У него имелось немало причин быть недовольным. Старлинг пыталась уговорить Чейда передать мне записку. Конечно, она сделала это так, что никто ничего не заметил, но Чейд возмутился: ей не следовало давать понять, что она знает о связи между ним и мной. Непостижимым образом во всем оказался виноват я. Когда Чейд отказался, Старлинг заявила: «Тогда передайте ему мои извинения. Я поссорилась с мужем и рассчитывала найти утешение в его дружеском участии. Я уже выпила в замке, а потом отправилась в город, чтобы немного добавить. Мне не следовало говорить то, что я сказала». Пока я, разинув рот, смотрел на Чейда, он деликатно спросил, заключали ли мы со Старлинг некий «договор», а когда я сердито ответил, что нет, он удивил меня, заявив, что только глупец станет сердить менестреля.
– Она разозлилась из-за того, что я отказался делить с ней постель после того, как узнал, что она замужем. Я думал, у меня есть право решать, с кем мне спать. Ты полагаешь иначе?
Я рассчитывал, что Чейда удивят мои слова. Больше того, я надеялся, что он смутится и больше не станет совать нос в мои личные дела. А Чейд лишь хлопнул себя по лбу.
– Конечно, ей следовало бы предвидеть, что ты вышвырнешь ее вон, как только обнаружишь, что у нее есть муж, но… Фитц, ты понимаешь, что для нее значила связь с тобой? Подумай немного.
Если бы не его очевидное желание сказать мне что-то важное, я бы обиделся. Однако Чейд говорил с такой уверенностью, что я воспринял его слова как вступление к уроку. Он часто начинал разговор подобным образом, когда учил меня видеть все мотивы поведения человека, а не руководствоваться первыми пришедшими в голову предположениями.
– Ей стало стыдно, поскольку я стал хуже о ней думать, когда узнал, что она спит со мной, имея мужа?
– Нет. Думай, мальчик. Твое мнение о ней изменилось?
Я неохотно покачал головой.
– Я лишь почувствовал себя дураком. Чейд, в некотором смысле, я совсем не удивился. Я догадывался с того самого момента, как встретил ее. У меня не было оснований считать, что Старлинг изменит своим принципам – менестрели славятся вольностью нравов. Просто я не хотел в этом участвовать.
Он вздохнул.
– Фитц, Фитц… Ты не в силах представить себе, что другие люди воспринимают тебя не так, как ты сам, – и это твоя самая большая слабость. Что ты есть, кто ты для Старлинг?
Я пожал плечами.
– Фитц. Бастард. Человек, которого она знает пятнадцать лет.
На лице Чейда появилась хитрая улыбка.
– Нет, ты Фитц Чивэл Видящий. Непризнанный принц. Она написала о тебе балладу еще до того, как познакомилась с тобой. Почему? Потому что ты покорил ее воображение. Бастард Видящих. Если бы Чивэл тебя признал, ты мог бы претендовать на трон. И хотя отец отказался от тебя, ты сохранил верность короне, стал героем сражения у Башни на острове Антлер. Потом ты позорно погиб в темнице Регала, но восстал из могилы, чтобы отомстить принцу-предателю. Старлинг сопровождала тебя, когда ты отправился на помощь своему королю, и хотя события потом развивались не так, как вы рассчитывали, в конце концов, вам удалось одержать победу. И она была не только свидетелем, но и участником.
– Красивая сказка, в особенности в том виде, как ты ее рассказываешь. Вот только ты не упомянул о боли, разочарованиях и неудачах.
– Да, замечательная легенда, даже если помнить о боли и неудачах. Замечательная и славная – такая обеспечит менестрелю популярность на долгие годы, если он ее споет. Однако Старлинг никогда ее не исполнит – ей запретили. Замечательное приключение, чудесная песня навсегда останутся тайной. И все же Старлинг знает, что она была частью жизни королевского бастарда. Она стала его любовницей, он доверял ей свои тайны. Мне кажется, она рассчитывала, что после возвращения в замок ты вновь окажешься в центре интриг и удивительных событий. И надеялась принять в них участие, думала, что люди будут проявлять внимание к ней, и ее коснется твоя слава. Знаменитый менестрель, любовница королевского бастарда, наделенного Уитом.
Она рассчитывала, что даже если сама не сможет спеть об этом песню, ей будет гарантировано место в балладе другого менестреля. Можешь не сомневаться. Она давно ее пишет в виде песни или поэмы. А потом ты все у нее отнял. Ты не только отказался от связи с нею, но и вернулся в Баккип в роли незаметного слуги. У твоей легенды оказался прозаический конец, и, таким образом, сама Старлинг стала незначительной фигурой. Она менестрель, Фитц. Неужели ты надеялся, что она поведет себя благородно в такой ситуации?
Неожиданно я увидел Старлинг совсем в другом свете. И оскорбления, нанесенные мне, и ее жестокость по отношению к Неду.
– Я никогда не воспринимал себя так, Чейд.
– Я знаю, – мягко сказал он. – Но теперь ты понимаешь, что она видит тебя иначе? И что ты разрушил ее мечты?
Я задумчиво кивнул.
– Но я ничего не могу поделать. Я не лягу в постель с замужней женщиной. И не могу вновь стать Фитцем Чивэлом Видящим. Мне на шею немедленно наденут петлю.
– Да, почти наверняка. Ты не можешь вновь стать Фитцем Чивэлом. А в остальном… Разреши напомнить, что Старлинг очень многое известно. Она может причинить нам немалый вред. Я рассчитываю, что ты не станешь окончательно разрывать с ней отношения.
Прежде чем я придумал достойный ответ, Чейд спросил у меня, почему я прекратил давать принцу уроки Скилла. Принц уже задавал мне этот вопрос. Я ответил Чейду теми же словами, что и принцу: у меня возникло ощущение, что юноша с лицом, покрытым чешуей, обладает способностями к Скиллу, поэтому до отъезда послов мы ограничимся совместными переводами свитков. Принцу не слишком нравилось это однообразное занятие. Мои подозрения относительно торговца в вуали заинтриговали его и Чейда. Чейд и вовсе трижды попросил меня повторить мой разговор с Сельденом Вестритом. Однако мы не сумели обнаружить ничего нового. Я начинал понимать, что иногда лучше оставить Чейда в неведении, чем сообщать ему обрывки информации, которые он не в силах проверить. Например, историю о татуировках нарчески.
Я знал, что он провел несколько часов, наблюдая через глазок за покоями нарчески, но так и не увидел татуировок. Поскольку Эллиана не жаловалась на здоровье, Чейд не мог прислать к ней целителя, чтобы подтвердить мои слова. Нарческа несколько раз отказывалась от приглашений принца отправиться на прогулку, поэтому Дьютифул был не в силах оценить ее состояние. А королева не хотела слишком часто приглашать нарческу на приемы, чтобы не продемонстрировать излишнюю заинтересованность в предстоящем браке. В конечном счете, оставалось лишь анализировать мои наблюдения. Однако нам не удавалось разгадать тайну нарчески и понять Хению.
Эта женщина оставалась для нас загадкой. Мы не знали, о какой Госпоже она говорила, если только не имела в виду какую-то старшую родственницу Эллианы, имеющую над ней власть. Осторожные расспросы ничего нам не дали. Шпионы Чейда также потерпели неудачу. Дважды за Хенией следили, когда она выходила в город. И оба раза ей удавалось улизнуть от наблюдения: в первый она скрылась в толпе на рыночной площади, в другой просто свернула за угол и исчезла. Мы не знали, с кем она встречалась в городе и зачем. Волшебное наказание, которому подверглась Эллиана, говорило о неизвестной нам магии. Возможно, нам следовало радоваться, что у нас есть союзник, который настаивает на браке нарчески с принцем. Однако нас смущала жестокость наказания.
– Ты уверен, что лорд Голден не может пролить свет на эти события? – однажды спросил Чейд. – Кажется, он как-то сказал, что изучал историю и культуру Внешних островов.
Я лишь пожал плечами. Чейд фыркнул.
– А ты у него спрашивал?
– Нет, – коротко ответил я, а когда Чейд нахмурил брови, я добавил: – Я уже говорил тебе. В последнее время он почти не покидает постели. Даже ест в спальне. Он опустил занавески на окнах и загородил свою постель ширмой.
– Быть может, он заболел?
– Он не говорил, что плохо себя чувствует, но именно такое впечатление он произвел на мальчика, который ему прислуживает. Иногда мне кажется, что он специально взял на службу Чара, чтобы тот распространял о нем выгодные ему слухи. Мне представляется, что Шут хочет поменьше попадаться людям на глаза, пока послы Бингтауна не покинули Баккип. Он довольно долго жил в Бингтауне, но там его знали не как Шута или лорда Голдена. Полагаю, он боится, что его кто-нибудь узнает и это подорвет его положение при дворе.
– Ясно. В таком случае его поведение выглядит разумным. Послушай, Фитц, ты не можешь поговорить с ним относительно способностей к Скиллу Сельдена Вестрита?
– Поскольку он сам не владеет Скиллом, не думаю, что лорд Голден сможет сказать нам что-нибудь вразумительное.
Чейд поставил на стол чашку.
– Но ты у него не спрашивал, не так ли?
Я взял свою чашку и сделал несколько глотков, чтобы выиграть время на размышление.
– Нет, – ответил я, поставив чашку, – не спрашивал.
Чейд внимательно посмотрел на меня.
– Похоже, вы поссорились? – с удивлением спросил он.
– Я бы не хотел это обсуждать, – холодно ответил я.
– Хм-м. Вы выбрали очень подходящий момент. Сначала в Баккипе пересеклись пути послов Бингтауна и обитателей Внешних островов, а потом еще и ты обидел королевского менестреля и устроил дурацкую ссору с Шутом, в результате проку от вас никакого. – Он откинулся на спинку кресла и сердито посмотрел на меня, словно я все это сделал исключительно для того, чтобы ему насолить.
– Сомневаюсь, что у него есть что сказать по данному поводу, – заявил я.
За последние три дня я не обменялся с Шутом и дюжиной слов, но рассказывать о наших разногласиях Чейду не собирался. Если Шут и заметил мою холодность, то никак на нее не отреагировал. Он велел Тому Баджерлоку отказывать в приеме всем гостям, пока его самочувствие не улучшится, что я и делал. Я старался как можно меньше времени проводить в наших покоях. Несколько раз, возвращаясь в свою спальню, я замечал следы пребывания в покоях лорда Голдена гостей. Значит, Йек навещала его, когда меня не было дома, – я без труда узнал пряный аромат ее духов.
– Что ж, возможно. – Чейд нахмурился. – В любом случае, постарайся помириться с Шутом. Когда на душе у тебя скребут кошки, толку от тебя меньше, чем от ругательств пьяного лудильщика.
Я глубоко вздохнул, чтобы справиться с гневом.
– В последнее время мне хватает и других забот, – заметил я.
– Конечно. Нам всем есть над чем поразмыслить. Что хотел твой мальчик, когда приходил в замок? С ним все в порядке?
– Не совсем.
Я удивился, когда один из поварят постучал в мою дверь и сообщил, что во дворе кухни меня ждет молодой человек. Я поспешил спуститься вниз и увидел смущенного и рассерженного Неда. Он отказался войти внутрь, даже в караулку, хотя я заверил его, что никто не станет возражать. За последнее время стражники успели ко мне привыкнуть. Он сказал, что не хочет отнимать много времени, поскольку понимает, что у меня и своих дел хватает. Я сразу почувствовал укол совести, поскольку действительно был занят и не находил возможности для встречи с Недом. К тому времени, когда он набрался мужества сообщить мне, что Джинна выгнала его из дома, решимости у меня заметно поубавилось.
Он смотрел мимо моего плеча, когда произносил следующую фразу:
– Поскольку у меня нет своих денег, последние две ночи я спал где придется, лишь бы было какое-то укрытие от холода. Но я не могу прожить зиму на улице. Поэтому мне ничего не остается, как переехать к мастеру Гиндасту и поселиться вместе с остальными учениками. Вот только… мне неудобно просить его об этом – ведь он не раз мне предлагал, а я постоянно отказывался.
Вот так новость.
– Он предлагал тебе? Но почему? Ведь ему было выгодно, чтобы ты жил отдельно. Не нужно тебя кормить и все такое…
Нед с тоской посмотрел в небо.
– Он предлагал мне переехать всякий раз, когда его не устраивала моя работа, – со вздохом ответил он. – Мастер Гиндаст говорил, что если бы я вовремя ложился спать, у меня бы лучше получалось. – Он отвернулся и после паузы с некоторой гордостью добавил: – Мастер Гиндаст утверждает, что я мог бы прекрасно работать, если бы не был таким сонным по утрам. А я все время возражал, заявляя, что справлюсь. Ну, я пару раз опоздал, но не пропустил ни одного дня с тех нор, как мы приехали в Баккип.
Он говорил так, словно я сомневался в правдивости его слов. Я не стал ему возражать.
– Ну, так за чем же дело стало? – спросил я, немного помолчав. – Если он несколько раз предлагал тебе переехать к нему в дом, Гиндаст с удовольствием согласится тебя принять.
Нед молчал. Я заметил, что кончики его ушей слегка покраснели, но продолжал ждать. Наконец он собрался с духом и попросил:
– Быть может, ты как-нибудь зайдешь к нему и скажешь, что хотел бы, чтобы я жил у него в доме? Так будет удобнее…
Я заговорил медленно, сомневаясь в правильности своих слов.
– Удобнее, чем признать, что он оказался прав? Или сказать, что Джинна тебя выгнала из-за того, что не хочет неприятностей?
Нед густо покраснел, и я понял, что попал в точку. Он опустил плечи и отвернулся было от меня. Однако я положил ему руку на плечо, а когда он попытался ее стряхнуть, не уступил. Нед понял, что не в силах вырваться, и с удивлением посмотрел на меня. Что ж, ежедневные тренировки с мечом не прошли для меня даром. Теперь я могу удержать упрямого мальчишку против его воли. Большое достижение. Я подождал, когда он перестанет сопротивляться. Нед не попытался меня ударить, но и смотреть мне в лицо отказывался. Я заговорил тихо, чтобы меня услышал Нед, но не невольные свидетели нашего разговора.
– Отправляйся к Гиндасту, сын. Ты можешь сохранить лицо, если сообщишь остальным ученикам, что это решение твоего отца. Но зато Гиндаст будет больше тебя уважать, если ты скажешь, что все обдумал и тебе лучше поселиться в его доме. И еще: не забывай, что Джинна была добра к нам обоим, и тебе не следует обижаться на нее за то, что она не хочет неприятностей. Она не должна расплачиваться за то, что дружит с нами.
Потом я отпустил Неда и позволил ему уйти. Я не знаю, что он делал дальше, поскольку не зашел его проведать. Пусть он сам разберется со своей жизнью. У него есть возможность получить еду и кров, если он согласится с условиями, на которых они предлагаются. Больше я ничего не мог для него сделать. Мои мысли вновь вернулись к беседе с Чейдом.
– У Неда возникли трудности, ему нелегко приспособиться к городским нравам, – признался я старому убийце. – Он привык сам решать, когда работать, а когда ложиться спать. Мы вели простую жизнь, которая не оставляла ему возможности выбора.
– А еще там было меньше пива и девушек, – добавил Чейд, и у меня возникли подозрения, что он, как всегда, знает гораздо больше, чем говорит.
Однако он произнес эти слова с улыбкой, и я решил не вдаваться в подробности. И не только из-за того, что Чейд не хотел обидеть Неда или меня, а потому, что старик вновь оказался на высоте. Как в свои лучшие годы. Казалось, чем гуще замешаны интриги в замке Баккип, тем лучше разбирается в них Чейд.
– Ладно. Надеюсь, ты знаешь, во что вляпался Нед. Если потребуется, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. И получишь ее совершенно безвозмездно.
– Я знаю, – ответил я слегка охрипшим голосом, и мы расстались.
У нас обоих было полно дел. Чейд собирался переодеться для участия в церемонии прощания с Эллианой, Пиоттром и Арконом. Он надеялся, что прощальные подарки помогут им забыть обиды, и завтра они покинут Баккип, подтвердив свое согласие на обручение нарчески и принца. А я намеревался, прихватив с собой все необходимое, занять место возле глазка, чтобы не пропустить ни одной детали, которая может ускользнуть от Чейда.
Он удалился в свои покои. Мои приготовления носили иной характер. Я взял запас свечей, подушку с постели и одеяло, бутылку вина и кое-какой еды. Я предполагал, что проведу у глазка несколько часов, и решил, что на сей раз устроюсь с удобствами. В последние дни заметно похолодало, а в потайных коридорах гуляли сквозняки.
Я собрал все в один большой сверток, причем мне пришлось несколько раз отгонять Джилли, который норовил забраться под одеяло. Хорек стал гораздо дружелюбнее и приветствовал меня, выставив усики, всякий раз, когда мы встречались в лабиринтах замка. Хотя Джилли получал огромное удовольствие от охоты, он регулярно оставлял на виду свои многочисленные трофеи, предпочитая питаться чем-нибудь другим – например, с удовольствием поглощал изюм и хлеб. Впрочем, он часто прятал добытые лакомства под полкой со свитками или под креслами. Его пытливый и непоседливый разум порхал точно колибри. Как и большинство животных, он совершенно не стремился вступить в контакт с человеком. И все же его заинтересовала моя деятельность, и любопытный Джилли последовал за мной по узким коридорам.
Я прибыл на место до начала прощального пиршества. Пристроил подушки на расшатанном стуле, который прихватил с собой по дороге, и разложил съестные припасы на полу рядом со свечами. Я уселся на стул, накинул на плечи одеяло и выглянул в глазок. Да, отсюда будет удобно наблюдать за происходящим, с удовлетворением подумал я. С этой точки мне будет виден весь помост и почти треть зала.
Зимние драпировки главного зала были обновлены. Ветки вечнозеленых деревьев и венки украшали арки перед входом и висели над камином, менестрели наигрывали тихие мелодии, пока гости занимали свои места. Все происходящее живо напомнило мне церемонию обручения. На длинных столах, накрытых вышитыми скатертями, стояли свежий хлеб и сушеные фрукты. Южные благовония, подарок торговцев Бингтауна, витали в воздухе. Однако герцоги и герцогини вели себя более свободно. Наверное, им начали надоедать бесконечные официальные приемы. Послы Бингтауна, с интересом отметил я, вошли вместе с другими придворными и уселись подальше от столов, предназначенных для гостей с Внешних островов.
Затем появились островитяне во главе с Арконом Бладблейдом. Они нарядились в роскошные костюмы, принятые при дворе Баккипа, и пребывали в превосходном настроении. Тяжелые меха заменили атлас, бархат и кружева, а из цветов превалировали красный и оранжевый. Как ни странно, они выглядели превосходно в своих экстравагантных нарядах. Переиграв моду Баккипа на варварский лад, они создали собственный стиль. То, что они охотно выбирали для себя такую одежду, говорило о скором начале активной торговли. Если Аркон Бладблейд настоит на своем.
Пиоттр Блэкуотер и Эллиана с ним не пришли.
Они не появились даже после того, как королева, принц и Чейд прошли к возвышению, на котором находился их стол. Я увидел в глазах Кетриккен смятение, но улыбка осталась такой же приветливой. Принц Дьютифул сохранял королевское спокойствие и словно не замечал, что его невеста не посчитала нужным явиться на прощальный прием. Когда Видящие заняли свои места, наступила неловкая пауза. Обычно королева отдавала приказ слугам разливать вино и произносила тост в честь гостей.
Гости начали перешептываться, когда у входа в зал появился Пиоттр Блэкуотер. Он был в костюме жителя Внешних островов, но роскошь мехов и богатство золотых цепей, украшавших его шею, говорили о том, что он выбрал самое лучшее. Он стоял до тех пор, пока в зале не воцарилась звенящая тишина. Затем Пиоттр отступил в сторону, и вошла нарческа. На ее кожаном жилете красовался символ дома ее матери из кости нарваля. Жилет был оторочен белым мехом снежного лиса. На торжественный прием по случаю окончания переговоров Эллиана надела юбку из тюленьей кожи и такие же туфли. И никаких драгоценностей. Черные волосы свободно струились по плечам и спине, а голову украшало нечто, напоминающее голубую корону. У меня зашевелились смутные воспоминания, но они так и не оформились ни во что определенное.
Нарческа несколько долгих мгновений стояла на пороге и смотрела в глаза Кетриккен. Затем, высоко вздернув подбородок, медленно пересекла зал, направляясь к центральному помосту, за ней следовал Пиоттр Блэкуотер. Он шел на шаг сзади, чтобы все внимание было сосредоточено на Эллиане, но достаточно близко, чтобы защитить ее от любой опасности. Нарческа не спускала глаз с королевы, даже когда поднималась на помост, их взгляды не размыкались. Когда Эллиана встала перед Кетриккен, она сделала реверанс, но так и не склонила головы и не отвела взгляда.
– Я так рада, что вы к нам присоединились, – негромко и сердечно проговорила Кетриккен.
Мне показалось, что облако сомнений пробежало по лицу нарчески. Но потом она вновь обрела решимость. Когда Эллиана заговорила, ее юный голос прозвучал чисто и ясно, так чтобы все присутствующие могли ее слышать.
– Да, я здесь, королева Кетриккен Шести Герцогств. Но у меня появились сомнения в том, что я смогу стать женой вашего сына.
Она повернулась и обвела взглядом собравшихся. Ее отец сидел совершенно неподвижно.
Я понял, что для него слова нарчески явились полной неожиданностью, и он старался это скрыть. На лице королевы удивление быстро сменилось маской холодной вежливости.
– Ваши слова разочаровали меня, нарческа Эллиана Блэкуотер. – Больше ничего Кетриккен не сказала.
В ее речи не прозвучало вопроса, который требовал бы ответа. Я видел, что Эллиана колеблется не зная, как начать заготовленную речь. Вероятно, она ожидала другой реакции королевы, которая должна была потребовать объяснений. Теперь ей ничего не оставалось, как подхватить тон королевы и высказать вежливые сожаления.
– Я обнаружила, что обручение не оправдывает моих ожиданий, которые суть ожидания дома моей матери. Мне сказали, что я должна прибыть сюда, чтобы обещать свою руку королю. А оказалось, что я должна предложить свою руку юнцу, всего лишь принцу, который даже не является будущим королем, как вы называете того, кто изучает обязанности правителя. Меня это не устраивает.
Кетриккен ответила не сразу. Она подождала, когда смолкнет эхо слов девочки, а потом заговорила с удивительной простотой, словно объясняла очевидные вещи ребенку, который еще слишком мал, чтобы их понять. Создавалось впечатление, что зрелая и терпеливая женщина обращается к своенравной девчонке.
– Как жаль, что вас не научили нашим обычаям, нарческа Эллиана. Принцу Дьютифулу должно исполниться семнадцать лет – и тогда он будет объявлен королем-наследником. Затем герцоги решат, когда он будет коронован. Не думаю, что ему потребуется много времени, чтобы заслужить их доверие. – Она подняла взгляд и посмотрела на герцогов.
Королева публично признала важность их роли, и они это оценили. Большинство принялись энергично кивать. Кетриккен мастерски исполнила свою роль.
Вероятно, Эллиана почувствовала, что все идет совсем не так, как она рассчитывала. Теперь ее голос потерял чистоту и стал немного визгливым, и она заговорила слишком быстро.
– И тем не менее. Если я сейчас соглашусь на помолвку с Дьютифулом, я рискую связать свою судьбу с принцем, который может никогда не стать королем.
Она сделала вдох, чтобы продолжить, но Кетриккен спокойно ее прервала.
– Это весьма маловероятно, нарческа Эллиана.
Я сразу же почувствовал, что гордость Дьютифула оскорблена. Темперамент Видящих едва не прорвался сквозь холодное величие Горных королей. Связывающая нас нить Скилла пульсировала от его нарастающего гнева.
Спокойно. Пусть королева ведет беседу с нарческой. – Я постарался, чтобы мои слова услышал только он.
Наверное, ты прав, – забыв об осторожности, ответил он, – хотя мне это совсем не по душе. Не говоря уже о том, что мне вообще ни к чему брак с ней.
Дьютифул так разозлился, что даже не пытался скрыть свои чувства. Я поморщился и посмотрел в сторону торговцев Бингтауна. Сельден Вестрит сидел неподвижно, возможно, как и остальные послы, внимательно следил за разворачивающимся перед ним действием. Впрочем, его фигура показалась мне слишком неподвижной, словно он изо всех сил прислушивался. Он меня пугал.
– И тем не менее! – воскликнула нарческа, и теперь всем стал слышен ее акцент.
Я видел, что она теряет уверенность, но продолжает упрямо следовать выбранному ранее курсу. Я уже не сомневался, что она много раз репетировала заготовленную речь, но неожиданная реакция Кетриккен лишила ее эффекта, на который она рассчитывала. Все увидели перед собой маленькую девочку, которая в отчаянии повторяет не слишком разумные слова. Многие решили, что она пытается избежать брака. Но я подозревал, что у нее совсем другие намерения.
– И тем не менее, даже если я приму ваш обычай и обещаю выйти замуж за принца, который может никогда не стать королем, то будет только справедливо, если в ответ я попрошу, чтобы он принял обычай моего народа.
Мне не удавалось уследить за реакцией всех заинтересованных лиц. Однако я успел заметить выражение лица Аркона Бладблейда. Не приходилось сомневаться, что слова дочери стали для него полнейшей неожиданностью. И все же, как только она упомянула об обычаях Внешних островов, у него на лице появилась довольная улыбка. Не стоило забывать, что он был человеком действия, который любит вызов и риск. Пусть Эллиана раскачивает лодку – ему интересно, чем закончится ее представление. Возможно, он что-нибудь выиграет. Однако у других представителей Внешних островов, сидевших с ним рядом, вид сделался совсем не такой жизнерадостный. Они начали с тревогой переглядываться, опасаясь, что поведение девочки приведет к отказу от помолвки и выгодный торговый договор заключен не будет.
Лицо принца Дьютифула краснело на глазах. Я видел, что он изо всех сил старается держать себя в руках. Кетриккен сохраняла спокойствие без заметных усилий.
– Возможно, ваше предложение окажется приемлемым, – проговорила она так, словно обращалась к упрямому ребенку. – Вы не хотите рассказать нам о вашем обычае?
Похоже, нарческа Эллиана понимала, что пока у нее получается не слишком удачно. Она расправила плечи и сделала вдох.
– В наших землях, именуемых Божественные Руны, есть такой обычай: если мужчина хочет жениться на женщине, мать которой не уверена в его происхождении или достоинствах, ему предлагается испытание, чтобы претендент доказал, что он настоящий мужчина.
Ну, вот и все. Оскорбление нанесено, и все герцогства поддержат королеву, если она немедленно откажется от помолвки и союза. Да, они встанут на ее сторону, но на многих лицах гордость боролась с сожалением о потере немалых доходов от торговли. Правители герцогств молча переглядывались, пытаясь выработать общее отношение к поведению нарчески. Но прежде чем королева успела дать ответ, нарческа закончила свою речь.
– Поскольку сейчас со мной рядом нет матери, я сама назову испытание, которое убедит меня в том, что принц Дьютифул достоин стать моим мужем.
Я знал Кетриккен еще в те дни, когда она была дочерью Горного короля, до того как стала королевой Шести Герцогств. Когда она превращалась из девушки в женщину и королеву. Другие находились рядом дольше, к тому же провели вместе с ней последние годы, но все равно я лучше понимал Кетриккен. По едва заметному движению губ я догадался, как сильно она огорчена. Многие месяцы, потраченные на подготовку союза между Шестью Герцогствами и Внешними островами, зачеркнуты словами импульсивной девчонки.
Нет, Кетриккен не имела права позволить, чтобы достоинства ее сына ставились под сомнение. Эллиана подвергла осмеянию все Шесть Герцогств. И этого Кетриккен допустить не могла – и дело тут, разумеется, вовсе не в материнской гордости: опасности подвергалась сама идея союза с Шестью Герцогствами. Я затаил дыхание, ожидая, что Кетриккен прервет переговоры. И так сосредоточился на королеве, что лишь краем глаза заметил, как Чейд попытался схватить принца за плечо, когда Дьютифул вскочил на ноги.
– Я принимаю твой вызов. – Голос Дьютифула разнесся по всему залу.
Нарушив этикет, принц шагнул вперед и оказался перед нарческой, словно они были влюбленными, которые поссорились. Казалось, он хотел показать, что королева не имеет отношения к происходящему.
– Я принимаю твой вызов, – повторил он, – но не затем, чтобы доказать, что достоин твоей руки, нарческа. Я не собираюсь никому ничего доказывать. Но я выполню твои требования для того, чтобы не ставить под угрозу союз между нашими народами из-за сомнений надутой от гордости девчонки.
Ответ Эллианы был вполне достоин его оскорбленной гордости.
– Мне безразлично, почему ты принимаешь вызов, – сказала она, и к ней вернулась уверенность и ясность речи. – Если испытание будет выполнено.
– И в чем оно состоит? – резко спросил он.
– Принц Дьютифул, – вмешалась королева.
Любой сын должен был понять значение ее слов. Назвав его по имени, Кетриккен приказала сыну замолчать и сесть на место. Однако принц словно ее не слышал.
Он не сводил глаз с девчонки, которая унизила его и презрительно отвергла извинения.
Эллиана вздернула подбородок и заговорила – я сразу же узнал уверенный ритм заранее подготовленной речи. Как охотничий пес, взявший след, она устремилась вперед.
– Ты почти ничего не знаешь о Божественных Рунах, принц, а еще меньше тебе известно о наших легендах, в которых рассказывается о драконе Айсфире. Так вот знай, он реален. Так же реален, как драконы Шести Герцогств, пролетавшие над нашими поселениями и отнимавшие разум у их жителей.
Ее горькие слова могли пробудить лишь горькие воспоминания среди людей Шести Герцогств.
Как посмела Эллиана сетовать о бедах, которые принесли наши драконы ее народу после долгих лет набегов и «перековывания», ставшего проклятьем наших прибрежных герцогств? Она шла по очень тонкому льду, черная вода проступала после каждого ее шага. Мне кажется, ее спас лишь драматизм момента. Ее бы заставили замолчать, если бы всем не хотелось узнать побольше об Айсфире. Даже купцы Бингтауна подались вперед, с неотрывным вниманием слушая Эллиану.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |