- Какой ты, блин, пугливый, - Глен хмыкнул, наклонился к раковине, включил холодную воду и плеснул в лицо, чтобы немного остудить начавшие гореть щеки, чтобы успокоиться и прийти в себя, не сдаться с потрохами чисто случайно. – То боишься моих ожиданий, то моего любопытства. Я у тебя один такой, твоя личная фобия, или нас много?
- Ревнуешь, что ли? – Диего выпалил машинально, а потом уловил, что разговор ушел совсем не туда.
- О, очень ревную. Прямо умираю, не видишь, что ли? – Сезанн вздохнул. Было сложно оставаться спокойным, стоя в темноте с Ним, в одной комнате, наедине, да еще учитывая голый торс Раппарда. От мыслей о нем и взглядов на этот торс хотелось надеть штаны, очень срочно надеть, потому что он вообще чувствовал себя не слишком комфортно. Пол был холодный, на ноги он ничего нацепить не додумался и теперь об этом жалел.
Глен понял, что желание целовать Жульена очень отличалось от желания целовать Диего. С Янтарем это было сладко, но приятно чисто физически, от мыслей его не трясло. А вот с Раппардом даже от мыслей было так хорошо, что даже плохо, и хотелось до дрожи.
- Ну так кто это?
- Не скажу, - Глен на цыпочках пошел к двери, но его вернули мягко назад, придержав за руку.
- Да куда ты торопишься, завтра суббота. И вообще, почему ты так паришься, чтобы я не узнал, кто написал? Он тебе что, такой близкий друг? По-моему, вы сказали, что вообще с ним не общаетесь, просто он попросил из-за того, что ты со мной в одной команде.
- Ну, да. Просто он же просил тебе не говорить. Это предательство какое-то будет, если я скажу, - Глен принялся выкручиваться, нажимая на совесть Раппарда. Она была очень маленькая, поэтому нажать не получалось. – И меня больше никогда не попросят никому ничего передать, просто не будут верить. Еще начнут говорить, что я всем растрепал, кто тебе писал. А если вы еще и встречаться не будете, вообще караул.
- Я по-любому буду с ним встречаться, - Диего фыркнул. До него постепенно начинало доходить. И почерк с петельками тоже постепенно вспомнился. У кого он списывал ответы по истории в среду?.. У Глена.
«Да не может этого быть», - Диего сам себя одернул, а потом подумал, с чего вдруг он так надеется, что его догадка верна. Почему так хотелось, чтобы это действительно оказался нелепый и плохо продуманный обман двух дружков – Глена и Жульена?
- Почему по-любому?
- Потому что мы в мужском интернате, детка, - Диего развел руками, окинул взглядом туалет. – С кем еще здесь встречаться? Только с парнями, а мне они доставляют, сам знаешь. Хотя, что ты понимаешь, ты же нормальный, - последнее звучало так издевательски, что Глен это почувствовал очень четко.
- И вообще, лучше синица в руках, чем журавль в небе, слышал такое? Если на меня кто-то запал, то лучше хватать его сразу, чтобы не передумал, а уж потом разберусь.
- А если он тебе не понравится? Просто так встречаться будешь, что ли?
- Ну и что? Трахаться хочется всем, про что ты говоришь?
- Ну, он-то в тебя влюбился, а ты просто трахаться хочешь? – в голосе Глена звучала не только юношеская грубость, не только женское возмущение, но и такая досада с разочарованием, что Диего почти на сто процентов убедился.
Все тайное обязательно становится явным.
- Почему тебя так парит, что я с ним буду делать? Если он на меня запал, то ему все будет нравиться, а я люблю трахаться. Так в чем проблема?
- Ты считаешь его настолько тупым? Думаешь, ему будет приятно только от того, что ты снизошел до того, чтобы трахнуть его? А тебе не приходило в голову, что ты далеко не подарок и ничего особенного собой не представляешь? Он нормальный, он же написал тебе, он просто немного запутался и не знает, что делать, решил признаться тебе просто анонимно, чтобы понять, как дальше быть. И ты считаешь, что он прямо бросится к тебе на шею и будет балдеть от секса? О, да, мечтай, - Глен так эмоционально высказал даже последнюю фразу, что все сложилось, как детский паззл для детей «до 3 лет».
- А почему нет? – рискнул распалить его еще сильнее Диего. Глен не заметил от злости.
- Ты циник. Тупой циник и придурок. Ты даже вообще не знаешь, что такое «влюбиться». Трахнул Фрэнсиса, потом пошел, погулял, как так и надо, теперь плевать хотел на то, что в тебя кто-то влюбился, думаешь только про трах. А ты бы подумал лучше о том, что он может не согласиться. А ты и уговаривать не станешь, стопроцентно, я уверен. Ты сразу скажешь: «Ну-у-у, какой ты проблемный, еще ломаешься… Пошел ты, найду себе попроще». Ну и найди себе какого-нибудь придурка, как ты сам, - Глен это выдал, развернулся и мрачно пошел на выход уже очень уверенно.
- Эм… Прошу прощения… - Диего безжалостно душил в себе тупой смех и старался прикинуться культурным человеком.
- Что еще?.. – Сезанн оглянулся, взявшись за ручку двери, но еще не открыв ее.
- Вопрос о том, почему тебя так парит его судьба, снимается, - выдавил Диего с нарочно серьезным выражением лица.
- Почему это? Я разве ответил?
- О, ты ответил. Ты зашибись, как ответил, - заверили его на полном серьезе. – Вот только один момент… Как ты думаешь, как долго он планирует ломаться, проблемный этот, а? Просто я же тупой циник, мне-то откуда знать. А ты, как сторонний наблюдатель, совершенно незаинтересованный в этом вопросе, мне посоветуй, как мне себя с ним вести.
- Да ты еще даже не знаешь, как он выглядит. Может, он урод уродом, да еще и малявка, я же говорил. Не веришь, у Жульена спроси. И ты думаешь, что ты способен долго упрашивать парня, который тебе не только безразличен, но и внешне не нравится?
- Такое ощущение, будто ты мамка из гей-борделя, разъяснил мне все так круто, а я такой мальчик-актив, нихрена вообще не шарю.
Глен вздохнул тяжело.
- Ты все опошляешь. Научись думать мозгами, а не кое-чем другим.
- Короче, умник, - Диего сорвался и шагнул к двери, оттащил от нее «умника». – Насчет возраста ты гонишь, тебе почти восемнадцать, так что не надо. Насчет внешности – это чисто твое дебильное желание похвастаться. Или ты на комплименты нарываешься, я не знаю. А еще надо было кого-нибудь поумнее в сообщники выбрать, а то у него все по лицу видно, только сейчас понял. Сначала не заметил как-то. И письмо надо было распечатать, чтобы почерк не узнать было. Понял?
Глен понял. Понял, что такое паралич. Не двигались ни руки, ни ноги, ни голосовые связки. Даже ничего нечленораздельного, типа «э-э-э» он воспроизвести не мог, не говоря уже о связной речи.
В голове не было мыслей, если не считать за мысль дурацкую картинку-ассоциацию – ровную линию пульса на черном экране аппарата. Такие обычно стоят возле кроватей тяжело больных в госпитале. И вот у Глена линия перестала кривляться вообще, в ушах четко слышался равномерный писк.
- Ну и что? Хочешь ты со мной встречаться или нет?
- Я-я-я… - Глен жутко тормозил, не веря своим ушам, но ясно было, что ответ положительный. Диего не удержался, решил хотя бы попробовать то, что ему теперь принадлежало почти официально.
У Глена чуть не заискрил замкнувшийся мозг, но приблизившийся Раппард его целовать глубоко и откровенно не стал, помня о проколотом языке. Но это было еще хуже, чем если бы он целовал его взасос, а так это было просто очень… Очень смущающе и волнующе – закрыть глаза и только прихватывать губами чужие губы, слушать в темноте и тишине эти дурацкие чмокающие звуки.
Диего удивило то, что к нему не полезли обниматься, Глен сохранял дистанцию, ничем не прикасаясь к нему, кроме губ. Так вот, значит, как себя ведут «нормальные», решившие перебраться в лагерь «ненормальных». Сезанн был профессиональным лжецом, можно сказать, только сейчас Диего подумал, каких усилий бедняге стоило строить из себя обычного «почтальона», да еще и выслушивать глупости, которые вся команда несла. А каково ему было слушать, как Диего зачитывал его письмо при всех?..
Губы стали непривычно мягкими и горячими, ничего круче делать было нельзя, Диего подавил желание вцепиться в плечи соседа по команде мертвой хваткой и просто не переставать чувствовать вкус этих губ. Ничего особенного, но почему-то он был настолько приятным, что трясло. Глен растаял от мысли, что мечты наконец-то сбываются. Он и не думал еще недавно, когда даже целовался с Жульеном, что чья-то близость может быть НАСТОЛЬКО волнующей.
- Я не такой уж тупой, - сообщил Диего, все же не удержавшись и прижав его к стенке возле раковин. – И циник тоже не всегда.
- Беру свои слова обратно, - сразу отреагировал Глен, немного отодвигаясь, но было, во-первых, некуда, а во-вторых, поздно. За ним была стена, а сам он уже потерял основной контроль над собой. Лицо Диего, выражение этого лица, вид широких крепких плеч, крупных ладоней… На все это Глен еще вчера просто смотрел, а теперь все это было очень близко, и все практически принадлежало ему, стоило только захотеть. И попросить, на что он был, конечно, не способен.
И он так дернулся, когда его потрогали немного ниже пояса, что врезался в край столешницы с раковинами. Тут он и попался.
- Да не дергайся ты, тебе же нравится, - Диего хмыкнул, снова поцеловав его так легонько, как целуются в детском саду. Хотя, нет, как в первом классе, наверное, уже дольше, чем просто влажный и скользкий чмок.
- Я так и знал. Вот знал же, я же сказал, что ты только про всякую мерзость думаешь! – Глен не послушал и начал вырываться. Слева была стена, сзади – раковины, спереди – Диего, справа – никого и ничего. Но дернуться все равно не получалось.
- Извини, но это у тебя на меня стоит, а не у меня на тебя, - Раппард не удержался и ухмыльнулся. Злое и обиженное лицо Сезанна просто провоцировало прижать его посильнее, чтобы при дыхании ребра касались его ребер. А уж какой был соблазн протиснуть руку между бедер, стащить белье и потрогать то, что как раз на него и встало.
- А, вот как, значит… - Глен прищурился, пихнул его в грудь и чуть не упал, потому что сзади никакой опоры не было. – Я же говорил, что ему не надо из вежливости, раз он тебе не нравится.
- Тебе, ты имеешь в виду?
- Чего?..
- Он – это ты, так что это тебе не надо из вежливости? – Диего пытался привести его в чувства и относительную вменяемость, правда делал это только словами. Физически он вменяемость отбирал, задрав чужую майку и все же просунув руку за резинку трусов.
- Вот не надо! – Глен решил больше не морозить пятки, и раз уж Раппард стоял так близко, он незаметно поставил ноги на его патрули. Диего заметил не сразу, а потом почему-то умилился, левой рукой обнял его за пояс, но ладонь поднял, чтобы прижать ближе. Так жутко хотелось, что ему сносило мозги. Да, он был циником и тупицей, но секс он и правда любил. А Глен сам виноват – записки пишет, письма, строит из себя черт знает, кого. Такой недотрога, что расплакаться можно. А Фрэнсиса Диего изнасиловал аж неделю назад, и в данный момент его клинило.
- Так все делают. Мы же в мужском интернате, - еще раз напомнил он, трогая аккуратно, даже аккуратнее, чем самого себя. Глену приятно было чувствовать и эти прикосновения, которые смущали до ужаса, и то прикосновение большой ладони, что прижалась между лопаток к его спине. Сам он все же взялся руками за крепкие плечи, понадеялся, что руки у него не вспотели от волнения, потому
что не хотел показаться слабонервной малявкой. И это желание быть круче и старше вынудило его прижаться вплотную самому, вздохнуть Диего прямо на в ухо и чуть пошевелиться. Раппард самодовольно осклабился, поставив подбородок ему на плечо.
- Я же говорил, что тебе понравится, - он хмыкнул, болея от реакции. Все же, мужское тело было прекрасно и привлекало его куда сильнее женского. Особенно, когда оно было такое, как у Глена. – И не только потому что все так делают, - заверил он на всякий случай, ведь с «телок» что взять, они сами себе надумают и обидятся, если не сказать, что они единственные и неповторимые. – Ты же сам хотел со мной встречаться.
Глен подумал совсем не о том, он вспомнил слова Жульена, когда тот объяснял, почему отказал бы Диего в любом случае. Хильдегард совершенно точно угадал манеру поведения Раппарда, ведь стоило объявить даже шепотом и наедине с ним, что они встречаются, он сразу начинал склонять ко всему «такому». И Глену в самом деле было приятно, но еще очень стыдно от того, как он сдался. Он же «нормальный», он не должен обниматься ночью в туалете с каким-то борзым Казановой и так вздыхать только от того, что его слегка приласкали. Ну, не слегка, но… Но все равно, это неправильно, он к такому не привык, и его пугало, как это ему нравилось. Он что, получается, совсем гей, что ли?..
Кошмар.
- Жульен говорил, что не стал бы с тобой встречаться из-за этого… - выпалил он, пока воздуха в легких хватило. Диего остолбенел.
- Что?! Из-за чего не стал бы?!
- Потому что ты сразу… Начинаешь вот это все делать… А ты что, хотел бы с ним? – Глен начал обижаться.
- Да пошел он. Слишком мелкий еще, - Диего ухмыльнулся совсем близко от его уха, выдохнув в него. – И что, значит, я тебя заставляю, да?.. Потом ему расскажешь, что я тебя вынудил?
- Нет, я это не из-за этого делаю, мне просто…
- Просто? – Диего посмотрел на его волосы, за неимением возможности посмотреть на лицо. Глен вздрогнул, ойкнул, чувствуя, что вот-вот накатит, зажмурился.
- Просто нравится…
- Просто ты старше, чем он. И умнее.
- А еще что?
- И красивее, - Диего знал, что это нравится не только девчонкам, но и парням. Но он говорил искренне, не преувеличивая.
- Как ты там просил тебя называть? – Глену стало смешно, он решил, что если они это делают ночью, и этого никто больше не видит и не слышит, то утром он запросто сделает вид, будто ничего не произошло. А сейчас можно пошалить.
Диего передернулся весь, даже закрыл глаза, когда ему в ухо зашептали так, будто Глен был совсем «не нормальным».
- Ты тигр… Тигренок… О, нет! Я вспомнил. Тигрик… - он кончиком языка провел по его уху, по самому краю, чувствуя себя таким развратным, что Кле удавился бы от зависти. И Диего непременно забыл бы про Фрэнсиса. – Ой…
Диего это «ой» расшифровал правильно и естественно не стал бы слушать никаких «отпусти». Глен и не просил отпустить, он застонал сквозь зубы, стиснув их, согнул пальцы, но ногти были обкусаны, так что никаких шансов поцарапать Диего не оставалось. Раппард воспользовался ситуацией, пока парень приходил в себя, он чувствовал липкую скользкость на своей ладони, но не шевелился, только прикусил Глену шею. Обычно это место было закрыто волосами, но сейчас Сезанн наклонил голову, пряча лицо, и шея оголилась. Точно, парни лучше девчонок, они не такие мягкие, их проще укусить. Диего это сделал из самолюбия, чтобы уж точно кто-нибудь, да заметил в субботу, что Глен не такой «нормальный», каким хочет казаться. И он уже натворил всякого «такого» с кем-то. А потом Раппард похвастается, что это был он.
Почему-то в Дримсвуде не получалось вести себя грубо, получалось тайно и по-взрослому, как Диего совсем не привык. И эта новизна его только подстегивала, давала надежду на то, что «это» надолго.
Глен шарахнулся, багровея от стыда, но стараясь удержать образ такого взрослого и искушенного, ничего не боящегося на месте. Он поправил белье, одернул майку и убрал руки от плеч Диего. Тот выключил воду в раковине, где ополоснул руку холодной водой, усмехнулся. Шум воды Глена и привел окончательно в чувства, отрезвил.
- Мне так с тобой и идти до спальни обратно? – уточнил Диего, не убирая левую руку от его спины, сделал шаг назад. Глен вспомнил, что стоит на его патрулях, и встал на пол, показавшийся мерзко ледяным.
- Я так и знал, что вот так все получится, - вздохнул он.
- Тебе же понравилось.
- Теперь я тебе должен, а я не люблю быть в долгу, - Глен буркнул и первым вышел в темный коридор.
- Я не говорил, что ты мне должен. Но если ты так хочешь, подумай, как мне отплатить, - Раппард продолжал издеваться, больше не прикасаясь к нему из принципа. Сам прибежит. Диего очень хотелось, чтобы Глен снова полез к нему, но теперь уже сам, по своей инициативе, поняв, что это все совсем не страшно. Это жутко приятно им двоим и круто на взгляд остальных.
- Конечно… - Сезанн вздохнул. – А что завтра сказать всем? Почему «он» не ответит на твое письмо?
- Либо говоришь, что это был ты, либо продолжаешь делать вид, что ты просто почтальон, - Диего пожал плечами, потому что вариантов больше не было.
- Может, они и не спросят, - Глен остановился перед дверью и с надеждой прошептал это.
- О, да, забудут. Массовая амнезия резко.
- Если спросят, я скажу. Только ты ничего не говори. Не потому что ты, а потому что мне стремно, что я эти записки писал и делал вид, что это не я, - объяснил Глен сразу.
- Можешь не распаляться, я не тупая малолетка, сам пойму как-нибудь. А если не пойму – спрошу, - он толкнул дверь комнаты Турмалинов и пропустил Глена вперед. И на него больше от стыда даже не смотрели.
Точнее, это Глен на него больше не смотрел, а единственным человеком, кто все это видел и слышал, был Гаррет. Он хоть и не был живым, но все равно оставался свидетелем. В полной темноте Эйприл его не видел, он вообще спал, лежал на боку, свернувшись клубком, Гаррет разлегся за его спиной тоже боком, жалея, что нельзя обнять. То есть, обнять-то можно, но Эйприл все равно не почувствует. Он только взял одеяло за край и накрыл его получше, оставив открытым только плечо, которое ему так нравилось. Во сне Кле не становился милее, но становился еще притягательнее, кокетливее, будто даже в бессознательном состоянии пытался кого-то соблазнить. Шоколадный лак, дешевые тонкие колечки на полусогнутых пальцах, плетеные из бисера и деревянные феньки на запястьях, на все это почему-то очень хотелось смотреть.
Гаррет разозлился от невозможности даже почувствовать запах от его кожи. Он мог уловить только запах души – пахло марципаном и сахарной пудрой, а еще, наверное, сиренью. Он знал и запах души Одри, о приближении которого обычно узнавал издалека именно по усилению этого аромата – мяты и клюквы. Сам Гаррет был не в курсе, как пахла его душа, но Боргес знал, что это похоже на запах выдержанного гранатового сока.
Почти незаметно, никого не разбудив, открылась форточка, откинулось одеяло Эйприла, так что осталось оно у него вообще в ногах. В комнате стало прохладно, а от злости Гаррета и вовсе холодно, Кле свернулся клубком и потянулся во сне за одеялом. Но оно как-то все отдалялось и отползало само по себе, Гаррету хотелось, чтобы он мучился, чтобы он постоянно помнил, что рядом с ним тот, от кого не уйти и даже не сбежать, нигде не спрятаться. Что он в полной власти. Пусть помнит и даже не думает ни о ком и ни о чем другом.
Все парни накрылись одеялами и свернулись, им стало тепло, никакая форточка не страшила. А вот Эйприлу пришлось проснуться и, недовольно бурча, полезть за одеялом, упавшим с кровати.
Оно вдруг поползло еще и по полу к двери, будто его кто-то отодвинул ногой. И Эйприл наконец увидел эту ногу, поднял взгляд, столкнулся со взглядом Гаррета.
- Это ты, - шепотом то ли спросил, то ли констатировал он, не зная, улыбнуться или не стоит.
- А кого еще ты ждал? – Гаррет выгнул бровь.
- Вообще, если честно, никого не ждал, я спал. Зачем ты меня разбудил?
- Захотел и разбудил, - Андерсен поднял одеяло и швырнул его обратно на кровать.
- Что-то случилось?
- Ничего не случилось, - он пожал плечами, а потом сел прямо перед Эйприлом, который накрылся одеялом со спины и стал похож на сугроб. – Я просто думаю, вспомнишь ли ты обо мне, когда будешь трахаться с кем-нибудь из этих придурков.
- Я не буду, ты же говорил, что не надо, - тихим шепотом, чтобы никого не разбудить, ответил Кле. Он вообще не понимал, почему вдруг Гаррет начал с ним говорить таким тоном, да еще о таких вещах.
- Как будто тебе важно, что я говорил. Ты живой, тебе же хочется, ты это тоже говорил, не помнишь?
- Помню. Но способен потерпеть, уж поверь. Ты сказал, что не надо тратиться, я и не буду тратиться.
- Да тебе кто-нибудь предложит и все, ты уже растаешь. Ваш Сезанн, вон, строил из себя недотрогу и натурала, а сам только что пришел вместе с Раппардом. Интересно, что они там делали?
- Так это он написал письмо! – Эйприл вытаращил глаза.
- Он. И завтра он в этом признается, так что уж поддержи человека, он крутой.
- Ладно… А с чего ты взял, что я буду, как он? Ему Диего если и нравится, то он с ним это и делает, я-то здесь причем?
- А если тебе предложит тот, кто нравится тебе, ты даже думать не станешь, вообще забьешь, что я все увижу. А я все увижу, будь уверен. И ты тоже будешь в курсе, что я там, рядом. Я тебе мозг вынесу весь потом.
- Чего ты злишься? – Эйприл начал обижаться, а Гаррета это еще сильнее разозлило, он почувствовал себя уродом, но в то же время так сильно захотел заставить думать только о себе, что сил никаких не было.
- А то, что ты такой же, как он, как все.
- Ты же меня поцеловал вчера, - Эйприл покраснел, но в темноте не было заметно.
- И жалею об этом, - огрызнулся Андерсен и встал с его кровати.
- Да не соглашусь я ни с кем ничего делать! Потому что тот, кто мне нравится, мне никогда не предложит!
- Никогда не говори «никогда», - Гаррет хмыкнул. – Сезанн тоже думал, что никогда не предложат ему. А ведь предложили.
- Просто мертвец вряд ли предложит мне с ним переспать, - зло прошипел Эйприл, решив тоже сорвать себе стоп-кран и не делать скидок на чувства. Гаррет заткнулся, заикнулся, подавившись словами, которые уже готов был сказать.
«Ах, вот оно как…»
- Ты что, смеешься надо мной? – он сам нервно, неприятно засмеялся.
- Похоже, что мне весело? – Эйприл прищурился.
- Не надо мне врать, что я тебе нравлюсь.
- Я этого не говорил. И не скажу, потому что тебе никто не нужен, и я тоже не нужен. Тебе сейчас просто обидно. Может, я тебе сейчас немного нравлюсь, но выбора-то у тебя и так нет, тебя только я вижу и директор. Не к нему же лезть, так ко мне, да? А будь ты живым, ты бы быстро добился меня или просто трахнул, а потом бы сразу бросил. И тебя бесит, что ты не можешь этого сделать. Так что это ТЫ не ври, что тебе не наплевать. Это пройдет, так что оставь меня в покое, - Эйприл откинулся на спину, потом снова свернулся клубком и накрылся одеялом уже с головой, чтобы точно никого не видеть.
В чем-то он был прав. Но так было всего два дня назад, до поцелуя, который разорвал даже призрачное сердце. Гаррета аж затрясло от того, какого о нем был мнения человек, которому он уже почти признался. Но проблема оставалась проблемой, ведь он мертв, а Эйприл жив, и ему нужна нормальная любовь, нормальные прикосновения и отношения. А еще холм на его кровати, в который он превратился, накрывшись одеялом, вздрагивал и всхлипывал. Оказалось, что мечты сбываются, но не полностью. Да, Эйприл познакомился со своим идеалом, он один был таким избранным, что смог общаться с Гарретом. Но вот Андерсен был мертв, и ему ничего не светило. Либо всю жизнь оставаться одному, либо попытаться влюбиться в кого-то другого, живого. И все равно это будет не то, ведь он будет знать, что Гаррет «жив». Все перемешалось и перепуталось, поэтому он сам не выдержал и повел себя позорно, как Фрэнсис. Фицбергер даже проснулся, услышав плач и решив, что во сне умудрился зареветь. Как оказалось, плакал Кле, и Фрэнсис не стал к нему лезть, чтобы не нарваться на грубость. Когда парню хочется плакать, это не просто жалость к себе, это реакция на реальную проблему.
- Это не пройдет, - наконец решился сказать и сам лично понял Гаррет, встал на колени перед кроватью Эйприла, прямо перед ним, закрывшимся одеялом. Он попытался одеяло отодвинуть, но Эйприл дернулся и стиснул его края еще сильнее, чтобы привидение не увидело его зареванного лица. – Да послушай ты меня! – Андерсен начал беситься, наклонился вплотную, так что его «дыхание» захолодило Эйприлу лицо сквозь одеяло. – Не пройдет нихрена, это не просто так, мне не просто обидно. Я просто не хочу тебя отдавать, а если бы я был жив, я бы убил их всех, но никто бы к тебе не подошел, честное слово. Клянусь, я не вру, я не просто хочу добиться тебя. И меня бесит, мать твою, что я не могу ничего сделать! Ты не понимаешь, как это, я просто ничего не могу, я хочу и не могу, это невыносимо!
- Я не понимаю?! – страшным шепотом отозвалось одеяло. – Я хочу обнять тебя, я хотел ответить тебе, я хотел тебя целовать, но я не могу, потому что ты долбанный труп! Почему ты умер?! Зачем ты это сделал, а?! Ты что, не мог подождать?!
- И это было бы нормально, что мне было бы тридцать, а тебе – семнадцать?!
- Мне скоро будет восемнадцать! Ну, ты прав, мы бы даже не были знакомы тогда… Но почему, а?! Почему ты не можешь ожить?! – одеяло зарыдало еще громче, но уже от злости, от обиды на судьбу.
Фрэнсис был в ступоре. Он решил, что Эйприлу просто что-то снилось, и он говорил во сне.
- Не плачь, у меня сердце разрывается!
- У тебя нет сердца!
- Ты понял, о чем я! Перестань плакать, успокойся. Ну пожалуйста. А то я тоже заплачу.
- Ты не заплачешь, привидения не плачут, - еле слышно проворчал Эйприл. – И ты же крутой, ты такой…
- Клянись, что никогда и ни к кому не прикоснешься. И не позволишь к тебе прикоснуться.
- Кроме тебя?
- Я никогда к тебе не прикоснусь! – рявкнул Гаррет и выматерился вслед за этим так злобно, что Эйприл поверил в его разочарование. – Клянись, что никому не позволишь!
- Кроме тебя! Клянусь, что никому, кроме тебя.
- Почему ты так уверен, что я когда-нибудь к тебе прикоснусь? – Гаррет даже засмеялся, причем сам над собой, совсем не весело.
- Потому что если я умру, ты сможешь ко мне прикоснуться. Ты можешь прикасаться к Одри.
- Это почти то же самое, что прикасаться к тебе, просто сквозь него я не прохожу. Но он ничего не чувствует. И я ничего не чувствую, поэтому даже не думай об этом.
- Я не хочу жить без тебя, - Эйприл опять зашелся, задыхаясь от нехватки воздуха под жарким одеялом, не дыша носом. – Не хочу я ничего вообще, нахрена мне этот интернат, эти уроки каждый день, эти придурки все…
- Ты же с ними дружишь, - закатил глаза Гаррет. – У меня были друзья. Но я их всех предал, потому что я урод. Но в интернате мы дружили, и честное слово, это было лучшее в моей жизни.
- Ты влюбляешься быстро и бросаешь тоже, ты просто теряешь интерес.
- А к тебе не потеряю. Не слушай Одри, никого больше, слушай только меня. Ты им веришь или мне?
- Тебе. Я покончу с собой, я не хочу больше жить. Я слабый, ты не понимаешь, я не смогу жить всю жизнь без тебя до самой смерти, ты что, издеваешься?..
Гаррет понял по-своему.
- Ты хочешь сказать, что сорвешься, закрутишь с кем-то, да?.. – нехорошим, не обещающим ничего приятного тоном начал он.
- Какого ты обо мне мнения! – с сарказмом заметил Эйприл злобно из-под одеяла. – Я просто не смогу. Я умру, я свихнусь, и меня посадят в психушку, потому что я буду постоянно реветь и сходить с ума, говорить о тебе. А тебя больше никто не видит, они решат, что я псих! Не издевайся надо мной, ты и сам жил только до двадцати, ты покончил с собой! Ты же сказал, что просто не смог больше, да?! А почему ты думаешь, что я смогу?! Смогу до двадцати, до тридцати, до сорока, да?! Я не железный, я не супермэн, я люблю тебя!.. – он зашелся таким плачем и так заскулил, что проснулся даже Лукас, а потом и Тео. Они и Фрэнсис уже начали думать, что сосед по команде сошел с ума.
- Я давно тебя люблю, я не просто фанатом был, я реально влюбился в тебя, во все клипы, все видео и интервью, все песни заслушал, не могу жить без твоего голоса, а теперь ты здесь, это же судьба… Разве не судьба?! Не может просто так случиться, что я от тебя без ума, и ты вдруг просто так появляешься ни для чего! Если ты не можешь со мной быть, то я буду с тобой!
- Каким образом?.. – Гаррет даже улыбнулся совсем невесело.
- Я покончу с собой, честное слово. Ты думаешь, мне слабо? Мне нифига не слабо, возьму и повешусь. Или прыгну из окна, как ты. Или не знаю, что еще, но я с тобой буду. Лучше быть с тобой и ни о чем не беспокоиться, не иметь возможности потрогать, чем жить одному и так же не трогать. Согласись, это же лучше!
- Ты спятил, что ты несешь… - Гаррет застонал. Еще год назад он бы радостно сверкнул глазами и воскликнул: «Отлично! Давай, покажи, как ты любишь меня, докажи, что это всерьез!» А теперь ему было больно даже подумать и очень стыдно понимать, что он сам вынудил Эйприла думать о таком.
- Не заставляй меня жить, а?.. – Кле задрожал снова, свернулся совсем клубком и начал уже давиться слезами, переходя на истерику. – Я не смогу. Я уже сейчас не могу, не хочу проснуться утром и тащиться со всеми куда-то, не хочу с ними разговаривать, хочу быть с тобой только…
- Не сходи с ума.
- Я уже сошел!
- Прости меня, - Гаррет поймал себя на том, что с этим парнем научился даже искренне извиняться. – Я дебил… Я тако-о-о-ой дебил, - он засмеялся, уткнувшись лбом в край кровати. – Одри мне говорил, что я зря это делаю. И я реально зря это делаю, у тебя уже крыша едет. Забудь, что я говорил, ладно? Это тебе не вампирский романчик, не книжки, которые ты читаешь. Реально забудь про меня, я больше не появлюсь, не буду тебе мозги трепать, а то ты спятишь.
- Ты как этот тупой Эдвард из «Сумерек»! – рявкнул Эйприл, и Фрэнсис не выдержал, встал с места и пересел к нему на кровать.
- Эй, проснись.
- Я не сплю! Слышишь меня?! Я с тобой говорю! – Кле, сел и уставился в пустоту, потом увидел Гаррета уже у двери. – Пожалуйста, не уходи. Я точно умру. Если ты уйдешь, я покончу с собой, тогда точно покончу и достану тебя из-под земли, я тебя буду преследовать, понял?! И ты будешь виноват, что я умер, понял?! Не смей уходить, я все равно тебя найду!
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |