георг вильгельм фридрих 21 страница

неудовольствий. Последний вариант таков, что не лезет ни в какие ворота. Второй очень возмутит и, несомненно, вызовет протесты. Первый еще и потому маловероятен, что не запрашивались никакие доклады о фондах, площади и пр.; или же все это должно рассматриваться как нечто всеобщее и расходы погашаться из школьной дотации? Последнее едва ли возможно, с моей точки зрения.

Слишком раннее поступление в прогимназию — это тоже не лезет ни в какие ворота. Возраст и без того не есть положительный масштаб. Важны знания, и такие вещи на практике должны сами собой соразмеряться и уравновешиваться с самой природой дела. Возможны тут только два варианта: один — что тщеславие удовлетворится, что-то переделав, тем именно, что эти делатели сами сделали, тогда как прежде их тщеславие пребывало в угнетении; а дело при этом устроится независимо от них, то есть в рамках прежнего. Но другим вариантом может быть хаос, в котором очутятся эти деятели с самими собой и с делом. Чем больше беспорядок, тем большее удовлетворение и, так сказать, можно испытывать чувство злорадства. Тут в игру входит нечто такое, о чем я упомянул недавно, говоря о реакциях: эти замечательные лица, выпущенные из своего пленения, являются с чудовищным шумом, с таким мнением, будто теперь все должно стать иначе. Когда же они берутся за дела, все у них постепенно ускользает из рук и, если не считать тщеславия, которое всюду приклеивает свою вывеску, дело сохраняется только благодаря силе инерции. Если Вы видели мой доклад об отделении начальных школ, то Вы, по-видимому, заметили, что я воспользовался этим отдаленным поводом, чтобы говорить о духе, которым проникнуто устройство наших гимназий2. Обычно возражают против того, что так много времени уходит на латынь. Тут имеется различие между католиками и протестантами. У нас нет непосвященных; протестантизм не доверен иерархической организации церкви, но заключен единственно во всеобщем уразумении π образованности. Этой точкой зрения я хотел бы дополнить другую — о необходимости более высокой духовной культуры проте-

стантских священников; дополнение это кажется мне даже самым существенным. Воспользуюсь удобным случаем, чтобы где-нибудь изложить и: развить его. Наши университеты и школы — вот наш;» церковь. А не священники π богослужение, как в католической церкви. Однако этого вполне пока довольно.

Вы спрашиваете о моей «Логике» — на днях рукопись последнего листа отправится в типографию. У Вас и у Якоби сразу же будет свой экземпляр [...].

99 (286). ГЕГЕЛЬ—ДЛУБУ

[Чужим почерком: около 24 августа]

[...] Что касается моих лекций 1, то, поскольку Вы считаете нежелательным на ближайшее полугодие чтение логики и естественного права, я буду читать энциклопедию философских наук и историю философии. Думаю, что с энциклопедии наиболее удобно начать мои лекции, поскольку здесь можно дать общий обзор философии и обрисовать те особые дисциплины, отдельные курсы которых я намечаю объявить в дальнейшем. Более подробно я буду распространяться о натурфилософии как части целого и не буду уже читать о ней особого курса. Третьего курса, учения о духе, обычно именуемого психологией, π для публики, и для меня будет слишком много для начала. С энциклопедией будет целесообразно сочетать собеседование.

[...]

Мне пришлось заставить себя не посвящать все это ответное письмо исключительно выражению благодарности, которую я чувствую, видя интерес, проявляемый Вами к моему делу, и сочувствие Ваше к состоянию философии в Германии и в наших университетах. Столь же поощряет меня доброта, с которой Вы смотрите на мои прежние работы, еще большего ожидая от моей деятельности в университете. И на деле ни в какой науке человек не одинок так, как в философии; и я искренне стремлюсь к живому кругу деятельности. Могу сказать, что это величайшее желание всей моей жизни. И я слишком хорошо чувствую, как неблаго-

приятен был для моих прежних работ недостаток живого обмена мыслями.

Ну а как обстоит дело с теологией? Разве не такое же или еще более резкое противоречие между Вашим глубоким философским взглядом на теологию и тем, что часто считается таковой? Мои труды дадут мне еще и то удовлетворение, что я смогу рассматривать их как пропедевтику для Вашей науки.

Надеюсь, что мой в любом случае официальный ответ не встретит трудностей. Я не знаю только одной формальности: могут ли мои курсы быть объявлены раньше, чем я получу отставку от своего правительства? С безграничным уважением и любовью целиком Ваш

Г....]

00.htm - glava39

100 (297). ГЕГЕЛЬ — НЮРНБЕРГСКОМУ ГОРОДСКОМУ КОМИССАРИАТУ

Нюрнберг, 7 сентября 1816 г.

Королевский комиссариат города Нюрнберга!

Верноподданнейшее объяснение

профессора Гегеля, касательно его приглашения в Гейдельберг. В соответствии с полученным 6 числа cero месяца милостивейшим указанием дать письменное объяснение относительно того, предпочту ли я место профессора филологии в Эрлангене, каковым Его королевское величество благосклоннейше соизволили назначить меня 25 числа прошлого месяца, ныне полученному приглашению в Гейдельберг, осмелюсь сначала нижайше заметить, со сколь глубоким почтением я отношусь к величайшей милости Его королевского величества. Позволю себе, однако, указать на то, что лишь глубочайшее желание сменить гимназическое преподавание подготовительных философских дисциплин на преподавание философии в университете могло сделать желательным для меня философскую должность в Эрлангене и склонить меня к тому, чтобы объявить о своей готовности читать наряду с преподаванием науки, со-

ставляющей мою профессию, также и филологические курсы до тех пор, пока Его королевское величество не заместят филологическую профессуру, тогда как я, приняв философскую или филологическую Должность в Эрлангене, буду вынужден, с одной стороны, потерпеть уменьшение денежного содержания по сравнению с моим здешним положением, с другой же стороны, взяв на себя чтение филологических дисциплин, возложить на себя труд изучения заново и разработки другого предмета по сравнению с тем, который является моей профессией. Ввиду открытой передо мной правительством Великого герцога Баденского перспективы получения места в университете, где мне предоставляется значительное, при отсутствии у меня собственного состояния вдвойне желательное умножение содержания по сравнению с определенным мне ранее и где, кроме того, на меня будет возложена обязанность разрабатывать лишь предмет моих профессиональных занятий, я не мог поступить иначе нежели изъявив готовность принять такое предложение.

В силу сделанного мной в этой связи заявления я был вынужден ответить на полученное мной 24 числа прошлого месяца благосклонное письмо Королевского Прусского министерства внутренних дел от 15 числа того же месяца касательно моего приглашения на видное место профессора философии в знаменитый Берлинский университет, что я дал твердое слово правительству Великого герцога Баденского и потому уже не волен в своих действиях. По той же причине, поскольку меня связывают нижайше изложенные обстоятельства, я, как это ни огорчительно, не могу равным образом соответствовать всемилостивейшему намерению перевода моего в Эрланген и, до конца дней своих ценя прежние и новые милости и щедроты, оказанные мне на службе у Его величества короля, и будучи навеки исполнен благодарных чувств, позволю себе верноподданнейше просить Королевский комиссариат положить к ногам Его королевского величества вместе с собственным ходатайством как эти мои почтительнейшие чувства благодарности, так и всеверноподданнейше связанное с таковыми возобновление моего прошения

об отставке, продиктованного как перспективой посвятить себя в будущем исключительно своей профессии, так и существенным улучшением моего экономического положения, равно как вступлением моим в новую должность.

Остаюсь с глубочайшим почтением

верноподданнейший Королевского комиссариата Георг Вильгельм Фридрих Гегель, бывший ректор и профессор Королевской гимназии.

ГЕЙДЕЛЬБЕРГ, 1816-1818101 (312). ГЕГЕЛЬ—ЖЕНЕ

Гейдельберг, 29. 10. 1816.

...Вчера начал своп лекции, по, правда, с числом слушателей дело обстоит не так блестяще, как я это представлял π рисовал себе 1. Встретив не то, что я ожидал, я был если не обескуражен и растерян, то все же удивлен. На одном курсе у меня всего 4 слушателя. Паулюс меня утешил, однако, сказав, что он тоже читал и для четырех, и для пяти... В первом полугодии при своем первом появлении нужно довольствоваться этим, если вообще есть возможность читать. Студенты сначала должны привыкнуть...

102 (318). ГЕГЕЛЬ—ДЕДЕ РЛЕЙ НУ

Гейдельберг, 29 апреля 1817 г.

[...] Меня весьма радует, что Вы по-прежнему занимаетесь Фукпдидом и подтверждаете мою высокую оценку Перикла; особенно радует меня то, что Ваши занятия направлены на великое, созданное великими древними народами. Филология теперь так запуталась в паутине учености и трудоемкой и неживой старательности, так прочно засела в приемах и внешних средствах и их измысливании, что для несчастного, попавшего в ее тенета, суть дела все больше ускользает из виду; наука эта вскоре дойдет до той ступени ценности, на которой стоит и такая благородная дисциплина, как геральдика. Поскольку Вы общаетесь с живым юношеством, у Вас есть дополнительное внешнее побуждение к тому, чтобы оставаться в пределах жизненного и по крайней мере отводить ему место

наряду с толкованием слов, грамматикой, лексикой, критикой и т. д. и т. п., и это для юношества всегда будет самым любезным.

Перикл — это фигура столь весомая, столь богатая духом и всем, что Вы подобные занятия низвели до уровня дела важного, но второстепенного. Противоположные же мнения, что он, как и всякий великий человек, был результатом своего времени и, наоборот, что он есть некое личное начало для себя, вероятно, разрешаются, если различать личность и обособленность, причем личность нельзя смешивать с обособленностью, поскольку первая будет тем более великой, чем свободнее она от всякого частного обособления и чем более сумеет выразить, понять и развить подлинную сущность своей эпохи.

Платон, от которого Вы ждете ключа ко всему, несомненно, даст его Вам; но также важен и Аристотель, которым мало занимаются, но «Политику» которого все же более справедливо оценили.

Уж если Вы так погружены в Фукпдпда и Афины, то я основываю на этом свое предложение, чтобы Вы, поскольку среди отделов ' моей редакции «Heidelberger Jahrbücher» есть еще и филологический отдел, взяли на себя труд оцепить для таковых observationes crittiсае in Thucydidem Поппо2 — насколько я знаю, предварение нового издания Фукпдида [...]

103 (321). гёте-гегелю

Ваше благородие, столь желательные, сколь и решительные высказывания Ваши в пользу древнейшего и лишь новоизложенного мной учения о цвете 1 вдвойне и втройне вызывают мою искреннейшую благодарность, ибо решение мое вновь высказаться об этих предметах всюду ищет для себя друзей и сочувствующих. Прилагаю часть выпуска, который вскоре выйдет целиком2. Вскоре последует целое, всячески препоручая себя Вам.

Удовольствия и поучения для себя жду от Вашего труда, который в самое ближайшее время будет в моих руках.

С особенным уважением

покорнеише Гёте.

Иена, 8 июля 1817 г.

104 (332). ГЕГЕЛЬ—ГЁТЕ

Гейдельберг, 20 июля 1817 г.

Ваше Превосходительство уже чрезвычайно обрадовали меня своим одобрением и поручением г-ну Буассере выразить мне таковое — моих слов, не высказать которые я не мог, о слепом поведении школы при том свете, который Вы зажгли для духа, после того как природа зажгла его для чувства. Теперь Ваше Превосходительство еще добавляют к этому нечто большее и столь добры, что не просто сообщают мне об этом, но и необычайно радуют меня совершенно новым подарком1. После того как я, как, впрочем, и все, только еще не толпа, уже был обязан Вам правильным пониманием природы света и широкого многообразия его явлений, я, признаюсь, был прямо поражен разрешением новой загадки, которая в течение ряда лет в столь многих обличьях носилась пред моим взором во все более простом и во все более сложносоставленном виде, все удаляясь от истока, какой можно было получить; я тщетно пытался почерпнуть надежду на решение — удаление от истока может Лишь усилить жажду, но не утолить ее.

Ваше Превосходительство желают называть свой метод наблюдения природных явлений наивным; смею идти на уступки своему факультету настолько, чтобы распознать в таком методе абстракцию и изумиться тому, как Вы, твердо придерживаясь простой исходной истины, исследовали только условия в том виде, как они складываются в этом новооткрытом своем хитросплетении, и вскоре обнаружили их и очень просто вычленили их из целого.

В первых открытых Малю явлениях исчезновения и возникновения света в зависимости от разного положения зеркал по отношению друг к другу я, как и все, не мог противиться тому, чтобы именно положении зеркал видеть причину ослабления или исчезновения света2. Но это простое и видимое глазами соотношение только Ваше Превосходительство обратили в суть дела, а тем самым возвысили до мысли и прочно установили. Благодаря этому Вы сразу же получили различие

светлого и темного, а тем самым треоуемое π для всего остального, где такое различие появляется ввиду различия того, что происходит на плоскости отражения и за ее пределами, и получили столь простым способом, что удовлетворительность такого решения должна быть сразу же очевидной для всякого непредвзятого наблюдателя, точно так же как объяснение это по сравнению с многообразными, отчасти теоретическими затеями вроде поляризации, четырехугольности лучей и т. д. и т. п., отчасти же экспериментаторскими, не только, как π следовало бы желать, не огорчительно, но, хочется сказать даже, веселит.

Первая статья, помещенная на благосклонно присланном листе, так объясняет характер отражений столь интересного двойного феномена шпата и происходящих при этом цветовых явлений3, что это равным образом помогает нам преодолеть боязливость перед лицом все новых и новых цветовых призраков, как боязливость ученика, забывшего слово мастера, при виде потока духов, которого он уже не может одолеть.

После данного объяснения этого феномена Вы упоминаете на стр. 24, что феномен известкового шпата можно разобрать и механически. Когда-то произведенное Малю, так сказать, ромбоидальное противопоставление зеркал (когда они образуют крест) давало мне робкую надежду, что оно будет способствовать отраженному наружу изображению этого феномена. С точки зрения философской я спокойно могу остановиться на той мысли, что феномен преломления, когда отражения удваиваются, своей причиной имеет ромбоидальную природу одновременно прозрачного и потому только обычным путем преломляющего свет шпата, причем то π другое качества позволяют выступить одновременно, что в аппарате Малю происходит как феномен зеркального отражения, но только одно за другим благодаря противоположным положениям зеркал. Ваше Превосходительство упоминают об отражениях в тонких нитях прекрасного экземпляра шпата, которым Вы обладаете, объясняя их, если я правильно понял Вас, как побочные отражения, помимо того, что эноптические

явления будут относиться тогда к проходам как существующим расщелинам.

Думаю поэтому, что правильно понимаю Вас, относя основной удвоенный образ все еще за счет преломления; причем и здесь я останавливаюсь только на том, что в совершенно прозрачном, как вода, шпате происходит то же самое, что и в энтоптическнх фигурах4 (меня радует, что Вы сохраняете это название, которое я сочинил по образцу греческого «эпоптическое») ячеистого стекла, эту ячеистость я называю точечностъю его природы, здесь невозможно распознать ни малейших царапин пли точек (как π равным образом, например, и в густом, в узле линий и т. п.), и в физике именно потому нельзя признать пор и атомов, что их нельзя видеть (а с ними как мыслительными вещами, каковыми они и являются, справляется метафизика).

Под механическим, пли обращенным наружу, изображением феномена преломления двойного шпата я поэтому имел бы в виду такое соединение параллельных и других, перекрестных, зеркал, при котором с помощью первых можно было бы показать в отражении так называемый ординарный образ, а с помощью вторых — одновременно — и экстраординарный, а при изменении угла возникло бы усиление одного и ослабление второго изображения, равно как исчезновение одного (у известкового шпата, если я верно вспоминаю, в главном разрезе).

Если отклонить сомнения в осуществимости такого механического устройства, то всегда оставался бы скачок от подобного способа преломления к способу отражения, равно как скачок от существующей механической раздельности к различию, которое заключено только во внутренней природе вещи.

Но еще более резкий скачок представляется мне сейчас, когда я замечаю, что на ясный и прекрасный образ, нарисованный Вашим Превосходительством я отвечаю случайной мыслью, как бы тенью побочного образа. Но я смею просить Вас отнести это за счет того интереса, который пробудил во мне Ваш прекрасный показ феномена, приведший меня к такому излиянию. Поэтому пусть Вам будет угодно не замечать

этой кислой виноградины среди плодов, которые уже принесли Ваши столь же богатые далеко идущими последствиями, сколь и простые взгляды, и без того оставляющие другим только скудные остатки; рассматривайте как мой единственный ответ столь радостное обогащение моих знаний благодаря упомянутым статьям, равно как и минералогической статье, которая в то же время к такому моему удовольствию вызвала в памяти наглядную картину, которую Ваше Превосходительство были столь добры показать мне однажды на примере Вашей иенской коллекции5. Помимо наслаждения, вызываемого строками, сколь глубокими столь и просветленными, которыми Вы, как виньетками, украсили начало этого естественнонаучного собрания, это последнее обещает нам еще гак много иного, отчасти нового, отчасти же возобновленного, что (еще так мало признаваемое по букве и по имени) благодаря живущему в нем духу так глубоко проникло во весь метод естествоиспытания.

Если Ваше Превосходительство пожелают почтить своим вниманием мои новейшие разыскания, то мне хотелось бы, чтобы Вы не сочли недостигнутой главную мою цель, именно идти вперед твердой стопой (хотя широта [рассмотрения] этим весьма ограничивается), отказываясь от общих аналогий, фантастических комбинаций и от простого нанизывания — манеры, почти уже отнявшей всякое доверие к лучшей основе философской тенденции в естествознании.

С глубочайшим и неизменным почтением

Вашего Превосходительства покорнейший слуга проф. Гегель

105 (329). ГЕГЕЛЬ — НИТХАММЕРУ

' Гейдельберг, 31 января 1818 г.

[...] Самое ужасное, однако, — это ущерб, который нанесли всему доброму в Германии эти наши любезные земляки'. С тех пор как мы швабы, мы так много ви-

дели всяких швабских выходок, но не видели еще ничего подобного. Если Вы и здесь заступитесь за нас, то я постараюсь добиться, чтобы Вы получили все номера протоколов вместе со всеми брошюрами адвоката этой земли Паулюса, который уже трудится над опровержением моей [рецензии], вместе со всеми подписанными кем-либо и анонимными апологиями — в награду и одновременно с обязательством прочитать их все от начала до конца 2. Из них Вам станет ясна и степень вероятности, насколько эти отцы народа были действительно близки к завершению дел, когда их разогнали в последний раз. Я еще не изучал этот второй период их деятельности и едва ли возьмусь за это, но уж из первого мне стало ясным, что характер таких филистеров в том и состоит, чтобы никогда не приходить к завершению. Но довольно о таком объекте, когда речь надо вести о столь многом, что более близко нам [...].

106 (330). ГЕГЕЛЬ—ВИНТЕРУ

Гейдельберг, 1 февраля 1818 г.

На прилагаемых листках пересылаю: 1) что я выделил на почтовые расходы; 2) проф. Дёдерлейн в Берне напоминает мне, что заказанный у Вас Benedictus de Thucydide еще не поступал; этим я повторяю заказ; 3) посылаю назад Савиньи «О рим. праве и т. д.» ', поскольку я неправильно понял цель этой работы и имел в виду совсем другое; 4) вместо этого прошу «Историю права» Гуго2·

5) оставляю у себя «Эскизы» Бугнера; 6) равным образом за мой счет прошу вернуть «О сознании» Фихте3, лекции, вышедшие несколько месяцев назад, которые я по недосмотру вернул; 7) то же самое книги «Всемирной истории» Йог. Мюллера.

Проф. Гегель.

К этому прилагаю экземпляр протоколов Вюртембергского собрания сословных представителей4 [...].

Ì (333). ГЕГЕЛЬ - ПРУССКОМУ МИНИСТЕРСТВУ ВЕРОЙСПОБЕДА Hllîl

Королевское министерство духовных, учебных и медицинских учреждений!

Милостивый указ Королевского министерства от 10 числа cero месяца (полученный 26 числа), каковой ставит меня в известность о том, что Его королевское величество соизволили одобрить назначение мое ординарным профессором философии в Берлинском университете с окладом в две тысячи талеров и обеспечением суммы в одну тысячу талеров на возмещение расходов, связанных с переездом, перевозкой и устройством, возлагает на меня приятную обязанность официально уведомить о своей готовности принять на себя исполнение высочайшего поручения и выразить при этом Королевскому министерству, сколь высоко ценю я то, что министерство благосклоннейше соблаговолило ходатайствовать о высочайшем одобрении выраженных мною пожеланий.

Равным образом я ценю милостивое согласие Королевского министерства на возмещение из иных средств убытков в сумме расходов на переезд, равно как и согласие на бесплатный ввоз моего имущества, а также переданное мне уведомление о существовании вдовьей кассы для профессоров университета, за что всеподданнейше благодарю. В этих доказательствах благосклонного расположения я вижу как бы умноженную возможность, некое возросшее поощрение к тому, чтобы безраздельно посвятить все силы своему предназначению в столь замечательном средоточии науки, к каковому пожелало призвать меня благосклонное доверие Королевского министерства.

Что же касается мплостнвейше востребованного указания возможного времени моего вступления в должность, Королевское министерство само решит, что предстоящее в самом скором времени начало летнего курса в здешнем университете, а также ранее объявленные мои лекции делают нецелесообразным мое увольнение со службы Великого герцога Баденского уже перед этим наступающим семестром. Будучи бла-

годаря рескрипту Королевского министерства в состоянии предпринят Ει необходимые для расторжения моих прежних отношений шаги, незамедлительно готов предпринять таковые, подготовив все, что нужно, к тому, чтобы в течение будущего сентября прибыть на место моего нового назначения

Королевского министерства верноподданнейший

профессор Гегель. Гейдельберг, 31 марта 1818 г.

10S (344). ГЕГЕЛЬ — КУЗЕНУ

Гейдельберг, 5 августа 1818 г.

Месье, я был счастлив получить от Вас известия и прежде всего удостовериться, что Вы помните меня и сохраняете те дружеские чувства, которые я так ценил и всегда буду ценить. Сюда прибавляется еще удовольствие принимать Вас у себя в ближайшее время. Вы просите у меня адреса мюнхенских друзей. Прилагаю письмо г-ну Роту, советнику в министерстве финансов, финансисту, но прежде всего историку и политику; он живет в том же доме, что и г-н Якоби, которому я буду просить г-па Рота представить Вас π которому Вы и без того нанесете свой визит; прошу Вас заверить его в том уважении и любви, которые я продолжаю питать к нему, и сказать ему, что я не забыл, что именно он дал первый толчок к приглашению моему в Берлин. Далее прошу Вас передать мой привет г-ну Нитхаммеру, советнику по школьным делам; помню, что Вы провели вечер со мной в компании его сына, который учится здесь. Что касается способа мышления этих господ, то Вы найдете его весьма либеральным, вообще же говоря с оттенком, который Вы легко поймете и который, быть может, идет несколько в направлении известного тевтонского и антифранцузского патриотизма. Что до г-на Шеллинга, я прошу Вас передать ему мой привет; Вы, несомненно, найдете у него открытый прием и манеру мыслить политически без антифран-

цузскпх предубеждений. Вот и все мои связи в Мюнхене; возможно, излишне добавлять, что г-жи Шеллинг и Питхаммер любят бывать вместе, но г-жа Шеллинг и г-жа Якобп в таких отношениях, что неуместно упоминать о знакомстве с одной из них в разговоре с другой. В Штутгарте, моем родном городе, где я этой весной провел несколько дней впервые за двадцать лет, у меня осталось несколько добрых старых друзей, в первую очередь г-н Шеллинг, брат мюнхенского философа, врач, правда очень занятый в течение всего дня; если Вы увидите его, прошу Вас передать ему мои сердечные пожелания. Что же касается философов, то тут есть г-н Фишхабер, профессор гимназии, только что опубликовавший первый номер философского журнала 1, где есть несколько статей г-на советника Шваба, философа докантовского и антикантовского, который, как мне кажется, тридцать лет назад получил вместе с г-ном Риваролем премию Берлинской академии за работу о причинах универсальности французского языка; но ни одного из них я не знаю лично. Я написал письмо для Вас в Тюбинген — г-ну Эшенмейеру, философу, к тому же стороннику животного магнетизма; но чтобы не перегружать этот конверт, я направил письмо прямо ему, хотя оно начинается с того, что Вы лично вручите ему это письмо. Вы не пишете мне более точно, когда Вы думаете приехать сюда; Гейдельберг, который Вы называете своей второй родиной, я в эту осень сменю на Берлин, куда я приглашен; я предполагаю пуститься в путь в середине сентября; сообщаю Вам об этом, чтобы просить Вас, если это только не нарушит ход Ваших философских чтений, поспешить с отъездом, чтобы удовольствие видеть Вас еще этой осенью не минуло меня.

Моя жена, которую Вы помните, настоятельно просит меня передать Вам свой привет, а я заранее радуюсь тому, что буду рассуждать с Вами и о политике, приветствую Вас сердечно.

Гегель.

Суетные занятия задержали отправление этого письма, это меня огорчает; Вы, наверное, давно уже в

Мюнхене; надеюсь, что оно еще будет полезно Вам. Г-н А. В. Шлегель, который живет здесь несколько недель, отпраздновал свою помолвку с м-ль Паулюс, хорошо знакомой г-жам Рот и Нитхаммер, которым будет приятно услышать от Вас эту новость.

109 (347). ГЕГЕЛЬ—КРИСТИАНЕ ГЕГЕЛЬ

Гейдельберг, 12 сентября 1818 г.

Дорогая сестра!

Поскольку время моего отъезда из здешних мест теперь определено, хочу сообщить тебе, что я уезжаю в конце будущей недели, примерно 18-го. Это, конечно, прекрасная местность, я оставляю ее, но нельзя приносить в жертву местности другие обстоятельства, важные для предназначения человека. Берлин — это большой центр сам по себе, а в философии в северной Германии испокон веков была большая потребность, чем в южной; там философия — у себя дома; я буду получать оклад 2000 пр[усских] талеров (примерно 3500 гульденов), но в Берлине, конечно, жить дороже, и эта сумма по обычному счету ненамного больше, чем 2000 гульденов в здешних местах. Однако министр подает мне надежду на дальнейшие перспективы; а от курсов, которые я буду читать, у меня будет дальнейшая прибавка.

Квартиру в 300 талеров для меня уже некоторое время назад наняла сестра нашего господина министра фон Альтенштейна (министра духовных и учебных дел) ', и по всем описаниям тех, кто её видел (друзья, бывшие здесь проездом), квартира подходит для меня и не так дорога по тамошним ценам. Я поеду через Франкфурт, Иену, Лейпциг, надеюсь быть в Берлине 30 сентября. Моей жене поначалу тяжело было думать об отъезде; но теперь она с бодростью и надеждой смотрит на этот переезд[...].

БЕРЛИН, 1818—1831110 (351). ГЕГЕЛЬ—ФРОММАННУ

Берлин, 7 октября 1818 г.

Поскольку моя жена только что снабдила меня письменными принадлежностями и бутылкой чернил, первым делом употреблю их на то, чтобы сообщить Вам о нашем благополучном прибытии сюда и поблагодарить за прием, который мы нашли у Вас, дорогой друг'. Этот сердечный и радостный момент отдыха по преимуществу и вселил в нас силы на оставшийся путь. После Вас мы ночевали в Вейсенфельсе, оттуда приехали в Лейпциг, выехали на другой день в 10 часов и успели добраться еще до Виттенберга, откуда сумели уехать только в 8 часов и по прекрасному всюду шоссе успели добраться до Берлина еще в непозднпй час. Ваш добрый совет относительно найма лошадей помог нам на всем пути обойтись двумя лошадьми. С позавчерашнего дня мы в своей квартире, правда еще не устроились совсем, но так, что можно уже существовать. Расстояния в Берлине, правда, велики для женщины, которая повсюду разыскивает мебель и домашнюю утварь. Из-за усталости ей пришлось сегодня устроить день отдыха. Дети хорошо перенесли путешествие [...].

111 (355). ГЕГЕЛЬ — ПИТХАММЕРУ

Берлин, 26 марта 1819 г.

[...] Что касается нас здесь, то, слава богу, все идет своим чередом. Моя, жена приехала сюда с вод все еще больная, а тут новые беды — устраивать в незнакомом месте дом, без особой помощи и без друзей, теперь она избавилась от этих тягот.

Вообще же здесь во всем своеобразие. Вновь при-

бывшего человека такой образ жизни не увлечет: люди разобщены, хотя ведут весьма светский образ жизни, то есть устраивают много пирушек, причем в заранее установленные дни недели, так что за неделю можно быть во многих местах, если кому-нибудь это нужно. Но кроме этих пиршеств, у каждого с трудом наберется еще время, чтобы сделать нужные дела.

Мы живем в домашнем кругу, и я с давних пор не наслаждался таким тихим покоем при сносном достатке. Как профессор я только что успел начать; но остается еще многое сделать и для самого себя, и для занятий. Вчера я закончил [курс], и первые мои строки обращены к Вам. Для Лейпцпгской ярмарки мне нужно еще написать книгу — мое «Естественное право» по параграфам 1.

Дата добавления: 2015-08-29