— Что за глупости, Рокс? С чего бы ему так поступать? — какой бред, честное слово. Мы с ним стали друзьями за все те две недели, которые общались. Никаких сор и стычек у нас не было. Что-то определенно произошло. Твою мать…
— Не знаю, я всего лишь предположила, — недовольная интонация.
— Прости меня. У меня настроение просто паршивое. Думаю, лучше нам сейчас вообще не говорить, иначе начну на тебе срываться, а я не хочу этого.
— Я все понимаю, Билл. Хочешь, я приеду?
— Нет-нет, сам как-нибудь справлюсь. Ты очень мне дорога, помни это.
— Я помню. Давай, мальчик мой, не дави там себя. Всё будет хорошо. Целую.
Она первая вешает трубку, а я сползаю с дивана на пол, тупо глядя в потолок. Белый цвет. Чёрный день. Всё как-то слишком по-идиотски. Казалось бы, что я так переживаю? Том — взрослый парень, который сам распоряжается своей жизнью, но чует моё сердце — сейчас ему плохо. Он стал мне как брат, которого у меня никогда не было.
Подхожу к окну и провожаю закат наверняка грустным взглядом, надеясь увидеть в свете фонарей проходящего мимо Тома. Но улица пуста и лишь машины наполняют воздух дымом и газом. Ничего ведь не могу сделать. Совершенно ничего. Пальцы сжимаются от злости на самого себя в белеющие костяшками кулаки. Завтра же пойду подавать заявление.
***
Проходят ещё три дня без каких-либо известий о местонахождении Тома. Я словно натянутая пружина. Все явно боятся разговаривать со мной, потому что знают — я могу сорваться. На работе я непривычно молчаливый и угрюмый, дома надоедливо-раздраженный. Как же меня достало это всё. Набираю номер снова и снова, но голос уже ненавистного мне оператора вещает, что чертов мобильник выключен. Нам с Сидом, кстати, еле назвали фамилию владельца абонента. В городе оказалось целых пятьдесят Томасов Трюмперов. Сегодня мы ездили к тридцатому. Чёрт.
— Где же тебя носит-то, а? Где?
Гипнотизирую настенные часы и сотовый телефон по очереди, надеясь, что от этой «глазной» терапии минуты остановятся, и Том, наконец, позвонит. Сейчас я как никогда ненавижу время. Третья по счёту кружка кофе. И плевать, что потом сердце начнет барахлить. В доме оглушающая тишина и лишь моё дыхание позволяет вечеру думать, что здесь кто-то есть.
Проходит ещё час. Веки от недосыпа закрываются автоматически, но я хлебаю уже остывший напиток, мешая Морфею забрать меня к себе.
Звонок в дверь. Какой сегодня день недели? Такими темпами я совсем потеряю счет жизни. Блин. В дверь снова звонят, и я тороплюсь открыть. Наверное, пришёл Сид с привычными ненужными новостями, а точнее их отсутствием.
— Билл… — в дверях стоит Том, точнее он подпирает косяк, грозясь сползти на пол.
— Том! — меня резко бьёт по голове осознание того, что потерянный друг находится сейчас на пороге моей квартиры, и я мгновенно втаскиваю его внутрь, крепко обнимая. — Где ты пропадал, чёрт тебя дери?! — кричу на него, чувствуя, как ладони ложатся мне на спину.
Друг молчит и опускает голову мне на плечо, хрипло дыша. Помогаю ему добраться до дивана и укладываю его. Видимо от шока я и не заметил сразу, что его одежда разорвана, на коленях грязь и следы крови, в дредах застрял какой-то мусор, а на лицо вообще страшно смотреть — огромный синяк под глазом, разбитая губа с кровоподтеком и мутно-красные глаза.
— Твою мать, Том, что случилось, а? Мы тут с пацанами места себе не находили. Уже и в розыск тебя подали, и обзвонили все больницы с моргами. Что произошло? — снимаю с него кроссовки и отбрасываю их к черту.
— Я ушел из дома, — еле громко говорит он, падая на бок.
Вижу, что его всего колотит, а на лице проявляется гримаса боли.
— Том, давай я скорую вызову?
— Нет, не надо. Нормально всё.
— Я вижу как нормально, ага.
— Мне просто в душ надо и всё пройдет, — пытается встать, но тут же падает на пол, еле успеваю его подхватить.
— Раз уж ты так не хочешь видеть врачей, то тобой тогда займусь я.
Раздеваю его до трусов, скидывая одежду в одну кучу, и, положив руку на плечо, помогаю встать. В ванной всё гораздо сложнее, так как мне с огромным трудом удается посадить его в неё, чтобы помыть. Том всё это время ничего не говорит, изредка постанывая от боли, когда я натираю ему бока намыленной мочалкой. Спустя полчаса он уже сидит на полу, ожидая, когда я принесу ему одежду. Его никуда не годится, поэтому пришлось дать свою: новые трусы, носки, футболку, джинсы (специально выбрал максимально свободные) и свой любимый свитер. Он, наверное, здорово промёрз.
— Спасибо тебе, Билл, — во взгляде столько благодарности, что я не выдерживаю и снова обнимаю его, лежащего на диване.
— Как же я переживал, блин. Как же переживал. Всё-таки моя сердобольность когда-нибудь меня просто погубит. Ты так исчез внезапно. Я думал, ты просто занят чем-то, но потом я почувствовал неладное. Чего ты из дома-то ушел?
— С родителями поссорился в хлам. Они потом за мной как за узником следили. Бл*дь, — говорит тихо, почти шепотом. — Моему отцу позвонили из университета, сказав, что я не появляюсь на занятиях, вдобавок он ещё и узнал, что я на кружок актерский записался. Короче ссора была как в фильмах — с битьём посуды. Я просто психанул и ушёл, прихватив лишь портмоне и телефон, — тяжело дышит, но я не отпускаю его. — Потом толпа каких-то пацанов в человек десять ко мне привязалась, ну и я превратился в то, что ты сейчас видишь, — он ещё и улыбаться умудряется? Отстраняюсь от него и пристально смотрю в глаза. — Деньги и мобилу у меня отобрали и оставили в какой-то подворотне. Пролежал там, среди мусора, наверное, день, а потом, придя в сознание, к тебе решил пойти. Как же меня все шарахались. Наверное, за бомжа какого-нибудь приняли. И только мужик какой-то посадил меня в машину и отвёз к тебе. Я даже удивился подобному милосердию.
— Нахватался же ты приключений. Я весь изошелся пока тебя не было. Это было просто ужасно. Никогда не думал, что умею так переживать. Ты большой засранец, Том, в курсе? — облегченно выдыхаю и даже улыбаюсь уголками губ.
— Прости, Билл. Прости, что заставил за себя волноваться.
— Так, надо остальных известить, чтобы поиски прекратили, да и отбой поисковой службе дать. Мы объявление дали в газету. Кстати, а родители тебя не ищут что ли?
— Понятия не имею. Да и плевать мне на них, честное слово.
— Ты им позвони хотя бы. Переживают ведь всё-таки.
— Пожалуй, ты прав, но адрес я им ни за что не скажу.
Пока я оповещаю всех парней о возвращении Тома, он совершает короткий звонок домой и кладёт трубку.
— Спасибо тебе огромное, Билл.
— Я твой друг, Том. Всегда об этом помни. И ещё: что бы ни случилось, иди за помощью ко мне.
Кивает в знак согласия и закрывает глаза.
— Ты есть хочешь?
— Ой, нет. Я лучше посплю, хорошо?
— Ладно, а я пока ремонт твоему лицу сделаю.
Да уж, заставил же меня этот парень попереживать и, чёрт возьми, как же я рад, что он пришёл за помощью именно ко мне.
На душе разливается теплый бальзам от того, что Том здесь, в моей квартире, живой и почти здоровый. Только сейчас до меня доходит, что я бы не вынес, если бы с ним что-нибудь случилось. За каких-то полмесяца этот человек умудрился стать неотъемлемой частью моей жизни, и я порву любого, кто лишит меня его. Какие странные мысли в моей голове. Перенервничал я до жути.
Иду в ванную за перекисью и ватным диском, чтобы прижечь раны на лице друга и останавливаюсь на пороге, с умилением любуясь представшей передо мной картиной: Том лежит на боку, немного морщась от боли, дреды спадают на лицо, а дыхание такое тихое, и лишь губы шевелятся, словно он хочет что-то сказать. Как же быстро он уснул… Хотя это объяснимо — полдня в подворотне пролежал. Всё-таки подхожу к нему и, встав на колени, начинаю обрабатывать ссадины. Он кривится во сне, но, как не странно, не просыпается. Синяк, по-моему, стал ещё больше, ярко расцветая под глазом сиреневым пятном. Хорошо пирсинг ему не вырвали, такие раны долго заживают. Касаюсь губы, и Том, распахнув глаза, громко стонет от боли, но не отстраняется.
— Извини, надо было прижечь, иначе инфекция попала бы. — Виновато смотрю ему в глаза, но что он легонько улыбается.
— Надо же, за мной так даже мама не ухаживала, — а теперь тихо смеется!
— Скотина ты, Том! Я тут, понимаешь ли, забочусь о нём, а он ещё и издевается, — показушно обижаюсь, хотя до безумия хочется расхохотаться.
— Да ла-а-а-адно тебе, — ерошит мою макушку и щёлкает по носу, — не дуйся. Только девчонки обижаются.
— Так, ещё одно определение в мою сторону и пары зубов в твоём рту будет недоставать…
— Боюсь-боюсь… — притворно испуганно произносит он и снова пытается встать, видимо, желая куда-нибудь слинять. Но его состояние не даёт ему сделать этого, и Том оседает на пол рядом. — Слушай, я курить хочу.
— А я не курю.
— Я знаю, но всё равно хочу.
— Это намёк, чтобы я за сигаретами сходил? — кошусь на него, смотря с нескрываемой иронией.
— Ты самый лучший друг на свете!
— Эй-эй, я вообще-то не говорил, что пойду, — пытаюсь отказаться, но тщетно. Том сейчас обязательно скажет, что является самым больным в мире человеком.
— Билл…
— Да знаю я, — встаю. — Какие брать?
— Мальборо2, — откидывает голову на диван, закрывая глаза.
— Я мигом.
Благо круглосуточный магазин находится прямо в нашем доме и далеко идти не приходится. На улице стоит прохладная, но, в тоже время, отличная погода, с глубоким синим небом и легким ветерком, от которого кожа покрывается мурашками. Быстро купив всё необходимое в виде сигарет, замороженной пиццы и колы (да, я помню, что он постоянно спрашивал её в нашем кафе), возвращаюсь домой, где застаю Тома в той же позе и с унылым видом.
— Так, я не понял, чего это у нас такой кислый вид? — быстро скинув в коридоре куртку и кеды, сажусь напротив Тома на корточки.
— Да блин, так неудобно себя чувствую перед тобой. Припёрся посреди ночи, проблемы тебе создал…
— Вот давай сейчас не будем, а? Я тебе друг или сосед по этажу, которого ты видишь от силы раз в неделю и то, в лифте? Забудь ты уже об этом. Ты не посторонний для меня человек, Том. Я вот буквально пару минут назад размышлял о том, как быстро ты стал частью моей жизни. У меня такое ощущение, что я знаю тебя тысячу лет… — Том тем временем поднимает голову и неотрывно смотрит в глаза. Видимо, тоже привычка. — И знай теперь, что так просто тебе от меня не отделаться, — заканчиваю свою мини-речь широченной улыбкой и протянутой пачкой с зажигалкой. — На вот, травись.
— Спасибо тебе, Билл. За всё спасибо, — он очень серьезен сейчас, и я автоматически перенимаю это состояние, растягиваясь на полу и смотря в не такой уж и противно-белый потолок.
В воздухе появляется запах табака. А ведь я два года не курил.
— Слушай, дай мне тоже, — протягиваю ему ладонь, в которую ложатся сигарета и зажигалка. — Спасибо.
— Но ты ведь…
— Думаю, она не будет против. Если бы кое-кто не додумался слинять из дома я бы не переживал и, следовательно, не успокаивал бы себя посредством никотина… — глубоко затягиваюсь, чувствуя, как по венам разливается слабость.
— Ты порой такой заумно-болтливый, — ложится рядом, и мы с ним, на пару, выпускаем дым кольцами, любуясь всё тем же потолком и дыша всё тем же прокуренным воздухом. В ходе беседы, за время которой мы убиваем порядком десяти сигарет, рассказываем друг другу забавные и не очень истории жизни, важные мелочи и ценные глупости. Поднявшись и перетерпев нешуточное головокружение (а все потому что есть надо, а не травится никотином на голодный желудок), направляемся на кухню, чтобы разогреть пиццу, выпить ядовитую колу, вернуться и уснуть на том же самом диване откинув голову назад. Странно-неожиданный сегодня день, а ещё, надеюсь, мой свитер его отогрел…
***
— Только не говори мне, что роль Джульетты ты теперь отдаёшь мне… — смеюсь в трубку.
— Просто Хельга заболела, а заменить её некем. Ты ведь сам отказался играть главную роль, а нам крайне необходимо практиковать Тома. Вот я и подумал, что и тебе незаменимый опыт, и восполнение пробела. Тем более, это ведь не навсегда.
— Ладно уж, — делаю вид, что делаю ему одолжение, хотя всегда мечтал почувствовать себя частью времени Шекспира3. — Только давай договоримся — Тому ни слова. Хочу над ним прикольнуться.
— Хорошо, — смеется Дэн в ответ. — Ладно, тогда до завтра.
— Пока.
Кладу трубку куда-то на стол, улыбаясь во весь рот и рисуя в голове картинки истинного удивления и полного обескураживания Тома при виде меня в женском обличии. В принципе, нас с Хельгой отличает лишь рост и наличие у неё выпуклостей спереди. Так что маскировка должна пройти успешно. Жду не дождусь завтрашнего дня.
Том сейчас на работе. Я устроил его в наше кафе официантом, и теперь мы работаем с ним посменно. Клара очень обрадовалась ещё одному «очаровательному парню в её кафе» и с радостью приняла его. Теперь в нашем (да, Том живет у меня) холодильнике всё ломится от еды, так как у Клары просто маниакальная идея — откормить нас.
Кстати, расскажу об изменениях в нашей с Томом личной жизни: с Роксаной отношения у нас холодеют с каждым днём, потому что видимся и созваниваемся мы крайне редко, у Тома же наоборот, всё идёт в гору с Хельгой, чему я искренне рад — ему сейчас просто необходимо завести подружку. Они подолгу гуляют и целуются, как рассказывает Том, и ведут исключительно романтичный образ жизни. Не скажу, что я им завидую, но мне не хватает такого трепета. Первый секс с Роксаной получился вполне себе ничего, но эмоций мне не хватило это точно. При её темпераменте, страсти оказалось катастрофически мало. Не знаю, как с этим обстоят дела у Тома. Хах, а вот сейчас-то я его и спрошу.
— Привет, — здоровается первым и плюхается на наш любимый диван.
— Привет. Ну, как день прошёл?
— Да всё путем. Клиентов море, девчонки привычно пристают, я привычно отшиваю, Клара неустанно меня кормит, а Стив лишь посмеивается над женой. Короче, всё как обычно.
— Понятно… Есть будешь? Я пасту сделал.
— Ой, ты ещё и готовишь для меня? Дай я тебя поцелую, женушка моя любимая, — как всегда его приколы по поводу того, что пропитание в этом доме висит на мне. Том в шутку называет меня хозяюшкой, но, с того времени, как Сид назвал нас семейной парой, я теперь любимая жена.
— Да, дорогой, — специально повышаю тональность голоса, чтобы он максимально походил на женский.
— Чёрт возьми, Билл, и почему ты не играешь женские роли? У тебя бы здорово вышло! — хлопает меня по плечу. А ведь он и не догадывается о моих коварных планах насчёт мести за «моральные издевательства».
— Мечтай, — картинно закатываю глаза и спихиваю его с дивана плечом.
Около десяти минут мы показываем темноте фигуру под названием «куча мала», состоящая из двух щекочущих и щипающих за бока нас. Я знаю, что Том до жути боится щекоток, чем я и пользуюсь, сидя на нём верхом и атакуя его правую пятку. Он верещит как новорожденный поросёнок, пытаясь скинуть меня с себя, что у него и получается, спустя некоторое время.
— Ну что, теперь пойдём кушать? — всё ещё смеётся, тыча в мой бок тонким пальцем.
— Ага.
За поздним ужином мы болтаем о всякой ерунде и зачем-то сыплем друг другу в тарелку красный перец. Во рту словно разразилась война, но никто и не думает останавливаться. Это своего рода игра на терпение и, в какой-то степени, выживание.
— Слушай, — глотаю третий стакан воды, протягивая наполненный Тому, — а у вас с Хельгой секс был?
Том отрицательно качает головой, продолжая жадно поглощать такую спасительную сейчас воду.
— А хочешь?
— А как же? — ставит пустой стакан на стол. — У меня секса не было уже очень долго, а размениваться на одноразовый времени нет.
— Понятно…
— А у вас с Рокс?
— Был, но какой-то слишком обыденный и совсем не запоминающийся, — да, только с ним я могу говорить так откровенно, потому что Сид обязательно начал бы надо мной подтрунивать.
— Почему так?
— Видимо, она не очень хотела, по крайней мере, я делал всё, для того, чтобы ей было максимум приятно и комфортно.
— Да уж, бывает…
— Вообще, наши отношения, по-моему, изживают своё. Я ничуть не удивлюсь, если мы вскоре расстанемся.
— Жалеть потом не будешь? Ты же вроде серьёзно ей увлечён… был.
— Вот именно, был, — перевожу взгляд в окно, сквозь стекло которого, совершенно бесстыдно светит полная луна. — Не чувствую я того огня, что был в самом начале.
— Тогда и париться не стоит. Жизнь такая длинная, Билл. Встретишь ещё своего мальчика4…
— Может, и мальчика, — шучу я, смотря на смеющегося Тома. Он так красиво щурит глаза при этом.
— Так, я не понял! — вдруг оживляется он. — Ты моя жена или как? Чего это мы тут о других мужиках говорим? — подхватывает он, снова разыгрывая спектакль. Порой мне кажется, что он говорит всерьёз в такие моменты. Какая чушь…
— Твоя, твоя. Спать уже пошли, секс-гигант! — насильно поворачиваю его к себе спиной и толкаю в сторону зала. С боем уложив его в кровать (всё ему поговорить хочется), отправляюсь в свою спальню, мечтая провалиться в бездну сна, что получается у меня на удивление быстро.
POV Tom
Какой же он всё-таки забавный во сне этот Билл! Нет, вы не подумайте, что я тут сижу и внаглую его разглядываю, нет, ну я, конечно на него смотрю и… Короче я люблю наблюдать за ним спящим, особенно когда у самого сна ни в одном глазу. Билл в мире Морфея — поистине завораживающее явление. И пусть его одеяло перевернулось, выставляя на обозрение длинные ступни, которые до ужаса хочется пощекотать; и всё равно, что сейчас пять тридцать утра, а через два с половиной часа надо вставать; и не имеет значения, что я выгляжу как полный идиот или чёртов вуайерист, я с интересом наблюдаю за тихо сопящим лицом и что-то бормочущими губами. Наверное, это странно, но мне нравится. Тем более самое правдивое обличие у человека именно во время сновидений. Билл как всегда спит в свитере своего отца, хотя сейчас по ночам не так холодно. Наверное, привычка, и я его прекрасно понимаю. Мне было очень приятно, что в тот день, когда я заявился к нему весь побитый и злой, он без раздумий дал мне его. Казалось бы, обычный предмет гардероба, но именно воспоминания, связанные с ним, делают его бесценным. Вообще, я до сих пор поражен нашему столь быстрому сближению. Я помню, он сказал мне тогда: «У меня такое ощущение, что я знаю тебе тысячу лет…» — и я понял, что внутри родилась точно такая же мысль. Он стал моим лучшим другом, и я искренне рад, что являюсь для него тем же самым.
Билл переворачивается на живот, окончательно стаскивая с себя многострадальное одеяло. Аккуратно стягиваю его и накрываю друга. Надо же, с Биллом я научился заботиться не только о самом себе, но и о другом, не менее значимом для меня, человеке. Это дорогого стоит.
Не удержавшись, беру прядку тёмных волос и провожу ею по чуть вздернутому носу, от чего Билл забавно морщится. Совсем как ребенок. На цыпочках покидаю комнату, немного ощущая себя вором, и возвращаюсь к любимому дивану, на котором я, к слову, не помещаюсь в полный рост, оттого и приходится его раздвигать, чтобы лечь по диагонали. Надо поспать хотя бы немного. Скоро репетиция нашей пьесы. Да…
***
Знаете, я понял одну гениальную вещь: жить не могу без своего усатого проходимца Казимира. Поговорив с выспавшимся Биллом утром, мы пришли к единому мнению, что хвостатое недоразумение нужно спасать, так как не думаю, что родители выказывают ему должный уход и заботу. Сейчас я еду в такси с котом в специальной сумке и небольшим рюкзаком, куда я положил свои некоторые вещи (билловское больше не могу носить — узковато для меня). По дороге домой — да, теперь это мой новый дом — покупаю огромный пакет кошачьего корма разной формы, сорта и вкуса и, выпустив перепуганное животное в пространство квартиры, сразу же устраиваю ему кормежку до отвала.
— Скучал я по тебе, жирдяй, — глажу кота по пузу, на что он довольно мурлычет. — Давай, устраивайся тут, а я пошел.
Напоследок глажу его по голове и спешу уйти, иначе опоздаю, а я, с недавнего времени, начал это ненавидеть.
***
Странно, вроде бы все должны быть уже на месте, а в зале никого нет. Забыл сказать: Дэн пригласил к нам несколько актеров, так как количество человек в нашей группе слишком мало, чтобы отыграть пьесу. А ещё… мы будем играть в настоящем театре! При одной мысли, что на меня будет смотреть пара сотен людей, бросает в приятную дрожь — я так давно об этом мечтал. Главная роль каким-то чудом досталась мне. Не удивлюсь, если это всё происки Дэна и Билла. В принципе я только рад такой возможности, тем более что Джульетту играет Хельга — девушка, которую я очень хочу. О, а вот, кстати, и она. Пойду, поздороваюсь…
Тихим шагом иду по полутемному залу, прямиком направляясь к сидящей на невысоком стуле девушке в привычном одеянии и парике. Помню, какая у меня была реакция, когда я увидел её в платье первый раз — у меня отвисла челюсть. Ну да, я-то не железный, особенно, когда перед глазами маячит пусть и неглубокое, но декольте.
— Доброе утро, сладкая моя… — чуть наклоняюсь и целую её в шею, кладя руки на тонкую талию. — Как спалось? — поцелуями вверх по удивительно нежной коже, останавливаясь на уголке губ.
Чувствую, как она замерла от моих действий. Не отстраняет, значит, можно продолжать. Поворачиваю её к себе лицом и с ужасом вижу, что это не она, а…
— Билл?!! — так и застываю, смотря на него во все глаза.
— Том… я… — вижу, что он тоже в шоке, но я откровенно ничего не понимаю. — Спал я хорошо, — совершенно неуместный сейчас ответ, который вызывает истерический гогот с ударами своих же колен ладонями и коликами в животе.
— Какого черта ты в костюме Хельги? — через пару минут все же спрашиваю я, дергая подол платья.
Билл рассказывает мне и о заговоре с Дэном, и о том, что моя девушка, оказывается, заболела и просила предупредить меня, что с ней всё хорошо. Вообще прекрасно. Оставляю Билла и сразу же звоню Хельге. Услышав тихий скрип её голоса в телефонной трубке, заверяющий меня, что с его хозяйкой всё практически нормально, объявляю, что скоро обязательно приду лечить эту самую хозяйку.
Репетиция проходит сегодня крайне напряженно, и я не очень понимаю, с чем это связано. Я не могу смотреть в глаза Биллу, сразу же заливаюсь краской от того, что так воткрытую, пусть и по ошибке, приставал к нему. Билл, похоже, чувствует то же самое, так как избегает прямого взгляда. Глупо получилось, конечно.
— Билл… ты это, прости меня за утрешнее, ладно? Я подумал… — мы с ним сейчас находимся в раздевалке, снимая всю амуницию.
— Это ты прости. По-идиотски как-то вышло…
Стоим, опустив головы, и, словно страшась смотреть в глаза. Если бы ситуация была чуть иначе, мы бы обязательно обратили всё в шутку, но вот одна проблема — мы оба понимаем, что произошло что-то не совсем обычное. Поднимаю, наконец, взгляд и в упор смотрю на левую сторону шеи, которую я так смачно целовал. Это что ещё за реакция такая, а? Чего это кровь так быстро по венам вдруг побежала? На пару секунд встречаюсь с Биллом глазами и тут же их отвожу. Бред какой-то.
— Ладно, я к Хельге, — быстро переодеваюсь, вешая костюм в шкаф. — «Привет» от тебя передать?
— Ага… — как-то отстранённо произносит Билл, натягивая футболку.
— Пока! — быстро улыбаюсь и выхожу из раздевалки.
***
Так, если выставлять свои действия в логический ряд, то всё, в принципе, хорошо. Хотя… весь этот грёбаный ряд летит в неизвестном направлении, потому что я отреагировал на вид шеи Билла сегодня в раздевалке более чем странно. С какой стати меня так повело? Ладно, если поцелуй на сцене был предназначен для Хельги, так почему, оставшись наедине с ним, я практически пялился на него? Вся жизнь — театр, люди в нём — актеры. Как прав был Шекспир, произнеся эту фразу. Сейчас я остро чувствую весь её смысл. Почему на мою больную молодую голову вечно сыплется куча каких-то странностей, природу большинства из которых я попросту не могу понять?
— Том… Том? — Хельга отвлекает меня от размышлений, пытаясь поймать глазами мой взгляд.
— Прости, задумался что-то, — касаюсь щеки девушки, поглаживая нежную кожу кончиками пальцев. — Как ты себя чувствуешь?
— Получше уже, ты — отличный доктор, — улыбается и коротко целует меня в губы.
— Ну, с тобой грех им не быть, — властно обнимаю её за талию, прижимая к себе вплотную. Чувствую её тепло и понимаю, что завожусь. Чёрт, ну не сейчас же!
— Том… — смотрит мне в глаза совершенно непривычным взглядом, о значении которого можно легко догадаться без слов. Неужели?..
Спускаюсь поцелуями по её шее. Ниже, к ключицам по левой стороне. Прикосновения жадные. Внутри всё бурлит и переворачивается, но почему в памяти вспыхивает сцена теперь уже ненавистного мне поцелуя на сцене??? Я словно ощущаю мягкость кожи Билла, и внутри всё разрывает от нахлынувших ощущений. Чёрт возьми!
— Хельга, я хочу тебя… — пряный шёпот в ухо и дрожь под моими руками усиливается.
Забуду… забуду… забуду… Хельга наконец-то станет моей.
Мои ласки становятся настойчивее, девушка отвечает мне полной покорностью, и я ощущаю её отдачу. Руки хаотично гладят её тело и…
— Апчхи! — тихо и немного скромно чихает Хельга, виновато улыбаясь.
— Так… ты вообще чем-нибудь лечишься или как? — прекращаю свой натиск и просто обнимаю её.
— Ну да, — гундосит моя девушка, шмыгая носом-кнопочкой. — Прости меня, Том, Я такая бесполезная. Ты ведь… — тяжело вздыхает и закрывает ладонями лицо.
— Нет, ты что?! — сажусь перед ней на корточки, убрав руки с лица и целую пальцы. — Я всё понимаю, тебе нужно время, а я тебя со своим желанием парю. Просто я тоже не железный, пойми. Ты слишком красива, чтобы смотреть на тебя и ничего не хотеть, — криво улыбаюсь, поглаживая кисти большими пальцами.
А ведь завёлся я знатно. Идиотский день. Первый раз меня так обламывают. Вот потеха-то для Билла. Хах, а ведь я только что представлял его! С ума сойти.
— Ты замечательный, Том, знаешь? — какая же она нежная и такая… малышка. Ну да, в свои восемнадцать она ещё остается ребёнком. Не знаю, смогу ли я не менять её мировоззрение своими-то потребностями.
— А ты — чудо. И хочу тебе сказать: даже если что-нибудь произойдет, в твоей жизни обязательно появится человек, который полюбит тебя всем сердцем.
— Чувствую себя маленькой девочкой по сравнению с тобой, честное слово… — её щеки краснеют от смущения, и на моём лице появляются умилительные черты.
— А ты и есть девочка. Моя девочка. Иди ко мне.
Крепко обнимаю её, и мимолетно целую в шею. Чёрт, снова левая сторона.
***
Билл снова устроил мне небольшую экскурсию по городу, с целью расширить мой кругозор местных «достопримечательностей». И вроде бы приехали в самый центр, а здесь так пусто…
— Ничего себе... — поднимаю взгляд к крыше недостроенного дома, запоминая картинку. — И ты здесь часто бываешь?
— Ага. Местные утверждают, что этот дом на кладбище построен. Чушь это всё, я смотрел в интернете. Просто его возведение остановили из отсутствия средств у строительной компании.
Билл стоит у предполагаемого входа в подъезд, озираясь по сторонам, я же всё не могу угомонить в себе жуткий интерес к этому заброшенному строению.
— Заглянем внутрь? — неожиданно для себя предлагаю я, заговорчески улыбаясь.
Билл молча заходит в здание, а я следую за ним. Чувствую себя подростком, ей-богу. Никогда не понимал, что может быть интересного в подобных местах, но почему-то добровольно их посещал, причем так часто, что сбился со счета.
— Осторожно, здесь лестница шатается, — предупреждает Билл, всё также идя вперед.
Я аккуратно ступаю на хрупкую конструкцию и осматриваюсь: пыль осела на ступеньках равномерно, видимо, здесь даже любопытные дети не появляются, стены холодны и безжизненны — их так и не коснулась краска, а перила и вовсе отсутствуют, оттого и кажется мне весь наш поход экстремальным.
— Я тебе сейчас свое любимое место покажу, — почему-то шепотом оповещает меня он, ускоряя шаг.
Через пару минут мы с ним оказываемся на пятом этаже, разглядывая город с балкона, который абсолютно ничем не огражден. Хочется постоять на краю. И я исполняю своё маленькое желание.
— Люблю здесь быть. О многом задуматься можно, — Билл копирует мои действия, становясь рядом. — Какой-нибудь человек сейчас разговаривает по телефону, обсуждая многомиллионный контракт со своим партнером, а где-то на самом дне Берлина беспризорники слоняются по чужим и холодным улицам, прося милостыню, чтобы купить себе поесть. Глупо, правда? Один пополняет свой счёт в банке, другие же просто хотят жить. А в чем виноваты эти дети? В том, что их родителями оказались безответственные и бездушные люди? В том, что они были насильно помещены в детские дома, где, порой, условия жизни сродни тюрьме? Несправедливо. И даже сейчас, сделай я шаг в эту неизвестность, — заносит ногу над пропастью, — никто об этом не узнает, потому что люди с каждым поколением утрачивают способность чувствовать и проявлять гуманизм друг к другу. От того, что я спрыгну с этого зачахлого дома, никому не станет плохо.
— Не говори так, Билл. Если ты сейчас умрешь, будет очень горько многим людям: твоим друзьям, — делаю паузу, — мне. Не нужно так легкомысленно и эгоистично думать о жизни, она у тебя одна. Ты прав насчёт того, что все мы утрачиваем способность чувствовать, но ведь не каждый! — делаю громкий акцент на последнем слове, поворачивая голову в сторону Билла. — Находясь на краю, мы делаем много открытий, но не нужно прыгать в неизвестность, чтобы проверить все свои домыслы.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |