– Тенгиз – большой мастер ресторанного бизнеса, – сказал Саша. – Сам начинал с поваров. Еще в советское время, причем продукты не воровал, в отличие от своих товарищей по цеху. Кристально честный, прекрасной души человек наш Тенгиз. Одну только промашку допустил – когда сунул взятку комиссии из противопожарного надзора. Так, Тенго?
Тенгиз молча наклонил свою большую скульптурную голову, снова напомнившую Игорю бюсты вождя народов, и затопорщил улыбкой усы. Очевидно, слова о противопожарном надзоре заключали в себе какой-то юмор, Игорю недоступный, – шутка для своих.
– Ешьте, пейте, веселитесь. Друг моего друга – мой друг, – засвидетельствовав таким нарочито кавказским образом уважение к Игорю, хозяин ресторана удалился. Официант резво унесся на кухню, откуда в скором времени приволок изобилие выпивки и снеди.
После такого вступления боевой заряд Игоря практически рассосался. И, перегнувшись через стол к Саше, он вполне миролюбиво спросил:
– Слушай, Саш, так что это за хреновые дела – с каким-то диском, с каким-то адресом? Если ты с Андреем переписывался, значит, что-то знаешь?
Саша помедлил, подняв лицо к потолку. Сочетание приглушенного света и глубоких теней делали его облик аскетически замкнутым, отрешенным. Сейчас, когда его телесные дефекты скрадывались сидячей позой, он казался красивым… Игоря вновь поразило, как мало изменился друг со времен их общей молодости. В отличие от него, в отличие от Миши, Володи, покойного Андрюхи накануне смерти… Что помогло Саше так превосходно сохраниться: свежий воздух российской глубинки? Или то, что не приходилось ему, как им всем, пробивать себе дорогу и наживать морщины и седины в безжалостной столице?
И опять зашевелился в сердце недобрый червячок. Сашка попрекает старых друзей своими несчастьями, а, судя по его цветущему виду, несчастны-то скорее они…
– Да, он написал мне кое-что, – нехотя процедил Саша. – Кое-что странное. Настолько странное, что ты в это не поверишь. Я поэтому и молчал. Не хотел выглядеть перед тобой дураком…
– Расскажи. – Игорь так весь и подался вперед. – Я тебя очень прошу!
– Так и быть, расскажу. Только потом не жалуйся. Ты же знаешь, я инвалид. Интернет для меня заменяет все на свете – женщин, семью, дружбу. Там я работаю, там же и отдыхаю. В общем, сижу за компом по восемнадцать-двадцать часов в сутки. И однажды…
* * *Комната в убогой двухкомнатной квартирке освещалась лишь голубоватым светом монитора. Обстановка выглядела предельно аскетично: стол с монитором и системным блоком, а перед столом – старое раскладное кресло, которому Саша при помощи дополнительных хитромудрых пружин научился придавать различные положения. Не от избытка технической изобретательности – от тяжелой необходимости: с его больной спиной на обычном стуле долго не усидишь… Впрочем, о таких мелочах бытия Саша напрочь забывал, привольно купаясь в волнах Интернета. Не сдерживал порывы, идущие от сердца, переходил со ссылки на ссылку, не пренебрегал интересными баннерами, рекламирующими то да се.
Этот баннер не просто привлекал внимание – он останавливал, заставлял замереть. Черный на черном фоне – но черный как-то по-особенному. Флюоресцирующий, переливающийся из серебристости в полный мрак. «Увидеть свою смерть – и остаться в живых», – кажется, так гласили красные буквы, то появлявшиеся, то исчезавшие на этом призрачном, переливчатом фоне. Пошловато, но действенно, по крайней мере. Саша автоматически щелкнул мышкой. Баннер моментально растворился, и на экран с правого верхнего угла наползла черная полоса, стирая предшествующее изображение. Классная флэш-анимация! Здесь явно поработали специалисты.
Вчитавшись в сообщение, Саша сразу решил, что это полная ерунда. Правда, чертовски классно оформленная. Некий человек предлагает очень состоятельным людям особую услугу – фильм, в котором отразятся все значимые события их жизни от рождения до смерти. Этот человек утверждает, что умеет «считывать» всю судьбу каждого из своих собеседников – как прошлое, так и будущее. Далее он превращает полученную информацию в сценарий, по которому заказывается фильм – у любого режиссера, с любыми актерами. Фильм снимается секретно, строго конфиденциально, в единственном экземпляре, записывается на диск и отдается заказчику. И, просмотрев диск с готовой картиной, человек сможет увидеть все то важное, что с ним происходило раньше, и все, что ждет его в жизни дальше, вплоть до момента кончины.
– Бред какой-то! Дешевое разводилово, – поморщился Игорь.
– Ну, не такое уж дешевое, – возразил Саша. – Этот мужик, он называет себя Сценарист, просит за свои услуги пять-десять лимонов. Только я уже не помню, долларов или евро.
– Все равно это бред.
Игорь так говорил не потому, что не верил Саше. Верил. Вполне. Тем сильнее он ощущал сжимающееся от какой-то особенной, ирреальной тоски сердце…
– Да, я тоже так подумал. Но все-таки рассказал об этом Андрюхе. Тот жаловался, что ему стало неинтересно жить, ничего не радует, хочется как-то встряхнуться…
– И что же?
– Он словно ошалел. Пристал как банный лист к жопе – дай мне его адрес, да дай адрес. Я еле нашел опять этот сайт.
Игорь вздрогнул от звона и невольно обернулся в сторону парочки, снова вступившей в свои знойные, как в мыльных операх, пререкания… Что такое? Бокал снова на полу, шампанское растекается. Снова, как и в прошлый раз, рядом возник официант… На секунду показалось, что это сон. Сон с повторением. Пока спишь, не ощущаешь, что спишь, и только натолкнувшись на точное повторение предыдущих сонных ситуаций, восклицаешь: «Да это же сон! Надо проснуться!»
Что же?.. они каждый день, что ли, приходят сюда в одних и тех же костюмах бить бокалы? А официант, который наклонился над разбитым бокалом, убирает осколки точно теми же движениями… Ерунда какая-то!
– А что было дальше? – с трудом оторвав взгляд от соседского столика, Игорь снова повернулся к Саше. – Андрей списывался с этим человеком? Встречался с ним? Заказывал фильм? Смотрел?
– Сколько вопросов сразу… Я-то откуда знаю? Адрес сайта я ему дал, а что было дальше – понятия не имею.
Игорь сидел оглушенный, точно его огрели мягким, но тяжелым предметом по голове. Все связалось воедино, все детали совместились: диск с фильмом под необычным названием «Андрей Федоров», непостижимая ранее фраза «Только так я смогу изменить сценарий»… Сценарий, вот ведь штука! Значит, ни Марина, ни Дуня ничего не придумали.
Но что непосредственно убило Андрея? Что он увидел на экране такого, от чего ему оставалось лишь покончить с собой?
– Ладно, пойду, засиделся я тут с тобой. – Саша поднялся с места.
– Стой! – наплевав на приличия, Игорь удержал друга, схватив его за полу пиджака. – Теперь ты не можешь вот так взять и уйти. Мне срочно нужен адрес этого Сценариста!
– Только не говори, что тоже захотел киношку про себя посмотреть, – бросил Саша, однако снова сел на стул.
– Я захотел узнать причину смерти нашего друга, – сказал Игорь так серьезно, как только мог. – У тебя есть телефон этого человека?
– Нет, только адрес.
– Скажи его мне!
Саша посмотрел на Игоря свысока. Со все тем же новым, появившимся у него вместе с инвалидностью достоинством – на грани надменности:
– Послушай, Игоряха, а, может, не стоит? Не связывайся ты с этим делом…
Запугивает? Подначивает? Так бывало в детстве и в юности: «Игоряха, а не связывайся ты с Васькой-Быком! Брось географию зубрить, все равно у Аннушки выше тройки не получишь…» И для Игоря становилось делом чести, сцепив зубы, выучить на пятерку реки Сибири, набить морду всесильному Ваське-Быку… Игорь понимал, что и сейчас Сашка берет его на «слабо» – но тем более не мог отступить:
– Дай мне адрес!
– Ну, если тебе так нужно… Записывай, это в Швейцарии.
В Швейцарии! Игорь вспомнил, что некоторое время назад Андрюха действительно летал в Швейцарию. Летал как-то странно, всего на один день, никому не сказав, куда и зачем отправляется, не взяв с собой ни сына, ни жену. Они потом еще очень долго на него обижались за это…
* * *Присутствие Володи сгладило намечавшийся в доме Гаренковых конфликт. Посидев втроем, помянув еще раз Андрея, все как будто успокоились, вошли в нормальную колею. Игорь и Володя в один голос твердили Инне, что Дуня беременна, что она безутешно горюет по Андрею, на посторонних мужчин и смотреть не может. Этот разговор и усталый вид Игоря породил в Инне определенное чувство вины: супруг надрывается, пытаясь выяснить причины смерти друга, а дома его встречает руганью осатаневшая от безделья баба-яга… Перед сном Инна попросила у Игоря прощения – поцелуем. И сама не поняла: удалось примирение или нет? Игорь едва откликнулся: его губы остались тверды и холодны.
– Я очень устал сегодня, – сказал Игорь безразличным голосом. – Давай спать.
И хотя Инна не претендовала на секс, она все-таки обиделась. Выключив свет, Игорь и Инна улеглись по разным сторонам супружеского ложа. В молодости (неужели они успели состариться?!) их тела во сне переплетались сами собой, теперь подсознание разводило их в противоположные стороны. Инна подумала, что, пожалуй, имеет смысл ночевать в разных спальнях. Формально у нее была своя спальня, но Инна стояла насмерть, до последнего держась за общую постель. Почему-то ей казалось, что, когда они станут разбегаться на ночь по разным комнатам, это будет означать, что их брак распался… И очень глупо. Кого и когда можно было удержать храпом, нечаянными вздрагиваниями и пинками, прикосновениями ледяных ног? Проще надо быть: не претендовать на многое. Любовь прошла? – да, скорее всего, прошла. Но они с Игорем способны поддерживать нормальные, ровные отношения. Хотя бы ради Алины – девочка такая чувствительная, нервная, к тому же переходный возраст… Нормальные отношения – это достижимо. Только для этого Инне стоит попридержать свою рвущуюся с цепи ревность.
Утром Игорь был чуть-чуть повеселее. На вопрос, узнал ли он что о самоубийстве Андрея, сказал, что ничего. Видимо, Андрей был очень закрытым человеком, который не доверял ни жене, ни любовнице. Решив задавить в себе ревность, Инна тем не менее не удержалась от удовольствия пообсуждать Дуню. Игорь охотно рассказал, что Дуня – совсем простая, в общем, человек не нашего круга, и Инна успокоилась. Согласно солидарности законных жен, она симпатизировала скорее Марине, хотя в обыденной жизни не слишком ее любила, считая особой не слишком умной и при этом чересчур навязчивой. Стас – мальчик хороший, и Алинке вроде бы симпатичен, но как представишь, что придется всю жизнь терпеть в качестве родственницы Марину… Впрочем, Дуня – еще хуже. Знает Инна этих, которые из простых, они-то как раз самые хваткие…
Обрисованная мужем ситуация несколько успокоила Инну. Собственные страхи по поводу измен показались нелепыми. Ну ладно, было раньше, чего греха таить. Но ведь Игорь пообещал ей, что больше никогда! «Наверное, и в самом деле его так больно задела смерть друга», – рассуждала Инна сама с собой, крутя педали велотренажера. Она совершенно не волновалась по поводу того, изменяет ли ей Игорь… Почти не волновалась. Вот только велотренажер в последнее время превратился из докучной нагрузки в насущную необходимость. Оседлав его, Инна принималась крутить педали с агрессией, которую не имела права вложить в обращенные к Игорю слова. Раньше она считала, что отношения с мужем можно улучшить, если поговорить с ним откровенно, от всего сердца. Теперь она боялась, что откровенный разговор способен убить их брак. А значит, лучше не будить лихо, пока оно тихо. И отбросить наконец свою ревность, которая высосала ей сердце, как змея!
Неистово мчась в седле велотренажера вдоль дороги собственного брачного бытия, Инна решала кардинальный вопрос: каким образом ей справиться с ревностью? Убедить себя, что она совсем уже не любит мужа – и значит, ей безразлично, где и с кем он бывает, сохранять лишь формальность брачных уз? Или наоборот, убедить себя, что она так любит мужа, что ей безразлично, где и с кем он… Сердце колебалось между двумя возможностями, и наступал момент, когда уже ничего не хотелось: ни ревновать, ни следить за Игорем, ни убеждать в чем-либо себя и других. Хотелось спокойствия. Истинного, глубокого спокойствия.
«Истинное спокойствие при изменившем – хотя бы раз – муже недостижимо. Чтобы его достигнуть, надо, чтобы мужа не было. Следовательно, надо развестись…»
Напрягая икроножные мышцы, со струящейся по спине струйкой пота, Инна мотнула головой. Мысль была навязчивой. И ее следовало прихлопнуть.
В последовавшие за несостоявшимся скандалом дни Инна строго держала себя в рамках. Не пеняла мужу на поздние возвращения. «Я встречался с Сашей», «Я выяснял причины смерти Андрея», – говорил он, и Инна верила. Принуждала себя верить. Она перекочевала в собственную спальню, аргументируя это тем, что Игорь должен лучше отдыхать – и в результате стала лучше высыпаться сама. Она постаралась больше времени уделять Алине, свозила ее на экскурсию «Литературная Москва начала ХХ века», разговаривала о друзьях, о школе, о прочитанных книгах, мучительно сознавая, насколько она отдалилась от дочери… Насколько было проще, когда Линка была маленькая! А сейчас рядом с Инной как-то незаметно для нее образовался совершенно новый, незнакомый, в чем-то совершенно чужой человек. И с ним приходится совершенно по-новому налаживать отношения…
«Как же я запустила Алинку за время своей ревности! Сколько сил потрачено – и абсолютно не на то, что нужно! Может, если бы мы с Игорем развелись еще тогда, после первой измены…»
«Нет! – одергивала себя Инна. – Ради Алины я должна сохранять брак! Алина и без того сложная девочка. Если мы с ее отцом разведемся, она совсем замкнется в себе или… того хуже, может связаться с дурной компанией, начать принимать наркотики… Подросток – это такая ответственность!»
Инна запрещала себе ревновать. Вечером встречала мужа не раздражением, а улыбкой – и хотя Игорь на эти улыбки не слишком реагировал, Инна чувствовала, что внешняя форма поведения влияет на внутренние процессы. А внутреннее влияет на внешнее, ведь так? «Я не ревную… совсем не ревную», – с йогической отрешенностью внушала себе Инна. И даже сообщение Игоря о том, что он должен срочно лететь во Владивосток на переговоры, не вызвало у нее и подобия прежнего приступа подозрительности.
По крайней мере, так думала Инна. Ночью, последовавшей за этим сообщением, она спала у себя в отдельной спальне хорошо, безо всякого снотворного. Однако утром, подскочив по обыкновению рано, не могла дождаться, когда наконец отправит дочь в школу, а мужа – на работу.
«Я не ревную, – внушала себе Инна, – я ни капельки не ревную… Мне просто надо удостовериться, что все в порядке. Что Игорь едет во Владивосток».
С наработанной месяцами сноровкой Инна начала поиски с Игоревой дорожной сумки, без которой он никогда не отправлялся в поездки. Ничего. Ни плавок, ни презервативов, ни каких-либо других материальных намеков на отдых с любовницей. Но это ничего не значило. Разве трудно купить все необходимое на месте?
Дрожа от сыщицкого ража, Инна пошла ва-банк. Она позвонила Игорю на работу. Обычно этим телефоном она не пользовалась – супруги общались по мобильному. Секретарь Игоря снял трубку: чтобы усмирить ревность жены, Игорь взял на эту, как принято считать, женскую должность парня, зная, что скорее луна рухнет на землю, чем Инна заподозрит его в нетрадиционной сексуальной ориентации. Как же его зовут? Кажется, Денис. Не ошибиться бы… Да нет, стопроцентно Денис.
– Здравствуйте, Денис, я Инна, жена Игоря Сергеевича… Могу я с ним говорить?
– Игорь Сергеевич в банке, – бесстрастно проинформировал секретарь. Инна представила его мальчишеские розовые щеки и усердные маленькие глазки со светлыми ресницами, и ей вдруг стало и страшновато, и весело, будто она ввязывается в авантюру, которая может плохо кончиться. Ну и пусть! Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас!
– А вы не скажете, на какой день заказаны билеты до Владивостока?
– Игорь Сергеевич не говорил, что летит во Владивосток… Спросить у него?
– Нет, Денис, это я, наверное, что-то перепутала, извините, спасибо, до свидания, – единым залпом выпалила Инна и повесила трубку. Раз Денис ничего не знает, значит, поездка во Владивосток не связана с делами. Если вообще он летит именно во Владивосток. Что-то Инна в этом крепко сомневается.
А все-таки неосмотрительно со стороны Игоря было брать в секретари этого молодого, старательного, делового, самовлюбленного болвана! Любая девчонка-свистушка сообразила бы, что речь идет о любовном приключении, и не выдала бы своего начальника. «Владивосток? – прочирикала бы она. – Да, Игорь Сергеевич очень беспокоится по поводу этого совещания во Владивостоке…»
* * *Когда Володина мечта быть художником не реализовалась, работа по лимиту в Москве излечила его от желания славы Гогена или Сальвадора Дали. Володя увидел, что к мечтам надо подходить реалистично. Зачем, спрашивается, непременно стремиться рисовать картины для выставок и музеев? Есть ведь и другие профессии, где требуются способности художника, верный глаз и точные движения руки. Помимо рисования, любимыми предметами у Володи в школе были черчение и математика. А если вспомнить его города будущего, которыми он испещрял как блокноты, так и поверхность парты, за которой сидел – вывод напрашивается сам собой. А не податься ли ему в архитекторы? А вдруг это и есть его нераспознанное до сих пор призвание? Попасть в архитектурный немногим проще, чем в Строгановку, но все же полегче. И он записался туда на подготовительные курсы.
Родичи переживали. Слали ему из Озерска трагические письма: «Вовка, возвращайся! Что ты там делаешь в этой Москве? На что живешь, чем питаешься? Если уж она так дорога тебе, приедешь поступать на следующий год, деньжат как-нибудь накопим…»
Володя читал письма, написанные родным материнским почерком, по вечерам, возвращаясь с завода, на своей общежитской койке – единственном месте жительства, которым мог располагать. Вспоминал материнские щи… И возникала мысль: не послать ли это все подальше, не вернуться ли?
Однако внутренняя интуиция подсказывала: возвращаться нельзя.
Отбивая атаки соседа-алкоголика, Володя умудрялся готовиться к поступлению в МАРХИ даже в общежитии. И удалось-таки! Поступил он так себе, почти чудом, с полупроходным баллом. Однако уже в первом семестре зарекомендовал себя как один из лучших. Сказался не только природный дар, но и воспитанное семьей прилежание. Володя трудился изо всех сил.
А ведь на самом-то деле не так уж это тяжело – трудиться над тем, что нравится самому! Выяснилось, что Володя, который всю предшествовавшую жизнь считал себя исключительно художником, обладал редким даром чувствовать внутреннюю и внешнюю структуру здания. Архитекторы, как и писатели, бывают фантастами и реалистами. Фантасты способны создавать на бумаге конструкции, полные невероятной красоты – но с большим трудом привязывают плоды полета своей мысли к их практическому назначению. Реалисты, наоборот, исходят из назначения проектируемого здания – однако внешний вид их творений, как правило, серенький, усредненный, квадратно-гнездовой. Сигачев же умудрялся сочетать красоту с удобством, не впадая ни в одну из крайностей. Ему завидовали коллеги и ценили заказчики. А заказчиков у Владимира Сигачева было хоть отбавляй. От работы он никогда не отказывался.
Две страсти знал Володя: к архитектуре и к женщинам. Потому и поддержал впоследствии Андрюху, познакомившего его со своей очаровательной Дуней, что испробовал на собственном опыте: трудно мужчине обойтись одной-единственной избранницей. Очень, очень трудно.
Правда, познакомясь с Лией, с которой они учились на одном курсе, он об этом не подозревал. Наоборот, глядя на Лиину стройную, но с округлым задом, фигурку, на прямые гладкие волосы, подстриженные каре с закрученными вперед концами, на ее миндалевидные глаза, прятавшие под длинными ресницами затаенную страстность, он воображал, что останется верен этому чуду все долгие годы, которые отпустит им судьба. Лия, поверив его изъявлениям чувств, не осталась равнодушной, и на четвертом курсе они сыграли веселую студенческую свадьбу вопреки сопротивлению родителей. Родители бились в истерике, убеждая Лию: «Зачем тебе сдался этот провинциал? Ему нужна не ты, а московская прописка!»
Прописка Володе не помешала. Однако женился он не ради прописки, и тесть с тещей, с которыми приходилось ежедневно встречаться на кухне, постепенно начали это осознавать. Тем не менее настраивали дочку повременить с ребенком. Володя тоже не настаивал на детях.
И они повременили: до тех пор, пока Володя не выиграл международный конкурс со своим проектом отеля, пока они не смогли себе позволить отдельную квартиру, пока Лия не шепнула ему застенчиво: «Презервативы больше не покупаем». Пока… Пока он не встретил Анжелу.
Анжела была так же хороша, как Лия, и даже столь же экзотична, но совсем в другом роде. Лия была стройная – Анжела отличалась пышными формами; у Лии волосы были черные и почти прямые – у Анжелы рыжая грива вилась мелким бесом; Лия с мая по октябрь ходила коричневая, точно мулатка – а у Анжелы кожа отливала молочной белизной. Анжелу не портила даже профессия – она работала в налоговой инспекции. Они и встретились-то с Володей по весьма неприятному поводу: задержка уплаты налогов. После визита в налоговую инспекцию архитектор Сигачев выбежал окрыленным. Перед глазами стояли мелкие, восхитительного медного цвета кудряшки и покачивалась красивая грудь. А назавтра обладательница этой груди позвонила ему на работу, и говорили они совсем не о налогах.
Лия в скором времени почуяла неладное. Архитектор из нее получился средненький, а вот интуицией она обладала отменной. На супружеском ложе произошло короткое дознание. Володя не стал запираться. Лию, кажется, испугали результаты расследования, и она попыталась сделать вид, будто ничего не произошло, ну подумаешь, маленькая измена, с кем не бывает! Но тут уже Володя продемонстрировал свой прямой и откровенный нрав. Он был по-прежнему убежден, что прожить жизнь нужно с одной женщиной, однако не понимал, как он мог принимать за эту женщину Лию. Где были его глаза, когда по дорогам судьбы бродило совсем рядом его курчавое счастье? Лия комплименты в адрес соперницы восприняла бурно, и в итоге супруги, которые готовились к зачатию ребенка, превратились в заклятых врагов.
На квартиру Володя, как благородный человек, претендовать не стал, хоть и был прописан – должен ведь он вознаградить ее за все те годы, которыми она пожертвовала ради него, неблагодарного! Он переселился в квартиру Анжелы, где в любой момент могла точно из-под земли вынырнуть шальная Анжелина дочка Дашка, сопровождаемая дикими звуками – «ту-ту-ту-тах-тах» – электронной игры «Морской бой». Дашку Анжела нейтрализовывала, отправляя то в лагерь, то к бабушке. Володя чувствовал себя виноватым: к Дашке он относился неплохо, но терпеть ее все время рядом было бы слишком большой жертвой. И вообще, оказалось, что дети в Москве – это очень трудно и хлопотно. Когда он рос в Озерске, то ничего подобного ему и в голову не приходило, но столица – дело другое, здесь каждый хочет перепробовать все, что можно, насладиться максимумом того, что она, эта царица-столица, приготовила для тебя… Володя считал, что ухватил судьбу за хвост. Сложности с жильем, как и чужой ребенок, не слишком отягощали его повседневные мысли. Он был счастлив хотя бы тем, что любил Анжелу и надеялся пройти вместе с ней рука об руку до гробовой доски…
Пока не встретил Жанну. Жанна брила свои волосы машинкой, не оставляя даже двух солдатских сантиметров. По тем временам, когда они встретились, это считалось модно, вызывающе и порочно. Она была художницей – причем что-то в ее работах напомнило Володе акварели, которые он сам рисовал, будучи еще озерским юным талантом. Точно это была муза, его утраченная муза, которая вернулась к нему в настоящем женском теле, у которого даже пот был ароматнее всех усилий парфюмеров…
Ну как же можно было не запасть на Жанну? Да это свыше сил человеческих! О том, что у него началась новая жизнь, Володя сообщил Анжеле осторожно, почти смущенно. В ответ на это Анжела с облегчением закатила ему скандал и занялась разделом имущества. Володя хвалил себя за предусмотрительность, с которой он записал на себя машину и дачный домик… Жилье, которое они с Анжелой получили в обмен с доплатой (солидной Володиной доплатой), пришлось оставить ей и ее дочурке.
Разумеется, не каждый на месте Володи поступил бы так же. Когда мужчина, имея красавицу-жену, влюбляется в другую женщину, то другая, как правило, остается на положении любовницы. Причем оправдывается это какими угодно соображениями: материальными, профессиональными, моральными даже – «ей будет тяжело без меня»… Но вся штука в том, что Володя влюблялся истово, ревностно, что называется, до потери пульса. А будучи человеком честным и прямым, скрывать свои страсти не научился. Хотя всегда подозревал, что они не доведут его до добра…
Так оно в итоге и вышло. Бритоголовая Жанна ненадолго задержалась в жизни того, кто для нее был упоительным собеседником, нежным любовником, но в первую очередь – папиком. Спонсором ее благих порывов. Расстались они безо всяких имущественных дрязг: наголо бритая, как солдат, Жанна обладала не только мужественными манерами, но и мужским великодушием. Но, в сущности, это было единственной радостью, которую принесло Володе их расставание.
Он начинал считать себя заколдованным. Три раза в своей жизни он встречал прекрасную женщину с экзотическим именем. Трижды пережил разрыв, и в итоге остался пусть не у разбитого корыта, но с намного меньшими возможностями, нежели начинал. Ни жены, ни детей… Если бы только не его проклятая влюбчивость! Володя почти завидовал Андрюхе, который обманывал, но по сути ведь оберегал Марину. Однако про себя знал, что нипочем не выдержал бы такого испытания: оставаться мужем одной, любя другую.
Он не перенес бы своих личных драм, однако их глубину смягчало еще одно увлечение: путешествия на автомобиле. Свою первую железную лошадку он приобрел еще в эпоху Лии, вопреки воплям благоверной о том, что у них полно других, более насущных нужд, и что лучше бы купил новую стиральную машину, и холодильник у них подтекает… Пусть подтекают все холодильники в мире! Только за рулем собственного автомобиля Володя чувствовал себя по-настоящему защищенным. Только приобретя машину, он начал понимать всю глубину презрения, которую вкладывали наши предки в наименование «безлошадный». Человек на своих двоих – слаб: он чересчур зависим от общественного транспорта, а значит, от постороннего дяди. Зато автовладелец свободен во все свои четыре колеса.
Конечно, в Москве, с ее вечными пробками и корыстными гаишниками, не очень-то развернешься… Но, кроме Москвы, есть ведь еще целый мир! Есть Россия, о необъятности просторов которой Володя слышал с детства, но, лишь увлекшись автотуризмом, получил тому реальное подтверждение. Он обожал, прихватив жену (и не слишком огорчаясь, если та отказывалась), избрать себе целью какой-нибудь далекий город, вроде Новосибирска или Владивостока – и на протяжении всего отпуска двигаться к нему, останавливаясь в географических пунктах со странными, непонятными, иногда почти нелитературными названиями. Он отведывал фантастически дешевые и фантастически вкусные блюда в захолустных столовых, где он был единственным посетителем. Он встречал людей – то страшных, похожих на убийц, то способных на острое словцо, то народных мудрецов, по сравнению с которыми прославленные московские знаменитости казались чем-то смешным и маленьким, точно лягушки, квакающие в пруду… Как он мог раньше существовать без путешествий? Каким же, оказывается, узеньким был его кругозор!
Отказав Инне в поездке на электричке, Володя испытал мимолетное чувство вины, но сейчас же уверил себя, что все в порядке. Он уважает Инну, но железнодорожным транспортом не пользуется. Это – абсолютное табу, и корни его залегают в прошлом, которое он без нужды тревожить не любит… Ну ладно, если уж потревожили, так и быть, признается. То, что случилось с Сашкой, навсегда вселило в него неприязнь, пожалуй, даже ненависть к поездам. Теоретически он знал, что в автомобильных катастрофах народу гибнет больше, чем в железнодорожных, следовательно, его любимый транспорт опаснее… Но не автомобиль искалечил его друга! Должно быть, это неявное для него самого соображение и побудило Володю завести индивидуальное транспортное средство.
Печальная судьба Сашки тенью маячила где-то на заднем плане бытия. И услышав от Игоря, что их старый друг, хотя и бедно одет, зато молодо выглядит, Володя почувствовал облегчение.
Надо будет помочь ему. Непременно надо будет. Только не сейчас. Сейчас у них у всех сплошные хлопоты из-за смерти Андрюхи. Постепенно все устаканится – тогда и надо будет наведаться в Озерск…
Часть III
Психоанализ судьбы
В самолете Москва – Цюрих собралась очень чистенькая публика. А кто, спрашивается, еще может у нас лететь в Швейцарию? Да еще бизнес-классом? В большинстве своем – ухоженные женщины и тщательно выбритые мужчины, о финансовом положении которых свидетельствуют неброско-дорогие костюмы, наручные часы, галстуки, обувь, очки и ручки. Игорь Гаренков был одним из них.
Обведя беглым взглядом соседей по салону, он не сумел удержаться от мысли:
«Неужели эти люди так же благополучны внутри, как снаружи? Неужели нет у них никаких сомнений, колебаний, горя, невидимых миру слез? Чувства, что поступаешь не так, как надо? А может, кто-нибудь из них смотрит на меня сейчас и тоже думает, что у такого холеного типа все благополучно, что он не знает никаких сомнений и колебаний…»
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |