Пора бы уже привыкнуть к чудесам этого фильма, но с таким эффектом Игорь еще не сталкивался. Он – здесь, в комнате – видит точное отражение этой комнаты на экране телевизора! Точно смотрит в зеркало, отражающее его как бы со стороны… А еще – там, на экране – тот же самый экран, на котором новый экран, и так до бесконечности, цепочкой уходящей в недра микромира…
Все это было настолько ошеломляюще, что до Игоря поздно дошли произнесенные только что в фильме слова… Что-что?! Мишка погиб?! Может, ему послышалось? Чтобы избежать ошибки, Игорь промотал диск назад, посмотрел сцену еще раз. Нет, не послышалось. Все то же самое… Но это значит… Это значит, что…
И в это время зазвонил сотовый. Не в фильме – здесь, на диване, совсем близко, под рукой. На дисплее телефона высветилось: «Вовка».
– Игоряха, у нас снова несчастье. Мишка свалился с балкона.
* * *«Время пошло на второй круг. Все, что было, и все, что будет, отныне прокручивается дважды… А почему всего лишь дважды, откуда такие ограничения? Может, больше? Может, все уже закольцевалось и существует одна и та же бесконечность, многократно повторяемая в единстве и различии своих отражений – в действительности, в фильмах, в снах?»
Похороны Миши, с которых только что вернулся Игорь, произвели на него впечатление дежавю – кажется, так называется чувство, что все, что происходит, уже когда-то было? Снова пышно убранный гроб, венки, то же кладбище, тот же священник с франтоватыми, похожими на торчащие кверху перья, усиками, те же вип-персоны с их церемонной неискренней скорбью – все, как в прошлый раз. Только теперь зима, оттепель, и вместо Андрея в гробу лежит Миша. Тот же сдержанный шепоток, те же разговоры, то же недоумение. И хотя эта смерть квалифицируется не как самоубийство, а как несчастный случай – что-то подозрительное в этом есть. Когда два близких друга умирают за такой короткий промежуток времени, это всегда подозрительно…
Гроб опустили в яму, рядом с недавней могилой Андрея. Теперь участок на четыре места уже наполовину заполнен. А ведь казалось, что это приобретение еще так долго не понадобится… «Да уж, выгодная покупка!» – хихикнул внутри Игоря глумливый голосок. Голова закружилась. В какой-то момент Игорь в действительности увидел те самые голые зимние деревья, что померещились ему весной. И услышал крик воронья…
– Игоряха, а тебе не хватит? – заботливо спросил на поминках Володя.
– Не бойся, не вырублюсь, – с непривычной развязностью бросил ему Игорь, вливая в себя новую порцию спиртного.
До того, чтобы вырубиться, и в самом деле было далеко. Голова от алкоголя только делалась яснее, все становилось видно, как сквозь десятикратно увеличивающую лупу. По крайней мере, так казалось Игорю… Он видел, что на него косятся, только в отличие от Володи не смеют сделать замечание. Ну и пусть! Так вам и надо, чистоплюи! Игорь Гаренков будет пить, сколько ему вздумается. Если бы вы пережили то, что произошло с ним, вы бы, наверное, вообще попали в психушку. А он всего лишь пытается прийти в норму на похоронах друга!
Эти похороны – заноза у Игоря в сердце. Правы, конечно, правы те, которые шепчутся, что два друга, молодые и полные сил, ушедшие один за другим – это подозрительно. Правда, подозревают, как всегда, не то, что есть на самом деле. Только теперь, под воздействием спиртного, Игорь набирался смелости, чтобы признаться самому себе: на них объявлена охота. Кто-то невидимый, но могущественный объединил пятерых друзей сложной многоходовой комбинацией, чтобы загнать каждого в свою ловушку. Первым этапом этой комбинации был сайт Сценариста, на который наткнулся Сашка. Вторым – самоубийство Андрея, посмотревшего (теперь Игорь полностью в этом уверен) фильм о самом себе. Третьим звеном цепи стала поездка Игоря в Швейцарию. Четвертым – Миша… С ним совсем все непонятно. Просто несчастный случай? Игорь пока не способен разобраться, что к чему, зато одно он четко понял: диск в черной пластмассовой коробочке – это мина замедленного действия. Лучше не смотреть его. Выбросить, сжечь, любым способом уничтожить. Только не смотреть…
Но, с другой стороны, разве предвидение будущего несет в себе одни только недостатки? А достоинства? Их ведь еще Игорь не пробовал поставить себе на пользу! Ну допустим, Генрих Иванович сказал, что будущее невозможно изменить – но ведь он, хитрый злыдень, допустил промашку. Если бы Игорь своевременно посмотрел сцену, в которой Володя сообщает о том, как погиб Миша, то сразу же позвонил бы другу: «Слушай, Миха, в последний раз, когда я у тебя был, мне что-то твой балкон не понравился. Прутья на нем какие-то ржавые. Я попытался на них опереться, а они затрещали. Так что ты, пожалуйста, сделай на балконе ремонт. А до тех пор, пока мастера не закончат с ремонтом, на балкончик-то, пожалуйста, не выходи, скользко сейчас…» Прислушался бы Миша к предупреждению? Пожалуй, прислушался бы: всегда отличался осторожностью.
Так что довольно сентиментальничать! В руках Игоря находится суперсовременное оружие, которое должно ему помочь защитить себя и друзей. Вместо того чтобы распускать нюни и трястись от страха, он обязан набраться сил и досмотреть фильм до конца. Возможно, в нем имеются и другие лазейки, пользуясь которыми Игорь сумеет обмануть смерть. Не навсегда – этого не удавалось даже героям греческих мифов – но, по крайней мере, пока он и Володя не доживут до таких лет, когда умирать им станет спокойно и не так уж обидно.
Вернувшись с поминок, Игорь, не переодевшись, бросился к телевизору; трясущимися от нетерпения (а также от количества выпитого) пальцами нажал на пульт, проматывая диск вперед от сцены похорон Миши. Поминки смотреть не захотел. Хватило и в жизни!
Ну вот, кажется, отмотал достаточно… Теперь – смотреть! И Игорь привычно напрягся, готовый к тому, что диск ошарашит его чем-то неожиданным как минимум… и пугающим как максимум…
Но такого не ожидал даже он! На экране возник низкий, но просторный зал. Окна, замазанные белой краской до половины, вделанная в стену раковина. Мраморные столы, на которых вытянулись обнаженные тела. Игорю никогда не приходилось бывать в таких местах, но он сразу догадался: это – морг. Только в морге могут лежать так неподвижно голые люди рядом – мужчины и женщины… Какой уродливый этот толстяк, крайний справа! А вон та красивая молоденькая брюнетка, вся в крови – как жаль! – на Алинку смахивает. Возле нее лежит смуглая старуха с орлиным носом и седыми курчавыми лохмами, должно быть, цыганка. Ну, старуха – куда ни шло, в таком возрасте пора бы уж ласты склеить, а молодая от чего умерла?
Точно выполняя его запрос, камера отошла от общей панорамы зала мертвецов. Описав полукруг, она рывком приблизилась к красавице-брюнетке. Игорь отчетливо видел теперь потеки крови, исчертившие совсем юное, тоненькое, но уже развитое тело. Видел волосы на виске, обнажившие у корней свою природную русость…
Русые, точь-в-точь как у него…
И серебряную длинную серьгу в виде скрипичного ключа…
И родимое пятно-земляничку впереди нежного уха, которое он так любил целовать с того самого дня, когда привез из роддома теплый сверточек…
Невыносимое видение держалось меньше минуты. Руки патологоанатома с татуировкой в виде солнца на кисти закрыли тело простыней.
– Мать твою! – вырвалось у Игоря. Он подскочил с дивана, уронив пульт на пол. – Как же так? Алинку за что?! – кричал он кому-то невидимому, кого, попадись он сейчас, убил бы на месте. – Меня давай! Меня, Вовку, Инку – кого хочешь! Только не Алинку! Не трожь Алинку!
Подняв с придиванного коврика пульт, Игорь попытался просмотреть все то, что предшествовало гибели дочери, но у него ничего не получилось. Ни с того ни с сего идеально работавший до сих пор диск начал сбоить. После сцены поминок, где Игорь упорно опустошал рюмку за рюмкой с красным осовелым лицом, на экране тянулись сплошные помехи. А дальше – опять тот самый морг…
Обезумевший, потерявший ориентацию в пространстве, Игорь с трудом нащупал свой мобильник. С застилаемым слезами взглядом набрал номер дочери. Каждый гудок, пока Алина не взяла трубку, ввинчивался ему в сердце железным штырем.
– Алло, папка? – бодро защебетала в трубку Алина. На заднем плане слышалась музыка.
– Алиненок, ну наконец-то! С тобой все в порядке?
– Все отлично! – засмеялась дочь. – Жизнь прекрасна и удивительна! А в чем дело?
– Ты где сейчас? Не дома?
– Нет, я у Наташи, я тебе о ней рассказывала…
– Алина, я тебя очень прошу: отнесись серьезно к моим словам.
– Пап, если это что-то серьезное, давай отложим! У нас тут небольшая пати, друзья, ну ты понимаешь…
– Алина, это очень, очень серьезно. Я прошу тебя в ближайшее время быть осторожнее. Понимаешь? Осторожнее! Никаких сомнительных компаний! Эти друзья, которые сейчас с тобой, – ты их давно знаешь?
– Пап, ты чего, тут все свои…
– Ну ладно, только не засиживайся до ночи, слышишь! И не садись в машины ко всяким подозрительным типам! Может, прислать Максима с автомобилем? Ты только скажи, куда!
– Не надо, пап. Тут есть, кому меня отвезти.
– А ты в этом человеке уверена?
– Пап, да что с тобой случилось? – В голосе Алины проскользнуло раздражение, характерное для подростков, когда с ними обращаются, как с детьми.
Если бы он только мог сказать ей, что случилось!
– Понимаешь, Алина, я не могу тебе сейчас всего объяснить, но… будем считать, что у меня предчувствие. Очень нехорошее предчувствие. Я не знаю, откуда тебе грозит опасность, просто… просто грозит…
– Ну вот, папка! Столько раз смеялся над моими готическими штучками-дрючками, а теперь сам ведешь себя как самый суеверный гот. Когда это у тебя были предчувствия? В жизни не поверю, чтобы ты их боялся!
– Не хочешь – не верь. Просто будь осторожна.
– Я всегда осторожна. Я не перехожу улицу на красный свет. Я никогда не сажусь в машины к подозрительным типам и вообще предпочитаю метро. Даю честное-пречестное слово хорошо себя вести и дальше. Ну как, я тебя успокоила?
Встревоженному отцу было предельно ясно, что Алина восприняла его опасения с насмешкой. Наверняка после разрыва связи скажет своим подружкам что-то вроде: «Ну и странные типы эти предки! Трясутся над нами так, будто мы лемминги, обожающие прыгать с обрыва». И подружки ее поддержат: «Не обращай на них внимания, все они шизанутые…»
Игорь, преодолевая неприязнь, решил позвонить бывшей жене.
* * *Инна уже приехала с работы и пользовалась отсутствием дочери, чтобы покайфовать перед телевизором. Когда дом перестал принадлежать Игорю, отсюда исчезли его охранники, и, с точки зрения Инны, это сделало ее место жительства более уютным. Наверное, кого-то испугало бы проживание за городом безо всякой охраны, но Инна – смелая женщина. Ей с Алиной достаточно и собаки. В июле умерла старая Чучка – этот живой тотем семейной жизни Гаренковых словно бы не пережил разрыва хозяев; но в сентябре, вместе с переходом на новую работу, Инна снова завела щенка. Сейчас голенастый Буран, которому было еще расти и расти до полноценной овчарки, отлично лаял и проявлял все задатки сторожевого пса… Едва придя с работы, Инна выгребла ему в миску собачьи консервы. Он моментально их слопал и теперь положил голову на колени хозяйке, шевеля светлыми бровями, под которыми круглились карие глаза. Он требовал общения.
– Бурашка-дурашка, – ласково сказала Инна, почесывая собачьему ребенку лоб и размышляя о том, что в доме и не должно быть много людей: это же дом, а не коммунальная квартира! Достаточно хозяев и прислуги. Что касается самой Инны, ей уютно в одиночестве. Оставаясь одна, она не испытывает ни скуки, ни грусти. Она любит Алинку, но дочь рано или поздно покинет отчий, то есть теперь материнский, дом. И правильно сделает: у нее должен быть свой муж, свои дети… А будет ли муж у самой Инны? Поживем – увидим. По крайней мере Инна точно знает, что не собирается бросаться на шею первому встречному исключительно для повышения своего статуса в глазах других. Статус – полная чепуха: быть разведенной в наше время не стыдно. А Инна только начала осваивать это странное, поначалу пугающее, но полное скрытых преимуществ положение. Она даже удивляется: что заставляло ее столько времени цепляться за брак, который давно изжил себя? Да-да, ведь она совсем не тоскует по Игорю. Ну да, поначалу случалось ей крикнуть из дальней комнаты: «Игорь, возьми трубку!» или «Игорь, закрути кран!» – и лишь потом спохватиться, что Игоря теперь здесь нет и никогда не будет… Но ведь это всего лишь привычка. Привычки, которые больше не нужны, отмирают со временем. И тогда наступает свобода.
Отпив немного кофе из маленькой китайской чашечки, Инна посмотрела на часы: Алинка должна скоро позвонить. Инна отпустила ее на вечеринку только с условием, что она будет звонить через каждые два часа. И перед отъездом – обязательно… Ну, так и есть! Мобильник на столе рядом с сахарницей завибрировал, испуская искаженную версию «Маленькой ночной серенады» Моцарта. Инна поспешно схватила трубку…
– Инна?
Это не Алина. Это бывший.
– Ну и что тебе нужно? – поинтересовалась Инна, убавив звук телевизора.
– Инна, выслушай меня! – настойчиво потребовал Игорь. – Только не бросай трубку! Речь идет о жизни нашей дочери…
– Что?!
У Инны в глазах потемнело. В темноте пронеслась белая машина с красным крестом. Густо-красный цвет крови… кровь на асфальте…
– Что случилось? Где она? В какой больнице? Ты можешь толком сказать?
– С ней сейчас все в порядке. Но что-то может случиться в любую минуту. Это очень серьезно, – судя по голосу, Игорь с трудом удерживался, чтобы не заплакать. – Присматривай за ней, слышишь? Не пускай ее в опасные места… на всякие готические вечеринки, загородные экскурсии и тому подобное… Отбери острые украшения, знаешь, у нее есть одно в виде кинжала…
Инне сразу стало легче, как только она поняла, что с дочерью, по крайней мере, сейчас все в порядке. «Тебе обязательно надо было меня напугать, сволочь?» – едва не заорала она в трубку, но сдержалась. Развод позади, бывшие супруги Гаренковы – чужие люди, а с чужими надо обращаться вежливо. К тому же Игорь так волнуется, что наверняка что-то действительно не в порядке. Только вот объясняет он с пятого на десятое…
– Ты получил сведения, что Алинка связалась с плохой компанией? – начала задавать наводящие вопросы Инна. – Ей кто-то угрожает? Она принимает наркотики? Может, твои враги планируют ее похитить?
– Да нет же, нет! Это может быть что угодно… Несчастный случай, нападение маньяка, я не знаю что… Но что-то должно случиться. И совсем скоро. У меня… понимаешь, у меня очень сильное… предчувствие…
Губы Инны скептически искривились. Рука отставила маленькую чашечку с кофе. Детективный сериал на экране как-то сразу перестал для нее существовать.
– Вот что я скажу тебе, дорогой мой, – отчеканила Инна самым жестким своим учительским голосом. – Если во всей нашей истории и есть какой-то маньяк, то это ты. Сначала треплешь мне нервы, убеждая, что я ревную на пустом месте, теперь пытаешься убедить, что я плохая мать и не слежу за дочерью…
– Да послушай же ты!
– Нет, это ты послушай. Алина – хорошая девочка, и я не позволю нас запугать.
– Никого я не запугиваю! Я сам уже запуган до смерти! – В голосе Игоря слышалось такое отчаяние, что Инна, которая уже собиралась прервать разговор, решила все-таки дослушать. – Я только что с поминок… Мишу похоронили…
– Мишу? Парамонова? – Новость Инну ошеломила, на время сделав ее мягкой. – Господи, кто бы мог предположить… Что с ним стряслось?
– Несчастный случай. Балконная решетка сломалась, обледенение, и… ты же помнишь, на какой верхотуре он жил… И… ты понимаешь, Инна, я все время теперь думаю об Алинке… Знаешь, жизнь полна случайностей, и все они… опасные…
Упоминание о поминках помогло Инне объяснить трудноуловимую интонацию, которая звенела в голосе Игоря все отчетливей и отчетливей. Это напрашивалось само собой с самого начала, но казалось столь необычным для Гаренкова, каким знала его Инна, что только сейчас она решилась предположить:
– Игорь, ты что, напился?
– Нет! – вознегодовал Игорь. – То есть да, я выпил, – вознегодовал он еще сильнее, – но я совсем не пьяный, ты же меня знаешь, я с алкоголем всегда сдержанно, и… просто я звоню тебе по-хорошему, хочу предупредить…
– Гаренков, мало тебе быть бабником, так ты без меня превращаешься еще и в алкоголика?
– Инка, ну ты стерва! Речь об Алине, а ты…
Ответом ему стали короткие гудки.
* * *– Предки совсем достали, – пожаловалась Алина, сидя в машине Волка. – Так меня опекают, будто я лемминг, который так и норовит прыгнуть с обрыва.
На секунду отвлекаясь от дороги, Валерий обернулся к ней – глаза с веселым прищуром:
– По-моему, слова наподобие «достали» не входят в королевский лексикон. Разве я не прав, моя черная королева?
– Ну вот, – слегка обиделась Алина, – сначала папа меня по телефону воспитывал, теперь ты…
Валерий смотрел перед собой, в лобовое стекло, следя за дорогой. Он очень осторожный водитель. Вот ругнулся, когда красная «девятка» нагло подрезала его, вынырнув из переулка вопреки всем дорожным знакам.
– У Сухаревки пробка, поедем в обход… Так вот, моя черная королева, не обижайся, что тебя многие стремятся воспитывать. Тем более я. Мужчины вообще любят таким образом демонстрировать женщине свою власть. Так что у меня с твоим отцом цель, в общем, одна и та же. Но вектор разный. Он стремится не выпускать тебя из-под своего влияния – причем наверняка чувствует, что это уже произошло, вопреки его воле.
– А ты? – Хотя Волк не смотрел на нее, Алина не отрывала взгляда от его четкого профиля, светлых волос, которые сейчас, после того, как она их целый вечер гладила и по-всячески причесывала, не стянуты сзади резинкой, а рассыпаны по плечам зимней черной куртки с пышным серым (неужели волчьим?) воротником.
– А я стремлюсь взять тебя под свой контроль. Разве ты до сих пор не уловила?
Алина коротко засмеялась, хотя на тонких губах Валерия не мелькнуло ни следа улыбки.
– Куда уж больше? Ты и так взял меня под свой контроль полностью. Ты меня поработил…
– Не преувеличивай, королева. Такие, как ты, всегда принадлежат только себе. Поверь, я знаю, что говорю. Я не встречал в жизни таких женщин, как ты – обычно они попадаются лишь на страницах книг французских романтиков, да в операх Вагнера… Но всегда я узнавал подобных тебе по одиночеству. Одиночество – черта, характерная для тебя и твоих сестер. Такие эбеновые красавицы обычно проживают век недолгий и скорбный. Но блестящий.
Алина поежилась, хотя по ногам тянуло теплом от печки.
– Вот и папа мне меньше часа назад говорил что-то похожее. Вроде того, что он очень беспокоится за меня… чтобы я была осторожна…
– Беспокойся не беспокойся, свершится то, что велит судьба. Разве кто-то способен удержать неудержимое время – и не поранить руки о стрелки его часов?
– Папа говорил, что у него нехорошее предчувствие. Просил, чтобы я не садилась в машину к человеку, которого плохо знаю…
– Ну вот, а ты не послушалась, села. Что теперь будешь делать? Выскакивать посреди магистрали?
– Ну уж фигушки, папа меня просил, чтобы я не перебегала улицу в неположенных местах!
Теперь они вместе засмеялись. Когда Валерий смеялся, он становился для Алины таким родным – роднее папы и мамы. Почему он сказал, что она его плохо знает? Она знает его лучше, чем кого бы то ни было. У них общие увлечения. Общие словечки. Уже наметились общие привычки – то, чем они любят заниматься вместе… Это единственное, что важно. А что еще может быть важно? Штампы в паспорте? Ну да, она не видела паспорта Волка. И видеть не хочет. Даже если он прописан не там, где проживает, даже если он (Алина сглотнула) женат, что это меняет? Такая пустяковина не способна опровергнуть то, что возникло между ними. Жаркое, трепетное, доверчивое… У Алины это – первое в жизни чувство. И, наверное, последнее. Больше никогда и никого она так не сможет любить. Сильнее – возможно. Женственнее – возможно. Но вот именно так – нет!
Машина застряла в пробке. Воспользовавшись этим, Алина обхватила Валерия за шею, уткнула лицо куда-то между шеей и воротником. От воротника пахло сильным северным зверем, который с высоты пригорка обводит желтыми глазами заснеженную ледяную равнину. А может, это на миг проявился истинный запах самого Валерия?
– Волк, миленький, я так устала! Устала ждать… До совершеннолетия еще так далеко, может, я еще и не доживу, я верю вам с папой, вдруг возьму и умру на днях, так ничего и не испытав в жизни… Волк, сделай со мной то, что ты хотел! Пожа-алуйста…
Валерий обнял Алину свободной рукой, не отрывая другую от руля.
– Ну и ну, моя умница-девочка выпрашивает боль, как конфетку… А ты не боишься испробовать на себе кое-что из моей коллекции?
– Да хоть все! Я сказала все, как есть: ты меня поработил, я принадлежу тебе со всеми потрохами, что дальше?
Прищуренными глазами Валерий смотрел на дорогу, хотя видеть там, кроме сгрудившихся в пробке автомобилей, было совершенно нечего.
– Моя черная королева, это очень серьезные слова. Ты должна знать, что назад пути не будет.
– Пусть! Я не боюсь даже умереть. Почему считается – страшно умереть молодой? По-моему, лучше рано и быстро, чем в старости и мучительно. Я с тобой вообще ничего не боюсь.
– Если ты так решила, – голос у Валерия стал басовитым и тягучим, – устроим все в следующий раз.
Теперь он обнял ее, ощущая сквозь слои зимней одежды, как бьется беспокойное Алинино сердечко. Такое молодое – совсем еще детское…
* * *«Что же делать? Что же делать? – повторял Игорь на следующий день, бегая как сумасшедший по своему кабинету. – Проклятый диск затерт на самом нужном месте! Сказать, что там было, может только Сценарист. Но если я опять полечу к нему в Швейцарию, могу безнадежно упустить время…»
Игорь Сергеевич Гаренков встал сегодня рано, и по его срочному запросу лучшие компьютерщики фирмы принялись искать Сценариста в Интернете. Однако ключевые слова «жизнь», «фильм», «сценарий», «психоанализ» и другие приводили на какие угодно сайты, кроме того, что описывал Сашка. А что касается Сценариста, то в Интернете обнаружилась масса Генрихов, чертова пропасть Ивановичей и довольно-таки скромная по сравнению с предыдущими выборками когорта носителей фамилии Лямпе. Но нужного Генриха Ивановича Лямпе или, на худой конец, просто Генриха Лямпе из Швейцарии найти не удалось. Не значился этот загадочный субъект ни в одной ассоциации психоаналитиков.
«Блин, если бы я хоть телефон его записал! – терзался Игорь. – Или е-мейл, или номер аськи… Как это все узнать: через Сашку? А как найти Сашку? Неужели ехать в Озерск? А вдруг он сейчас в Москве? Нет, на родину наобум мчаться глупо. Обращусь-ка я сначала в ресторан «Ретро», к Тенгизу. А если и Тенгиз не знает – ну, тогда в Озерск…»
В Глухой переулок водитель на сей раз привез Игоря не в темноте, как бывало прежде, а среди солнечного дня. Может быть, по этой причине окружающие места казались неузнаваемыми. Нет, с формальной точки зрения Игорь узнавал и этот строй гаражей и заборов, и этот кирпичный, постройки годов пятидесятых, дом, и эти ступеньки, ведущие вниз… Однако что-то изменилось: трудноопределимо, но разительно. И прежде всего бросалось в глаза отсутствие вывески. «Ресторан переехал!» – стукнуло сердце. С нехорошим предчувствием Игорь вглядывался в сложенную из желтоватого кирпича стену. От вывески должны были остаться следы. Совершенно определенно, должны были: ну, дырки там, светлый, не закопченный уличным смогом прямоугольник. А тут все выглядит так, словно и не было никакой вывески. По крайней мере, не было очень давно.
Спустившись по ступенькам, Игорь подергал обитую железом дверь. Заперто. Она и в прошлые разы поддавалась туго, но сегодня была точно заперта. Тогда он принялся колотить по ней кулаком – и занимался этим так долго и усердно, что из размещавшегося по соседству магазинчика выскочил долговязый парень в наскоро наброшенной на плечи куртке и с перекошенным от испуга лицом.
– Что вам здесь надо? – вопросил парень, стараясь казаться сильным и грозным.
– Ничего особенного, – Игорь сразу же прекратил попытки ворваться в подвал и попытался прибегнуть к вежливости. – Мне просто нужен ресторан, который тут размещался. Куда он переехал, случайно, не скажете?
Увидев «Бентли» с водителем и оценив на глазок стоимость Игорева прикида, парень тоже не захотел грубить. Однако держался настороженно.
– Не знаю никакого ресторана. Тут наш склад, и больше ничего.
– Но ресторан был! Меньше года назад, весной…
– Вы извините…
– Игорь Сергеевич меня зовут.
– Вы, конечно, извините, Игорь Сергеевич, но я в этом магазине работаю уже два с половиной года. И тут всегда был только склад, а ресторанов никаких тут не знаю и не видел.
– Ничего не понимаю. Я, наверное, прошу слишком много, но – можно мне осмотреть подвал?
Парень снова напустил на лицо суровость:
– Я такого позволения дать не могу. Нашего заведующего надо спрашивать.
Игорь понимающе полез в карман пиджака:
– Буду очень признателен…
Когда стодолларовая бумажка перекочевала в веснушчатый потный кулак, парень помчался со всех ног искать заведующего. А Игорь полез в свой бумажник. Стремясь рассеять недоумение, он хотел еще раз взглянуть на визитку ресторана «Ретро», оставленную ему Сашей. Еще накануне Игорь ее вынимал, чтобы освежить адрес в памяти…
В отделении для визиток нужная, к сожалению, не находилась… А это еще что такое? Двумя пальцами, словно отравленный предмет, Игорь вытащил то, что теперь находилось на месте визитки «Ретро». Это была старая пожелтелая вырезка из какой-то газеты:
«ПОЖАР В РЕСТОРАНЕ. Вчера, 10 января 1992 года, в ресторане «Ретро» (Глухой переулок, д. 8) вспыхнул пожар, унесший двенадцать человеческих жизней. Еще двадцать семь человек получили серьезные ожоги, в том числе дыхательных путей. По предварительным данным, причиной возгорания могло стать нарушение техники безопасности со стороны директора ресторана Т. Анджапаридзе, который также скончался сегодня утром в ожоговом отделении городской клинической больницы № 36. По факту пожара ведется следствие».
«Ага, Анджапаридзе – грузинская фамилия. И значит, сходство со Сталиным мне не померещилось», – машинально отметил Игорь… Стоп-стоп-стоп! Поймав себя на этой мысли, он ужаснулся своему стремлению отыскать разумную логику в том, что представляло собой сплошное безумие. Ну разве не идиотизм – допытываться у своего разума, померещилось ему или нет сходство Тенгиза Анджапаридзе со Сталиным, тогда как следовало спросить: уж не померещился ли ему весь Тенгиз Анджапаридзе? Игорь был бы рад ответить утвердительно. Но память услужливо подсовывала черный, как у покойника в гробу, костюм, густые усы с заметными седыми нитями, пористый, словно вырезанный из пемзы, нос… Игорь видел его, видел! Был ли это покойный Тенгиз Анджапаридзе или кто-нибудь другой, но пожилой грузин два вечера маячил в разных ракурсах перед Игорем…
Ну конечно, покойным он быть не мог! Покойники не возглавляют рестораны, не готовят еду, не набиваются в друзья живым. Это розыгрыш. Да-да, единственное объяснение: изощренный розыгрыш. Сашка с чьей-то помощью решил капитально подшутить над старым другом. Однако и мощные же ресурсы ему для этого потребовались! Судите сами, сколько стоит арендовать подвал… повесить вывеску… оплатить статистов… И кулинаров, чьи отменные изделия они с Сашкой поглощали…
Позвольте, а что они ели в тот вечер? И во второй? А что пили? Помнится, выставленные на стол яства так восхитили Игоря, что он оставил под салфетницей приличные чаевые… Но что же было на столе? Игорь не мог извлечь из недр памяти ни горячего, ни холодных закусок, ни благородно просвечивающего в бокале вина. Кажется, и чувства насыщения после этой трапезы не оставалось? При этом возникало впечатление, что целый вечер они с Сашкой не только говорили, но ели и пили. Безо всяких натужливых пауз, которые возникают, когда собеседник воздерживается от выпивки или еды.
«Как будто мы – играющие дошкольники… Пирожки из песка, салат из листьев лопуха, суп – воображаемый, из пластмассового ведерка… Все понарошку…»
Игорь обессиленно прислонился к стене. В таком положении его и нашел заведующий – подтянутый, с военной выправкой и седыми висками, лет пятидесяти на вид. Гремя ключами, он открыл подвал, охотно поясняя:
– Слыхал я, тут действительно был ресторан… Вроде в начале девяностых еще: я-то это помещение получил через третьи руки. Почему теперь склад? В ресторане-то пожар случился: так все погорело, что ремонтировать смысла не было. Все с нуля восстанавливать – это знаете в какую копеечку влетело бы владельцу? Там же и стены, и электропроводка, и… в общем, все. Да еще и народ бы, чего доброго, сюда не пошел. Знаете, один раз произошел несчастный случай – дурная слава навсегда потянется! Так с тех пор наш подвал и существует на правах подсобного помещения… Да вы зайдите, полюбуйтесь! Никаких военных тайн мы тут не храним. Правда, интересного тоже мало. Тихое такое местечко. Правда, с полгода назад два раза подряд замок ломали… Но сейчас опять тихо.
Почти теряя сознание, Игорь вступил под знакомые своды. Он совершенно явственно узнал эту арку, под которой требовалось пригибаться, чтобы не задеть головой, и узкий коридор, ведущий в зал. А вот сам зал был трудноузнаваем: заставлен штабелями едва различимого под прикрытием целлофановой пленки товара, расположенного еще гуще и сложнее, чем раньше столы. Игорь потерянно продвигался среди целлофановых зарослей в дальний угол – туда, где они сидели и беседовали с Сашей.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |