отогнала эту мысль, не желая думать о том, что существует вероятность - пусть даже маленькая -
что он может вернуться раненым или не вернуться вообще.
- Это никогда не случится, - громко произнесла она уверенным голосом. - Они вернуться через
неделю или две.
Порыв ледяного дождя ударил в окно. На улице сильно похолодало, и к ночи этот дождь
превратится в снег. Она, задрожав, натянула платок на плечи и поглядела на Джемми, убедится,
что он не замерз. Его рубашка задралась на животе, подгузник был мокрый и один носок слетел,
оголив маленькую розовую ножку. Однако его это мало волновало, он, задрав ноги вверх, весело
гулил и пускал пузыри.
Она некоторое время с сомнением смотрела на него, но он казался вполне довольным, и
жаровня в углу давала достаточно тепла.
- Хорошо, - произнесла она, вздохнув. У нее есть Джем, это так. Но крайне необходимо найти
способ утихомирить трех фурий, пока они не свели ее с ума и не поубивали друг друга скалками
и вязальными спицами.
- Логика, - сказала она Джемми, садясь прямо на стуле и указывая на него пером. - Это похоже
на загадку, когда нужно перевести через реку волка, козу и капусту. Давай подумаем.
Джем весьма нелогично попытался засунуть пальцы ноги в свой рот вместе с сухарем.
- Ты, должно быть, уродился в папу, - сказала она терпеливо. Она затолкала перо в стаканчик и
начала закрывать бухгалтерскую книгу, когда ее внимание привлекли корявые буквы.
Характерный неуклюжий почерк Джейми напомнил ей время, когда она впервые увидела его на
древней дарственной с выцветшими бледно-коричневыми буквами.
Эти же записи с самого начала были бледно-коричневого цвета, но после одного или двух дней
на воздухе железисто-желчная смесь чернил потемнела, и буквы приобрели обычный иссиня-
черный цвет.
Оказалась, это была не бухгалтерская книга, а что-то вроде журнала, содержащего записи об
ежедневных хозяйственных событиях.
"16 июля - Поменял шестерых молочных поросят у пастора Готфрида на две бутылки
мускатного вина и топор. Поместил их в хлев, пока не вырастут для забоя.
17 июля - Один из ульев начал роиться в конюшне. Моя жена, к счастью, смогла загнать рой в
маслобойку и говорит, что Рони Синклер должен сделать ей новую маслобойку.
18 июля - Получил письмо от тети. Спрашивает совета относительно лесопилки на
Мельничном ручье. Ответил, что в течение месяца приеду и посмотрю. Письмо отправил с Рони
Синклером, который отправился в Кросс-крик с 22 бочонками, от которых я должен получить
половину прибыли. Договорился вычесть отсюда стоимость новой маслобойки".
Записи навевали покой, такой же теплый и мирный, как те летние дни, когда они были
сделаны. Она почувствовала, что напряжение в спине начало ослабевать, и ее ум стал искать
пути решения сегодняшних проблем.
"20 июля - Ячмень в низких местах достигает до моих колен. Красная корова принесла
здорового теленка вскоре после полуночи. Все хорошо. Прекрасный день.
21 июля - Ездил к Мюллерам. Обменял флягу сотов на кожаную узду, немного порванную, но
можно починить. Домой возвращался по темноте, так как остановился у ямы возле ущелья
Холлис и поймал десять прекрасных форелей. Шесть съели на ужин, остальные оставили на
завтрак.
22 июля - У моего внука сыпь, но жена говорит, что ничего страшного. Белая свинья сломала
загородку и убежала в лес. Думаю, то ли ловить ее, то ли посочувствовать незадачливому
хищнику, который на нее наткнется. У нее характер, как сейчас у моей дочери, она мало спала
несколько последних ночей..."
Брианна наклонилась вперед, хмуро уставившись на страницу.
"... потому что ребенок плакал все время, как говорит жена, из-за колик, которые должны
пройти. Я думаю, она права. Тем временем я перевел Брианну с ребенком в старый дом, что для
нас стало облегчением, если не для моей бедной дочери. Белая свинья съела четырех поросят из
последнего помета, прежде чем я смог помешать ей".
- Вот проклятый ублюдок, - сказала она. Сравнение с печально известной белой свиньей ей
вовсе не понравилось. Джемми, услышав ее сердитый голос, прекратил гулить и уронил сухарь,
его рот обиженно задрожал.
- Нет, нет, все в порядке, милый, - она встала и подхватила его на руки, покачивая, чтобы
успокоить. - Шшш, все хорошо. Мама сказала это дедушке. Ты ничего не слышал, хорошо? Шшш.
Джемми успокоился и, хныкая, потянулся за коркой хлеба на полу. Брианна наклонилась и
подняла обгрызенный сухарь, рассматривая его с отвращением. Сухарь был обмусолен и к тому
же покрыт кошачьими волосами.
- Фу. Ты действительно хочешь его?
Очевидно, он хотел, и ей пришлось достать с полки большое железное кольцо, которое
использовалось, чтобы водить быка за нос. Укусив его, Джемми пришел к выводу, что оно ему
нравится, так что он забыл про сухарь и стал сосредоточенно грызть кольцо, спокойно сидя на
ее коленях и позволив ей перечитать оскорбительную запись в журнале.
- Хм, - она откинулась назад, удобнее устаивая Джемми. Он теперь мог сидеть без
посторонней помощи, хотя ей все еще казалось невероятным, что такая тоненькая шейка может
держать крупную круглую голову. Она задумчиво рассматривала журнал.
- Это идея, - сказала она Джемми. - Если я переведу старую суч... то есть миссис Чизхолм в
нашу хижину, это избавит всех от нее и ее ужасных маленьких монстров. Потом... хмм. Миссис
Аберфельд с Рут могут прекрасно ужиться с Лиззи и ее отцом, если мы перетащим к ним
раскладушку из комнаты мамы и папы. Баги получат свою комнату назад, и миссис Баг не будет
такой злой старой су... э... а мы с тобой будем спать в спальне мамы и папы, пока они не
приедут.
Ей не хотелось переезжать из хижины. Она была ее домом, домом ее семьи. Она могла пойти
туда и закрыть за собой дверь, оставив все волнения и проблемы позади. Там были ее вещи:
недостроенный ткацкий станок, оловянные тарелки, глиняные разрисованные ею кувшины, и
множество мелочей, с помощью которых она сделала хижину домом.
Кроме того она испытывала странное чувство, похожее на суеверие. Здесь они жили с
Роджером, и оставить ее - даже на время - казалось признанием возможности, что он мог туда
не вернуться.
Она крепче обняла Джемми, тот не обратил внимания, увлекшись игрушкой, которую мусолил,
зажав пухлыми кулачками.
Нет, ей не хотелось покидать свою хижину, но это было решением проблемы, и решением
довольно хорошим. Согласится ли миссис Чизхолм? Хижина была старая и лишена многих
удобств большого дома.
Однако она была совершенно уверена, что миссис Чизхолм согласится. Если она кого-то и
знала, кто жил под девизом "Лучше быть первым в деревне, чем последним в городе", то это
была миссис Чизхолм. Несмотря на плохое настроение, Брианна почувствовала, что ее грудь под
корсетом заколыхалась от тихого смеха.
Она протянула руку и, закрыв журнал, попыталась положить его на место. Но управляясь
одной рукой с Джемми на коленях, она не дотянулась до стопки, и журнал слетел обратно на
стол.
- Крысы, - пробормотала она и потянулась за ним. На стол выпали несколько листов, и она
аккуратно, как могла одной рукой, стала заталкивать их назад.
На одном листе сохранились остатки восковой печати. Ее глаза уловили улыбающийся
полумесяц, и она остановилась. Это была печать лорда Грэя. А бумажка была, по-видимому,
письмом, которое он отправил в сентябре, и в котором он описывал свои приключения на
оленьей охоте в болотах. Отец читал это письмо семейству несколько раз. Лорд Джон выказал
замечательное чувство юмора, описывая охоту, во время которой произошел ряд злоключений,
неприятных, когда они случаются, но от которых потом остаются живописные воспоминания.
Улыбнувшись воспоминанию, она развернула лист, предвкушая новую встречу с охотничьей
историей, и увидела, что это было совсем другое письмо.
"13 октября, год от рождества Христова 1770
Мистеру Джеймсу Фрейзеру
Фрейзерс-Ридж, Северная Каролина
Мой дорогой Джейми.
Я проснулся под шум дождя, который лил всю прошлую неделю, и тихое кудахтанье цыплят,
которые сделали насест из изголовья моей кровати. Выбравшись из-под одеяла под
пристальными взглядами их глаз-бусинок, я отправился выяснить обстоятельства их появления в
моей спальне, и мне сообщили, что река разлилась из-за прошедших дождей и затопила отхожее
место и курятник. Жители последнего были спасены Уильямом (это мой сын, вы должны его
помнить) и двумя рабами, которые успели выгнать домашнюю птицу из курятника метлами. Я
не знаю, кому принадлежит блестящая идея, разместить несчастных жертв наводнения в моей
спальне, но у меня есть определенные подозрения на этот счет.
Воспользовавшись своим ночным горшком (я мог только желать, чтобы им также могли
пользоваться цыплята, эти страдающие недержанием существа), я оделся и отправился
разведать, что еще можно было спасти. От курятника остались несколько досок и крыша, но моя
уборная, увы, стала собственностью царства Нептуна, или любого другого водного божества,
осуществляющего контроль над нашей скромной речушкой.
Однако прошу не беспокоиться о нас. Дом наш находится на некотором расстоянии от реки и
на достаточном возвышении, так что вполне безопасен. (Уборная была построена возле старого
дома, и мы все никак не могли собраться и построить новую, так что можно считать, что
случившиеся было даже благословением)".
Брианна закатила глаза, прочитав это, но, тем не менее, улыбнулась. Джемми уронил кольцо и
расплакался. Она стала наклоняться, чтобы поднять его, но остановилась в согнутом положении,
привлеченная словами в начале следующего абзаца.
"Ты спрашивал в письме о Стивене Боннете, знаю ли я его и есть ли у меня о нем какие-нибудь
новости. Я встречался с ним, но, к сожалению, совсем не помню обстоятельств встречи и его
внешний вид; единственным напоминанием об этом случае, как ты знаешь, осталась маленькая
дырка у меня в голове. (Ты можешь передать своей леди жене, что я вполне излечился, и лишь
иногда меня мучают головные боли. Кроме того, серебряная пластинка, закрывающая дырку в
черепе, сильно охлаждается в холодную погоду, и от того у меня слезится левый глаз, и обильно
текут сопли, но это неважно).
Поскольку я разделяю твой интерес к мистеру Боннету и его перемещениям, я давно разослал
запросы моим знакомым вдоль побережья, так как деятельность этого человека заставляет меня
полагать, что, скорее всего, его можно найти там (что довольно утешительно, учитывая большое
расстояние между побережьем и твоим орлиным гнездом). Поскольку река наша впадает в море,
у меня появилась мысль, что речные капитаны и разные речные бездельники, которые время от
времени украшают мой обеденный стол, могут знать об этом человеке.
Я не слишком рад сообщить тебе, что Боннет все еще числится среди живущих, но дружба и
долг заставляют меня дать отчет о всех сведениях, полученных мною. Их мало, негодяй, кажется,
осознает свое трудное положение и до недавнего времени был очень осторожен".
Джемми пинался и пронзительно вопил. Словно в трансе, она наклонилась и подняла кольцо с
пола, не спуская глаз с письма.
- "Я ничего не слышал о нем, кроме того, что он отправился во Францию - хорошая новость.
Однако две недели назад у меня гостил человек, некто капитан Листон. "Капитан" - это просто
дань вежливости, поскольку он утверждает, что служил на королевском флоте, но я ставлю
бочку моего лучшего табака (мешок которого я отправил тебе вместе с письмом, и если ты его
не получишь, то сообщи, так как я не совсем доверяю рабу, с которым отправил его), что он даже
не нюхал чернила на офицерском патенте, не говоря уже о вони трюмов. Так вот, сей капитан
поведал мне свежую и довольно неприятную историю о Боннете.
Находясь в порту Чарльстона, рассказал Листон, он свел знакомство с людьми довольно
низкого пошиба, которые пригласили его на петушиные бои, которые проводились во дворе
гостиницы "Стакан дьявола".
Среди толпы выделялся один мужчина, как своей прекрасной одеждой, так и щедрой тратой
денег. Листон слышал, как к нему обращались по имени Боннет, и хозяин гостиницы сообщил
ему, что этот Боннет занимался контрабандой на внешнем берегу и имел связи с торговцами на
побережье Северной Каролины, и хотя власти не поддерживали его, они были бессильны
пресечь его деятельность, так как города Вилмингтон, Эдентон и Нью-Берн зависели от его
торговли.
Листон не стал особенно интересоваться Боннетом, пока не произошла ссора из-за пари
насчет боя петухов. Были произнесены взаимные оскорбления, и уже ничего, кроме крови, не
могло смыть бесчестие. Зрители охотно переключились на человеческий бой и стали делать
ставки.
Одной из сторон конфликта был Боннет, другой - капитан Марсден, армейский капитан на
полставки, известный, как хороший фехтовальщик. Этот Марсден, считая себя оскорбленным,
проклял глаза Боннета и вызвал его на дуэль. Вызов был принят. Ставки делали, в основном, на
Марсдена, хорошо зная его репутацию, но вскоре стало ясно, что в лице Боннета он встретил
равного соперника. Через короткое время Боннет разоружил оппонента и серьезно ранил его в
бедро. Марсден упал на колени и, не имея иного выхода, заявил о своем поражении.
Однако Боннет не принял его капитуляцию, но вместо этого совершил такую жестокость,
которая потрясла всех очевидцев произошедшего. Холодно заявив, что будут прокляты не его
глаза, Боннет выткнул шпагой глаза Марсдена, не только ослепив его, но и порезав лицо так, что
он теперь будет вызывать ужас и жалость у всех, кому придется его лицезреть.
Оставив своего врага, истекающего кровью, на песке, Боннет вытер лезвие о манишку
Марсдена, вложил шпагу в ножны и ушел, забрав сначала у того кошелек, объявив это
выигрышем в пари. Ни у кого не хватило смелости остановить злодея, имея перед глазами
убедительный пример его искусности в фехтовании.
Я пересказываю тебе эту историю, чтобы познакомить с последним местом нахождения
Боннета и предупредить тебя относительно его характера и способностей. Я знаю, что ты уже
знаком с первым (его характером), но я привлекаю твое внимание к последним (его
способностям), так как беспокоюсь о твоем благополучии. Я не ожидаю, что мой совет, данный
из лучших побуждений, найдет отклик в твоем сердце, переполненном отрицательными
чувствами по отношению к этому человеку, но я умоляю тебя хотя бы запомнить, что сказал
Листон о связях Боннета.
Когда я повстречал этого человека, он был осужденным на смерть уголовником, и я не думаю,
что с тех пор он оказал такие услуги короне, что заслужил официальное прощение. И если он
так открыто гуляет по Чарльстону, где несколько лет назад едва избежал петли, то очевидно, что
он нисколько не боится за свою безопасность, а это означает, что он находится под защитой
очень сильных людей. Ты должен обнаружить, кто они, и остерегаться их, если хочешь
отомстить Боннету.
Я буду продолжать мои расспросы и уведомлять тебя о полученных сведениях. Тем временем
будь здоров и иногда думай о твоем промокшем и продрогшем знакомце из Вирджинии.
Остаюсь с наилучшими пожеланиями твоей жене, дочери и семье.
Твой покорный слуга,
Грэй Джон Уильям, эсквайр.
Плантация "Гора Джошуа",
Вирджиния.
Postscriptum: Я искал астролябию по твоей просьбе, но пока не нашел ничего подходящего.
Нынче я отправляю в Лондон заказ на мебель и буду рад заказать астролябию в лавке
Холлбартона на Зеленой улице, их инструменты славятся высоким качеством".
Очень медленно Брианна откинулась на спинку стула. Она мягко, но решительно закрыла уши
сына руками и выругалась.
ДИТЯ БУРИ
Я заснула, прислонившись к откосу и положив голову Джейми на колени. Я видела тревожные
сны, которые обычно снятся людям, когда они спят в холоде в неудобном положении. Мне
снились деревья, бесконечные леса, угнетающие своим однообразием, и каждый ствол, листок,
иголка как будто были вырезаны на внутренней стороне моих век, острые, как льдинки. Желтые
козьи глаза плавали в воздухе между стволами, в лесу слышалось рычание пантеры и раздавался
плач брошенных детей.
Я внезапно проснулась, все еще слыша эхо этого плача. Я лежала в мешанине из одеял и
плащей, конечности Джейми переплелись с моими, и редкий холодный снег падал между
соснами.
Лед покрыл тонкой корочкой мои брови и ресницы, а мое лицо было холодным и мокрым от
растаявшего снега. Не понимая ничего со сна, я инстинктивно протянула руку к Джейми, он
пошевелился, закашлялся, и его плечо затряслось под моей рукой. Этот кашель вернул мне
память о событиях дня - Джосайя и его брат-близнец, хутор Бердсли, призраки Фанни, ужасный
запах гангрены и чистые сильные запахи пороха и земли. И блеяние коз, все еще звучащее в моих
ушах.
Тонкий плач раздался за снежной пеленой, и я резко села, отбросив одеяло с россыпью
льдистого снега. Не коза. Совсем нет.
Резко разбуженный, Джейми дернулся и мгновенно откатился в сторону от груды одеял и
плащей, встав на четвереньки и бросая вокруг быстрые взгляды в поисках угрозы.
- Что? - прохрипел он и потянулся за ножом, который лежал на земле в чехле. Я подняла руку,
призывая его не двигаться.
- Не знаю. Звук. Слушай!
Он поднял голову, прислушиваясь, и я увидела движение его горла, когда он мучительно
сглотнул. Я не слышала ничего, кроме хруста снега, и не видела ничего, кроме сосен, но Джейми
что-то услышал или увидел, его лицо внезапно изменилось.
- Там, - сказал он тихо, кивая мне за спину. Я встала на колени и увидела какую-то кучку
тряпья на расстоянии десяти футов от прогоревшего костра. Плач раздался снова, на этот раз
отчетливо.
- Иисус Рузвельт Христос, - я едва понимала, что говорю, подбираясь к свертку. Я подняла его
с земли и стала ковыряться в слоях ткани. Там было что-то живое, я слышала его плач, но в то
же время оно было неподвижным и почти невесомым на моих руках.
Крошечное лицо и лысый череп были синевато-белого цвета, глаза закрыты и кожа сморщена,
словно у высохшего фрукта. Я приложила ладонь к носу и рту ребенка и почувствовала слабое
влажное дыхание. Почувствовав мою руку, он открыл рот в мяукающем плаче и сильнее сжал
веки, словно не желая видеть этот ужасный мир.
- Святый Боже, - Джейми коротко перекрестился, его голос был не громче, чем хрип в бронхах.
Он откашлялся, оглядываясь, и попробовал еще раз. - Где женщина?
Потрясенная видом ребенка, я не подумала, откуда он мог появиться, да и теперь не было
времени думать об этом. Ребенок немного зашевелился в тряпках, но маленькие ручки были
холодны, как лед, а кожа была в синих и фиолетовых пятнах от холода.
- Сейчас это неважно. Дай мой платок, Джейми, будь добр. Бедняжка, совсем замерз.
Я одной рукой расшнуровывала лиф моего платья, который, к счастью, завязывался впереди
для удобства одевания во время путешествия. Я развязала корсет и завязки моей рубашки и
прижала маленькое существо к моим голым грудям, еще теплым от сна. Порыв ветра ударил
холодным снегом по моей голой шее и оголенным плечам. Я торопливо натянула рубашку на
ребенка и сгорбилась, дрожа. Джейми обернул мои плечи платком и обхватил нас руками,
крепко прижимая к себе, как если бы хотел передать жар своего тела ребенку.
Жар у него были сильный, он весь горел от лихорадки.
- Боже мой, с тобой все в порядке? - я кинула взгляд на его бледное лицо с покрасневшими
глазами, но с довольно решительным выражением на нем.
- Да, прекрасно. Где она? - снова спросил он хриплым голосом. - Женщина.
Очевидно, она ушла. Козы лежали, сгрудившись, под прикрытием нависающего берега, и я
видела среди них торчащие рога Хирама. Полдюжины пар желтых глаз с любопытством следили
за нами, напоминая мне о моем кошмарном сне.
Место, где лежала миссис Бердсли, было пусто, только участок помятой травы указывал, что
она вообще была там. Она, должно быть, отошла на значительное расстояние, чтобы родить,
потому что возле костра не было никаких следов.
- Это ее ребенок? - спросил Джейми. Я все еще могла слышать звуки мокроты, но хрип в его
груди, к моему облегчению, уменьшился.
- Думаю, да. Откуда он может еще появиться?
Все мое внимание принадлежало Джейми и ребенку, который начал шевелиться у меня под
грудью, но я все же смогла быстро осмотреть лагерь. Сосны, черные и молчаливые, стояли под
тихо падающим снегом. Если Фанни Бердсли ушла в лес, то на густом матраце из сосновых
иголок следов не осталось. Снег покрыл инеем стволы деревьев, но на земле его было слишком
мало, чтобы следы стали заметны.
- Она не могла уйти далеко, - сказала я, вытягивая шею, чтобы осмотреться из-за плеча
Джейми. - Она не взяла лошадь.
Гидеон и миссис Хрюша рядком стояли под елью, грустно прижав уши и выпуская облака пара
при дыхании. Увидев, что мы встали, Гидеон топнул ногой и, обнажив большие желтые зубы,
заржал, требуя корма.
- Да, старый ублюдок, я иду, - Джейми опустил руки и отстранился, утирая под носом
согнутым пальцем.
- Она не могла взять лошадь, если хотела уйти тайно. Если бы она попыталась, то кони
подняли бы шум и разбудили меня, - он мягко положил руку на выпуклость под платком. - Я
должен пойти и накормить их. С ним все в порядке, сассенах?
- Он согревается, - успокоила я его. - Но он - или она - тоже хочет есть.
Ребенок стал шевелиться сильнее, словно холодный червяк, слепо тычась ртом в поисках
груди. Ощущение было ошеломляюще знакомым, и когда рот нашел мою грудь, оба моих соска
тут же затвердели, электрические импульсы, покалывая, пробежали по груди.
Я издала тихий потрясенный визг, и Джейми приподнял бровь.
- Он... хм... хочет есть, - сказала я, поправляя сверток.
- Я вижу, сассенах, - произнес он, и поглядел на коз, которые уже начали шевелиться и
тихонько сонно блеять. - Не он один голодный. Подожди, да?
Мы взяли собой с хутора Бердсли несколько снопов сена, он развязал одну охапку и рассыпал
сено возле лошадей и коз, потом вернулся ко мне. Наклонившись, он вытащил один плащ из
груды тряпок на земле, который он обернул вокруг моих плеч, потом порывшись в сумках,
достал деревянную чашку и целеустремленно направился к козам.
Ребенок сосал мою грудь, со всей силы вцепившись ротиком в сосок. Я решила, что в
отношении его здоровья все в порядке, но ощущения были довольно неуютные.
- Не то, чтобы я возражаю, - сказала я, пытаясь отвлечься от них, - но боюсь, что я не твоя
мама. Очень жаль.
И где же, черт побери, была его мать? Я медленно обернулась кругом, осматриваясь более
внимательно, но не могла различить никаких следов Фанни Бердсли, не говоря уже о том, чтобы
понять причину ее молчаливого исчезновения.
Что же, спрашивается, могло случиться? Миссис Бердсли могла иметь причины - и очевидно,
имела - скрывать свою беременность под складками многочисленных одежд, но почему она
ушла?
- Интересно, почему она не сказала нам? - пробормотала я, глядя на макушку ребенка. Он
начал беспокоиться, и я стала покачиваться, чтобы успокоить его. Быть может, она боялась, что
Джейми не возьмет ее с нами, если узнает, что она беременна. Я хорошо понимала ее нежелание
остаться в этом доме, какие бы не были у нее причины.
Но все-таки, почему она оставила ребенка? Она его оставила? Я мгновение рассматривала
возможность того, что кто-то - по моей спине пробежал холод при мысли о пантере - подкрался
и утащил ее, но здравый смысл отверг эту версию.
Пантера или медведь, возможно, могли прокрасться в лагерь, не разбудив меня или Джейми,
поскольку мы сильно устали, но вряд ли дикие животные могли не напугать коз и лошадей. И
потом, зверь, скорее всего, предпочтет нежную лакомую плоть ребенка, а не жесткое мясо
миссис Бердсли.
Но если за исчезновение Фанни Бердсли был ответственен человек, почему оставили ребенка?
Или вернули его назад?
Я сильно фыркнула, прочищая нос, потом, поворачивая голову, понюхала воздух в четырех
направлениях. Роды - грязное дело, и я хорошо знала его запахи. От ребенка пахло ими, но в
воздухе не было ни запаха крови, ни запаха околоплодных вод. Экскременты коз, лошадиный
навоз, сено, горьковатый запах пепла и сильная струя от гусиного жира с камфарой на одежде
Джейми, но ничего больше.
- Ладно, - сказала я, покачивая сверток, который все больше беспокоился. - Она ушла от
костра, чтобы родить. Или она ушла сама, или кто-то заставил ее. Но если кто-то забрал ее,
зачем вернул тебя? Тебя могли взять с собой, могли убить или оставить умирать в лесу. О,
извини. Не хотела расстраивать тебя. Ш-ш-ш, милый. Тихо, тихо.
Ребенок согрелся достаточно, чтобы начать обращать внимание на другие несовершенства
этого мира. Он сердито выплюнул мою пустую грудь и стал барахтаться и вопить довольно
громко к тому времени, когда Джейми вернулся с чашкой козьего молока и относительно
чистым носовым платком. Скрутив платок в подобие соски, он окунул его в молоко и сунул в
открытый рот младенца. Хныканье сразу же прекратилось, и мы с облегчением вздохнули.
- Ага, так то лучше, да? Спокойно, малыш, спокойно, - бормотал Джейми, снова опуская
платок в молоко. Я всматривалась в крошечное лицо, все еще бледное и восковое от vernix
caseosa(1), но уже не меловое.
- Как она могла оставить его? - озвучила я мучающую меня мысль. - И почему?
Лучшим объяснением было бы похищение. Что еще могло заставить мать оставить своего
ребенка? Не говоря уже о том, чтобы сразу после родов уйти в лес, истекая кровью. Я
поморщилась от этой мысли, и моя матка сжалась от сочувствия к состоянию женщины.
Джейми покачал головой, не отрываясь от своей задачи.
- У нее были какие-то причины, но только Христос и святые знают о них. Но она не
испытывает ненависти к ребенку, иначе она просто оставила бы его в лесу.
Это было правдой, она - или кто-то - тщательно завернула новорожденного и оставила, как
можно ближе к костру. Она хотела, чтобы дитя выжило, но без нее.
- Значит, ты думаешь, что она ушла добровольно?
Он кивнул, взглянув на меня.
- Мы рядом с Линией соглашения. Это могли быть индейцы, но если они забрали ее, почему
оставили нас? Или не убили? - задал он логичный вопрос. - И индейцы уж точно не оставили бы
лошадей. Нет, думаю, она ушла сама. Но почему... - он покачал головой и снова опустил платок
в молоко.
Снег стал падать быстрее, он все еще был сухой и легкий, но уже начал слипаться в крупные
хлопья. "Нам нужно скорее ехать, - подумала я, - прежде чем разыграется настоящая буря". Хотя
казалось неправильным уехать, не попытавшись узнать что-нибудь о судьбе Фанни Бердсли.
Вся эта ситуация казалась нереальной. Словно женщина исчезла в результате какого-то
колдовства, оставив после себя ребенка. Это напомнило мне о шотландских историях о
подмененных детях, когда человеческие дети заменялись на отпрысков эльфов. Хотя трудно
было вообразить, что могло понадобиться маленькому народцу от Фанни Бердсли.
Понимая, что это бесполезно, я медленно повернулась, оглядываясь вокруг. Ничего. Над нами
нависал глиняный обрыв берега, украшенный засохшей, покрытой снегом травой. Тоненькая
струйка ручья пробегала по дну недалеко от нас, и деревья шелестели и вздыхали от ветра.
Никаких следов ног или копыт на влажном пружинящем слое из игл.
- "И миль немало впереди до сна"(2), - процитировала я, со вздохом поворачиваясь к Джейми.
- А? Нет, до Браунсвилла не больше часа, - уверил он меня. - Или, может быть, два, -
поправился он, глядя на белесое от снега небо. - Теперь я знаю, где мы находимся.
Он закашлялся, мучительно сотрясаясь всем телом, потом выпрямился и отдал мне чашку и
импровизированную соску.
- На, сассенах. Покорми бедного подменыша, пока я занимаюсь животными.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 15 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |