– Va tutto bene?
– Si. Si, si. Grazie! – успокоила его Бекка, и он исчез. – Угадайте, что я нашла? Вот прямо тут, на карте!
– Вот прямо при свете этого мобильника! – съязвила Лили.
– Мы заблудились? – подхватил Даррел.
– Не-а. Музей!
Вейд расхохотался:
– Бекка, мы же в Риме, он весь – музей.
– А я нашла музей, который называется… – Бекка просто светилась от счастья, –Museo Astronomico e Copernicano.
– Да ладно?!
Даррел даже поднялся.
– Во-во! И мы все знаем, что это за музей!
Глава тридцать девятая [Картинка: i_049.png]
– Удача повернулась к нам лицом! – завопила от радости Лили. – Бекка, мухой веди туда!
– Мухой за мной! – рассмеялась Бекка и зашагала прочь с территории Форума. – Музей находится в парке за несколько километров отсюда. Пешком дойдем.
Музей Коперника?!
Удача и правда перешла на их сторону. Отца выпустили, и Вейд наконец-то начал замечать невероятную красоту Рима. Древний город, петляющие улочки, теплый ночной воздух, лучшие друзья рядом, постоянно снующие вокруг авто – малышки-«фиаты» и «альфы» – все вдруг стало поразительно и невероятно… осмысленным.
Бекка, изображая тур-гида, шагала впереди с картой, ведя пальцем по маршруту, и хвостик на ее голове подпрыгивал при ходьбе.
– Сюда. Налево. Теперь прямо.
Так они прошатались по городу еще два часа. Улицы как попало пересекались и поворачивали в самых неожиданных местах. Почти за каждым поворотом открывался вид на какую-нибудь площадь с фонтаном, церковью или памятником. Лили оживленно болтала. Даррел шел, подпрыгивая на носках и мыча себе под нос мотивчик из Гари Кларка-младшего.
Все шло хорошо.
Даже эти киллеры толком не знают, где их искать.
Через невыносимо долгий час они спустились по веренице улочек в тихий, заросший деревьями парк – возможно, тот сохранился еще с древних времен, когда Рим только строился на этих холмах, а может, и нет, неважно. Главное – то, что в самой высокой точке парка громоздился, подсвеченный прожекторами, огромный особняк с куполами трехобсерваторий на крыше.
– Астрономический музей Коперника, – объявила Бекка, едва они подошли к высокой кованой ограде. – Можем перелезть через забор и позаглядывать в окна. Или дождаться утра, когда музей откроется. Какие будут идеи?
– Я никуда не полезу, – сказала Лили. – Мои ноги против. Ясно? Против. Забейте на меня. Я спеклась.
Она села на высокий каменный парапет, разулась и принялась растирать стопы.
Парк за их спиной был лесистым, безлюдным и защищенным, а в ночном воздухе разливалось тепло.
– Если придется провести на улице еще несколько часов, это самое подходящее место, – заметил Вейд. – Будем дежурить посменно: один на вахте, остальные спят, – предложил Вейд.
– Здесь очень тихо. Уже половина одиннадцатого. Если нам повезет, музей откроется в девять, – рассуждал Даррел. – Одиннадцать часов сна? Или даже двенадцать? А что, я готов спать так долго!
– Хорошо, – сказал Вейд. – Давайте найдем тихое местечко и зависнем там до утра. Поспим, например. Кто как хочет. Нам нужно попасть внутрь, но я уже устал нарушать законы.
– Хорошо, что напомнил, – сказала Бекка. – Список наших преступлений уже, наверно, длиною с километр.
Побродив меж деревьев, Лили выбрала просторный участок под развесистым деревом, легла на подстриженную траву и подложила под голову рюкзак.
– Спокойной ночи!
Каждый выбрал себе ровное местечко – не очень близко, но и не далеко друг от друга – и устроился на ночлег. От усталости Вейд не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, номозг лихорадочно работал. Сна не было ни в одном глазу.
– Заступаю на вахту, – вызвался он.
– Я за тобой, – отозвался Даррел.
Остальные промолчали, что Вейда вполне устраивало.
Весь первый час он размышлял над содержанием первых страниц Дневника. О том, как Николай Коперник вместе с Гансом любовались из башни ночным небом.
Коперник жил, как все его современники: медицина была никудышней, представления о гигиене и пище – странными, путешествия – очень длинными, а о канализации никто ине помышлял; но он тем не менее стремился к новым и новым открытиям.
Вот что поразило Вейда больше всего. Он вспомнил, как отец цитировал Эйнштейна:
Воображение важнее, чем знания. Знания ограниченны, тогда как воображение охватывает целый мир…
А ведь и правда? Никто же не заставлял Коперника заниматься изучением звезд. Никто не заставлял разрабатывать новую теорию о Солнце, а он разработал. Он доверял своему воображению – и совершал открытия.
Я обязан знать больше!
И еще это его Наследие. Что за устройство он изобрел? Что значит буква «А» в аббревиатуре «G.A.C.»? Что это за Реликвии? Если Дневник настоящий, как все убеждены, – откуда там сведения из физики пространственно-временны?х тоннелей?
Снова и снова он прокручивал в голове эти вопросы, но не находил ответов. Его мысли походили на волны, что разбиваются о скалы, не желающие менять свою форму.
Я тоже обязан знать больше!
Когда Вейд наконец решил закругляться со всей этой медитацией, Даррел храпел как паровоз, и будить его было жалко. Оказалось, что во сне Лили болтает ничуть не меньше, чем наяву. Прямо сейчас она рассказывала долгую историю об интернетной ссылке, которая вела к другой ссылке, а та к следующей – и так до бесконечности.
Бекка не издавала во сне никаких звуков – просто размеренно дышала и немножко посапывала; но в два ночи резко села, вышла из коматозно-сонного забытья, сказала: «Пора!» – и опрокинулась на спину. А мгновение спустя уже сопела в одном ритме с храпом Даррела.
И все-таки пока не время. На небе еще светились звезды. Заснуть у Вейда все равно не получалось, поэтому он решил провести всю ночь на вахте, сторожа сон друзей.
– Высплюсь, когда вернется папа, – шепнул он сам себе.
Вейд наблюдал за тем, как медленно меняется звездный узор небосвода и думал, что вот так же пять веков назад смотрел на звезды Коперник. Люди, наука, история… До начала этой безумной авантюры Вейд интересовался стариной намного меньше. Перед глазами его вставали очертания машины с древнего чертежа: гигантский остов, странные надписи. Неужели у настоящего аппарата тоже были все эти рычаги, шестеренки, кожаные ремни, противовесы, колесики? А сиденья, зачем там сиденья?.. А как насчет«дыры в небе»?..Что там еще задыра?..
Лишь почувствовав, что кто-то трясет его за плечо, снова и снова, он понял, что заснул. Бекка уже была на ногах, вглядывалась в дорогу. Послышалось рычание приближающегося автомобиля.
– Просыпайтесь! – скомандовала она. – Музей открыт. Пора!
Глава сороковая [Картинка: i_050.png]
Довольно долго они брели по дорожке к автостоянке, пока наконец не оказались перед дверями самой настоящей виллы. Слева и справа от входа росло по огромной пальме. Двери музея были открыты.
Войдя, они увидели столик, за которым сидел седой старичок в помятом костюме. Изучив их с ног до головы внимательным взглядом, он разгладил пальцами ниточку седых усов и улыбнулся. А потом заговорил по-английски. Ну, или почти по-английски.
– Мери Кашки? – поинтересовался он и, все так же улыбаясь, записал на листе бумаги цифру «4».
– Нет, сэр. Меня зовут Лили, а это…
– Да, американцы, – подтвердил Даррел.
– Я и сказал. – Старичок поднялся со стула и поклонился им. – Нёбом увлекаетесь?
– Увлекаемся, – перевел Вейд. – Да, увлекаемся небом.
– Но у нас мало денег, – добавила Бекка.
Старичок ободряюще рассмеялся:
– Не надо денег! Музео бесплатный детям до десятисеми.
Расшифровка заняла определенное время. Первой догадалась Лили.
– Для детей до семнадцати? Нет, мы все младше…
– Я и сказал, – повторил старичок и протянул им брошюру музея. – Простите перевод. Я делал сам. Добро жаловать в наш крошка-музей. Мы крошка, но имеем отличные – как сказать? – уборы…
– Приборы? – уточнила Бекка.
– Si.Идите вон. Делайте себе внутри как дома. Наслаждений.
– Спасибо большое, – поблагодарил Вейд.
Они прошли в высокую, обшитую панелями залу, и Даррел шепнул:
– Я уже и не мечтал, что он когда-нибудь замолчит…
– У меня в голове он говорит до сих пор, – отозвалась Лили. – Но давайте найдем компьютер общего доступа.
В застекленных витринах вдоль стен стояли древние глобусы и старинные измерительные инструменты. Было здесь и несколько простых медных приборов – моряки пользовались секстанами, Вейд помнил это название из рассказов отца, – чтобы прокладывать курс корабля по звездам.
– Смотри, Вейд! – позвала Бекка. – Карты звездного неба, совсем как твоя…
На стенах висело штук десять карт с вариациями на тему Птолемеевой Вселенной. Некоторые были очень хороши, но ни одна не дотягивала до красоты и изысканности той, что подарил Вейду дядя Генри. На всякий случай он проверил в рюкзаке папку с картой и ножны под рубашкой. И то, и другое на месте.
В центре зала стоял деревянный глобус звездного неба, на котором были изображены сорок восемь созвездий, найденных и описанных Птолемеем во II столетии. Рядом с глобусом располагались небольшие сплетенья планетарных орбит: там, где они пересекались друг с дружкой, от них разбегались узенькие медные или железные полоски, обозначавшие путь той или иной планеты. Бекка прочитала табличку под экспонатом и сообщила, что эти штуковины называются «армиллярными сферами».
– У папы есть про них книжка.
– Красивые, – заметила Лили.
– Хотя и неточные, – начал объяснять Вейд. – Все полосы имеют форму правильной окружности, а должны быть эллиптическими, но это выяснилось значительно позже.
– Благодарю вас, профессор, – улыбнулась Лили.
Они перешли к следующим экспонатам – и остановились как вкопанные.
На небольшой подъемной платформе был установлен стенд, на котором висело множество так называемых астролябий, при помощи которых в старину определяли расстояние до светил и их расположение. Каждый прибор являл собой сочетание подвижных элементов из меди или железа, а также круглых пластин с измерительными делениями. Некоторые казались совсем простыми: два совмещенных куска меди – две тарелки, одна на другой.
Сложные же астролябии напоминали настоящие машины: концентрические армиллярные сферы дополняла сложная система скользящих рычажков и подвижных колесиков, управляемая часами с автоматическим или ручным подзаводом. Даже без полета фантазии эти приборы можно было смело назвать машинами. Взглянув на них, Вейд сразу вспомнил телескоп в Пейнтер-Холле.
– Стимпанк до появления панка.
– Чертеж!.. – вдруг шепнула Бекка, достала из сумки Дневник, пролистала и открыла нужную страницу. – А что, если Коперник изобрел одну из этих машин, опираясь на устройства Птолемея? Только больше размером, чтобы внутри поместился человек? Ведь некоторые астролябии состоят из двенадцати частей и даже больше. У них есть колесики, шестеренки и все такое…
Бекка перевернула еще несколько страниц.
– Вот, послушайте еще раз:
Николай принимает решение.
С гигантского каркаса машины, с ее замысловатой рамы, он снимет двенадцать замкнутых друг на друга частей, без которых аппарат работать не сможет.
Вейд закрыл глаза.
– Двенадцать замкнутых друг на друга частей…
– Да, но в Дневнике говорится еще и о путешествии, – заметил Даррел. – Астролябии – не средство передвижения. Они никуда не ездят, и на них никуда не ездят. Они стоят на месте, и с их помощью проводят всякие расчеты.
– Нам нужно мыслить нестандартно, – сказала Лили.
– Согласна, – кивнула Бекка. – Давайте найдем побольше информации.
В витринах четвертого зала хранились книги и свитки.
– А вот и компьютеры! – обрадовалась Лили, увидев длинный стол с мониторами. – Сейчас посмотрим, что удастся выяснить про эту вашу «Розу в бульоне»…
Немедленно усевшись за компьютер, она яростно забарабанила пальчиками по клавиатуре.
Бекка склонилась над одной из витрин.
– Тут говорится, что это – одна из первых биографий Коперника, написанная всего через двадцать лет после его смерти. Жаль, что нельзя заглянуть в саму книгу. Вдруг там есть что-нибудь о путешествии 1514 года…
– Мы имеем копья, – отозвался старичок-смотритель, который как раз неспешно прогуливался по залу. – Оставьте себя на месте, пожалуйста. – Он резво крутанулся на каблуках и куда-то вышел.
Вейд рассеялся:
– Зачем нам копья? В кого мы их будем метать?
Но, повторив слова смотрителя вслух, догадался:
– Ах, копии!
– Если я права, – пробормотала Бекка, – эта биография поможет мне перевести больше из Дневника.
Старичок вернулся с толстым фолиантом в руках и с поклоном вручил его Бекке. В музее стали появляться первые посетители. Усевшись за стол напротив Лили, Бекка положила перед собой Биографию и Дневник. На соседний стул опустился Вейд.
– Я так рад, что… – заговорил он. Бекка подняла глаза. Зеленые глаза, немного заспанные.
– Что?
– …Что ты можешь для нас переводить. Без тебя и твоих мозгов мы бы тыкались как слепые котята.
В глазах Бекки мелькнул огонек, но уже через миг она сдвинула брови и уткнулась взглядом в тексты.
– Вот только прочитать мне удается далеко не все. Смысла некоторых выражений я вообще не понимаю. Жаль, что наши с тобой мозги не могут читать это одновременно.
Неужели она всерьез?
– Мне тоже, – произнес он через силу, заметив, как Лили стрельнула в него глазами из-за своего монитора.
Бекка листала обе книги, открывала новые страницы, возвращалась к уже прочитанным, то и дело закладывая их пальцами в нескольких местах сразу.
– Нашла что-нибудь? – спросил ее Даррел, который наконец закончил изучать астролябии.
– Пока неясно. Пытаюсь сопоставить даты с событиями. Биография и Дневник совпадают в одном: описывается некое странное событие, приключившееся с Коперником и его помощником Гансом после возвращения из путешествия.
– Странное? – нахмурился Даррел. – В каком смысле?
Бекка придвинула копию Биографии.
– Вот что пишется здесь:L’incidente dei due dottore identici– «Происшествие с двумя одинаковыми докторами». Бессмыслица какая-то. В Дневнике же Ганс переходит на итальянский:il momento fabulo di due Nicolaus.В буквальном переводе – «волшебный момент с двумя Николаями». И дальше Ганс пишет:
Через пять дней второй Николай исчез, и остался снова только один.
– Ну, и как это понимать? – спросила Лили.
У Вейда заныло в висках, и он сжал их ладонями, не давая голове взорваться. Вот она, истинная проблема. Та, которой он так страшно боялся с того мгновения, когда увидел в старинном Дневнике современную формулу.
– Двое сразу… проходимые временны?е дыры… Кажется, я понимаю, о чем там написано, но в реальности такого быть не может, – сказал он.
Даррел склонил голову набок.
– Чего быть не может? Амбалов, которые пытаются нас грохнуть? Или…
– Нет, послушай, – прервал его Вейд. – Предположим, Коперник действительно изобрел что-то вроде гигантской чудо-астролябии, забравшись в которую, можно путешествовать. Я, конечно, могу ошибаться с пространственно-временным туннелем, но мне кажется, это не ошибка… – Он поморщился: голова будто раскалывалась на части. – Все объяснимо, если не считать того, что это необъяснимо, и с точки зрения ученого, я…
В словах его звучало все меньше смысла.
Бекка покачала головой:
– Коперник был ученым. И дядя Генри. И твой отец ученый. И Кип Торн, который работает с временными дырами.
– Это да, но… – неуверенно пробормотал Вейд.
– Смотрите-ка! – позвала из-за монитора Лили. – Я угрохала кучу времени, просмотрела целую кучу карт города, даже очень старых – но улицы Виа Разаньоле в Риме никогда не было! Помните, я вам говорила, что есть сайт анаграмм? Я ввела там полный адрес, с римской цифрой «пять».
– Кстати, римские цифры изобрели в Риме, – улыбнулся Даррел.
Лили продолжала:
– В общем, я впечатала по буквам весь адрес. И – пабам-м! – получила целый список слов, большинства которых вообще не существует. Это на английском. Тогда я переключилась на итальянский. Таких слов стало меньше. Тогда я решила воспользоваться замечательной идеей Бекки и переключилась на латынь. Список стал совсем коротеньким.
Обступив Лили, все посмотрели в монитор.
– Стоп! – скомандовал Вейд. – Промотай-ка назад!
Лили послушно прокрутила список на несколько строчек вниз.
– Вот!ARGO… Арго…
– Название корабля из греческой мифологии, – задумчиво сказала Бекка. – Капитана звали Ясон. Лили, помнишь, мы проходили с миссис Петерсон?
– Конечно! – отозвалась Лили.
– И фильм такой есть, «Ясон и аргонавты», – вставил Даррел. – Ясон сражается со скелетами. Классика. Так, к сведению.
– Лили, убери эти четыре буквы и посмотрим, что останется, – предложила Бекка.
– V VI ASANLE.Пропустим через программу…
На экране появился короткий список получившихся слов.
– Может, там вовсе и не латынь? – засомневалась Бекка.
Вей чуть не подпрыгнул на месте, когда в списке нашлось второе знакомое слово.
– NAVIS!Вот оно! Боже мой! Части, образующие созвездия!
Он уже вытаскивал из рюкзака карту.
– А что такое «навис»? – спросил Даррел. – Что-то связанное с навигацией?
– Да нет же! Это название созвездия, оно есть на карте. – Вейд водил указательным пальцем по карте дяди Генри. –Argo Navis– название одного из созвездий Птолемея, оно напоминает очертания корабля аргонавтов. Да вот же оно!
Он ткнул пальцем в самый низ карты, в скопление звезд, контуры которого и правда отдаленно напоминали корабль.
Даррел наклонился над плечом Лили:
– Какие буквы остались?
– ТолькоV, A, L, E.
Лили вбивала их в программу, а мозг Вейда уже сложил пазл, как сделал это когда-то с буквами слова«Asterias».Вжик-вжик, клик – и готово!
– Vela! – сообщил он, поднимаясь со стула. –Argo Navis Vela!
Глава сорок первая [Картинка: i_051.png]
Вейд навис над звездной картой.
– Vela.Один из участков созвездия Argo Navis. Имеет форму треугольника, вернее, четырехугольника.Velaна латыни означает «парус». Мы с папой изучали отдельные участки созвездий. Вела – это парус Корабля Арго. Именно так переводится с латыниArgo Navis.Адрес «Виа Разаньоле, пять» – это зашифрованное название созвездия!
– Итак, круг поисков сузился до одного созвездия, – резюмировала Бекка.
Даррел глубоко вздохнул.
– Вейд, – сказал он, – ты говорил, что некоторые созвездия можно увидеть только с определенных мест на Земле? Откуда виден Корабль Арго?
– В Техасе его не видно, – ответил Вейд. – В Риме тоже. Лучшая зона для наблюдения – экватор. Южный Крест тоже виден только в Южном полушарии. Таких созвездий много.
Пока они изучали карту, по плиткам паркета у них под ногами медленно полз неудержимый солнечный луч.
Вдруг Бекка, смотревшая на астролябии, заявила:
– Ребята, у меня революционная идея. Как вам такая мыль: если каждая Реликвия названа именем созвездия, то она и спрятана там, откуда это созвездие лучше всего видно!
Даррел задумчиво наклонил голову – сначала влево, потом вправо.
– Неплохо. Только мир огромный. Ты только посмотри на этот глобус. Даже если предположить, что Реликвия спрятана там, где созвездие хорошо видно, нам придется обшарить миллионы квадратных километров, большая часть которых вообще под водой.
– Значит, нужно сузить зону поисков, – сказала Лили. – Если мы определим личность Хранителя – наверное, сумеем понять, где он или она прячет Реликвию.
– Неплохая идея, – согласился Вейд. – Тогда… вернемся к Дневнику?
Бекка на мгновение зажмурилась, затем раскрыла Дневник на середине и перевернула несколько страниц.
– Вот что было после того, о чем я уже прочла…
Прошла минута, потом другая, а она все листала книгу – то вперед, то назад. По выражению лица Бекки Вейд понимал: написанное смущает ее.
– Ладно, – наконец произнесла она. – В Дневнике написано«la reliquia prima»– «первая Реликвия» – «e stata presentata ad un legal man». Прямо по-английски написано: «законник».
Вейд прикусил губу.
– Законник? По-английски? Странно.
– Так и есть, – подтвердила Бекка, не отрываясь от чтения.
– Запишу-ка и я, – сказал Вейд, скопировал знаки с экрана в отцовский блокнот и взглянул на список. В который уже раз он смотрел на таблицу ключей.
«Первая ведет к последней»
«В местах известных и неизвестных»
«Дыра в небе»
«Первая Реликвия будет пожалована тому, кто возвышается над всеми и кто поднимет ее, как поднимают родное дитя»
Даррел ткнул пальцем в список:
– Вейд, у меня идея – хотя, может, и слишком безумная. Ты сказал, что «вела» значит «парус»? А ведь парус поднимают, когда выходят в море. В Дневнике упоминается путешествие. Может, Коперник здесь использовал каламбур?
Бекка подняла на него глаза:
– Мне нравится ход твоих мыслей. Ведь сходится, правда? Каламбур очень даже укладывается в общую схему. Тем более что шестнадцатый век считается веком открытий, и мореплавателей тогда было хоть отбавляй. ХранителемВелыможет оказаться моряк или капитан!
Вейд потер глаза:
– Одно созвездие со всего небосвода. Один участок огромного созвездия. Возможно, первая Реликвия названа не по всему созвездию, а по его части –Вела,или Парус. В идее Даррела что-то есть… «Первая Реликвия будет пожалована тому, кто возвышается над всеми и кто поднимет ее, как поднимают родное дитя…» Похоже на парус?
– Но кто же тогда «законник»? – напомнила Лили. – Зачем это слово написано в Дневнике по-английски? Не просто же так? Как юрист может быть связан с парусами и морями-океанами?
– Коперник изучал право, – сказал Даррел. – Папа рассказывал, помнишь, Вейд? Может, он тусил с юристами, которые увлекались парусным спортом, и по случаю передал Реликвию кому-то из них?
Вейд отошел в сторонку. Опять одну проблему обсуждает слишком много «говорящих голов». Но смущало не только это. Теперь, как только он слышал или читал какое-либо слово, его мозг невольно прикидывал, какие еще слова можно составить из этих букв. И даже в болтовне друзей ему так и чудился некий особый код.
Он остановился у большой горизонтальной витрины, под стеклом которой простиралась карта мира эпохи Коперника.
«Места известные и неизвестные», – вспомнилась строчка из Дневника.
Разумеется, ошибок на этой карте хватало: даже форма континентов не соответствовала действительности.
Но как раз это и нравилось Вейду. Глядя на старинные карты и записи, можно представить, как люди в древности воспринимали окружающий мир. Ведь карты – это всего лишь рисунки, на которых живой рукой человека зафиксированы его представления о мире. А в наше время все знания принято хранить на жестких дисках компьютера или передавать по радиоволнам. Знай, ударяй по правильным клавишам – и машина все сделает за тебя. А сам можешь особо не напрягаться.
Но вещи, которые хранятся здесь, – настоящие. Изготовленные настоящими людьми ради настоящей науки. В них – открытия, в них – история, к которой можно прикоснуться. Конечно, своим появлением они обязаны чьим-то образованности, воображению, гениальности, но это были живые люди, без которых ничего бы не произошло.
Николай Коперник. Ганс Новак.
На карте перед ним морские просторы рассекала тонкая золотая линия: она брала начало на территории современной Испании, тянулась через Атлантический океан к похожему на кляксу Новому Свету, огибала побережье Южной Америки, пересекала ее южную оконечность – и вдоль западного побережья выходила к Тихому океану. А вдоль этой линии на фоне темно-синих вод Южных морей золотой краской была выведена надпись«Магеллан».
Головоломка собиралась. Созвездия, корабли, путешествия. Буквы двигались, занимая свои места: вжик-вжик – щелк.
Вейд повернулся к друзьям и громко произнес:
– Магеллан!
Даррел посмотрел на него с прищуром:
– Магеллан? Первооткрыватель?
Вейд еще раз проследил золотую линию на карте – из Европы в Новый Свет, через острова в Тихом океане и назад в Европу.
– Магеллан первым совершил кругосветное путешествие. Лили, пробей-ка имя «Магеллан».
Лили тут же выполнила просьбу. И через пару мгновений на экране появились результаты.
– Впервые в мире совершил кругосветное путешествие. В 1519 году отплыл от берегов Испании, но на середине путешествия в 1522 году был убит.
– То есть жил примерно в одно время с Коперником, – заключил Даррел. – А с чего ты решил, что…
– Лили, я имел в виду, введи имя «Магеллан» на сайте анаграмм. На английском языке.
Одарив Вейда странным взглядом, Лили послушалась. Прокрутив мышкой список непонятных слов, девочка ахнула:
– Вейд, ты гений!
Бекка нагнулась над ее плечом:
– Ничего себе… Точно гений!
– И с чего это он вдруг стал гением? – спросил Даррел, пытаясь протиснуться к монитору.
Бекка тихонько рассмеялась:
– Magellan – legal man… Одни и те же буквы!
В зале повисла пауза – долгая, на полминуты, не меньше. Деревянные плитки паркета музея ласкало теплыми лучами утреннее солнце.
Первым заговорил Даррел:
– Если все решили молчать, скажу я. Господа, позвольте сообщить, что Магеллан был первым членом сообщества GAС – двенадцати Хранителей Астролябии Коперника!
Лили отвалилась на спинку стула.
– Вот оно! – тихо сказала она. – Вот все и сошлось…
Солнце поднималось к зениту. До встречи с доктором Капланом у замка Святого Ангела оставалось совсем мало времени. Вейду страшно хотелось скорее поделиться с отцом всем тем, что они узнали, но вместе с тем он чувствовал, что ему не хочется уходить из музея. По крайне мере, пока.
Вот и остальные, похоже, испытывали нечто похожее. Сколько же им удалось раскопать всего вчетвером! Разумеется, им везло. Но все-таки главную роль здесь сыграли их ум и воображение.
Лили, не в силах остановиться, продолжала собирать информацию о Магеллане.
– Магеллан умер на Филиппинах – его убили туземцы, поэтому плавания он не закончил. Здесь подробно описана его смерть. Что интересно – тело после нападения туземцев так и не нашли.
– Вейд, дай-ка мне конспекты твоего отца, – попросила Бекка. – Мне нужен шифр.
Он отдал Бекке тетрадку, отошел от компьютера и задумался: никак не отпускала мысль о Хранителях Астролябии Коперника.
– Тело Магеллана не нашли? Значит, Реликвия сгинула?
Лили пробежала глазами текст очередной веб-страницу.
– Ха! А вот и нет! По одной из легенд, некий Энрике, слуга мореплавателя, похитил тело хозяина…
– Энрике, говоришь? – переспросил Даррел. – И куда же он его дел?
Вместо ответа Лили запрыгала на стуле.
– Фигассе! Слушайте! Вы не поверите! Знаете, где останавливалась экспедиция Магеллана перед Филиппинами?
– И где же? – спросила Бекка.
– На Гуаме.
– И? – Вейд не понимал, к чему она клонит.
Лили все прыгала на стуле.
– Угадайте, как Магеллан называл Гуам и группу соседних мелких островов? Ни за что не угадаете! Ислас де лас Велас Латинас! Острова латинских парусов![9]
И вновь нахлынула тишина. Неожиданно в голове у Вейда прояснилось, и он высказал вслух пришедшую мысль:
– Ребята! Реликвия – это «Вела», то есть Парус, и находится она на острове Гуам.
– И мы должны туда поехать, да? – сказал Даррел.
– Вейд, – нахмурилась Бекка. – Тут как раз про одну из вещей, которые ты считаешь невозможными. В этом абзаце как будто объясняется, что именно делала машина Коперника. Только он зашифрован – так же, как электронное письмо от дяди Генри. Вот, смотрите:Hytcdsy lahjiua.Если применить к нему ключ звездной карты, на английском получается полная ерунда. Но я переключилась на латынь, и…
Она подняла голову и посмотрела на Вейда.
– И что?
– Расшифрованная фраза звучит какmachina tempore.
Лили наморщила нос.
– Машина для темпуры?
Ноги Вейда вдруг стали ватными.
– Нет, – ответил он хрипло. –Машина времени.
Глава сорок вторая [Картинка: i_052.png]
Резкий звук шагов на металлической лестнице был невыносим и заставлял Эбнера фон Брауна умирать от страха. Неважно, свои ли это шаги или чьи-то чужие, всякий раз от их звука накатывал ужас. Эбнеру казалось, будто он на волоске от смерти – ибо верить никому было нельзя.
Причина его ужаса ясна. Он – ученый, признанный авторитет среди самых лучших теоретиков-астрофизиков – последние четыре года работал на Галину Краузе.
Эта таинственная девочка, замерзающая оборванка, обреченная сирота, отщепенка с незабываемым гипнотическим взглядом, однажды появилась на пороге старого замка в Верхней Силезии[10].
Что же делал в этом замке Эбнер четыре года назад? То же самое, что делал когда-то его отец, и отец его отца, и дед его отца, и прапрадед его деда. Здесь собирались рыцари Тевтонского Ордена Древней Пруссии, обширной организации, обладающей несметной властью и такими же несметными богатствами.
Ни Эбнер, ни другие, присутствовавшие тогда в большом зале, даже не подозревали, как поразительно умна эта юная оборванка. Невероятно, но все самые сокровенные тайны Ордена были известны ей. Так же, как были подвластны самые запутанные математические вычисления, темпоральная физика и теоретическая астрономия. В довершение всего она точно знала, где сокрыты легендарные сокровища Ордена, и могла показать на карте давно утерянный маршрут к королевским сокровищницам.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |