Сбященномученик николаи анатольевич, св. Мученик Владимир анатольевич 1 страница

СБЯЩЕННОМУЧЕНИК НИКОЛАИ АНАТОЛЬЕВИЧ, СВ. МУЧЕНИК ВЛАДИМИР АНАТОЛЬЕВИЧ

П РАВДОЛЮБОВЫ

ЖИТИЕ СВЯТОЙ БЛАЖЕННОЙ

МАТРОНЫ АНЕМНЯСЕВСКОЙ

Предисловие

Предлагая вниманию читателей второе издание жития святой Бла­женной Матроны Анемнясевской, в Рязанской стране просиявшей, не­обходимо сказать следующее. В Юбилейном 2000 году, вслед за про­славлением в лике местночтимых рязанских святых святой блаженной Матроны (22 апреля 1999 г.), были прославлены и оба автора жития: священномученик иерей Николай Правдолюбов и его брат — святой мученик Владимир. Сама же Блаженная Матрона была причтена к лику всероссийских святых с прибавлением именования чина святости: «Ис­поведница». Таким образом, житие приобретает особое значение, как свидетельство мучеников об исповеднице. Следует различать св. Мат­рону Анемнясевскую и св. Блаженную Матрону Московскую, которая была прославлена 2 мая 1999 года, и которая на двадцать лет моложе св. Матроны Анемнясевской.

Несколько слов о том, как появилось житие. В разгар мощной борь­бы с Церковью, в 1933г., два брата не побоялись составить жизнеопи­сание почитаемой всеми страдалицы, предприняли путешествие в Анем-нясево, чтобы лично встретиться с Блаженной Матроной и собрать всё необходимое в своей книге. Рукопись содержала также жития двух под­вижников благочестия города Касимова: царевича Иакова, жившего в XVII веке, и Петра Отшельника, современника преподобного Серафима Саровского. Рукопись была снабжена фотоиллюстрациями и почти го­това к печати. Для того, чтобы исправить все недостатки, рукопись дава­лась на прочтение не только родным, но и знакомым. Один из знакомых и отнес эту рукопись в НКВД. Было заведено дело, по которому арестовали десять человек, включая и саму Блаженную Матрону. Была арестована и рукопись. Она хранилась 63 года в архиве как «Том 2: Вещественные до­казательства». Судьба арестованных заслуживает отдельного рассказа, здесь же приведем самое необходимое. Большинство из арестованных вы­жили, отбыв пятилетнее заключение в Соловках и на материке в системе Беломорскбалтлага. Умерла в лагере за неделю до освобождения святая мученица Вера Николаевна Самсонова. Расстрелян в Караганде св. мч. Владимир Правдолюбов. В 1941 г. в Рязани принял мученический венец его брат—священномученик иерей Николай. Духовник св. Блаженной Матроны, священно-исповедник иерей Александр Орлов, прожилдевять месяцев после освобождения и умер 14/27 апреля 1941 года от сердечного приступа: сердце было измучено в заключении.

В1997 г. родственник одного из заключенных пришел в Архив ФСБ познакомиться с делом своего отца. Без его просьбы ему отдали весь второй том, что он воспринял как повеление свыше: продолжить дело своих предков и закончить их труд с жизнеописанием и прославлением св. Блаженной Матроны, что и произошло в 1999 г. И вот теперь выходит второе издание этой книги. Рассказ о прославлении, чудесах и фактах непрестанного почитания и молитвенной помощи святой блаженной Ис­поведницы также заслуживает отдельного издания. Хотим только отме­тить, что святая Блаженная Матрона в последние годы не только помога­ет бездетным, но и избавляет от неминуемой смерти водителей на доро­ге, вызволяет из самых бедственных обстоятельств, помогает молодым людям знакомиться и обрести семью, исцеляет от болезней, а в след­ственном деле упоминается и помощь одержимым, и изгнание бесов её предстательством. Она помогает во всех жизненных обстоятельствах тем, кто с любовью и почитанием попросит её о помощи. Последнее чудо дарования чада бездетным описано в журнале «Свет Православия в Казахстане», №7-8 (74-75) за 2000 г., стр. 12-14.

Чтимый образ св. Блаженной Матроны находится в московском храме Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве. В касимовс­ком Никольском храме служатся молебны св. Блаженной Матроне, из­вестны и исцеления среди прихожан, бывшие после молитвенного об­ращения к святой Исповеднице. На месте дома Блаженной Матроны в Анемнясеве построена часовня тщанием протоиерея Серафима и мест­ных жителей. Просим читателей сообщать нам о новых чудесах Блажен­ной Матроны Анемнясевской в издательство «Святитель Киприан», ад­рес его имеется в выходных данных книги.

ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА,

СВЯТЕЙШЕГО ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО

И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЯ,

ПРОСЛАВЛЕНИЕ СВЯТОЙ БЛАЖЕННОЙ МАТРОНЫ БЫЛО СОВЕРШЕНО В ГОРОДЕ КАСИМОВЕ РЯЗАН­СКОЙ ЕПАРХИИ В ЧЕТВЕРГ ФОМИНОЙ НЕДЕЛИ 9/22 АПРЕЛЯ 1999 ГОДА, АРХИЕПИСКОПОМ РЯЗАН­СКИМ И КАСИМОВСКИМ СИМОНОМ С СОБОРОМ ДУХОВЕНСТВА РЯЗАНСКОЙ ЕПАРХИИ. День прославления: 9/22 апреля.

Память с Собором Рязанских святых — 10/23 июня.

День преставления, летняя память — 16/29 июля.

Тропарь, гласъ 8:;

Яко зарница небеснаго огня возсия въ рязанстей стране / блаженная старица святая Матрона, / еяже память днесь творяще, воспоимъ Христа Бога, / моляще; Его даровати намъ тоя предстательствомъ/ въ болезнехъ, бедахъ и скобехъ терпение, / и душамъ нашымъ велию милость.

К о н д а к ъ, гласъ тойже:

Въ нёмощехъ силу, въ слепоте очи нетленныя обрела еси, / пребывающи на одре- болезни, всюду яко птица духомъ носилася еси, / младенствующи телом, была еси мати скорбящимъ и обуреваемымъ./ Т'емже чту-щихъ твою память не остави въ молитвахъ, / и помози намъ избавитися от греховъ покаянием, / и улучити съ тобою Царство Небесное.

Матрена Григорьевна Белякова, известная среди своих многочисленных почитателей под именем Матреши, родилась 6 ноября, 1864 года в деревне Анемнясево, Касимов­ского уезда, Рязанской губернии.

Анемнясево — большая деревня, насчитывающая до 300 дворов; принадлежала к приходу села Шеянок, расположена около большой дороги, идущей из Каси­мова в большое торговое село Туму и дальше в Рязань; находится в 27 верстах от Касимова и в 9 верстах от пароходной пристани Забелино на реке Оке. Жители этой деревни занимались частию сельским хозяй­ством, но большею частию уходили работать по най­му: на лесоразработках и лесопильных заводах.

В этой деревне и суждено было Матреше безвы­ходно провести почти всю свою страдальческую жизнь.

Родители ее Григорий и Евдокия были едва ли не самыми бедными людьми в деревне и кое-как вели свое крестьянское хозяйство. По внешнему своему виду они были хилыми, тщедушными людьми и каза­лись какими-то недоразвитыми. Отец много пил и слыл в деревне пьяницей. У них было большое семей­ство — шесть дочерей и два сына. Три сестры умер­ли в детстве; Матреша была четвертою по счету.

До семи лет Матреша была обычным нормальным ребенком; как и все дети ее возраста, гуляла и играла со своими сверстницами и подружками, любила, вспо­минает она, ловить бабочек. «Посажу их, бывало, на окошко и не пускаю,— этим только и грешна была...»

С самого раннего детства родители почему-то не взлюбили ее — ни отец, ни мать. «Приедут, бывало, с базара,— говорила она,— всех сестер оделят гостин­цами, а меня обойдут, так я молча и отойду в сторону обиженная...»

Нерадостна была жизнь ребенка в родной семье, где ей, больше чем кому-нибудь из братьев и сестер, приходилось терпеть обиды, ругань, побои; но еще большие страдания ждали девочку в дальнейшем.

В семилетнем возрасте Матреша заболела оспой, все тело покрылось нарывами. «Мать не лечила меня,— вспоминает Матреша,— и не молилась за меня Богу. Лежала я на печке, где было много всякого сора, поэтому мать меня всю вымыла, после чего все тело мое распухло, я ослепла и долго проболела...»

После этой болезни девочка поправилась, но уже навсегда осталась слепою. Теперь на ее обязанности было нянчить своих младших сестренок и братьев.

Тяжело было слепой девочке справляться с этим делом.

— Слепая я ходила три года,— рассказывала Матреша,— нянчила своих сестренок; особенно тяжело было мне нянчить сестренку, которой было уже пол­тора года, я все роняла ее, а мать за это меня очень била, а я все роняла... Однажды, когда мне уже было десять лет, я нянчила по обыкновению сестренку, а мать ушла на речку. Каким-то образом нечаянно я уронила сестренку с крыльца на землю, страшно ис­пугалась, заплакала, и сама со страха прыгнула за ней туда же.

В этот момент как раз подошла мать, она схватила меня и начала бить. Так она меня била, так била,— вспоминает Матреша,— что мне очень тяжело и труд­но стало, и мне привиделось в этот момент: я увидела Царицу Небесную. Я сказала об этом матери, а она меня опять стала бить. Так видение повторилось три раза, и я все говорила об этом матери, а мать после каждого раза все больше и больше била меня.

Во время последнего видения Царица Небесная дала мне утешительную записочку,— говорила Мат­реша, но что это за записочка и что в ней записано, она не сказала.

— После этого кое-как залезла я на печку и проле­жала до утра. Утром зовут меня есть блины, а я встать не могу, ноги не ходят, руки как изломанные, все тело болит. И вот с тех пор я не могла ни ходить, ни сидеть, а только лежала...

С этого времени началась для Матреши более тя­желая жизнь. Слепая изувеченная девочка навсегда лишилась возможности ходить и что-либо делать. Она стала совершенно беспомощной, могла только лежать, и уже не вставала с кровати во всю свою дальнейшую жизнь. Это была жизнь мученицы, пригвожденной к одру.

Сначала Матреша лежала в своем родном доме, потом перешла в собственный домик, где жила вместе со своею сестрою, и в последнее время лежала у свое­го племянника Матвея Сергеевича.

Сколько в течение своей жизни вытерпела Матреша обид и горя, сказать мудрено, но она терпеливо несла свой тяжелый крест, дарованный ей Богом.

Казалось, что родные должны были бы стараться облегчать ее страдания, но наделе этого не было. На­против, своими неродственными отношениями они еще больше усиливали и без того эти невыносимо тя­желые страдания.

— И вот от родных мне,— говорила Матреша,— до самого гроба одно терпение, терпение и терпение...

— Я видела во сне три креста на себе,— говорила Матреша,— один от скорбей и болезней всю жизнь, другой крест от родных, третий ото всей вселенной, от народа, который ко мне ходит отовсюду,-— кого приму, кого не приму, кому что скажу; кто благодарит, кто ругает,— и от всей вселенной крест.

— Лежать было трудно,— вспоминает Матреша,— с самого начала мне не верили, что я больна, что не могу ходить; попрекали меня, а у меня все тело болело, осо­бенно болела левая рука, и болела она лет до сорока...

Нужно сказать, что руки у Матреши оказались дей­ствительно изуродованными: левая рука была вывих­нута в плече и впоследствии срослась неправильно, правая рука тоже была искалечена и в конце концов высохла.

— Бывало,— говорит Матреша,— спрошу блинок — дадут, а другой — не дадут... Надоест, бывало, хлеб-то все есть, попрошу мать лепешку испечь, она хотя и начнет печь-то, но в это время очень ругает меня: и «привиредница», и всячески, после этого уж тяжело лепешку-то есть, уж со слезами ее ем-то...

Вообще же Матреша очень мало говорит о себе, о своей жизни и особенно об обстоятельствах своего тяжелого детства. Большинство данных, приведенных здесь, она поведала одной своей глубокой почитатель­нице, близкому ей человеку, по ее настойчивой просьбе. Рассказывая эти факты, Матреша все время оговаривалась.

— Боюсь я,— говорила она,— что это грешно. Не прогневить бы мне Господа Бога. Про мать-то так рас­сказывать, грех-то какой... Жизнь-то моя горькая, ужасная такая; все лила я слезы, да и грешно сказать-то, все от родительницы, от матери...

— Много слез ты пролила в жизни-то?

— Ох, много. Если бы собрать, то большие ушаты набрались бы... Да Господь утешал меня. На одиннад­цатом году явилась мне Сама Царица Небесная и дала мне утешительную записочку. А в другой раз видела во сне, как сейчас помню, в субботу на Фоминой неде­ле, Сам Спаситель сошел со креста и вместе с Мате­рью Своей Царицей Небесной подошел ко мне. У Спа­сителя-то Батюшки на руках и на ногах раны от гвоз­дей, и кровь течет. Я приложилась, грешная, к Его руч­ке, и когда проснулась и отерла губы, у меня на губах была кровь...

Матреша со слезами рассказывала об этом виде­нии и в конце рассказа заплакала, слезы так и лились...

Так лежала Матреша в родительском доме до 17 лет, терпеливо перенося всякие скорби и обиды, и только в молитве находя себе утешение и отраду.

— С семнадцати лет,— говорит Матреша,— ко мне стал ходить народ.

Односельчане знали о страдальческой жизни де­вушки и относились к ней с чувством благоговейного уважения.

Первым за помощью пришел к Матреше кресть­янин ее же деревни, по специальности пильщик.

— Матреша,— сказал он,— вот уж как ты лежишь несколько лет, ты небось Богу-то угодна. У меня спи­на болит и я пилить не могу. Потрогай-ка спину-то, может быть и пройдет от тебя. Чего мне делать-то, ле­чился — доктора не помогают.

Матреша исполнила его просьбу — боли в спине, действительно, прекратились и он встал на работу.

Крестьянин этот рассказал о случившемся одно­му из своих соседей, и тот говорит:

— Пойду и я к ней: нас замучили дети, скоро две­надцатый родится; попрошу ее помолиться, чтобы Господь прекратил у нас детей.

Пришел он к Матреше и попросил помолиться. Матреша помолилась, и детей у них больше не было.

С тех пор все больше и больше стали к ней люди ходить со своими нуждами, скорбями и болезнями. С течением времени эти посещения приняли характер настоящего паломничества: к Матреше шли не толь­ко жители окрестных мест, но жители и дальних, и иногда и самых отдаленных мест нашего Отечества. Причем, шли они беспрерывным потоком на протя­жении более чем пятидесяти лет в количестве несколь­ких десятков, а иногда и сотен ежедневно.

Одна из усердных почитательниц Матреши рас­сказывала, что когда она была у нее Великим постом 1930 года, то при ней посетили Матрешу семьдесят человек паломников. Атак как Матреша говела и была слаба, то очень утомилась и не в состоянии была боль­ше беседовать с приходящими. Но не желая оставить посетителей без некоторого утешения, она поручила принимать их этой женщине вместо себя, что та и ис­полнила: приходящие молились в ее комнате и уходи­ли с легким сердцем, утешенные и радостные.

Когда Матреша лежала у родителей и посетители приносили ей различные пожертвования за ее молит­вы, то отец обычно все это отбирал на табак или вод­ку, и тяжело было Матреше, что пожертвования эти шли не на доброе дело. Матреша любила поделиться всем с людьми и особенно с бедными, но при данных условиях она лишена была этой возможности.

Когда умерли родители, хозяином остался брат ее Сергей. Но жить с братом было не легче, и Матреша перешла на жилье вместе со своей сестрой, девицей Дарьей, в небольшой собственный домик, построен­ный ей ее почитателями.

По-видимому, здесь она должна была бы чувство­вать себя хорошо, так всем и казалось со стороны, но в действительности этого не было. Сестра смотрела на нее исключительно как на средство дохода: ничего ей не давала и отбирала все, что ей приносили. Вся забо­та ее сводилась к тому, чтобы как можно больше со­брать этих приношений.

. — Мне было невыносимо тяжело,— говорила Мат­реша о своей жизни с сестрою, и она решила перейти к племяннику. Сестра, узнав об этом, страшно рассер­дилась и, желая как можно больше принести огорче­ний Матреше и отомстить ей, подала на нее в суд и отняла у нее ее домик.

Племянник ее, Матвей Сергеевич, к которому пе­решла на жительство Матреша, был очень религиоз­ным и добрым человеком, он с детства относился к Матреше с благоговением, уважал и любил ее. Не ме­нее мужа уважала и любила Матрешу и жена племян­ника — Ирина Феодоровна. Она очень усердно ухаживала за Матрешей и всеми мерами старалась облег­чить ее тяжелое положение.

Но здесь огорчения ждали Матрешу с другой сто­роны. У Матвея Сергеевича подросли дети, их товари­щи-односельчане стали смеяться над ними, дразнить их: вот, к Матреше пошли, лепешек понесли! Эти насмеш­ки тяжело переживались молодыми людьми. Но осо­бенно тяжело это было для самой Матреши. Она мучи­лась и глубоко скорбела, что за нее и через нее эти ни в чем не повинные люди должны были переносить иног­да очень тяжелые для них насмешки и оскорбления. Особенно насмешки эти усилились в революционные годы в связи с антирелигиозным движением.

Матреша обычно лежала в небольшой отдельной, комнатке крестьянской избы, в маленькой детской кроватке, которая всегда завешивалась пологом. Ле­том, когда в избе становилось душно, ее обычно вы­носили в сени, и там лежала она до зимы. Сама она никогда не просила, чтобы ее перенесли в избу, и тер­пеливо переносила осеннюю стужу и холод. Родные же, за исключением племянника, не обращали на нее внимания и переносили ее в избу только тогда, когда уже видели, что в сенях лежать более было невозмож­но.

— Однажды,— вспоминает Матреша,—- в октябре месяце я лежала в сенях, ночью был сильный дождик. Вода через крышу полилась на меня и я промокла до нитки. К утру случился мороз, я страшно озябла, и одежда вся на мне оледенела. Утром сестра увидела это, сжалилась и перенесла меня в избу, за что я ей благо­дарна.

Часто в осенние холода приходящие удивлялись ее терпению и спрашивали:

— Матреша, да тебе холодно?

— Да нет, тепло,— обычно отвечала она в таких случаях,— посмотри, вот какая я горячая.

При этом она давала свою руку, и рука была дей­ствительно горячая.

По внешнему своему виду Матреша была настоль­ко мала, что казалась десятилетним ребенком. Ее пла­тьице, подаренное ею одной из своих почитательниц, закрывавшее ее совсем с ногами, по длине своей рав­нялось только 91 сантиметру. Очевидно, с десятилет­него возраста, с тех пор, когда она лишилась возмож­ности ходить, тело ее не росло и навсегда осталось та­ким, каким было у десятилетней девочки. Она имела воз­можность переворачиваться с бока на бок, шевелить ручками и брать небольшие предметы. Она легко и свободно разговаривала и пела священные песнопе­ния удивительно чистым и звонким детским голосом. «Голосок у нее, как колокольчик»,— говорили слышав­шие ее пение.

Таким образом, мы видим, что Матреша является особенной и оригинальной подвижницей. Особен­ность эта заключается в следующем.

Она прикована к постели и лишена возможнос­ти двигаться. Весь Божий мир сосредоточен для нее здесь — в стенах ее маленькой убогой комнатки. Она лишена возможности ходить в церковь, лишена воз­можности видеть кого бы то ни было, лишена воз­можности говорить с теми, с кем бы ей хотелось. Она говорит только с теми, кто к ней приходит.

Но в этих крайне тяжелых и стеснительных усло­виях Бог даровал Матреше увидеть другой мир — мир чрезвычайно богатый, полный внутреннего содержа­ния, интереса и смысла. С нашей обычной житейской точки зрения это явление кажется удивительным и почти необъяснимым.

Очевидно, беспрерывная цепь испытаний, стра­даний и горя, переживаемых Матрешей с необыкно­венным терпением с самого раннего детства, была для нее той школой, тем великим непрерывным подви­гом, в горниле которого очистилась ее душа, мысль и сердце отрешились от всего земного, утвердилось и окрепло постоянное стремление в мир другой, вы­сший, который постоянно предносился ее духовно­му взору.

С нашей житейской точки зрения естественнее было бы предположить, что эти беспрерывные стра­дания, эти тяжкие незаслуженные обиды должны были бы повергнуть ее в пучину отчаяния и тоски, сделать ее злой ворчуньей, озлобленной на всех и вся, как это при подобных обстоятельствах часто наблю­дается в нашей жизни. Но в данном случае мы видим совершенно обратное: мы видим, что душа ее преис­полнилась живой верой и надеждой на Бога, сердце ее зажглось деятельной любовью ко всем и каждому, ото­звалось полным состраданием и сочувствием на вся­кое несчастье, горе, беду, на всякую немощь челове­ческую.

Мы не знаем, каких трудов, каких усилий стоило Матреше подняться на ту высоту духовно-нравствен­ного состояния, которого она достигла в своей жиз­ни. Мы не можем сомневаться только в одном, что эти труды, этот подвиг был действительно великим под­вигом, совершить который эта слепая, безнадежно пригвожденная к одру, неграмотная, совершенно бес­помощная и одинокая, заброшенная в глухой деревне девочка могла только при помощи Божией.

И Бог дал ей силу достигнуть не только личного высокого духовного совершенства, но и сделаться цен­тром и источником религиозно-нравственной жизни для многих и многих верующих, которые шли к ней со своими сомнениями, нуждами, скорбями и болез­нями, и получали у нее то, что нужно для их духовно­го роста, для их духовного руководства на трудном и тяжелом пути человеческой жизни.

К сожалению, в настоящее время мы лишены воз­можности с надлежащей полнотою и обстоятель­ностью дать этот сложный, глубокий и возвышенный образ Матреши, тем более, что сама она очень мало говорила о себе. Кроме великого подвига терпения, очевидного для всех, мы не можем определенно ука­зать других подвигов, которые так или иначе были бы характерны для Матреши.

Никто не знает, как она молилась Богу. Известно только лишь то, что она знала наизусть очень много молитв, многие акафисты и церковные песнопения.

Во время бесед со своими посетителями она часто читала вслух различные молитвы, подходящие по сво­ему содержанию к данному случаю. Иногда читала целые акафисты, читала быстро, уверенно, громким голосом. Иногда пела церковные песнопения, совер­шенно правильно выдерживая особенности гласов и распевов.

На вопрос одного из удивленных посетителей, спросившего, как это она, будучи слепой, знает на­изусть даже целые акафисты, Матреша ответила, что «придет добрый человек и прочитает что-нибудь, я и запомню с Божией помощью».

В беседе с одной из своих глубоких почитательниц Матреша говорила о том, что «молиться нужно беспре­станно», что «беспрестанная молитва все сделать мо­жет». При этом она сказала о себе, что и она сама ста­рается молиться беспрестанно, и что молится она по четкам, которые всегда находятся у нее в руке; что молится она и в то время, когда говорит со своими посетителями; что во время этих бесед она перебира­ет четки, но молится тайно, про себя, незаметно для посетителей. Не видят посетители и четок ее, которые всегда скрыты от их взоров.

Особенно важной считала Матреша молитву об умерших. Одна близкая ей женщина рассказывала сле­дующее.

В 1933 году на четвертой неделе Великого поста умерла последняя самая старшая сестра Матреши Да­рья. Вскоре после этого события мне пришлось посе­тить Матрешу. Вспоминая о покойной сестре, Матре­ша говорила:

— Все умерли, а я вот, больная такая, а все живу. На все воля Божия...

При этом она говорила и о том, как важна и необ­ходима молитва об усопших и как много значит она перед Богом; что молиться нужно непрестанно и не­отступно в течение шести недель со дня смерти усоп­шего. Матреша сказала:

— Молюсь за покойников по четкам весь день и всю ночь, ничего не пью и не ем.

Так она молилась все шесть недель. Но в данном случае Матреша уже постилась с первой недели Вели­кого поста и настолько ослабла, что в конце пятой не­дели вынуждена была подкрепить себя пищей. Во вре­мя шестинедельной молитвы Матреши об упокоении своей сестры я несколько раз приходила к ней и чита­ла псалтирь, и только на время чтения псалтири она засыпала, так как молитва о сестре в виду чтения мною псалтири не прекращалась. Однажды я читала псалтирь с семи часов вечера и до трех часов утра, а после чте­ния утром мы вместе с Матрешей пели по сестре за­упокойные церковные песнопения.

Матреша часто причащалась Святых Христовых Тайн, каждый месяц обязательно. С этою целью она приглашала к себе своего духовника — приходского священника, и день принятия Св. Тайн бывал для нее самым радостным днем. Пять раз в течение своей жиз­ни она соборовалась.

Особенно строго соблюдала Матреша посты. С семнадцати лет она не ела мяса. Кроме среды и пятни­цы соблюдала такой же пост по понедельникам. В цер­ковные посты почти ничего не ела или ела очень мало.

— Однажды,— рассказывает одна из ее посети­тельниц,— я была у Матреши на Пасху. Матреша была мертвенно бледна, чувствовала себя слабой и почти ничего не ела. На мой вопрос, почему она не ест, Мат­реша ответила:

— Я ем понемножечку, понемножечку. Оказалось, что в течение всех шести недель Поста

она совершенно ничего не ела и пила только воду, про­кипяченную с ладаном, которую давали ей по ложеч­ке. В дни этого Поста Матреша очень ослабела и два раза соборовалась.

Кроме подвигов молитвы и поста, мы можем от­метить следующее.

Одна из постоянных посетительниц Матреши рас­сказывала:

— Видела я, как Матреша «сама себя знобила»: мочила голову холодной водой, открывала плечи и шею, и так лежала, «пока вся не посинеет от холода».

— Ведь другие страдают,— говорила Матреша,— зябнут и мерзнут на холоду, и мне тоже нужно мер­знуть.

Видела я также на кровати у Матреши мешок с кам­нями, весом около пуда. Камни эти принесены почи­тателями Матреши из разных святых мест. Матреша перебирала их и перекладывала.

— Да надо ведь трудиться,— сказала при этом Мат­реша.

Среди этих камней оказались и довольно большие.

— Возьми этот камень,— сказала Матреша,— и положи мне на грудь.

— Что ты, Матреша,— сказала я,—да ведь он тебя раздавит.

— Нет,— ответила Матреша,— эти камни легкие. Приляг сама, да положи себе.

Я исполнила это, и действительно, сравнительно большой камень было очень легко держать на груди.

Очень уважала Матреша духовенство и к каждо­му священнику всегда и неизменно относилась с глу­боким благоговением.

— Однажды,— рассказывает одна из ее посети­тельниц,— прихожу я утром к Матреше, смотрю: в соседней комнате сидит священник, он ночевал эту ночь у них. Подхожу к Матреше, здороваюсь, а она ничего мне не говорит. Спустя некоторое время я и спрашиваю ее: «Матреша, что же ты ничего мне не скажешь?»

— Разве можно,— сказала на это Матреша,— а батюшка-то?! Разве можно что говорить при нем...

Не признавала только батюшек-обновленцев. Од­ного из своих приходских священников, перешедше­го в обновленчество, называла «наш Петруша».

Насколько ревниво относилась Матреша к правос­лавию, говорит факт, переданный одной из ее почи­тательниц, гражданкой города Касимова Марией Ива­новной Путилиной.

— Померла моя тетка Шишкина. Сын ее был ста­ростой в Касимовском соборе, а служил в то время в соборе обновленческий архиерей. Сын, согласно же­ланию покойной, хотел вынести ее из дома не в собор, а в кладбищенскую церковь. Другой сын покойной находился в то время в заключении. Он обратился к начальству с просьбой, чтобы его отпустили на не­сколько часов проститься с матерью. Его отпустили на три дня с условием, чтобы покойную хоронил об­новленческий архиерей в соборе, на что родные и со­гласились.

Псалтирь по покойной читали монашки. Когда они узнали, что хоронить будет обновленческий архиерей, они взяли псалтирь и ушли. К вечеру пришла к покой­ной и я, чтобы стоять всенощную. Сын ее попросил меня читать псалтирь. Я начала читать и читала около часа, пока не пришел архиерей служить всенощную. Как только я узнала это, тут же ушла и даже не видела архиерея. Пришла я опять к покойной, ночью, и мы с одной монахиней Акилиной читали псалтирь всю ночь до выноса. На выносе ни я, ни монахиня Акилина не были, покойную схоронили без нас.

Монахиня Акилина, которая со мной читала псал­тирь, получила от своего настоятеля епитимью. Я же неделю спустя пошла к Матреше, рассказала ей, как схоронили тетку. Матреша пожалела ее:

— Что ж, — сказала она, — ведь покойница не ви­новата, что так схоронили ее.

В это время у Матреши сидели три монахини из Владимирской пустыни. Мы раньше встречались с ними здесь же, и теперь они очень приветливо встре­тили меня, как знакомую, и говорили со мной ласко­во. В этот день был праздник Параскевы мученицы: незадолго до моего прихода в доме Матреши был от­служен молебен, а иконы — Распятие и образ святой Параскевы — были оставлены и стояли здесь же в пе­реднем углу.

Во время разговора Матреша замолчала, тогда как мы мирно и с увлечением продолжали разговаривать о празднике и вообще о божественном.

Вдруг Матреша и говорит монахиням:

— Вы что так уж хорошо очень с Марией Иванов­ной-то разговариваете?

— Мы ее давно не видали, наговориться хотим.

— Да ведь она обновленка!

Боже мой, если бы вы могли себе представить,— говорила Мария Ивановна,— как они в одну секунду встали и ушли от меня в другую комнату, и я осталась одна! Наступила мертвая тишина. Я не могу передать свое состояние, оно было ужасно. Гляжу я на Распя­тие и думаю:

— Господи! Все от меня отступились, не отступись Ты от меня!

И я страшно заплакала. Плачу и думаю:

— Ведь я не знала, что от Тебя, Господи, отступила! В душе молюсь и каюсь. И долго я так плакала. Наконец меня пожалела Матреша и говорит:

— Сегодня лук ведь не горький! Аннушка (имя од­ной из монахинь), иди-ка сюда, иди-ка сюда! Ведь я ела сегодня лук-то, он не горький. Посмотрите-ка на Ма­рию Ивановну, как она плачет, посмотрите все на нее.

А я уж тут и говорю:

— Матреша, да как же мне не плакать?

— А что?

— Да ведь ты сказала, что я обновленка!

— Да мне что, ты вот перед Ним кайся!

— Да я и то, Матреша, плачу и каюсь, ведь я не от­ступала от Всевышнего!

— Ну вот поплакала, покаялась,— и хорошо, и бу­дет!

— Что же мне теперь делать-то?

— Ну ведь ты же не монахиня, вот поплакала, по­каялась пред Господом Богом, поговей, причастишь­ся, на духу священнику скажешь, вот и все.

— Как же мне нужно было поступить, не надо было бы совсем мне читать?

Дата добавления: 2015-09-28