Лили тронула ее за руку:
– Вот они.
Под раскидистыми буками собралась небольшая группа людей, пришедших проститься с покойным. Гроб стоял рядом с семейной усыпальницей, увитой диким виноградом. Фамилии на табличке не разобрать. И здесь же, чуть с боку от входа, она увидела солнечные часы. Время. Смерть. Могилы. Утраты.
Бекке вспомнилась строчка из «Белого кита»:
«Мы уже смело бороздим морскую пучину: пройдет немного времени, и мы затеряемся в безбрежной необъятности…»
Она заметила какое-то движение. За старым надгробием ждали окончания службы могильщики. Перед глазами у Бекки всплыло лицо Мэгги, но она прогнала наваждение, резкопомотав головой.Нет, с Мэгги все в порядке. Это не ее похороны. Это хоронят Генриха Фогеля. Пожилого человека. Дядю – почти дядю – Вейда.
– Никого не узнаю, – шепнул Роальд. – Конечно, я предполагал, что все его коллеги уже скончались, но все-таки… – Он снял очки, вытер слезы. – Надеялся встретить здесь хотя бы несколько бывших студентов.
Бекка мягко коснулась его руки. В голове всплыла строка из письма:«Последний – ты…»
Роальд с Вейдом и Даррелом прошли немного вперед и остановились. Лили и Бекка чуть отстали.
– Я знаю, что это неправильно, – шепнула Лили, поднимая руку с мобильником. – Ну то есть похороны и все такое, но все-таки я это сниму!
– Слушай, ну я не знаю…
Но Лили уже снимала на видео прощальную церемонию. Вот заговорил священник:
– Guten Morgen, liebe Freunde…
Бабушка Хайди неплохо научила Бекку немецкому, но читать ей было все-таки легче, чем воспринимать на слух. Люди говорят слишком быстро и даже не думают делать паузы, не хотят ничего повторять, а в книжке всегда можно перечитать, если что-то не понял.
– Все мы…не поняла, не поняла…здесь, чтобы…ученого, друга…учителя… его жизнь… «Gelehrsamkeit»… стипендии…
Она потеряла нить. Когда сестра выздоровела, Бекку стали притягивать кладбища. Они пугали ее, но в душе появлялось нечто вроде благодарности – за то, что там нет ее сестренки. В таких и без того грустных местах ей не хотелось грустить еще сильнее. Она потерла глаза и в очередной раз вспомнила, что не спала уже много часов подряд. Интересно, когда же все они смогут отдохнуть?
– …Вечное отдохновение… души последний путь…
Нет-нет, сказала она себе. Только не туда, умоляю. Она поморгала, прогоняя слезы, и перевела взгляд на покосившуюся стрелу солнечных часов у старой могилы с треснувшей колонной. На вершине надгробия плакал каменный ангел. Повсюду печаль утраты, куда ни глянь…
Слева от них из леса на дорожку вышел какой-то мужчина. Он неспешно направился к похоронной процессии, но, увидев ее и Капланов, вдруг остановился на полпути.
Бекка обернулась. Лили по-прежнему снимала церемонию на телефон.
– Смотри, вон тот человек – застыл, когда увидел, как ты снимаешь.
Подошел Даррел:
– Вы тоже заметили? Похоже, явились друзья профессора.
К мужчине присоединились еще двое. Один плотный, в блестяще-черном костюме, с каменным лицом. Другой – бледный, неказистый, почти горбатый. Он что-то сказал двум другим, и те одновременно, как по команде, отступили за надгробие.
Сам же горбун осторожно, стараясь не промочить туфли в сырой от дождя траве, приблизился к толпе провожающих, но не влился в нее, а встал чуть в стороне от могилы – руки скрещены на груди, голова опущена. Когда священник ненадолго умолк, он поднял голову, посмотрел на Бекку, затем на Роальда с Вейдом и снова потупил взгляд. По спине Бекки пробежал холодок – ей почудилось, будто взгляд этого странного типа из-под очков с толстыми стеклами пронзил ее, как стрела. На его правом виске горела свежая рана, похожая на римскую цифру V.
– Аминь…
Священник окропил гроб святой водой из серебряной чаши, пробормотал последнее благословение. Церемония завершилась. В ту же минуту небо совсем потемнело, и хлынулдождь.
Все пришедшие быстро разошлись. Кто-то уехал на собственных машинах, кто-то поймал такси. Вскоре кладбище опустело. Кроме ребят и доктора Каплана остались только могильщики да те странные типы возле статуи плачущего ангела.
Бекка подошла к Роальду с Вейдом.
– Дядя Роальд, кажется, за нами следят. Вон те люди.
Но пока доктор Каплан поднимал голову, надевал очки и оборачивался, они уже исчезли.
Глава тринадцатая [Картинка: i_013.png]
Не желая мокнуть, Даррел спрятался от дождя под аркой мрачного склепа в трех шагах от Роальда и Вейда. Те молчали – вероятно, потому что не знали, что делать дальше. По крайней мере, так казалось Даррелу. Уж он-то совершенно точно знал, каким должен быть их следующий шаг.
– Чем чаще я вспоминаю тот бред, который несла по телефону экономка дяди Генри, – сказал он, – тем больше уверен – она что-то знает.
– Да, мы сходим в квартиру профессора, – кивнул доктор Каплан. – Но сначала заселимся в отель. Мы неслись как угорелые, чтобы не опоздать сюда. Теперь можно сбавить обороты. Приведем себя в порядок, а затем отправимся туда.
– У меня в программе еще один пункт, – продолжал Даррел. – В этом городе должен быть хоть один ресторан, не так ли? Немцы хорошие повара. Или плохие? Не важно. Я сейчас могу съесть что угодно. Вам понравилась еда в самолете? Точнее, даже не так – кто-нибудь это съел?
– Даррел, не начинай! – возмутилась Лили.
Он умолк, но мозг его не унимался.
Я-то съел. Но было невкусно. И мало. Неужели никто не голоден? Вот я, например…
– Папа, а почему здесь не было фрау Мюнх? – спросил Вейд. – Странно как-то. Ведь она ответила нам по телефону. Может быть, она даже живет там…
– Здесь все странно, братишка, – отозвался Даррел. – Мы же в Европе.
Роальд развернулся в сторону выхода. Казалось, он старается не дышать, чтобы не потерять контроль над собой.
– Уверен, после ее объяснений тайны рассеются сами собой, – сказал он. – Идемте.
Даррел согласился с ним – разговор с экономкой многое прояснит. Но вряд ли развеет все тайны. Шифровка от старого друга, который внезапно умер, простообязаназначить что-то серьезное в шпионской столице мира. Тут и сомневаться нечего…
В Интернете Лили нашла недорогой отель, и они сняли два номера: один для девочек, другой – для мальчиков с отцом. Даррел хотел забросить в номер вещи и немедленно отправиться обратно на улицу –штрассе,как сказала Бекка, – но совершил страшную ошибку: сел на кровать. Потом прилег, напоследок подумав, что насекомых тут все-таки нет. И открыл глаза только на следующий день – как, впрочем, и все остальные.
На обед в гостиничном кафе им подали нечто утопленное в густом соусе, но порции были огромные, так что Даррел не возражал. Из отеля они вышли уже ближе к вечеру, и рестораны на берлинских штрассе заманивали посетителей огнями. Даррелу опять захотелось есть, но остальных, похоже, голод не мучил.
Они взяли такси и без двадцати пять подъехали к дому дяди Генри – невысокому серому зданию на огромной улице под названием Унтер-ден-Линден.
Сверившись со своими конспектами, Роальд убедился, что они прибыли по адресу, и расплатился с водителем. Они выбрались из машины. Где-то за несколько кварталов от них –уиииуу-уиииуу– завывали сирены, как в настоящем в кино. Полиция? Пожарные? Шпионы?
Нет, шпионы не включают сирен.
Женщина, закутанная от холода в шарф по самый нос, недовольно пробормотала что-то, обходя их компанию, вставшую посреди тротуара. Тоже маскируется? Или от холода? Изо рта шел пар. Ноги начали мерзнуть, и Даррел запрыгал на месте.
– Генрих жил на третьем этаже, – сообщил Роальд, подходя к широкой двери, по бокам от которой в высоких, по пояс, вазонах росли какие-то вечнозеленые кусты. Он нажал кнопку звонка, и тот еле слышно зазвякал внутри дома. Никто не ответил. Роальд позвонил еще раз – и снова напрасно.
– Что же теперь? – спросила Лили. – Будем стоять и ждать, пока нас кто-нибудь впустит?
– Или пробьемся внутрь! – предложил Даррел. – Слышь, Вейд, если мы с тобой на пару…
– Со мной?
– Погодите, – сказал Рональд.
Он опустился на колени, сунул руку в щель под левым вазоном и замер. А потом вытащил оттуда брелок с двумя ключами.
– Прикольно… – изумился Вейд. – Прямо под носом! Как ты узнал?
– Генрих всегда оставлял запасные ключи для студентов, которым захочется зайти к нему в гости в позднее время.
– Вроде вас? – уточнила Бекка.
– О, да. Мы частенько беседовали всю ночь напролет. Все вместе.
Они открыли дверь подъезда и вошли в пустынный вестибюль, где горела всего одна лампочка.
– Европейское электричество… Добро пожаловать во мрак Средневековья, – съязвил Даррел.
Лили хихикнула:
– Да лишь бы телефон заряжался.
Они одолели два лестничных марша. Ступени скрипели, холод стоял точь-в-точь как на улице. Было тихо. Остановившись у двери с номером 32, Роальд по привычке хотел постучать, но, вспомнив, что в квартире уже никого нет, ковырнул замочную скважину другим ключом, открыл дверь, и они вошли внутрь.
– Здравствуйте! – негромко произнес Вейд. – Есть кто-нибудь?
Никто не ответил. В комнатах было темно и холодно. Лили нащупала выключатель – загорелась настольная лампа. В гостиной царил такой порядок, будто ее только что тщательно прибрали. Только столик у окна, забыли вытереть – на нем лежала вековая пыль и… Странный предмет – старый, почти антикварный, серебряный духовой камертон. Бекка взяла его и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть.
– Профессор Фогель участвовал в квартете «барбершоп»[6]? – удивилась она.
– Нет, он играл в современной группе, – ответил доктор Каплан. – Впрочем, возможно, я знал про него далеко не все…
Скри-ип… Бум-м!.. Скри-ип… Бум-м!..
У Даррела сердце ушло в пятки.
– Кто-то идет по лестнице!
Но не успели они опомниться, как дверь квартиры распахнулась, и на пороге появилась пожилая дама с гладко зачесанными седыми волосами. Она обвела взглядом комнату,но словно никого не заметила.
– Wer ist da?
Все уставились на Бекку.
– Она спрашивает, кто здесь, – перевела она.
– Мы – друзья Генриха. – Роальд сделал шаг вперед и протянул руку. – Я когда-то учился у него. Меня зовут Роальд Каплан.
– Ах-ха… – выдохнула старуха, но протянутой руки не пожала. – Говориль с вами по телефон. Американер. Я – фрау Мюнх.
Она проковыляла в комнату и привычно уселась в мягкое кресло. Затем подняла руку, несколько раз моргнула и снова заговорила:
– Плохо фидетть. Поэтому не быль на клатбище. Ви фсего три?
Даррел показал растопыренную пятерню, но старая экономка ничего не видела.
– Нас пятеро, – сказал он.
– Пять! Ах-ха… И што? Будете фопрошать?
– Да, – ответил Вейд, уставившись на руку брата, которую тот забыл опустить. – Вы могли бы рассказать нам, как умер доктор Фогель?
– Вейд, так нельзя, – возмутился отец.
– Нет-нет, фсе ф порятке. – Фрау Мюллер нахмурила брови. – Я не работаль два дня тому. Он быль один и пошель гулять, я думайт. Полицай нашель его на нашей штрассе, задомом. Он быль надушен.
– Надушен? – переспросила Лили.
– Йа! – Фрау Мюнх схватила себя за шею руками. – Фот так, фот так. Надушен.
– Задушен, – тихо повторила Лили. Обе девочки сильно побледнели.
Вейд в нетерпении раскачивался с пяток на носки.
– Вы имеете в виду, что… – повернулся к отцу. – Папа! Дядю Генри, что…
Доктор Каплан обратился к экономке:
– Вы хотите сказать, что его убили?
Ноги у Даррела стали ватными. Он опустился на стул возле пыльного столика.
– Полицай ищет убийцу. Они считайт, форишка сашел слишком талеко. Они искайт крапитель.
Даррелу вдруг показалось, что фрау Мюнх говорит шифром дяди Генри.
– Крапитель? – переспросил он.
– Йа-йа. Крапитель. Фор.
Даррел завис. И неожиданно понял.
– Вора! Грабителя, да?
– Я так и сказаль. Я сказаль, я убирать кфартиру три раза на неделю. Я не работаль два дня тому, кокда он умираль.
Лили подтолкнула Даррела локтем и шепнула ему на ухо:
– Убирает она – не придерешься. Даже не верится, что плохо видит.
Лили была права – если не считать запыленного столика возле окна, квартиру отдраили до блеска. Даррел даже заглянул под шкаф, проверяя, так ли уж тщательно старуха пылесосит.
– Вы еще что-нибудь можете нам рассказать? – спросила Лили.
– Нет. Я закончиль. Вы уходить.
Доктор Каплан медленно поднялся, экономка даже не пошевелилась.
– Благодарю вас. Мы с герром Фогелем давно и крепко дружили. Я один из студентов, которые входили в его группу«Asterias»…
Фрау Мюллер резко выпрямилась в кресле.
– Морская свисда! – сказала она. – Йа-йа.
Старуха встала и проковыляла к столику, у которого сидел Даррел, хотя самого его, казалось, даже не заметила. Остановилась точно над пыльной столешницей, рядом с Даррелом, подняла тонкую руку и начала что-то писать. Несколько долгих минут она тщательно выводила буквы, а затем резко обернулась, сжимая в пальцах камертон.
– Кто есть музимк?
Все смотрели на Даррела. Тот поднял руку.
Но экономка его не видела. Тогда он, помявшись, сказал:
– Я музыкант. Играю на гитаре.
– Токда так! – Фрау Мюнх сунула камертон ему в руку и выдохнула. – Так я сделаль, как мне училь Хайнрих. Остальное ф фаших руках.
Сказав так, старая экономка ушла, проскрипев на прощание лестницей.
Все уставились на письмена, что фрау Мюнх вывела на пыльном столике. И только Даррел заметил, под столом что-то блестящее. Он опустился на четвереньки и…
– Похоже, пылесосит фрау Мюнх не так тщательно, как вытирает пыль, – сказал он. – Пап, у дяди Генри была какая-нибудь штуковина в виде морской звезды?
Роальд кивнул.
– Конечно! Он говорил, что именно потому наша пятерка и называлась так –Asterias.
Даррел аккуратно вытащил из-под стола стеклянный осколок в виде латинской «V», перемазанный чем-то красным.
– Смотрите, похоже ведь на щупальце морской звезды?
Бекка смотрела на осколок во все глаза.
– У того типа на кладбище была рана на виске, свежая такая, явно тот недавно получил ее. Заметили? Очень похожей формы рана.
– Я заметил, – подтвердил Вейд, изучая осколок. – Огромная рана… Папа, это ведь не кровь?
Доктор Каплан взял у него осколок и поднес к лампе. Даррел вздрогнул и вытер руку о штанину.
– Эй, какая кровь? Вы о чем? – удивленно воскликнула Лили и шагнула к подруге.
Вейд с опаской взял у отца находку и посмотрел на брата.
– Я так понимаю, подозрение падает на того горбатого. Похоже, дядя Генри ударил его этой штукой? Вот откуда осколок… Папа, а что это за штука, кстати?
Доктор Каплан тяжело вздохнул и медленно покачал головой. Блуждая взглядом по полутемной комнате, словно выискивая другие доказательства, он произнес:
– Это пресс-папье. И если… повторяю:еслина нем кровь, и это кровь того человека с кладбища – значит, полиция на ложном пути. Генриха убили не на улице. Его мог убить человек, которого мы видели на кладбище. И убийство могло произойти в этой комнате.
Глава четырнадцатая [Картинка: i_014.png]
У Вейда закружилась голова.
Убийство? Здесь, в этой комнате?!
– Если это не ограбление…
– Если этонеограбление… – Роальд Каплан повернулся к Лили. – Бернар Дюфор упал в шахту лифта в Париже. И что, полиция до сих пор считает это несчастным случаем? Можешь это выяснить? Бекка, помоги с переводом!
– Момент!
Пальцы Лили уже летали по планшету. Бекка смотрела на экран.
Вейд встал под углом к столику и принялся разглядывать знаки, которые начертила в пыли на пыльной столешнице старая экономка. Первая строчка была на греческом – не разобрать ни слова. Но в книгах по астрономии такие буквы часто встречались, поэтому Вейд опознал язык.
[Картинка: i_015.png]
А ниже – еще две строчки, записанные шифром:
Lca Ayulc himab ds lca Cyzb ir Gzjrauhyss
Rixxio lca nsihis, rixxio lca wxyea
Первое слово ему было уже знакомо: артикль «The».
– Бекка, папа, – окликнул Вейд, доставая из рюкзака карту звездного неба. – Кто-нибудь из вас знает греческий?
Бекка покачала головой.
– Баклаваиспанакопита –все мои познания.
– Я знаю одну строчку на греческом! – оживился Роальд. – Меня научил Генрих. Всех нас, пятерых. Это знаменитая цитата из… погодите-ка…
Он снова достал черную тетрадку и раскрыл на одной из последних страниц. Затем перевел взгляд на строчку, написанную на столике.
– Поверить не могу… Хотя почему нет? У меня здесь вся строчка целиком. Генрих всегда начинал с нее лекционный курс. «Не геометр да не войдет» – вот как она переводится. А еще… Минутку-минутку, я вспомню… – Роальд закрыл глаза.
А вмиг побледневшая Бекка зачитывала с планшета найденную статью:
– «Полиция больше не считает смерть Бернара Дюфора несчастным случаем. Его квартира в Париже сгорела. Есть подозрение, что тросы лифта были повреждены намеренно…»
Вейду стало тяжело дышать. Дядю Генри убили в этой комнате. Возможно, это сделал тот самый тип с кладбища. А теперь еще и второе убийство.
– Папа, нам нужно, нам простонеобходимопоговорить с полицией! Пресс-папье – вещественное доказательство, о котором они не знают. Оно поможет поймать убийцу…
Вейд не договорил – на улице засигналили машины, раздался визг тормозов, закричали люди. Бекка подскочила к окну. Вейд тоже выглянул из-за шторы. Прямо под окнами квартиры, застопорив на улице все движение, остановился огромный лимузин. Дверцы его распахнулись и выпустили четверых мужчин.
– Там тот горбатый! – воскликнула Бекка. – Нужно уходить!
– Давайте заучим надпись! – сообразил Даррел.
– У меня есть идея получше.
Лили уже фотографировала на телефон пыльный столик.
– А вот теперь пора бежать, – удовлетворенно сказала она.
– Быстрей, быстрей! – Доктор Каплан подталкивал детей к выходу.
Вейд остался в квартире последним. Окинув помещение прощальным взглядом, он быстро стер рукавом пыль со столика: загадочное послание фрау Мюнх теперь существовало только в виде фотографии на телефоне Лили.
– Скорей! – шепотом окликнула его Бекка с лестничной площадки.
Перескакивая через ступеньки, он скатился в вестибюль, где увидел фрау Мюнх, которая, будто прозрев, указала ему пальцем на черный ход. С глухим стуком распахнуласьдверь подъезда. Вейд вжался в стену. Несколько здоровенных амбалов с бычьими шеями в два прыжка преодолели вестибюль и загрохотали ботинками вверх по лестнице.
Неужели следили за нами от самого кладбища?
У двери черного хода Бекка схватила Вейда и вытащила в переулок. Солнце почти село, заметно похолодало. Бекка подтолкнула его к темной кирпичной арке. Вейд успел оглянуться – пока их никто не преследовал. Унтер-ден-Линден осталась в стороне. Следуя за Роальдом, резко свернули направо, смешались с оживленно болтавшей толпой молодежи, добрались до следующей улицы и вывернули на Шарлоттенштрассе, где располагались роскошные магазины. Лили жалобно застонала.
– Что случилось? – спросил Даррел.
– Магазины… – всхлипнула она.
Взвизгнули тормоза. От испуга они заскочили под арку ворот какого-то ресторана. Роальд взглянул на столики с посетителями – и внезапно застыл как вкопанный.
– Папа, ты чего? – спросил Вейд. – Они уже здесь?
– Нет-нет! – успокоил отец. – Просто вспомнил одно местечко… Как же оно называлось? – Он лихорадочно перелистал свою тетрадку с конспектами. – Точно! «Голубая звезда». Небольшой ресторанчик, таверна. Мы ходили туда после занятий. Там очень милые хозяева… Думаю, отсюда недалеко. Если его не закрыли, конечно. Нужно бы сесть испокойно вспомнить, как туда…
По тротуару, распугивая пешеходов, пронесся мотоцикл. Дети отвернулись к окнам заведения.
– Не закрыли! Я нашла! – Лили показала фото на планшете. Роальд посмотрел и кивнул. – До «Голубой звезды» полчаса пешком. Сначала по Шарлоттенштрассе, затем направо, два раза налево – и снова прямо…
Стараясь держаться как можно ближе друг к другу, доктор Каплан и ребята быстро шли по намеченному маршруту. Время подходило к шести, вечерняя жизнь Берлина только начиналась – улицы заполняла пестрая толпа, тут и там гремела музыка, повсюду сновали автомобили.
– Нам лучше держаться подальше от больших улиц, – сказал Вейд.
– Согласен, – поддержал его Даррел.
Роальд быстро переработал их маршрут так, чтобы не идти по оживленным местам, хотя и в боковых улочках оказалось довольно людно. Они пересекли несколько залитых светом парков и прошли насквозь огромный универмаг, в котором бродили толпы покупателей.
– С тех пор как я жил здесь, столько всего понастроили! – сокрушался Роальд, пытаясь сориентироваться. – Надеюсь, «Голубая звезда» работает допоздна…
Через полчаса, задыхаясь от быстрой ходьбы, они вышли на Лютцовштрассе.
Там, на другой стороне, в тени больших зданий, тускло светились окна ресторанчика «Голубая звезда». Его обветшалые стены давно просили ремонта; обычно в таких местах собирается довольно опасная клиентура. Окна его светились приветливым янтарным светом.
– Трудно поверить, что они до сих пор на плаву, – удивился Роальд. – Еще двадцать лет назад они еле сводили концы с концами. По вечерам мы помогали герру Хемпелю мыть пол и собирать стулья. Ну, или по утрам, если пришлось всю ночь проболтать…
Совсем рядом с ними проехало два мотоцикла, явно что-то выискивая.
– Шпионы, – прошипел Даррел, поднимая воротник куртки. – Шпионы повсюду…
– Хватит трепаться, – поторопил Вейд. – В укрытие. И немедленно.
Оглянувшись по сторонам, Роальд подтолкнул ребят ко входу.
Потом открыл тяжелую дверь, и один за другим они вошли внутрь.
Глава пятнадцатая [Картинка: i_016.png]
– Wilkommen in der Blauen Sterne!
Искренняя улыбка Кристины Хемпель покорила Вейда в тот миг, когда она повторила приветствие на безупречном английском:
– Добро пожаловать в «Голубую звезду»!
Это была женщина лет за сорок с пышными рыжими волосами и не менее пышными формами. Когда доктор Каплан объяснил, что был студентом герра Фогеля и знал ее отца, она обрадовалась еще сильнее и усадила их за столик у окна, откуда вся улица отлично просматривалась в обе стороны.
– Любимый столик Генриха Фогеля! – сообщила она. – Он обязательно приходит к нам раз в год, чтобы отметить день рождения супруги. К сожалению, несколько лет назадФриды не стало…
У Роальда потемнело лицо.
– Сожалею, что именно мне приходится говорить вам об этом, но… Генриха тоже не стало. Два дня назад.
Фрау Хемпель закрыла лицо руками. Слезы хлынули у нее из глаз.
– О, нет!! – вскричала она. – Папа так любил его… Что случилось?!
У Вейда застыла в жилах кровь, как только он вспомнил,что именнослучилось.
– Мы пытаемся это выяснить, – ответил он за молчащего отца. – Но я не знал, что дядя Генри был женат. Пап, а ты знал?
Отец будто ушел на время в себя.
– Н-нет… То есть да, но я не был знаком с его женой. У них обоих был поздний брак.
Фрау Хемпель утирала слезы.
– Боже, какое горе. Слишком… Ее звали Фрида Купферман. Она умерла несколько лет назад. А теперь вот и он… Просто невыносимо! – Кристина оставила на столике меню и поспешно скрылась за стойкой.
Вейд молча наблюдал за улицей, а мысли его так и вертелись вокруг дядиной смерти.
Смерти? Но это не просто смерть. Это убийство.
Никто не говорил ни слова. Пока Лили не достала свой мобильник.
– Перешлю фото надписи на планшет, чтобы мы могли рассмотреть ее покрупнее, – сказала она.
Вейд разложил на столе звездную карту.
– Первое слово зашифрованной надписи – артикль «The», так что ключом остается четверка.
Отец придвинул к нему тетрадку.
– Держи, – сказал он. – Еще в самолете я расписал соответствия букв. Всю важную информацию стоит хранить в одном месте.
– Отличная мысль.
Вейд достал из рюкзака механический карандаш и, глядя на фото с планшета, принялся записывать расшифровку первой строки послания фрау Мюллер. Так,
Lca Ayulc himab ds lca Cyzb ir Gzjrauhyss
вскоре превратилось в следующее:
The Earth moves in the Haus of Kupfermann.
– Земля вращается в Доме Купферман, – зачитал он вслух.
– Купферман? – остолбенела Лили. – Это фамилия его жены, Фриды? Что бы это значило?
– Дом – это обычный дом. Немцы пишут существительные с большой буквы, – объяснила Бекка. – Может, Дядя Генри хотел, чтобы мы посетили дом, где живет семья его жены?
Вейду понравилось, что Бекка тоже называет его дядю Генри «дядей».
– Возможно. Но что значит «Земля вращается»? А ты что думаешь, папа?
Вопрос оторвал отца от размышлений.
– Возможно. Но я не уверен. СловоHausв немецком – очень многозначное и может трактоваться по-разному.
– Например, «магазин», – подхватила Лили. – Как «Альстерхаус» или «Карш Хаус». Я читала о них.
– Или «отель», – продолжал рассуждать Роальд. – А еще в астрологии есть двенадцать «домов» – групп знаков зодиака. Уверен, Генрих их знал, хотя они не имеют отношения к науке. Правда, ни один из них не называется «Купферман». Спрошу фрау Хемпель, что ей известно. Продолжайте пока без меня. – Доктор Каплан поднялся из-за стола и пошел искать хозяйку.
Вторая строчка поддалась еще быстрее.
Rixxio lca nsihis, rixxio lca wxyea
стало
Follow the gnomon, follow the blade.
– Следуй за гномоном, следуй за клинком… – зачитал Вейд.
– Гномон? – удивился Даррел. – Нет такого слова. Попробуй еще раз.
Вейд попробовал дважды.
– Все равно «гномон».
Но этого слова никто не знал. Говорят, одна голова хорошо, а две лучше – да, бывают ситуации, когда эта поговорка справедлива. Но сейчас за столом собралось четыре не самые молчаливые, но и не самые глупые головы, так что Вейд долго не мог сосредоточиться.
– Я поищу.
– Подожди, Лили. Не убирай фото с экрана. Попробую еще раз.
Вейд в третий раз принялся подставлять буквы. Тут вернулся отец.
– У Фриды Купферман не осталось родни. Дом продали много лет назад, так что в Берлине больше нет недвижимости, принадлежащей семье Купферман. Кристина сказала, профессор Фогель всегда шутил по поводу имени жены. Только я не могу понять, что такого в имениФрида.Мы, конечно, попробуем расшифровать его… Это всё, больше хозяйка ничего не знает.
– По-прежнему «следуй за гномоном», – сообщил Вейд.
Доктор Каплан поднял очки на лоб.
– «Гномон»? Там написано «гномон»?
– Я ж ему говорю, расшифровывай внимательнее, – подключился Даррел.
– А что? Есть такое слово? – удивилась Лили.
– Конечно! Гномон – это та часть солнечных часов, тень которой определяет время…
– Что, серьезно? – подскочила Бекка. – Стрелка солнечных часов? На кладбище были солнечные часы. Видели? На усыпальнице, в которой хоронили Фогеля. Она вся заросла виноградом, и перед ней были солнечные часы. Лили, ты ведь сняла это место на видео?
Лили тут же переслала видео с телефона на планшет, включила и остановила на кадре, где появилась заросшая могила. Прямо перед нею виднелся старый, частично разрушенный каменный диск солнечных часов, стрелка которых указывала на склеп. А над массивной железной дверью склепа готическим шрифтом было выбито имя рода, члены которого покоились внутри. Некоторые буквы оставались в тени, некоторые осыпались.
Собравшиеся за столом долго пытались разобрать, что же там написано, как вдруг всем стало ясно.
К…u…p…
Это была фамилия. Купферман!
– «Дом Купферман» – это могила его жены! – воскликнул Вейд. – Верно? Он хочет, чтобы мы вернулись на кладбище? И пошли туда, куда указывает стрелка солнечных часов? Но зачем? Что мы там найдем?
Дети посмотрели на доктора Каплана, но тот уставился на расшифрованное послание. Затем вдруг резко поднялся, пересек зал ресторанчика, повернул назад и почти дошел до их столика – и вновь развернулся.
– Папа! – позвал Вейд.
Но отец лишь поднял кверху указательный палец: «Тихо!» С минуту, не меньше, он простоял с закрытыми глазами посреди пустого зала. Наконец, глубоко вздохнув, Роальд вернулся за столик – и принялся сосредоточенно листать свои старые конспекты. Потом обратился к Бекке:
– Ты говоришь по-немецки лучше, чем я. «Манн» переводится как «человек», а что такое «Купфер»?
Бекка растерянно захлопала глазами, а Лили совершенно неожиданно выдала:
– Медь! – А когда все уставились на нее с открытыми ртами, добавила: – Что вы так смотрите? Существуют онлайн переводчики, между прочим…
– Медный человек? – удивился Даррел. – Очередная шифровка?
Роальд Каплан посмотрел на звездную карту, на расшифровку послания, глянул в окно, где мелькали фары автомобилей, и пролистал еще несколько страниц в черной тетрадке. Затем встал и, покачиваясь взад-вперед, объявил:
– Купферман. Медный человек. Вот вам и каламбур.
Вейд почти слышал, как в его мозгу скрипят от напряжения шестеренки, но понять, куда клонит отец, не получалось. Пока тот не произнес одно-единственное слово:
– Коперник.
Даррел нахмурился.
– И?
Роальд показал разворот тетрадки:
– Важно знать, откуда взята цитата на греческом, и держать в уме, что фамилия «Коперник» переводится как «медный». Генрих заставил нас выучить цитату, потому что она встречается в труде Коперника «О вращении небесных сфер». Именно в этой работе он описывает, как Земля вращается вокруг Солнца… В письме Генриха Фогеля написано: «Наследие Магистра». Ученики называли Коперника Магистром. Профессор предупреждает нас, что Наследие Коперника – знать бы еще, что это такое, – нуждается в защите. Получается, гномон солнечных часов указывает на…
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |