— А вон там наш Бог, — сказала толстая девочка, указывая на возвышение в храме, где под всякими святыми покрывалами лежала священная книга сикхов — Грантх Сахиб.
— Думаю, не Бог, а книга Бога, — предположил я.
— Ну да, книга Бога, — поправилась девочка. Для священной книги имелась специальная спальня, где книга "спала" по ночам в маленькой детской кроватке.
— Интересно, как спит книга! А людям у вас тоже можно спать? — поинтересовался я. Старый сикх отвечал, что можно. В 19.00 в храме должно было происходить вечернее моление и ужин, и мы подумали, что в это время мы и придём ещё раз, если других мест для ночлега не образуется. А пока поблагодарили сикхов, сказали, что мы, возможно, ещё придём, и продолжили изучение наших христианских собратьев.
Наконец, уже ближе к вечеру, нам удалось пристроиться во двор маленькой христианской церкви. В маленьких зданиях чаще можно встретить живое, человеческое отношение. Объяснили, что мы путешественники, что нам надо поставить палатку и переночевать одну ночь. Священник согласился и даже перед своим уходом написал записку на суахили — для сторожа. Во дворе церкви был кран с неограниченным количеством воды, мы мылись и стирались, а Андрею удалось, сходив куда-то с котелком, приготовить чай. Поставили палатку и уснули с комфортом под звёздами на церковном дворе в центре Дар-эс-Салама.
1 ноября, среда. Улитка. Грил. РКЦ
Утром к месту нашего ночлега приползла улитка величиной не меньше ладони. Такого размера бывают черепахи, но никак не улитки. Я посадил пришелицу на кирпич и фотографировал её во всех возможных ракурсах. Ни до, ни после этого мне такие экземпляры не попадались.
В 10.00 утра на главпочтамте Дар-эс-Салама мы ожидали встретить наших коллег-автостопщиков. Однако, мы обнаружили одного только Гришу Лапшина — никто более не появился. У нас заранее было предусмотрено, что если 1-го ноября встреча будет неполной, то полная встреча откладывается на понедельник 6 ноября.
Грил рассказал следующее. От Аддис-Абебы до танзанийского города Моши он ехал в паре с Кириллом Степановым. В страшный город Найроби они не заглянули, опасаясь грабителей, проехали мимо по объездной. В Мошах они познакомились с директором фирмы "Кигуса Трэвэл", организующим восхождения богатых туристов на Килиманджаро. Лапшин сказался веб-мастером и сильно обрадовал того директора, который давно уже мечтал создать сайт в Интернете о своей восходительной фирме. Он отвёз автостопщиков к себе домой, кормил-поил, только что на Гору не водил, так как удовольствие это дорогое: себестоимость каждого человеко-восхождения составляет почти 300 долларов (это только государственные сборы, за вход в национальный парк и т.п.) — не считая оплаты услуг самой фирмы. В общем, пока Кирилл со своим безразмерным желудком объедал сего директора турфирмы, Грил поехал в Дар-эс-Салам, чтобы здесь в Интернет-кафе засканировать фотографии для этого обещанного Килиманджарского сайта.
В Дар-эс-Саламе Грила подвезли прямо ко вратам Российского культурного центра. Директор оного пригласил Грила остановиться у него. Сейчас Грил был готов отвести нас туда, на улицу Морских Видов (Sea Wiew Road), познакомить с директором и вписать нас. Мы пошли.
Единственным россиянином в Российском культурном центре был Рифат Кадырович, его директор. Его культурный центр, находящийся в непосредственной близости океана, напоминал буржуйский особняк, и никаких надписей на нём не было. Только внутри, на входе, о принадлежности здания напоминала большая настенная фотография Кремля и российский флаг.
Культурный центр в Танзании оказался весьма многофункциональным домом. В некоторых комнатах его возникали иностранцы; проходили выставки картин и занятия каратэ; по пятницам вечером здесь собирался "Русский клуб" — соотечественники, живущие в Дар-эс-Саламе. По ночам цивильные люди здесь играли свадьбы, шумела музыка; имелась сауна и стиральная машина; проходили курсы английского языка; в библиотеке водились советские книги; в общем, много всего интересного оказалось вокруг. Аккуратные слуги-негры готовили ежедневную пищу — рис с мясом, которым угощали и нас.
Получилось так, что заселившись в РКЦ 1 ноября, автостопщики так и залипли у гостеприимного Рифата Кадыровича. Некоторые из нас то приезжали, то уезжали, но целый месяц ноябрь Российский культурный центр в Танзании превратился в базу российских автостопщиков. Спасибо!
2-8 ноября в Дар-эс-Саламе
Последующие дни мы прожили в Дар-эс-Саламе, в Культурном центре, постепенно там накапливаясь. Попутно изучали город и обживались в нём.
Дар-эс-Салам оказался самым интернетизированным городом Восточной Африки. На каждой улице, на каждом углу, были Интернет-кафе, в которых просиживали часы молодые образованные танзанийцы. Стоимость интернет-часа составляла 1000, а порой и 500 шиллингов (18 рублей). В некоторых кафе были также принтеры, сканеры и другая техника, и Грил успешно засканировал фотографии для килиманджарского сайта.
Самая распространённая еда в Дар-эс-Саламе называлась чипсы, и представляла собой обычную жареную картошку, иногда даже с солёной капустой, чисто русское кушанье. Ещё здесь был рис, чай и фасоль, а также жареные белые корешки, по вкусу похожие на картошку, а по форме — на морковь. А вот бананы в городе были дорогие, один банан стоил 50 шиллингов — почти московская цена.
В городе было поразительно мало нищих (все они перебрались в столичную деревню Додома, надеясь, что именно в столице их ждут основные заработки). Немало встречалось белых мистеров, особенно когда мы ездили автостопом по городу, они нас часто подвозили: американцы, англичане, немцы, австралийцы, канадцы, китайцы, французы, индусы, арабы и прочие иностранцы, работавшие в этом городе.
Мы разыскали несколько интересующих нас посольств. Недалеко от РКЦ, практически на одной улице, стояли посольства Ливии, Японии, Руанды, Нигерии, России, Франции и других стран, а также Иранский культурный центр. Посольство Малави оказалось на самом северном конце этой дипломатической улицы и было готово выдать транзитную визу за 50 долларов, туристскую за 70, полугодовую за 110; при этом для русских её выдавали не сразу, а после долгого (2-3-недельного) процесса посылания наших анкет в Малави и в случае получения оттуда положительного разрешения. Мы огорчились: ведь в Аддис-Абебе виза стоила всего $15 и выдавалась тут же!
А вот виза Замбии стоила здесь, как и повсюду, 25 долларов, и мы пока втроём (Гриша, я и Андрей) сделали её. В посольстве долго смущались тем, что на паспортах некоторых из нас было до сих пор написано "СССР", и мы с трудом убедили посольщиков, что в нашей стране до сих пор распространены такие паспорта.
Четвёртого ноября Рифат Кадырович опытным взглядом моментально диагностировал малярию, начавшуюся у Андрея Мамонова. В соседней клинике сделали анализ крови — и он подтвердил диагноз эксперта.
В той же клинике нам продали множество таблеток, которые и должен был пить А.Мамонов в огромном количестве вплоть до полного выздоровления.
Гриша Лапшин, наконец засканировав нужные ему фотографии, уехал в Моши завершать изготовление Интернет-сайта для фирмы Кигуса Трэвел. Довольно быстро он успел съездить и всё сделать, и через несколько дней вместе с Кириллом прибыл обратно в РКЦ.
Шестого ноября, в понедельник, в городе появились С.Лекай с О.Сеновым. Они обрели ночлег и долговременное пристанище в сикхском храме, а мусульмане здесь, как выразился С.Лекай, оказались "подставные". По Интернету узнали новости от Фатеевых (Игорь с Дашей направлялись из Марокко в Мавританию), а также от Шаралева с Костенко (вчера они прислали E-mail из Найроби, но завтра обещали явиться в Дар-эс-Саламе).
Седьмого ноября, в светлый праздник 83-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции, у нас произошёл не меньший праздник — явление В.Шарлаева и О.Костенко. После расставания в России я впервые видел их.
Тем самым в Дар-эс-Саламе, в первый и последний раз на нашем пути, собрались все восемь автостопщиков, находящихся на сиём маршруте: москвичи Олег Костенко, Антон Кротов, Сергей Лекай и Кирилл Степанов, жители Подмосковья Олег Сенов и Гриша Лапшин (Грил), петербуржец Владимир Шарлаев и житель Воронежа Андрей Мамонов.
Олег Костенко был самым высоким участником экспедиции (196 см), имел самый тяжёлый рюкзак (около 30 кг) и дольше всех мог собирать его. В рюкзаке его хранились бесчисленные бумаги, буклеты, журналы и другая макулатура, а также более пяти фотоаппаратов! Олег был единственным человеком, владеюшим французским языком. В свои 26 лет являлся сейчас самым древним из нас, на четыре месяца опередив второго по старшинству С.Лекая. Костенко уже третий раз участвовал в поездках АВП; ранее он бывал с нами на Севере: на заброшенной Трансполярной железной дороге и в Нарьян-Маре.
Лекай же был единственным женатым человеком, и более того — он уже имел потомство (1 экз.). Также С.Лекай был самым оптимистичным и весёлым из нас, и ни одна из ситуаций в пути не могла его огорчить. Он имел большой туристский опыт, и автостопный тоже: он ранее посетил далёкий Китай и Тибет и множество других интересных мест.
Самым младшим был у нас Кирилл Степанов (19 лет ему исполнилось уже в дороге, в Сирии). Он был и самым прожорливым. В Дар-эс-Саламе он наладился питаться двояко: в РКЦ и в храме сикхов, где всех желающих тоже кормили... Несмотря на то, что Кирилл оказался в дальнем путешествии первый раз, его мудрость и самоходные свойства росли с каждым месяцем.
Житель Воронежа Андрей Мамонов был среди нас единственным курильщиком и единственным человеком, не имеющим фотоаппарата. Ныне к его недостаткам прибавилась и малярийная болезнь, от которой, к счастью, он вскоре излечился. Недавно я прокатался с Андреем две недели и остался доволен — всё же он был человек весёлый и с лёгким характером, не создающий проблем себе и другим и имеющий неограниченное количество свободного времени.
Двое, А.Мамонов и Грил, на старте не владели никакими языками, кроме русского, и только в пути некоторые иностранные слова запали им в память; почему-то больше всего им обоим запомнилось арабское слово "Мумкен" (можно). Зато у Грила были невостребованные свойства лидера; он всё время пытался руководить окружающей действительностью, но, когда мы его не слушались, словно и не замечал того.
Вовка Шарлаев уже третий раз участвовал в экспедициях АВП (ранее он ездил с нами в Индию и Судан). В.Шарлаев был самым фотографическим маньяком, снимая на свой модный "Pentax" всё подряд; за время экспедиции он отснял около семидесяти плёнок. Также В.Шарлаев являлся и автостопным маньяком, за всю дорогу от Питера до Кейптауна ни разу не воспользовавшись рейсовым пассажирским транспортом. Все эти месяцы он педантично вёл хронику движения, записывая время и место посадки и высадки в каждое попутное транспортное средство.
Олег Сенов явился единственным в мире человеком, который сумел провезти автостопом из Москвы (через Судан, Эфоипию и всю Африку) свою гитару, которая была у него впоследствии похищена в далёкой стране ЮАР. Олег Сенов был известен нам прежде, ибо ездил с нами в Таджикистан в 1999 году, а незадолго перед стартом торговал автостопной литературой на Грушнском фестивале.
Восьмого ноября мы все вместе направились в это посольство ЮАР, той самой страны, где Сенову было суждено в следующем году расстаться с гитарой, а Шарлаеву — с иными предметами. По дороге в посольство четверо из нас (Костенко, Шарлаев, Грил и я) умудрились заблудиться, потому как кореец, подвозивший нас, сперва поехал на загородный рынок купить мясо, а потом обнаружил полное незнание того, где находится искомое посольство. В результате мы опоздали на 45 минут, но остальные, ожидавшие нас в посольстве, отнеслись с пониманием.
Сотрудники посольства ЮАР, отделённые от нас пуленепробиваемым стеклом, хотели бы получить от нас приглашение, фотографии, авиабилеты, подтверждение оплаты гостиниц и по 50 долларов с носа за подачу анкет. Встретиться с консулом мы не могли, так как нам говорили, что госпожа консул очень занята. Мы долго обсуждали что-то, спорили с жителями консульского отдела, и уже под самый конец приёма, сдали:
1) Восемь заполненных анкет и шестадцать фотографий (по две с каждого);
2) Длинное умное письмо, объясняющее нашу сущность: мы, мол, не можем представить авиабилеты, так как поедем на местном наземном транспорте, въедем в ЮАР из Мозамбика, а выедем оттуда в Намибию;
3) Справки АВП о том, что мы являемся участниками величайшей экспедиции;
4) Приглашение от Нельсона Манделы. Перед посещением посольства всегда оптимистичный С.Лекай вырезал из какого-то рекламного буклета портрет сего первого чёрного президента свободной ЮАР, с текстом примерно такого содержания: "я, Нельсон Мандела, приглашаю вас в нашу счастливую страну ЮАР, где вы найдёте всё: горы, реки, леса, море, всякую всячину! Приезжайте, жду вас в нашей стране ЮАР!" Интересно, что посольщики ЮАР, не оценившие юмора, отксерили это наше "Приглашение" и отправили его по факсу вместе с остальными документами!
5) С нас собрали по 50 долларов, выписали квитанции, забрали паспорта, сказав зайти за паспортами завтра, а за визой — через неделю.
Перед уходом из посольства мы набрали там бесплатных презервативов (специальная коробка была наполнена ими, бери сколько хочешь) и, надувая их, ввосьмером весело направились на нужное нам прибрежное шоссе, чтобы застопить машину и вернуться обратно, в Культурный центр. Каково было наше удивление, когда нам застопился джип, в котором ехал сам Рифат Кадырович, директор Культурного центра!
— Вас уже так много? — удивился он, пытаясь сосчитать нашу весёлую толпу. Всё же он нас не взял (вместимость джипа не позволяла), и мы уехали на следующем, более толстом джипе, водитель которого оказался, на удивление, русскоговорящим.
* * *
В ожидании визы ЮАР мы решили расползтись из города в разные стороны. Четверо самых отважных товарищей, Лекай, Сенов, Шарлаев и Костенко, решили залезть на высочайшую гору Африки, Килиманджаро, не покупая при этом билета и не пользуясь услугами всяческих гидов. Интересно, что даже известный путешественник Ф.Конюхов, желавший взойти "в одиночку" на все вершины мира, не смог избавиться от этих гидов, поваров, переводчиков и носильщиков, насильно предоставляемых всем восходителям администрацией национального парка. Люди, совершившие вольное восхождение без гидов, никогда нам не встречались. Итак, четверо мудрецов собрались покорить Килиманджаро. Это должно было занять около недели.
Я решил отправиться в длинное одиночное путешествие по стране, сперва в южные провинции, потом в западные, поглядеть на озеро Танганьика и вернуться обратно в Дар-эс-Салам на поезде по той самой железной дороге длиной в 1250 км, что была построена немцами ещё в начале ХХ века. Всё это путешествие тоже должно было занять неделю или чуть больше, в зависимости от состояния дорог. На Танзанию надвигался сезон дождей, и было неясно, в каком состоянии сейчас грунтовые танзанийские дороги.
Кирилл, Грил и Андрей тоже планировали осуществить разные путешествия по стране. Мы договорились собраться вместе в этом городе 20 ноября, в понедельник, и пойти за визой ЮАР.
9 ноября, четверг. Мой уезд из Дар-эс-Салама
Проснувшись утром, мы вдвоём (Костенко и я) направились в посольство ЮАР забрать на неделю наши паспорта. На этот раз очень быстро нашли посольство; в ту сторону нас подвёз австралиец, обратно — канадец. В Дар-эс-Саламе вообще немало белых людей со всех стран мира, которые занимаются здесь всяческим бизнесом. В посольстве мы забрали пачку неиспачканных никакими штампами паспортов и вернулись в РКЦ.
Я отделяюсь. Наконец, после трёх с половиной месяцев совместной с кем-то езды, я направляюсь, хотя и в относительно небольшой (на десять дней), но самостоятельный путь. С большим удивлением, вспоминая разные массовые путешествия, обнаружил, что никогда десять дней не ездил один! В прошлом году, расставшись с Андреем Петровым в Аммане (Иордания), проехал до Москвы за неделю, и это был, вероятно, мой максимальный одиночный путь вне России. Вот такое неожиданное наблюдение! Хотя начинал свою путешественническую жизнь в одиночку и именно один ездил по России в 1991-93 гг.
На прощание поели чипсов, и я покинул своих сотоварищей.
Проходя мимо почтамта, я опять зашёл туда в поисках письма от своих родителей и наконец получил его. Дело в том, что всю предыдущую неделю я появлялся на почте и спрашивал своё письмо, но его не было; при том, что письмо О.Сенову, отправленное позже, пришло раньше.
— Ну что, вы теперь счастливы? — спросила меня почтамтская тётушка, у которой я уже несколько раз требовал своё письмо.
— Да, конечно, — отвечал я.
— Тогда с вас 200 шиллингов за почтовые услуги!
В Танзании, как и в некоторых других странах Африки, плата взимается не только с отправителя, но и с получателя письма, если таковое пришло ему в отдел "до востребования".
Получив послание, я отправился в Интернет, чтобы написать ответное письмо родителям, а также и другим людям.
В результате, когда я стал выбираться из города, уже сильно перевалило за полдень, и было довольно жарко. Мой путь лежал на юг, в сторону города Килва, а улица, ведущая туда, называлась Килва роад. Долго выбирался на конец города; на трассе была здоровенная пробка из машин и матату, так что, наверное, идти было настолько же быстро, как и ехать. Рюкзак был непривычно лёгким — ещё бы, ведь почти половину тяжёлых вещей я оставил на хранение в РКЦ! Так что было приятно идти. Наконец, когда город уже перешёл в длинный базарный пригород и трассовая пробка рассосалась, меня подобрали — сперва военный грузовичок, а затем джип с фермером и его двумя братьями. Все они были в мусульманских шапочках и привезли меня на свою ферму, находящуюся километрах в пятнадцати к югу от города.
Ферма представляла собой плантации вкусных растений. Ананасы (впервые увидел, как они растут: как капуста, торчат на грядках!), кокосы, манго, папайя и какие-то непонятные фрукты величиной с арбуз, пупырчатые и жёсткие на ощупь (эти фрукты росли на деревьях). Я спросил разрешения и сорвал один ананас, затем залез на манговое дерево и сорвал несколько незрелых манго. Фермеры куда-то ушли и исчезли из моего поля зрения, растворившись в огородах, а я сорвал ещё один большой непонятный фрукт с дерева.
Двое рабочих неподалёку расталкивали застрявший трактор. Я присоединился к ним.
— Это что, тоже съедобно? — спросил я у одного из них.
— Конечно! — отвечали они, удивляясь на меня, как на дикого туземца (сперва сорвал ананас, потом набрал незрелых манго и папайя, да и этот фрукт, и ещё и не знает, что с ними делать!)
Я покинул ферму и вернулся на трассу, отвергнув предложения о ночлеге.
Зелёный странный фрукт пришлось выбросить — ничего съедобного в нём не было видно, а более подробно спрашивать, как его есть, я постеснялся (совсем примут за дикаря!). Только вылез на трассу — застопился грузовичок до самой Килвы!
Водитель взял меня в кабину (несмотря на то, что основная куча пассажиров находилась в кузове), и мы поехали на юг в наступающих сумерках, замечая уже не глазами, а телом, что дорога превратилась из асфальтовой в грунтовую.
* * *
Я люблю каждую страну, но каждую — своей особой любовью. Сегодня я опять почувствовал себя принадлежащим к огромной, всемирной семье людей.
Учёные предполагают, что именно здесь, в Танзании, с её тёплым и вкусным климатом, впервые зародился человек. По крайней мере здесь обнаружили остатки совсем доисторического человека. Древним людям здесь так понравилось, что они выжили и расплодились впоследствии по всему земному шару.
В закате и в наступившей быстро темноте, навстречу нашему грузовику попадались разные люди, целые толпы людей. Велосипедисты, водоносы, женщины с корзинами на головах... И ведь спокойные какие эти танзанийцы! В Эфиопии бы заю-юкали сразу, увидев идущего или даже проезжающего мимо белого мистера.
В деревнях лежали большие груды зелёного фрукта, типа недавно выброшеного мною. Я не утерпел и спросил у водителя метод употребления этого фрукта.
Водитель остановился, приобрёл фрукт, и мы поехали далее, разъедая его.
Всё оказалось просто — фрукт надлежало сначала разрезать на четыре или более частей; внутри, под толстой, твёрдой шкуркой находилась сочная мякоть, что-то среднее между апельсиновой и ананасной. В этой мякоти содержались большие, сантиметра в полтора, толстые косточки.
Ощущая грунтовую, неторопливую дорогу, я думал, что до Килве мы будем ехать целую ночь. Но оказалось иначе — мы достигли некоторой деревни, где грузовик остановился на ночлег. Мне объяснили, что в этой деревне протекает река Руфиджи, через которую нет моста, а паром работает только в светлое время суток.
Вокруг скопилось ещё с десяток машин, а на противоположном берегу, казалось, и более. Я вылез. Деревня сия, окружавшая нас, при ближайшем рассмотрении оказалась торговым базаром, предоставлявшим в ночное время питательные услуги водителям, застрявшим у реки. Многочисленные лавки были освещаемы масляными коптилками и, изредка, светом фар новоподъезжающих машин. Водитель и его друзья, ехавшие в кабине, позвали меня на ужин и плотно накормили рисом с курицей, именуемой в Танзании "куку".
Собираясь ночевать, я поставил свою палатку прямо у торгового навеса на главной и единственной улице этой деревни. Всю ночь люди ходили мимо меня, разговаривали и шумели, но это не мешало мне спать.
10 ноября 2001, пятница. Дорога на Линди
Утром, как только солнце озарило окрестности, я собрал свою палатку, но паром и водители ещё не проснулись. Только в семь утра началось медленное движение грузовиков, которые, как бы потягиваясь после ночного сна, подползали к перевозу. Водитель дал мне монетку в 100 шиллингов:
— Закон этого парома такой, что в машине может ехать только один водитель. Все остальные люди должны заходить на паром пешком, покупая билет за 100 шиллингов. Возьми.
Я так и сделал, и, приобретя билет, переправился на другой берег, где в грузовик подсели и все наши вчерашние пассажиры. Интересно, если бы моей целью был спортивный автостоп, является ли это спортивным или неспортивным поведением? Наверное, наш друг В.Шарлаев избежал бы платного парома и переправился бы через речку заранее на "нерейсовой" лодке-долблёнке, которые сновали по реке в изобилии.
Мы ехали целое утро. Узкая песчаная дорога шла извилисто, а по сторонам её росли манговые деревья, все усыпанные плодами. Опять, как и вчера, вдоль дороги попадались люди, люди, люди, несущие корзины с фруктами, канистры с водой и другие ценные предметы. Наконец, достигли некоего поворота: водитель уходил с трассы налево, в Килву.
Мы тепло попрощались, я приобрёл на перекрёстке несколько бананов и тут же — о чудо! — стоял, поджидая пассажиров, следующий грузовик на юг. Нехорошо, что я с бананами, надо теперь вежливо предупредить о своей безденежности. Подбегаю к водителю с бананом наперевес.
— Здравствуйте! Угощайтесь бананом! Куда вы едете?
— В Мтвару, — отвечал водитель.
— О, как хорошо! — отвечал я. — Довезите меня, пожалуйста, до Линди! Только платить нечем, у меня есть деньги только на бананы! — предупредил я.
Водитель улыбнулся, я залез в кузов и вскоре грузовик тронулся, увозя меня и ещё каких-то женщин, сидящих в кузове на мешках.
* * *
Грузовик оказался очень шустрым. Мы ехали почти без остановок — только если кому-то надо было выйти или, наоборот, садился новый пассажир. В один из таких моментов машину окружили дети, протягивающие нам красивые корзинки, сплетённые из листьев. В каждой корзинке было килограмма полтора небольших спелых манго.
— Миа, миа, миа, миа! — кричали они наперебой, пытаясь продать сии комплекты всего лишь за миа (100) шиллингов. Но желающих не находилось.
— Хамсини, — проворчала толстая тётка, сидящая рядом со мной. И, о чудо, цена сразу упала до хамсини (50) шиллингов. Пассажиры обзавелись сими небывало дешёвыми фруктами и в пути угощали меня ими.
"Вот так оно и начинается, — думал я, вспоминая улетевших из Аддис-Абебы товарищей, — немытыми руками немытые манго, а потом..."
Местность была заселена. То и дело попадались деревни и целые посёлки, причём в каждом населённом пункте была церковь, а чаще несколько.
Большие, капитальные церкви выглядели довольно запущено. Я предположил, что в далёкие 1950-60-70-е годы деятели Ватикана собрали некую большую сумму на просветительскую и миссионерскую работу в странах Африки, и на всю эту сумму понастроили шикарных каменных и бетонных церквей. Но дальше дело хистианизации не пошло, церкви сии не пользуются спросом. Мечетей здесь значительно меньше, и не такие роскошные, но видно, что все они посещаются, все "в работе".
В Африке, как и везде, личный пример одного человека — миссионера, энтузиаста, просветителя, — даёт гораздо больше, чем миллионы долларов, потраченных на строительство церковных (или, например, больничных, школьных...) зданий. Один человек, искренне желающий помочь людям, как, например, Альберт Швейцер, сделает больше, чем миллионы безадресной и молчаливой гуманитарной денежной помощи.
Все религии были основаны именно одиночными людьми, не имеющими ни богатых спонсоров, ни покровительства государства, порой даже крыши над головой. И Моисей, и Христос, и Мухаммед, — все они были гонимы в своё время, были, можно сказать, беженцами, и начинали свою деятельность словом, а не строительством помпезных храмов и дворцов. Святость редко живёт во дворцах.
Наступил вечер. Трасса на юг вела вдоль моря. Слева над морем поднялась полная луна и отразилась в гладких чёрных водах Индийского океана. Так ехали долгое время. Наконец, вдруг, на повороте — вдали мигнули и показались тысячи огней (в большинстве, как оказалось, керосиновых) — вот он, там, город Линди!
Когда начался асфальт и город и грузовик остановился, я покинул его. Попрощался с водителем и отправился лицезреть ближайшую церковь, одну из нескольких монументальных церквей, что украшали сей город. Две англоговорящие танзанийки вызвались выкликать сторожа, и мы подошли к вратам.
Церковный сторож, которого тётки звали "аскер" (это означало "солдат", а вовсе не специалист по попрошайничеству), лысый, грустный, с маленькой головой, в которой не содержалось ни одного английского слова, но почему-то в длинном, почти до земли, фраке, вышел ко вратам. Лунный ветер дул с моря, и чёрный фрак сторожа развевался, делая сторожа похожим на грустного ангела тьмы.
Сторож впустил меня во двор и позвал священника (строгого англоговорящего мужчину лет сорока). По непонятным уже мне причинам тот не захотел вписывать меня на территории церкви, поручив сторожу отвести меня в иное место, где мне будет, якобы, предоставлен ночлег. Грустный сторож молча повёл меня через весь город, что мне не понравилось, и привёл меня в какой-то хотель, что мне понравилось ещё меньше. Посовещавшись с дирекцией хотеля, сторож вышел ко мне с ещё более грустным лицом и развёл руками. Я понял, что затея по вписыванию меня провалилась, и, не найдя никого англоговорящего, пошёл искать другие церкви.
Следующая церковь оказалась закрытой, и никого, ни сторожа, ни священника, найти мне не удалось. Третья церковь оказалась лютеранской, и там оказался целый гостевой дом. Я решил начать издалека и попросил воды, чтобы помыть ананас, который уже второй день ехал в моём рюкзаке (съесть его было негде, да и ножик я забыл в Дар-эс-Саламе, и даже почистить его нечем было). В гостевом лютеранском доме оказалась кухня, я помыл ананас, порезал его и даже пытался предлагать его присутствующим, но те отказывались, а доесть ананас в одиночку я не мог. Ночлег же и здесь оказался невозможен, ибо, якобы, самый главный начальник гостевого дома отсутствовал, а именно он-то всё и решал. Оставив лютеранам пол-ананаса, я отправился дальше, и при свете поднявшейся луны обнаружил огромный католический собор, возвышавшийся над южной частью города.
Я поднялся к нему. Уже не стал искать сторожей и начальников, и, на огромной паперти этого собора, под здоровенным противодождевым козырьком, тихо поставил свою палатку. Луна освещала бесконечную чёрную гладь моря, прибрежные пальмы и крыши приморского городка Линди. Я тихо лёг спать, радуясь отсутствию сторожей, священников и прочих лиц.
11 ноября, суббота. От Линди до Тундуру
Ночью шёл сильный дождь, но место для ночлега было идеальным. Никто и ничто меня не беспокоило до шести утра. В шесть утра раздался колокольный звон, утренний богослужитель пошёл отпирать врата храма и, увидев палатку, задумался, что это за явление. Внутри церкви оказалось гулкое запустение, ряды деревянных стульев были свалены, как хлам, в огромную кучу друг на друга. В конструкциях храма наутро я заметил трещины, а в них — зарождающуюся траву. Прихожан пока не наблюдалось, я собрал рюкзак и спустился вниз, изыскивая дорогу на запад, в сторону посёлка Тундуру.
В придорожных харчевнях продавали дешёвый фуль; блестела почти неподвижная поверхность океана; корни прибрежных деревьев торчали из земли, как ноги; начинался неторопливый дождь. Дожди здесь бывают разные. Бывает спокойно моросит себе, и никаких проблем. А бывает...
Я сидел в некоторой деревне в придорожной харчевне, покрытой железной крышей. На улице рядком стояли разнаряженные танзанийские тётушки с вёдрами, полными хлебных вкусностей. Ничто не предвещало изменения погоды. Как вдруг я слышу нарастающий крик: "а-а-а-АА-ААА!!" и сопровождающий крики грохот. Это в один миг на Танзанию обрушился тропический ливень! Как молотком, заколотил по железной крыше харчевни; водяная пыль висит в воздухе; хлебные тётушки, пряча хлеб под свои огромные юбки, намокающие в тот же миг, разбегаются под навесы. Вот уже текут потоки по дороге, ничего не видно, проходит пять минут — резкое прояснение, дождь как будто выключили, засияло солнце, опять тепло, и опять хлебные тётушки выползают на свои привычные торговые места.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |