- Гребаный трансвестит… - прошипела она тихо-тихо, а он все равно вытаращил глаза и просто ушам своим не поверил.
- Что ты сказала?..
- Вам послышалось, - ехидно ответила Ильза, отвернулась и пошла к двери, но вслед ей послышалось еще более ехидное.
- Потаскушка безмозглая…
- Что?.. – у Ильзы отвисла челюсть, учительница резко обернулась.
- Что слышала, овца, - пропели ей в ответ, Нэнэ решил, что уволит ее обязательно. И никто не докажет, что он ее оскорблял. – У тебя между ног только дикий хорек не побывал.
- Ублюдок, - выдала Ильза вдруг спокойно.
- Соска, - продолжал скалиться «Господин Директор».
- Гомик, - огрызнулась Ильза, на глазах начиная звереть, просто Нэнэ к истеричкам не привык и не видел этого, а вот Гаррет почувствовал неладное.
- Ты бы рот закрыл, ага, - посоветовал он, но его не слышали.
- Да ладно, смешно же, - Одри хихикнул невольно.
- Одно из трех: она порвет ему лицо когтями, она спихнет его с балкона, она приложит его вон той статуэткой со стола.
- Жаль… - Боргес вздохнул, в самом деле пожалев своего бывшего и неверного.
На «гомика» Нэнэ ужасно обиделся, а потому стоп-кран ему сорвало.
- Шлюха!
- Педик!
- Проходной двор, заходи – не хочу!
- Импотент!
- Да на такую не встанет, не скрываю, – заверили ее с презрительной усмешкой.
- Да знаешь, что, ты, пугало огородное?.. – Ильза озверела, стала намного страшнее, чем была, волосы у нее как-то сами растрепались. Учительница подошла вплотную и ткнула острым ногтем ему в грудь, обтянутую мокрой безрукавкой.
- Что, деревня?
- Извинись, а то…
- А то что?
- А то я тебя затрахаю до смерти, пожалеешь, что на свет родился, - мрачно заявила Ильза, так что челюсть отвисла даже у привидений.
- Беру свои слова обратно, одно не из трех, а из четырех, - бесцветным голосом протянул Гаррет.
«Я никогда не пойму женщин», - подумал он про себя, но озвучивать не стал.
- Я тебе сказал, не встанет, - тихо и злорадно повторил Нэнэ.
- Сейчас посмотрим, - заверила его Ильза, и Одри решил, что Сомори вовремя задавил окурок в пепельнице, иначе он выпал бы из пальцев, упал бы на пол, на ковер, и не миновать пожара.
Мисс Бишоп свихнулась бы, случись в Дримсвуде пожар.
Это уже был бы даже не черный, а трупный юмор.
- Слезла быстро, корова! – Ильзу схватили за волосы, но бесполезно, она не просто сшибла слабо стоявшего на уставших после пробежки ногах директора, она еще и придавила его, усевшись верхом, согнулась, прижалась, присосалась к шее, как пиявка. В губы она целовать даже не пыталась, это был не приступ страсти, а настоящая месть за неудовлетворенные мечты по ночам.
- Если ты ее сейчас скинешь и прогонишь, я тебе этого никогда не прощу, - заверил Гаррет.
- Ты удивишься, но я тоже, - Одри поймал себя на том же самом желании посмотреть на «это».
Нэнэ сопротивлялся убедительно, но убедило это только Ильзу, не мертвых дружков, которым ясно было, как день, что Сомори уже проиграл. Сложно было не захотеть после такого мучительного воздержания и общения с самим собой.
- Отстань, дура! Я устал, у меня все болит! – он не хотел ее бить, а учительница оказалась сильная и настойчивая, так что просто сбросить ее, шутя, не получалось. Нужно было либо ударить, либо терпеть.
А терпеть хотелось…
- Ты не двигайся тогда вообще, я же не прошу меня трогать, - ехидно напомнили ему, а Гаррет вздохнул мечтательно.
- Почему я стал певцом, а не директором интерната… У меня были только сопливые малявки, которые теряли сознание на концертах и швыряли лифчики на сцену. А у тебя такая женщина…
«Такая женщина» уже стаскивала с него штаны, стремясь поскорее добраться до заветного и самого интересного. Нэнэ неубедительно отбивался, не сильно стараясь ее отпихнуть, потому что стало очень забавно, стоило ей задрать юбку.
- Она тебя затрахает до смерти, - напомнил Одри. Нэнэ в это абсурдное заявление уже поверил, а Ильза времени не теряла, стыда явно не испытывала, вытащила спрятанный в грудной карман рубашки квадратик.
- Вот шлюха! – выпалил Нэнэ, увидев это, он не сдержался, у него началась истерика со смехом. – Она все заранее продумала!
Ильзе казалось, что он риторически обращается к ней, но обижаться было не время, ей тоже стало смешно. Вот такой был смех и грех. Но он обращался к привидениям, которые разделяли его веселье.
- Автобус они тоже по твоей просьбе угнали, что ли? И утопить меня было частью плана?! – он заходился в припадке, просто вылечивая пострадавшие нервы и снимая стресс.
- Нет, автобус мы угнали сами, - хмыкнул Гаррет. – Но все неплохо совпало, иначе бы ты не устал и смог от нее отбиться. Баба не промах, все четко по ситуации. Люблю людей, которые умеют импровизировать.
- Дверь открыта! – вспомнил Нэнэ, приподнявшись на локтях и вытянув руку в сторону двери.
- Хрен с ней! – так же внезапно отозвалась Ильза, пихнув его обратно, уронив снова на пол и упираясь рукой ему же в грудь.
- Черт, больно… - он запрокинул голову, застонал чисто от боли в грудной клетке. Ушиб никуда не растворялся, но потом этот стон сменился удивленным вздохом, стон снова повторился, но уже глухо, сквозь зубы. На Ильзу он уставился в шоке, снова приподнявшись на одном локте и приоткрыв рот от нехватки воздуха. Нэнэ сам схватил воздух ртом, задержал дыхание, а учительнице было как-то все равно, она все держала под контролем.
- Это самый лучший день в моей жизни, - сообщил Гаррет. – Наш мальчик так вырос, я сейчас заплачу… - он явно наврал насчет слез умиления, потому что загоготал мерзко и отвратительно, Одри не сдержался, тоже подхватил.
- Знаешь… Знаешь, когда я его зажимал по углам в Стрэтхоллане, я уж точно не думал, что лет через десять его изнасилует потрясающая баба, да еще и в этой позе…
- Он у нас по жизни снизу, - Гаррет стонал, закрывая лицо ладонью, но не от стыда, а от бессилия против смеха.
Правда долго веселиться не пришлось, что один, что другая зажимали себе рты, хотя сквозь ладони со сжатыми пальцами прорывалось глухое рычание и мычание. Нэнэ про свою усталость забыл, вид ТАКОЙ Ильзы возбудил бы даже мертвого.
Одри с Гарретом были тому доказательствами.
- Закрой дверь, - попросил Одри.
- Зачем? Так интереснее.
- Закрой, а то не смешно потом будет. Слухи поползут, весь интернат узнает, а потом и мисс Бишоп, тогда его уволят, и нам будет совсем отстойно.
Гаррет подумал и решил, что это рационально, пошел к двери и повернул защелку. Ильза не обратила внимания, Нэнэ успокоился окончательно, если можно было так назвать его состояние. Зато появился простор для действий.
* * *
Гаррет не помнил, когда в последний раз извинялся искренне, но в эту пятницу он буквально стоял на коленях перед скамейкой в пустынной раздевалке. Эйприл, который уже побывал в медкабинете, которому обработали все ссадины и царапины, сидел там и дулся на всех сразу. Он дулся на Диего, на Тео и на Лукаса, которые уговорили всех угнать автобус. Но больше всех он дулся на Гаррета, который их всех чуть не угробил.
- Ну прости меня, - Андерсен подумал, что у него совсем беда с психикой. Он никогда не извинялся по-настоящему, а сейчас говорил от чистого сердца, и это было странно приятно. Хотелось смотреть на выражение лица Турмалина, следить за малейшими изменениями эмоций, гадать, что он чувствует и о чем думает. – Я не думал, что это так сложно – водить автобус. Никто же не умер. Никто даже ничего себе не сломал, - он улыбнулся, пластиковая рука манекена, которую он держал, тронула Эйприла за руку, на которой тоже были пластыри.
- Я и не обижаюсь, просто болит все. Фрэнсис вообще колени разбил, лежит, встать не может, - буркнул он.
- Какое мне дело до вашего Фрэнсиса, я перед тобой извиняюсь.
Это звучало так резко, что Эйприл вдруг понял – Одри не шутил, когда говорил, что Гаррет тот еще подлец. Пугало то, как равнодушно он относился к боли тех, кто ему был безразличен. Но от такого человека было боязно и одновременно безумно приятно слышать извинения, знать, что он беспокоится. Эйприл его невольно боялся, дергаясь от каждой резкой интонации, но все равно неуверенно улыбнулся, глядя на свои колени, между которых зажал запястья.
Гаррету в этот момент было жалко, как никогда, что он мертв, и потрогать его не может. А еще ему извращенно захотелось услышать ответ на непривычный для него вопрос.
- Ну? Ты прощаешь меня?
- А тебе что, это так важно? – Эйприл на него посмотрел сквозь свою косую челку, посмотрел очень кокетливо, а вопрос задал тихим, мурчащим голосом. Гаррет разозлился было, что над ним издевались, но потом опять посмотрел на эту неуверенную улыбку, глаза с заискивающим, уже не обиженным взглядом… И понял, что злиться не может. Просто его постоянно злила и выбешивала та невозможность, нереальность странного отношения к этому симпатичному парню из Турмалинов. Черт, он же живой, ему так хочется… И Гаррету хочется, и он ненавидит всех на свете за то, что мертв, что не может соперничать хоть с кем-нибудь, кто на Эйприла посмотрит. Что ему делать? Он влюбился? Как не позволить Эйприлу быть с кем-то другим, если у него просто нет права ему что-то запрещать, если он сам ничего не может ему пообещать, потому что это невозможно? Вопросы морали Гаррета никогда не интересовали, но сейчас взволновали по-настоящему. Хотелось всего сразу, чтобы было хорошо и ему, и Кле, но так не могло быть. Если Гаррет отпугнет всех его поклонников, которых и так немного, то хорошо будет самому Андерсену. А если он позволит Эйприлу быть счастливым и почувствовать, что такое «близость» с каким-то там придурком, то хорошо будет только Эйприлу. И то, вряд ли, потому что Гаррет уверен был – никто не сможет понять этого парня так, как может он. Они малявки, они ничего еще не знают, а он видит насквозь его желания, но не может прочесть мысли.
- Если бы мне было неважно, я бы не спрашивал.
- Ты такой, что можешь спросить просто так, чтобы реакцию посмотреть, так что я не знаю, когда тебе верить. Ты можешь просто ради забавы вот так взять и извиниться, мне даже Одри сказал, - Эйприл опять уставился на свои колени, поднял брови и говорил это спокойно, немного укоризненно. Гаррет сначала остолбенел, потом разозлился на Боргеса, затем вдруг развеселился.
- Ну, да. Обычно ради развлечения спрашиваю. А сейчас мне правда интересно.
- Чем докажешь?
- А что ты хочешь? – Гаррет прищурился.
- Не надо мне того, что я хочу, - Эйприл улыбнулся, говоря это. – Я и про это тоже знаю. Ты спрашиваешь, что мне нужно, чего мне хочется, исполняешь это или даришь, а потом говоришь, что это не от тебя было, это просто я так попросил, а ты сделал, потому что тебе не жалко. Не надо мне одолжений, - он говорил это чуть гнусаво, занудно, и если бы на его месте был любой другой человек, хоть Сэнди, хоть даже Доминик, Гаррет бы сорвался, рявкнул что-нибудь и ушел. Но сейчас ему почему-то было больно слышать все это от человека, который ему почему-то понравился, прощение которого для него действительно имело значение. Было очень обидно слышать о себе правду и знать, что человек, который его почти совсем не знает, уже имеет плохое представление о его характере, не верит его словам.
Эйприл его видел прекрасно, но почти не чувствовал прикосновений, поэтому дернулся и застыл, когда привидение к нему приблизилось. Прикосновение призрачных, холодных губ к его горячим и живым казалось просто дуновением ветра, ранки на покусанных от нервов губах защипало. И все царапины и ссадины тоже защипало, синяки вдруг пропали, темные пятна исчезли, а жгучая боль в разбитых локтях и коленках притупилась. Гаррет и сам понятия не имел, что такое может, возможно, он и не был на это способен, но эмоции у него били через край, когда он «поцеловал» его так скромно.
Одри хотел войти в раздевалку и позвать Гаррета громко, чтобы он тоже пошел смотреть на процесс пирсинга. Лукас в медкабинете стащил две упаковки белых стерильных перчаток, а Фон Фарте нашел у себя толстую иглу, так что все было в процессе, все только начиналось. Но Боргес застыл, чуть выглянув из-за шкафчиков, которые не были жуткими и железными, как в Стрэтхоллане, были почти школьными, разноцветными.
«Сумасшедший…» - подумал он, увидев, как Эйприл выгнул шею, поднял голову, подставляя губы поднявшемуся с колен Гаррету. Это было просто прикосновение, и Андерсен не хотел отрываться, потому что чувствовал еле заметное тепло. Эйприл чувствовал холод, но и за это ощущение готов был душу продать. Окажись на месте Одри живой человек, он увидел бы только Кле, который будто ждал поцелуя от пустоты.
Боргесу захотелось заплакать, как никогда, у Эйприла в носу тоже защипало, глаза начало печь, по щекам покатились слезы. Почему Гаррет умер раньше, чем они успели познакомиться? Плевать, что будь он жив, они бы не увиделись, плевать, что это судьба. Просто Кле совсем больше никто не нужен был, никто не заставлял так дрожать и плакать хуже Фрэнсиса от невозможности обнять и прикоснуться.
***
Лукас раньше себе пирсинг делал только в ушах, все остальные проколы сделаны были его знакомыми, которые занимались этим почти профессионально. Поэтому он сомневался, стоит ли рисковать.
- Проколешь? – он посмотрел на Диего с надеждой, а Глен округлил глаза.
- Я думал, ты сам себе проткнешь, а потом мне заодно.
- У меня с навигацией полная задница, - признался Вампадур. – Воткну в середину, а вытащу сбоку. Решайся, - он хмыкнул, по-прежнему глядя на Диего. – А потом и ему проткнешь, - Лукас кивнул на Глена, и тот совсем побелел. Уроки им благосклонно позволили пропустить из-за травм, но сидеть в спальне и бояться высунуться во время обеда, не собираясь показываться на глаза директору, было скучно. Именно поэтому они решили делать «это» сейчас, Одри утащил Гаррета из раздевалки, сначала сделав вид, что ничего не слышал и не видел. Поговорить они еще успеют. В конце концов, Гаррет – не самый постоянный человек, он может еще двадцать восемь раз передумать, а давить на него бесполезно. И Боргес с Андерсеном сидели в спальне Турмалинов, куда через десять минут обеда, нахватав бутербродов, заявился и Жульен. Его никто выгонять не стал, Турмалины отличались гостеприимством, особенно, к таким милым малявкам, которые решили их покормить. По бутерброду для смелости, и Диего умоляли проколоть. Фон Фарте тоже порывался, но Глен на него сразу зыркнул.
- Ага, сейчас. У тебя обе руки левые.
- Я левша, так что не волнуйся.
- Ни за что, они у тебя дрожат. Ты проткнешь вену, а потом нас директор ПРОСТО зашибет. У меня до сих пор уши болят от его голоса.
- Ладно. Но если получится криво… - Раппард предупредил сразу, натянул первую пару перчаток, высунул руки в открытое окно, плеснул на них перекисью из флакона, и взял обожженную зажигалкой иглу.
- Я буду направлять, ты просто проткни. Нужно сильно и медленно, ровно.
- Почему ты не можешь сам, если будешь направлять? То есть, как ты будешь направлять, если у тебя навигация страдает? – Жульен удивился, потом посмотрел на Глена, увидел его дикий взгляд, и опомнился. – А, ну, да… Чужими руками все делать проще… Опять же, потом будет, на кого обижаться.
По Сезанну видел это желание оказаться у Диего в пациентах не только он, но и Одри с Гарретом. Те вообще хихикали, а Эйприл лежал на кровати и старался смотреть только на жуть на полке Глена. Диего сидел между двумя любителями проколов, Глен смотрел ему через плечо, слегка приоткрыв рот от любопытства, Жульен сидел на полу по-турецки и смотрел наоборот, снизу вверх.
- В общем, ладно. Не буду направлять, сам справишься. Смотри, вот две вены, - Лукас поднял язык, зацепил кончиком верхние зубы, так что нижняя часть языка стала отлично видна, и две вены справа и слева – тоже.
- Ну.
- Между ними есть еще одна, но она идет наискосок, так что не проткни ее, коли ближе к кончику.
- Но в салонах дальше протыкают. Мне протыкали дальше и еще с такими щипцами… - Раппард вспомнил, как это делали ему.
- Ну и что ты тогда волнуешься? – Жульен хмыкнул. – Ты прекрасно знаешь, куда и как колоть.
- Мне с анестезией кололи, - парень вздохнул, почти растеряв всю крутизну и боясь промахнуться. – Так что я почти ничего не чувствовал.
- У нас щипцов как-то нет. Спасибо, что иголка с перекисью есть.
- А чего не спирт? – влез Фон Фарте.
- А выпей спирт? Посмотрим, как прикольно будет, - огрызнулся Жульен.
- Так не надо глотать, - тупил Тео.
- Ты предлагаешь еще хуже, ты предлагаешь прополоскать открытую рану в мышце спиртом. Нормально? – Хильдегард закатил глаза так, будто разговаривал с натуральным дебилом, и Фон Фарте помрачнел, заткнулся.
- А крови много будет? – уточнил Фрэнсис, лежавший все так же, на своей кровати, потому что колени расшиб отлично, в мясо.
- Крови вообще быть не должно, - Лукас махнул рукой, взял у Жульена бутылку с мятной жидкостью для полоскания рта, набрал полный рот, выплюнул в мусорную корзину, так что бумажные комки окрасились голубым. Диего сосредоточенно уставился на высунутый язык, к нижней губе Лукас приложил тряпичную салфетку.
- У-у-у-ужас! – Глен стонал это слово все те пятнадцать секунд, что Лукас жмурился, а Диего давил большим пальцем на тупой конец иглы, проталкивая его сверху вниз.
Жульен тоже морщился, но с улыбкой, когда увидел вышедший из языка снизу кончик иглы.
- А теперь тащи, - ухмыльнулся Кле с лицом настоящего садиста, так что Фон Фарте тоже не удержался.
- Ощути все прелести пирсинга.
Лукас замычал, подавляя желание стиснуть зубы и вообще откусить себе язык, чтобы не чувствовать, как толстая часть иглы протягивается через узкий канал. Фрэнсис посмотрел на Эйприла, тот случайно уловил этот взгляд и покраснел. Да уж, сложно было не вспомнить их разговор в библиотеке про секс и проколы. Глен тоже об этом думал почему-то, хотя с ним никто таких разговоров не вел. Но Лукас только мычал, он не стонал и не орал, а Диего вообще задержал дыхание, протащив иглу почти до конца, сразу вставив вытащенную из блюдца с перекисью штангу и закрутив бусину. Лукас обнаружил, что все еще сжимает в руке открытую бутылку с мятной гадостью для полоскания, хлебнул для надежности, снова выплюнул в урну и довольно осклабился.
- Ну, все. Шикарно, - он встал и пошел к зеркалу, чтобы посмотреть на результат. Язык болел просто жутко, но он к боли уже почти привык, и потому не слишком сильно ее чувствовал. Куда хуже болел фингал под глазом, поставленный с утра Эйприлом, и ссадины на руках и ногах. С Кле он не разговаривал, а тот не собирался объяснять, что он себя не контролировал. Точнее, его контролировал вообще не он.
Диего стянул перчатки, надел вторую пару, снова плеснул на руки из флакона, Тео протянул ему снова обожженную иглу, макнув ее в перекись для надежности. Жульен смотрел с улыбочкой, гадая, как скоро до Глена дойдет, что подошла его очередь. Он чуть не засмеялся, когда увидел выражение его лица, стоило Диего повернуться к нему всем корпусом, развернувшись на кровати и согнув одну ногу. Глен сидел на коленях, чинно сложив ручки на этих коленках и держа в одной руке салфетку.
- Ну, чего тормозишь? – Раппард на него посмотрел, а Глен так выкатил глаза, что улыбнулся даже Фрэнсис. Он приподнялся на одном локте и лежал на боку, глядя на все это очень внимательно. Выглядело соблазнительно, куда забавнее, чем с Лукасом. Кле это тоже заметил, он поднял руку, касаясь кончиками пальцев своих губ, задумчиво глядя сквозь челку. Гаррет снова завис, рассматривая его, но Одри пихнул в бок и поднял брови так вопросительно, что Андерсен опомнился.
Не может быть. Он не запал на какого-то сопляка с шоколадным лаком на ногтях и визгливым голосом.
- А может… - Сезанн начал, но Фон Фарте откинулся на спину и застонал на своей кровати.
- Ну вот, я так и знал, что он сейчас начнет ломаться!
- Ничего я не ломаюсь!
- Высунь язык, - Диего тоже вздохнул, Глен все же высунул язык.
- Посильнее, - Раппард к нему подвинулся, наклонился и не заметил, что если он смотрит на язык и свои руки, то Глен-то пялится на него самого.
- Забыл! – Сезанн шустро шарахнулся, глотнул из бутылки с мятной гадостью так, будто это была бутылка виски, подержал жгучую жидкость во рту, выплюнул ее в ведро и уселся, как послушный ребенок, прижал салфетку к подбородку, прямо под нижней губой, высунул язык.
Вот теперь поморщились от ужаса все, потому что если Лукас просто жмурился и молчал сначала, то Глен заскулил от боли.
- Все, она уже вошла, успокойся, - пытался его утихомирить Раппард, не замечая, как жутко это звучит от него, да еще в адрес Глена, который тяжело дышал, у которого глаза покраснели, и по щекам уже покатились слезы. – Сейчас вытащу и все.
- Не надо! – попробовал Сезанн сказать вместе с иглой, но уколол верхнюю губу, заныл и снова высунул язык.
- Так оставить? – Диего усмехнулся.
- Вытаскивать все равно придется, - влез Лукас со своими умными советами опытного металлолома. – Только можно вытащить в одну сторону, и тогда ты просто зря мучился, будешь две недели ждать, пока он заживет. А можно вытащить в другую сторону, вставить серьгу и ждать результата. Выбирай.
По тяжкому вздоху все поняли, а Жульен озвучил.
- В нужную сторону тащи, - обратился он к Диего, и тот одной рукой соседа по команде взял за челюсть, чтобы не дергался, а второй потянул иглу вниз. Из напряженного и ставшего треугольным языка она выходить никак не хотела, Глен уже зашелся припадком.
- Расслабься! – Раппард запсиховал, но этим он закрывал то, что сам испугался. Вдруг он попал в вену, вытащит иглу, а кровь хлынет потоком?
Глен почувствовал прохладное прикосновение, облегчавшее боль, прикосновение провело ему по щеке, а затем будто чей-то палец коснулся губ – сначала верхней, потом нижней. Он вздохнул, расслабился, и игла прошла, Глен даже не успел заметить, как ему вставили штангу и закрутили большой шарик с таким же большим стразом в его середине.
- Ты гуманный, - заметил Гаррет.
- Жалко стало, - фыркнул Боргес, делая вид, что он вовсе не добрый, но Эйприл решил, что оба эти придурка при жизни только строили из себя жестоких или были ими по глупости. На самом деле они были добрее ягнят.
- Все, больше не подходи ко мне вообще! – Глен напыжился, надулся, как мышь на крупу, закрыл рот двумя руками и отодвинулся, лег на подушку спиной, согнул ноги и сделался таким компактным, не смотря на свой рост… Что не только у Раппарда появились странные ассоциации, будто он ему не язык прокалывал. И засовывал далеко не штангу.
- Сам просил! – он оскорбился, встал с его кровати и снял перчатки, отправил их в мусор.
- Вфмыфле, спасибо, - сначала зашепелявил с непривычки, но потом исправился Глен. – Я забыл тебе кое-что отдать.
- Что? – Диего даже заинтересовался, а Жульен незаметно сверкнул глазами. Его это так веселило, что просто умереть, Одри тоже выглядел загадочно.
- Тебе кое-кто записку передал. Точнее, письмо. На, прочти. Потом покажешь?
- И мне, - Фон Фарте сразу свесился, когда Глен вытащил из-под подушки конверт, в котором лежало целое письмо, написанное на бледно-розовой бумаге аккуратным, но размашистым почерком с кучей петелек.
- И мне тоже, - Лукас тут же подполз.
- И нам, - Эйприл с Фрэнсисом выпалили одновременно, чуть не сорвавшись с мест.
- А кто попросил? – Раппард поднял брови, убрав письмо подальше от любопытных парней, чтобы не прочли раньше его самого.
- Не могу сказать, - Глен пожал плечами. – Но Жульен тоже видел. Это кое-кто из другой команды.
- Малявки, что ли? – Диего насупился, глянул на Жульена, которому еще долго не забыл бы той шутки с «проигрышем в спор». – Не ты опять?
- Не он, - Глен засмеялся очень натурально, почти не наигранно, Одри снова позавидовал его выдержке. – Мы просто вместе стояли, а к нам кое-кто подошел и попросил тебе отдать. Ты пользуешься популярностью, - он двинул бровью, вся команда невольно захихикала над «популярным Диего».
- Фанаты прям на части рвут, - согласился Фон Фарте.
- Это не из Янтаря, - Жульен улыбнулся. – Так что можешь попробовать пойти и поспрашивать у всех, кого встретишь, кто написал.
- Помолчи, - вежливо заткнул его Диего. – Я не собираюсь этого делать. Очень мне надо бегать по интернату, закинув язык на плечо, и искать какого-то сопляка, который на меня запал.
В другой момент Глен обиделся бы, но сейчас он только переглянулся с Жульеном, и оба странно, незаметно для всех, кроме привидений, усмехнулись. Не собирается искать? Из принципа, им назло? Отлично.
- Ну, хоть ответишь? – Фрэнсис на него уставился с давлением во взгляде, и Диего снова ощутил вину за то, что отколол в первую ночь. Фицбергеру он возражать не мог.
- Может и отвечу. Если не совсем ботинок написал.
- Как ты отличишь? – Кле не понял.
- Ну, если там много восклицательных знаков, значит, придурочный, - влез Фон Фарте со своим опытом Казановы.
- Ой, ты-то много знаешь, - Жульен фыркнул.
- Я серьезно. Если много восклицательных знаков, значит, он психованный и нервный. Нахрена такой нужен, вообще?
- Любви все психи покорны, - отшил его Лукас сразу же. – Читай, давай. Лучше вслух.
Жульен не знал, почему он так понимал Глена, почему они смогли быть друзьями и сблизились, не смотря на начальную симпатию, на их поцелуи и объятия, на все такое. Наверное, дело было в астрологии, их знаки зодиака были совместимы. А были люди, с которыми Жульен просто не мог оставаться долго в одной комнате. Такие, как Фон Фарте, к примеру.
И Жульен тоже заволновался, он взмолился, чтобы Сезанн не спалился, не выдал себя. Одри и Гаррет смотрели на красавчика «Ромео» с его водянистыми, невероятно блестящими глазами, в упор. Он оправдал надежды, даже бровью не повел, только улыбнулся.
- Реально, прочти. Что тебе, жалко, что ли? Мы же одна команда, никто не расскажет, если что.
Парни покивали согласно, Жульен показал открытые ладони, встал с пола и сел на кровать приятеля.
- Я тоже никому не скажу.
- Кхм-кхм, - Диего решил играть на публику, и сначала его голос был пафосным, слишком выразительным, как у театрального актера. Но по мере прочтения улыбки стерлись с лиц даже Лукаса и Тео, текст не был ни сопливо-слюнявым, ни пафосно-сладким, ни возвышенно-духовным.
- «Я не буду говорить, как меня зовут, и тебя по имени звать тоже не буду. Мы с тобой слишком мало знакомы, и я только смотрю на тебя, но смотрю каждый день. Хотел бы я смотреть на тебя с утра до ночи, но не получается, я смотрю только тогда, когда выпадает возможность. Я, вообще-то, нормальный, со мной такое впервые, и мне очень стыдно об этом писать, но надо же что-то с этим делать, потому что забыть я не могу, перестать смотреть – тоже, а сказать тебе в лицо не решаюсь. Я не знаю, что ты обо мне думаешь, ты меня вообще не замечаешь. Вряд ли ты вообще подозреваешь о том, что я за тобой наблюдаю. И я не хочу знать, что ты ответишь именно мне, не хочу услышать, что у меня ничего не получится. Ты прямой, я знаю, ты можешь сказать мне это прямо в лицо, поэтому я к тебе ни за что не подойду и не признаюсь, но хочу просто спросить, у меня есть шанс? Теоретически, просто так, даже не зная обо мне ничего, не зная, кто я, ты можешь пообещать, что не станешь сразу меня отшивать? Я не признаюсь лично, каким бы ни был твой ответ, но просто хочется знать, если я не смогу ничего с этим сделать. Не думай, что я извращенец, что мне нравится то, что со мной происходит, нет. Я целыми днями постоянно заставляю себя не думать об этом, но ничего не получается. Возможно, я просто влюбился в тебя, и это пройдет. Но я хочу знать… Если бы это зависело только от внешности, ты бы смог встречаться со мной? Ну, если бы я понравился тебе внешне? Ты смог бы на самом деле мне ответить тем же? Если я тебе просто не понравлюсь, я не буду настаивать, но если вдруг? Я думаю, ты не ответишь, но не мог больше молчать».
Конец был пафосный, но вообще письмо произвело впечатление на всю команду и на Жульена, который текст не видел и не слышал до этого момента. Глен лежал на своей кровати, глядя на письмо, а не на Диего, трогая ногтем шарик штанги в ноющем языке, наслаждаясь этим доказательством его смелости.
- Очуметь, - выдал Тео. – Он не тупой. Там что, ни одного восклицательного знака?
- Нет, ни одного, - Диего приходил в себя.
- Красиво написано, - не смог не признать Эйприл. – Дай-ка? – он выхватил письмо и посмотрел на почерк, Глен чуть заметно напрягся, но Кле вздохнул. – Нет, я такого почерка не видел.
- Еще бы ты видел, если это малявка. Ты учишься с нами, - Раппард отобрал письмо, и Жульен заметил, как Сезанну приятно видеть, что его письмо стало так дорого за какие-то секунды. Пусть Диего и не впечатлился, но послание его задело, и он не собирался смеяться над отправителем, не собирался всем рассказывать, трепать эту новость и хвастаться своей популярностью.
- Ты ответишь? – Фрэнсиса волновало главное.
- Не знаю. Что ответить?
- Ну, правду, наверное, - Фицбергер не удержался, сострил. – Ты же… Ну, по мальчикам?
- Это да…
- Ну так и напиши, что если он понравится тебе внешне, то ты будешь с ним встречаться. Это же так?
- Так, - Диего кивнул. – В смысле, почему бы и нет?
- Тебе что, только внешность важна?! – Эйприл запсиховал, Гаррет закатил глаза, но Кле было плевать, что о нем подумает этот покойник, пусть даже он был его кумиром, и сам он был готов продать душу дьяволу за одну только возможность прикоснуться к нему по-настоящему. Андерсена это задевало, эта свобода и своеволие, не смотря на кокетство.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |