперь ненавидел ничуть не меньше, чем Олина, но совсем не из ревности, а из чувства презрения, росшего с каждой секундой.
Хуже всего было то, что Морис тоже перестал вызывать что-то, кроме холода, желания унизить и буквально плюнуть ему в лицо с самыми унизительными словами, которые только получится подобрать.
Это напоминало во много раз утрированные ощущения, которые Николас испытывал лет в двенадцать. Когда он дружил с одноклассником, а потом к ним вдруг посреди полугодия пришло какое-то непонятное пугало, и он над этим пугалом посмеялся. Он пакостил по-мелкому, по-детски, а потом вдруг при всех услышал от собственного друга такие гадости в свой адрес, что чуть не потерял дар речи на пару дней. Он собирался рассказать ему какой-то очередной свой детский секрет, а услышал в свой адрес то, что «друг», как оказалось, скрывал. Что его вечно что-то не устраивало. Что Николаса он считал смешным, избалованным придурком, который ничего не понимает в жизни. В двенадцать лет хуже оскорбления Бедетти придумать даже сам не смог бы, ведь чувствовал себя таким крутым и продвинутым.
Друг ушел к пугалу, которое вечно смотрело молча сквозь свою челку и стекла дурацких очков, перекошенных то ли из-за кривых ушей, то ли из-за кривых дужек. Оставшийся надолго в каком-то шоке Бедетти сблизился с вечно восхищавшимся им Морисом Грэйсли, чьи воспитанные, спокойные родители восхищались его яркой, заметной в обществе и знающей, как подать себя, матерью. Не то чтобы они не дружили по-настоящему, как начал со временем считать Морис. Просто Бедетти заставил себя перестать нуждаться в том, кто всегда его выслушает, согласится с ним и поддержит. Даже когда Морис это делал по собственной воле, лучше от этого он в глазах «друга» не становился, потому что Бедетти и сам себе был отличным другом. Даже когда он говорил вслух, он не обращался ни к кому конкретному, он просто будто высказывался, не ожидая и не требуя ничьей реакции, кроме своей.
Несмотря на это, к Морису он все-таки привык за пять лет, что они дружили. А теперь и он вдруг вызвал те же чувства, что предатель Дэнли. А ужаснее всего было то, что он все время, как заведенный, повторял там, за деревом, его имя, прямо в ухо мерзкому предателю.
Олли, которого он осторожно опустил, чтобы не шуметь, на мох и корни, торчавшие из-под земли, эти дурацкие вздохи и все время повторяющееся имя тоже слушал. Сознание он вовсе не терял, но притворялся, как выяснилось, хорошо. И даже в голову ему не приходило, о чем вспоминал противный Бедетти, который затих и продолжал подслушивать происходящее.
Олли уверен был, что уж на кого точно Бедетти не стал бы смотреть, будь у него выбор, так это на него. А значит, он мог смотреть хоть в небо, хоть в кроны деревьев, переплетавшиеся высоко-высоко и закрывавшие тусклое солнце. Только не на него.
Приоткрыв один глаз с опаской, он увидел то, чего не ожидал увидеть уж точно. Бедетти как раз отходил спиной вперед по заросшей тропинке обратно в кусты, из-за которых они пришли. Только он прикрывал ладонью рот и нос, будто боялся, что вырвется какой-нибудь всхлип, и таращился, как зачарованный, на «шоу», край которого виден был из-за дерева. Олин бы решил, что ему показалось, и у него совсем поехала крыша, но Бедетти развернул ладонь и тыльной ее стороной вытер невидные с такого расстояния потеки на щеках, развернулся и быстрым шагом отправился обратно.
«Бросил меня, паскуда», - подумал Олли через минуту, когда возвращаться одноклассник даже не подумал. «А если я в самом деле умер тут? Что он там планирует сказать теперь завучу? Что вообще не в курсе? О, если бы реально задушил, его отпечатков нашли бы кучу. Интересно, следы хоть есть?..» - он сел бесшумно и пощупал шею, тут же ответившую на прикосновение болью.
Несмотря на эти мысли, здорово отдающие эгоцентризмом, Олли понимал, что они – ненастоящие. Он старался думать о том, что все кругом виноваты, а он – невинная жертва. Но на место этих шаблонов лезло банальное недоверие и удивление от увиденного. Он не сказал бы, что Бедетти прямо разревелся, но сдержаться точно не смог. Почему, вообще? Ясно, что не из ревности. Плачут от обиды. Обиделся-то он на кого? На Остина? Даже если бы вся чушь, которую Олин ему в столовой говорил про голубизну, была правдой, Бедетти никогда бы не стал ныть, как девчонка, из-за того, что какой-то Дэнли его променял на его же друга. На Мориса, значит? За что? Он продолжает, как полоумный, повторять его имя, даже кончая. Только после этого заткнулся наконец.
На Олли?
«Нет, ну это вообще абсурд. Я-то как могу быть виноват», - Чендлер фыркнул в ответ на собственные предположения, которые казались дикими и нелогичными. «Виноват в том, что не дал ему влезть между ними, что ли? Так причем тут он, если бы они действительно думали о нем, они бы и не стали ничего делать. А так он просто помешал бы, но от этого что-то изменилось бы, что ли? Конечно, у Бедетти логика – то еще дерьмо, но не настолько же он дебил. Или он разревелся, решив, что придушил меня?..» - вдруг нашел вполне реалистичную идею Олли и осклабился. «Нет, ну а почему нет-то… он трус. Он паникер. Он психованный. Вот и психанул, придушил, а потом понял, что сделал, решил, что я умер, испугался, что закончились деньки на свободе… ну, так и есть, скорее всего. Ох, я тебе устрою бодрящий вечер, козлина…» - торжествующе поставил он точку в размышлениях и постарался сесть так, чтобы Остин и Морис, как только закончат со своими грязными делишками, его не заметили.
Осталось подождать, когда они уплывут, когда лодка абсолютно точно будет возле причала на правом берегу. К тому моменту Бедетти будет уже в академии, тогда можно будет идти и вплотную заняться глумлением над его совестью.
Глава 14
В определенном смысле Олли был даже рад, что ему не удалось разглядеть в «процессе» практически ничего. Он был слишком увлечен руганью с Бедетти, а потом притворялся потерявшим сознание. В этот момент он вообще только слышал шумное дыхание и голос Мориса, а о том, что делал Остин и как он при этом выглядел, представления у Олина так и не появилось.
«Так даже лучше», - подумал он, сидя уже который час в библиотеке, взяв чистую тетрадь и переделав все уроки, начав читать очередную книгу. Если и прятаться от Бедетти, то так, чтобы о местонахождении не знал даже Остин, чтобы все было натурально. А куда ни один из них не пойдет еще долго?
Конечно, в библиотеку. В закрытую секцию, которую уже отмыли до блеска всполошившиеся после нагоняя уборщицы.
Олли подло хихикал в кулак, не понимая даже, что читает, не в силах сосредоточиться на строчках в книге и отдавшись фантазиям о том, как нервничает мерзкий Бедетти. Изредка он поглядывал в окно, чтобы проверить – не помчался ли «убийца» его искать.
Бедетти не помчался, хотя звонок на ужин уже был минут десять назад, и он должен был заметить отсутствие.
Олли раздражало то, что о его же собственных планах знал лишь он один, и никто не мог быть его личным шпионом, чтобы сходить, проверить обстановку, а потом доложить. Не терпелось увидеть испуганную морду Бедетти, но для этого нужно было явиться самому. А для этого лучше было подождать еще минут десять, чтобы уж наверняка. Иначе Бедетти решит, что он просто опять опоздал, как и на обед.
«Ну пусть Остин поднимет панику, пусть, ну», - думал Олли с безумной надеждой.
Он понятия не имел, что его «убийце» кусок в горло не лез именно из-за постоянного оглядывания Остина на арку столовой. В нее никто не входил, а после звонка прошло уже минут двадцать. Морис сидел рядом и молчал, будто не замечая, что от лучшего друга веет холодом и паникой одновременно. Но на подсознательном уровне он это, казалось, чувствовал, потому и молчал, очнувшись от действия таблеток и не поднимая взгляд ни на Остина, ни на Николаса. Перед вторым стыдно было почему-то даже сильнее. Остин сидел напротив, уже почти закончив с ужином и в сотый раз оборачиваясь. Место рядом с ним пустовало, хотя занимал он для Олли всегда, в упор глядя на тех, кто туда ненароком садился, или просто отодвигая. В первый учебный день он таким образом отодвинул Нила Макмиррена, новенького, которого демонстративно окучивала парочка попугайчиков-неразлучников. Новенький чуть не умер от смущения, пересев на другой край скамейки в тот раз. За неделю же общения с Бедетти, пусть и практически в роли его шестерки, он стал наглее и испуганно на Остина уже не смотрел, поняв, что никакой «иерархии» в академии нет. Она слишком престижна, чтобы была «высшая лига», мучающая тех, кто «хуже».
Потому что не было тех, кто «хуже», родители у всех были настолько обеспеченными, что покушаться на здоровье и, тем более, жизнь друг друга ученики просто не рисковали. Из них самих вытрясли бы жизнь не только разгневанные предки забитых малолеток или ботаников, но и преподаватели, которым за это могло крепко достаться.
Именно по этой причине Николаса просто трясло от мысли, что надо было хотя бы убедиться, что мерзкий староста дышал, когда он оставил его лежать под деревом.
Он радовался только, что Морис не заводил разговор первым, потому что боялся, что не сдержится и заведет скандал. Еще радовало молчание Остина, который будто язык проглотил, послушавшись его просьбы забыть о нем и о том, что они случайно сделали. Дважды.
Пока никто не лез, можно было спокойно притворяться, что он и к пропаже старосты отношения не имеет.
- Ни-и-ил, - позвал он вкрадчиво, поставив локоть на стол и облизывая ребрышко, которое держал жирными пальцами. Издалека могло показаться, что он этим ребрышком пытался поковырять между зубов.
- А? – новенький выглянул с другого края стола.
- А с кем ты у нас живешь?.. – Бедетти улыбнулся, пальцы разжал, и косточка с грохотом упала на тарелку, к еще парочке таких же.
- С Питером. Питером… кажется, Уиллсоном. Его нет.
- То есть, как это «нет»? – Бедетти комкал в руке бумажную салфетку и щурился.
- Да его с начала года нет.
- А это не тот парень, которого вечно в больницу увозят и по три месяца не выпускают? – Морис влез, тоже выглянув из-за плеча Николаса и посмотрев на новенького. Тот пожал плечами, признаваясь, что понятия не имеет.
- А хочешь жить со мной? Это, конечно, не так шикарно, как одному в целой спальне, но… - Бедетти осклабился и закатил глаза, даже уже не совсем прозрачно намекая на привилегии.
За столом воцарилось молчание. Нил открыл было рот для логичного вопроса насчет Мориса, а Морис замер и уставился на профиль приятеля, который на него даже не оглянулся, продолжая невозмутимо смотреть на новенького.
Нилу и ответить хотелось, и жгло в то же время. В академию, по которой его родители плакали от восторга, он попал чуть ли не случайно. Его семья особо обеспеченной не была никогда, и в обычной школе, где он учился раньше, его сложно было назвать лидером. Ужас же, обуявший его, когда родители, внезапно разбогатев на частном бизнесе, решили обеспечить ему «лучшее образование», был непередаваемым. Перед мысленным взором проносились кадры насилия, почти настоящих пыток.
Вообще, за неделю с лишним он успел успокоиться, осознав, что какими бы отношения между учениками ни были, открыто третировать и физически угнетать его не посмеет никто. Другое дело было в том, что местные ученики умели пакостить, даже не прикасаясь к своим врагам, не оставляя следов, чтобы на них нельзя было пожаловаться.
И вот, теперь ему предлагал стать его соседом самый яркий ученик на курсе, чью семью знали абсолютно все в академии. Отказаться – нажить себе шумного и истеричного врага, который будет пускать мерзкие слухи, а слухи в академии никто не запрещал. К тому же, Нилу не то чтобы не хотелось с ним жить. С ним было, как со стороны казалось, довольно интересно и весело. Он никогда не сидел на месте, и пусть развлечения были те еще, они, по крайней мере, были.
В нескольких сантиметрах от его плеча расположилась физиономия его неизменного дружка, гримасу которого сложно было передать словами. На него Нил тоже смотрел в суеверном ужасе, стараясь этого не показать.
Морис Грэйсли не выглядел человеком, который способен «превратить жизнь в ад» парой пущенных слухов. Зато он выглядел человеком, который мог сделать это абсолютно молча, так, что никто никогда не поймает его с поличным. Бессловесный слуга, который Нилу объяснял положение каждого ученика в академии и положение их родителей за пределами этой академии. Узнав его с этой стороны, Нил точно мог сказать, что знал Грэйсли много. Учился он почти безупречно, и родители у него были жутко влиятельными, но в то же время не из потомственной аристократии, так что огромных амбиций не демонстрировали.
В двух словах – ссориться не хотелось.
Нил мысленно молился, чтобы Морис сам что-нибудь сказал, вернув внимание Бедетти к себе и избавив тем самым от необходимости отвечать.
- Вдвоем скучно стало? – спас его вдруг Остин, который приторно осклабился в адрес Николаса.
Радоваться было рано, потому что Бедетти на это даже не отреагировал, только как-то уж очень неудачно и «случайно» дернул локтем, опрокидывая миску с салатом Морису на колени. Тот рефлекторно сдвинул ноги, и овощи с маслом эффектно разлетелись по полу вокруг его стула и украсили светло-коричневые штаны.
- Упс, - вырвалось у Бедетти так, что казалось, будто вовсе не вырвалось, а было сказано нарочно. Как и сделано.
Морис поставил локти на стол и закрыл лицо руками, сидя прямо напротив Остина, который на стиснутые пальцы его ладоней задумчиво смотрел. Грэйсли, конечно, не разрыдался, просто понял, что Бедетти откуда-то узнал.
Остин пнул его под столом, и Морис выглянул между пальцев, раздвинув их.
«Я ничего не говорил», - одними губами сообщил ему Дэнли, посчитав необходимым сразу поставить в известность. Пальцы снова сдвинулись, и Морис почти беззвучно вздохнул, убрал салфетку из ткани, на которой стояла его тарелка, на колени, пытаясь то ли стереть масло, безнадежно впитавшееся в дорогие штаны, то ли прикрыть пятна.
Сидевшие за столом молчали, делая вид, что сосредоточены на еде, но не могли понять, почему он не реагировал хоть как-то. Почти одновременно в мысли старшего курса закралось гениальное объяснение – Грэйсли в чем-то перед Бедетти провинился и прекрасно об этом знал, так что получил за дело и возмущаться не рисковал, чтобы не испортить все окончательно.
Это было бы полной наглостью – провиниться, да еще и возмущаться скорому отмщению. В подробности одноклассники решили не вдаваться, не особенно всем этим интересуясь, да и спрашивать было не у кого. Не станет же Бедетти болтать о личном, а уж Грэйсли – тем более.
- Ты оглох или так долго думаешь? – голос Бедетти практически в тишине прозвучал резко и грубоватой интонацией.
У Нила в мыслях пронеслось неуловимое желание стать невидимым или просто провалиться сквозь пол, но даже промямлить что-нибудь неопределенное в ответ он не успел.
- Как дела, мальчики? Как вам сегодня ужин? – раздался чересчур заботливый голос Анны, которая выразительно положила ладонь Остину на плечо, и он мигом подвинулся на место, которое занимал для Олина. Николас, чей взгляд сразу прилип к психологу со всем подобострастием и вниманием, на которое он был способен, перестал смотреть на Нила.
- Лучше, чем раньше, - ответил он даже раньше, чем это успел сделать Остин, и тот просто кивнул, усмехнувшись.
- Очень рада. Мистер Грэйсли? У вас что-то болит? Может, температура? – озабоченно поинтересовалась Анна, протягивая руку через стол и дотрагиваясь пальцами до его ладоней. Морис скроил умное, улыбчивое лицо и руки от лица убрал.
- Да просто подумал, что только я мог уронить на новые штаны салат. А там масло… - он закатил глаза.
Николас заметил Олина первым, и его тут же отпустило волнение за собственное будущее за решеткой или у матери под каблуком за сумму, которую пришлось бы заплатить за его свободу после случайного убийства. Он воспользовался тем, что Олли его взгляда не заметил, и мигом отвернулся, снова уставившись на Анну.
- Если ты поторопишься, можешь успеть спасти штаны. Если, конечно, они тебе очень нужны, - Анна улыбнулась.
О штанах Морис переживал мало, но упустить шанс сбежать из столовой «по уважительной причине», да еще и «по совету преподавателя» просто не мог.
- Да, вы правы. Я спрошу в прачечной, смогут ли они что-нибудь с ним сделать, - он подскочил не совсем грациозно, но достаточно ловко, на взгляд Остина и самой Анны, которая точно так же заинтересованно за ним следила. Остин собой практически гордился, потому что даже походка у Грэйсли по пути от причала до крыльца академии, на котором они разошлись, ничем не выдавала случившееся.
Он вышел из столовой, чуть не наткнувшись на опешившего от вида его штанов старосту и прикрывая пятна салфеткой.
Олли уставился испепеляющим взглядом на место, которое, как ему показалось, предназначалось ему, а занято было распутной задницей психолога.
- Здравствуйте, - процедил он сквозь зубы, пытаясь скривить губы в подобие улыбки. Анна оглянулась небрежно, но плавно.
- О, мистер Чендлер. Староста всегда занят, не правда ли? Были в библиотеке?
Бедетти перекосило, одна бровь у него резко поднялась, а глаза сощурились так, что превратились в узкие щелочки, губы разомкнулись, но зубы остались стиснутыми.
«Ах ты козел…» - подумал он, уловив, где так долго пропадал «удушенный» им староста, что они даже случайно не столкнулись в коридорах до этого самого момента.
Олли захотелось уронить что-нибудь на голову психолога, но он продолжал скалиться через силу.
- Да. Много уроков.
- Понимаю. Еще и внеклассная работа. Эй, вы долго будете сидеть там и разговаривать? Персонал ужинает отдельно и после учеников, уберите поднос! – Анна посмотрела в другую сторону, метнув взгляд, полный ненависти, на стол, за которым обосновалась прислуга, обитавшая в столовой.
- Они всегда там сидят.
- Мне все равно, что они здесь устроили. В обязанности психолога входит контроль над правильным восприятием учеников. Они должны понимать, что когда человек на работе, он действует по уставу. Спасибо, - она с презрением выдавила ухмылку в адрес молодой официантки, убравшей поднос, оставленный Морисом. – Не прошло и получаса. Присаживайтесь, мистер Чендлер. Староста, должно быть, нуждается в повышенном питании с такими нагрузками? Что-то вы такой худой для своего возраста.
- Правда?.. – Олли держался изо всех сил, чтобы не огрызнуться и не только не получить в ответ кучу насмешек от престарелой нимфетки, но и не разочаровать Остина. – Мне казалось, я такой же, как все.
- Да, наверное, здесь все дело в наследственности, - согласилась Анна. – В генетике я не специалист.
Олли отвернулся и отошел за подносом с ужином в надежде, что когда он вернется, освободится хотя бы одно место, да и психолог уберется подальше от их стола.
Надежды не оправдались, весь курс, как назло, сидел и пялился на Анну, будто их взгляды к ней приклеились. Олли застыл с подносом возле самого края, где сидел новенький. Тот снова почувствовал себя не в своей тарелке и поерзал.
«Может, встать и уйти», - подумал он было, но Анна заметила краем глаза возвращение полюбившегося ей старосты и улыбнулась ему.
- Присаживайтесь же, мистер Чендлер. Я, должно быть, заняла ваше привычное место? Хотите, я пересяду к мистеру Бедетти?
«С какой стати ты, карга, вообще сидишь за нашим столом, своего мало?» - подумал Олли, но потом его взгляд упал на жутко довольную морду Бедетти, который источал феромоны, как весенний кот.
«Да-а-а, псина лысая, жди-и-и больше, хрена с два она с тобой сидеть будет», - подумал Олли мстительно, никак не в силах успокоиться после того, как его жертвенные прятки в библиотеке никто не оценил. Кроме Анны, вниманием которой он готов был поделиться с кем угодно, хоть целиком отдать.
Напугать Бедетти не вышло, а вот испортить ему ужин и лишить шанса принюхиваться к психологу Олли был вполне в силах.
- Нет, что вы, вам же тесно будет, - он заботливо улыбнулся в ответ и обошел стол с той стороны, где освободилось место Мориса. – Вы же сами сказали, я мелкий, мне тут будет… - он перекинул сначала одну ногу через скамейку, задев пыльной подошвой бедро Николаса, а потом и вторую, проделав то же самое. – В самый раз.
- Приятного аппетита. И всем остальным – тоже. Хотя, многие, смотрю, уже закончили?.. – тонко намекнула Анна на то, что большинству за столом задерживаться уже не было смысла.
Остин в упор смотрел на Бедетти, Олли в упор смотрел на самого Остина, делая вид, что не замечает взгляда, которым его сверлила Анна. Бедетти машинально все еще отряхивал штанину, улыбаясь Анне так сладко, так сладко, что от него прямо несло этим… восторгом и восхищением. И жутко несло одеколоном.
- Мисс Клейтон, - вежливо обратился Остин, которого не покидало чувство, что он должен был что-то сделать. Он не мог понять сам, каким образом Бедетти узнал о том, что произошло несколько часов назад. Ведь там их было двое, а он никому ничего не говорил. Не подглядывал же Бедетти за ними, не следил?
«Хотя, почему нет? Он же сам сказал мне заняться Грэйсли, почему бы ему и не проследить за нами?» - подумал он и вспомнил, что слышал на озере какие-то шорохи, которые были мало похожи на природные.
«Даже если так, это не значит, что можно позволить ему вести себя, как ублюдок. Блин, это бред какой-то. Если он видел, то он и слышать должен был. Морис чуть не на все озеро говорил… черт, да где смысл, Бедетти? Бабская логика? Почему на него надо наезжать, если виноват, как бы, я? Что за… что за чушь, вообще. Как можно обидеться на кого-то, услышав, что он тебя зовет по имени, трахаясь с кем-то другим при этом и кончая?»
- Да? – Анна посмотрела на него без своей привычной слащавой улыбки и вопросительно подняла брови.
- Мне кажется, вы говорили вчера что-то о том, что за расселение по комнатам теперь отвечаете вы?
- Да, теперь эта обязанность лежит на мне. А в чем дело? – Анна искренне не понимала, с какой целью именно Остин задал этот вопрос, если с Олином они, судя по всему, уже помирились.
Олин тоже не понял и чуть не подавился, а Бедетти смотрел на Остина, не отрываясь, не понимая, что еще задумал этот предатель и урод, чтобы испортить ему жизнь.
- Просто кое-кто здесь собирался поменяться комнатами.
- Кто? – Анна с ненавязчивой, но заметно скептической ухмылкой посмотрела на всех быстро, поверхностным взглядом. Он остановился на Бедетти, на которого искоса смотрел каждый, кто сидел за столом.
Николас хотел было нервно улыбнуться, но не смог себя заставить, просто уставившись психологу в глаза в ответ на ее взгляд. Анна подумала, что причин выбрать первой «жертвой» именно его у Остина было полно. Мысль появилась и сразу исчезла.
Олин душил в себе смех из последних сил, из-за чего крылья носа у него сузились, будто он судорожно вдохнул, а губы сжались. Темные глаза округлились еще больше, чем обычно, рука нервно крутила вилку, которой он ковырялся в спагетти на своей тарелке.
Через секунду он догадался сделать вид, что зевает, и закрыть ладонью рот, а потом и вовсе его зажать, чтобы не повернуться и не захохотать Бедетти в ухо: «Тупой дебил».
Остина он в этот момент зверски обожал, даже перестав жалеть, что его уловку с прятками никто не оценил, а сам он пропустил детали разговора, в котором Бедетти признался, что хочет поменяться с кем-то комнатами. Теперь это было лучшим сюрпризом с начала учебного года.
Лучшим.
- Правда хочешь поменяться с кем-то комнатами? – Анна ласково Николасу улыбнулась.
- Нет, просто Морис хотел бы съехать. И я предложил Нилу стать моим соседом, потому что он все равно один живет. Если Морис переедет на его место, он никому не помешает, Уиллсона все равно пока нет. Да и не будет, наверное, еще до самых экзаменов, - Бедетти хмыкнул, стараясь говорить убедительно.
- Вообще-то, разговор о переезде завел ты, а Морис себе прямо салат на штаны вывернул, когда услышал, - немного приукрасил реальность Остин, не в силах заложить одноклассника полностью.
Издержки «служебного романа» раскрылись ему во всей красе, ведь просто невозможно было пакостить тому, с кем «что-то было».
Анна же, судя по насмешке, появившейся в ее взгляде, не поверила ни единому слову – ни тем, что звучали от Бедетти, ни тем, что добавил Остин.
Иначе она бы просто не подсела за стол старшеклассников ни с того, ни с чего.
- Вот как, - глубокомысленно протянула она. – Как бы там ни было, причины значения не имеют, как и ваши желания, мальчики. Возможно, к вашему сожалению. Но я не считаю, что вы пожалеете о том, что никаких переездов в течение года не будет.
- В каком смысле? – Бедетти сдвинул брови и вытаращил глаза то ли удивленно, то ли возмущенно. – Простите, что вы этим хотите сказать?
- Что будешь ты жить вместе с Морисом до са-а-амого выпускного, - проникновенно пропел Олли, повернув голову, чтобы посмотреть на сосредоточенное выражение его лица. – Такова судьба твоя. Смирись.
- У мистера старосты сегодня хорошее настроение, - Анна улыбнулась вполне искренне, но Олин опомнился и поперхнулся, сел ровно, уткнулся взглядом в тарелку.
- Нет, подождите. Как вы можете запрещать нам переезжать, если вы не знаете, почему мы так хотим?
- Вы хотите, мистер Бедетти. Судя по всему, желание здесь только ваше.
- Почему вы так решили? – Николас просто опешил от возмущения, но все еще старался его не показать практически единственному преподавателю, на которого смотреть было приятно, а не противно.
- Потому что мистера Грэйсли здесь нет, а я видела ваш неуловимый маневр локтем минут десять назад. Поэтому нет смысла лгать, мистер Бедетти. Да и вообще, должны были давно понять, что ложь – не лучший метод для достижения своих целей. А мистер Макмиррен, так, кажется?.. Не горит желанием занимать чужое место. Да и вообще, место рядом с вами, мистер Бедетти. Я ошибаюсь? Мистер Макмиррен поправит меня?
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |