Георг Вильгельм Фридрих 34 страница

Уподобление отношении между городским или окружным писарем и населением отношениями между династом и его вассалами — писарь в качестве династа взимает повинности с граждан, со своих подданных, или, если можно так выразиться, с писарских зависимых,— получает свое полное подтверждение в примере, приведенном на стр. 57. В истекшем году окружной писарь потребовал от некоего арендатора, наследовав-

шего своему брату, католическому священнику, и получившего разрешение не производить опись и раздел имущества, уплаты двухсот гульденов, аргументируя это тем, что данное разрешение лишило его причитающихся ему доходов, связанных с оформлением раздела имущества. Далее указывается, что наследник действительно уплатил эту сумму, а писарь ее спокойно взял, хотя он и палец о палец не ударил; нигде не упоминается о том, что эти вымогательства имели какие-либо последствия, что от писаря потребовали возмещения денег, что он был приговорен к заключению или понес иную кару. Повинности, связанные с феодальными отношениями, находят свое частичное оправдание в собственности феодала на землю и в его обязанности защищать своих вассалов. Однако те доходы, которые имеют городские и окружные писари, лишены даже такого оправдания. Если уж подданные Вюртемборга должны состоять в этой крепостной зависимости от писарей, наличие которой, по-видимому, не подлежит никакому сомнению и что, вероятно, не станут отрицать и сами сословные представители, то целесообразнее и справедливее было бы предоставить государству извлекать из этого выгоду и давать от своего имени ту монополию на откуп *, вместо того чтобы разрешать взимать такого рода повинности, которые не связаны с выполнением какой-либо работы, частным лицам, получающим тем самым возможность, как указывается на стр. 111, жить на манер австрийских или французских епископов.

Мы уже говорили, что бургомистры и другие высшие должностные лица общины, такие, как управляющие фондом для бедных и пр., не могут сами составлять отчеты о своей деятельности — это является привилегией писарей. Благодаря подобному порядку долж- См. стр. 64, где приводятся данные о тон, как в 1760 г. герцог Карл, воспользовавшись чрезмерно высокими доходами писарей городов и округов, потребовал от них ссуду величиной в 50 000 гульденов на военные расходы. Этот повод можно с равным основанием считать таким же веским основанием, а самый этот деспотический акт—столь же справедливым, как и те повинности и доходы, которые идут в пользу городских и окружных писарей.

ностные лица общины и управляющие общинным имуществом как бы объявляются юридически некомпетентными. Но значительно важнее этого обстоятельства, и даже ранее упомянутых непомерных расходов, которые падают на общину и на различные общественные институты, та зависимость, в которой состоят все должностные лица округа от городского или окружного писаря. Об этой стороне дела, свидетельствующей о вторжении писарей в сферу государственного управления, мы находим данные в петиции Гмюнда (вып. XVIII, стр. 97), которая иллюстрирует чудовищную деятельность писарей во всех ее разветвлениях на основании официальные документов *. Там, в частности, говорится по интересующему нас вопросу следующее: «При составлении общинных отчетов писарь захватывает все счета, приложения и квитанции так называемого подотчетного лица без предоставления расписки. С этой минуты бургомистр становится его рабом. Спать спокойно он уже не может. Сознание, что его служебное положение, честь и доброе имя зависят от неизвестного ему чужого человека, терзает его беспрестанно. Иногда писарь сразу же требует уплаты определенной суммы и переселяется в какую-нибудь другую область. Как голько на его должность вступает его преемник и начинает расследование, страдания подотчетного лица возобновляются. Ему вменяется в вину и то, что он совершил недозволенные расходы и что не все квитанции налицо; обнаруживается значительный дефицит. Будущее его — крепость или тюрьма. И только тогда, когда этот ни в чем не повинный человек доходит до полного отчаяния, писарь указывает на соответствующие его цели средства, и наступает неожиданный поворот: квитанции обнаруживаются или фабрикуются и т. д. Подотчетный подписывает вместе с несколькими оказавшимися при этом свидетелями совершенно невразумительный, с его точки зрения, отчет и столь же недоумевает, почему теперь все сошло благополучно, Приведенные здесь подробные свидетельства об эксплуатации общин писарями поразительны. Так, среди прочего речь идет о местностях, где расходы на писарей в б3/^ и в 7 раз превышали сумму налогов.

как недоумевал раньше, откуда взялся поставленный ему в вину дефицит».

И во власти таких людей находятся должностные лица общины, находится весь народ! «Народ мой, твои вожди обманывают тебя!» —эти слова пророка невольно приходят на ум, когда представители сословий говорят о добром старом праве. Как ни далеки мы от того, чтобы обобщать отдельные конкретные случаи, мы должны тем не менее признать, что этот институт, независимо ог действий отдельных людей, по самой своей сущности ведет к неизбежной зависимости от городских и окружных писарей должностных лиц общины. самих общин, а в результате вышеохаракторнзованной деятельное! и писарей и к зависимости от них каждого подданного страны. Раньше общинные должностные лица сами выбирали депутатов в ландтаг, и в результате оказывалось, что большинство членов различных комитетов составляют писари. В резолюции Грпзингера на стр. 72 сказано: «Любая попытка улучшить или реорганизовать институт писарей неминуемо встречает, несмотря на явные и постоянно упоминаемые его недостатки, резкий отиор представителей сословий, которые в большинстве своем либо сами были писарями, либо находились иод влиянием писарей и видели в коренном изменении существующих порядков посягательство на свои права». Этим, собственно, все сказано. Но разве то, что здесь выступает перед нами как прошлое, связанное с деятельностью прежних ландтагов и находящихся при них комитетов, о чем говорится «они были», «они имели}), не напоминает нам события сегодняшнего дня, поведение нынешнего сословного собрания? Разве оно предприняло какие-либо решительные действия для того, чтобы очистить эти авгиевы конюшни? Η разве оно тем самым не подрезало бы своп корни? Разве беспрестанные усилия господина фон Форстнера, который неотступно преследовал одну цель, несмотря на все проволочки сословных представителей, привели хотя бы к тому, чтобы был представлен доклад комитета. не говоря уже о каком-либо обсуждении вопроса или решении но этому делу? * О том. что произошло в ноябре 1816 г, мы сказали выше

Знаменательно для общего положения дел, что жалобы и нарекания поступали почти исключительно из нового Вюртемберга, как будто население старого Вюртемберга находилось в таком замешательстве, что потеряло всякую способность к каким-либо активным действиям, к каким-либо мыслям и ощущениям, кроме покорности и отчаяния, с одной стороны, и несокрушимой веры в привилегии доброго, старого гарантированного права — с другой! Некоторое значение могло иметь и то обстоятельство, что писари старого Вюртемберга, которые в качестве опытных практиков оказались необходимы в новых территориях, хозяйничали там как в завоеванной стране и позволяли себе еще больше, чем у себя на родине. Плохо же отрекомендовали себя новые соотечественники, воспитанные в традициях старого вюртембергского права и столь прославленной старой конституции, и плохо отрекомендовали они u само это старое право, и старую конституцию.

Министерству можно поставить в вину, что оно созвало сословное собрание, состав которого оно должно было предвидеть, не посоветовав королю устранить, прежде чем он переидет к реформированию высших ступеней государственного устройства, злосчастные порядки, препятствующие возрождению активности населения. До тех пор, пока существует эта специфически вюртембергская бюргерская аристократия, которая, занимаясь писарской деятельностью, взимает подати и пользуется доходами, равными епископским; пока она держит в своих руках общины, общинные власти и отдельных людей, до тех пор, пока все они не вырваны из когтей этой привилегированной касты, не уничтожено это состояние нравственного и интеллектуального упадка, которое оказывает пагубное влияние на духовную жизнь народа и способствует его разорению, — до тех пор не может быть и речи ни о праве, ни о свободе, ни о конституции; правительству следовало быть готовым к тому, что большинство избранных депутатов будет принадлежать именно к этому слою населения.

То обстоятельство, что король первым из немецких государей дал своему народу такую организацию

сословного собрания, которая делала его членов представителями но одного класса, а всего народа в целом, что он тем самым стремился придать сословному собранию и конституции, к которым народ привык относиться с холодным равнодушием, даже презрением, совершенно иное значение, на первый взгляд достойно полного одобрения *. В старом Вюртемберге не было высшего дворянства; там властвовала более незаметная, но и более обременительная для населения аристократия. До тех пор, пока с народа не сняты эти оковы, не В своей работе «Sammlung einiger Urkunden und Aktenstücke zur neuesten würtembergischen Geschichten» [«Собрание некоторых документов п актов, относящихся к новейшей истории Вюртемберга»]. Cöttingen, 1796, в разделе «Entwurf einer Geschichte des engeren landschaftlichen Ausschusses», B. II, S. 359 [«Очерк истории узкого земельного комитета»] и след. Шппттлер говорит: «В ряде стран хорошо организованное коллегиальное правтение оказалось значительно лучшим средством защиты общественного благосостояния, чем сословная конституция. В результате оказывается, что коллегиальное управление часто пользуется глубоким уважением всего общества, между тем как сословные представительные учреждения обычно вызывают пренебрежительное к себе отношение, которое как будто несовместимо с их прямым назначением, но тем не менее повсеместно наблюдается». Многое можно было бы еще привести из этой работы, что вполне подходило бы и к условиям нашего времени. Остановимся на одном высказывании: на стр. 444 говорится о контроле за управлением земской кассой, осуществляемом узким комитетом. При этом указывается, что трудно было бы найти худший орган для осуществления такого контроля; впрочем, сбрасывая со счетов некоторые человеческие слабости, можно считать. что они хозяйничали, не преступая закона. В те времена подлинные, известные нам теперь, размеры этого хозяйничанья в земской кассе еще не были известны. Поразительны также данные на стр. 445 и след., свидетельствующие о том, как городские магистраты, передававшие этому комитету полномочия, все более забывали законы и скоро разучились разбираться в них; «при такой недееспособности и таком невежестве они не могли, конечно, ни отстаивать какие-либо права, ни сохранить свой прежний авторитет от посягательств господ из комитета». Далее говорится о том, что иначе п не могло быть, так как все дела велись не так, как это нужно было народу, а со всеми адвокатскими ухищрениями, к тому же тайно; автор рассказывает о том, как сложились отношения между комитетами и остальными депутатами ландтага: господа из комитетов докладывали, а выступления остальных депутатов «выслушивались разве что из скуки».

могло быть и подлинно народного представительства; н как ни связано само понятие монархии с наличием в государстве сословных представителей, лучше было бы не иметь их совсем, чем терпеть и далее эти привилегии и притеснения, этот обман и это притупление всех чувств в народе, чем иметь сословных представителей, которые представляют эту аристократию и защищают ее привилегии.

Министерство должно было также подумать и о принципах той аристократии, которая недавно была присоединена к Вюртембергу, или, по мнению некоторых ее представителей, еще только должна быть присоединена. Оно должно было предвидеть, что дворянство с самого начала будет бороться за сохранение своих прав — прав, неясность которых не позволяла определить положение этого сословия в государстве и которые в своем прежнем объеме несовместимы ни с каким государственным устройством.

Почти всегда, когда в стране происходят серьезные политические сдвиги, оказывается, что властитель и народ едины в своих целях и стремлениях; средние же слон — во Франции это было дворянство и духовенство, в Вюртемберге дворянство п бюргерская аристократия в лице писарей — направляют все свои усилия на сохранение своих привилегий п монополий и не только не служат звеном между монархом и народом, что, собственно, является их прямым назначением, а препятствуют реализации принципов разумного права, способствующих установлению общего благополучия, и в конце концов сводят их на нет. Пользуясь своим положением, благодаря которому они как бы призваны воплощать разум народа и регулировать его права и обязанности, средние слон легко могут, защищая свои привилегии, ввести народ в заблуждение, в результате чего он перейдет на сторону этого своего врага. Тогда мы становимся свидетелями столь же отвратительного, сколь грустного зрелища: бесправие, которое в течение столетия называлось правом и считалось таковым и которое довело народ до отчаяния, теперь получает поддержку самого этого народа, обманутого этим ложным напоминанием.

VII. ХОД СОВЕЩАНИИ

После того как мы в предыдущем изложении подробно остановились на принципах сословного собрания, его духе и интересах, мы можем более кратко обрисовать всю дальнейшую его историю, которая представляет собой значительно меньший интерес, так как является лишь следствием вышеназванных его свойств.

1. Перенесение заседания

В ходе изложения событий мы остановились на том, как 26-го июня сословные представители отклонили возможность соглашения на основе признания приемлемых для них решений короля, во многом идущего им навстречу, в сочетании с приемлемыми для них пунктами королевской конституции, и заявили о своей полной неудовлетворенности. Оригинально, но вполне в духе всего предшествующего (вып. IX, стр. 3), что на последующем заседании, то есть после принятого решения, королевская резолюция была подвергнута рассмотрению только в одном выступлении, в докладе господина д-ра Вейсхаара, а для изучения этого доклада был назначен специальный комитет. Комитет представил свой реферат 28 июня; здесь нет даже упоминания ни о содержании доклада, ни об отношении к нему членов комитета, и лишь указывается, что необходимо довести его содержание до сведения комиссаров, участвующих в переговорах. Это решение от 28 топя вошло и в основной адрес, хотя он и датирован 26 июня; 28 же июня отклоняется решение, принятое 26 июня, упомянуть в адресе о высоких гарантах старой вюртембергской конституции, то есть о Пруссии, Англии и Дании. В резолюции от 21 июля король, как и следовало ожидать (вып. XX, стр. 13), предлагает перенести заседание, назначенное на 26 июля, мотивируя это чем, что петиции населения представляются ему значительно более важными, чем все представленные ему соображения по конституционным вопросам; поэтому он намерен предписать министерствам и другим правительственным учреждениям подвергнуть их строгой проверке и

изучению. Поскольку же сословные представители, по-видимому, исчерпали в своих петициях все то, что они могли предъявить на рассмотрение короля, то совещания с ними становятся беспредметными. Далее король предлагает собранию уполномочить своих комиссаров на дальнейшее ведение переговоров, проинструктировав их таким образом, чтобы можно было достигнуть соглашения. Нельзя не признать, что это решение в обоих своих пунктах вполне соо1ветствовало положению дел.

В своем адресе от 24 июля (вып. X, стр. 15) сословные представители заявили, что жалобы интересуют их значительно меньше, чем конституция, что их чрезвычайно опечалила королевская резолюция, предписывающая им прервать заседания, прежде чем им удалось достигнуть каких-либо результатов, которые могли бы служить некоторым утешением или некоторым успокоением для народа. Помимо отрицания того, что король удовлетворил целый ряд требований, которые они сами считали существенными, пожалуй, вообще все то, что было существенным, они заявили, что уполномочили для ведения переговоров и вообще для защиты интересов государства комитет из двадцати пяти членов во главе с президентом собрания. Что касается инструкции, они располагают только той, которую дал им народ и которую они хранят в сердце своем; они оставляют за собой также предоставленное им право на ведение дальнейших переговоров. Таким образом, сословные представители готовились пойти по прежнему пути, создав комитет в своем обычном стиле, то есть комитет, уполномоченный ведать интересами государства в целом. Король уберег от этого свой народ и спас самих сословных представителей, правда, против их воли и желания. В резолюции от 26 июля он (вып. X, стр. 50) отверг их смехотворное решение, указав, что с понятием перенесения заседаний несовместима деятельность комитета, к которому переходят все функции собрания. Впрочем, взглядам этих депутатов соответствовало, как мы уже видели, многое, что несовместимо ни с какими понятиями. Им ведено было оставить уполномоченных в количестве, равном числу их

комиссаров, участвовавших в переговорах. 26 июля, на том же заседании, в ходе которого была оглашена королевская резолюция, господин Боллей выступил с письменным заявлением, где указывалось, что собрание никоим образом не может согласиться оставить только четырех уполномоченных. Затем поступило предложение направить к королю депутацию, которая устно повторит те же просьбы. Однако это было отвергнуто ввиду того, что, по мнению собрания, подобная депутация не будет иметь большего успеха, чем письменные обращения, что она не предусмотрена утвердившимися нормами поведения и, наконец, правитель государства располагает такими возможностями, поставить в неловкое положение тех, кто к нему обращается, что они будут только посрамлены, а этот акт может быть связан с неприятностями для собрания. Не опасались ли они того, что их депутацию вытолкают за дверь? Пока комитет составлял адрес королю, остальные члены собрания утешались чтением адресов (некоторые пз них, датированные предыдущим днем, были присланы эстафетой из далеких городов и округов), представленных собранию 26 числа и составленных полностью в его духе. Остальные, оставшиеся непрочитанными, адреса иного содержания были лишь перечислены без указания даты их составления и передачи собранию. Среди прочих петиций одна была прочитана «по желанию многих членов собрания»; в ней шла речь об отказе некоторых должностных лиц выплачивать суточные деньги депутатам. На одном из предыдущих заседаний уже сообщалось, что члены собрания отказываются принимать причитающиеся им суточные деньги из государственной казны и требуют их выплаты из фондов общинных касс, управляющие которыми далеко не всегда соглашались удовлетворить эти незаконные требования.

Составленный собранием адрес повторяет прежние требования и заканчивается патетическими заявлениями, обычным пространным самовосхвалением и ссылками на свою чистую совесть, на то, что члены собрания лишь выполняли свой долг, что народ неоднократно самым трогательным образом выражал им

свою благодарность, а вся Германия — свое уважение и т. п. Король созвал их, дал им конституцию, основные черты которой были рассмотрены выше, пошел на дальнейшие уступки и соглашения, несмотря на оскорбительные возражения собрания, на продолжение начатых переговоров. Заседания сословных представителей потеряли всякий смысл. В их функции теперь входило лишь инструктирование уполномоченных, а затем — ратификация достигнутого соглашения. Невзирая на это, составители адреса с согласия всего собрания не постеснялись заявить королю, что они будут рассматривать несогласие санкционировать передачу функции сословных представителей комитету как намерение вообще не давать народу конституцию. В эту тяжелую.минуту, когда собрание считало, что все поставлено на карту, оно прибегло к последнему средству, к угрозе обратиться за помощью к гарантам. Господин Боллей сказал по этому поводу следующее (вып. X, стр. 37): если король не удовлетворит требования. высказанные в адресе, отпадет не только всякая возможность обратиться от лица сословного собрания в бундестаг, но и вообще по существу дела терять будет больше нечего. Просто удивительно, как сословные представители могли довести себя до такого лихорадочного состояния. Это преувеличение там, где речь шла о самом простом деле, могло иметь только один смысл: заставить народ поверить в дурные намерения короля, в крушение всего дела: а дело это было — сведение сословных представителей к уровню комитета старого образца.

Что же касается обращения к гарантам старой конституции, то не хватало только того, чтобы сословные представители адресовали своп послания рейхстагу в Регенсбург или рейхсгофрату в Вену. Они бы обратились к тем самым державам, которые только что в Вене вместе с другими державами пришли к решению о ликвидации Германской империи и о предоставлении герцогству Вюртемборг, консолидированному в качестве государства, статуса королевства, которые стремились к введению в новых немецких государствах конституций и представительных учреждений, а совсем не к

восстановлению прежних конституций. Именно в этом акте они и видели единственно мыслимую гарантию нового ненецкою государства, если такая гарантия вообще окажется необходимой. Они не сочли нужным обречь на позор подобной гарантии даже французский народ, короля которого они только что вторично возвели на престол, и уж, конечно, сам народ Франции не напрашивался на подобное унижение. Само собой разумеется, что сословные представители Вюртемберга не получили бы никакого ответа на свое послание трем вышеназванным державам.

В рескрипте от 27 июля король еще раз попытался довести до сознания сословных представителей всю неуместность их поведения и предложил им, если это уж так необходимо для их спокойствия, вдвое или даже втрое увеличить состав депутации. Чтобы дать им время одуматься, ои продлил деятельность собрания до 28 июля. 28 числа сословные представители изготовили еще один адрес, столь же пространный, как и предыдущие, в неприязненном и злобном тоне, резко контрастировавший со спокойным достоинством и простотой королевской конституции, где все внимание уделялось лишь существу вопроса. В конце адреса говорится, что решение короля о роспуске собрания и перенесение его заседании па неопределенный срок создало непроходимую пропасть между королем и народом — сословные представители должны были бы понимать, насколько непозволительны в их устах такого рода заявления. После этого собрание разошлось.

Не играло ли это злобное ожесточение известную роль в трогательных выражениях народной благодарности (в том числе серенады на одном из последних собраний)? Естественно было бы предположить, что такое поведение могло доставить удовольствие только черни, склонной рассматривать подобные поступки как проявление чувства собственного достоинства. Король же не стал рассматривать это как достаточное основание для того, чтобы не созывать больше сословных представителей. Созвав их вновь 16 октября того же года, он показал, что не удостаивает внимания их манеру руководствоваться не существом дела и не его

ясно выраженным пожеланием, а своими помыслами и намерениями. Если правительство и до первого созыва собрания должно было считать очень маловероятным, что при таком составе депутатов, который легко можно было предвидеть, будут достигнуты какие-либо серьезные успехи, то теперь оно могло полностью убедиться в невозможности этого; никто бы не упрекнул его в том случае, если бы оно решило не созывать больше сословное собрание. Между тем деятельность сословного собрания имеет громадное значение для политического воспитания народа в целом и его отдельных представителей, парода, который вплоть до настоящего момента вообще не участвовал в политической жизни страны, воспитание которого, однако, нельзя начать с самого начала, как там, где политической деятельности просто никогда не было; народ этот жил в тяжелых оковах под гнетом аристократии, находившим свое оправдание в сложившемся государственном устройстве, плохо разбираясь в понятиях государственного права и свободы, в самом значении этих слов. С понятиями, тесно сросшимися, как мы видели, с жизненными интересами господствующей касты, нельзя вести открытую борьбу, противопоставляя им другие понятия; это не дает непосредственных результатов. Тем большее значение имеет иная тактика, хотя ее результаты и не сразу заметны; она сводится к тому, чтобы предоставить этим понятиям исчерпать себя и проявить свою скрытую сущность. В ходе этого процесса общество очень скоро начинает понимать, в чем суть дела, и перестает защищать чуждые ему интересы. Одно из последствий такого рода мы недавно видели; это — выявление сути института писарей и писарских полномочий, а также более соответствующее истине, достаточно широко распространившееся понимание того, что является постоянным источником притеснений, — ведь характер правителей, их действия и общие условия момента, напротив того, не выходят за рамки преходящего. С другим последствием этой тактики, которое можно во всяком случае отнести к формальной стороне политического воспитания, мы познакомимся ниже. Поскольку по всем данным нельзя было ввести конститу-

цпю единым актом, и осуществить это действительно не удалось, оставалось только предоставить сословным представителям возможность постепенного самостоятельного перевоспитания, на что, собственно говоря, все люди имеют право. К чести короля и его правительства следует признать, что они открыли перед ними этот путь, надеясь на то, что, проходя его даже и в противоположном направлении, они неминуемо приблизятся к принципам разумного права, независимо от того, будут ли они сознательно преследовать эту цель или нет.

2. Вторая сессия

В королевском рескрипте от 16-го октября 1815 г. (вып. XI, стр. 26), открывшем новую сессию сословного собрания, четко определена позиция, которую заняли сословные представители, приступая к переговорам; они исходили из того, что прежде всего следует утвердить право старого и нового Вюртемберга на прежнюю конституцию. Тем самым король должен был бы принять обязательство распространить на новый Вюртемберг то, что считал неприемлемым для старого, — на это он, разумеется, пойти не мог, ибо это в корне противоречило его убеждениям. Даже если бы он полагал, что обязан удовлетворить притязания старого Вюртемберга на его прежний правовой статус, что не соответствует действительности, и легко пошел бы на восстановление этого прежнего статуса на территории старого Вюртемберга, то он не стал бы игнорировать прежнее правовое положение новых, недавно присоединенных территорий страны. Между тем речь идет совсем не о том, чтобы установить в каждой из столь различных территорий государства особое внутреннее устройство, а о введении на основе общего согласия конституции, одинаково соответствующей условиям жизни старых и новых территорий.

На этой сессии больше не было речи о королевской конституции; все те изменения, которые король отнес к сфере своей компетенции в качестве мер, необходимых для блага государства, называются лишь отдельными решениями, которые получат свою реализацию

в ходе переговоров. Король заявил, что он готов без всяких возражений сохранить те пункты старой конституции, которые соответствуют духу времени и пойдут на благо государству. Признание же старого правового принципа во всем его объеме было бы бесполезным и по существу своему невозможным делом — согласие сохранить все ценное из старой конституции исчерпало все возможные уступки в этом вопросе.

Прежде чем перейти к дальнейшему изложению, следует еще указать, что состав сословных представителей пополнился при возобновлении заседаний большинством постоянных членов собрания, часть которых явилась лично (в их числе шесть князей), часть же передала свои голоса присутствующим на совещании членам собрания. Двенадцать дворян направили еще 3 мая (вып. IV, стр. 141 след.) адрес сословному собранию, в котором они излагали свои пожелания и надежды и указывали, какими привилегиями они согласны ограничиться в качестве подданных нового государства. Эти умеренные по своему характеру, подробно и ясно изложенные — что также очень существенно — требования сформулированы открыто, чистосердечно и в подобающем топе. 6 июня консультант Гризингер довел, правда, как это ему было поручено (вып. VI, стр. 113), до сведения собрания содержание этого адреса, но ввиду обычного нежелания сословных представителей вникать в содержание вопроса обращение дворян не было поставлено на обсуждение и по этому делу не последовало, как водится, никакого решения.

26 июня (вып. X, стр. 24) к этому адресу присоединились и остальные дворяне королевства. В тот же день (вып. X, стр. 26) и другие владетельные господа, которые (вып. I, стр. 115) ждали решения Венского конгресса по вопросу о своем правовом статусе внутри государства и поэтому, естественно, не желали принимать участие в заседаниях сословных представителей, теперь, после закрытия конгресса, заявили вместе с князем фон Эттинген-Валлерштейном о своей готовности принять участие в деятельности сословного собрания в соответствии с правами, предоставленными им решением союзников, в силу которых они являются

первыми владетельными господами в тех государствах, где находятся их земельные владения, или в силу других нрав и привилегий. Но и в этот раз многие владетельные господа еще не явились на заседание. Среди депутатов оказалось много новых люден вместо прежних, сложивших с себя своп служебные обязанности. Этот отказ от депутатских служебных обязанностей и выбор новых депутатов получил, по-видимому, широкое распространение и не встретил препятствий со стороны министерства, хотя в королевской конституции об этом ничего не говорилось. Не было разработано и такое необходимое для каждого собрания положение, как устав; так, на первом заседании новой сессии, когда в состав собрания вошло столько сиятельных особ, оно выразило свое почтение тем же способом, который, как уже было указано раньше, был принят на самом первом заседании для проведения голосования по вынесенному решению. Как ни неопределенно было еще отношение владетельных господ к государственной власти и к сословному собранию, для собрания, которое само еще находилось в столь же неопределенном положении, достаточно было бы уже одного того, что они признали себя теперь владетельными господами королевства. Если бы это собрание проявило готовность заняться сущностью конституционных вопросов, все остальное было бы очень быстро урегулировано.

Дата добавления: 2015-08-29