Четверо мудрецов, задумавших покорить высочайшую гору Африки, направились к вершине не с южной стороны, как прочие туристы, а с северной. Этот путь оказался сложнее, но зато там не было гидов и иных сотрудников национального парка. Восхождение было непростым и длилось шесть дней, но наконец мудрецы стояли на заснеженной вершине, на высоте 5895 м над уровнем моря. Обратно решили спускаться по южному, более простому пути. И вот незадача — в ходе спуска трое из восходителей (Лекай, Шарлаев и Сенов) наткнулись на врата национального парка, где и были задержаны. Четвёртый, Костенко, устал и брёл сильно сзади, проходил мимо врат парка уже в темноте и задержан не был.
Тем временем трёх задержанных привлекли в город Моши, где отобрали у них паспорта и предложили заплатить и уладить конфликт. На что те отвечали, что на Килиманджаро они не лазили, английского языка не понимают, а денег у них нет. Так как мудрецов не заперли, предоставив им возможность гулять по Мошам без паспортов, но вольно, — Костенко вовремя встретился с ними, изъял у них фотоплёнки и направился в Дар-эс-Салам.
Я решил перед посещением Замбии съездить в Моши, узнать судьбу задержанных героев, в то время как Костенко остался в РКЦ (появляться в опасной близости от Килиманджаро ему не следовало, тем более что он собирался нажаловаться консулу на незаконную самодеятельность мошинских властей). Итак, мы расстались — Лапшин поехал в Замбию, Андрей с Кириллом — тоже в сторону Замбии, я — в Моши, Костенко остался у Рифата Кадыровича.
* * *
Прощай, Дар-эс-Салам!
Каир, Аддис-Абеба, и вот Дар-эс-Салам, стали для всех нас такими родными городами, что кажется — вдруг перенестись из Москвы на какой-нибудь дар-эс-саламский перекрёсток — и сразу увижу, где РКЦ, где сикхский храм, где почтамт, где российское посольство, где мороженое на палочке за 300 шиллингов, где ближайшая газировка и чипсы. Там церковь, где я вызвал "чудо Моисея", а там самый дешёвый в Африке Интернет... И вот я стою на выездном шоссе, прощаясь с городом, в котором прожил... прожил... неужели всего две недели? кажется, целую жизнь!
Уже такая знакомая трасса до Моши, опять Чалиндзе — в четвёртый раз вкусная пищевая деревня Чалиндзе! Пообедал — и в путь на Моши. Трасса оживленная, весёлая, и даже в полночь, на повороте на Тангу, меня подобрал бензовоз до Мошей! Наутро я был в сиём городе.
Следов автостопщиков не было нигде — ни в полицейском участке, ни в Интернете, ни на главпочтамте, ни в офисе иммиграционных служб (хотя все нам говорили, что вчера они были). Опросив местных жителей, продавцов и гидов, зазывающих на Килиманджаро, я узнал, что мудрецам вернули паспорта и отпустили их с миром на все четыре стороны вчера в 16.00.
Значит, мы разминулись с ними ночью в районе поворота на Тангу. Хорошо, что всё обошлось. В Танзании, в этой миролюбивой, но слегка полицейской стране, где за ночлег в палатке готовы арестовать, — восходители на Килиманджаро легко отделались. Хорошо, что Костенко успел увезти их фотоплёнки, не оставив тем самым никаких доказательств их пребывания на вершине.
Как уже упоминалось, восхождение на Килиманджаро стоит, в среднем, 500 долларов с носа, из которых около 300 долларов — плата за вход и пребывание в национальном парке, которую нужно внести и за себя, и за гидов-переводчиков-носильщиков. Путешествовать без этих хелперов запрещено. На Килиманджаро ходят толпы туристов, создавая значительный вклад в государственный бюджет.
Горы, реки, ямы, леса, озёра, водопады и другие природные достопримечательности в наше время часто являются платными в большинстве стран мира. В Непале, например, платное всё, кроме столицы: покупаешь пермит (разрешение) и идёшь куда хочешь. Пермит стоит по-разному: на многолюдные пешеходные маршруты — несколько долларов, на Эверест — десятки тысяч долларов. В Эфиопии, как читатель помнит, водопады Голубого Нила тоже были платными (и церкви тоже...) В Судане иностранец, по закону, не может ступить и шагу, не регистрируясь и не получая платных пермитов — но, по счастью, за этим почти не следят. В России иностранец тоже должен регистрироваться, и если он имеет неевропейский вид — милиционеры соберут с него дополнительные поборы за право свободно передвигаться, изначально и бесплатно присущее каждому человеку! Зато горы у нас бесплатные. Все.
Вольные путешественники зачастую берутся исследовать пределы этой свободы перемещения, которая хотя на словах и повсеместно декларируется, но фактически во многих странах (включая нашу) не наблюдается. Нам всегда казалось, что горы должны быть для всех, и не может быть правом одного или другого народа, живущего вокруг Горы, продавать билеты на вершину. Услуги гидов — пожалуйста, хижины, носильщики, переводчики, помощники могут предоставлять свои платные услуги туристам, желающим этого. Но — на добровольной основе! Хочешь — плати за гидов, ночуй в хижинах с крышей, телевизором и телефоном, хочешь — мокни под дождём и ходи без комфорта самостоятельно. Без навязчивых услуг.
* * *
Первые километров пятнадцать из Мошей меня провёз грузовичок, развозивший по ларькам минеральную воду. Только я вышел из него и выбрал место на трассе, как меня подобрали на легковушке кенийцы, ехавшие из Найроби в Дар-эс-Салам. К сожалению, кенийцы ехали очень медленно и вскоре осели на ремонт. Не прошло и минуты, как меня подобрал на джипе белый мистер, это оказался американец по имени Чарльз. Всю дорогу он рассказывал о тех странах, в которых успел побывать, и мне было очень интересно слушать его.
— Судан — да, там удивительные люди! Я прожил там год, в районе Вад-Медани. Когда я уезжал — все плакали. Они действительно плакали, понимая, что мы больше не встретимся. Я нигде такого не видел! И вот, поразительно, какие хорошие люди, — и какое дурное правительство! Впрочем, и афганцы тоже хорошие люди, а правительство — худшее в мире. Женщинам нельзя работать, нельзя ходить в школу... Да и ваш Путин, он агент КГБ, от него не знаешь, что и ждать. В России я тоже был, но только один раз, в Петербурге. У меня мама — финка, и вот мы поехали, в 1994 году. Это такой ужас! Нигде в мире я не видел столько нищих. И все с надписями, с целыми историями на груди. Я не успевал доставать рубли. Ужас! — Наверное, он не был в Индии или в Эфиопии... — Впервые в Танзанию я приехал двадцать лет назад, в 1980 году. Это была очень бедная страна. Здесь сейчас общий экономический подъём, а в Замбии — наоборот: была богатая страна, а сейчас экономический спад, и эти страны сейчас примерно на одном уровне. Дар-эс-Салам очень дорогой город, дороже Нью-Йорка на 40%. А ночевать просто так в палатке здесь не принято, нужно обратиться к старосте деревни и предупредить его.
...Опять, в пятый раз, я оказался в Чалиндзе. По своему обыкновению, отправился искать церковь. Местный ночной помощник сказался гидом и предложил показать мне расположение миссии. Я предупредил его, что не заплачу ему, на что он ответил:
— Как хотите! Я доведу, а вы можете заплатить, а можете и не заплатить... Только не идите так быстро, вы, наверное, солдат, а я не солдат...
Когда же наконец мы пришли в миссию (она располагалась довольно далеко, километрах в двух от развилки дорог), помощник оказался весьма активным и потребовал денег. Я отвечал, что денег не будет, и пусть он забирает апельсин (у меня было пол-рюкзака апельсинов) и идёт себе с миром.
Но помощник почему-то разъярился, и, испуская крики, набросился на священника, крича что-то на суахили, примерно следующее: если вы мне сейчас не дадите денег, я вас всех сдам в полицию, в полицию, в полицию!! Священнику даже пришлось свистнуть сторожа, и тот, прибежав, утащил чрезмерно активного помощника — и всего-то 200 шиллингов на бутылку кока-колы он хотел. Но я не люблю такого хамского отношения, это просто шантаж: давай копейку, а то будет драка и скандал!
Священник позволил мне поставить палатку под манговым деревом, и, несмотря на то, что всё вокруг было сладким и вокруг обитали миллионы муравьёв, — я не заметил этого и спокойно уснул.
24 ноября, пятница. Вписка под Ирингой
И вот опять я иду по такому знакомому Чалиндзе. Это очень длинная деревня, тянется на три километра вдоль трассы, и повсюду всякие вкусности, фасолевый суп за 50 шиллингов (менее 2 руб.) за тарелку, плюшки за 10 шиллингов (35 коп.). Чем больше путешествуешь по стране, чем более дешёвой она становится. Кстати, именно поэтому многие люди, путешествующие по миру, замечают, что путешествовать дороже, чем сидеть дома, и что родная страна — самая дешёвая. Танзанийцы уверяют всех, что Танзания самая дешёвая страна; сирийцы говорят то же о своей стране, а вчерашний американец был уверен, что Дар-эс-Салам дороже Нью-Йорка, хотя африканец, прилетевший в США, подумает точно наоборот.
До Морогоро меня подобрал водитель-мусульманин по имени Рамадан, в галстуке, он ехал в Сонгеа (где меня брали шестеро автоматчиков), но после Морогоро высадил меня из кабины, сказав, что ему надо будет подбирать кого-то ещё. Интересно, что в Танзании запрещено ездить в кузовах грузовиков, и за это штрафуют дорожные полицейские; но стоит только к бортам кузова приварить вертикально четыре металлические трубы по бокам и одну сверху, типа поручня, — такой грузовик уже автоматически становится автобусом и не штрафуется.
Следующий грузовик, тоже с мусульманином за рулём, довёз меня до города Иринга. По пути попадались зебры и слоны, мы останавливались тут и там, я фотографировал, водитель и его друзья, ехавшие в кабине, тоже вылезали и снимались со мной на свой фотоаппарат.
Иринга, где меня высадили, оказалась длинным городом, за которым начались бесконечно длинные деревни-пригороды. Повсюду люди, замечают меня, многие приветствуют, говорят "Джамбо!", но в гости не зовут. Какой-то мужик, вспомнив английский, попросил у меня денег; я погнался за ним; мужик спрятался в лавку; я подбежал к лавке и похитил банан с витрины под общий народный хохот. (Банан тут самый малоценный продукт.) Я шёл по вечереющей Танзании, меня сопровождали любопытные, но вдруг застопился среди толпы вечерний молоковоз. Он ехал домой, в свою деревню через 20 км, и подобрал и меня. Водитель оказался англоговорящим, и я пытался напроситься к нему на вписку.
— А где вы ночуете? — поинтересовался он.
— Иногда в церквях, а иногда люди попадаются хорошие, приглашают на ночлег, — хитрил я.
— В церквях... В четырёх километрах дальше моей деревни есть миссия, там можно переночевать, — отвечал он. Тем временем стемнело.
— Четыре километра — очень далеко, ведь уже поздно! А можно ли поставить палатку у твоего дома? — продолжал я.
Пару раз водитель сделал вид, что не понял, но потом понял, что я не отвяжусь, и отвечал:
— О, это невозможно; наш деревенский староста запрещает это дело!
Уже в его деревне, стемнело, я попрощался с водителем, попробовал ещё раз напроситься к нему в гости, но получил отказ. Ничего страшного, сейчас отойду подальше от людей и заночую, или через четыре километра миссия какая-то, можно и туда заглянуть. Как сзади топот шагов. Оборачиваюсь — мой водитель!
— О, извините, возвращайтесь, ночуйте, всё в порядке!
А у ворот его деревенского дома стояла толстая, в десяти одёжках и в платке бабушка-танзанийка, мать водителя, и громко, на всю округу, причитала на непонятном, но при этом столь понятном языке суахили:
— Это ж куда ж ты человека на ночь глядя послал? Это ж где он эту твою церковь искать будет? Кругом ночь, разбойники всякие, а он один совсем, и ты не подумал! А ну беги верни его!
— Всё, всё в порядке! — извинялся запыхавшийся водитель, — не бойся, деревенский староста ничего не узнает!
Вот так исполнилось моё желание быть приглашённым в простое танзанийское жилище. Ничего особенного оно собою не представляло — типичный дом из жареных кирпичей, с несколькими экземплярами мебели (столик, лежанка и стулья) и очему-то без электричества — я уже не помню, было ли это вызвано какой-то технической неполадкой или света вообще не было предусмотрено. Во дворе стоял ещё один небольшой домик-кухня, где хозяйка приготовила чай и какие-то съедобности.
25 ноября, суббота. Опять русские геологи!
Предрассветным утром молоковоз уехал — он ежедневно мотался на молокозавод в Иринге, заправлялся молоком и вёз его в Дар-эс-Салам, а к ночи возвращался обратно. Выходило, он делал 1000 километров каждые сутки — надеюсь, всё же не каждые, так как не свойственно африканцам так быстро и часто гонять туда-сюда. Зато в доме появился брат молоковоза, который подумал, что я путешествую пешком, и решил меня сопровождать четырнадцать не то километров, не то миль. Чтобы сопровождать меня, этот брат одел самую лучшую одежду, кроссовки, яркие шорты и спортивную майку, и пришёл уже в предвкушении, что пойдёт со мной и всем будет по дороге хвастаться об этом. Мои уверения в том, что я иду пешком не всегда, а только во время отсутствия транспорта, его не убедили (хотя умный человек, мог бы догадаться сам, ведь его брат именно привёз меня на молоковозе!) Избавиться от спортсмена не получилось, пришлось выпить чай, попрощаться с толстой бабушкой, благодаря которой я и попал сюда на ночлег, и отправиться на юго-запад "пешком".
На Кавказе, в Средней Азии, когда останавливается машина, водитель первым делом обычно спрашивает:
— Из Москвы? Пешком? Пищ-ком?
"Автостопом, на попутных машинах," — отвечаю я, и водитель кивает: "Всё ясно. Пищ-ком". И вот этот спортивный человек лет двадцати пяти тоже решил, что я пищ-ком, и хотя я старался идти быстро и избавиться от сопровождающего, он не отставал от меня и всячески здоровался со всеми встречными, чтобы запомниться в памяти всех своих односельчан в форме неотделимого от меня образа. Прошли всю деревню; дальше поддерживать репутацию "пищ-ком" мне не хотелось, я застопил грузовик в утренней прохладе и уехал, оставив спортивного сопровождающего на дороге удивляться.
Большой грузовик довёз меня до Макамбако, до той самой деревни, откуда ехал почти две недели назад в щели между железным ящиком и бортом кузова, вместе с двумя танзанийцами, под проливным дождём, укрываясь спальником. (Хорошо, что спальник успел постирать и просушить в Дар-эс-Саламе, а то он был грязен и вонял бензином.) Если сейчас попадётся такая же быстрая, как тогда, машина до Мбейи, а затем до границы, то мне удастся попасть сегодня в Тундуму, на Замбийскую границу, до закрытия её.
И вот, стопится джип с кузовом ("хорошо бы до Мбейи, — подумал я, — быстро домчимся), но представьте моё удвиление, когда в этом джипе оказался начальник русских геологов г-н Евгений и узнал меня! Он только что ездил в Дар-эс-Салам за кислотой, нужной для золотой промышленности, и с шестью здоровенными 35-литровыми канистрами сейчас ехал на вторую геологическую базу, недалеко от пос.Чунья! Я сразу передумал ехать сегодня в Замбию.
Начальник геологов сперва ехал в Мбейю, где оставил на хранение канистры с кислотой и купил целую гору дорогих продуктов в магазине, в котором (о чудо) работала продавщицей совершенно русская женщина. Оказалось, она когда-то вышла замуж за танзанийца и вот немало лет как живёт в Мбейе. Затем мы поехали на золотые прииски, расположенные в глухой местности. Полил сильный дождь, наш путь полностью залило и развезло; в одной из деревень пришлось даже нанять человек десять танзанийцев, чтобы они ехали в кузове джипа и протаскивали его через участки размытой дороги. Миновав сии грязи, г-н Евгений дал каждому помощнику на пиво, чем их весьма обрадовал и скрасил их пешеходное возвращение домой под дождём.
Когда приехали в золотую деревню, Клондайком она не оказалось, и электричества не было нигде. В глино-соломенном домике сидел ещё один геолог, а рядом был негр, который что-то писал при свете керосиновой лампы. Забрали этого второго геолога и поехали в городок Чунья, где уже было электричество и все блага мира — там находилась основная их геологическя база и тусовка.
Вытащив рюкзак из джипа, я поразился его мокроте: промокло всё. Но что я ещё хотел от Африки? Зато геологи вкусно накормили меня, пытались напоить, и положили спать на просторной кровати под противомоскитной сеткой.
26 ноября, воскресенье. Въезд в Замбию
Я покинул домик геологов в 7.15 утра. До города Мбейя и основной трассы оставалось 72 километра. Дорога была лучше вчерашней — гравийная, сухая, но машин на ней не было, только велосипедисты и женщины с корзинами на головах. По сторонам дороги тянулись поля, редкие домики. Около часа шёл пешком. Потом вспомнил о том, что вчерашний ливень наверняка подмочил фотографии в боковых карманах рюкзака. Так оно и оказалось (почему-то на вписке мне эта мысль в голову не пришла). Вытащил промокшие фотографии и с удивлением обнаружил, что фотоэмульсия потекла слоями. Отдельно поплыл красный, отдельно чёрный слой и т.д., так что подмокшие фотографии стали очень странными. Пока изучал их странность — из-за поворота почти бесшумно вывернул джип, я еле успел поймать его. Джип ехал в Мбейю — впрочем, больше некуда ему было ехать.
Дорога шла по горам, потихоньку забираясь всё выше. Джип наполнялся местными автостопщиками. Наконец выехали на перевал — успел прочитать табличку "Высшая точка магистральных автодорог Танзании. 2700 м". С перевала была видна Мбейя, огромный город в долине. Спускались с перевала примерно час по горному серпантину, и наконец я оказался в городе.
Как и вчера, — город предстал предо мною, весь заваленный бананами. Вдоль всей дороги стояли танзанийские банановые женщины, продававшие сей вкуснейший фрукт всего по 50 шиллингов за гроздь (в Дар-эс-Саламе за такие деньги можно было купить только один банан). Немец, фермер, подвёз меня километров на десять, и я покинул Мбейю, на этот раз окончательно.
Там, где свернул на свою ферму немец, находился очередной банановый базар.
Я вновь запасся этим божественным фруктом и застопил очередного иностранца — это был индус, он провёз меня ещё километров десять. Расставшись с ним, я отправился дальше пешком, доедая оставшиеся бананы, — искать следующий банановый базар.
На обочине стояли пятеро местных мужиков. Как только я поравнялся с ними, один из них повернулся ко мне и произнёс:
— Мой брат! Дай мне 500 шиллингов!
Рассердившись, я бросил в "брата" банановую кожуру и, к своему удивлению, попал. Пока "брат" недоумевал, я поднял с земли большой камень, и в это же мгновение все пятеро "братьев", взрослые мужики, бросились врассыпную и исчезли среди строений неподалёку. Оставшись на трассе, я наблюдал, что они спрятались за этими строениями и, в величайшем страхе, периодически выглядывали оттуда, проверяя, ушёл я или нет. Я же решил никуда не уходить и стоял на обочине минут пять, пока меня не подобрал, как ни странно, очередной индус (в грузовике). Он оказался любопытным и расспрашивал меня о моей сущности.
— Писать книгу об Африке — занятие неполезное, — говорил он, — существует множество путеводителей по всем странам Африки, и для автостопщиков в том числе. В каждом городе описаны все дешёвые гостиницы...
— Ни один автостопщик не будет спать в гостиницах, когда вокруг так много мест для свободного и бесплатного ночлега! — возмущался я. Но индус не понял моего пыла и вскоре высадил меня, так как этот грузовик тоже оказался локальным.
Ещё километров десять я проехал на маршрутке-матату, показав волшебную фразу. Так я оказался в той самой большой деревне, где был дней десять назад, когда мой тогдашний грузовик набирал цемент и после оказался деньгопросом. После цементной деревни машины совсем иссякли, а матату оказывались настолько забитыми, что и впрашиваться в них не хотелось. Приближался вечер, и я уже начал беспокоиться, что не попаду в этот день на границу. В конце концов я втиснулся в какую-то переполненную матату за 500 шиллингов, с интересом отметив для себя, что это я мог догадаться сделать и раньше.
Пограничная деревня Тундума оказалась, как и многие другие пограничные деревни, полна продавцов, менял и предлагателей автобусов и прочих услуг. Отвергнув их предложения, я поставил выездной танзанийский штамп и проник в калитку, соединявшую Танзанию и Замбию. Через эту калитку шныряли туда-сюда менялы, продавцы и рекламные агенты. На этот раз целый шлейф оных последовал за мною в Замбию, надеясь заработать на мне что-нибудь.
На входе в Замбию моё имя внесли в пограничный гроссбух, в котором чуть раньше был уже записан Гриша Лапшин, а вот других россиян не наблюдалось. Поставили штамп, и я оказался на территории Замбии и, по настойчивым просьбам менял, всё же отдал им оставшиеся у меня танзанийские деньги, взамен получив разноцветные замбийские. Эти деньги назывались "Квача", на одной стороне была нарисована сова, на другой — негр, разрывающий цепи колониализма; отличались деньги только номиналом и цветом, а картинки были все одинаковые. За доллар мне предлагали до 3600 квачей, а за вязанку бананов просили 500 квачей, так что деньги сии были недорогими.
Прощай, Танзания! Страна вкусных бананов и проливных дождей, страна весёлых водителей и бдительных полицейских, страна огромных баобабов, сладких ананасов, высоких гор, разномастных церквей, ухабистых дорог, неторопливых слонов и полосатых зебр, страна чайных тётушек и дешёвого Интернета! Спасибо всем, кто подвозил и подкармливал меня в течение этого месяца; спасибо и тем, кто не восхотел меня подвозить, кормить и вписывать на ночлег — благодаря и таким людям эта весёлая страна приобрела для меня такой интересный, неповторимый аромат!
Итак, впервые в своей жизни, со связкой бананов в одной руке и пачкой мелких денег-квачей в другой, я вступил на территорию
ЗАМБИИ.
ЗАМБИЯ
Замбия расположена в центре южной половины Африки и граничит с восемью крупными соседями: с Танзанией, Малави, Мозамбиком, Зимбабве, Ботсваной, Намибией, Анголой и Заиром. Довольно большая по территории страна (752 тыс. кв. км, это в полтора раза больше Франции) населена слабо — менее 10 миллионов человек сейчас проживает здесь.
Ещё в середине XIX века, в те дни, когда между Москвой и Петербургом уже ходили поезда, — слово "Замбия" ещё не существовало, и эта земля была полностью неведома белому человеку. Португальцы, обосновавшись на восточном и на западном берегах юга Африки (в Мозамбике и Анголе), тщетно пытались наладить сообщение между ними и соединить эти земли в единое целое. А англичане в то время начинали осваивать большие территории на севере Африки и на юге её, и тоже старались проникнуть в неведомые районы современной Замбии и создать непрерывную колбасу английских колоний от Кейптауна до Каира.
Жизнь сложилась так, что именно английский исследователь, Давид Ливингстон, оказался первым европейцем, сумевшим пробраться так далеко в глубины Чёрного континента и научно пересечь его. Он посвятил исследованиям более двадцати лет, открыл водопад Виктория (в 1855 году), всякие реки и озёра, а в результате умер на территории нынешней Замбии в 1873 году от малярии, дизентерии и прочих тропических болезней, которые одолевают жителей и посетителей Африки и сейчас.
Спустя несколько десятилетий англичане надёжно обосновались на сией территории, назвав её Северная Родезия (соседняя Южная Родезия не что иное, как современная Зимбабве). В 1964 году страна получила независимость и жила преимущественно за счёт меди, которой здесь водится немало.
Хорошие, ровные автодороги без колдобин здесь успели построить именно тогда, когда цены на медь были высоки. Тогда, в 1960-х, замбийская деньга, квача, стоила дороже одного фунта стерлингов своей бывшей хозяйки, Англии.
В наши дни цены на медь резко упали, а цены на нефть возросли, и экономика Замбии, не имеющей выхода к морю, зависящая от внешнего экспорта-импорта, стала обваливаться. В тот день, когда я въезжал в страну, за один американский доллар здесь давали 3700 квача; через неделю доллар вырос до 4000; а ещё через три недели, когда мы окончательно покидали Замбию, замбийцы были готовы отдать за доллар аж 4500 новеньких, хрустящих квача. Резкий рост доллара провоцировал ещё более резкий рост цен; так, например, литр бензина стоил здесь больше доллара.
Итак, я вышел на очень ровную и гладкую, но увы, пустынную дорогу, ведущую от границы Замбии до её столицы, Лусаки. Добраться на завтрашнюю встречу, в 10.00 на главпочтамте Лусаки, я и не мечтал — до места встречи оставалось более 1000 километров, а уже вечерело, и машин не было видно. С такими ценами на бензин не особо покатаешься. Я, по своему обыкновению, побрёл пешком, но мне повезло: современная скороходная легковушка с затемнёнными стёклами зашуршала и остановилась возле меня. Внутри уже ехало трое людей тёмно-арабской (но не негритянской) внешности.
— Садись, подвезём! — произнесли они по-английски. — Ты, наверное, путешественник? хочешь посмотреть всю Африку... кроме Сомали?
— Сомали тоже — когда обстановка там наладится, мне и там хотелось бы побывать[1][2]. Те сомалийцы, которых я встречал, были хорошими людьми, — отвечал я. — А вы из Замбии?
— Сейчас в Замбии, в городе Ндола, а вообще-то мы из Сомали, — отвечали жители машины.
Мы понеслись. Дорога оказалась очень ровная, гдадкая, ни бугорка, почти не было и встречных машин. Я постеснялся спрашивать, куда едет сия машина, радуясь, что приеду хоть куда-то. К моему великому удивлению, всего за семь часов, с пяти вечера до полуночи, мы преодолели восемьсот километров — почти от самой границы до посёлка Капири-Мпоши. Всю дорогу сомалийцы весело разговаривали, подкармливали меня, расспрашивали о жизни в России и говорили, что и у нас, в России, тоже много сомалийцев; они сейчас живут во всех странах мира и ждут, когда прекратится гражданская война у них на родине.
В городке Капири-Мпоши, на дорожном посту, сомалийцы высадили меня, так как сворачивали в сторону, в Ндолу, город медных рудников. Поскольку машин ночью не наблюдалось, я поставил палатку прямо на посту. В соседней Танзании мне бы не дали спать, но здесь полицейские оказались удивительно спокойными и на появление палатки на своём посту практически не обратили внимания.
27-29 ноября в Лусаке
Благодаря вчерашним сомалийцам у меня был шанс добраться к 10.00 утра на главпочтамт, на объявленую заранее стрелку. Кто мог подумать, что за вчерашний вечер, когда я уже думал лечь спать, — мне удастся проехать восемьсот километров? До столицы оставалось всего двести километров прекрасной утренней дороги.
Легковушки проезжали одна за одной, за рулём сидели почти поголовно белые мистеры, но почему-то они не хотели меня подбирать и проезжали мимо с умным лицом. Проехало машин тридцать (неслыханное дело! в Танзании десять раз бы уехал!), прежде чем очередная машина с двумя белыми человеками проехала опять мимо, затормозила, развернулась, подъехала и подобрала меня. Благодаря такому стечению событий я был на главпочтамте в 10.10 утра, в тот самый момент, когда прибыл туда и Грил. Остальные участники поездки не были явлены; опять пунктуальный Грил приехал в Замбию первый и всё уже узнал, я — второй, а прочие подъедут позже.
Как и в Дар-эс-Саламе, Грил уже успел разведать, какие есть в столице Замбии наши соотечественники. Российский культурный центр здесь тоже имелся, но был очень маленьким, по сути дела, одна только библиотека на втором этаже и "Русское кафе" на первом, причём в этом "Русском кафе" ничего и никого русского не было, это была такая же метафора, как у нас в магазинах "Масло вологодское (made in Finland)". Итак, РКЦ в Замбии не мог вписывать вольных путешественников за отсутствием места, зато оттуда можно было совершать телефонные звонки, потому как городских телефонов в Лусаке было мало и каждый звонок стоил очень дорого.
Помимо директора РКЦ, в городе были и другие русские. В посольство мы с ночлегом не напрашивались, чтобы не портить отношения с посольщиками нашей множественностью (нас ведь только пусти, потом не выкуришь!). Была здесь и некая Уральская золото-алмазная компания, но с её представителями мы пока не познакомились. А самым известным русским в Лусаке был коммерсант г-н Жуков, который жил в районе Калинду. Хотя самого хозяина дома не было, а были только его гости, слуги и жена, мы направились туда с целью постирать бельё в стиральной машине.
Пока мы стопим машины в отдалённый район Калинду, скажу килобайт слов о Лусаке. Город сильно отличается от Дар-эс-Салама и других городов. Деловой центр весьма компактный: всего три улицы, идущих параллельно друг другу. Главная улица-бульвар — Cairo Road, на ней расположены основные небоскрёбы, магазины, богатые фирмы и банки. Самый главный двадцатиэтажный небоскрёб недавно сгорел и глядел во все стороны пустыми чёрными дырами окон. Параллельно этой парадной улице высоких домов шли две "оптовых" улицы, там находились лавки, где продавали всё, от сахара до полиэтиленовых пакетов, оптом и недорого (на главной улице всё то же было в розницу и дорого). Среди этих оптовых лавок находился и
Российский культурный центр. В разные стороны из центра расходились и иные улицы, застроенные аккуратными, утопающими в зелени особняками белых мистеров, которые здесь жили, огороженные от мира колючей проволокой, под опекой сторожей, садовников, кухарок и прочих слуг: у всех белых мистеров были чёрные слуги. Непрерывно эти слуги занимались всякой неэффективной работой: например, выкашивали траву вокруг особняков своих хозяев особым ножом (газонокосилок они не имели). По верху каждого забора шли электрические и колючие проволоки, в цемент забора были натыканы битые стёкла и всё такое, чтобы не залезли воры.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |