Кавказская война 1817–1864 годов. Сорок семь лет беспрерывных боевых действий. Нескончаемая череда кровавых сражений, тайных интриг и мятежей. Самая долгая война в отечественной истории и самая неизвестная. Предмет гордости дореволюционной России и предмет умолчания России советской… Генерал Ермолов и имам Шамиль, чиновник Грибоедов и чеченская милиция, поручик Лермонтов и горские снайперы, доктор Пирогов и мертвая голова Хаджи-Мурата. Обо всем этом и многом другом повествуется в сенсационной работе Бориса Соболева «Штурм будет стоить дорого…». Книга рассчитана на широкую, но здравомыслящую публику. Читается на одном дыхании, дает богатую пищу для прогнозов.
Предисловие
Немного из Лермонтова, немного из Толстого и полторы странички из советского учебника истории — вот все, что знает обычный, рядовой россиянин о Кавказской войне. С таким багажом знаний в дореволюционных гимназиях оставляли на второй год. Впрочем, тогда не существовало и учебников, где полувековая война — Кавказская — занимала бы пять абзацев, а полугодовая — война 1812 года — двадцать страниц. Мы — носители бутафорской, «причесанной» истории, из которой выпотрошена вся жизнь и в которой искусно искажены масштабы событий. Есть лишь один способ извлечь урок из такой истории — это пережить ее заново. Именно этим Россия и занимается ныне на Северном Кавказе.
Предлагаемая читательскому вниманию книга не является ни новым учебным пособием, ни научной монографией. Это, наверное, первый популярный публицистический обзор самой долгой и самой неизвестной войны, которую когда-либо вела наша страна. Автор старался избегать привычных исторических штампов и натуженных поисков правых и виноватых. Пусть участники кавказской бойни сами говорят за себя. Их дневники, рапорты, доносы, их письма и стихи — лучший памятник той войне. Для удобства восприятия автор счел возможным, где это необходимо, несколько уплотнить и «олитературить» отдельные исторические цитаты, не отвлекая при этом читателя чрезмерными отточиями и сносками типа: «предместник (устар) — предшественник» или «Кавказский корпус — он же до 1820-го — Отдельный Грузинский корпус, он же после 1857-го — Кавказская армия». Обо всех подобных деталях интересующиеся могут прочесть в специальной литературе, список которой приведен в конце. Упоминаемые в тексте географические названия и мусульманские имена даны в соответствии с современными нормами написания. Слишком сложным административным и религиозным терминам подобраны понятные синонимы. Одним словом, автор стремился к предельной простоте и ясности, к бойкому и захватывающему повествованию, но никак не к написанию легкого чтива.
***
Кавказ — это огромная крепость,
защищаемая полумиллионным гарнизоном.
Штурм будет стоить дорого…
Генерал Ермолов
…Многовековой процесс освоения юга России вылился в конце XVIII века в строительство Кавказской военной линии. Это была тысячекилометровая вереница крепостей, редутов и укрепленных казачьих станиц. Граница от моря и до моря, призванная оградить только формирующееся население Ставрополья и Кубани от набегов воинственных соседей. Линия не справлялась со своей задачей. Согнанные в степи казаки и крестьяне из внутренних губерний были постоянно готовы к тому, что их титанический труд, да и сама их жизнь окажутся под вопросом.
1777 год. В пограничных расходах государевой казны появляется новая расходная статья: 2000 рублей серебром — ежегодно на выкуп из плена от горских народов христиан, по большей части с давних времен к ним попавшихся.
1802 год. Рескрипт царя Александра I: К большому моему неудовольствию вижу я, что весьма усиливаются на линии хищничества горских народов и противу прежних времен несравненно их более случается…
Рапорт генерал-лейтенанта Кнорринга государю: Со времени служения моего инспектором Кавказской линии всего наиболее озабочен я был хищными граблениями, злодейскими разбоями и похищениями людей от народа, известного под названием чеченцы и живущего на противоположном берегу Терека. Сколько ни употреблял я мер к удержанию сего зверского народа в спокойном к нам положении, да и все предшественники мои имели особливое в том попечение, сколь ни старался я письменными моими внушениями дать им понять, что вовлекают себя в гнев Вашего Императорского Величества, однако все сие оставляемо было ими почти без внимания.
Долгое время до расшалившегося Кавказа просто не доходили руки. Да и как таковой он не очень-то интересовал империю. Дикий каменистый край изначально сулил ей одни убытки и неприятности. Иное дело Закавказье: перспектива выхода к Босфору и Дарданеллам, огромные прибыли от транзита восточных товаров, плодородные почвы, развитые ремесла. В 1813 году Россия все это получила, выиграв у турок и персов очередную войну за Закавказье. И тут встал вопрос, как туда добираться. Единственный путь — Военно-Грузинская дорога — насквозь простреливался горцами. Без нескольких рот солдат и пары-тройки орудий ни один торговый караван не мог пройти, ни один почтовый транспорт — все тут же расхищалось, а люди попадали в заложники. Покорение Кавказа стало необходимостью, и начинать надо было с Чечни.
Осенью 1816-го в простой кибитке без свиты и охраны на южную границу России — Кавказскую линию — прибыл Алексей Петрович Ермолов, герой войны с Наполеоном, бывший начальник штаба Кутузова. О своем назначении ни много, ни мало кавказским наместником прославленный генерал узнал из газет. Интриги. Царское окружение боялось, что Ермолов оказывает слишком большое влияние на государя. Кавказ же представлялся тем местом, где погибают любые таланты и сводятся на нет самые блестящие карьеры. Гиблое было место.
Несложно себе представить чувства Ермолова, когда он принимал дела от своего предшественника генерала Ретищева.
Ретищев. Из служебного рапорта: При помощи Божьей и при пламеннейшем усердии моем оставляю край оный в самом цветущем состоянии, наслаждающимся внутри совершеннейшим спокойствием и изобилием во всем.
Ермолов. Из дневников: По справедливости надлежало бы спросить предшественников моих, почему они со всей их патриаршей кротостью не умели внушить горцам благочестия и миролюбия и почему повсюду усматриваю я нерадивое службы отправление, разрушенный небрежением порядок, ослабевшую воинственность. Оружие съедает ржавчина, лошадей недостает. Судя по стрельбе казаков в цель, можно заключить, что многие из них пороха смаком не различают. Чиновники же сих войск вдались в ябеды и распутство. Некоторые из них даже участвуют в воровстве заодно с заграничными хищниками.
Вверенный Ермолову Кавказский корпус насчитывал в ту пору 56 тысяч человек. (Это сопоставимо по размерам с нынешней группировкой федеральных сил в Чечне.)
Ермолов быстро наводит порядок в войсках, без суда срывает погоны с проворовавшихся и спившихся офицеров, жестоко наказывает солдат за леность и разгильдяйство и приказывает в массовом порядке отгонять у горцев табуны, чтобы усилить свою кавалерию. Вскоре кавказцы зовут Ермолова не иначе как Ярмул (в переводе с одного из местных наречий «дитя собаки», «сукин сын»). Сам Алексей Петрович предпочитает именовать себя на римский манер — «проконсул Кавказа». Он читает труды цезарей в подлиннике, изучает историю древних войн, преклоняется перед личностью Наполеона и, конечно же, ведет дневники:
Народонаселение в Чечне считается более шести тысяч семейств. Земли пространством не соответствуют количеству жителей или, поросшие лесами непроходимыми, недостаточны для хлебопашества, отчего много народа, никакими трудами не занимающегося и снискивающего средства существования едиными разбоями. Я уже не берусь действовать на сих, омраченных невежеством, силою Евангелия. Что проку метать бисер перед свиньями. Единый удобный способ обороны от них есть война наступательная!
Осенью 1817-го русские войска переходят Терек. Начинается Кавказская война. Горят надтеречные аулы. Тысячи чеченцев, бросая имущество, волоча на себе стариков и детей, бегут к подножию гор. Впоследствии этот путь они проделают еще не раз. Жители равнины станут то убегать из своих домов, то вновь туда возвращаться в зависимости от того, какой нрав будет у очередного присланного покорять Кавказ генерала. Но в любом случае такого террора, как на начальном этапе той войны при Ермолове, больше никто повторить не сможет.
Ермолов: Я лучше от Терека до Сунжи оставлю пустынные степи, нежели в тылу укреплений наших потерплю разбои. Я-то уж знаю здешних народов свойство, угрожающее стране закоренелой необузданностью. Знаю, что тишина и некоторое устройство здесь удерживаются одним страхом и повсюду пребывание войск наших необходимо. А потому вознамерился я открыть кратчайшие дороги и прорубить леса. Еще в чеченской земле приступил к построению крепости, которая по положению своему, стесняя жителей во владении лучшими землями, названа Грозною.
Через 50 лет на месте этой крепости будет возведен город. А еще через 130 лет он превратится в руины…
Ермолов: Всю местную каналью, делающую нам, пакости и мелкие измены, я постепенно начинаю прибирать к рукам. Первоначально стравливаю их между собою, чтобы не вздумалось им быть вместе против нас, затем, по необходимости, некоторых удостаиваю отличного возвышения, т. е. виселицы. Впрочем, есть уже селения, покорствующие нам порядочно. И крайность даже заставляет их быть довольно честными.
С крепости Грозной началось возведение Сунженской военной линии. Дюжина свежевыстроенных редутов (по-нынешнему — блок-постов) соединялась между собой широкими просеками, по которым беспрестанно курсировали казачьи патрули. Таким образом чеченцы были отрезаны от единственной своей плодородной равнины и загнаны в бесплодные горы, в голод и нищету.
Генерал Вельяминов, начальник ермоловского штаба. Это он первым сформулировал стратегию экономической блокады Чечни, это по его лекалам будущие наместники изрежут военными линиями весь Кавказ. Поклонник французских просветителей, строгий рационалист во всем, Вельяминов также был первым, кто попытался ввести в войсках нечто вроде сдельной оплаты труда. Генерал-вольтерьянец из собственного жалованья выплачивал казакам по червонцу за каждую отрезанную голову горца. В то время как чеченцы по старинке выставляли головы врагов на шестах или складывали из них живописные пирамиды, Вельяминов свои трофеи аккуратно упаковывал и отсылал в Петербургскую военно-медицинскую академию для антропологических исследований.
Алексей Ермолов с юмором относился к увлечениям своего боевого товарища. Он вообще к жизни относился с юмором:
С чеченцами употреблял я кротость ангельскую, особенно когда приходил превращать их жилища в бивуак, столь удобно уравновешивающий все состояния. Еще успел их приучить к некоторой умеренности, отняв лучшую половину хлебородной земли, которую они уже не будут иметь труда возделывать. Остается устроить еще несколько укреплений, и тогда голод более, нежели теперь, начнет производить опустошений… И все же надобно признаться, что меня здесь очень не любят, но со здешнею дичью немного выиграешь благостью!
Сколько ни предпринималось попыток взять Чечню измором, результат выходил прямо противоположный: оголодавшие и обнищавшие горцы еще более вдавались в грабежи и разбои. В том, что бандитизм для чеченцев стал в ту пору главным фактором экономического выживания, немалая заслуга самого генерала Ермолова.
Ермолов: Желая наказать чеченцев, беспрерывно производящих разбой, приказал я окружить селение Дадан-Юрт, лежащее на Тереке. Жители защищались отчаянно, до последнего. Двор каждыйприходилось брать штыками. Женщины, и те бросались с кинжалами в толпы солдат. Большую часть дня продолжалось сражение. Со стороны неприятеля истреблены почти все мужчины числом не менее 400 человек. Женщин и детей взято в плен до 140. Но гораздо большее число вырезано. Солдатам досталась добыча довольно богатая, ибо жители селения были главнейшие из разбойников и без их участия, как ближайших к линии, почти ни одно воровство и грабеж не происходили. Селение состояло из 200 домов. 14 сентября 1818 года разорено до основания.
Такая же участь ждала и десятки других чеченских аулов. Кавказ закипел от подобной жестокости. Россия же в массе своей восхищалась действиями Ермолова. Беллинсгаузен даже назвал его именем вновь открытый остров в Тихом океане. Пушкин, и тот не устоял перед дьявольским обаянием кавказского проконсула: «На негодующий Кавказ поднялся наш орел двуглавый», «Все русскому мечу подвластно», «Поникнув снежной головой, смирись, Кавказ, идет Ермолов». Многие друзья осуждали поэта за эти строки, особенно негодовал Вяземский:
Ермолов? Что тут хорошего? Что он, как черная зараза, губил, ничтожил племена? От такой славы кровь стынет в жилах и волосы дыбом становятся. Если бы мы просвещали племена, то было бы что воспеть. Поэзия — не союзница палачей… Гимны поэта никогда не должны быть славословием резни.
Со временем кровавая ермоловская бравада Пушкину наскучит. Он разочаруется в Ермолове и даже назовет его «великим шарлатаном». Шарлатаны, как известно, не лечат, они лишь загоняют болезнь вглубь. При этом окружающие ни о чем и не догадываются. Так и происходило. Дневники Ермолова расходились в списках по всей России сотнями, тысячами экземпляров. Обыватели зачитывались ими, словно приключенческими романами. Военные благоговели перед Ермоловым. Кавказские солдаты внимали ему, как родному отцу.
Вижу, храбрые товарищи, что не преграда вам горы, неприступные, пути непроходимые. Страшными явились вы перед лицом неприятеля, и многие тысячи перед вами рассеялись и бегством снискали спасенье. Область покорена. И новые подданные Великого нашего Государя благодарны за великодушную пощаду.
Такие речи Ермолов произносил перед войсками во время своих походов по Дагестану, Кабарде, Карабаху, Абхазии, Юго-Восточной Грузии и за Кубанью. Действия русских войск в Чечне взбаламутили не только весь Восточный Кавказ, но и Западный, и даже часть Закавказья. Доселе относительно спокойные местные князья, султаны и ханы один за другим отказывались изъявлять покорность. Ермолов был только рад. Ему требовался повод для расправы. Его изначально не устраивали взаимоотношения, существовавшие между Россией и местными кавказскими авторитетами.
Ермолов: Аварское ханство во владении генерал-майора, султана Ахмед-хана лежит в середине гор Кавказских, отовсюду почти неприступных, и никогда русские в нем не бывали. Хан, не знаю почему, получает жалованье по пять тысяч рублей серебром, уверяя, что он нам приносит пользу. Сурхай, хан Казикумухский, — хитрейший, ненавидящий русских, не раз он писал ко мне, что оскорбляется, оставаясь без воздаяния за непоколебимую верность. Уимей, хан Каракайдакский, тот и вовсе дани в казну не платит, никаких обязанностей не имеет. Русские иначе как с благонадежным конвоем проезжать через его владения не могут. Зачем-то предшественники мои предлагали ему чин генерал-майора русской армии с двумя тысячами рублей серебром жалованья, но он отверг с негодованием, дескать, меньше его ценят, чем других ханов. И вот со всеми ими я состоял в приятельской переписке! В ожидании удобного случая воздать каждому по заслугам.
Покорение Кавказа деньгами и чинами началось еще при Петре I. В 1722 году во время своего Каспийского похода Петр, по сути дела, купил правителя Дербента. Тот принес царю ключи от городских ворот, а взамен получил ни к чему его не обязывающий чин генерал-майора русской ландмилиции с соответствующим пожизненным содержанием. С тех пор так и повелось. До Ермолова Россия не имела на Кавказе ни военного, ни сколько-нибудь серьезного политического влияния, зато имела целый штат эмиссаров, сновавших по горам с казенными деньгами и развозивших ханам жалованье. Когда русские действительно пришли на Кавказ, то оказалось, что вся эта столетняя подготовительная работа была проведена впустую.
Ермолов: Давно уже нарушение присяги сделалось здесь действием обыкновенным. Войска наши наказуют измены, но оные возрождаются беспрерывно. Между тем здесь нет такого общества разбойников, которое не думало бы быть союзниками России. Я того и смотрю, что отправят депутации в Петербург с мирными трактатами! Никто не поверит, что многие подобные тому депутаты бывали принимаемы.
Ермолов первый, кто не на словах, а на деле попытался подчинить себе местную знать. 5 лет его войска кружили по Кавказу, изымая княжеские имения в Мингрелии и Гурии, изгоняя мятежных ханов в Карабахе и Дагестане, сжигая феодальные владения в Кабарде… Тогда многие кавказские правители оказались кто в бегах, кто на виселице, некоторые, имевшие чины русской армии, продолжили службу в гарнизонах Сибирского корпуса. Попутно Ермолов насильно забирал княжеских отпрысков и отправлял их в Россию, в военно-сиротские училища. Дети воспитывались в духе преданности престолу и одновременно являлись негласными заложниками.
Ермолов: Видишь ли, любезный Грибоедов, только так, железом и кровью, создаются царства, подобно тому, как в муках рождается человечество.
Грибоедов: И все же вы совершеннейший деспот, Алексей Петрович!
Ермолов: Испытай прежде сам прелесть власти, а потом и осуждай.
И великий Грибоедов, автор «Горя от ума», будет осуждать. Но потом, когда Алексея Петровича отправят в отставку. Пока же Грибоедов состоял при Ермолове секретарем по дипломатической части. Генерал обращался к нему на «ты» и считал его своим добрым приятелем. Приятель пользовался, всячески удовлетворяя за счет Ермолова свою тягу к доверительным беседам и острым ощущениям.
Грибоедов. Из переписки: Пускаюсь в Чечню. Алексей Петрович был против, но я сам ему навязался. Теперь меня это несколько занимает: борьба горной и лесной свободы с барабанным просвещением. Будем вешать и прощать, и плевать на историю… Двух при мне застрелили. Других заключили в колодку, загнали сквозь строй. На одного я третьего дня набрел за рекой. Висит, и ветер его медленно качает.
Так выглядело возвращение Ермолова в Чечню после долгих походов по Кавказу. Тут-то и выяснилось, что все, кого он недожег, недовешал и недострелял в далеких азербайджанских, дагестанских и грузинских провинциях, вдруг оказались чуть ли не под самыми стенами его крепости Грозной. Чечня, словно огромная губка, впитала в себя всех отверженных.
Ермолов: Поистине чеченцы — самые злейшие из разбойников. Выдавать злодеев в руки неверных почитают они прегрешением против своего закона. И хоть общество их весьма малолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимались дружественно злодеи всех прочих народов. Именно здесь находили они сообщников, тотчас готовых или отмщевать за них, или участвовать в разбоях.
Кавказ в то время походил на огромное лоскутное одеяло, сотканное из множества ханств, княжеств, султанатов, был даже пашалык во главе с анапским пашой. Если с этими микрогосударствами русские научились кое-как управляться, то Чечня всегда оставалась для них неуязвимой. Она не была феодальной вотчиной. Она была вольным обществом. Вольным!
Ермолов: Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников. Управление оной разделено из рода в род между несколькими фамилиями, кои почитаются старшинами. В делах общественных, но более в случае предприемлемого воровства, собираются они вместе на совет. В остальном же между чеченцами царит совершенное безначалие, и воздерживать своевольных никто не имеет права, ибо все почитают себя равными. Поистине одни частые применения наказания народ сей могут держать в некотором обуздании. И лишь прекратилась боязнь взыскания, как наклонность к своевольству рождает злодейские замыслы.
И невозможно было усмирить холопов, подкупив их князя, потому что в Чечне не было князей и не было холопов. И нельзя было увенчать пирамиду власти своим ставленником, убив прежнего хана, потому что в Чечне не было ханов и не было пирамиды власти. Чечня с ее родовым строем, словно примитивный механизм, имела единственный рычаг управления — совет старейшин. Этим бы рычагом да еще уметь манипулировать! Ермоловские генералы было взялись и тут же свернули его в бараний рог.
Генерал-лейтенант Лисаневич — командующий войсками Кавказской линии, генерал-майор Греков — первый комендант крепости Грозной. 16 июля 1825 года в селении Герзель-аул в ходе встречи с советом старейшин оба генерала были убиты. В припадке гнева их зарезал кинжалом чеченский мулла. Он не пожелал выслушивать, как два чужестранца в глаза называют почтенных старцев изменниками, сволочью и зверьем. Реакция русских на это убийство была незамедлительной. В том совете принимали участие 318 старейшин. Живым из Герзель-аула не вышел ни один.
Чечня ответила всеобщим мятежом. Особого размаха бунт достиг к зиме. Но голова Ермолова была занята другим. Умер его любимый царь и покровитель Александр I, в Петербурге полки вышли на Сенатскую площадь. Декабристы почему-то были уверены, что генерал Ермолов, этот символ разудалой свободы, с ними. По площади даже циркулировал слух, якобы Кавказский корпус движется на Петербург и что вот-вот проконсул Кавказа чуть ли не лично явится на Сенатскую и тогда царизму конец.
Погреться в лучах ермоловской Славы было для молодых офицеров желанием вполне естественным: после смерти Багратиона и Кутузова Ермолов стал главным героем нации. Его лавры покорителя гордых абреков в те годы многим не давали покоя. Предводители восстания вообще считали вопрос покорения Кавказа одним из важнейших для России.
В своей «Русской правде» (подпольной конституции декабристов) полковник Пестель посвятил кавказской теме целую главу. Пестель настаивал на исключительно жестких методах покорения, в том числе предлагалась тотальная депортация немирных горцев с последующим заселением их земель казаками. Впоследствии такие опыты будут проводиться, но Пестель окажется на виселице значительно раньше…
Ермолов в глубине души, несомненно, симпатизировал декабристам. Со многими даже был в приятельских отношениях, но лично ввязываться в их авантюру проконсул никогда бы не стал. Он был слишком умен, он выжидал. Результаты восстания Ермолова расстроили.
В начале января нового, 1826 года в крепость Грозную явился фельдъегерь из Петербурга.
Фельдъегерь: Имею честь сообщить — у России новый государь, Его Императорское Величество Николай Первый.
Ермолов (сидя в расстегнутом сюртуке, без эполет и раскладывая пасьянс): Одолжил, нечего сказать.
Об этом ответе тут же стало известно в Петербурге. В конце января в Грозную примчался новый фельдъегерь. Ермолов все так же раскладывал пасьянс, рядом сидел Грибоедов и курил трубку.
Фельдъегерь: Вам предписание от начальника Главного штаба.
Ермолов (разрывает конверт и читает вполголоса): Немедленно взять под арест чиновника Грибоедова со всеми принадлежащими ему бумагами, употребив осторожность, чтобы он не имел времени к истреблению их.
Ермолов быстро сунул конверт в карман сюртука и что-то шепнул присутствовавшему уряднику. Когда принесли чемоданы Грибоедова, то, кроме рукописи «Горя от ума,», там ничего не было. Фельдъегерь все понял.
Сколько прекрасных, свободолюбивых, неизвестных нам стихов, сколько тайной переписки с друзьями-декабристами сгорело тогда в печке на кухне крепости Грозной. Быть бы поэту в Сибири, когда б не Ермолов. А так Грибоедова всего лишь отправили на петербургскую гауптвахту. Если фельдъегерь тогда и привез с Кавказа что-то ценное, так только собственный донос на Ермолова.
Алексей Петрович ясно понимал, что на карьере можно ставить крест. Оставалось кончить дело красиво. Сразу же после отъезда фельдъегеря Ермолов отдает приказ о начале мощного наступления на Чечню.
Ермолов: 1826 год, января, 30-го числа. Для начала приказал я сжечь селение Чахкери, где неприятель имел удобное пристанище и всегда собирался. Пред рассветом войска, приблизившись к селению, замечены были караулом и потому, не теряя времени, подожгли оное. Чрезвычайно густой туман лег на землю, с которым соединившийся дым от горящего селения затмил свет. В сие время большие толпы, атаковали нашу пехоту. Артиллерия действовала картечью и не далее 50 шагов, так что отрываемы были члены, и раздираемы тела. Бросавшиеся спасти тела были по обыкновению в свою очередь истребляемы. Неприятель был в числе трех тысяч человек. Дрался отчаянно, ибо многие священнослужители возбуждали его к тому пением молитв. Но далее не было уже ни одного выстрела. Видимо, потому, что поднявшийся туман обнаружил число войск наших…
И через 10, 20, и через 30 лет, когда Кавказская война давно уже станет для России бесконечным кровавым кошмаром, старые офицеры с романтической тоской будут вспоминать славные ермоловские времена. Времена, когда дым от горящих аулов поднимался до самого неба, времена, когда окруженным со всех сторон жителям давалось лишь несколько минут на раздумье — либо присягнуть на верность государю императору, либо…
Ермолов: 5 февраля. Казаки сожгли небольшое селение Ставрополь, где захватили в плен семейства и отбили стадо скота. 16 февраля. Казаки выгнали чеченцев из селения Баклай и сожгли оное.
17-е. Селение Гехи, большое и богатое прекрасными садами, приказал я сжечь, ибо жители оного упорствовали прийти в покорность.
18 февраля. Мошенническое селение Доун-Мартан, в котором всегда укрываются кабардинские абреки, сожжено. Тогда же Гременчук — одно из главных и богатейших селений в Чечне — просило о пощаде и получило оную. Дало аманатов.
Аманаты — это заложники. Вот оно, взаимопроникновение культур. В просвещенном XIX веке войска русского монарха перенимают дикарские обычаи тех, с кем им приходится воевать. Правила были таковы: селение, жители которого не желали давать аманатов, признавалось мятежным и полностью вырезалось, без разбора пола и возраста. Аул же, давший заложников, знал, что в случае нарушения им присяги или каких-то волнений все заложники отправятся прямиком в Сибирь. В разное время число аманатов, содержавшихся в крепостях на линии, а также в тюрьмах Тифлиса и Дербента, колебалось от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Однако Ермолов считал, что и такое их содержание влетает казне в копеечку, а потому предпочитал брать в заложники детей — они меньше ели, а те, что постарше, еще и отрабатывали свой хлеб на лесосеках.
Дорога Грозный — Урус-Мартан. Как и многие дороги в здешнем краю, она возникла на месте просеки, некогда вырубленной в непролазном чеченском лесу. Как знать, может быть, именно эту просеку и расчищали по приказу Ермолова семи-восьмилетние аманаты. И, может быть, именно благодаря им тогда, в 1826-м, царским войскам и удалось так быстро добраться до одного из главных очагов мятежа.
Ермолов: 1826 год, апреля, 23-го числа. Оставив все тяготы в обозе, войска налегке прибыли пред селение Урус-Мартан. После сделанного мне отказа на повторенное несколько раз предложение дать аманатов нашел я жителей, к обороне готовых. Построив батарею против селения, обратил я внимание их на оную. И в то же время селение приказал я истребить. 27-го числа. Сожжено селение Рошни, многие другие приведены в покорность. Также сожжена деревня Курчатай, где мятежники в лесу, чрезвычайно густом, дрались с некоторой упорностью. 28 апреля возвратились в крепость Грозную. Войскам дано три дня для приготовления сухарей.
Чеченская милиция отпущена на праздник Байрам. Чеченская народная милиция — одна из так называемых иррегулярных частей Кавказского корпуса. Существовали еще аварская, ингушская, лезгинская, карабахская и другие милиции. Это были наспех сколоченные туземные отряды численностью 300–500 человек в каждом. Руководили ими, как правило, обиженные соплеменниками и оказавшиеся не у дел представители местной знати.
В качестве платы за труд милиционеры наделялись правом беспрепятственно грабить завоеванные аулы, а также получали прощение за прежние грехи.
Ермолов: По правде сказать, не имел л ни малейшей надобности в сей сволочи, но потому приказал набрать оную, чтоб возродить за то вражду к ним и поселить раздор, полезный на будущее время. И еще имел я в виду занять молодых людей, которые, будучи праздными, могли быть вредными.
Воевали милиции скверно, постоянно предавали, не понимали, что такое дисциплина, но это было не так уж и важно. Ермолов пускал милиционеров впереди войск, и с задачей уменьшить потери среди русских они справлялись успешно.
Ермолов: 2 мая снова в путь. Войска, пройдя Ханкалу, перешли через Аргун. Селение Шали сожжено, и сады вырублены. Селения Бельгетой, Большие Атаги, Казах-Кичу и многие другие взяты с бою и подвергнуты разорению. В сие время приказано более чем пятистам казакам и ста отборным чеченцам скрытно дойти до Сунжи и напасть на тамошние селения, дабы отогнать скот. Войска исполнили поручение в точности. Таким образом и закончилась та экспедиция по Чечне. Что не успели солдаты, довершат голод и нищета.
Грибоедова между тем выпустили с петербургской гауптвахты, где он давал показания. Доказательств причастности его к восстанию не нашлось. Поэт спокойно вернулся на Кавказ, но с Ермоловым больше дружбы не водил. Видно, чувствовал, что скоро его спасителю придется несладко. И точно. В довершение ко всему Ермолов еще и получил из столицы строгий выговор за устроенное им в центре Тифлиса публичное повешение дагестанского муллы. Эта казнь стала для генерала лебединой песней. Вскоре, к превеликой радости горцев, его отправляют в отставку.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |