– Ничего не слышу, – снова заявил он. – Но лицо в порядке, так ведь? Шрамов, похоже, не останется.
Я покачал головой.
– Брови снова вырастут. А это… – Я слегка прикоснулся к щеке. – Похоже на солнечный ожог. Думаю, слух тоже скоро вернется.
У меня не было никакой уверенности, что так и будет, но очень хотелось надеяться.
– Я тебя не слышу, – простонал Чейд.
Я погладил его по плечу, пытаясь утешить, и поставил перед ним свою чашку с чаем. Прикоснувшись рукой к губам, чтобы привлечь его внимание, я спросил, медленно выговаривая слова:
– А твой ученик в порядке?
Я прекрасно знал, что он ни за что не стал бы проводить подобный эксперимент в одиночестве.
Чейд внимательно смотрел на мои губы, но, похоже, все-таки понял, о чем я спрашиваю, потому что ответил:
– Об этом можешь не беспокоиться. Я о ней позаботился. – Затем, увидев, как меня удивило местоимение женского рода, рявкнул: – Не лезь не в свое дело, Фитц!
Конечно же, он разозлился больше на себя, чем на меня. Если бы я не был так сильно встревожен, то не сдержался бы и громко рассмеялся. Она. Значит, меня сменила девушка… Я заставил себя не думать, кто она такая и почему Чейд выбрал именно ее.
Через некоторое время я убедился, что он меня слышит, но не слишком хорошо. Оставалось надеяться, что со временем слух полностью восстановится, что я ему и сказал. Он кивнул и помахал рукой, словно отгоняя мои слова прочь, но я видел в его глазах страх. Если он оглохнет, ему будет трудно оставаться советником королевы.
Мужественно пытаясь не обращать внимания на свою глухоту, Чейд громко спросил меня, видел ли я свитки на столе, а потом, что я такое сотворил со своим лицом. Чтобы он не кричал, задавая мне все новые и новые вопросы, я писал краткие ответы. Я сообщил, что случайно оказался в эпицентре драки, которая вспыхнула в таверне, а его слишком занимало случившееся с ним самим, чтобы мои слова вызвали сомнения.
Затем он написал на клочке бумаги: «Ты поговорил с Барричем?»
«Я решил, что лучше этого не делать», – ответил я. Чейд поджал губы, вздохнул и промолчал, но я понял, что он хотел бы сказать мне очень многое. Наверняка он еще вернется к этой теме, когда мы сможем нормально разговаривать.
Затем мы с ним занялись отчетами шпионов, обращая внимание друг друга на интересные места, хотя оба согласились с тем, что ничего полезного в них нет. Чейд написал, что надеется вскорости получить донесение от своего человека, которого отправил на Аслевджал с заданием проверить, насколько правдивы легенды о драконе.
Мне хотелось поговорить с ним о Дьютифуле и Олухе, но я решил отложить это до более благоприятного момента – не только из-за того, что он плохо слышал. Просто я и сам еще не до конца понял, насколько далеко мне удалось продвинуться и удалось ли вообще. Я решил, что завтра продолжу свои занятия с Олухом.
И тут я сообразил, что завтра уже практически наступило. Чейд, похоже, тоже. Сказал, что отправляется в постель, а когда придет слуга, чтобы его разбудить, то притворится, будто у него болит желудок.
Я себе такой роскоши позволить не мог и потому быстро вернулся в свою комнату, чтобы переодеться перед тем, как идти в башню Верити. По правде говоря, я боялся предстоящего урока, наверное, не меньше моих учеников. Голова у меня отчаянно болела, и я, прижимая одну руку ко лбу, другой кое-как развел огонь в камине и зажег свечи на столе. Порой мне не удавалось вспомнить время, когда у меня не болела голова из-за использования Скилла. Несколько мгновений я раздумывал, не сходить ли к себе за эльфовской корой, но отказался от этой идеи – впрочем, вовсе не из-за опасений, что кора притупит мои способности к Скиллу, просто теперь эльфовская кора вызывала воспоминания о дурацкой ссоре с Шутом. Нет. Больше никакой коры.
Я услышал шаги Дьютифула на лестнице за дверью и отбросил все посторонние мысли. Он закрыл за собой дверь и подошел к столу. Я тихонько вздохнул – он держался так, что мне сразу стало ясно: мальчик меня не простил.
– Я не хочу заниматься Скиллом вместе с дурачком, – заявил он, забыв поздороваться. – Должны же быть еще люди, наделенные Скиллом. – И тут он на меня посмотрел. – Что с твоим лицом?
– Я подрался, – коротко ответил я, давая ему понять, что больше все равно ничего не скажу. – А теперь насчет твоих совместных занятий с Олухом. Он единственный известный мне кандидат. Больше я не знаю никого.
– Не может быть. А ты организовал поиски других?
– Нет.
Прежде чем я успел еще что-нибудь сказать, Дьютифул взял со стола фигурку на цепочке.
– Что это? – спросил он.
– Она твоя. Ты нашел ее на берегу, где мы встретили Другого. Не помнишь?
– Нет. – Дьютифул в ужасе разглядывал фигурку, а потом неохотно признался: – Да. Помню. – Он покачнулся, не сводя глаз с фигурки. – Эллиана, так ведь? Что это означает, Том? Почему я нашел ее изображение до того, как впервые увидел?
– Что? – Я протянул руку, но принц ничего не замечал.
Он просто сидел на своем стуле и не сводил глаз с фигурки. Я встал и обошел стол. А когда посмотрел на маленькое лицо, черные локоны, обнаженную грудь и черные, точно уголь, глаза, вдруг понял, что Дьютифул прав. Это действительно была Эллиана. Не такая, как сейчас, а такая, какой станет, когда превратится в женщину. Даже голубое украшение, напоминающее корону, было как две капли воды похоже на то, что носила нар-ческа.
– Я не знаю, что это значит, – вздохнув, ответил я.
Принц заговорил, точно во сне, глядя на лицо фигурки:
– То место, где мы оказались, берег… Он походил на водоворот, который поглощает магию. Все виды магии. – Сжимая в руке фигурку, он на мгновение закрыл глаза. – Я там чуть не умер, правда? Скилл затянул меня и пытался разорвать на куски. Но ты пришел на помощь и… кто-то еще. Кто-то… – Он беспомощно искал подходящие слова. – Кто-то огромный. Больше неба.
Я бы, наверное, описал случившееся иначе, но я понял, что он имеет в виду. Неожиданно я почувствовал, что не хочу обсуждать события, происшедшие на берегу, даже думать о них не хочу. Часы, проведенные нами там, словно окружало диковинное сияние – свет, который не срывал покров тайны с окружающей реальности, а, наоборот, делал его еще плотнее. Этот свет внушал мне ужас. Вот почему я не показал перья Шуту и никому о них не рассказал. Они были моим слабым местом. Дверью в неизведанное. Подобрав их, я дал толчок какой-то грандиозной цепи событий, привел в действие нечто такое, что никто не в состоянии контролировать. Даже сейчас мое сознание пугливо отгоняло от себя воспоминания, как будто я мог все изменить, сделать так, чтобы события вернулись в область не свершившихся.
– Что это было? Кого мы там встретили?
– Понятия не имею, – ответил я.
В глазах принца вспыхнул огонь любопытства.
– Мы должны узнать.
– Нет. Не должны. – Я тяжело вздохнул. – Если честно, я считаю, что нам нужно быть очень осторожными и сделать все, чтобы тайна осталась тайной.
Дьютифул удивленно на меня посмотрел.
– Почему? Разве ты не помнишь, что мы тогда испытали? Какое чудесное ощущение?
Я прекрасно все помнил, особенно сейчас, когда мы заговорили об этом. Я покачал головой и вдруг пожалел, что показал Дьютифулу фигурку. Когда я на нее смотрел, ко мне возвращались воспоминания о том береге – так запах духов или несколько слов песни неожиданно напоминают о глупостях, которые ты натворил накануне.
– Да. Ощущение было чудесным. И опасным. Я не хотел оттуда уходить. Ты тоже. Она нас заставила.
– Она? Нет, это была не женщина. Я почувствовал… как будто со мной рядом отец, он сильный, и мне с ним спокойно, он меня любит.
– Не думаю, что прав кто-то один из нас, – неохотно признал я. – Просто мы с тобой ощутили то, чего больше всего хотели.
– Ты считаешь, мы все придумали?
– Нет. Я полагаю, мы столкнулись с чем-то, чего понять были не в силах. И потому придали ему знакомую форму, чтобы наше сознание могло справиться с тем, что мы увидели.
– С чего ты взял? Ты прочитал об этом в записях, посвященных Скиллу?
– Нет, – неохотно сказал я. – В свитках я не нашел никаких упоминаний об этом. Просто я так думаю, потому что… потому что я так думаю.
Он посмотрел на меня, и я беспомощно пожал плечами, другого объяснения у меня не было. Только неуловимое предчувствие, когда я вспоминал существо, которое мы встретили, – предчувствие, окутанное ужасом.
Скрип открывающейся потайной двери выручил меня. Вошел Олух и громко чихнул. На шее у него висел свисток. Контраст между блестящим свистком и потрепанной рубашкой неожиданно заставил меня посмотреть на него другими глазами. Я был потрясен. Давно не мытые волосы облепили голову, сквозь прорехи в одежде проглядывает грязное тело. Я вдруг увидел его таким, каким видел Дьютифул, и понял, что его отвращение вызвано не только внешним уродством и жалкими умственными способностями слуги. Принц не сдержался, отшатнулся от Олуха и поморщился, когда тот вошел. Годы, проведенные с волком, помогли мне привыкнуть к тому, что некоторые вещи пахнут так, как они пахнут. Но вонь немытого тела Олуха не являлась присущей ему с рождения – ну, например, как запах хорька. Впрочем, тут все можно исправить, подумал я. И это необходимо сделать, если я хочу, чтобы принц согласился работать вместе с Олухом.
– Садись, Олух, – предложил я и показал на стул, который стоял далеко от принца.
Олух посмотрел на меня с опаской, но все-таки выдвинул стул, изучил сиденье, словно мы хотели над ним посмеяться и придумали какой-то розыгрыш, потом, убедившись, что все в порядке, с шумом плюхнулся на него и принялся чесать левое ухо. Взглянув на принца, я заметил, что он завороженно наблюдает за Олухом.
– Итак, все в сборе, – объявил я и подумал, что не имею ни малейшего представления о том, чем буду с ними заниматься.
Олух прищурился и посмотрел на меня.
– Девушка снова плачет, – сообщил он так, словно я был виноват.
– Ничего. Я займусь девушкой чуть позже, – пообещал я ему, хотя сердце мучительно сжалось у меня в груди.
– Какая девушка? – мгновенно поинтересовался принц.
– Тебе не о чем беспокоиться.
Олух, давай не будем говорить о девушке сейчас. Мы здесь, чтобы учиться.
Олух перестал чесаться, положил руку на стол и с самым серьезным видом уставился на меня.
– Зачем ты так делаешь? Зачем говоришь у меня в голове?
– Чтобы проверить, можешь ли ты меня слышать.
Олух задумчиво фыркнул.
– Я тебя слышал. Песья вонючка.
Не смей этого делать.
– Вы разговариваете друг с другом при помощи Скилла? – с любопытством спросил принц.
– Да.
– Тогда почему я вас не слышу?
– Потому что мы обращаемся только друг к другу.
Принц нахмурился.
– Как он этому научился, если я не умею?
– Не знаю, – признался я. – Олух, похоже, самостоятельно занимался развитием своих способностей. Я и сам не очень понимаю, что он умеет.
– А он не может хотя бы на время убрать свою музыку?
Я расширил свое собственное восприятие Скилла и понял, что сознательно стараюсь не обращать внимания на окружавшую Олуха музыку.
– Олух, – повернувшись к нему, спросил я, – ты можешь заглушить музыку? Можешь обращаться ко мне только мыслями, без музыки?
Он удивленно посмотрел на меня.
– Музыку?
– Песню твоей мамы. Ты можешь сделать так, чтобы она смолкла?
Он задумался на мгновение и принялся жевать свой толстый язык.
– Нет, – решил он наконец.
– Почему не можешь? – требовательно спросил принц.
Дьютифул сидел очень тихо, и я понял, что он пытается пробиться сквозь музыку, чтобы услышать наш с Олухом разговор. В его голосе я услышал отчаяние. И ревность.
Олух посмотрел на него, равнодушно и тупо.
– Не хочу, – заявил он и, отвернувшись от принца, принялся снова чесать за ухом.
Дьютифул был потрясен, сделал вдох и, с трудом сдерживая злость, заявил:
– А если я прикажу тебе? Я ведь твой принц.
Олух посмотрел на него и тут же перевел взгляд на меня. Потом еще больше высунул язык и задумался.
– Мы оба ученики? – наконец спросил он.
Я не ожидал этого от него. Не ожидал, что он запомнит мои слова, не говоря уже о том, чтобы повторить их к месту и вовремя. У меня появилась новая надежда, но вместе с ней и новые опасения.
– Оба ученики, – подтвердил я, и он откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.
– А я учитель, – продолжал я. – Ученики должны слушаться учителя. Олух, ты можешь заглушить музыку?
Он некоторое время на меня смотрел, а потом ответил, но уже другим тоном:
– Не хочу.
– Наверное, не хочешь. Но я твой учитель, а ты ученик. Ученик слушается учителя.
– Ученики подчиняются, как слуги? – он встал, собираясь уйти.
Ситуация была безнадежной, но я не сдавался.
– Ученики подчиняются, как ученики. Чтобы они могли научиться. Чтобы все могли научиться. Если Олух будет меня слушаться, тогда он останется учеником. Если же Олух слушаться откажется, он перестанет быть учеником. Мы его прогоним, и он снова превратится в слугу.
Он стоял молча несколько минут. Не знаю, раздумывал ли он над моими словами. И понял ли вообще что-нибудь из сказанного. Дьютифул с мрачным видом сидел на своем стуле, опустив подбородок на грудь и сложив руки. Он рассчитывал, что Олух уйдет, и не скрывал этого. Но дурачок снова сел.
– Остановить музыку, – сказал он и закрыл глаза. Потом открыл их и, прищурившись, посмотрел на меня. – Вот, сделал.
Раньше я даже не представлял себе, как сильно его Скилл бьется в мои защитные стены. В окружившей меня тишине я испытал невероятное облегчение. Словно во время бури вдруг наступило затишье и ветры перестали реветь. Я вздохнул, а Дьютифул неожиданно выпрямился и с удивлением потер уши, а потом взглянул на меня.
– И это все был он?
Я кивнул, медленно приходя в себя. На лице Дьютифула появилось озадаченное выражение.
– Но я думал… я думал, что это сам Скилл. Огромная река, о которой ты говорил…
Он снова посмотрел на Олуха, но теперь его отношение к маленькому человечку было иным. Нет, в нем появилось не уважение, а, скорее, осознание, которое предшествует уважению.
Затем, словно вдруг снова начался ливень, музыка ожила, проникла в мои мысли и отделила от Дьютифула – так охотники перестают видеть друг друга в тумане. Я посмотрел на Олуха. Его лицо снова приняло тупое, бессмысленное выражение. И я неожиданно понял, что пользование Скиллом для него – естественное состояние. А вот чтобы отказаться от Скилла, нужно прикладывать усилие. И где же он этому научился?
Твоя мама так с тобой разговаривала?
Нет.
Тогда как ты научился?
Она мне пела, – нахмурившись, ответил он. – И делала так, что плохие мальчики меня не видели.
Меня переполняло возбуждение.
Олух, где твоя мама? У тебя есть братья или…
– Прекратите! Это нечестно! – вскричал принц, как капризный ребенок.
Его крик вырвал меня из моих мыслей.
– Что нечестно?
– Вы разговариваете при помощи Скилла, а я вас не слышу. Это невежливо. Как будто вы шепчетесь у меня за спиной.
Я услышал в его голосе ревность. Олух, дурачок, умеет делать то, что не доступно принцу Шести Герцогств. А я, самым очевидным образом, не скрываю своего восхищения способностями убогого. Да, придется вести себя осторожнее. Мастер Скилла Гален наверняка сделал бы их соперниками, чтобы заставить каждого трудиться больше и старательнее. Но у меня были другие цели. Я хотел превратить их в единое целое.
– Извини. Ты прав, мы вели себя невежливо. Олух только что сказал мне, что его мать при помощи Скилла пела ему песни, а иногда делала так, что плохие мальчики его не видели.
– Значит, его мать обладала Скиллом? Она тоже была полоумной?
Я увидел, как Олух поморщился. Точно так же меня коробило, когда при мне говорили «бастард». Я хотел было отругать принца, но понял, что это будет лицемерием. Разве я сам не называл про себя Олуха дурачком? Ладно, решил я, пока промолчу, но обязательно позабочусь о том, чтобы Олух больше не слышал подобных слов от нас с принцем.
– Олух, где твоя мама?
Он несколько минут просто смотрел на меня и молчал. Затем, тоном обиженного ребенка, проговорил:
– Она ум-мерла. – Я понял, с каким трудом далось ему это слово.
Олух принялся оглядываться по сторонам, как будто что-то потерял.
– А можешь про нее рассказать?
Олух наморщил лоб.
– Мы пришли в город вместе с остальными. Когда там много людей, когда Весенний праздник. Да. – Он кивнул, гордый тем, что ему удалось вспомнить правильное слово. – Потом, утром, она не проснулась. А остальные все у меня забрали и больше не взяли с собой. – Олух с грустным видом почесал щеку. – И все, все пропало, а меня привели сюда. Потом… сюда.
Не слишком понятно, но я сомневался, что мне удастся вытянуть из него еще больше. Но тут вмешался Дьютифул, который мягко спросил:
– А что твоя мама и другие делали, когда вы путешествовали?
Олух тяжело вздохнул, словно не мог справиться с горем.
– Ну, знаешь… находили большую толпу. Мама пела, Проки играл на барабане, Джиму танцевала. Мама говорила: «Вы его не видите, не видите, не видите», а я маленькими серебряными ножничками срезал у них кошельки. Только Проки все забрал… и мою шапочку с кисточкой, и одеяло…
– Ты срезал кошельки? – недоверчиво переспросил Дьютифул.
Отличное применение Скилла – спрятать от посторонних глаз сына, который срезает у зевак кошельки, подумал я.
Олух кивнул, скорее, самому себе.
– Если я хорошо все делал, мне давали пенни на конфетку. Каждый день.
– А у тебя были братья или сестры, Олух?
Он задумался.
– Мама была старая, слишком старая, чтобы у нее были дети. Вот я и родился глупым. Так Проки сказал.
– Боги… Похоже, этот Проки был симпатичным парнем, – язвительно заметил принц, и Олух с подозрением на него посмотрел.
– Принц хочет сказать, что Проки плохо с тобой обращался, – пояснил я ему.
Олух пожевал верхнюю губу, затем кивнул и сообщил нам:
– Никогда не называй Проки «папа». Никогда.
– Никогда, – согласился с ним Дьютифул, и я понял, что именно в этот момент его отношение к Олуху переменилось. Склонив голову набок, принц посмотрел на грязного, уродливого человечка. – Олух, а ты можешь обратиться ко мне при помощи Скилла, но так, чтобы только я тебя слышал, а Том нет?
– Зачем? – удивился Олух.
– Чтобы стать учеником, – вмешался я. – Учеником, а не слугой.
Олух несколько минут сидел, раздумывая над предложением Дьютифула. Кончик его языка касался верхней губы. И вдруг принц громко расхохотался.
– Песья вонючка? Почему ты его так называешь?
Олух скорчил гримасу и чуть приподнял одно плечо, показывая, что не знает. И вдруг я понял, что тут кроется какая-то тайна. Дело было не в том, что он не знал, он не хотел говорить. Неужели Олух чего-то боится? Я сделал вид, что мне весело.
– Все в порядке, Олух. Можешь ему рассказать, если хочешь.
Мне показалось, что мои слова его смутили. Может быть, кто-то сказал ему, что он не должен мне говорить? Чейд? Олух смотрел на принца и хмурился. Потом он заговорил. Я ожидал, что он расскажет принцу о моем Уите и что он каким-то образом почувствовал мою прежнюю связь с волком. Но он произнес слова, от которых я похолодел.
– Они так его называют, когда про него спрашивают. Которые в городе живут. Они дают мне денежки на орехи и конфетки. Песья вонючка и предатель. – Олух, улыбаясь, повернулся ко мне, и я заставил себя улыбнуться ему в ответ.
– Правда, они так говорят? Какие мерзавцы!
Улыбайся, Дьютифул. Громко смейся, только не связывайся со мной Скиллом.
Я послал ему свою мысль, сузив ее до крошечной точки, но Олух все равно начал беспокойно переводить взгляд с меня на принца. Дьютифул побледнел, но послушно расхохотался. Его громкое «ха-ха-ха» не имело ничего общего со смехом, казалось, его вот-вот вырвет. Я решил предпринять последнюю попытку.
– Это говорит человек с одной рукой, так ведь?
Олух не слишком уверенно улыбнулся, и я понял, что ошибся.
– Нет, не он. Он новый. Он почти не говорит. Но когда я рассказываю, они дают мне денежку, а он повторяет: «Хорошенько следи за бастардом. Следи хорошенько». И тогда я отвечаю: «А я и слежу. Я слежу».
– Ну, ты все хорошо делаешь, Олух. И заслужил свою денежку.
Он принялся раскачиваться на стуле, довольный собой.
– Еще я слежу за золотым человеком. У него красивая лошадка. И шляпа с перьями, а на перьях глазки.
– Точно, – согласился я. Во рту у меня все пересохло. – Ты хотел получить такое перо.
– Я могу его получить, когда его не будет, – спокойно сообщил мне Олух. – Так сказали те, из города.
Я понял, что задыхаюсь. Олух сидел и кивал, довольный собой. Тупой слуга Чейда, слишком тупой, чтобы понимать, какая опасная тайна ему доверена, продал нас за несколько монет. И все потому, что я оказался слишком глуп, чтобы догадаться: человек, окруженный чужими секретами, сути которых он не понимает, может иметь собственные. Что он видел и кому успел об этом рассказать?
– На сегодня все, урок закончен, – с трудом проговорил я, надеясь, что Олух сразу же уйдет, однако он остался сидеть.
– Я все хорошо делал. Хорошо. И не виноват, что крыса умерла. Не хотел я, чтобы она умерла. Он сказал: «Крыса будет твоим другом», а я ответил: «Нет, меня один раз укусила крыса». А они говорят: «Возьми ее. Она хорошая. Корми и приноси с собой, когда будешь к нам приходить раз в неделю». Я так и делал. А потом она умерла, под миской. Наверное, миска на нее упала.
– Наверное, Олух. Наверное. Но ты не виноват. Ни в чем.
Больше всего на свете мне хотелось помчаться к Чейду, но я вдруг понял, что Чейд ничего этого не видел. Он не знал. И не может больше защитить своего ученика. Пора мне самому о себе позаботится. Я хлопнул себя по лбу, словно неожиданно вспомнил кое-что важное.
– Кстати, Олух, ты сегодня к ним не собираешься?
Олух посмотрел на меня так, будто я сказал страшную глупость.
– Нет. Не когда пекут хлеб. Когда стирают. Когда простыни вешают сушиться. Вот тогда я иду и получаю денежку.
– В день стирки. Конечно. Это завтра. Хорошо. Я ведь не забыл про пирожное с розовой глазурью. Я собирался дать тебе его сегодня. Ты можешь подождать меня в комнате Чейда? Я обязательно его принесу, только мне нужно время.
– Пирожное с розовым сахаром. – Олух напряженно пытался вспомнить.
Мне показалось, что он забыл о моем обещании. Я попытался вспомнить, что еще он просил. Шарф, как у Роуди. Красный. Изюм. Я напряженно думал, словно вернулся в детство и отвечал урок Чейду. Что еще? Нож. И перо павлина. А также деньги на конфеты или конфеты. Нужно все это добыть до завтра.
– Да. Пирожное с розовым сахаром. Не горелое. Я знаю, ты их любишь. – Я молил всех богов, чтобы такое нашлось на кухне.
– Да! – Маленькие глазки Олуха загорелись от предвкушения. – Да, я подожду. Принеси поскорее.
– Ну, очень быстро не выйдет. Но сегодня ты обязательно его получишь. Ты подождешь меня и не будешь никуда уходить?
Олух нахмурился, когда я сказал, что быстро не выйдет, а потом неохотно кивнул.
– Хорошо, Олух. Ты отличный ученик. А теперь иди в комнату Чейда и подожди меня.
Как только за ним закрылась потайная дверь, Дьютифул открыл рот, собираясь что-то сказать, но я знаком показал ему, чтобы он молчал. Я дождался, когда стихнут шаги Олуха, и опустился на свой стул.
– Лодвайн, – в ужасе прошептал Дьютифул.
Я кивнул, потому что еще не пришел в себя настолько, чтобы говорить. Лодвайн назвал меня «бастардом». Что он имел в виду – ублюдок или Бастард?
– Что делать?
Я поднял глаза на принца. Дьютифул был бледен и со страхом смотрел на меня. Нам не помогли ни стены, ни шпионы Чейда. Неожиданно я понял, что лишь я один стою между Дьютифулом и Полукровками. Возможно, так было всегда. Я вдруг обрадовался, что Лорел исчезла и Лодвайн не сможет до нее добраться. Значит, я могу, по крайней мере, не беспокоиться за нее.
– Ничего. Ты не должен делать ничего! – строго сказал я, когда он собрался запротестовать. – Веди себя так, будто ничего не произошло, чтобы никто не понял, что мы узнали о заговоре. Сегодняшний день не должен отличаться от всех остальных. Но тебе нельзя покидать замок. Ни на минуту.
– Я обещал Сивилу Брезинге, что поеду с ним кататься верхом, – помолчав, сказал Дьютифул. – Только он и я. Мы собирались незаметно выскользнуть из замка и поохотиться с его кошкой сегодня днем. Вчера поздно вечером он пришел ко мне в комнату. – Принц вздохнул, и я понял, что он увидел приглашение Сивила в новом свете. Следующие слова он произнес почти шепотом: – Мне показалось, что он чем-то взволнован. Я даже подумал, что он плакал. Когда я его спросил, хорошо ли он себя чувствует, Сивил ответил, что сам виноват в своих неприятностях и друг ему помочь не сможет. Я решил, что речь идет о девушке.
Я внимательно его выслушал и спросил:
– Значит, его кошка здесь?
Принц смущенно кивнул.
– Сивил платит одной старушке за то, что она разрешила ему воспользоваться сараем, на краю леса, около реки. Старушка кормит кошку и позволяет ей уходить и приходить, когда та захочет. Сивил навещает ее всякий раз, когда у него появляется возможность. – Дьютифул вздохнул и признался. – Я тоже там был, с ним вместе. Один раз. Поздно ночью.
Я заставил себя промолчать, хотя мне очень многое хотелось ему сказать. Сейчас не время для выговоров. Больше всего я злился на себя: и здесь я тоже потерпел поражение.
– Хорошо. Сегодня ты никуда не поедешь. У тебя волдырь на заднице, и ты не можешь скакать верхом. Обязательно скажи Сивилу, почему ты отменяешь вашу охоту.
– Я не хочу… не буду я такого говорить. Это стыдно. Лучше я скажу, что у меня болит голова. Том, я уверен, что Сивил не враг. Он не может меня предать.
– Ты скажешь то, что я тебе велел, именно потому, что это стыдно. А головная боль звучит слишком искусственно. Волдырь на заднице – нет. – Я вздохнул и попытался поделиться с принцем своими подозрениями. – Возможно, Сивил не предатель. Но нельзя исключать, что кто-то использует его, чтобы выманить тебя из Баккипа. Или ему угрожают. Например, припугнули, что, если он тебя им не доставит, весь Бакк узнает, что его мать наделена Уитом. Так что сейчас не имеет значения, доверяешь ты Сивилу или нет. Мне нужно время. Иди скажи ему, что ты с ним никуда не поедешь. И не забудь, что должен держаться так, будто у тебя действительно нарыв, который портит тебе жизнь.
Дьютифул кивнул с недовольным видом, а я немного успокоился. Но уже в следующую минуту он заявил:
– Это будет не слишком просто. Сивил сказал, что хотел попросить меня сегодня о чем-то особенном.
– О чем?
– Не знаю. Думаю, речь идет о кошке.
– Тем больше причин никуда с ним не ехать. – Я попытался просчитать возможные варианты. И тут мне в голову пришла новая идея: – А Сивил не предлагал тебе какое-нибудь другое животное? Ну, чтобы оно стало твоим партнером?
– Неужели ты думаешь, я настолько глуп, что стал бы ему доверять, если бы он это сделал? – Дьютифула одновременно разозлил и расстроил мой вопрос. – Я не идиот, Том. Нет. На самом деле Сивил сказал мне, что я не должен связывать себя ни с каким другим животным, пока не пройдет год после смерти моей кошки. Так принято среди Древней Крови. Время для скорби. А еще для того, чтобы человек, берущий себе нового партнера, сделал это потому, что между ними возникла настоящая дружба, а не затем, чтобы заменить умершее животное.
– У меня складывается впечатление, что Сивил активно просвещает тебя на предмет обычаев Древней Крови.
Принц помолчал немного, а затем холодно ответил:
– Ты же отказался меня учить, Том. Однако я понимал, что мне необходимы эти знания. Не только чтобы защищать себя, я должен управлять своей магией. Я не собираюсь стыдиться своего Уита, Том. Да, я вынужден его скрывать из-за несправедливой ненависти, которую многие испытывают к тем, кто наделен этим даром. Но я не намерен от него отказываться.
Ответить мне на это было особенно нечего. Более того, в голове промчалась предательская мысль, что мальчик прав. Если бы я прошел надлежащее обучение, наша с Ночным Волком жизнь стала бы заметно легче. В конце концов, я сдержанно сказал:
– Я уверен, что мой принц сумеет принять правильное решение относительно того, как ему следует себя вести.
– Разумеется, – кивнул он.
А затем с таким видом, словно одержал верх в споре, Дьютифул перевел разговор на другое и неожиданно спросил меня:
– Значит, я должен вести себя так, будто ничего не знаю. А ты что будешь делать? Боюсь, тебе угрожает не меньшая опасность, чем мне. Не меньшая. Мое имя защитит меня – до определенной степени. Им придется сначала доказать, что я обладаю Уитом, и лишь после этого они смогут против меня выступить. Но тебя могут просто зарезать на какой-нибудь из узких улочек Баккипа и представить все как несчастный случай. Твое имя тебя не защитит, Том.
Я с трудом сдержался, чтобы не улыбнуться. Именно тот факт, что мое имя никому не известно, и защищает меня, и мне приходится продолжать прятаться за своей анонимностью.
– Я должен немедленно найти Чейда. Если хочешь мне помочь, скажи на кухне, что просто обожаешь пирожные с розовой глазурью.
Дьютифул серьезно кивнул.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |