Я не понимаю, я ничего не понимаю. Мне хочется выть, крушить столы и стены. Почему? Черт возьми, почему? - Почему?! – ору я одногруппникам. Они пожимают плечами. Уэда отводит взгляд - Что? – 1 страница

Автор: alen2211

Я не понимаю, я ничего не понимаю. Мне хочется выть, крушить столы и стены. Почему? Черт возьми, почему?
- Почему?! – ору я одногруппникам. Они пожимают плечами. Уэда отводит взгляд
- Что? – выдыхаю ему в лицо, затащив в опустевшую раздевалку. – Что ты знаешь?
Он мнется и шарит глазами по пыльным углам. Я трясу его за плечи. Знаю, у меня безумный вид. Но я схожу с ума. И хочу объяснений. Уэда внимательно смотрит на меня, кивает. Татсуя всегда всё понимает.
- Ну, видишь ли… - выжимает он из себя слова. – Возможно, его проталкивают вперед. Возможно, кто-то очень влиятельный… - Уэда многозначительно хмыкает, выделяя слово «очень». – Понимаешь? Покровительствует ему.
- Нет, – мотаю головой, отступая от одногруппника. – Он не такой. Да и кто может? Разве что сама… - запинаюсь, не желая произносить вслух высокопоставленное имя. Меня передергивает. – Идиот! – ору я на поджавшего губы Уэду. – На хрен он ей сдался?!
- Болван, – вздыхает коллега, разворачиваясь, чтобы уйти. – Это может быть не она, а он, – произносит напоследок, аккуратно закрывая за собой дверь.
Я думал, что сходил с ума? Ни хрена подобного. Вот сейчас по-настоящему понимаю значение этого выражения. Я становлюсь маньяком. Одержимым. Как распоследний сталкер, слежу за Каме. Замечаю каждый его вздох, каждое движение. И вижу равнодушное лицо; губы, растянутые в приветливую улыбку, адресованную всем и никому; спокойное выражение глаз. Но иногда словно воздух густеет вокруг него и сквозь маску прорывается нечто. Что это? Я не знаю. Отчаянье, ярость, гнев? Я вижу то, что так старательно скрывается от других: побелевшие ноздри, дрожащий подбородок, испарину, выступившую на лбу. И меня распаляет ещё сильнее. Я хочу узнать его тайну. Чувствуя себя гончей, которая почти взяла след, вот-вот его унюхает.
Я стал меньше спать. Я проливаю на себя горячий кофе, когда за Каме приезжает машина и увозит его на съемки. А потом? Что, черт возьми, он делает потом? После работы, вечерами, ночами? С кем он? А может, вообще один? Не хочу представлять его с высокопоставленным некто! Каме не такой!
Я уже почти совсем не сплю, в бессилии бью кулаком по матрасу. Потому что не могу подойти и спросить. Это было просто раньше. Но не сейчас, когда он научился хорошо натягивать на себя безликую маску.
Потом становится хуже. Каме начинает сниться. Он лыбится в моём сне, как придурок, и холодно смотрит. Он смеется надо мной! И хотя молчит, всё понятно без слов. «Я впереди, впереди, – словно твердит он с усмешкой. – Думал, ты лучше? Нет! Обломись, Аканиши». Я просыпаюсь с колотящимся сердцем, ненавидя его так сильно, что, окажись он рядом, я бы стиснул пальцы на его тощей шейке. Сжимал, сжимал, пока не раздался бы хруст позвонков. И может, тогда сошло б проклятое равнодушие с его лица.
Я принимаю решение.

- Мне ещё надо… - неопределённо машу рукой в воздухе ожидающим меня согруппникам.
Валите уже домой, а я сегодня задержусь. О, я знаю, наш старательный мальчик частенько задерживается после работы, разучивая движения. Ну что ж, останусь и я.
Он не репетирует. Каме сидит посреди спортзала напротив зеркала во всю стену и смотрит на себя. Как будто что-то возможно разглядеть в этом полумраке. Но он не отрывает взгляда, лишь подтягивает коленки к груди и опять застывает, превращаясь в каменное изваяние. Я тоже замираю. Почти не дышу, боясь выдать себя вздохом. И до боли в глазах вглядываюсь в скукожившуюся фигуру на полу. Наконец, он встает. Шутовски низко кланяется своему отражению, усмехается, идёт к двери. Я, отпрянув от узкой щелочки, в которую подглядывал (гребаный сталкер), быстро прячусь за углом. Он проходит мимо, полностью погрузившись в свои мысли. Пользуюсь его отрешенным состоянием, тихо скольжу следом. Мы проходим коридор, поворачиваем, поднимаемся на пролет выше, выходим в еще один коридор. Мечусь взглядом, ища укрытие, стоит Каменаши обернуться – он заметит меня. Тусклый свет энергосберегающих ночных ламп не спрячет. Я уже почти готов попятиться обратно, как Каме замирает перед кабинетом. А у меня замирает сердце. Потому что я знаю, кому принадлежит этот кабинет. И ещё понимаю, что, кажется, Уэда был прав. Ярость накрывает. Каме только успевает поднять руку, чтобы постучать, как я бросаюсь на него. Хватаю поперек талии, зажимаю рот рукой и тащу за собой. Я знаю все темные закоулки агентства. Каме стонет, когда я с силой впечатываю его в стену. Равнодушная маска летит с его лица. Я наслаждаюсь испугом, изумлением, дрожащими губами. Но это длится недолго.
- Джин? – нейтрально произносит он, вопросительно поднимая брови. И от этого вернувшегося в рекордные сроки сучьего спокойствия мне окончательно сносит крышу. Заношу кулак и с силой бью в это ухоженное лицо. Он дергается. А я с удовольствием прослеживаю выделяющуюся на белой коже струйку крови из рассеченной губы. Она стекает с подбородка и капает на светлую футболку, украшая её алыми расползающимися пятнами. Но мне мало. Хватаю Каме за шею и сжимаю пальцы. Как мечтал. Сдавливаю и вижу, как расширяются его зрачки. Могу пересчитать лопнувшие венки в белках воспаленных глаз.
- Что забыл возле этого кабинета? – шиплю ему лицо. – Вот и открылась тайна, почему ты вперед нас деб…
Я не успеваю договорить. Каме вдруг хватает меня за талию и силой притягивает к себе. От неожиданности разжимаю пальцы. Он моментально пользуется этим. Чувствую ладонь, зарывшуюся в мои волосы на затылке, губы, впивающиеся поцелуем.
- Черт… - выдыхаю ему в рот, пытаясь оттолкнуть. Но Каме обвивается вокруг змеёй. Я не понимаю как, но его ноги уже обхватывают мои бедра, а руки надежно цепляются за плечи. Он целует меня как чокнутый: стукаясь зубами, вылизывает небо, сосёт язык, губы. Он стонет и трется об меня. От этого стона и похабных движений я впадаю в ступор. Желание отодрать от себя и ещё раз хорошенько приложить растворяется в начинающей появляться тяжести в паху. Это ни хрена не правильно. Это ужасно. Это отвратительно. Собрав волю в кулак, спихиваю его. Чтобы сразу уйти. Но Каме падает к моим ногам, вжимается лицом в ширинку. Даже через плотную ткань чувствую его тяжелое дыхание и замираю. Я стою как идиот, не в силах пошевелиться, пока он быстро расстегивает мне молнию, выдергивает ремень, рвет пуговицу. Я тупо пялюсь в стену напротив, уже понимая, что хочет сделать Каме. Где-то на краю сознания возникает мысль, что это полный пиздец и надо бежать, но он влажно целует мой член через нижнее белье. У меня темнеет в глазах.
- Нет, прекрати.– слабо протестую, уже осознавая, что это пустые слова. – Не надо, – говорю я и уже не знаю, кого прошу: себя или его.
Каме сдергивает белье. Без раздумий, ласк или прелюдий забирает член в рот. Полностью и целиком. О чёрт. Мокрое горячее пространство обволакивает так плотно, нежно, уверенно, что я бестолково машу руками в воздухе, ища опору. Хорошо, что придумали стены. Упираюсь ладонями в гладкие панели и смотрю вниз. Знакомые каштановые волосы. Но никогда я не видел их с такого ракурса. А он сам никогда не сидел у моих ног. И не сосал мой член, вылизывая языком каждую венку. Кажется весь мой член превратился в одну большую пульсирующую вену. Каме, причмокивает губами, увеличивая размах. Я так глубоко в нём. Упираюсь куда-то, преодолевая сопротивление, и впихиваюсь ещё глубже. Меня просто затягивает. Изо всех сил кусаю губы, чтобы не застонать. Это охренеть. Я не понимаю, куда я там помещаюсь. Как Каме делает такое. Но пусть делает. Не выдерживая, начинаю толкаться вперед, борясь с искушением схватить его за голову, зафиксировать и трахнуть в рот. Он доводит меня до исступления. Всегда думал, что «рычать от страсти» глупое выражение, но сейчас понимаю - ни хрена. Я рычу. Как зверь. Но потом уже не слышу себя. Муть подступает к глазам, а в ушах стоит гул, когда он вдруг как-то по-особенному всасывает член в себя, не отстраняясь от сильного толчка в рот, и я кончаю. Я кончаю и кончаю. Ощущение - я испытал не один оргазм, а два или три. Меня накрывает по новой, после того как я излился. Наверное, это происходит от приглушенного звука, с каким он глотает сперму.
Я стою как манекен, замерев в одной позе, не имея возможности пошевелиться. Иначе попросту упаду. Каме вместе со спермой высосал все мои силы. Зато у него сил предостаточно. Он вылизывает меня до капли. Насухо, как бы это смешно ни звучало. И видимо удовлетворившись результатом, натягивает обратно белье, джинсы, застегивает ремень, молнию и встает. Его губы – разбитые, распухшие, сочные - всего в нескольких сантиметрах от моих. Если бы кто-нибудь наблюдал со стороны, могло показаться, что он хочет поцеловать меня. Или я его. Но ни он, ни я не делаем движения. Мы стоим и смотрим друг другу в глаза. В его взгляде нет ничего. Одно это сучье спокойствие. Как же я его ненавижу. Неужели, и правда, ничего не чувствует?
- Джин, – он опять поднимает вопросительно брови, понимая, что не пройдёт мимо меня. А я не понимаю почему, но не могу отпустить. Куда, блядь, он так спешит? В этот кабинет? Мне хочется убить его.
– Ладно, – вздыхает он. – Завтра приходи ко мне. В десять, – он отталкивает меня и, независимо откинув голову, делает шаг в сторону.
- Я не приду, – шиплю вслед. – Слышишь? Не приду! – уже кричу я.
Он лишь дергает плечом и растворяется в полумраке коридора.

Завтра наступает. Смотрю в окно на предрассветное утро и ничего не хочу: ни работать, ни есть, ни двигаться. Ни-че-го. Мне хочется сделать вид, что я умер и меня нет. Но вряд ли это оценят менеджеры. Набираю номер и, старательно кашляя в трубку, вру про высокую температуру, слабость, жар. Мне верят. Я обессилено откидываюсь на подушки и правда хочу заболеть.
В восемь вечера я перед зеркалом. Меряю футболки, рубашки, джинсы, тщательно расчесываюсь, начинаю укладывать волосы и вдруг замираю. Что я, мать его, делаю? На свидание выряжаюсь? Я что, реально собрался идти к Каме? Нет. Срываю с себя одежду, взлохмачиваю волосы и валюсь обратно на постель. Не пойду. Ни за что.
Ровно в десять жму на звонок обитой коричневым двери. Меня трясет. Что я скажу ему? Что он скажет? Зачем я приперся? О Боже. Кажется, мне страшно.
А Каме не страшно. Он меряет меня взглядом и делает приглашающий жест рукой. Иду за ним, чувствуя себя овцой на заклание, не отводя глаз от худой спины. Увлекшись рассматриванием его затылка и окаменевших плеч, не сразу соображаю, что он уже стоит не двигаясь. Я с трудом отлепляюсь от него и понимаю, где мы. В спальне. Охренеть.
- Каме, – мне становится тошно от своего жалкого голоса. – Ну послушай, разве оно того стоит? Давай поговорим, найдем выход.
- Зачем ты пришел? – спрашивает он, по-прежнему стоя ко мне спиной.
- Поговорить, – сам понимаю, насколько это нелепо звучит.
- Конечно, – оборачивается он и усмехается, пронзительно глядя мне в глаза. – Ты игнорировал меня так долго, а сейчас испытываешь непреодолимое желание поговорить. Особенно после того, как я отсосал тебе.
- Да пошел ты! – ярость снова поднимается мутной волной откуда-то из желудка и душит горло. Потому что я понимаю – он прав. Я весь день не мог выбросить из головы его влажных звуков, ощущений горячего рта. Ненавижу!
Он подходит вплотную, вдруг прижимается губами к моей шее. От этого легкого прикосновения словно током бьёт. Я испытываю безумное желание сделать ему больно, ударить, оттолкнуть. Но он ведёт языком от мочки к ключицам и уничтожает всю силу воли, чувство собственного достоинства. Черт бы его подрал! Начинаю рвать пряжку ремня, чтобы высвободить уже твердую плоть и толкнуться наконец в его рот. Нажимаю на его плечи, но Каме смеется, отрицательно качает головой.
- Нет-нет, – почти поет он и подталкивает меня к постели.
- С ума сошел, – шепчу я, падая на кровать. – Что ты придумал?
- Все мы сумасшедшие. Кто-то больше, кто-то меньше, – философски отвечает он и ложится рядом.
Мы не шевелимся. Но я чувствую его всего: его дыхание, тепло тела, запах. Мне плохо от этого. И я не знаю, что делать.
- Кого-то ждем? – безразлично спрашивает Каме в потолок.
У меня сводит зубы. Вскидываюсь одним рывком, хватаю его запястья, прижимаю их к подушке, вглядываюсь в расслабленное лицо. Я просто не понимаю, когда он успел так измениться. Я не знаю ЭТОГО Каме. Я боюсь этого незнакомца. И не могу забыть его двигающуюся макушку у своих ног. Правильнее всего встать и уйти. Но я не могу. И пока борюсь сам с собой, Каме решает всё за нас двоих. Он извивается как змея, вползая под меня. Его ноги крепко удерживают меня за талию. Он приподнимает бедра, вдавливаясь в меня.
О чёрт. Долгое, очень долгое мгновение смотрю в его глаза, пытаясь понять, что скрывается за влажным блеском, и ни хрена не понимаю. Решаюсь полагаться на инстинкты, наклоняюсь, осторожно целую его. Нежно, бережно. Но Каме это не нужно. Он подается навстречу моим губам с такой страстью, что у меня опять мутится в голове. Впускаю твёрдый язык в свой рот и царапаю его зубами. Чтобы наказать за желание лидировать. Каме шипит, в отместку прикусывает мои губы. Ах ты! Хватаю его за затылок, притягивая к себе ближе, и врываюсь в его рот. Не изучать, завоёвывать. Наш поцелуй напоминает противостояние. Кто сделает жестче, больнее. Это заводит. Настолько, что меня даже не отрезвляет значительная выпуклость, которой он трётся, упираясь в моё бедро. Я тоже трусь. Уже не в силах себя сдержать. И уж тем более уйти.
- Снимай, – приказывает Каме, дергая мой ремень.
Я слушаюсь. На то, чтобы раздеть его и себя, уходит не так уж много времени. А потом замираю. Просто не знаю, что делать с этим телом, распластанным передо мной. Каме прикрывает глаза и, опираясь на лопатки, изгибается мостиком, широко разводя ноги в стороны. От такого откровенного предложения сердце начинает выплясывать румбу.
Инстинкты, инстинкты. Только на них списываю реакцию своего тела. Из-за них проклятых у меня стоит до боли. Я скольжу взглядом по ребрам, что хорошо видны под тонко натянутой кожей, где нет и миллиметра прослойки жира, смотрю на впалый живот. Только инстинкты – решаю я. Потому что я просто не могу хотеть его. Это рефлексы. Животные позывы. И всё.
- Ну, – нетерпеливо двигается Каме, поглаживая свои соски.
Мне как будто не хватало короткого подгона. «Ну» заставляет кинуться вперед. Я больше не смотрю ему в глаза. Вместо этого покрываю короткими торопливыми поцелуями шею, плечи, грудь. Не собираюсь сдерживаться – кусаю, сжимая зубы. Это же животные рефлексы. Так зачем ограничивать себя? Никому это не надо – ни ему, ни тем более мне. Он вздрагивает под грубой лаской. Закусывает губы, сдвигает брови, страдальчески морщится. А потом уверенно берет в руки мой член и приставляет головку между ягодицами.
Твою мать! У меня сбивается дыхание, когда я ощущаю что-то мягкое, скользкое, такое охренительное. Я слышал о том, что сразу нельзя, надо готовить, надо… Мне надо внутрь. Перед глазами двоится, когда я толкаюсь в это зовущее, жаркое. И чувствую, как мышцы охотно раздвигаются передо мной, чтобы сразу плотно обхватить. Усиливаю напор: хочу протиснуться ещё глубже, ещё дальше. О Боже. Наверное, надо медленно, я не знаю. Меня накрывает волна наслаждения, и, кажется, опять рычу. Вхожу до конца одним рывком. Даже если б я хотел быть нежным, всё равно бы не смог. Внутри горячо, тесно, так невыносимо хорошо, что я теряю голову - начинаю двигаться, стараясь урвать побольше этих ощущений. Вбиваюсь быстрыми, сильными, короткими толчками. А он отзывается на каждое мое движение стоном или вскриком. Господи. Эти звуки - стоны, влажные шлепки моих яиц об его задницу, тяжелое дыхание обоих – подводят к грани ещё стремительнее. Даже его рука на своем члене не кажется мне чем-то неправильным. Наоборот, меня гипнотизирует, как он дрочит. Меня завораживает ходящая ходуном грудная клетка. Я приклеиваюсь взглядом к полураскрытым губам и бисеру пота во впадинке под носом.
Влажно, развратно. Откровенно… И я взрываюсь. Оргазм настолько мощный, что накрывает паника: просто боюсь задохнуться. Черт, я не могу сделать и вздоха, а потом, когда наконец получается, - кричу. Первый раз в жизни ору, кончив. И это черт знает что такое.
Через несколько минут или столетий мне удается собрать себя в кучу. Оказывается, я навалился на его вздрагивающее тело, а он пытается выбраться. И ещё мне в бедро упирается… Что?!
- Ты не кончил? – я потрясен. Такое со мной тоже впервые. Обычно я всегда забочусь об оргазме партнерши, потом о себе. Но Каме не она. С Каме все неправильно, все не слава Богу. Через жопу. Через неё самую, ага. Подавляю нервный смешок. И не знаю, что дальше. Дрочить ему? Краснею, но упрямо спрашиваю:
- Что я могу сделать?
- Отсоси, – Каме смотрит в потолок.
А меня как кипятком ошпаривает. Минет? Он что, охренел? Мотаю головой и непроизвольно отодвигаюсь подальше.
- Ну и вали тогда, – равнодушно говорит Каме. А потом, словно забыв обо мне, начинает дрочить. Я сижу как идиот и смотрю, как он удовлетворяет себя. Только семя, брызнувшее белесыми каплями на его живот, выводит меня из сомнамбулического состояния. Выпрыгиваю из постели, хватаю вещи в охапку, в спешке натягиваю их в коридоре и убегаю. Всё ещё держа перед глазами как кончает Каме, как он выгибается, стонет, раздувает ноздри, закусывает губы… Чёрт! Чёрт!

Следующий день на работе превращается в муку. Он меня не замечает, он делает вид, что ничего не было, и опять улыбается всем и никому. Меня это выводит из себя. Я и сам не знаю, чего хочу. Чтобы он подошел, взял за руку, нежно прошептав «Милый»? Бредовей не придумаешь. Или мне нужно, чтобы он меня как-то выделил? Обозначил. Нанес незримую черту, за которой есть не я и он, а мы. Да зачем мне это? Я опять ничего не понимаю. Но во мне поселяется уверенность, что нам надо поговорить.
Вечером коричневая обивка двери и глухая тишина в ответ на мой бесконечно долгий звонок. Каме нет дома. Смотрю на часы – уже достаточно поздно. Где его носит? Но упрямство - моя отличительная черта. Усаживаюсь поудобнее на холодный пол и жду. Когда идёт второй час ожидания, перестаю поглядывать на минутные стрелки. Гоню мысли о кабинете с известным именем, которому этот кабинет принадлежит.
Наверное, я задремал. Потому что шаги раздаются неожиданно.
- Джин? – опять поднимаются вопросительно брови.
Мне это кажется, или у него правда распухшие губы? Иногда я совсем не могу себя контролировать. Это как раз тот случай. Каме не успевает открыть двери, как оказывается в моих руках. Я не знаю, что хочу проверить, что доказать, когда, зажав его к стене, лихорадочно расстегиваю ремень, тяну вниз джинсы. Не свои. Каменаши. Он пытается вырваться. Но молчит, не произнося ни звука. Протестующий вопль срывается с плотно сжатых губ лишь однажды. Мне всё равно. Грубо разворачиваю его к стене, начинаю ощупывать анус. При всей моей неопытности понимаю, что он разбухший, растраханный. Твою мать! Мне хочется взорвать агентство, убить Каме, растерзать того, кто… Перед глазами плывут разноцветные пятна. И я опять заношу кулак. Каме сгибается пополам. О да, удар в солнечное сплетение болезнен, знаю. Он пытается перевести дух, ловя ртом воздух. А я взваливаю его на плечи и тащу в ванну. У меня трясутся руки, но как-то удается включить нужную температуру воды – не слишком горячо, не слишком холодно. На том моя заботливость о его шкурке заканчивается. Я тру Каме мочалкой тяростно, будто пытаюсь содрать живьем кожу. Сорвать с него проклятое безразличие и всю налипшую грязь. Я так хочу ненавидеть. Но, кажется, уже не могу. Заворачиваю Каменаши в полотенце и несу в спальню. Он тут же отворачивается. Молчит. Зато я молчать не собираюсь.
- Слушай, Каме, – смотрю в каштановый затылок, медленно выцеживая слова, чтобы до него дошло - я совсем не шучу. – Слушай внимательно. Ты должен прекратить. Иначе не ручаюсь за себя. Я устрою скандал, выложу всё, что знаю. Постараюсь донести до каждого. Пусть вылечу из агентства, но сделаю всё, чтобы предать эту сучью тайну огласке. Ты, кстати, вылетишь вслед за мной. Поэтому в твоих интересах покончить с этим блядством. Я понятия не имею, как ты всё провернешь. Думай. Но ты сделаешь это, – перевожу дыхание, чтобы не сорваться на крик. – И у тебя нет времени. Завтра я опять буду ждать тебя. И если снова увижу, что ты от него….
Каме не шевелится, продолжает молчать. Ничего, он услышал. И он знает меня. Знает, что я выполню свою угрозу. Перед тем как уйти, не выдерживаю, провожу пальцами по его волосам, чтобы показать – я жалею, понимаю, я с тобой, черт возьми! Но Каме упорно изображает из себя труп.
А я тоже упрямый. Прихожу к его дверям на следующий день. И через день. И вновь. И опять. Я превратился в личного сторожевого пса Каме. Пса, который молчит, пока хозяин ведет себя так, как надо. Я начинаю высчитывать время, заставляя Каме отчитываться по минутам, не обращая внимания на ответные истерики. Жду с работы, как верный поклонник провожаю до дома. Высиживаю до часа ночи на кухне в одиночестве, чтобы быть точно уверенным, что он никуда не смоется. И только потом ухожу.
Я свихнулся.
Каме не выдерживает. Он срывается через полторы недели.
- Меня достал этот контроль! Ты меня достал! – орет он, бешено тараща глаза. – Всё! Понимаешь? Всё! Я сделал, как ты сказал! Этого больше не будет. И лучше тебе не знать, сколько я выслушал! Сколько угроз и шантажа. Но я смог. А теперь отъебись от меня!
Я стою и лыблюсь, как последний придурок. Он не сказал мне ничего приятного, но, черт, я счастлив. Меня переполняет какая-то эйфория, что-то светлое, приятное до щемящей боли. Это срочно требует выхода. Мне хочется обнять весь мир, но я кидаюсь и обнимаю Каме. Тискаю его и кружу по комнате, держа на руках.
- Отвали, Бака, – бормочет он, стараясь вырваться. Куда ему. От неравной борьбы Каме раскраснелся, идеально уложенные волосы растрепались. Он похож на голодного взъерошенного воробья. И меня накрывает. Уже не счастьем, а нежностью. Я наклоняюсь и целую его в самый уголок рта. На какой-то момент все звуки замирают. Каме поднимает глаза. И, черт, в этот раз они не безразличны, в них отражается чувство. Что за чувство, я не знаю, но оно точно не плохое. Я читаю это по повлажневшим белкам, полоскам на радужке, вздрагивающим ресницам. А потом я уже ничего не контролирую. Наши зубы сталкиваются, губы встречаются, языки сплетаются. Ещё спустя какое-то время его обнаженное тело изгибается подо мной, а я ставлю яркие пятна засосов на его груди, животе, боках. Я мечу его. Клеймлю.
- Джииин… - стонет он, выбрасывая бедра вперед. Да, я знаю, чего он хочет. В конце концов, он же мне это делал, верно? Значит, и я могу. Но всё равно не по себе, когда мне в губы тычится возбужденный член.
- Ну, Джин… - уже почти хнычет он.
Я решаюсь. Зажмуриваюсь, обхватываю головку губами и замираю. Но нет - небеса не рухнули, Земля всё так же вращается, а Каме издает низкий стон. Последнее перевешивает все сомнения. У меня крышу сносит от стонов Каменаши. Я могу кончить только от этих звуков. И я очень стараюсь. Плотно зажимая член губами, двигаюсь по нему, проводя языком по всей длине. Мешают зубы, боюсь задеть ими, сделать больно. Но, кажется, всё получается. Удваиваю усилия. Каме вознаграждает всхлипами, стонами, тяжелым дыханием. И до одури нравятся, как дрожат бедра моего любовника.
О черт. Ведь мы, и правда, любовники. Пораженный этим открытием вскидываю голову, смотрю в лицо Каме. Увиденное восхищает. Да, черт возьми, восхищает. Всегда бледные щеки сейчас горят, влажный рот полуоткрыт, взгляд расфокусирован, пряди в беспорядке падают на лоб. Он прекрасен.
- Хочешь? – его непристойный рот даже простое слово умудряется превратить в развратную непристойность. Сразу тянет в паху.
Толкаюсь в его ногу, чтобы он почувствовал сам и избавил меня от ответов.
- Тогда давай.
Я уже знаю, что делать, и поэтому уверенно развожу его колени в стороны. Устраиваюсь между ними. Провожу членом между ягодиц, нахожу маленький, сжатый вход. То самое место, которое принесло мне столько кайфа в первый раз. Меня потряхивает от предвкушения. Но не успеваю даже толкнуться, как Каме отскакивает с видом оскорбленной невинности.
- Охренел? Ты что, насухо собрался? – злобно шипит он.
А я не понимаю, на что он разозлился. В первый раз там было очень даже скользко. Довожу свое недоумение до Каме. Тот лишь демонстративно вздыхает над моей, как он говорит, непроходимой тупостью.
- Тогда я сам подготовил себя, идиот. А сейчас это будешь делать ты.
Каме учит, рассказывает. Хочет даже показать на мне, от чего я категорически отказываюсь. Подготовка приятна, но, черт, скорей бы уже сам процесс. И когда он наконец говорит долгожданное «Можно», врываюсь в него. Хватаю бедра, впиваясь пальцами, приподнимаю его зад, чтобы войти так, как нужно, под нужным углом. Пробую и так, и так, пока Каме вдруг не замирает, начиная мелко дрожать. Наконец-то! И я трахаю его, сходя с ума от страсти. Он лишь вздрагивает под моими быстрыми толчками и стонет, стонет. Лучшая музыка. Он часто облизывает губы, хватается за свой член. Несколько лихорадочных движений и… Да! Он кончает подо мной. Переполняющая меня гордость выплескивается вместе со спермой и криками… Черт, я опять орал. Как ненормальный.

Мы начинаем видеться. Каждый день. Каждую ночь.
Я забыл о друзьях. О клубах. Я мчусь с реактивной скоростью к Каме, как будто не могу насытиться им. Анализировать, почему это происходит, не хочется. Хотя думаю, что меня заклинило на друге детства потому, что я ощущаю необходимость о нем заботиться, не допустить, чтобы с ним опять поступили грязно. И конечно, секс. Он каждый раз сводит меня с ума, доводя до трясучки. Каме постоянно разный: страстный, отстраненный, горячий, иногда равнодушный. Он никогда не тает подо мной, скорее плавится, расплавляя заодно и меня. Он никогда не просит нежности, а если хочет ласки, то выгибается по-блядски и больно тянет меня за волосы, толкая вниз. Он подмахивает во время секса, рвано стонет, задыхается, но умудряется ещё и подгонять: «Ну, быстрее, Джин, сильнее, глубже.. Да, вот тааак». Он невыносим. И я каждый вечер бегу к нему.
А потом начинается это. Мой личный кошмар. Я не могу перенести никого рядом с ним. Меня бесит любой человек, который прикасается к нему. Я убиваю взглядом гримера, который слишком долго расчесывает Каме, наносит ему макияж. И скриплю зубами, если Каме с кем-то говорит, улыбаясь в ответ на – я уверен! - глупые шутки. Ещё готов придушить Томохису. Их совместные съёмки! Пи излишне близко к Каме, а я не могу это проконтролировать. Мне кажется, Томо много смотрит на Каме, часто прикасается. Это доводит до белого каления. И однажды Каменаши сильно задерживается с работы. Видит Бог, долго терплю, но проходит полчаса, час, и я не выдерживаю. Набираю номер этой оборзевшей черепахи. И чуть не роняю трубку, услышав голос Томо.
- Привет, Джин, – вальяжно отвечает друг. – А мы тут в клубе. Решили тусануть всей съёмочной группой. Каме? Да что с ним сделается. Он вон, танцует. Мобильник на столе оставил, поэтому я ответил: вижу - ты звонишь. Ему что передать?
Но я уже швыряю трубку.
Только через два часа появляется Каме. Увидев его расхлябанный вид, взъерошенные волосы, блуждающую улыбку на губах, срываюсь. Хватаю поперек тела, тащу в спальню, валю на кровать. Каме пьяно хихикает. От мерзкого смешка накатывает гнев. Я раздеваю его, быстро стягивая одежду, с силой сгребаю в кулак волосы - шиплю:
- Почему Томохиса тебя домой привез? Почему обнимал на прощанье? Я, блядь, видел это из окна! У тебя есть что-то с ним?
- Отвали, – зло выговаривает Каме и отворачивается.
А я начинаю крутить его тело, рассматривая не появились ли новые засосы. Грубо сую пальцы в задницу, чтобы проверить не трахался ли он. Каме чист. Но не могу успокоиться. Не могу забыть уверенной руки Пи на его плечах. И не в силах отделаться от навязчивого видения их двоих, целующихся в темном мареве клуба. Я наказываю Каме за то, чего, быть может, он не совершал. Я беру его без подготовки, без смазки. Хотя мы и занимаемся сексом каждый день, знаю - ему всё равно больно. Каме вскрикивает, но я упрямо вдалбливаюсь в тело. И шепчу на ухо, кусая мочку:
- Ты только мой. Мой. Мой.
Позже, чуть ли не на коленях вымаливая прощение, понимаю: ни хрена подобного. Это я его. Весь. С головы до пят. Я зависим. Привязан. Скован по рукам и ногам.
Но что чувствует он? Это начинает мучить. Каме ни разу не обмолвился, зачем он рядом. Что его держит? Нужен ли я вообще Мне очень-очень хочется поговорить, но я не знаю как. Сверлю взглядом его спину, когда он, уютно свернувшись под пледом, смотрит телевизор - пытаюсь начать. Но опять что-то останавливает. Опять. И опять.
Я решаюсь неожиданно. Наверное, ещё одурев после сна, подгребаю его под себя рано утром, не обращая внимания на назойливо звенящий будильник, и говорю куда-то в висок:
- Доброе утро, – Каме недоуменно косится. Мы никогда не желаем друг другу доброго утра или ночи. А я смотрю на его профиль, отвожу длинную прядь со лба, веду пальцем по мягкой линии подбородка, понимаю: мне вряд ли кто-то нужен ещё. И словно в омут с головой: – Я люблю тебя.
Каме замирает. Я тоже. Секундная стрелка отсчитывает время вместе с моими ударами сердца, превращаясь в минуту, вторую, третью… Тишина становится вязкой, липкой. Она душит меня, и я совершенно ясно, отчетливо понимаю, что ответа не будет. Глупо ждать. Черт, я редко плачу. Не заплачу и сейчас. Проглатываю твердый комок в горле, медленно поднимаюсь с постели, одеваюсь и ухожу, тихо прикрыв за собой входную дверь. Навсегда.

Друзья счастливы. К ним вернулся их Джин. Который шутит и ржет по любому поводу, веселя всю компанию. Девочки виснут на мне, парни подливают спиртного. Я пью. И зависаю в клубах каждый день. Хорошо, что в полумраке танцпола никто не видит тоски в моих глазах. Но я хочу справиться, черт возьми. И я справлюсь. Проходит неделя, другая, я понимаю: мне просто нужен хороший трах. Чтобы, блядь, прекратить грезить о тощих бедрах Каме. Я снимаю девочку. Высший класс. У неё длинные волосы, ошалевшие, слишком большие для японки, красивые глаза, и она готова на всё. Мне она нравится, я тащу её к себе домой. Чертов Каме отучил меня от прелюдий. Наш секс с ним животный, откровенный: когда рыча вгрызаемся друг в друга, лишь бы только побыстрей, скорей, потому что невозможно больше ждать, медлить…
Это полный пиздец. Рядом со мной девочка с отличной фигурой, а я опять о Каме. Трясу головой и, стараясь быть нежным, веду рукой по её груди, попутно расстегивая пуговицы. Лифчик почти не прикрывает больших тяжелых полукружий. Грудь полная, смугловатая, с тёмно-красными, почти коричневыми, бутонами сосков. Это действительно красиво. Не то что две маленькие розовые точки, что смотрятся беззащитно, выделяясь на белом фоне кожи. Если прикусить одну их этих точек, а вторую начать теребить между большим и указательным пальцами, предварительно смочив их слюной, - Каме начинает выгибаться, становясь на лопатки от желания.
Чёрт… Обессилено валюсь на подушки, стараясь не обращать внимания на недоумённый взгляд девочки. Она уже проверила, что у меня не встал. Вот позор-то.
- Располагайся, – говорю ей. – Я в душ и налью нам вина. Сейчас всё будет хорошо. Я просто немного устал.
На кухне прикладываюсь лбом о шкафчик. В голове мечутся мысли о возбуждающих средствах. Пытаюсь вспомнить, где ближайшая аптека. Черт, ведь надо же что-то делать! Я хочу секса! «Да, только с Каме» – вылезает противный внутренний голос. Но мне необходимо забыть. Я должен избавиться от зависимости этой вывернутой наизнанку любви.
- Должен. Должен, – приговариваю я, колотясь головой о многострадальный шкафчик.
Моё самоизбиение прекращает звонок в дверь. Клянусь, кто бы ни пришел, я буду рад этому человеку. Это немного оттянет неприятный момент, когда девочка поймёт, что ей совсем нечего делать в моей постели. Распахиваю дверь и застываю. Каме. Собственной персоной.
- Какого хера ты здесь забыл? – начинаю угрожающим тоном, стараясь не обращать внимания на предательски затрепыхавшееся сердце. Как же, милый появился. Тьфу, самому стыдно.
Каме по фигу на мой тон. Он отталкивает меня от порога и вваливается в квартиру.
- Где она? – выдавливает из себя дрожащим голосом, кусая нижнюю губу. Я хорошо изучил его и понимаю: Каме в ярости. – Мне Пи сказал, ты с девкой ушел. Где она?! В спальне, да? – и, не дожидаясь ответа, летит вглубь квартиры.
Вот честно, я настолько обалдел от его наглости, радости, что он появился, от понимания, что, похоже, Каме ревнует, - и просто самоустранился. То есть я не принимал участия в выпроваживании девочки из моей квартиры. Ровно как и в разъяснениях, почему она должна уходить. Краем уха улавливаю: «Лучше б мне больше тебя не видеть возле моего парня» - и пытаюсь согнать улыбку, что расплывается на лице помимо воли. Мне это удается. Поэтому встречаю Каме во всеоружии: скрестив руки на груди, напустив на себя недовольный вид, даже нахмуриться получилось.
- Что это было? – сурово вопрошаю я, выдерживая характер. Хотя, Богом клянусь, больше всего мне хочется завалить этого сукина сына на постель и хорошенько оттрахать.
- Значит так, – Каме выстукивает пальцами по стене и смотрит в сторону. – Со мной сложно, да. Знаю. Я просто был не готов к тем словам. Должен был переварить.
- Переварил? – интересуюсь, всё ещё старательно хмурясь.
Каме дергается на месте, краснеет, бледнеет - одно удовольствие наблюдать за его смятением. Но я ему помогать не собираюсь.
- Яоченьсильноскучаюпотебе, – выпаливает он на одном духе.
- Что? – я всё понял с первого раза, но пусть помучается. Я, черт возьми, сколько мучился?
Каме делает глубокий выдох, поднимает на меня жалкие глаза, произносит раздельно:
- Я. Очень. Сильно. Скучаю. По. Тебе, – тут он сдувается, опять отводит взгляд и бормочет: – Прости меня, я такой идиот.
Всё. Неважно, что он не сказал, что тоже меня любит. Скажет, никуда не денется. А сейчас у нас есть дела, которые не терпят промедленья. Он только вскрикивает, когда я его подхватываю на руки и тащу в спальню. Он идиот, конечно. Но, в конце концов, это мой идиот.

Дата добавления: 2015-09-28