Автор: Джо Миллер (Joe Miller) 5 страница

- Не понятно? Пошел вон, завтра еще поговорим. Может быть.

Но сценарий не удался, едва он договорил «Свободен», от Ван Дер Панне даже следа не осталось, он вылетел за дверь, как вчера, в три легких, грациозных шага. В этот раз, правда, взметнулась не коса, а распущенные волосы, но не суть важно. Брюс понял, что ему что-то мешает, посмотрел на правое запястье и увидел там дурацкую черную резинку с серебряной нитью, заманчиво сверкающей от бликов света за окном. Он даже не помнил, как машинально натянул ее на запястье, стащив с парня, но теперь нервно сцарапал с руки и кинул в ящик. Надо будет обязательно отдать, а то с этого первокурсника станется наврать директрисе в письменном виде, что до него домогались, и предложить перетряхнуть вещи психолога. Если там найдут резинку, будет смешно.

Правда не ему. А тот, кому будет, смеяться якобы не может.

Брюс понимал, что парень не из тех, кто сладко улыбается мужчинам, сидит по ночам в баре, облизывает губы, поймав взгляд пожилого бизнесмена, и все такое… Брюс даже видел отчетливо, что Джино не думает ни о чем таком, что в его чересчур умную голову не заглядывают всякие ненужные мысли. Он, кажется, вообще не помышляет об «этом»… Логика просто кричала о том, что он нормальный именно в этом плане… Но Брюса так доводили его взгляды, манеры, жесты и поведение, что никакого другого, более цензурного, чем «гомик», слова не находилось. Хотя, «гомик» шарахался бы от него, гламурно взмахивал ресницами, благо у Ван Дер Панне они ой-ой-ой, только и делать, что взмахивать… То ли он просто еще не понял, что с ним беда совсем, то ли «беда совсем» была с самим Нейхолтом.

* * *

В библиотеке было не просто тихо, там стояла прямо-таки мертвая тишина. Джелиер даже не знал, зачем ему понадобилось топать за немым одноклассником по узким улочкам центра города, но он это сделал на автомате. Ему просто нечем было заняться, он был шокирован тем, что впервые увидел Ван Дер Панне растрепанным и с распущенными волосами, хотя еще до посещения кабинета психолога он был идеально причесан. В общем, в библиотеке на цыгана смотрели так, что на лбах было написано: «Ты не по адресу». Он не любил читать вообще, но интересовался, что же можно найти в этой скукотище нормальному (или почти нормальному) парню, типа Джино. Он выглянул из-за очередного стеллажа и сразу утянулся обратно, поняв, что нашел голландца, спалил за делом, так сказать. Джино «гулял» по старому архиву, где не было ничего оригинального, зато он нашел книгу, которую брали в основном девочки, да и то, разочаровавшиеся в любви. Он эту книгу взял чисто из интереса, потому что видел что-то на эту тему в интернете, а заходить на сайт не стал, посчитав книгу более достоверным источником, чем статью конкретного человека.

Джелиер аж застонал мысленно, когда понял, что не удастся понять, что же парень взял, но все равно постоял еще пару минут между стеллажей для приличия, чтобы не сдать самого себя. Джино же положил перед библиотекаршей книгу, карточку и отвернулся, взял руками волосы, раздражавшие его целый день до конца уроков, скрутил их в жгут и свесил с одного плеча. Помогло не очень, зато попытка была. Он ушел, а цыган остался рассматривать журналы. Покосился на библиотекаршу, подождал, пока она уйдет за очередной чашкой чая, и вылетел из библиотеки пулей, чтобы с облегчением вздохнуть на свежем воздухе. Но любопытство продолжало грызть, что же такого Ван Дер Панне хотел в старом архиве…

* * *

Серж Бурманс искал кадра, докучавшего его сестре, чисто по описанию его внешности. Он подъехал к школе Диггирей на мотоцикле, снял шлем и уставился на расходящихся учеников. Наверное, нужный ему «красавчик» уже ушел…

Но тут же он узнал Вильяма, его сложно было не заметить и не отличить от остальных, ведь белые джинсы, белоснежная рубашка и черно-голубой жилет в стильный ромбик – вещь такая, делает ярким. Это уже, не говоря о его длинной, светлой челке, которой парень постоянно встряхивал. И вроде все в нем было хорошо, не хам, не хулиган, не страшила… И плечи довольно широкие, и руки не девчачьи… Но какой-то он очень ухоженный, слишком чистенький и миленький. Так нельзя, таким не должен быть парень Жюстин Бурманс, как бы он там ее ни любил. Пышечка вообще пожаловалась брату, что ей докучает первокурсник, из-за нерешительности этого первокурсника. Она хотела его хоть как-нибудь спровоцировать, но Сержу об этом сообщить забыла.

- Эй, ты! – он быстро слез с мотоцикла, так и держа в левой руке шлем, и пошел к Люйстибургу на приличной скорости. Парень опешил, он даже оглянулся, чтобы проверить, к нему ли обращаются, но за спиной никого не было.

- Да, ты. Слушай, уродозоид… - начал Серж с ходу, а Виль не в тему подумал, что перед ним классический образец румынского красавчика – волосы черные, вьются, отрощены, как у Фрэнки из «Паник», глаза тоже черные, бесовские, рост, мышцы, манеры слащавого рокового мальчика…
«Все понятно, короче», - решил Виль и не стал волноваться, прекрасно поняв, что собой представляет этот «роковой красавец». Наверняка взрослые девушки его раскусывают с первого взгляда и оставляют за бортом, потому что им нужны серьезные отношения, а он - специалист по узкому, так сказать, профилю. Сто процентов за то, что периодически проезжает мимо школ, ищет там самую симпатичную малолетку лет тринадцати, морочит ей голову и наслаждается полученным в распоряжение телом, уверенный, что от девственницы ничем нельзя заразиться. Политика интересная, но Вильяма от таких тошнило.

Впрочем, он не был так уверен в своей интуиции, как тот же Джино, Вильям допускал, что может ошибаться. Но очень уж сладкая атмосфера была вокруг этого студента…

- На себя посмотри, - автоматически отозвался блондин в ответ на оскорбление, а потом уточнил. – Чего надо?

Серж отметил, что и отвечать этот дохляк тоже умеет, покосился на «бриллиантик» в ухе, подумал, что надо будет свой вытащить, вставить простое кольцо, а то вдруг тоже будет выглядеть, как гомик.

- Короче… Отвянь от Жюстин.

- А ты кто, вообще? Отец ее? – Виль усмехнулся, сразу проявилась его мужская натура, взгляд не забегал, ресницами парень не захлопал, не стал лепетать ерунду.

- Брат, - оборвали его. – А ты – пустое место. Не отвянешь – станешь мокрым местом.

- А может, ты ревнивый бойфренд? Я бы даже сказал, ЭКС-бойфренд? – Виль выгнул бровь, окинув его оценивающим взглядом. Нет, они с Жюстин совсем не были похожи, так может этот умник врет?

- А может, пойдем, поговорим куда-нибудь подальше отсюда? – его схватили свободной рукой за ворот и дернули на себя. Вильям взмолился, чтобы его крышесносная болезнь не прорвалась именно сейчас, но было поздно… Он уже посмотрел на старшего Бурманса вблизи, и его снесло. – Я бы даже сказал, Обсудим кое-что? – добавил Серж ехидно.

- Да нет, спасибо. Я тороплюсь, - таким же тоном отозвался Люйстибург и вырвался, поправил жилетку, отряхнулся и вскинул брови. – И вообще, давай она сама решит, кому от нее отвять, а кому – нет? – это было как раз то, что ему мать вдалбливала годами. Вежливость – лучший способ остаться без сломанного носа. Жаль, что миссис Люйстибург не вдалбливала ему в голову, Каким тоном надо говорить такие вещи.

Но Серж и правда был из тех, кто цинично относился даже к романтичным, малолетним девочкам, а теперь он просто посмотрел свысока на первокурсника метросексуальной внешности, отметил ухоженные кисти рук, которыми парень поправил ворот рубашки. Бурманс таких видел возле гей-клубов, от таких невероятно тошнило. Строят из себя нормальных, а как увидят голую бабу, бросаются в истерику. Таким лучше хлопать ресницами, жестикулировать активнее и молча дожидаться, пока на них кто-нибудь позарится.

- Боже, - Бурманс усмехнулся и закатил глаза. – Посмотри на себя, ты думаешь, что Жюстин нужно такое чучело? – он засмеялся Вильяму в лицо, глядя так надменно, что парень чуть не побагровел от злости, стыда и обиды. – Она нормальная девка, я тебя уверяю, и мне будет тебя жаль, если ты еще хоть раз протянешь к ней свои лапы, гомик. Я понятно объяснил, или тебе нужно повторить? – он наклонился совсем близко, издеваясь, и отметил, что у парня дыхание сорвалось. Серж готов был поклясться, что и пульс у этого блондинчика участился до невозможности.

- Я не гомик, - буркнул Виль сквозь стиснутые зубы. А парень именно по этому и понял, что попал в точку. Другой пацан просто дал бы ему по морде за такое, а этот просто отрицает.

Серж молча выпрямился, сделал шаг назад, еще раз надменно окинул его презрительным взглядом, фыркнул и отвернулся. Виль проклял себя два раза, пока студент шел до мотоцикла, потому что смотрел он именно на то, как классно джинсы обтягивали его зад. Но когда Серж оседлал своего коня, натянул шлем и посмотрел в ту сторону, где оставил юного гомика, там его уже не было, юный гомик с достоинством и гордостью удалялся к автобусной остановке.

Серж подумал, что не надо было даже волноваться о том, что собой представляет этот мифический первокурсник, он прекрасно понял сестру и причину, по которой она не хотела с ним встречаться. Как может нормальная девушка, которой нужна сила и ласка, встречаться с хлюпиком, которому тоже нужна сила и ласка? И, причем, не менее мужская, чем ей?

Бред.

На месте фантастического кобеля, совращающего его сестру, оказалось нежнейшее, дрожащее от прикосновений существо, которому даже для профилактики морду бить стыдно.

* * *

Вопреки логике, в комнате у Джино всегда царил бардак. Точнее, там было столько вещей, наваленных на огромный письменный стол перед окном, на тумбочку возле кровати, на полки шкафа, на пол и подоконник, что невозможно было пройти. Тяжелые занавески этой ночью даже не шевелились, парень закрыл окно, отодвинул банки с заспиртованными ящерицами, пойманными им лично еще летом. Кляссер и альбом с гербарием он скинул в выдвинутый ящик, а сам сидел и мысленно ругался при тускло-горящей лампе. Лампа тоже была при имидже, что называется, купленная в индийском магазине. Джино уже исколол все пальцы, но не рисковал проникнуть в комнату к Лизелор второй раз, чтобы взять наперсток. Тем не менее, его привычка все делать идеально помогла сделать вполне шикарную, похожую внешне куклу. Глаза тряпичного Брюса были заменены маленькими пуговицами, рот вышит мелкими стежками, но еще не зашит, благодаря сноске в книге о вуду. В шкафу, на самом дне, в нижнем ящике, куда Джино давно не заглядывал, он обнаружил маленький строгий костюм Кена, бойфренда Барби. Эти шмотки и самих кукол забыла у них дома внучка подруги Лизелор, когда гостила у них летом. Кукла облачилась в строгий костюмчик, парень распорол только что сшитый торс в районе сердца и отложил «чучелко» в сторону. Он вытер пальцы ваткой со спиртом, чтобы не занести заразу в проколы на подушечках, а потом уставился в книгу. Иллюстрация была уничтожающая, столько булавок было воткнуто в предполагаемую жертву. Нет, он не хотел психологу делать ничего плохого, не желал смерти, разумеется, но поиздеваться просто жаждал. Более того, вдруг ничего и не получится? Ни от кого не убудет от этого.

Парня смущало только то, что кукле по завершению ритуала создания придется сообщить вслух, кто она и что собой представляет, что входит в ее обязанности. А значит, ему придется опять напрягать связки, опять сиплым шепотом пытаться говорить, мучиться почем зря. Но до этого было еще далеко, он щелкнул зажигалкой, и фитиль красной ароматической свечи с удовольствием прихватил огонек. Волосы Брюса, кстати говоря, Джино делал долго, устроив укладку из части старого парика покойного дедушки, которого он никогда и не видел. Парик был найден на чердаке и очень подходил по цвету шевелюры, от одного отрезанного кусочка он не обеднел, зато капля геля превратила эту шерсть в прическу пижона Нейхолта.

Когда воск на свече достаточно подтаял, парень почти хладнокровно подставил ладонь и перевернул свечу, капая горячими каплями на руку, чтобы воск не успел застыть. Он вылепил достаточно большое для втыкания булавок сердце, а потом отложил его в сторону и взял острую старую бритву, которую нашел на том же чердаке. Его ужасало, как такими раньше брились, раскладная железка с невероятно острым лезвием внушала настоящий ужас. Джино обрадовался, что не мог невольно вскрикнуть или застонать, поэтому он только зажмурился, надавив на мягкую часть ладони под большим пальцем и с нажимом проведя линию. На этом месте остался алый порез, кровь засочилась сильнее, чем он думал, поэтому Джино перевернул руку ладонью вниз, сжал кулак, капли падали в разрез маленького тела куклы, где должно было быть сердце. Вата, которой было набито «чучелко», сразу испачкалась, впитывая кровь, но через минуту Джино решил, что достаточно, провел ваткой со спиртом еще и по порезу, заклеил его пластырем и вложил восковое сердце в тело «Брюса». Куклу он спрятал до лучших времен в нижний ящик, к старым журналам, чтобы Лизелор случайно не увидела, а все оборудование сгреб и сунул в шкаф, на самую верхнюю полку. Осталось лишь раздобыть прядь волос или кусочек одежды «жертвы», прототипа куклы, вложить его к сердцу и крови «заклинателя», и тогда можно будет сообщить кукле, что она, кто она и зачем она. Книгу парень тоже спрятал подальше, в учебники прошлого года.

* * *

Утро среды стало первым утром, когда цыгану было действительно жаль красавчика блондина. У Джелиера настроение было настолько хорошим, насколько оно может быть у человека, лишенного всякого романтического внимания и вообще внимания от кого-либо.

А вот Люйстибург был не в себе, он выглядел не так феерично, как обычно, но не терял форму и обаяние. Гойсенс же в среду блистал укладкой, выпрямленными волосами, недавно подкрашенными в парикмахерской, новой шмоткой и новым ремнем на низких джинсах.

- Что случилось? – он оседлал свободный стул перед партой Вильяма задом наперед и уставился на него.

- Тебе-то какое дело, - огрызнулся парень, поправил челку и отвернулся.

- Никакого, - цыган пожал плечами. – Просто спросил, потому что будь тебе хорошо, ты бы такую рожу не делал. А если тебе плохо, то изволь либо скрывать это, если не хочешь, чтобы лезли, либо объяснить причину.

У Вильяма сразу заболела голова от его голоса и напора, а цыган умел так достать, что хотелось выть.

- Все плохо, жизнь – дерьмо, - сообщил он коротко и ясно.

- А. Понятно. Девка эта отбрила? – Джелиер взял в руки карандаш Вильяма и принялся вертеть его в пальцах, украшенных тремя колечками.

Блондин поднял на него взгляд, не понимая, чего это цыган такой добрый с утра пораньше, но тот на него вообще не смотрел, разглядывая карандаш, поэтому Виль ответил.

- Ее брат вчера подходил, приперся прямо сюда и сказал, что я ей не пара, обхамил и уехал. Чмо то еще.

- А она чего?

- Откуда я знаю.

- Так спроси, - Гойсенс положил карандаш на место и уставился на него. – Может, у него комплекс старшего брата? А может, он вообще ей не брат?

Это приходило и самому Вильяму в голову, так что он всерьез задумался.

- А если брат? Или она и правда сама попросила его отшить меня? Тогда буду выглядеть, как полный дебил.

- Ну, хочешь, я за тебя спрошу? Подойду к ней и спрошу, что она о тебе думает? Если скажет, что ты не фонтан, то расслабишься и все. Да и вообще, откуда тебе знать, что там кто спрашивает о тебе, ты сделаешь вид, что тебе вообще наплевать.

- А чего это ты такой благородный? – Виль поднял брови подозрительно.

- Да заняться нечем, а на тебя смотреть тошно. И так не красавец, а когда рожи корчишь, так просто вообще, - пояснили ему вполне нежно, цыган встал, протянул руку назад, подтянул сползшие штаны и пошел к своему столу.

«О, безвозмездное добро, как же… Я-то думал…» - Вильям сам над собой мысленно посмеялся.

* * *

В этот раз Джино ждал сеанса с психологом от всей души, просто терпеть уже не мог. И когда перед вторым уроком Брюс заглянул в кабинет, поманил его пальцем и попросил зайти после перемены на четвертом уроке, парень просто просиял. Правда просиял он мысленно, внешне оставшись таким же спокойным. Ему просто позарез нужен был хотя бы кусочек одежды этого умника, поэтому Джино еле дождался конца перерыва и метнулся к шестнадцатому кабинету на пять минут раньше звонка. Он вошел, подумав, что это очень опрометчиво – оставлять кабинет открытым. С другой стороны, ничего важного там и не было, по крайней мере – на виду. Зато на спинке кресла висел пиджак психолога, к которому парень подошел, взял из органайзера ножницы и принялся думать, откуда отрезать кусочек. Нужно сделать это так, чтобы не было заметно, иначе будет не смешно. Он вывернул рукав и, сжав двумя пальцами подкладку, быстро отхватил круглый кусочек гладкой ткани. Сам пиджак не пострадал внешне, да и вряд ли Нейхолт будет выворачивать рукава, чтобы проверить подкладку на целостность. Черный лоскуток размером не больше фаланги пальца Джино спрятал в потайной карман своей сумки, а потом сел в кресло и решил, что сегодня не будет таким вредным, как вчера. А может и будет.

Он не знал, чего ему хотелось от Брюса, то ли разозлить его опять, добиваясь ненависти и неприязни, то ли заставить психолога думать о себе сутками. Джино даже начал замечать в себе этот парадокс – ему не нравились люди, но ему начало нравиться внимание конкретного человека. Не потому, что он испытывал к нему симпатию, а потому что он чувствовал себя не таким, как все, когда находился рядом с Брюсом. И Нейхолт тоже это чувствовал. Джино и куклу-то сделать хотел только ради того, чтобы попытаться приковать его к себе получше, вдруг получится? Мало, у кого получалось, но у него просто обязано получиться, ведь ему и так слишком одиноко.
Он никогда не станет отвечать на эти фальшивые чувства, навеянные вуду, но очень хочется лишить Брюса возможности найти себе здесь, в Румынии, девушку. Он ведь красив, образован, умен сам по себе, так что очень скоро найдет себе невесту, женится и перестанет так волноваться за пациентов, перестанет работать вообще, будет только делать умный вид, проводить плановые беседы и стричь за это деньги. Джино не знал, зачем хотел отобрать его у потенциальных невест, но знал, что хотел этого очень сильно.

Дверь открылась, снова захлопнулась, и Брюс не поверил глазам. Неужели не придется идти и тащить этого ишака насильно? Вот он, сидит, готов продолжить пытку молчанием.

- Привет, - он хлопнул парня по плечу, пройдя мимо его кресла к своему столу. Джино подумал, что очень хотел бы издеваться над ним, он просто безумно жаждал причинять этому самоуверенному англичанину боль своим равнодушием. Ну ничего, осталось совсем немного, скоро, если верить магии вуду, Брюс сойдет с ума и потеряет собственную волю, все его мысли будут только об одном.

Он просто не знал, что с Нейхолтом и так творилась какая-то ерунда.

- Так что там у нас с воспоминаниями и настроением? Все так же, по-прежнему глухо? – пропел Брюс нежно, он был сыт и доволен после перерыва, да еще и поболтал с симпатичной, молодой учительницей литературы. О чем сразу же сообщил.

- Ну и ладно, раз не вспомнил, значит, не вспомнил. Ты, кстати, хочешь знать, зачем я тебя так мучаю? Потому что это – моя работа, и если у ученика проблема, я обязан ее решить. У тебя есть проблема, она решаема, но я пока не знаю, как точно ее решать, поэтому будем биться до тех пор, пока не решим. А я сейчас разговаривал с мисс Янсен, твоей учительницей литературы… Она сказала, что ты пишешь потрясающие стихи, что у тебя в этом большие успехи. Это правда?

Джино пожал плечами, скрывая, что комплимент ему был приятен. Этот жест выглядел, как «Может быть, вам виднее, точнее, ей виднее».

- Не покажешь стихи? У тебя стопроцентно есть с собой хоть один, - Брюс улыбнулся, пытаясь, как всегда в начале, держать себя под контролем. Джино отрицательно покачал головой, глядя на него и выгнув бровь. Он смотрел на него, чуть прищурившись, даже не пытаясь разозлить, а только стараясь понять, в чем дело. Почему на всех плевать, а ему не хочется позволить быть счастливым? Точнее, быть счастливым с кем-то другим. Не хочется быть с ним, не хочется его прикосновений и внимания, хочется только его страданий и эмоций. Это же ненормально, он относительно взрослый мужчина, да и сам Джино не похож на Вильяма. Он почувствовал себя собакой на сене, которая ни себе, ни людям.

- Почему нет? – Брюс скрестил руки на груди и поднял брови. Не понимал он этого внимательного взгляда, будто Ван Дер Панне что-то хотел в нем рассмотреть и никак не мог этого сделать. Парень пожал плечами и отвернулся.

- Что, такие личные, что даже показать стыдно? – Брюс усмехнулся, у него опять начался тихий припадок ярости, растущий медленно, но верно. Джино молчал, опять не глядя на него, и Нейхолт не сдержался, воспользовался тем, что парень отвлекся, и без разрешения взял его сумку, поставленную рядом с креслом. Джино не дернулся даже, поняв, что будет глупо прыгать и отбирать у этого маньяка что-либо. Брюс порылся в учебниках, тетрадях и увидел темный блокнот, вытащил его и продемонстрировал парню. – Вот здесь? Ты извини, конечно, что я так бесцеремонно… Но если ты против, просто скажи, одно слово – и я все верну, - заверил он с сарказмом, перевернул обложку, уставился на первый лист. Ухмылка постепенно исчезала, ему казалось, что он слышит голос, озвучивающий эти строчки, но сам голос был неразборчивый, непонятный. Особенно уничтожил его стих на последней исписанной странице.

«…не веришь, когда изменишь, что тебя я убью...»

Дальше было еще хуже.

«…кровь по твоим губам, по твоим щекам, никому не отдам…»

Джино увидел выражение его лица, и улыбка сама собой растянула его губы, вид был такой сочувственный и милый, что Брюс, закрыв блокнот и опустив его обратно в сумку, предпочел промолчать.

- Да… Неплохо пишешь… - выдал он из вежливости. Рифма не страдала, ритм, вроде, тоже, но вот слова. Со словами была беда. Брюс пришел в себя и принялся привязываться.

- У тебя есть девушка?

Джино покачал головой.

- Была?

Ответ был тем же, только улыбка еще ехиднее, а брови поднялись насмешливо.

- Значит, тебе кто-то нравится сейчас?

Парень пожал плечами, а потом, посидев ровно, покачал головой.

- Тогда кому написал?

Джино не отреагировал, просто продолжая на него смотреть. Если бы даже и была девушка, которой он это писал, он бы ни за что не признался, как ее зовут. Но адресата не было, он просто написал это в порыве эмоций, захлестнувших его ни с того, ни с чего. Так бывало.

- А ты ревнивый парень, - Брюс усмехнулся, Джино посмотрел по сторонам, потом опустил взгляд, опять повторил свое любимое движение «размазать невидимую помаду по губам».

- Ты никогда не найдешь себе девушку, если не будешь говорить, - сообщил Брюс, избрав в этот раз путь лишений.

Джино легкомысленно пожал плечами.

- Или парня. Не знаю, кто тебе нужен там, но ты останешься один, если будешь молчать. Будь ты немым, я бы все понял, но ты можешь говорить, а потому тебе лучше поскорее понять, что без слов нет отношений.

Без слов нет проблем.

- Меня тошнит от твоей улыбки, - сообщил Брюс, теперь уже даже не срываясь, а просто говоря первое, что приходило в голову. – Я же не робот, я только закончил долбанный университет, почему мне сразу попалось такое нечто, как ты, а? Я хотел девочку с депрессией или парня-гея с семейными проблемами.

Джино опять улыбнулся широко, встал с кресла, так что Брюс застыл, но парень просто обошел его стол и набрал в открытом документе простую строчку: «Тогда приглашайте сюда лучше Вильяма Люйстибурга. У него серьезные проблемы с ориентацией, он не знает, что с этим делать, вот ему помощь очень нужна».

- А ты откуда знаешь? – Брюс надменно глянул на него, не веря, что это не отговорка, не уловка.

Джино пожал плечами.

«Просто знаю».

- Ты сам похож на голубого, - сообщил ему психолог, а Джино просто сел обратно в кресло и принял прежнюю позу. – Ты просто не видишь этого или делаешь вид, что не видишь? Или нарочно так выглядишь? Ты ведешь себя странно, ты… - Брюс понял, что не знает, как объяснить это, а Джино, казалось, с интересом его слушал, если этот человек вообще может чем-то интересоваться.

«Или это я голубой», - подумал Нейхолт тоскливо. Ведь Джино не был накрашен, а длинные волосы носят многие парни, Ван Дер Панне не одевался вызывающе и, тем более, в женскую одежду, он выглядел просто очень аккуратно и в своем собственном стиле. Так в чем же причина? Он даже ни разу не взглянул как-то НЕ ТАК на Брюса, не повел себя по-голубому. В чем проблема?

- Шрам тебя портит, - солгал Брюс, в нем вспыхнуло желание обидеть этого упрямого первокурсника. – Без него было бы лучше. Но у тебя и форма лица не очень, прости. Слишком вытянутая. Может, ты поэтому такой закомплексованный? Глаза немного косят, губы бесцветные. Волосы секутся, так что лучше бы ты их отрезал, все равно толку никакого. И фигура ужасная, ты наверняка завидуешь тому же Люйстибургу, у него-то все в норме для восемнадцати лет. И на твоем месте я бы постарался задрапировать штанами вот этот ужас, - он взглянул на просвет между бедрами Джино. – И лицо у тебя вообще неприятное, не страшное, не обижайся, но неприятное. Как будто чего-то не хватает, я бы на твоем месте завесил его челкой, а у тебя ее вообще нет. И тебе нужно лучше высыпаться, а то синяки под глазами. И поменяй шампунь, а то чересчур едкий запах, он раздражает окружающих. Или ты любишь привлекать внимание? Да и вообще, тебя будто голодом морят, смотреть больно. Такое никому не нравится, и если ты думаешь, что это тебя красит, то очень ошибаешься.

Джино не было обидно ни на секунду, он просто слушал, но не слышал, он знал все это, но не воспринимал, как правду. У него даже не было собственного мнения о своей внешности, у него вообще в этот момент мнения не было, слова влетали в одно ухо, а вылетали в другое. Не хотелось плакать, хотя многих, того же Гойсенса или Люйстибурга, подобные слова довели бы до слез. Не хотелось спорить, потому что от этого ничего не изменится – не ухудшится и не улучшится. А еще Джино помнил о том, что речь – ложь, чистая и идеальная, поэтому не важно, что человек говорит, важно, что он делает, как он смотрит. Не верить в то, что обещают, видеть то, что совершают – это самый легкий способ узнать, кто твой друг, а кто – враг. Если Брюсу так сильно хочется потрепаться, если он думает, что слова могут задеть немого человека, который привык к тишине, ради бога, Джино не жалко, пусть наслаждается.

- Ты просто слишком сильно хочешь казаться старше, но это не самое лучшее желание, потому что ты теряешь молодость. Поверь мне, я же посторонний человек, я психолог, и не смотря на то, что ты считаешь себя умнее, я знаю больше. И я могу тебе сказать, как сторонний наблюдатель, не заинтересованный в тебе совершенно никак, что ты уже вырос, потерял юность. У тебя она была, хотя бы? У тебя не было даже девушки, ты же ничего в жизни не видел, детство прошло мимо тебя. От тебя не веет ничем приятным, а ты-то уж должен понимать, что это значит, ты же так присматриваешься к людям. К неинтересным ты даже не присматриваешься, правда же? А к тебе не присматривается никто, потому что ты не интересен, ты прост, ты вырос уже, ты все прекрасно знаешь, ты открыт для всех, а это – полное отсутствие загадки. Ты утонул в депрессии, из которой я тебя пытаюсь вытащить, а ты упираешься изо всех сил, я стараюсь найти хоть что-то, что есть в тебе оригинального, но ничего нет, ты такой же, как и толпы взрослых людей. Тебе всего восемнадцать, а ты уже перегорел, тебе самому не жаль себя? Не делай вид, что тебе плевать, потому что тебе не может быть плевать. Ты – пустышка, Джино.

Брюс выдохся и уставился на него, ожидая реакции. Вариантов было выше крыши, он мог встать и гордо выйти из кабинета, Брюс не стал бы его останавливать, ведь это значило бы, что обидные слова задели парня, что он не безнадежен, что он не пустышка, что у него есть душа и собственное мнение, которое было ущемлено. Он мог заплакать, сорвавшись, хотя очень сомнительно. И тогда Брюс бы даже утешил его, признавшись, что нес все это по подготовленной схеме, чтобы выявить слабые места. Он давил на все, на что можно было, давил на внешность, на стиль, на характер, на душевные качества, на тело, на возраст, на уровень популярности и на одиночество, на все, на что мог, он надавил, а реакции не было никакой.

Ван Дер Панне мог даже вскочить и наброситься на него с кулаками, мог наконец заговорить, хотя это уже из разряда фантастики, да и сказал бы он мало чего цензурного.

Джино сделал то, что Брюса повергло даже не в ярость, а в холодный гнев. Он просто слегка улыбнулся уголками губ и развел руками, мол, так получилось.

В его глазах читалась издевка, Брюсу казалось, что он слышит его голос, что он догадывается, как этот голос звучит. Невероятный голос, а парень его прячет, убивает в себе. Он практически взглядом говорил: «Да, я пустышка, ничтожество, но ты бесишься не из-за этого, а из-за того, что тебе это ничтожество никогда не достанется. И это с тобой что-то не то, а не со мной».

- Ах, значит, тебе опять плевать? – Брюс усмехнулся с самоиронией, Джино не стал отвечать ни кивком головы, ни пожатием плеч, ничем, но ясно было, что Нейхолт угадал.

Он подумал о том, что с таким телом, как у голландского симулянта, очень здорово заниматься чем-то большим, чем просто страстные объятия. Все же, когда бог создавал фигуру младшего Ван Дер Панне, он был в отличном настроении.

Джино продолжал на него смотреть с выражением лица: «Мечтать не вредно», хоть и не знал, о чем психолог думает.

Брюс перестал думать, у него в голове остались только конкретные образы, хотелось прикоснуться к этому якобы страшному, якобы пустому и перегоревшему, а на деле самому интересному из всех, кого Нейхолт знал, школьнику. Хотелось стащить резинку с его волос, распустить их, запустив в пряди руку, хотелось сжать пальцами его челюсть, погладить большим пальцем по губам, провести по шраму ото рта до середины щеки. Хотелось всего этого, хотелось ткнуться носом в его волосы и вдохнуть запах едкого, слишком фруктового шампуня, шептать какие-то извращения на ухо, получая в ответ упорное молчание и ухмылку, хотелось прижать его к креслу, чтобы он продолжал вырываться, хотелось захватить, завоевать, лишить возможности убежать.

Дата добавления: 2015-09-28